CC BY
73
Ю. Л. Буянова
катынское дело в советском иновещании в апреле 1943 г.
Катынское дело — международный конфликт вокруг расстрела польских военнопленных в местечке Катынь под Смоленском — берет свое начало в апреле 1943 г. 13 апреля берлинское радио заявило о нахождении массовых захоронений и обвинило в этом преступлении СССР. В Катыни начались раскопки и идентификация жертв. Продолжались работы до июня, а 25 сентября Красная Армия освободила Смоленск, и на месте расстрела начали работать уже советские специалисты. С этого момента начался второй этап Катынского дела, когда советская сторона обрела документальную основу для утверждения своей версии событий, согласно которой ответственность за преступление лежит на германских властях.
На первом этапе противостояния советской и германской пропаганды в отношении Катынского дела советская сторона вынуждена была лишь отвечать на обвинения и отводить их с помощью слов, не подкрепленных документально.
Поскольку германский министр пропаганды Й. Геббельс проводил кампанию с широким применением различных СМИ, то и советская пропаганда отвечала тем же. Статьи на катынскую тему регулярно появлялись в советской прессе. Московское радио транслировало передачи, посвященные названной теме. Наибольшая активность советской пропаганды наблюдалась во второй половине апреля 1943 г., в начале мая она постепенно сошла на нет, между тем немецкие и подконтрольные нацистам СМИ продолжали публиковать новости с места раскопок, списки жертв и т. п. Большая часть радиоматериалов передавалась за границу. По нашим подсчетам, из главной редакции пропаганды Радиокомитета за апрель 1943 г. вышло 6 передач на СССР, в то время как на иностранные государства за тот же период — 27.
Иновещание — это радиовещание, адресованное слушателям зарубежных стран. Анализ советской пропаганды, посвященной Катынскому делу, базируется в данной статье на основе документов советского иновещания (фонды Радиокомитета и ТАСС в Государственном архиве Российской Федерации). Документы, в которых автору встретились упоминания о Катыни, последний раз просматривались в 1970-е годы, а это говорит об их невысокой популярности среди исследователей. Если учесть, что тогда говорить и писать о Катыни было не принято, материалы представляют еще больший интерес. Вообще же во всех трудах о Катынском деле, встретившихся автору, отражению дела в радиопропаганде посвящено в лучшем случае несколько строк [см., напр.: 1; 2; 3 и др.], хотя, если проводить сравнение с прессой того же периода, материалы, представленные в документах ТАСС и Радиокомитета, гораздо полнее и разнообразнее материалов прессы.
Сначала рассмотрим статьи, которые готовились сотрудниками редакции контрпропаганды ТАСС и передавались посредством радио на разные страны.
Первая статья, касающаяся Катынского дела, датируется 16 апреля 1943 г. Озаглавлена она так: «Кровавая инсценировка» [4, л. 97-99]. Уже в самом названии статьи вы© Ю. Л. Буянова, 2011
ражено отношение власти к случившемуся (как известно, СМИ тогда разделяли только официальную точку зрения): гитлеровцы сами расстреляли польских офицеров, а затем устроили из этого спектакль.
Первые статьи отличает сбивчивость в предположениях, в них постоянно встречается союз «якобы», выражающий сомнения в достоверности сообщаемого, — «якобы расстрелянных». Кроме того, в одной из ранних статей утверждается, например, что «за три года трупы не подверглись разложению, а мундиры, удостоверения, дневники, письма, фотографические карточки, даже веревки, которыми были связаны руки расстреливаемых, — короче говоря, абсолютно все атрибуты, остались нетронутыми. Да что удостоверения! Оказывается, даже лица трупов за три года не изменились» [4, л. 97]. Позже это утверждение нигде не повторяется. Но сначала, чтобы вызвать большее возмущение, чтобы показать нелепость немецких обвинений, такая версия была необходима. «Теперь ясна трагическая судьба этих польских военнопленных. Часть их была, видимо, убита немцами немедленно, часть же “на всякий случай” попридержали в живых. Теперь такой “случай” наступил. Расстреляв тысячи безоружных людей и подчистив хранившиеся в архивах гестапо документы, гитлеровцы похоронили трупы своих жертв на советской земле, использовав для этого находящиеся близ деревни Гнездовой археологические раскопки исторического “Гнездовского могильника”, о которых жульнически умалчивают в своем сообщении. Так “чудо” становится понятным. Польские военнопленные убиты немцами и убиты недавно. Именно поэтому трупы их сохранились» [4, л. 98].
Во-первых, если действительно поляки были захвачены в плен немцами летом 1941 г., а расстреляны позже, то где же они содержались все это время? Почему нет никаких следов? Во-вторых, в заключениях экспертов [5] четко говорится о степени разложения трупов, о степени сохранности документов, все это было отнюдь не «свежим», как утверждает советская пропаганда. Врачи сделали вывод, согласно которому поляки, по всем признакам, были расстреляны весной 1940 г.
За 17 апреля были подготовлены три сообщения ТАСС с пометкой «На все страны». Следует отметить, что в первые дни сообщения передавались на все страны, затем — либо только на Германию, либо на нейтральные и союзные страны, либо даже отдельно на Польшу. Сначала следовало ответить на обвинения немцев и доказать нелепость обвинений. Это было сделано в сообщениях на все страны. С 19 апреля началась кампания против польского эмигрантского правительства: утверждалось, что оно якобы вступило в сговор с фашистами в клевете на Советский Союз. На самом деле, как известно, это было лишь поводом к тому, чтобы разорвать отношения с не очень удобным для СССР правительством Сикорского. 25 апреля отношения были прекращены. Поэтому в 20-х числах апреля сообщения на тему Катыни стали направляться отдельно на Польшу, на союзные страны, на Англию (где располагалось правительство Сикорского) и США, а также отдельно на Германию, ибо Германия являлась главным противником — и в войне, и в Катынском деле.
С 17 апреля 1943 г. проводится более четкая линия — нет путаницы, нет нелепых упоминаний о Гнездовском могильнике, о «свежести» трупов... Обличение гитлеровцев становится более убедительным — появляются напоминания о других провокациях немцев, идет сравнение их действий тогда и сейчас, отыскиваются определенные параллели. Одна из таких параллелей — с 1938 годом, когда «ведомство Геббельса пустило в ход множество документов о “преследовании” судетских немцев в Чехословакии.
Гитлеровские мошенники состряпали все эти документы за подписями вымышленных или умерших людей и довольно грубо смонтировали старые фотографии времен Первой мировой войны. Оскандалившиеся фальсификаторы, однако, в точности повторили этот же жульнический трюк в 1939 году: они опубликовали огромное количество снимков, изображающих “польские зверства” в отношении немцев. Это оказались залежавшиеся в архивах германского министерства снимки немецких зверств, опубликованные в 1914-1918 гг. в иллюстрированных журналах союзных стран» [4, л. 135]. Подобные сравнения — верный ход со стороны советской пропаганды, они подрывали доверие к Геббельсу.
Далее автор статьи продолжал: «Сейчас провокаторы из Берлина снова решили выехать все на том же заезженном дохлом коньке. Германская пропаганда, надрываясь от натуги, кричит об обнаруженных под Смоленском трупах польских офицеров, якобы в 1940 году расстрелянных органами советской власти. Передают самые невероятные подробности этого “события”; своей нелепостью они выдают всю провокационную стряпню» [4, л. 135].
В 1943 г. уже было известно о преступлениях и провокациях немцев. Во многих странах могли поверить советским сообщениям, с их красноречивыми параллелями. Особенно это касалось оккупированных стран, где население не понаслышке знало о гитлеровских зверствах. Помимо сравнения с другими провокациями эти статьи постоянно напоминали о преступлениях фашистов. И это не могло не вызвать доверия к советским сообщениям. Катынское преступление выглядело как характерное для немцев — подобными вещами к 1943 г. трудно было кого-то удивить. Так, например, в одной из статей за 17 апреля говорилось следующее: «Гитлеровцы убили и замучили столько миллионов людей, что трупами этих жертв можно наполнить любое количество могил, подобно той, которую гестаповские палачи “открыли” сейчас в Катынском лесу. То, что теперь гитлеровцы пытаются приписать эти чудовищные преступления советскому народу, лишь выдает их с головой. Этим они пытаются прикрыть неслыханные преступления, совершенные ими самими» [4, л. 136]. В итоге делался вывод, что «конечно, ни один человек в мире не может сомневаться в провокационном характере очередной фальсификации гитлеровских бандитов» [4, л. 136]. Вывод спорный, поскольку строился на одних голых рассуждениях, без каких-либо доказательств кроме соответствия логике. У Геббельса было большое преимущество — его доводы были основаны на раскопках, на научных показаниях судебно-медицинских экспертов. Публиковались списки погибших, и это стало стопроцентно удачным ходом для привлечения заинтересованной аудитории.
Уже 17 апреля советские пропагандисты обозначают причины нацистской «провокации». Акция Геббельса, по мнению пропагандистов, имела целью отвлечь внимание общественного мнения от истребления гитлеровцами польского народа, а так же «возродить. жупел “большевистской опасности”. Вся эта дикая провокация, сфабрикованная аферистами из гитлеровского игорного притона, свидетельствует лишь о том, к каким гнусным средствам прибегают гитлеровские банкроты в своих тщетных усилиях найти какой-то выход из тягчайшего военного положения, в котором очутились сейчас Германия и ее союзники» [4, л. 137]. Если отбросить резкие выражения, то же самое мы можем прочесть и у многих современных авторов.
В последующие дни в документах редакции контропропаганды ТАСС встречаются однотипные обличительные статьи, в которых повторяются сюжеты о других прово-
кациях гитлеровцев, об их зверствах в Европе (особенно в Польше), о том, что судьба поляков, которых так долго искали, теперь известна, что летом 1941 г. они попали к немцам и были ими расстреляны, что гитлеровцы этой провокацией пытаются запугать Европу большевизмом, отвлечь общественное мнение от своих злодеяний в Польше и от своего поражения под Сталинградом и т.д. Дальше будет повторяться то же, но добавится и новое.
20 апреля в сообщении, которое распространялось только на нейтральные страны, говорилось о том, что «ряд уважающих себя газет нейтральных стран» не отреагировал на «германскую фальшивку». Это будто бы вызвало ярость германских руководителей пропаганды, и в адрес этих газет последовали угрозы. Сотрудники ТАСС объясняли «ярость берлинских провокаторов» следующим образом: «Фабрикуя и пуская в оборот фальшивку о польских офицерах, они надеялись поймать в свои сети всех и вся. На деле же оказалось, что поверили фальшивке лишь те, кто хотел поверить ей. Но таких — ничтожное число. Честные же люди с негодованием прошли мимо гнусной стряпни гитлеровцев, правильно оценив ее как одну из очередных немецких провокаций» [4, л. 231]. Хотя речь идет о газетах нейтральных стран, очень характерна фраза «поверили фальшивке лишь те, кто хотел поверить ей». Позже такая фраза будет отнесена к польскому правительству в изгнании. Намек ясен: кто не поддерживает Советский Союз, тот пособник преступников и клеветников.
В 20-х числах апреля начинаются нападки на польское правительство. И то обстоятельство, «что на удочку берлинских провокаторов попалось польское правительство», свидетельствует, по мнению советских контрпропагандистов, «о большом влиянии прогитлеровских элементов в польском правительстве» [4, л. 263]. В подобном тоне и станет продолжаться советская кампания — лишь тот, кто хочет чтобы его обманули, верит Гитлеру. Поэтому (если следовать такой логике), члены польского правительства в Лондоне являются сотрудниками Гитлера. Вместе с тем в вещании на зарубежные страны критики и «разоблачений» польского правительства не так много, как во внутренней прессе и внутреннем вещании. Немного больше отрицательных высказываний появляется уже после разрыва отношений, но все равно это меньше, чем в СССР. Во внешней пропаганде прямо не говорится о «сговоре» Сикорского с немцами, вероятно, потому, что слушатели других стран имели разные источники информации, а у советского же народа (и поляков, находившихся на советской территории) не было источников информации кроме официального, правительственной информации и в сознании людей можно было создать любой стереотип, в том числе такого сговора. Тем более, что во второй половине 20-х чисел, после разрыва отношений, сообщения адресуются в основном союзным странам, либо Англии и США, либо Польше, а в Англии было хорошо известно, что никакого польско-германского сговора не существовало (дело заключалось лишь в том, что Германия и Польша в один день подали заявки в Международный комитет Красного Креста с просьбой провести расследование).
Правительство Сикорского серьезно критикуется пожалуй, только в передачах на Польшу. Критика строится следующим образом: правительство в Лондоне нанесло предательский удар по своему Отечеству: в то время как в Польше происходит угнетение и истребление польского народа, его правительство сотрудничает с угнетателями. Здесь ярко выражено стремление вызвать у поляков праведный гнев. Но поляки, желавшие узнать правду о Катыни, не видели в обращении правительства в Красный Крест ни-
какого предательства — для них это был естественный путь к установлению истины. Поэтому усилия советской пропаганды были напрасными.
В целом, характеризуя проанализированные материалы ТАСС на зарубежные страны в 1943 г., можно отметить следующее. Все статьи отличаются бедной лексикой, «штампами» и «клише». Лексика резкая, порой даже грубоватая, но в военных условиях это объяснимо, особенно когда речь идет о противнике. Язык сообщений достаточно прост и доходчив, как и подобает пропагандистскому тексту. Но иногда встречаются длинные путаные предложения, что для радио, информация которого воспринимается на слух, не очень удобно. Язык местами довольно образный, фразы порой наполнены вполне справедливым пафосом. Но часто также встречаются и примитивные, даже корявые фразы, например: «Судьба их была неизвестна. Теперь она известна» [4, л. 163], смысл «ясен для невооруженного глаза» [4, л. 138] и др.
Кроме проанализированных выше источников существует еще целый комплекс документов собственно Радиокомитета. Стоит упомянуть и о них, например, о материалах контрпропаганды отдела советской и международной информации. 21 апреля в сообщении, передаваемом на все страны, использовалась цитата из некоей шведской газеты «по поводу гитлеровской фальшивки о “расстреле польских офицеров”: Геббель-совские лжецы, само собой разумеется, приводят очень много деталей. Но когда такую историю перегружают деталями, то она, как всякое очень неустойчивое суденышко, опрокидывается и идет ко дну» [6, л. 4]. Видимо, именно поэтому советская комиссия годом позже уже не отягощала читателей и слушателей излишними деталями. В документах сохранилось и еще одно небольшое сообщение, датируемое 24 апреля, в котором содержится ссылка на шведские, английские и американские газеты. Ссылаясь на иностранную печать, советские пропагандисты тем самым подкрепляли уверенность в правоте советской версии, подтверждали ее успех, это было их излюбленным приемом.
Существует также немало материалов, переданных за границу на английском и французском языках редакцией информации для заграницы (РИДЗ) ТАСС. Анализировать их здесь не представляется возможным в силу большого их объема.
Подводя итоги, необходимо отметить, что такие мало востребованные при изучении Катынского дела источники, как статьи ТАСС для отправки за границу и тексты радиопередач, хранящиеся в фонде Радиокомитета, позволяют расширить наше представление об официальной позиции советских властей по этому вопросу. Большое число упоминаний Катынского дела в названных документах, особенно в апреле 1943 г., свидетельствует о важности темы, а количество материалов о Катыни, созданных для внутреннего пользования и для иностранных государств, показывает внешнеполитический характер акции. Прежде всего важно было сохранить авторитет в глазах союзников, а также бороться с гитлеровской пропагандой. Поскольку распада антигитлеровской коалиции, на который надеялся Геббельс, начиная Катынскую кампанию, не произошло, можно увидеть в этом заслугу отчасти и советской пропаганды. Преодолев растерянность первых дней, к 20-м числам апреля пропаганда стала более четкой, более убедительной. В неприятном для Советского Союза Катынском деле даже была найдена определенная выгода, так как это стало удобным поводом для разрыва отношений с польским эмигрантским правительством, который назревал давно.
В целом указанный комплекс источников станет хорошим дополнением к материалам советской прессы о Катынском деле, а также покажет конкретный пример работы советской пропаганды в экстренных условиях.
1. Катынская драма: Козельск, Старобельск, Осташков / Под общ. ред. О. В. Яснова. М.: Политиздат, 1991. 240 с.
2. Лебедева Н. С. Катынь: Преступление против человечества. М.: Изд. группа «Прогресс-культура», 1994. 350 с.
3. Яжборовская И. С., Яблоков А. Ю., Парсаданова В. С. Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях. М.: РОССПЭН, 2001. 496 с.
4. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-4459. Оп. 20. Д. 74.
5. Amtliches Material zum Massenmord von Katyn. Berlin: Zentralverlag der NSDAP. 1943. 332 S.
6. ГАРФ. Ф. Р-6903. Оп. 22. Д. 91.
Статья поступила в редакцию 12 октября 2010 г.
