CC BY
177
История
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № З (1), с. 279-285
279
УДК 94(4)“375/1492,:
ГИБРИДНОСТЬ КАК СВОЙСТВО ДЕМОНИЧЕСКОГО (НА ПРИМЕРЕ ИКОНОГРАФИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ)
© 2013 г. И.В. Ковригина
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
KovriginaIrina@yandex. т
Поступила в редакцию 15.04.2013
Анализируя позднесредневековые изображения обитателей инфернального мира, автор пытается выявить смысл тех элементов визуального языка, с помощью которых в Средние века конструировался образ демонов. Так, демоны предстают гибридами, имеющими вид андрогинов, человекоподобных существ с ярко выраженными животными чертами, при отсутствии же антропоморфных признаков - в их облике соединяются характеристики различных животных.
Ключевые слова: средневековая культура, демонология, гибриды, трактат «Лте moriendi».
Демонологические представления являют собой крайне сложный и многоуровневый пласт в сознании средневекового человека. В данной статье мы обратимся к рассмотрению демонов как гибридов, сочетающих в себе разнородные и абсолютно «несовместимые» характеристики. По нашему мнению, возможно выделить три основных вида гибридов, в обличье которых предстают дьявол и демоны: гибрид человека и животного, гибрид различных животных и гибрид мужчины и женщины (андрогин).
Итак, демоны могли иметь облик гибридов, сочетающих в себе черты животного и человека. Лицо, подобное человеческому, могло сочетаться с рогами и туловищем, покрытым шерстью и наделенным копытами или птичьими лапами; в других случаях антропоморфное туловище сочеталось с головой и конечностями животных.
Однако достаточно часто человеческие тела демонов имеют отклонения от нормы. Например, демоны могли изображаться с нарочито непропорциональными частями тела: слишком большая голова по сравнению с туловищем, гипертрофированные уши, рот или нос. Особо следует отметить, что демоны преимущественно изображаются с неправильными чертами лица. В частности, демоны могли наделяться крючковатыми или вздернутыми, непомерно большими носами (рис. 1). Изображение глаз демонов также имеет свои особенности: в большинстве случаев глаза демонов изображаются как бы на выкате, с выступающими глазными яблоками. Помимо прочего, следует отметить, что во внешнем облике демонов мы наблюдаем нарушение численных характеристик тела. Например, при изображении демона с че-
ловеческими руками количество пальцев на них часто не соответствует физиологической норме (на руках может быть по три или четыре пальца).
Кроме того, в подавляющем большинстве случаев демоны, даже при наделении их антропоморфными туловищами, изображались абсолютно нагими. Очевидно, что при изображении нагого демона рядом с одетыми людьми, Христом и ангелами возникает визуальносмысловая антитеза, цель которой, вероятно, в том, чтобы указать на «внеположность» демонов организованному культурному космосу. В
Рис. 1. Фридрих Пахер. «Христос в Лимбе». 1460-е гг. Музей изобразительных искусств, Будапешт
сущности, это фигура «умаления», ставящая демонов ниже человеческого мира [2, с. 124].
Использование элементов животного облика при создании образа демонов, а также их сочетание с антропоморфными внешними признаками, без сомнения, имело глубокое символическое значение для людей Средневековья. Во-первых, подобное смешение человеческих и животных черт во внешности демонов может трактоваться как некое нарушение «Божественного порядка», т.е. в данном случае нарушение установленных Богом границ, границ между миром людей и миром животных. Главные же нарушители правил «дома бытия» — падшие ангелы [2, с. 30-31]. Во-вторых, за счет наделения демонов животными чертами происходит их принижение по сравнению с изображенными людьми и ангелами. Подобным образом акцентируется внимание на животной, т.е. агрессивной, порочной сущности демонов.
В случае отсутствия антропоморфных черт в облике демона наблюдается сочетание внешних характеристик различных животных; при этом зачастую в одно целое объединялись черты травоядных и хищных животных либо черты млекопитающего животного могли соединяться с внешними признаками птиц, рыб, пресмыкающихся или насекомых. Таким образом, демоны, принявшие облик гибридных монстров, представляли собой наглядные примеры нарушения границ и внутри царства животных как один из вариантов нарушения установленного Богом порядка.
Кроме того, «животные» метафоры в демонической иконографии отражали глубину падения дьявола (ниже человеческой судьбы и человеческой природы). Ангел, сохранив ангельскую природу, в то же время (таков очередной парадокс патристической демонологии), стал животным. Люди, попадающие под власть дьявола, также становятся животными, которым чуждо все человеческое [3, с. 64].
По нашему мнению, в подавляющем большинстве случаев выбор животных, элементы внешности которых использовались для построения образа дьявола и демонов, не был случайным. В данной связи мы считаем необходимым обратиться к рассмотрению «демонического бестиария»1, — т.е., совокупности представителей фауны, которые порой целиком, но чаще отдельными своими чертами входили в состав облика дьявола. При этом животные (или их отдельные свойства) выступают как метафорическое выражение определенных характеристик дьявола и демонов [2, с. 51].
Изучение символического значения животных производится нами на материале «Этимологий» Исидора Севильского, трактата Рабана Мавра «О вселенной», а также Абердинского бестиария. «Этимологии» Исидора Севильского были созданы в первой половине VII в. и представляют собой своего рода энциклопедию, содержащую сведения из различных областей знания. Особый интерес для нас представляет XII книга «Этимологий», посвященная животным. Данный труд был весьма популярен на протяжении всего Средневековья и явился источником для многих последующих авторов, — в частности, при создании еще одной известной средневековой «энциклопедии» 40-х гг. IX в., «О вселенной», Рабан Мавр во многом опирался именно на «Этимологии» Исидора Севильского. В VII книге труда «О вселенной» содержалось толкование символического значения большинства животных и птиц. Отдельно следует отметить Абердинский бестиарий XII века, повествующий о природе различных животных и растений. Источниками для данного бестиария, очевидно, послужили упомянутые нами труды Исидора Севильского («Этимологии») и Рабана Мавра («О вселенной»), а также «Шестоднев» Амвросия Медиоланского (IV в.) и «Собрание достойных упоминания вещей» Солина (III в.). Вместе с тем в данном бестиарии содержатся весьма оригинальные статьи, что делает его особенно интересным для нашего исследования.
Достаточно распространенным является изображение демонов с головой собаки. Следует отметить, что образу собаки присуща многозначность, - она является символом, с одной стороны, преданности, верности, способности жертвовать собой, с другой - агрессии, злости, нечистоты.
В Абердинском бестиарии мы находим весьма подробное описание нрава собаки, в котором сообщается, что «в некотором смысле проповедники подобны собакам: они предостережениями и праведными путями разрушают ловушки дьявола, чтобы он не захватил и не унес сокровище Господне, — души христиан. Подобно тому, как язык собаки, облизывая раны, лечит их, — раны грешников, обнажаясь на исповеди, очищаются наставлениями священника. Как язык собаки излечивает внутренние раны человека, так тайны сердца его часто очищают деяния и речи учителей Церкви» [4, Ш. 19^2
Исидор Севильский в «Этимологиях» также положительно отзывается об этом звере, утверждая, что «собаки умнее и понятливее других животных, ибо только они распознают свои собственные имена, знают
своих хозяев, а также защищают дом своего господина, умирают за своего господина, охотятся со своим господином и отказываются покинуть мертвое тело хозяина. Наконец, их природа такова, что они не могут существовать без человека. У собак имеется два качества: мужество и скорость» [5, col. 438A-B]3. Однако Pа-бан Мавр в своем труде «О вселенной» дополняет Исидора Севильского, особо отмечая, что «собака имеет и противоположное значение, ибо означает либо дьявола, либо иудеев, либо язычников. Потому и Пророк молит Господа: “Избавь от меча душу мою и от руки пса одинокую мою”4» [6, col. 224A]5.
Одним из наиболее распространенных элементов облика демонов являются клыки вепря (рис. 2). Так, следуя за Исидором Севильским [5, col. 428А], Pабан Мавр сообщает, что свое имя кабан получил из-за своей свирепости: «Вепря (aper) зовут так из-за его свирепости (a feritate), убрав букву «f» и подставив «p». По этой же причине греки называли его «suagros», что означает «дикий». В самом же деле, все дикое и чрезмерно суровое мы называем грубым. Иные же говорят, что вепри (aprum) именуются так, потому что обитают в темных (asperis) местах. Вепрь же означает дикость князя мира сего. Потому в псалме о виноградной лозе Господа написано: “Лесной вепрь подрывает ее и всякий
дикий зверь объедает ее”6» [6, col. 207A]7. О подобных чертах вепря повествует и Абердинский бестиарий [4, fol. 21г].
Кроме того, сходные мысли о дьявольском происхождении свирепости кабана встречаются в проповедях, «exempla» и трактатах о пороках. Храбрость кабана, некогда воспетая римскими поэтами, трактуется как слепая и разрушительная жестокость. Его ночной образ жизни, темная масть, клыки и глаза, будто мечущие искры, — все заставляет видеть в нем зверя, который вышел из самой бездны ада, чтобы терзать людей и бунтовать против Бога [7, с. 75].
Пожалуй, наиболее характерной чертой во внешности демонов являются рога, при этом их форма может быть самой разнообразной. Однако чаще всего демоны наделялись козлиными (рис. 3) или тельцовыми/бычьими рогами.
Вначале обратимся к анализу семантики образа козла. Следует отметить, что он был крайне противоречив. «Неоднозначность» данного зверя была закреплена несколькими латинскими словами, обозначающими его: «hircus», «caper», «caprea»; при этом все три указанных слова, по мнению средневековых авторов, использовались для именования трех разных животных. Так, в Абердинском бестиарии сообщается: «“Hyrcus” - это резвое и бодливое животное, постоянно жаждущее соития, из-за похоти глаза
Рис. 3. Гравюра к «Искушению дьявола о тщеславии». Трактат «Ате шопешИ». Издание 1450 г.
Рис. 4. Заключительная гравюра. Трактат «Ars moriendi». Издание 1450 г.
его смотрят в разные стороны. Ибо, согласно Светонию, “hirci” это уголки глаз» [4, fol. 21v]8.
В свою очередь, «caper» наделяется положительными характеристиками, при этом производится сравнение его с Иисусом Христом. Так, в уже упомянутом нами Абердинском бестиарии об этих животных сообщается, что «они живут высоко в горах и издалека распознают охотников или путешественников. Так и Господь Иисус Христос любит высокие горы, то есть пророков и апостолов, ибо сказано в “Песне Песней”: “Вот, возлюбленный мой идет, подобно козе скачет по горам, прыгает по холмам” и как коза пасется в долинах. Господь наш пасется в церкви, праведные же дела христиан суть пища для Него, сказавшего: “Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня...”10 Поскольку козел обладает острейшим зрением и видит все издалека, он означает Господа нашего, который суть Господь всякого знания и Бог. Он создал и установил все; он и правит, и судит, и наблюдает; и прежде чем что-либо возникает в наших сердцах, он предвидит и понимает это. Наконец, так же, как коза видит издалека приближающегося охотника, Христос заранее знал о кознях своего предателя, говоря: “Вот, приблизился предающий Меня”11» [4, fol. 14r-14v]12.
В качестве отдельного (хотя весьма близкого по своим характеристикам к «caper») животного в Абердинском бестиарии упоминается «caprea» (горная коза). «Caprea» также отличает острое
зрение и любовь к горным вершинам [4, fol. 14v].
Образ тельца также совмещал в себе как демоническую, так и христологическую природу. Так, Рабан Мавр сообщает: «Телец — Христос. В «Бытии» сказано: “Во гневе своем перерезали жилы тельца”13. Быки также суть сильные мира сего, рогом гордыни беспокоящие простых людей, о которых в “Книге Пророка Иеремии” сказано: “Вы ревели словно тельцы”14. И в другом месте: “И тельцы вместе с быками”15. Тельцы могут склонять значение как к добру, так и к злу». В хорошем смысле тельцы могут означать ветхозаветных и новозаветных отцов, «в противоположном смысле, очевидно, что тельцы принимают значение, о котором сказано в псалме: “Стадо тельцов среди коров народов”16. Тельцы означают разнузданных еретиков, кои, задрав голову, совращают невинные души и увлекают их в свое стадо...» [6, col. 207C-D]17.
Достаточно часто мы наблюдаем использование черт такого животного, как обезьяна, при построении облика демонов (рис. 4). В Абердинском бестиарии мы находим следующее толкование данного зверя, во многом объясняющее использование черт обезьяны в демонологической иконографии: «Обезьяна не имеет хвоста. Дьявол имеет вид обезьяны, с головой, но без хвоста. Хотя все тело обезьяны безобразно, - особенно отвратителен и безобразен ее зад. Дьявол начинал как ангел на небесах. Однако
Рис. 5. Джорджо Вазари, Федерико Цуккаро. «Страшный суд» (фрагмент). Фрески собора Санта-Мария-дель-Фьоре, Флоренция. 1572-1579 гг.
Рис. 6. Сандро Боттичелли. Иллюстрация к XVIII песне «Ада» «Божественной комедии» (фрагмент). 1480-е гг. Гравюрный кабинет, Берлин.
будучи внутри лицемерным и коварным, он потерял свой хвост, ибо он погибнет полностью в конце; как сообщает апостол: “Господь Иисус убьет его духом уст Своих”18» [4, £э1. 12у]19.
Безусловно, число представителей фауны, у которых дьявол и демоны «позаимствовали» те или иные внешние характеристики, не ограничивается обозначенными выше животными. В данный обзор мы не включили множество животных, наделяемых характерными для демонов свойствами, например: волка, согласно средневековым представлениям, не способного поворачивать голову назад (так дьявол неспособен к покаянию); кота — наглого и безобразного предводителя еретичек из жития Св. Доминика (в «Золотой легенде» Иакова Ворагинского); обделенного сообразительностью медведя и в этом смысле обозначающего неразумие грешников и демонов; многочисленных крылатых (ворона, коршуна, нетопыря), также, зачастую, означающих дьявола как «князя, господствующего в воздухе»20 [8, с. 310].
Следует отметить, что все эти животные личины дьявола и демонов, как правило, порождались двумя способами: либо дьявол является в виде животного в «реальности» или некоем видении, либо то или иное животное, упомянутое в Библии, умозрительно осмысляется как аллегория дьявола. Первый способ относится к сфере непосредственного мистического опыта, второй — к сфере ученой работы экзегета. Эти два пути порождения животных метафор не всегда можно разделить: за описанием «реального» явления дьявола порой скрыты несомненные библейские аллюзии, а аллегорическое
прочтение Священного Писания влияет на восприятие «реальности» [3, с. 64].
Весьма своеобразный вариант гибридности демонов связан со смешением женских и мужских половых признаков в облике обитателей инфернального мира и формированием образа демона-андрогина. Так, определенно андрогин-ный характер носит изображение одного из демонов на фреске «Страшный суд» Джорджо Вазари и Федерико Цуккаро (рис. 5). С не менее однозначным изображением демона, совмещающим в себе половые признаки мужчины и женщины, мы встречаемся на иллюстрации к «Божественной комедии» Данте, выполненной Сандро Боттичелли (рис. 6).
Однако если мы обратимся к средневековым изображениям ангелов, то обнаружим, что ангелы в подавляющем большинстве случаев имеют облик крылатых андрогинных юношей. Возможно, андрогинность воспринималась как характеристика божественного начала, вмещающего в себя одновременно и женское, и мужское. Очевидно, что подобные представления уходят корнями в дохристианские религиозные системы. Фактически их можно встретить как в сложных, развитых религиях, например на античном Ближнем Востоке, в Иране, в Индии, в Китае, в Индонезии и т.д., — так и у народов с архаической культурой, в Африке, Америке, Меланезии, Австралии и Полинезии. Большинство божеств произрастания и плодородия двуполы или отмечены чертами андро-гинности. При этом андрогинами оказываются явно мужские или явно женские божества; этому можно найти объяснение, если учесть тра-
диционную концепцию, согласно которой невозможно являться чем-либо, если одновременно не являешься чем-либо противоположным, или, еще точнее, если в то же самое время не представляешь собой еще многое другое [9, с. 172-173].
Возвращаясь к исследуемым нами изображениям, следует отметить, что демоны изначально также имели божественную, ангельскую природу, однако в результате их падения их сущность была извращена. Таким образом, демоны предстают образцами обратной симметрии: все инфернально-демоническое симметрично сакрально-Божественному, но с обратным ценностным знаком [10, с. 7]; т.е. дьявол и демоны по-прежнему являются ангелами, но отныне павшими.
Если андрогинность в том ее проявлении, которое мы наблюдаем в изображениях ангелов, очевидно, является символом их чистоты и чуждости всему плотскому, то андрогинность демонов имеет ярко выраженный сексуальный подтекст, что, в свою очередь, представляет собой еще одно, более чем недвусмысленное выражение низости и порочности всего существа падших ангелов.
В целом, необходимо заметить, что на многих средневековых изображениях демоны наделяются женской грудью, несколько реже в облике демонов прослеживается наличие первичных половых признаков мужчины. По нашему мнению, достаточно сложно найти однозначное объяснение подобным весьма откровенным изображениям демонов. Вполне вероятно, что в данном случае может отражаться одна из сторон натуры демонов - демоны как искусители, соблазнители человека, напоминающие ему о плотских удовольствиях. Кроме того, часто внешний вид демонов является наглядным выражением тех или иных человеческих грехов, один из которых, как известно, - похоть.
Допустимо предположить, что подобные изображения демонов также отражают «внепо-ложность» демонов миру христианских законов и ценностей - демон вновь предстает нарушителем порядка, потому все непозволительное для доброго христианина вполне приемлемо для демона. Именно эта сфера недозволенного (для человека), противного Божественным нормам и установлениям и составляет мир демонов, как бы представляющий собой мир Божественных законов наизнанку.
Примечания
1. Данное понятие было заимствовано нами у А.Е. Махова: Махов А.Е. Средневековый образ: между теологией и риторикой. Опыт толкования визуальной демонологии [2, с. 51; 8, с. 291].
2. Cui(us) figuram in quib(us)dam reb(us) p(re)dica|tores h(abe)nt, qui semp(er) admonendo ac exercendo que recta sunt| insidias diaboli p(ro)pellunt, ne thesaurum d(omin)i, i(d est) animas Xp(isti)a|norum rapiendo ip(s)e auferat. Lingua canis dum lingit uul|nus curat. Quia peccor(um) uulnera cum in confessione nudant(ur),| sac(er)dotum correctione mundant(ur). Intestina q(uoque) hominis curat| lingua canis, q(uia) secreta cordis sepe mundant(ur) op(er)e et sermone| doctoris [4, fol. 19v].
3. Nihil autem sagacius canibus; plus enim sensus ceteris animalibus habent. Namque soli sua nomina recognoscunt; dominos suos diligunt; dominorum tecta defendunt; pro dominis suis se morti obiciunt; voluntarie cum domino ad praedam currunt; corpus domini sui etiam mortuum non relinquunt. Quorum postremo naturae est extra homines esse non posse. In canibus duo sunt: aut fortitudo, aut velocitas [5, col. 438A-B].
4. Пс. 21:21. Здесь и далее в случае соответствия латинского варианта Синодальному переводу на русский язык мы воспроизводили текст Синодального перевода (1876 года). При наличии расхождений мы производили перевод самостоятельно.
5. Canis autem diversas significationes habet, nam aut diabolum vel Iudaeum sive gentilem populum significat. Unde Propheta Dominum precatur dicens in Psalmo: ‘Erne a framea anima meam, et de manu canis unicam meam’ [6, col. 224A].
6. Пс. 79:14.
7. Aper a feritate vocatus, ablata ‘f littera et subrogata ‘p’. Unde apud Graecos ‘suagros’, id est, ferns dicitur. Omne enim, quod ferum est et immite abusive agreste vocamus. Alii autem aprum dicunt esse nuncupatum, quod in locis asperis commoratur. Significat autem aper ferocitatem principum hujis saeculi. Une n psalmo de vinea Domini scriptum est: ‘Exterminavit eam aper de silva, et singularis ferns depastus est eam’ [6, col. 207A].
8. Hircus lasciuum et petulcum animal et feruens| semp(er) ad coitum, cuius oc(u)li ob libidinem in t(ra)nsu(er)sum| aspiciunt ... Nam ‘hirci’ sunt oc(u)lor(um) ang(el)li| sec(un)d(u)m suetonium [4, fol. 21v].
9. Песн. 2:8.
10. Мф. 25:35.
11. Мф. 26:46.
12. Morantur in excelsis| montib(us), et de longin(qu)o| veniens, cognoscunt si| venatores si(n)t, au(t) via|tores. Sic dominus ihe(sus) xp(is)t(us) amat excelsos montes, hoc e(st) p(ro)ph(et)a(s)| et ap(osto)los, sic(ut) in canticis canticorum d(icitu)r: Ecce fratruel(is) meus| sicut cap(re)a uenit, saliens sup(er) montes, t(ra)nsiliens colles, et sic(ut)| cap(re)a in conuall(es) pascitur. D(omi)n(u)s n(oste)r in eccl(es)ia pascit(ur), bona op(er)a| X(risti)anorum esce ei(us) sunt, q(ui) dic(it): ‘esuriui et dedistis m(ihi) manduca|re; sitiui, et dedistis m(ihi) bibere’ ... Q(uo)d acutissimam h(abe)t aciem oculorum, et p(er)spicit| om(n)ia, et a longe cognoscit, significat d(omi)n(u)m n(ost)r(u)m, qui d(omi)n(u)s| scienciarum d(eu)s e(st) ... et om(n)ia creuauit et con|didit, et regit et iudicet, et p(ro)spicit, et anteq(ua)m in cordib(us) n(ost)ris| aliquid oriatur,
p(re)uidet et cognoscit. Deniq(ue) sic(ut) et cap(r)a a lo(n)|ge cognoscit uenantium aduentum, Xp(is)t(us) p(re)ciuit insidi|as p(ro)ditoris sui dicens: ‘Ecce,
appropinq(ui)t, qui me tradet’ [4, fol. 14r-14v].
13. Быт. 49:6.
14. Иер. 50:11.
15. Ис. 34:7.
16. Пс. 67:31.
17. Taurus Christus. In Genesi: ‘et furore suo subnervaverunt taurum’. Item tauri potestates seculi huius, cornu superbiae humiles plebes ventilantes. De quibus in Jeremia: ‘Mugistis ut tauri. Et alibi: ‘Et tauri cum potententibus’. Tauri enim et in bonam et in adversam partem significationem trahunt . In contrariam vero partem tauri positi accipiuntur, ut est illud in Psalmo: ‘Concilium taurorum inter vaccas populorum’. Hic per tauros hereticos significat indomitos, qui erecta cervice seducunt animas innocentes, et ad suum gregem trahunt . [6, col. 207C-D].
18. 2 Фес. 2:8.
19. Symia caudam n(on) h(abe)t. Cui(us) fig(ur)am diabolus h(abe)t, qui capud| h(abe)t, caudam vero n(on) h(abe)t. Et licet symia tota turpis sit, pos|teriora t(ame)n eius satis turpia et horribilia s(un)t. Diabolus in|imicum habuit cum e(ss)et in celis ang(e)l(u)s. S(ed) ypochrita et do|losus fuit int(ri)nsecus, et p(er)didit caudam, quia tot(us) i(n) fine| p(er)ibit, sicut ait ap(osto)l(u)s: ‘Quem d(omi)n(u)s ihe(sus) interficiet sp(irit)u oris sui’ [4, fol. 12v].
20. Еф. 2:2.
Список литературы
1. The Ars moriendi (editio princeps, ca. 1450) / Ed. by W.H. Rylands. London, 1881. 85 p.
2. Махов А.Е. Средневековый образ: между
теологией и риторикой. Опыт толкования визуальной демонологии. М.: Изд. Кулагиной - Intrada, 2011. 256 с.
3. Махов А.Е. Демонология святых отцов как метафорическая структура // Одиссей: Человек в истории. 2007. № 1. C. 38-81.
4. Aberdeen University Library, Univ. Lib. MS 24 (Aberdeen Bestiary). 103 fol.
5. Isidorus Hispalensis. Etimologiae // Opera omnia / Ed. Migne J.-P. Patrologiae cursus completus. Series latina. 1850. Vol. 82.
6. Rabanus Maurus. De universo // Opera omnia / Ed. Migne J.-P. Patrologiae cursus completus. Series latina. 1864. Vol. 111.
7. Пастуро М. Символическая история европейского Средневековья. СПб.: Александрия, 2012. 448 с.
8. Махов А.Е. Демонический бестиарий и средневековое учение о значении вещей // In Umbra: демонология как семиотическая система: Альманах. 2012. Вып. 1. C. 290-314.
9. Элиаде М. Мефистофель и андрогин. СПб.: Алетейя, 1998. 375 с.
10. Махов А.Е. Hostis antiquus: категории и образы средневековой христианской демонологии. Опыт словаря. М.: Intrada, 2006. 416 с.
HYBRIDITY AS A FEATURE OF THE DEMONIC (A CASE STUDY OF THE LATE MEDIEVAL ICONOGRAPHIC TRADITION)
I. V. Kovrigina
In her analysis of the late medieval images of inhabitants of the infernal world, the author tries to reveal the meaning of visual language, through which was constructed an image of the demons in the Middle Ages. Medieval demons appear as hybrids, having a form of androgynous, human-like creatures with strongly pronounced features of animals. In case of absence of anthropomorphic traits, characteristics of various animals are combined in their appearance.
Keywords: medieval culture, demonology, hybrids, «Ars moriendi» treatise.
