Научная статья на тему 'Гимнографическая традиция в повести И. С. Шмелева «Неупиваемая Чаша»'

Гимнографическая традиция в повести И. С. Шмелева «Неупиваемая Чаша» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
335
72
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ГИМНОГРАФИЯ / ПАСХАЛЬНЫЙ КАНОН / ИРМОС / АКАФИСТ / ЦИТАТА / МЕТАТЕКСТ / HYMNOGRAPHY / EASTER CANON / HEIRMOS / AKATHIST / QUOTE / METATEXT

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Соболев Николай Иванович

В статье исследуется вопрос о влиянии гимнографиче ской традиции на творчество И. С. Шмелева на материале повести «Не упиваемая Чаша». В работе проанализирован гимнографический пласт повести, выявлены специфические особенности адаптации богослу жебной поэзии в ткань художественного произведения, определена функциональность богослужебных текстов в идейно-тематической и образно-мотивной структуре художественного произведения. Сопо ставительный анализ показывает, что встречающиеся в повести поэти ческие определения повторяют богословские терминологические мета форы, характерные для гимнографии. Наряду с этим план содержания повести «Неупиваемая Чаша», благодаря семантическому параллелиз му с акафистной и, шире, гимнографической традицией образует хри стианско-догматический метатекст, который можно назвать Бытием во Христе. Этот метатекст позволяет читателю интуитивно распознать в произведении Шмелева творение, по духу и языку родственное тек стам христианской поэтической и учительной традиции.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

HYMNOGRAPHIC TRADITION IN IVAN SHMELEV''S SHORT NOVEL THE INEXHAUSTIBLE CUP

The paper examines the influence of the Orthodox hymnography on Ivan Shmelev's works, using his short novel The Inexhaustible Cup as an example. The author analyzes the hymnographic level of the novel; identifies specific features of adapting liturgical poetry into the literary (fiction) text; defines the functionality of liturgical texts in the ideological and thematic, as well as imaginative and motif structure of a literary work. Comparative analysis shows that novel's poetic attributes are similar to theological terminology metaphors typical for hymnography. Moreover, the plane of content in The Inexhaustible Cup, due to the semantic parallelism with Akathist and, more broadly, hymnographic tradition, forms the Christian dogmatic metatext, which can be called «Being in Christ». This enables the reader to intuitively identify Shmelev's novel as a piece of writing, related to poetic and didactic Christian texts in its spirit and language.

Текст научной работы на тему «Гимнографическая традиция в повести И. С. Шмелева «Неупиваемая Чаша»»

Николай Иванович Соболев

ст. преподаватель кафедры русской литературы и журналистики, Петрозаводский государственный университет (Петрозаводск, пр. Ленина, 33, Российская Федерация.

sobnick@yandex.ru

ГИМНОГРАФИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В ПОВЕСТИ И. С. ШМЕЛЕВА «НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША»

Аннотация: В статье исследуется вопрос о влиянии гимнографиче-ской традиции на творчество И. С. Шмелева на материале повести «Не-упиваемая Чаша». В работе проанализирован гимнографический пласт повести, выявлены специфические особенности адаптации богослужебной поэзии в ткань художественного произведения, определена функциональность богослужебных текстов в идейно-тематической и образно-мотивной структуре художественного произведения. Сопоставительный анализ показывает, что встречающиеся в повести поэтические определения повторяют богословские терминологические метафоры, характерные для гимнографии. Наряду с этим план содержания повести «Неупиваемая Чаша», благодаря семантическому параллелизму с акафистной и, шире, гимнографической традицией образует хри-стианско-догматический метатекст, который можно назвать Бытием во Христе. Этот метатекст позволяет читателю интуитивно распознать в произведении Шмелева творение, по духу и языку родственное текстам христианской поэтической и учительной традиции.

Ключевые слова: гимнография, пасхальный канон, ирмос, акафист, цитата, метатекст.

И А. Ильин в своем выдающемся сочинении «О тьме • и просветлении» следующим образом охарактеризовал одну из особенностей идиостиля Шмелева: «Проза Шмелева выкована как стихотворение; она легка и естественна и в то же время обоснована и необходима. Это — проза; но это и поэзия. Шмелев поэт уже по самому языку своему» [3, 354], «при чтении вслух оказывается, что текст Шмелева полон сокровенного пения: то лирического, то эпического, то трагического» [3, 355]. В этой характеристике слова сокровенное пение наиболее точно определяют эстетический и этический эффект, оказываемый произведениями писателя. Сокровенный значит «скрытый, сакральный», в сочетании со словом пение дает речевую метафору

которую можно понять как «духовное славословие, гимн». Интуитивно-оценочные суждения И. А. Ильина подтверждаются при более детальном исследовании текстов И. С. Шмелева, одним из показательных произведений писателя в этой связи является повесть «Неупиваемая Чаша».

Сюжет повести представляет собой жизнеописание главных героев — Ильи Шаронова и Анастасии Вышатовой. О сокровенных моментах жизни героев читатель узнает из «Выписи изъ меморш рода Вышатовыхъ, листъ 24» (91) и дневника Ильи, которые благочестиво, с уклоном в житийный жанр, пересказывает повествователь , стремясь выразить духовное совершенство главных героев в вероучитель-но-догматической лексике, по своему идейно-тематическому и ритмо-мелодическому строю приближающейся к церков-но-гимнографической традиции, на что указывают и цитаты из ирмоса Пасхального канона и Богородичного акафиста.

Проанализируем гимнографический пласт повести Шмелева, выявим специфические особенности адаптации богослужебной поэзии в ткань художественного произведения, определим функциональность богослужебных текстов в идейно-тематической и образно-мотивной структуре текста.

Прежде всего, в тексте повести обращает внимание видоизмененная цитата из пасхального канона , ирмоса девятой песни:

Ирмос Повесть3

СвЪтися, свЪтися, Новый 1ерусали- Кра-а-суйся — ликуй и

ме: слава бо Господня на тебт, возая. ра-а-дуйся, 1ерусалиме!

Ликуй нынт, и веселися, Сюне, Ты же Чистая красуйся Богородице, о вос-танш Рождества Твоего.

В повести иконописный мастер Арефий учит этому мо-литвословию Илью Шаронова. Арефий воспроизводит ирмос только по четырем семантически доминантным словам, адресующим к сакральным христианским образам: Богородице и Спасителю («красуйся»), Сиону и Иерусалиму («ликуй

и радуйся»). Поэтическая редукция ирмоса, сведенного Арефием к одному строфоиду, не искажает смысл исходного текста.

Ирмос Пасхального канона посвящен

...славт. (свътъ, аяше) Церкви, Новаго 1ерусалима, пришедшей Воскресешемъ Христа — Главы Церкви, неразрывно связывается со славою Богородицы — сердца Церкви4.

Ирмос связан с тропарями девятой песни канона:

Первый тропарь прославляетъ Христа за обещаше: «се Азъ с вами до скончашя вълса <абзац> Второй тропарь славословитъ Христа какъ Божш Премудрость, явившую Себя въ Воскресенш изъ мертвыхъ. Это славослов1е связано с молитвой о дарованш полнаго приобщешя радости Воскресешя въ жизни будущаго вълса5.

В молитвословии Арефия заложена семантическая перспектива, позволяющая по нескольким словам восстанавливать первоначальный облик ирмоса. В то же время молитвенный стих иконописного мастера своей краткостью и емкостью напоминает Иисусову молитву:

Господи, 1исусе Христе, Сыне Божш, помилуй мя, грешнаго» или: Господи, Сыне Божш, помилуй мя6.

В исихастской духовной практике повторение этой молитвы непременное условие для достижения особого духовного состояния, в котором молящийся созерцает Бога7. Молитва Арефия выполняет ту же функцию, но помимо этого она сакрализует процесс создания киновари, красной, так сказать, пасхальной краски:

Яичко-те бери свт.жохонечкое, изъ-подъ курочки прямо. А какъ стирать съ киноварью будешь, сушь бы была погода... ни оболочка! Небо-те какъ Божш глазокъ чтобы. Капелечки водицы единой — ни Боже мой! да не дыхай на красочку-те, ротокъ обвяжи. Да про себя, голубокъ, молитву... молитовочку шопчи: «Кра-а-суйся — ликуй и ра-а-дуйся, 1ерусалиме! (101).

По словам мтп Антония Сурожского, «молитва Иисусова заключает в себе всю суть Евангелия». Молитва Арефия

заключает в себе воспоминание о центральном событии Священной истории — Воскресении Иисуса Христа.

В повести молитва Арефия повторяется еще дважды, и оба раза в похожем смысловом контексте: Илья вспоминает Арефия, когда возвращается на родину из Италии, и когда заканчивает расписывать храм в Ляпуновке. Молитва, таким образом, в контексте произведения является рефреном, которым отмечены важные события в жизни главного героя, которые условно можно выразить трехчленной композиционной синтагмой: уроки веры и иконописи — возвращение на родину — завершение росписи храма. Синтагматическое единство создается темами творчества, веры, памяти, которые, очевидно, определяют художественную доминанту жизнеописания главного героя. Важно, что пасхальная тема в произведении не развернута в образах и мотивах, а дана, скорее, имплицитно, в повторяющейся молитвенно-поэтической детали, которая пронизывает пасхальными коннотациями весь идейно-тематический план жизнеописания Ильи Шаронова. Закономерно, что Илья в повести изображен страдающим праведником, запечатлевшим в своих живописных работах благую пасхальную весть о победе добра над злом, жизни над смертью. Вот как описана в тексте храмовая роспись Ильи:

Смотрелъ Илья, и больше радовалась душа его.

А надъ входомъ и по краямъ его — во всю стену — написалъ Илья Страшный Последнш Судъ, какъ въ полюбившейся ему церковке у Тибра.

Шли въ цъпяхъ сильные Мра — къ Смерти, а со светильниками-свечами, подъ золотымъ виноградомъ, радостно гряпущЦе въ жизнь Вечную.

Шли, — голы и босы, — блаженные страстотерпцы, нищЦе ду-хомъ, плакавяпе и смиренные. Шли они въ разноязычной толпе несметной, и, затерявяпеся въ веренице светлой, ведомые Илье: и маляръ Терешка, и Спиридошка-поваръ, и утонувшш въ выгребной яме Архипка-плотникъ, и кривая Любка, и глупенькая Са-фо-Сонька, и живописный мастеръ Арефш... многое множество.

Смотрелъ Илья, и еще больше радовалась душа его (122).

В искусстве Ильи переплелись канонические (иконописные) и неканонические (ренессансные) традиции. Для Шмелева, хорошо знавшего православную иконопись (и текст повести это подтверждает), эта особенность творчества Ильи — способ выразить личное отношение героя к несправедливости этого мира и упование на пасхальное эсхатологическое чудо.

***

Замечания относительно взаимосвязи акафиста Богородице и повести И. С. Шмелева являются общим местом в научной литературе по соответствующей теме, определённее остальных по этому вопросу высказалась Н. Ю. Желтова в связи с исследованием темы радости. По мнению исследовательницы, из акафиста Пресвятой Богородице заимствован рефрен «радуйся» [1, 18-25], на что указывает прямая акафистная цитата:

А когда несутъ Ее тмхш девушки, въ бтлыхь платочкахъ, следуя за «престольной», и поютъ радостными голосами — «радуйся, Чаше Неупиваемая!» — падаютъ подъ нее на грязную землю тысячи изболевшихся душою, ищущихъ радостнаго уттлпешя (145).

Не ставя под сомнение, в общем-то, очевидную взаимосвязь, отметим, что влияние акафиста и, шире, акафистной традиции на повесть более многопланово и охватывает лексический, идейно-тематический, образно-мотивный уровни, на эту взаимосвязь проливают свет некоторые соображения относительно определенных деталей из творческой истории повести и истории текста акафиста Богородице, образу Неу-пиваемая Чаша.

Образ Божией Матери Неупиваемая Чаша был прославлен в 1878 г. Несмотря на то, что в конце XIX — начале XX веков икона была местночтимой, было написано несколько акафистов, на основании которых в начале 1990-х годов был составлен современный акафист8. Отличия акафиста Богородице ради иконы Неупиваемая Чаша от прототипа, акафиста Пресвятой Богородице9, имеют, в общем-то, частный характер. Если в прототипическом акафисте в кондаках воспроизводятся эпизоды священной истории, а в икосах они

богословски осмысляются, то в акафисте Неупиваемой Чаше в кондаках воспроизводится поэтически обработанное предание о прославлении иконы, которое находит богословское осмысление в икосах. В целом богословие современного акафиста последовательно вторично по отношению к прототипу. Исходя из этого установление текста, который непосредственно цитировал И. С. Шмелев, в связи с исследованием рецепции акафиста в творческом процессе создания повести «Неупивае-мая Чаша» не является определяющим. Кроме этого, необходимо учитывать свидетельство самого автора о том, что у него во время создания произведения под рукой не было иных книг, кроме Нового Завета10. Иначе говоря, автор повести ориентировался более на традицию Богородичных акафистов, нежели на конкретный текст, вводя в произведение цитату из акафиста Неупиваемой Чаше, наиболее ярко запечатлевшуюся в памяти, — это хайретизм, распространенный вокативом, и который является общим местом всех вариантов акафиста «Пресвятой Владычицв нашей Богородицв ради чудотворныя ея иконы "Неупиваемая Чаша"». Таким образом, акафистная цитата может рассматриваться как один из маркеров, адресующих читателя к соответствующей церковной традиции, в контексте которой необходимо понимать акафистный мета-текст произведения, образуемый совокупностью тем, идей, лексики, вероучительно-богословской идиоматики, частотной в художественных определениях повести.

Сравним идейно-тематические уровни указанных акафистов и повести, выявим их взаимосвязь на лексическом уровне (курсивом выделяются общие для текстов семы, в угловых скобках даны пояснения).

В акафистах Богородице и повести Шмелева можно выделить четыре коррелирующие темы:

Акафисты Повесть

Бог приходит в мир через своих избранников

Богородица явила миру Спасителя, через Богородицу Спаситель приходит в мир.

Эта тема выражается, в частности, в таких перифрастических именованиях

Илья стяжал благодать, в видениях удостоился откровения о Божественной красоте, которую он стремился запечатлеть в иконах и картинах. «Вбиралъ Илья въ свою душу небы-вающде глаза-звт,зды»<глаза Бога

в видении Ильи> (126); «Нетъ, дру-пе... черезъ нихъ видно... будто и во весь садъ глаза, свтлтгеныае...» < глаза Бога в видении Ильи> (102); «Мигъ одинъ вскинулъ Илья глазами и въ страхе и радости несказанной узналъ глянувнпе въ него глаза. Были они въ полъ-неба, светлые, какъ лучи зари, радостно опаляющде душу» < глаза Бога в видении Ильи> (122);

Богородицы (выделяются семы) «Звт,з-до, являющая Солнце» (158 ПБ), «Чаша, Ею же радость спасения нашего вос-приемлем» (14 НЧ), «Чаша Жизни и Бессмертия, к вратам Жизни (т. е. Спасителю) нас приводящая» (27 НЧ), «любовию к Тебе и Сыну Твоему исполняющая» (39 НЧ), «Ею же Радость воз-аяетъ» (158 ПБ), «Светъ неизреченно родившая» (160 ПБ), «Древо свтлтюпло-довитое» (168 ПБ), «Чаше, черплющая нам радость» (18 НЧ), «светило незахо-димаго света» (176 ПБ)

Наиболее частотной является лексика, содержащая семы света, жизни, радости — все они входят в поэтические определения Христа и Богородицы в акафистах и Бога в повести. На идейно-тематическом и лексическом уровнях в сравниваемых текстах наблюдается семантический параллелизм. В акафисте Христос величается Богом света, а Богородица и верующие причастниками света. Так, и главный герой произведения, Илья, представлен сопричастником божественного Домостроительства12. В своем творчестве как иконописец на протяжении всей своей жизни он возвеличивал Бога, так сказать слагал Ему гимн в красках. В этом видится идейный параллелизм с акафистом, который относится к высшей, величающей, форме молитвословий — верующие, воспевающие акафист, уподобляются сонму ангельского воинства, величающего Богородицу

Тема добродетели целомудрия

Богородица — хранительница добродетели целомудрия: «Невесто Неневестная» (рефрен ПБ), «слезъ Евиныхъ избавлеше» (162 ПБ), «Верныхъ Наставнице цело мудр 1я» (165 ПБ), «Цвете нетлешя» (168 ПБ), «Зиждитель ... изъ безсеменныя про-зябъ утробы, и сохранивъ ю, якоже бе, нетленну» (168 ПБ), «столпе девства» (174 ПБ) — семы целомудрие, нетление, цветы, цветение.

Эта тема встречается в описании икон, фресок, внешности Анастасии, Италии, которую главный герой воспринимает как святую землю, Цветы символизируют целомудрие, праведность:

целомудрие: «Увиделъ всю нужную красоту ея — радостные глаза-звезды, несбыточные, которыхъ ни у кого нетъ, кротк1е черты девственнаго лица, напоминавппя ему его св. Це-цилш» <об Анастасии> (123); «Далъ ей Илья глаза далекаго моря и снежный блескъ белому покрову — девство. Радостно Илье стало: все дни смотрела она на него кротко» <об иконе св. Анастасии> (126); «Девствен

но-чистои рождалась она въ но-чахъ — святая» <создание иконы Неу-пиваемая Чаща> (138); лилия, цветение: «Шли подъ широ-кимъ куполомъ къ лучезарному Престолу Господа св. мученики, мужи и жены — многое множество, ступали по бътшмъ лилшмъ, подъ золотымъ виноградомъ...» <описание фрески> (121); «Изливалась она, играла: и въ СВ'ЁТЪ' новаго солнца, и въ сладост-ныхъ звукахъ церковнаго органа, и въ бътшхъ лилшхъ, и въ неслыханномъ перезвоне колоколовъ» (ПО).

На лексическом уровне смысловой параллелизм текстов возникает в семах целомудрие, цветы, цветение. Акафистная тема целомудрия раскрывается в образе Богородицы, которая почитается как Новая Ева, избравшая путь смиренного принятия Благовещения. В повести эта тема дана в образах Анастасии и Ильи, принявших «из двух возможных вариантов употребления человеком его тварной свободы... смиренное принятие воли Божьей» [4, 211]. Усвоенная гимнографи-ческой традицией в качестве поэтического определения Богородицы цветочная символика обозначает духовную чистоту и целомудрие. В повести флористические символы, а также мотив цветения встречаются в описаниях фресок (в этом аспекте поэтики очевидна взаимосвязь текста с жанром экфрасиса) и Анастасии, этим автор, так сказать, подчеркивает богородичные качества главной героини повести.

Страждущие и благочестивые защищены свыше, страдание — путь к спасению

Богородица заступница страстотерп- Тема раскрывается в жизнеописании цев и живущих благочестиво: «Скорбь Ильи:

в радость претворяющая» (11 НЧ), защита: «Топтали его свиньи и ляга-«Скорбящих отрада и увеселение» (19 ли телята; быкъ разъ поддтшъ подъ НЧ), «Мати ВСБХЪ скорбящихъ и обре- рубаху рогомъ и метнулъ въ крапиву, мененных» (183 ПБ), «В мире благоче- но Божш глазъ сохранялъ» <детство стиво живущих заступница (23 НЧ), Ильи> (94); «Защитой свтлтгой яви-«страстотерпцев непобедимая дерзо- лась она ему, оплотомъ отъ покоряв-сте» (163 ПБ) — скорбь, страстотерпе- шей его плотской силы» преодоление, благоческие, защита; ние искушения> (138);

страстотерпение: «Иной смотрътга она, радость неиспиваемая, претворенная его мукой» (138).

В акафисте поэтически раскрывается тайна спасения человека: «принятие Логосом падшей и смертной человечности» [4, 224]. Страдание избранников — это проекция страданий Спасителя, и Богородица в поэтическом символизме акафистов величается как усыновительница избранников, страстотерпцев Её Сына ради. В повести эта идейная параллель создает мариологический контекст спасения главного героя: Богородица явилась его «защитой», «оплотом», «радостью».

Тема исцеления через покаяние

Богородица помощница грешным: «печальми наша немощи врачующая» (7 НЧ), «малодушных ободрение, благодушных велия радосте» (50 НЧ), «надеждою нас увеселяющая» (11 НЧ), «духовную жажду утоляющая» (рефрен НЧ), «исправлеше человтжовъ» (ПБ 166), «многихъ согреш'внш про-щеше» (169 ПБ) — прощение, радость, духовная жажда, ободрение.

Тема раскрывается в жизнеописании Ильи, чудесах от иконы Неупиваемая Чаша:

прощение: «Не видяпце воспаленные глаза дико взираютъ на светлый Ликъ и изтупленно кричатъ подсказанное, просимое — "зарекаюсь!"» <крестныйход> (145); утешение: «падаютъ подъ нее на грязную землю тысячи изболевшихся душою, ищущихъ радостнаго уттлшетя» <крестный ход> (145); «Чуютъ только, что радостное нисходитъ въ душу» <крестный ход> (146); «Встань, Мар-тынъ убогш, и ходи! и радуйся» обращение Богородицы> (144).

В акафистной гимнографии грешник описывается как узник сатаны и как таковой смертельно болен; Богородица — помощница и исцелительница, приводящая верующих ко Христу, дарующему духовное и телесное здравие. В повести эта параллель прослеживается наиболее явственно: кроме эпизода, зафиксировавшего традицию почитания образа Богородицы Неупиваемая Чаша, описания чудес исцеления, происходящих от иконы, в тексте произведения Шмелева содержится пласт коннотаций, определяющих образы Ильи, Анастасии, Мартына как праведников, борющихся с грехом, образы дворовых людей, монастырских паломников — святой Руси, грядущей к неиспиваемому Источнику благодати.

Сопоставительный анализ показывает наличие в повести сложной взаимосвязи различных повествовательных, идейных, поэтических модусов: в настоящем исследовании

обращено внимание, прежде всего, на формальную лексическую и идейно-тематическую составляющую, которая представляется нам рецепцией гимнографической традиции. В этом смысле показательным является то, что встречающиеся в повести поэтические определения повторяют богословские терминологические метафоры, характерные для гимнографии. Наряду с этим план содержания повести «Неу-пиваемая Чаша», благодаря семантическому параллелизму с акафистной и, шире, гимнографической традицией, образует христианско-догматический метатекст, который можно назвать Бытием во Христе. Этот метатекст позволяет читателю интуитивно (см. замечания И. А. Ильина) распознать в произведении Шмелева творение, по духу и языку родственное текстам христианской поэтической и учительной традиции.

Примечания

Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития ПетрГУ на 2012-2016 гг.

1 Об этой композиционной особенности повести см. статью О. В. Селянской [5].

2 Канон (греч. КсЪсЬу — «правило») — жанр христианской гимногра-фии: поэтическое произведение, славящее праздник или святого. Текст канона состоит из песен (от 3 до 9), каждая песнь, в свою очередь — из ирмоса и тропарей. Тропарь в каноне выполняет функцию богослужебного строфоида, раскрывающего тему заданную в ирмосе. Ирмос (греч. ефцос, — «сцепление») связывает песни канона и выполняет функцию поэтического зачина. В ирмосах вспоминаются ключевые эпизоды ветхозаветной истории. Ирмос 9-й песни посвящен Богородице.

3 Цитаты приводятся по изданию: Шмелев И. С. Неупиваемая Чаша // Литературный сборник Отчизна. Симферополь: Рус. книгоизд-во в Крыму 1919. С. 89-147. Страницы указываются в скобках после цитаты.

4 Ильин В. Н. Запечатленный гроб. Пасха нетления. Париж, 1926. С. 108.

5 Там же. С. 109.

6 По словам мтп Антония, «эта молитва глубоко коренится в духе Евангелия, и не напрасно великие учители Православия всегда подчеркивали, что молитва Иисусова заключает в себе всю суть Евангелия». Молитва Арефия заключает в себе воспоминание о центральном событии Священной истории — Воскресении Иисуса Христа.

Мейендорф Иоанн, прот. Византийское богословие: Исторические традиции и доктринальные темы. Минск, 2001. С. 109. [Б. а.] Дарованная милость // Акафист Пресвятой Владычице нашей Богородице ради чудотворныя Ея иконы, именуемыя «Неупиваемая Чаша». Серпухов: Серпуховской Высоцкий мужской монастырь, 2011. С. 60. Акафист (греч. uuvoc, акабютос, — «гимн, при исполнении которого не сидят») — жанр православной гимнографии. Акафист возник в VI в. Изначально акафистом назывался гимн Пресвятой Богородице, который стал прообразом и других акафистов. В настоящее время только в церковнославянской традиции их насчитывается до 600. Жанр акафиста является одним из наиболее продуктивных в современной православной гимнографии. Акафист состоит из 25 строф: после зачина, или проимия (Ttpooiuiov — вступление), поочередно следуют 12 икосов (пространных строф), оканчивающихся рефреном «Радуйся, Невесто Неневестная» и 12 кондаков (коротких строф) — рефреном «Аллилуиа». Shmelev I. Inexhaustible Cup. London, Toronto, New York: E. P. Dutton a. Co., 1928. P. 3.

Тексты акафистов цитируются по изданиям: Молитвослов на церковнославянском языке. М., 2007. Акафист Пресвятой Владычице нашей Богородице ради чудотворныя Ея иконы, именуемыя «Неупиваемая Чаша». Серпухов: Серпуховской Высоцкий мужской монастырь, 2011; номера страниц с аббревиатурным сокращением названия источника, соответственно «ПБ» и «НЧ», следуют в скобках после цитаты. Осуществление Божественного замысла спасения человечества в истории.

2

Список литературы

1. Желтова Н. Ю. «Наша красота не красота, как Бог, а Бог как красота»: поэтика «радостной святости» в «Неупиваемой Чаше» И. С. Шмелева // Русская словесность. 2004. № 8. С. 18-25.

2. Ильин В. Н. Запечатленный гроб. Пасха нетления. Париж: YMCA Press, 1926. 126 с.

3. Ильин И. А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики. Бунин. Ремизов. Шмелев // Ильин И. А. Собр. соч. Т. 6. Кн. 1. М.: Русская книга, 1996. С. 183 — 406.

4. Иоанн Мейендорф, прот. Византийское богословие. Минск: Лучи Софии, 2001. 335 с.

5. Селянская О. В. Художественный мир русского православия в повести И. С. Шмелева «Неупиваемая Чаша» // Вестник Тамбовского университета. Сер: Гуманитарные науки. VI Державинские чтения. Филология. Тамбов, 2001. С. 109-111.

Nikolaj Ivanovich Sobolev

Senior Lecturer of Petrozavodsk State University (ProspektLenina, 33, Petrozavodsk, Russian Federation)

sobnick@yandex.ru

HYMNOGRAPHIC TRADITION IN IVAN SHMELEV'S SHORT NOVEL THE INEXHAUSTIBLE CUP

Abstract: The paper examines the influence of the Orthodox hymnography on Ivan Shmelev's works, using his short novel The Inexhaustible Cup as an example. The author analyzes the hymnographic level of the novel; identifies specific features of adapting liturgical poetry into the literary (fiction) text; defines the functionality of liturgical texts in the ideological and thematic, as well as imaginative and motif structure of a literary work. Comparative analysis shows that novel's poetic attributes are similar to theological terminology metaphors typical for hymnography. Moreover, the plane of content in The Inexhaustible Cup, due to the semantic parallelism with Akathist and, more broadly, hymnographic tradition, forms the Christian dogmatic metatext, which can be called «Being in Christ». This enables the reader to intuitively identify Shmelev's novel as a piece of writing, related to poetic and didactic Christian texts in its spirit and language.

Keywords: hymnography, easter canon, heirmos, akathist, quote, metatext.

References

1. ZheltovaN. J. Our Beauty is not Beauty as God, but God as Beauty: Poetics of "Joyful Holiness" in Ivan Shmelev's "The Inexhaustible Cup" [Nasha krasota ne krasota, как Bog, a Bog как krasota»: pojetika «radostnoj svjatosti» v «Neupivaemoj Chashe» I. S. Shmeleva]. Russkaya slovesnost'. 2004, no. 8, pp. 18—25.

2. Ilyin V. N. Sealed Coffin. Easter of Imperishability [Zapechatlennyj grob. Pasha netleniya]. Paris, YMCA Press PubL, 1926. 126 p.

3. Ilin I. Darkness and Enlightenment. The Book of Literary Criticism. Bunin. Remizov. Shmelev [O t'me i prosvetlenii. Kniga hudozhestvennoj kritiki. Bunin. Remizov. Shmelev.]. Ilin I. A. Collected Works[Sobr. soch.]. vol. 6, part 1. Moscow, Russian Book PubL, 1996, pp. 183—406.

4. Ioann Mejendorf, fr. Byzantine Theology [Vizantijskoe bogoslovie]. Minsk, Sofia's Rays PubL, 2001. 335 p.

5. Seljanskaja O. V. Russian Orthodox Art World in Ivan Shmelev's Short Novel "The Inexhaustible Cup" [Hudozhestvennyj mir russkogo pravoslavija v povesti I. S. Shmeleva "Neupivaemaja Chasha"]. Bulletin of Tambov State University. Humanities Series. VI Derzhavin reading. Philology [VI Derzhavinskie chtenija. Filologija]. Tambov, 2001, pp. 109—111.

© Соболев H. И., 2013

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.