CC BY
105
1. Галина М. С. Старая, новая, сверхновая... Журналы фантастики на постсоветском пространстве // Новый мир. 2006. № 8. URL: http:// magazines.russ.ru/ novyi_mi/ 2006/ 8/ ga13.html (дата обращения: 14.12.2016).
2. Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкин. М.: Ин-т науч. информации по обществен. наукам РАН, 2003. 1600 с.
3. Лингвистика. Филология. Языкознание: сб. студен. работ / под ред. Т. Бухтина. М.: Студен. наука, 2012. 2361 с. (Вузовская наука в помощь студенту). URL: http:// biblioclub.ru/ index.php?page=book&id=227913 (дата обращения: 14.12.2016).
4. Акрамов Ш. Р. Научная фантастика - проблемы определения (литературный обзор) // Актуальные вопросы филологии, искусствоведения и культурологии: материалы Междунар. заоч. науч.-практ. конф. (12 ноября 2012 г.). Новосибирск : СибАК, 2012. URL: http://sibac.info/conf//xvii/ 30002 (дата обращения: 14.12.2016).
УДК 821.161.3
ГЕРОИ РАССКАЗОВ ИВАНА ШАМЯКИНА:
ПРИЕМЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ВОПЛОЩЕНИЯ И ТВОРЧЕСКИЙ ГЕНЕЗИС
В статье рассматривается вопрос о художественном преломлении традиций русской классической литературы в творческом наследии И. Шамякина. Предмет исследования составили поведенческие модели и черты психологического облика главных героев произведений Л. Толстого, И. Тургенева, А. Чехова, актуализированные и интерпретированные в образах персонажей малой прозы белорусского писателя.
Ключевые слова: Шамякин, главный герой, творческое сознание писателя, русская классика.
5. Кононенко Б. И. Апокалиптика // Большой толковый словарь по культурологии. М.: Вече 2000, 2003. 512 с. URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_culture/1247 (дата обращения: 14.12.2016).
6. Невский Б. По ком звонит колокол. Фантастический апокалипсис // Мир фантастики. 2007. № 47. URL: http:// old. mirf.ru/ Articles/ art1762.htm (дата обращения: 14.12.2016).
7. Федяева Н. Д. Норма vs. не-норма = ожидаемое vs. неожиданное // Сибир. филолог. журн. 2009. № 2. С. 136143.
8. Федяева Н. Д. Языковой образ среднего человека в аспекте когнитивных категорий градуальности, дуальности, оценки, нормы: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Алтай. гос. ун-т. Барнаул, 2003. 24 с.
9. Энциклопедия читателя. URL: http://www.clubook.ru/ encyclopaedia/posle_londona_ili_dikaja_anglija_after_london_ or/?id=51981 (дата обращения: 14.12.2016).
© Березовская Л. С., Демченков С. А., 2016
Д. А. Бестолков D. A. Bestolkov
CHARACTERS OF IVAN SHAMYAKIN'S STORIES: TECHNIQUES OF ARTISTIC EXPRESSION AND CREATIVE GENESIS
The article discusses the issue of breaking traditions of the Russian classical literature in I. Shamyakin's creative heritage. The subject of research consists of behavioral models and features of the psychological appearance of the main characters of works of L. Tolstoy, I. Turgenev, A. Chekhov, actualized and interpreted in the images of the characters of the Belarusian writer's short prose.
Keywords: Shamyakin, main character, creative consciousness of the writer, Russian classics.
В начале XXI в. в такой области научного знания, как теория литературы, продолжает оставаться актуальным вопрос о художественной взаимосвязи традиций русской литературы Х1Х-ХХ столетий и наследия белорусских писателей [1; 2; 3]. Как на это указал еще А. Адамович [4, с. 16, 17, 111], произведения Л. Толстого, Ф. Достоевского, А. Чехова и других классиков русской литературы оказали огромное влияние на формирование творческих индивидуальностей целого ряда белорусских авторов, среди которых И. Мележ, В. Быков, И. Шамякин. На малую прозу последнего из упомянутых нам хотелось бы обратить внимание: попытаться отыскать в художественном мире рассказов И. П. Шамякина тех героев, которые выступили носителями «творческого гена» персонажей русской классики, тем более что в ряде текстов художник сам указывал на очевидную соотнесенность подобного рода.
Главный герой рассказа «Метель» (1955) - молодой агроном Валя. Она увлечена своей профессией, искренне
уважает и ценит человеческий труд и, как всякая девушка, мечтает о любви. Предмет ее симпатии - врач из соседней деревни Андрей Казимирович Грушицкий.
Взаимный интерес случайной встречи молодых людей был первым шагом на пути к сильному и стойкому чувству, однако его уверенному развитию мешало не только расстояние между деревнями, в которых они жили, но и практически круглосуточная профессиональная загруженность обоих.
В один из долгих и трудных дней колхозной жизни (после пешего перехода во время метели, разговора с председателем на повышенных тонах) уставшая Валя засыпает за томом «Войны и мира». «Когда читаешь - забываешь все свои неудачи, неприятности и живешь жизнью героев» [5, с. 372], - сочувственно поясняет автор произведения (его образ «совпадает с "образом рассказчика"» [6, с 133]) и следом вводит в текст цитату из романа Л. Н. Толстого, раскрывающую читателю потаенные мечты девушки. «"Давно я
ждала тебя", - как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка своей просиявшей из-за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея». Так Валентина из рассказа Ивана Шамякина уподобилась Наташе из эпопеи Льва Толстого. Как и юная графиня Ростова, шамякин-ская героиня мечтала оказаться на балу. Эту мечту ей подарил снимок из «Комсомольской правды»: «бал студентов в Георгиевском зале Кремля» [2, с. 370]. Впечатлительная, эмоциональная девушка, погрузившись в собственные грезы, оказалась именно там. «Пары кружатся, знакомые и незнакомые, все молодежь. Среди них председатель с женой, неуклюжие и смешные. Вале хочется посмеяться над ними, но некогда - она ищет Андрея, он непременно должен сюда прийти» [2, с. 372]. И Андрей приходит, но не во сне, а в реальной жизни. Однако застав Валю спящей, он не решился ее разбудить. «Андрей Казимирович ждал, ждал, пока ты проснешься», - позже расскажет Вале тетя Катя - хозяйка дома, в котором девушка снимает комнату.
Очевидно, что эпизод сна главной героини был использован И. П. Шамякиным в качестве приема «психологического изображения». Как на это указывает А. Б. Есин, сны «как форма воспроизведения душевных движений» часто применялись в прозе Льва Толстого. Там они выполняли «свою естественную функцию - раскрыть подсознательные процессы, игру сознания, неподконтрольную разуму» [7, с. 136]. Тончайшие грани «реальных психических закономерностей» в процессе перехода от сна к пробуждению достоверно представлены и в художественном мире Ивана Шамякина. Вдохновленная трепетным отношением близкого ей человека (не решился будить, любовался спящей), Валя примет внезапное решение навестить Андрея и под предлогом проведения агрокурсов в Сябровичах начнет собираться в дорогу.
Влюбленная девушка из рассказа «Метель» оказалась не единственной среди тех героев Ивана Шамякина, чьи образы наделены чертами персонажей русской классики.
Персонифицированная характеристика психологического облика девочки Вики из рассказа «Дети учительницы» (1960) стала для писателя возможной благодаря художественной актуализации образа Ирины Прозоровой (младшей из «трех сестер» А. П. Чехова). Пятнадцатилетний подросток Вика переживает тяжелую травму потери самого близкого человека - матери, жизнь которой оборвалась в сорок семь лет из-за неизлечимой болезни. Столь же сильно тоскуют по матери брат и сестра Вики - Павел и Зарина, но Вика самая младшая в семье, и оттого ее боль, ее душевная рана кажется ей самой глубокой, самой жуткой. Приезд отца-генерала, много лет назад расставшегося с их матерью из-за другой женщины, мог изменить ее судьбу. «Она ждала от него каких-то важных слов. И не ошиблась - он сказал: - Вика, я хочу, чтобы ты поехала со мной в Москву. - Сколь она думала об этом! Сколько раз уносилась туда в мечтах и сновидениях. Как чеховская Ирина. Только никому не говорила, боялась, как бы мама, Павел не подумали, что ей хочется к отцу. Но теперь... Зарина выйдет замуж... Павел живет своей жизнью. А ей надо учиться!.. Пускай отец виноват перед ними, но все-таки он отец. Вон у него совсем белая голова и такие грустные глаза. Ему тоже видно нелегко пришлось. А главное, ей надо учиться!
Учиться в Москве! Кто откажется от такой возможности?!» [2, с. 394).
В чеховской пьесе знаменитый лейтмотив-заклинание «В Москву» стал «попыткой героев выйти за пределы двойственной атмосферы существования» [8, с. 27]. Похожую попытку предприняла и шамякинская Вика. Для нее уехать в Москву значило не просто решить «насущную проблему личного бытия» [9, с. 10], но и, главное, раз и навсегда разрубить узел собственных противоречий: уйти от терзающего выбора стороны одного из родителей. Однако ни Вика, ни старшие брат и сестра так и не смогли простить отца. К радости Павла и Зарины Вика в Москву не поехала. «Славная ты моя девочка! Не горюй, - утешала ее Зарина, -заживет наша рана. Сойдет снег. В палисаднике, вон там, зацветут пионы. Придет счастье. Я верю: нас ждет большое счастье. И тебя. И меня. И Павла. Счастье в дружбе и верности» [2, с. 400].
Как на это справедливо указал Е. А. Городницкий, «личный мир шамякинских героев» «не герметизирован», он «соединяется с другими человеческими мирами, с социумом. Межличностные отношения, оценка героем своего отношения к другим имеют для него не менее существенное значение, чем самоанализ» [10, с. 45].
Калейдоскоп типов литературных героев в наследии А. П. Чехова велик, потому и образ пятнадцатилетней девочки Вики в творческом мире Ивана Шамякина не стал последним из представленных через аллюзию к чеховскому персонажу. Этот ряд дополнил герой рассказа «Ради жизни» (1951) - молодой врач Степан Чабрец. При внимательном рассмотрении в его образе угадываются черты известного чеховского персонажа - доктора Дымова из рассказа «Попрыгунья» (1891).
Дымова читатель видит «отчетливо», «хотя ему предоставлено всего полстраницы текста - главным образом, прямая речь» [11, с. 374]. Именно речь служит емкой характеристикой и для шамякинского героя. «У вас - профессиональный уклон мыслей» [2, с. 334], - резюмирует знакомая Чабреца - молодая учительница, выслушав умозаключения начинающего специалиста о будущем медицины.
Близки не только художественные темпераменты литературных персонажей (скромность, чувство такта, преданность профессиональному долгу), но и те обстоятельства, в которые они попадают волей сюжета. Как и Дымов, Степан Чабрец спасает жизнь мальчика, чье «маленькое слабое тельце» было «сломлено тяжелой формой дифтерии» [2, с. 328]. Молодой врач делает это очень рискованным для него способом: «Степан решительно наклонился над больным и начал через трубку отсасывать насыщенные инфекцией пленки и гной, которые душили ребенка». Таким же путем и доктор Дымов некогда спас своего последнего пациента. Иной оказалась судьба Степана Чабреца: он не заразился и остался жив. Стоит заметить, что молодой врач колебался, прежде чем пойти на рискованную процедуру, но чувство долга пересилило в нем: «Степан взглянул на страдальческое лицо мальчика и отбросил все свои колебания. Он обязан сделать все, что может, что знает. Он не имеет права в такой момент думать о себе» [2, с. 330].
Чеховского и шамякинского персонажей сближает чувство гражданской ответственности, ясное осознание того, что
собственной жизнью стоит рисковать ради спасения жизни другого человека, тем более ребенка. В итоге общим оказались не только сюжетные ходы, но и принципы художественного воплощения действующих лиц.
Дистанцирует шамякинского героя от Дымова его внутренняя речь и, как следствие, явно представленная художественная рефлексия персонажа.
Раскрытие характеров героев в малой прозе Ивана Шамякина происходит, прежде всего, через самоанализ, через интенсивное внутреннее проживание событий, в которые они попадают. В этой связи особенное значение для творческого мира писателя имела ситуация влюбленности, первых искренних, нежных отношений между юношей и девушкой. Именно такими предстают отношения героев рассказа «Первое свидание» (1953) - школьников Саши Кароневич и Жени Поплавской. «Высокая и красивая» Женя поразила Сашу с первого взгляда. Ребята выступили в одном номере на творческом вечере, у них завязалось знакомство, и через некоторое время Саша почувствовал к Жене непреодолимую симпатию, он влюбился. Состояние влюбленности, проникнув в подростка, не покидало его ни на минуту.
Свойство юношеского темперамента в состоянии влюбленности еще задолго до Шамякина стало предметом интереса многих мастеров прозы. Художественное осмысление того, «как чувствовал и мыслил впервые полюбивший подросток» [11, с. 198] получило глубокое развитие, к примеру, в повести И. С. Тургенева «Первая любовь» (1860). Творческая память прозаика аккумулировала в себе вершинные достижения русской классики, наследие Ивана Тургенева в том числе. Как и И. С. Тургеневу, белорусскому писателю, полагаем, «удалось максимально приблизиться к воспроизведению внутренней жизни человека в ее реальном виде» [7, с. 88]. Обращает внимание на эту закономерность и М. И. Мушинский: «опираясь на собственный художественный опыт, писатель выбрал путь исследования внутреннего мира» своих героев [12, с. 16].
Очевидная актуализация тургеневской темы проходит через рассказ Ивана Шамякина «Отцы и дети». Его герои -это люди разных возрастов и судеб. Каждого из них жизнь испытывает на верность материнскому, отцовскому или сыновнему чувству, каждый из них, расставшись по каким-либо обстоятельствам с близкими людьми, в итоге испытывает острую необходимость семейного единения, непреодолимое чувство привязанности к родным людям. К единению приходят и разделенные на два лагеря «отцов и детей» тургеневские герои, разница лишь в том, что одним из них удается это сделать при жизни (отцу и сыну Кирсановым), а другим лишь после ее завершения (Базаров в памяти родителей).
«Тургенев, - подчеркивает А. Б. Есин, - поставил своей художественной задачей не столько объяснить, растолковать существо психологических процессов, сколько воссоздать душевное состояние предельно отчетливо, внятно для читателя» [7, с. 86-87]. Поэтически близкий метод использовал и И. П. Шамякин, однако тургеневские образы не стали художественным лекалом для шамякинских персонажей. Белорусский прозаик осмыслил тургеневскую тему по-своему, дал ей более оптимистичное, чем сам автор,
воплощение. Это обстоятельство могло быть связано не только с созидательным пафосом советской действительности, литературным контекстом утверждаемого в искусстве соцреализма (Шамякин был верен его установкам [13, с. 21]), но и с внутренними эстетическими принципами самого художника, с национальным характером его творческого сознания, особым психологизмом его произведений.
Таким образом, приобщенность к миру персонажей русской классики получила в малой прозе Ивана Шамякина многоуровневое развитие: через авторскую сопоставительную характеристику (Вика из «Детей учительницы»), самоидентификацию литературной личности (Валя из «Метели»), номинативную соотнесенность («Отцы и дети»), сюжетно-ролевое построение эпизода (поступок Степана Чабреца).
Как об этом пишет Т. И. Шамякина, И. П. Шамякин выступил в белорусской литературе как последователь Я. Коласа, М. Зарецкого, М Лынькова. Однако «не менее значительное влияние на него оказали русские гении», «тургеневский гармоничный стиль, толстовский психологизм, лаконизм, острую и меткую деталь А. Чехова - все это можно заметить в стиле И. Шамякина» [14, с. 262], - подчеркивает профессор Белорусского государственного университета.
Как мы полагаем, прием художественной реконструкции хрестоматийных образов русской прозы (когда автор брал за основу прецедентную портретную или событийную модель, но наполнял ее совершенно новым, беспрецедентным идейным, социальным, ситуационным содержанием) стал одной из главных отличительных особенностей творческого стиля Ивана Шамякина. Выбор этой художественной стратегии в комплексе с адаптацией опыта белорусской классики способствовал формированию национального характера творческого сознания писателя, а выразился этот характер не только в раскрытии темпераментов литературных героев, но и в актуализации исторических и социально значимых тем и вопросов.
1. Райгоша В. П. Белорусская поэзия XX столетия в контексте восточнославянских литератур (типология, рецепция, художественный перевод): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 1993. 91 с.
2. Адамович Г. Е. Белорусская и мировая литературная классика: рецепция, типология, контекст: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Минск, 2012. 45 с.
3. Белорусская и русская литературы: типология взаимосвязей и национальной идентификации: материалы Между-нар. науч. конф., Минск, 18-19 апреля 2012 г. Ин-т яз. и лит. им. Я. Коласа и Я. Купалы НАН Беларуси. Минск: Право и экономика, 2012. 420 с.
4. Адамович А. М. Горизонты белорусской прозы. М.: Совет. писатель, 1974. 318 с.
5. Шамякин И. П. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1. Глубокое течение: роман; Рассказы 1950-1970 гг. / пер. с белорус., вступ. ст. В. А. Коваленко. Л.: Худ. лит., 1987. 496 с.
6. Городницкий Е. А. Повесть Ивана Шамякина «Торговка и поэт»: жанр, композиция, голоса автора и героя // Полымя. 2013. № 5. С. 130-134.
7. Есин А. Б. Психологизм русской классической литературы. М.: Просвещение, 1988. 176 с.
8. Шульц С. А. Роль праздника в художественной структуре драмы А. П. Чехова «Три сестры» // Филолог. науки. 2000. № 2. С. 24-31.
9. Афанасьев Э. С. Пьеса А. П. Чехова «Три сестры»: ироническая драма // Рус. словесность. 2008. № 8. С. 611.
10. Городницкий Е. А. Нарративная структура романа Ивана Шамякина «Снежные зимы» // Весык МДПУ iмя 1.П. Шамяюна. 2008. № 3 С. 44-48..
11. Эткинд Е. Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психо-поэтики русской культуры ХУШ-Х1Х вв. М.: Шк. «Яз. рус. культуры», 1999. 448 с.
12. Мушинский М. И. Война, женщина, любовь в повести «Торговка и поэт» Ивана Шамякина // Роднае слова. 2011. № 1. С. 15-20.
13. Штейнер И. Ф. «Поклон тебе, известная кузница кадров». Иван Шамякин и Гомельский государственный университет // Роднае слова. 2011. № 1. С. 21-24.
14. Шамякина Т. И. Социальная проблематика Творчества И. Шамякина в восприятии современных читателей // Язык и социум: материалы VII Междунар. науч. конф., г. Минск, 1-2 декабря 2006 г.: в 2 ч. Ч. 1 / под общ. ред. Л. Н. Чумак. Минск: РИВШ, 2007. С. 261-264.
© Бестолков Д. А., 2016
