CC BY
87
УДК 943.8.086 ББК 63.3(4Пол)62
В.А. Сахаров, доктор исторических наук, доцент (г. Москва)
ГЕРМАНСКИЕ ДОКУМЕНТЫ ОБ ЭКСГУМАЦИИ И ИДЕНТИФИКАЦИИ ЖЕРТВ КАТЫНИ (1943 Г.)
Статья рекомендована к печати доктором юридических наук, профессором В.И. Илюхиным, доктором исторических наук, профессором Р.Г. Гостевым.
Катынская история, вопреки насаждавшимся в обществе наивным ожиданиям, стремительно превращается во все более тяжелую в морально-психологическом и политическом отношениях проблему для России, её народов, прежде всего, русского народа. Совершенно несостоятельными оказались попытки снять ее политическую остроту с помощью признания вины за ни кем не доказанный факт расстрела военнопленных польских офицеров органами НКВД СССР.
Возлагая, без всяких на то серьезных оснований, ответственность советского руководства за их расстрел, политическое руководство РФ всячески затрудняет доступ широких кругов историков к архивным материалам, необходимым для объективного и всестороннего исследования катынской трагедии. Тем не менее, в распоряжении историков имеются источники, позволяющие обойти созданные преграды и развить аргументацию против этой, гитлеровско-геб-бельсовской по своему происхождению, версии, в пользу советской, сталинской по происхождению, версии её.
Речь идёт о документах органов фашистской Германии, осуществлявших эксгумацию трупов из массовых захоронений в Козьих горах (Ка-тынский лес) и их идентификацию, а также пропагандистское сопровождение «Катынского дела». В них содержится ценнейшая информация, раскрывающая методы, которые германская полиция использовала в ходе т. н. «идентификации», и ставящая под вопрос её ценность. Настоящей статьей мне хотелось бы привлечь внимание широких кругов отечественной и мировой
общественности, историков к этой группе источников и обозначить их способность прояснить некоторые из наиболее важных вопросов катынской истории.
Но рассказ о них мне хотелось бы предварить фрагментом сообщения Западного штаба партизанского движения в Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования от 27 июля 1943 г.: «Военнопленные, сбежавшие из Смоленского лагеря 20.07.1943 года, как очевидцы, - рассказали: Немцы, чтобы создать могилы в Катынском лесу, якобы, расстрелянных советской властью польских граждан, отрыли массу трупов на Смоленском гражданском кладбище и перевезли эти трупы в Катынский лес, чем очень возмущалось местное население. Кроме того, были отрыты и перевезены в Катынский лес трупы красноармейцев и командиров, погибших при защите подступов гор. Смоленска от немецких захватчиков в 1941 году, и погибших при вероломном нападении фашистской авиации на Смоленск в первые дни Отечественной войны. Доказательством этому служат вырытые при раскопках комсоставские ремни, знаки отличия, плащи и другие виды обмундирования Красной Армии» [1].
В основе гитлеровско-геббельсовской версии катынской истории лежали протоколы доп-росовйестных&ителей, проведенные тайной полевой полицией и гестапо, в которых сообщалось о прибытии в апреле-мае 1940 г. на станцию Гнёздово вагонов с польскими офицерами, а также о, якобы, имевших место слухах, что они расстреливались в той части Катынс-
62
кого леса, которая называется Козьими горами. Основанием для таких выводов, якобы, служили рассказы о том, что из леса слышались выстрелы. Единственный, кто утверждал, что сам слышал их, - крестьянин П. Киселев, живший рядом с лесом.
К этим показаниям принято относиться с доверием, хотя они содержат цифры военнопленных, доставленных в Гнёздово, значительно превышающие число как содержавшихся в Козельском лагере УВП НКВД СССР, так и захороненных в Козьих горах. После изгнания оккупантов, те из них, кто выжил, заявляли о вынужденном характере своих показаний и о принуждении подписываться под документами на немецком языке, которым они не владели [2]. Адепты германо-фашистской версии катынской истории эти заявления игнорируют как вынужденные лжесвидетельства. Однако сохранились подлинныеСПротоколыДопросов и тексты Сйрисяги, подтверждающие СПравиль-ностьИхПоказанийЮрганамСоветскойВла-стиВЭтомйункте. Они действительно выполнены на немецком языке и подписаны как допрашиваемыми, так и германскими полицейскими и судебными чиновниками [3]. Иначе говоря, допрашиваемые подписывали протоколы, не зная их точного содержания, вынужденно доверяясь устному переводу, о правильности которого они судить не могли. Значит, ценность их, как документов, адекватно отражающих содержание их рассказов, оказывается под сомнением. Во всяком случае, она должна быть доказана, прежде чем её можно использовать как достоверные свидетельства о расстреле польских военнопленных офицеров в Козьих горах весной 1940 г.
В этой связи нельзя не обратить внимания на то, что никто из допрашивавшихся не отмечал зловония, которое должно было далеко распространяться от Козьих гор и выдавать факт массовых расстрелов и захоронений гораздо надежней, чем слухи о выстрелах в лесу. Показательно, что о сильном, трудно переносимом трупном запахе сообщали даже те, кто посещал вскрытые могилы в апреле-мае 1943 г. Особенно странно, что об этом ничего не сообщает П. Киселев, живший примерно в 500 м. от мес-
та массовых захоронений и, якобы, слышавший не только выстрелы в лесу, но и сопровождавшие их крики после того, как туда в закрытых машинах привозили польских военнопленных офицеров. Но «слона-то» он как-то странно «не замечал» - не чувствовал зловония, издаваемого сначала сотнями, а потом и тысячами трупов, разлагающихся в процессе постепенного (примерно, в течение 45 дней) заполнения огромных ям. Не ведал о нём, и все!
Почему о нём ничего не говорили местные жители на допросах? Отсутствие в протоколах допросов упоминания о трупном запахе может служить косвенным доказательством того, что в них зафиксировано не то, что помнили допрашиваемые, а то, что считали важным вписать в них полицейские чины. Правда проста. Ложь -трудное дело, всего не учтешь!
А лгать приходилось! Дело в том, что части и подразделения конвойных войск ГУКВ НКВД СССР, осуществлявшие сопровождение польских офицеров, вообщеСЁеСйонвоировали включенных, осужденных к высшей Мере наказания. Просто это не входило в круг возложенных на них задач! В «Положении о конвойных войсках Союза ССР» (введено в действие приказом Наркома НКВД СССР № 0394 от 20 ноября 1939 г.) определены виды конвоев, их предназначение, категории конвоируемых, действия КВ в особых условиях. О конвоировании или охране осужденных на расстрел в нем нет ни слова! [4] Документ «Сведения о характере и сроках осуждения заключенных, отконвоированных эшелонными, сквозными и плановыми конвоями частей и соединений конвойных войск НКВД СССР за 2-й квартал 1940 г.» [5] позволяет увидеть, что конвойные войска в указанное время действовали в точном соответствии с данным Положением. Тоже можно сказать и о конвоировании в 1-ом и 3-ем кварталах 1940 г. [6] Это относится и к 136-му батальону (командир майор Межов) 226-го полка КВ, который в апреле-мае 1940 г. конвоировал польских военнопленных офицеров в процессе передачи их из Козельского лагеря УВП НКВД СССР в распоряжение УНКВД по Смоленской области. Всего за второй квартал 1940 г. этот батальон отконвоировал 10916 человек. Из них осужденных к раз-
ным срокам заключения было 5769, в т. ч. на сроки до 3-х лет - 4300, от 3-х до 5 лет - 858, от 5-ти до 8 лет - 443, от 8-ми до 10 лет - 134, от 10-ти до 15 лет - 34, свыше 15 лет - 0. Кроме того, было отконвоировано 2512 подследственных и 2635 ссыльных и спецпереселенцев [7].
Отсюда, следуют два важных для нас и непреложных вывода: первый - абсолютное большинство военнопленных польских офицеров, направленных в апреле-мае 1940 г. из Козельского лагеря УВП НКВД СССР в распоряжение УНКВД по Смоленской области, было осуждено Особым совещанием НКВД СССР к лишению свободы на срок не более 3 - 5 лет! Второй - никто из них не был приговорен к смертной казни. Это соответствует также положению об Особом Совещании НКВД СССР. Но и это еще не все хорошее. Дело в том, что в сохранившихся документах конвойных войск («путевые ведомости») содержатся многочисленные прямые указания на то, что они конвоировали «лишенных свободы», т. е. осужденных на^изнь в местах заключения, а не наСмерть[8].
Невозможно всерьез рассуждать о том, что все это делалось в нарушение решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. о расстреле польских военнопленных офицеров. Следовательно, эти документы служат ещё одним аргументом в пользу вывода о том, что указанное «решение» является не более чем примитивной фальшивкой.
Единственным доказательством времени образования массовых захоронений в Козьих горах, претендующим на объективность, является заключение главного лесничего военного правления Герффа о возрасте деревьев, росших, якобы, на могилах. Он составил его в Смоленске 30 апреля 1943 г. Говоря о нем, фиксируют только вывод: 5-летние деревца, пересаженные 3 года назад. В результате у читателя может возникнуть впечатление, что Герфф сам изымал материал для анализа или присутствовал при этом. В этом случае авторитет специалиста вкупе со свидетельством очевидца производит сильное впечатление. Между тем во вводной части этого документа содержится важная информация об обстоятельствах предоставления ему деревьев для исследования и о месте их произрастания: «Де-
легацией иностранных судебных медиков мне были представлены для исследования 6 растений сосен, которые были выкопаны лично господином профессором Биркле из Бухареста и господином профессором Бутц из Вроцлава в окрестности Иратскихйогил в Катыши (выделено нами. - В.С.)» [9]. Ограничивая свою роль исключительно анализом представленного ему древесного материала, Герфф полностью Обесценивает если не результаты проведенного им анализа, то самый анализ, превращая его в совершенно бесполезную для установления времени захоронений работу и лишая германо-фашистскую версию катынской истории единственной серьезной опоры в важнейшем вопросе - о времени расстрела.
Очень любимо у адептов германо-фашистской версии катынской истории утверждение об истязании военнопленный офицеров перед расстрелом, в частности, о тугом связывании им рук, о раздроблении костей черепа тяжелым предметом и т. п. На несостоятельность последнего утверждения еще в 1945 г. обратили внимание польские судмедэксперты Ольбрихт Я.С. и Сен-галевич С.Л. в своем заключении, подготовленном для международного военного трибунала в Нюрнберге [10].
Но, что еще важнее, имеется документ ведущего судебного медика профессора д-ра Г. Бутца, руководившего германским медицинским исследованием катынских захоронений, в котором он сам оспорил обоснованность таких заключений: «Обнаружениеразрушенных сводов черепа трупов в сочетании с выстрелами в затылок не является надежным признаком того, что сильные удары тупым предметом предшествовали расстрелам. Скорее [расщепление [йвода [Черепа [может [быть [Объяснено В Основном Гидродинамическим Эффектом [Выстрела, в результате может создаваться видимость, что эти разрушения являлись следствием нанесения ударов тупыми предметами. ЭтоЖе относится^ ЙЕвязываниюСрук, следы [от [которого [Могут [объясняться [особенностями [нахождения [трупов [В [могилах, поэтому [факт Двязывания [рук йе [может быть [йаучно [обоснован [(выделено нами. -В.С.)» [11].
Позднее, в официальном «Сообщении» Бут-ца о катынских раскопках» [12], эта оценка была изменена, чем, однако, не снимаются отмеченные им аргументы против такого вывода; кроме того, не исключено, что окончательный вид соответствующая часть этого документа приобрела без его участия.
Реальная эксгумация трупов из могил в Козьих горах сопровождалась, во-первых, искусственным «раздуванием» численности эксгумированные, а также, во-вторых, фальсификацией результатов йх Идентификации. Об этом свидетельствуют документы, которые секретарь полевой полиции группы тайной полевой полиции 570 Восс, руководивший полицейским расследованием, направлял в руководящую «инстанцию». Из них следует, что для увеличения численности «жертв НКВД» достаточно часто в ежедневно составлявшихся списках эксгумированных и идентифицированных пропускались номера (последний номер в списках Восса -4131). Всего в них было пропущено 124 номера, следовательно, в списках (с учетом одного дублирующего и трех литерных номеров) зарегистрирован 4011 труп, разного рода комплектов документов, бумаг и вещей, а также погон и фуражек.
В 59 случаях Вместо [Трупов 0 списках эксгумированных были учтены Документы, Иума-ги й [(или) [Предметы [(очевидно, правильнее будет говорить о случаях, которые остались не скрытыми от постороннего взгляда) [13]. Хотя точное число таких «замен» пока установить не удается, тем не менее, можно говорить, что этот метод увеличения численности эксгумированных, а также «идентификации» несуществующих трупов применялся достаточно широко. Очень эффективный прием, позволяющий «одним выстрелом» постоянно «убивать двух зайцев». Более чем откровенные признания в использовании этого метода содержатся в документах Вос-са.
Так, например, он писал, что «в одной из могил найдены документы. Не известно, к каким трупам эти бумаги принадлежат; тем не менее, они могли бы принадлежать трупам до сих пор не идентифицированным» (выделено нами. -B.C.) [14]. «Дополнительные списки», регуляр-
но направляемые им «по инстанции», свидетельствуют, что это была не единичная находка, и позволяют понять, что происходило с этими документами в дальнейшем. Так, 30 апреля 1943 г. он писал: «в могилах обнаруживаются лишь документы и документы, но не трупы... Нужно [Полагать, что эти документы принадлежат до сих пор не идентифицированным трупам» (выделено нами. - В.С.). За 6, 10, 14, 18, 20, 22, 24, 26 и 31 мая, соответственно, имеются следующие записи: «В одной из могил найдены документы. Неизвестно, к каким трупам они принадлежат»; ««Два заключительных трупа представлены лишь найденными документами»; «Заключительные шесть трупов представлены лишь рр. найденными документами»; «Заключительные непронумерованные трупы представлены лишь найденными документами», «6 трупов снова могут быть представлены только документами»; «Дополнительно идентифицировано 24 следующих до сих пор неизвестных трупа. 3 заключительных трупа представлены найденными бумагами»; «Нижеследующие 24 имени принадлежат трупам, до сих пор являвшихся не идентифицированными. 3 непронумерованных трупа представлены лишь рр. документами, найденными в одной из могил»; «Следующие 25 трупов до сих пор считались не идентифицируемыми. Непронумерованные имена представлены изъятыми из могил бумагами»; «Идентифицировались дополнительно: 20 трупов. 2 трупа представлено личным знаком и письмом. Сами трупы не были найдены». В последней записке, от 8 июня, сообщается: «Дополнительно идентифицировано 26 трупов, порядковые номера которых занесены в прежних установках. Следующие 3 польских офицера представлены найденным документом, так как трупы не найдены, они не пронумерованы» [15].
С целью увеличения численности «опознанных» трупов достаточно широко использовался метод снабжения их документами и бумагами, не имевшими к ним никакого отношения, но дававшими формальные основания для «идентификации». На это указывают германские документы, в которых содержатся оценки результатов произведенной идентификации трупов.
Они свидетельствуют о том, что истинную -ничтожную - ценность произведенной так называемой «идентификации» знали не только германские участники «катынского дела» и их польские подельники. Например, на совещании, проведенном 10 июня 1943 г. в Кракове главным управлением пропаганды правительства генерал-губернаторства, было констатировано: «до сих пор предоставленные и в польской прессе опубликованные списки трупов, идентифицированных в Катыни, недостоверны, так как только вйемногихВлучаях соответствуют действительности» (выделено нами. - В.С.) [16]. В этом совещании принимали участие представители ПКК. Значит, Ше только германские власти, руководившие спектаклем в Козьих горах, [но и руководство Польского Красного креста (и все те, кого оно информировало), хорошо 31нали йстинную Цену ¡подготовленного [(на основе списков Восса) спискаЭксгуми-рованныхй идентифицированных. В одном из писем ПКК, в частности, говорилось: «Из до сих пор поступавших списков мы лишь в немногих случаях можем считать данные достаточным основанием для информирования родных, так как при таком большом количестве имен отсутствуют личные данные, допускающие несомненное опознание умерших (выделено нами. -В.С.)» [17].
Главное, что беспокоило организаторов ка-тынской провокации - дублирование имен «идентифицированных». На это указывают частые разъяснения президиуму ГКК причин этого дефекта, имеющие характер установки, инструкции. Так, например, в письме, направленном 27 июня 1943 г. из главного отдела пропаганды правительства генерал-губернаторства (подписано: Шпенглер) в президиум ГКК, говорилось: «бумаги приводились в порядок различными ревизиями документов, в результате, документы, принадлежащие одному трупу, при упаковывании раскладывались по различным конвертам. Поэтому, например, [бумаги офицера оказывались разложенными Во [12 различным конвертам (выделено нами. - В.С.)» [18]. В письме министерства пропаганды в президиум ГКК от 30йвгустаП943[г также указывалось, что подлинные документы убитых в Катыни польских
офицеров «при упаковывании в конверты неоднократно перепутывались и частично оказывались положенными в конверты, принадлежащие различным покойникам» [19]. Такая версия может казаться убедительной только для тех, кто оставался (и остался!) в неведении о том, что в Козьих горах широко практиковалось «сводничество» неизвестных трупов со «счастливо обретенными» документами.
На основании вышеизложенного мы можем утверждать, что находившиеся в руках германской полиции какие-то документы, бумаги и даже предметы использовались ею, во-первых, в качестве заменителей реально йеСуществу-ющих\Мрупов, и, во-вторых, дляйидентифи-кации»Эрупов, изначально фигурировавших как «неопознанные».
Как это делалось? Известно, что какой-то массив документов и бумаг «выдерживался» в могильных ямах. Известно, что они использовались для идентификации трупов и для их замещения в списках эксгумированных и идентифицированных; очевидно, из них формировались комплекты «вещьдоков». Какая-то часть их «записывалась за трупом» в служебном помещении, где производилась работа с документами и составлялся список эксгумированных и идентифицированных. Но основная часть их использовалась для снабжения трупов, лежащих в могилах. Утверждения о невозможности подложить «вещьдоки» трупам, слипшимся в плотную массу, не разрушив её монолитности, совершенно несостоятельны. Достаточно было, например, по окончании дневных работ, когда на могилах не останется посторонних, «снабдить» трупы верхнего слоя, уже «потревоженные» хождением по ним и работой на них, заранее подготовленными наборами «вещьдоков» - рассовать по карманам, в голенища сапог и т. д. На следующий день при обыске трупа их непременно найдут. Представители ПКК - засвидетельствуют, уложат в конверты, привяжут номера. А сотрудники Восса - зафиксируют в очередном списке: номер по порядку, труп, при трупе то, что было подложено ему накануне. И так день за днем... Так было или как-то иначе, но подобная профанация «идентификации» авторитетно свидетельствуется самим Воссом.
66
Мнение, что обнаруженные при трупе документы и бумаги являются надежным основанием для его идентификации, на поверке оказывается совершенно несостоятельным. Уже только «сводничество» трупов с документами неизбежно и основательно подрывает доверие к спискам Восса. Конечно, какая-то часть найденных при трупах бумаг, действительно, принадлежала им. Но даже в тех случаях, когда в списках Восса фиксировались документы, действительно принадлежавшие убитому, то это не может служить гарантией правильной идентификации трупа, т. к. при нем могли быть документы и (или) бумаги либо принадлежащие третьим лицам, либо содержавшие информацию о них (письма, открытки, конверты, записные книжки, визитки, фотографии и т. д.). Очевидно, что текст обнаруженных при трупах документов и бумаг мог говорить что-либо только о них самих и владельцах. Задача отождествления его с извлеченным из могилы трупом оказывалась в тех условиях совершенно неразрешимой. Не спасает положения и наличие документа с фотографией, поскольку состояние лицевой части головы трупа исключало его опознание по ней. Использовать методику восстановления внешнего вида головы человека по его черепу в тех условиях не было возможности. Да и нужды в этом тоже не было. О генетическом анализе говорить не приходится.
К сказанному добавим, что совершенно не известно, как определялась национальная принадлежность и польское в прошлом гражданство неопознанного трупа в гражданской одежде. Ничего не знаем мы и о том, в униформе какой армии были неопознанные военнослужащие. А знать это необходимо, поскольку, вместе с поляками в этих могилах, как было показано выше, в неизвестном нам порядке и количестве были перезахоронены трупы погибших в боях бойцов и командиров Красной армии, а также местных жителей с городского кладбища Смоленска. В списках Восса они могут «скрываться» как неопознанные военные («Offizier»), «Leutnant», «Uniformierten», «Leiche in Uniform»), неопознанные («unbekannt») или гражданские («Ziwilist»).
После того, как, благодаря германским документам, прояснилась картина формирования
списков эксгумированных и идентифицированных трупов из могил катынского леса, можно обратиться к вопросу о причинах совпадений между ними, а также списками польских военнопленных, отправлявшихся из Козельского лагеря УВП НКВД СССР в распоряжение УНКВД по Смоленской области. Известно, что какая-то часть из них действительно была расстреляна немецко-фашистскими оккупантами в 1941 г., поэтому определенное совпадение в общем перечне имен между этими списками не только могло, но и должно было иметь место.
Впервые обратил внимание на имеющиеся совпадения между этими списками Ю.Н. Зоря, а «направлявший и руководивший» его поисками в Особом архиве В. Фалин - один из «главных» «прорабов перестройки» - оценил их, как «потрясающие совпадения» и исчерпывающее доказательство расстрела польских военнопленных офицеров органами НКВД СССР. Этот вывод, освященный политическим авторитетом М. Горбачева, стал первым отечественным «вкладом» в развитие гитлеро-геббельсовской версии [20]. Указание на факт такого совпадения сначала служило в качестве главного аргумента в пользу вывода о виновности советской стороны в расстреле польских военнопленных офицеров. Теперь, после обнародования фальшивок - документов Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. об их расстреле - он продолжает сохранять свое значение в качестве одного из важнейших аргументов в пользу германо-фашистской версии катынской трагедии.
Однако самый факт значительных совпадений очередности расположения фамилий Сй «списках-предписаниях йа Итправку Пленных изКозельскогоИагеряВСУНКВДйоСЕмолен-скойЭбластийЭксгумационныхйписковйз Катыни» [21] невозможно объяснить иначе, чем «чудом», если учесть определенную бессистемность обнаружения и вскрытия могил, а также эксгумации и регистрации трупов. Сколь-либо существенное совпадение могло быть только в том случае, если немецкие «инстанции», силами которых осуществлялась идентификация трупов, имели списки присланных из Козельского лагеря бывших польских военнопленных офицеров. Правда, в этом случае, «совпадение»
перестает быть «потрясающим» и оказывается имеющим весьма прозаическое объяснение.
Адептам германо-фашистской версии придётся смириться с фактом наличия в распоряжении германских властей таких списков и их использованием в процессе «расследования» «Ка-тынского дела». Дело в том, что во БремяБзя-тия СЕмоленска [германские [войска, в числе прочих документов, захватили НСписки интернированных в Козельском йагере», прислан-ныхйСраспоряжениеСУНКВДйоСмоленской области. Более того, они активно использовались в процессе идентификации эксгумированных в катынском лесу трупов. Об этом свидетельствует переписка министерства пропаганды Рейха с Германским Красным крестом. Например, 23 июня 1943 г. из этого министерства в адрес президиума ГКК было направлено письмо, в котором говорилось: «Вам высылаются обнаруженные в ГПУ Смоленска списки имен (имена на русском языке) для внимательного изучения с просьбой переслать находящиеся у Вас поименные списки установленных в Каты-ни жертв, имеющихся в обоих списках» [22]. В тот же день особый уполномоченный ГКК сообщал в министерство пропаганды: «списки ГПУ содержат польские имена, которые были переведены на русский язык. Эти польские, по-русски написанные имена были переведены обрабатывающей немецкой инстанцией, к сожалению, не на польский язык, что не представляет никаких трудностей для перевода и может осуществляться с большой точностью, а на немецкий язык. Пересланный материал представляет собой большое значение для всей работы по расследованию пропавших в Советской России польских офицеров. В интересах этой работы, и, прежде всего, для сравнения запрошенных списков со списками эксгумированных в Катыни, безусловно, необходимо, чтобы списки ГПУ как можно скорее были присланы сюда в точной копии оригинала, или как фотокопия русского текста» [23]. В письме от 8 июля мы вновь встречаем просьбу «передать найденные в здании ГПУ в Смоленске списки интернированных в Козельском лагере либо в оригинале, либо в фотокопии, или же позволить снять с них копии на русском языке» [24].
После окончания «полевого периода» расследования массовых захоронений в Козьих горах (6 июня 1943 г.), работа со списками эксгумированных и идентифицированных продолжалась в краковском институте судебной медицины и естественнонаучной криминалистики, куда для дезинфекции и исследования были переданы «вещьдоки», добытые в катынском лесу [25]. Мировой общественности хотели представить документ, лишенный видимых дефектов. Однако эта задача оказалась не решаемой. Достаточно сравнить списки Восса со списком эксгумированных и идентифицированных, опубликова-ных в сентябре 1943 г. в сборнике документов «Официальный материал о катынском убийстве», чтобы понять: все основные дефекты первоначальных списков здесь сохранились, а в ходе «работы» над списком был использован метод «идентификации» трупов по документам и бумагам, которые прежде были признаны недостаточными для этого. Поражает обилие имеющихся в нем следов фальсификации и проявлений небрежности, которые свидетельствуют о том, что никакой серьезной работы над списками Восса в «кабинетный период» работы с ними не велось. И это понятно. Работа над ним требовала многих месяцев, а политическая потребность в опубликовании официальных результатов заставляла торопиться.
Это отразилось в оценках как самого списка эксгумированных и идентифицированных, так и перспектив работы над ним. Процитируем ряд документов. 27 июля 1943 г. новый вариант списка эксгумированных и идентифицированных был направлен сотрудником главного отдела пропаганды правительства генерал-губернаторства Шпенглером в президиум ГКК с уведомлением, что он несовершенен, что требуется «минимум 5-6 месяцев» для его уточнения [26]. Президиум ПКК, направляя 16 августа список эксгумированных и идентифицированных в Международный комитет Красного креста (МКК), в сопроводительном письме к нему информировал, что список составлен «на месте» «с помощью изготовленного в Катыни каталога», что «опознавание трупов производилось на основании найденных у них заметок. Имена жертв устанавливались на осно-
68
вании найденных у них документов, например: удостоверения личности, служебные удостоверения, прежде всего, официальные удостоверения, наконец, письма и визитные карточки». Судя по отзыву ПКК, в этом списке сохранились все, прежде отмечавшиеся, недостатки, например, то, что «часть найденных документов, принадлежащих одной и той же личности, находилась в карманах форменной одежды одного трупа, а другие либо в песке могилы, либо при других трупах». Руководство ПКК считало, что этот список «должен рассматриваться как временный», подлежащий дальнейшему уточнению «в соответствии официальными результатами судебно-медицинской экспертизы, проводимой в Кракове» [27].
В письме Президиума ПКК, направленном 12 октября 1943 г. в Международный комитет Красного креста в Женеве, содержалась следующая итоговая оценка результатов германского расследования «Катынского дела»: «.. .даже если бы ПКК располагала всеми результатами работ по эксгумации и идентификации, включая документы и воспоминания, она не могла бы официально и окончательно засвидетельствовать, что эти офицеры убиты в Катыни. Неопознаваемое состояние трупов, тот факт, что во многих случаях при двух трупах были обнаружены документы, несомненно, принадлежавшие одному лицу, минимум опознавательных знаков, особенно безупречных вещественных доказательств, найденных при трупах, наконец, то обстоятельство, что военные, убитые в Катыни, пали не на поле сражения, а по прошествии времени, за которое должно было произойти изменение первоначального состояния униформы, все это дает ГКК основания утверждать только то, что данные трупы имели при себе определенные документы (выделено нами. -В.С.)» [28].
Следовательно, поляки тогда, в 1943 г., признавали, что с уверенностью можно говорить только о том, что данный документ, зафиксированный в списке Восса, был обнаружен при данном трупе. И что нет никаких оснований утверждать, что в прошлом он принадлежал именно этому расстрелянному человеку. Очевидно, лишне говорить, что адепты германо-фашистской
версии катынской трагедии избегают таких признаний.
Так, президиум польского Красного креста, не желая того, не только «вогнал осиновый кол» в результаты т. н. «идентификации» германскими властями «катынских жертв», но и подвел «мину» под все последующие попытки представить их, как заслуживающие доверия.
Отмеченные выше манипуляции германских «инстанций», «расследовавших» «катынс-кое дело», с йрупамиййвещьдоками» Исключают Принятие На Веру Каждого Отдельно Взя-того[фактаустановленияЕвязи[МеждуНими. Что же остается в качестве надежно установленного? НИЧЕГО!
Неизбежен вывод: учтенные в списках Вос-са, в качестве «вещьдоков», макулатура и металл в массе своей либо не могут служить основанием для идентификации жертв германского фашизма, погребенных в могилах Козьих гор, либо не являются надежной основой для нее.
Делопроизводственные документы органов германского Рейха, хотя прямо и непосредственно не затрагивают главного вопроса - о том, кто производил массовые расстрелы и захоронения в Козьих горах (Катынский лес), тем не менее, они, как минимум, полностью разрушают легенду о надежно установленном факте, что в Козьих горах захоронены польские офицеры, привезенные из Козельского лагеря и расстрелянные весной 1940 г. органами НКВД СССР по решению высшего политического руководства СССР. Они служат ослаблению всей системы аргументов германо-фашистской версии катынской истории. Одновременно они развивают й усиливают систему аргументации В Пользу советской сталинской версии катынской истории.
Примечания:
1. Государственный архив новейшей истории Смоленской области (ГАНИСО). Ф.8. Оп. 2. Д.160. Л.38.
2. См.: Amtliches Material zum Massenmord von KATYN. - Berlin: 1943. С.22-30; ГАРФ. Ф.7021. Оп.114, Д.8. Л.65-69, 123-126, 168-174; Д.10. Л.109-115.
3. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.7021. Оп. 114, Д. 36, Л. 40-41, 48-49, 5154, 67-68. См. также: Amtliches Material. . Обращают на себя внимание различия в составе допрошенных, с одной стороны, указанных в официальном германском издании, а с другой - в протоколах допросов и акте приведения их к присяге. Эти разногласия дают дополнительные основания для критики «Amtliches Material ...». Данный вопрос требует специального исследования.
4. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 40. ОП.1. Д.179. Л.1-2об.
5. Там же. Д.182. Л.66, 67.
6. Там же. Д.182. Л.64-65, 68-69.
7. Там же. Л.66, 67.
8. Там же. Ф.18444. Оп.2с. Д.278. Л.94-183, 273-285. См. также: Катынь. Пленники необъявленной войны. Документы, материалы. М.: 1999. С.568, 584; Катынь: Расстрел. С. 81, 122-123, 144-145.
9. ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.2. Л.50.
10. См.: Сахаров В.А. «Отзыв» польских судмедэкспертов на германский «Официальный материал о катынском убийстве» («Amtliches material zum massenmord von Katyn») / Управление: вызовы и стратегии в XXI веке: // Ученые труды факультета государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова. Выпуск 6. - М.: КДУ, 2007. - С.227-228, 249-250.
11. ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.2. Л.4.
12. См.: Amtliches Material. С. 88-90, 93.
13. См.: ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.34. Номера в списках: 108, 118, 129, 195, 196, 219, 241, 242, 246, 256, 261, 265, 266, 267, 268, 269, 278, 294, 302, 303, 304, 310, 311, 315, 318, 320, 325, 326, 330, 334, 335, 336, 340, 346, 351, 353, 359, 365, 368, 371, 375, 385, 387, 398, 400, 402, 405, 411, 414, 419, 420, 423, 424, 476, 652, 661, 666, 1592, 3072.
УДК 947.084.5/086 ББК 63.3(2)61/63
14. Там же. Д.36.Л.19.
15. Там же. Л.6, 12, 14, 15, 17, 22, 63, 74, 75, 77, 79.
16. Там же. Д.23. Л.118.
17. Там же. Д.38. Л.9.
18. Там же. Д.35. Л.1.
19. Там же. Д.23. Л.86.
20. См.: Яжбороеская И.С /И.С. Яжборовская, А.Ю. Яблоков, В.С. Парсаданова / Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях. - М.: 2001. - С.290-291, 294-297.
21. См.: Там же. С. 290-291.
22. ГАРФ. Ф.7021. ОП.114. Д.23. Л.109.
23. Там же. Л.108.
24. Там же. Л.102.
25. Там же. Д.23. Л.86.
26. Там же. Д.35. Л.1.
27. Там же. Д. 23. Л.50-52.
28. Там же. Д.23. Л.38. Текст цитаты на языке документа: «Anderseits selbst wenn das PRK sдmtliche Ergebnisse der Exhumation und Identifikationsarbeiten einschließen der Dokumente und Andenken besдЯe ^nnte es offiziell und in endg^tiger Form nicht bescheinigen daß der betreffende Offiziere in Katyn gestorben ist. Der unerkennbare Zustand der Leichen, die Tatsache, daß in vielen Fд1len bei 2 Leichen Dokumente vorgefunden worden sind, die zweifellos einer einziger Person angeh^ten, die minimale Zahl der Kennmarken, der einzig einwandfreien Beweisstecke, die auf den Leichen gefunden wurden, endlich der der Mordtat vorangegangene Zustand, das die in Katyn ermorderten Milit4rpersonen nicht auf dem Schlachtfelde, sondern nach einer Zeitraum fielen, in welcher der Wechsel der Uniform, das Verkleiden und die Fluchtversuche an der Tagesordnung waren, alle diese Urs^nde berechtigen das DRK nur bescheinigen zu ^nnen, daß die betreffenden Leichen, gewisse Dokumente getragen hat».
Л.Н. Доброхотов, доктор философских наук, профессор (г. Москва)
ЦЕРКОВЬ И ОБЩЕСТВО В РОССИИ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
Аннотация. В статье на основе сравнительного анализа политических репрессий предложен авторский взгляд на государственную политику 1920-1950-х гг. в СССР.
Ключевые слова: фальсификация истории, государство, политические репрессии, жертвы
политических репрессий, СССР. -
- 70 - V*-
