CC BY
81
Е. В. Королькова
Дьявол в ксилографических дидактических книгах позднего Средневековья
Христианская иконография дьявола по сути является компиляцией античных греческих мифов (сатир, Медуза Горгона) и мифов Востока, особенно иудаистских и вавилонских. Однако, в раннехристианском искусстве его облик смутен и неясен, и впервые изобразительный образ появляется лишь VI веке на мозаике Сан Аполлинаре Нуово в Равенне1. Хотя в житие св. Антония IV века мы можем прочитать описание, как именно выглядели демоны, то, безусловно, является подтверждением отставания изобразительной демонологии от словесной. Вопросы, связанные с возникновением и дальнейшим развитием образа и облика дьявола в христианской мифологии, представляют богатый материал для исследований не столько в области искусства, сколько в области теологии. Однако, изобразительная традиция фиксировала и тиражировала образ дьявола, иллюстрируя попытки отцов церкви решить вопросы, связанные с «достойным» местом, занимаемым антагонистом сначала Бога, а затем и Христа.
Образ дьявола переживал взлеты и падения, однако интерес к его персоне не исчезал никогда и достиг своего апогея на исходе Средневековья2. Дьявол вместе со своими помощниками в эпоху Высокого Средневековья по популярности становится почти что равен Христу. Средневековому человеку не остается ничего, кроме как вступить в борьбу со злом, имеющим конкретно воплощенную форму и получившим к интересующему нас периоду индивидуальный характер и легко распознаваемые особенности. Пожалуй, Дьявол становится вечными спутником, чье присутствие в обыденной повседневной жизни не может удивить, и, следовательно, напугать. Попытки проследить трансформацию и развитие художественного образа дьявола носят довольно запутанный характер, а гипотезы часто противоречат друг другу. В этом нет ничего удивительного, так как до сих пор исследователи не пришли к единому и структурированному мнению даже об имени дьявола. Дьявол, Сатана, Люцифер, Велиал, Вельзевул, Змей, Сама-эль, Асмодей, Князь Тьмы, Антихрист - вот далеко не весь список имен того, кто является воплощением зла.
1 Христос отделяет овец от козлищ, Сан Аполлинаре Нуово, ок. 520 г.
2 Справедливости ради, необходимо отметить небывалый интерес к вопросам связанным с дьяволом, демонами и колдовством в просвещенную эпоху Нового времени, когда в Европе пылало наибольшее количество костров, по сравнению с которым Средние «темные и кровавые» века кажутся миром благоденствия и любви.
Враг, обличитель, противодействующий ангел Господень, чьей обязанностью было приносить вред людям по замыслу Божьему для испытания и укрепления Веры - все это Сатана в раннем иудаизме. Ангел, взбунтовавшийся против Бога, ставший предводителем воинства Мирового Зла и повелитель преисподней, коварный и искусный соблазнитель, внушающий греховные мысли, противостоящий Христу - это Сатана христианства, по сути выполняющий функцию освободителя Бога от ответственности за Зло, происходящее в мире. После Страшного суда Сатана и его сторонники будут побеждены, обратятся в истинную веру и прекратят бесчинствовать. Сатана также отождествляется с библейским змием, обманом и хитростью заставившим Еву совершить первый грех, и с апокалипсическим зверем. Еще одно имя - Люцифер-светоносец - взятое из 14 главы книги Исаии в версии Вульгаты, по сути, рассказывает ту же историю непримиримой и несмиряемой гордыни и жажды Равенства с Богом. Раннее Средневековье редко использовало это имя дьявола по причине этимологической противоречивости - зло не может быть светоносным. Существовало предположение, что после падения Люцифер сменил не только прекрасную внешность, но и имя, превратившись в Люцифуга (бегущего от света). Однако, в эпоху Позднего средневековья имена Сатана и Люцифер становятся взаимозаменяемы и равнозначны. Еще одно распространенное именование - Дьявол - является именем все того же высшего духа зла, ставшего предводителем взбунтовавшихся против господства Бога ангелов. Слово «дьявол» восходит к греческому слову (diabolus -. клеветник, обвинитель), которое в Септуагинте передавало еврейское hasatan. Средневековье создало свои этимологии этого имени, а точнее имен, которые, с точки зрения богословов, лучше выражали смысл. Например, Исидор Севильский слово «дьявол» понимал как «deorsum fluens» (текущий вниз)1. А Шпренгер и Инститорис2 считали, что слово «diabolus» происходит от «dia» (т.е. duo, два) и «bolus» (т.е. morsellus, укус, смерть), так как он несет двойную смерть - телу и душе. Дьявол - это ангел, отделенный от Бога гордыней, который в раввинист-ской литературе параллелен Самаэлю (отождествляемого с Сатаной) и стоит выше серафимов, так как имеет двенадцать крыльев, вместо шести. Бездонному падению дьявола соответствовало его былое величие, уступающее лишь величию Бога. С этим были согласны практически все богословы, начиная с Григория Великого, хотя по каким причинам они пришли к этому заключению остается загадкой. Возможно, в основе подобного восприятия лежал библейский принцип трансформации слабей-
1 Исидор Севильский. Этимология, 8:11, со1. 314
2 Шпренгер Я., Инститорис Г., Молот ведьм. СПб., 2001.
шего в сильнейшего и наоборот - «Всякий возвышающий себя унижен будет, а унижающий себя возвысится»1.
Главные атрибуты дьявола - это ложь и зло, однако, все богословские попытки описать сущность дьявола посредством идеи зла как причинения страдания приводили к дилемме, где дьявол является слугой Бога, творящим зло по его заданию, и тогда Бог не есть вселенское добро, либо Бог бессилен остановить всемогущего дьявола, и тогда он не может быть Абсолютом. Поэтому, начиная с Августина, описание сущности Сатаны сводилось к его стремлению перевернуть мироустройство. Т. е. зло воспринималось как беспорядок, но не как страдание. Такова философско-теологичес-кая подоплека вариантности употребления имен Дьявола, помогающая не запутаться в их разнообразии.
«Ubique daemon» (дьявол повсюду) - это утверждение может быть девизом всего позднего Средневековья. Ни в одной другой религии отрицательное не сосредоточено в таком концентрированном виде в как в христианстве XIII-XV веков. Опыт средневекового человека - голод, войны, как за территорию, так и за идею, чума - кричал о наличии страдания, ненависти и борьбы. Необходим был кто-то, кто ответит за все происходящее. И он был найден. Все, что происходило плохого, оказывалось делом рук Сатаны, Дьявола, Люцифера. Земля стала адом, и Церковь, боясь потерять мирскую власть над умами и душами, объявила: Князь Тьмы прибыл на Землю, чтобы исполнить пророчество о грядущем конце света. Чем мрачнее становилось время, тем активнее Церковь продвигала образ Дьявола. Он все больше и больше обретал власть над умами, его облик обрастал все новыми деталями, и, в конце концов, эта проработанность и детальность приобрели обратный эффект. Если Ад и Смерть прочно ассоциировались с образом Дьявола и были поистине устрашающими, а Сатана выглядел как человек вплоть до XI века, и затем его образ трансформировался в звероподобного монстра, то к концу XIV столетия его облик становится комичным. Когда постоянно пугают и говорят о незримом и ежесекундном присутствии чего-то ужасающего, психика вырабатывает защитный механизм. Если над страшным посмеяться, страх уйдет и, очевидно, именно этому свойству человеческой психики иконография Дьявола обязана такой необычной трансформацией от устращаю-щего монстра к комическому, почти шутовскому персонажу, способному, однако, причинить немало беспокойства. Но, думается, что не только чума и голод сыграли существенную роль в расширении сферы влияния дьявола. Его чрезвычайная популярность была связана и с распространением ересей. Одной из его дидактических функций было назидание, и именно в таком качестве образ Дьявола в XIV-XV веках использовали проповедники, пытающиеся вернуть в лоно католической Церкви заблудшие души.
1 Лука, 14:11
К XIV веку увеличилось количество нищенствующих монашеских орденов, призванных Папой на борьбу с ересями. Монахи-проповедники нуждались в пособиях и иллюстрациях для своих проповедей, составлением которых им и пришлось заняться. В XV столетии в Германии и Нидерландах чрезвычайной популярностью пользовались так называемые ксилографические книги, создаваемые в скрипториях монастырей. Относительная, по сравнению с иллюминованными рукописями, дешевизна ксилографических книг сделала их важными помощниками малообеспеченных проповедников и менее ученых монахов-мендикантов1.
Для нас представляет интерес так называемая религиозно-дидактическая ксилографическая книга, в которой появляется изобразительный образ Дьявола. В XV столетии существовали следующие книги подобного рода: Canticum Canticorum , Apocalypce, Antichrist, Septimania Poenalis, Exercitium Super Pater Noster, Speculum Humanae Salvationis, Biblia Paupe-rum, Totentanz, и Ars Moriendi. Все они предназначались для бедного клира, не имеющего полного текста Священного Писания, и использовались в качестве наглядного пособия, а также помогали быстро ориентироваться в сложном и запутанном библейском тексте, так как большинство из них было построено по типологическому принципу. Однако, Ars Moriendi и Totentanz, принадлежат к другой категории ксилографических книг. Наибольшую популярность они получили во второй половине XIV - начале XV столетия, когда появилось огромное количество литературных и изобразительных произведений, главными героями которых становились посланцы Смерти, вовлекающие живых в смертельный хоровод. Фрески на стенах монастырей и церковных дворах, створки алтарей, надгробная скульптура, книжная миниатюра, гравюра на дереве и металле изобилуют сюжетами, где главную роль играет Смерть: «Трое мертвых и трое живых», «Триумф смерти», «Искусство умирать», «Пляски смерти»2 далеко не весь перечень литературных и изобразительных произведений XIV-XV столетий. Вероятно, в противовес «Пляскам смерти», не одобряемым церковью, было создано «Искусство умирать», как своего рода антитеза на идеи, заключенные в «Плясках», о едином конце для всех: и для праведника, и для грешника3. Сюжет книги составляют сцены борьбы сил добра и зла за душу умирающего. «Искусство умирать» служило пособием для священников, дававших последнее причас-
1 Менее учеными были далеко не все монахи нищенствующих орденов, среди них, безусловно, были образованные люди, но основная масса мендикантов происходила из крестьянского сословия, имевшего сложные отношения с латынью.
2 Подробно см Нессельштраус Ц.Г. «Пляски смерти» в западноевропейском искусстве XV века как тема рубежа средневековья и Возрождения // Культура Возрождения и средние века. М., 1993. С. 141-148
3 Male E. Lvart religieux de la fin du Moyen age en France. Paris, 1969. Р. 380.
тие умирающему, и использовалось для выбора тем к проповедям. Первые десять попарно изображают искушение человека дьяволом и его защиту ангелами. Смертный час представлен как поле боя между ангелом-хранителем и нечистой силой. Пять раз испытывает дьявол человека, пытаясь сбить его с истинного пути, но каждый раз на защиту души умирающего встают ангел, Христос, Богоматерь, святые. В последней, одиннадцатой гравюре, изображен триумф небесных сил. Таким образом, здесь отразилось распространенная в эпоху позднего Средневековья идея «малой эсхатологии» - решение о судьбе человеческой души до наступления «большой эсхатологии» - конца света и Страшного суда1. Но, несмотря на серьезность тем, во всех книгах образ дьявола карикатурно-гротескный. Он может иметь черты звероподобные, в виде змея с человеческим лицом, может совмещать самым причудливым образом черты разных животных (свиное рыло украшено рогом, длинные ослиные уши соседствуют с круто закрученными, как у винторогих антилоп, рогами). Дьявол часто крылат и обладает птичьими лампами с когтями, иногда может иметь птичью голову. В ксилографических книгах мы не найдем образ Сатаны приятной и привлекательной внешности, это будет уродливое создание, вызывающее скорее всего жалость, чем какое-либо другое чувство. При уродстве в его одеянии могут проступать черты щегольства. И при всем этом наш модник будет тщательно скрывать хвост, словно стесняясь лишней детали в костюме. Люцифер позднего Средневековья нередко имеет несколько лиц, в том числе и на животе и на ягодицах, которые кривляются и гримасничают, вызывая ассоциации с театральными представлениями, где в финале Зло будет изничтожено, в том числе и посредством смеха. Таким образом, нелепость дьявола подчеркивает его ничтожность, а смех делает безобидным, но по- прежнему оставляя вредоносным. И, хотя в представлении человека позднего Средневековья персонажи Священной истории так же реальны, как и они сами, комический и преувеличенно гротескный образ Дьявола выглядит как шутка, как нелепый кошмарный сон, но не как сила, способная сдержать вечно мечущуюся душу человеческого существа. Церкви придется изобретать новые способы борьбы с грехами, ибо изобразительный образ Дьявола позднего Средневековья себя дискредитировал.
1 Нессельштраус Ц. Г. «Пляски смерти»... - С. 141-148
