CC BY
222в адресате намерения дать почву для убеждения и побуждения к действию (13). По мнению
В. 3. Демьянкова, понимание политического дискурса предполагает фоновое знание, ожидание автора и аудитории, скрытые мотивы, сюжетные схемы, излюбленные логические переходы, бытующие в конкретную эпоху.
Анализ множества концепций интерпретации понятия дискурса показывает, что в настоящее время этот лингвистический феномен вышел за рамки простого концепта, что требует его дальнейшего тщательного изучения.
Литература
1. Кубрякова Е. С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике (обзор) // Дискурс, речь, речевая деятельность. Функциональные и структурные аспекты: сб. обзоров. М., 2000. С. 7.
2. Борботъко В. Г. Общая теория дискурса (принципы формирования и смыслопорождения): дис.... д-ра филол. наук. Краснодар, 1998. С. 98.
3. Кунина М. Н. Когнитивно-прагматические характеристики террористического дискурса: автореф. ... дис. канд. филол. наук. Краснодар, 2001. С. 21.
4. Баранов А. Г. Функционально-прагматическая концепция текста. Ростов н/Д, 1993. С. 81.
5. Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
С. 136-137.
6. Карасик В. И. О категориях дискурса // Языковая личность: социолингвистические и эмотив-ные аспекты: сб. науч. трудов. Волгоград; Саратов, 1998. С. 187.
7. Филлипс Л. Дж., Йоргенсен Марианне В. Дис-курс-анализ. Теория и метод: пер. с англ. Харьков, 2004. С. 11.
8. Фуко М. Избранное. Москва, 1972. С. 117.
9. Лакло иМуфф. Гегемония и социалистическая стратегия. Париж, 1985. С. 105.
10. Уодак Р. Язык. Дискурс. Политика. Волгоград, 1997. С. 274.
11. Демъянков В. 3. Лингвистическая интерпретация текста: универсальные и национальные (идиоэтнические) стратегии // Язык и культура: Факты и ценности: к 70-летию Ю. С. Степанова М., 2001. С. 319.
12. Garsia Santos J. F. El lenguaje politico: En la Secunda Republica у en la Democracia // El lenguaje politico. Madrid, 1985. P. 104.
13. Baley P. Live oratory in the television age: The language of formal speeches // Campaign language: Language, image, myth in the US presidential elections. 1984. Bologna, 1985. P. 79.
E. П. ЖУКОВА
ГЕРДЕР И СЛАВЯНСТВО
В истории культурных взаимоотношений Востока и Запада особое место занимает немецкий философ-просветитель Иоганн Готфрид Гердер (1744-1803), воззрения которого оказали большое влияние не только на становление научной славистики, но и на развитие культуры славянских народов в целом.
Гердер писал в своем главном труде «Идеи к философии истории человечества», что основная цель человечества - достижение гуманности, а цель земного существования человека - воспитание гуманности. Он рассматривал каждый народ с точки зрения его вклада в это общее дело. Среди других европейских народов философ особо выделял славян, которые, по его представлениям, являлись прообразом подлинной человечности. Гердеру принадлежат слова о необычайной доброте, миролюбии и смирности славян. «Несмотря на совершенные ими подвиги, славяне не были никогда народом воинственным, искателями приключений, как немцы» (1). Древние славяне, по его словам, не завоевывали, а осваивали территории: «Повсюду славяне оседали на землях, оставленных другими народами, - торговцы, земледельцы и пастухи, они обрабатывали землю и пользовались ею; тем самым после всех опустошений, что предшествовали их поселению, после всех походов и нашествий, их спокойное, бесшумное существование было благодатным для земель, на которых они селились» (там же).
Удивительно, что среди всех народов, которые Гердер описал в своей книге, только о национальном характере славян было сказано столько положительных слов. Ученый выделил в качестве их основных черт доброту, широту' натуры, покорность и миролюбивость. «Они [славяне] были милосердны, гостеприимны до расточительства, любили сельскую свободу, но были послушны и покорны, враги разбоя и грабежей Коль
скоро они не стремились к господству над целым светом, не имели воинственных наследственных государей и готовы были лучше платить налог, только чтобы землю их оставили в покое, то многие народы, а больше всего немцы, совершили в отношении их великий грех» (2). Гердер писал о возрождении славянской нации, на которую должны равняться все народы Европы, потому что «законодательство и политика Европы со временем будут все больше поддерживать спокойное трудолюбие и мирные отношения между народами» (там же). Он был уверен, что славянские народы воспрянут ото сна, «сбросят с себя цепи рабства,
станут возделывать принадлежащие им прекрасные области земли - от Адриатического моря до Карпат и от Дона до Мульды - и отпразднуют на них свои древние торжества спокойного трудолюбия и торговли» (там же).
Эти несколько страниц труда немецкого поэта и мыслителя, посвященные славянам, получили большой резонанс во всем мире. Гердера восприняли как заступника славянских народов. В России он также нашел своих восторженных читателей и последователей. Профессор Харьковского университета И. М. Собестианский (1856-1895) начал с Гердера отсчет новой славистики, новой, подлинной истории славян, критикуя всех других исследователей, которые представляли в своих работах их иначе, чем Гердер. «Небольшое исследование Гердера о славянах, - писал ученый, - положило начало новому направлению - сентиментально-поэтическому, которое продолжает господствовать и теперь в славянской ученой литературе» (3). Причины особого расположения немецкого философа-просветителя к славянству Собестианский видел в основном гердеровском положении: высшая цель человечества - достижение гуманности, вытекающей из сущности человеческой природы.
Во время пребывания в Риге в 60-х годах XVIII века Гердер планировал написать книгу о России и даже составил план ее содержания. В своих тетрадях философ сделал запись о России и ее будущем: «Молодая, полудикая нация должна превратиться в самостоятельный народ» (4). Свой труд «Uber die Wahre Kultur eines Volkes, insonderheit Russlands» («О подлинной культуре народа, в особенности российского») Гердер предполагал писать, основываясь на трудах по российской истории А. Л. Шлецера, на исторических сочинениях Г. Ф. Миллера, материалах по истории и географии нового времени А. Ф. Бюшинга, «Historie de Г empire de Russie sous Pierre le Grand» Вольтера и на немецком переводе «Древней русской истории» М. В. Ломоносова. Однако дальше планов дело не пошло.
К русской теме и к будущему России Гердер обратился вновь в 1769 году в «Дневнике моего путешествия». Немецкий просветитель мечтал стать для славян учителем и советчиком, новым «Лютером, Цвингли, Монтескье, который пробудит славянские народы, особенно русских, от их сна и бездеятельности и поведет их к высшим целям» (5). В «Дневнике...» есть строки об особой роли Украины в жизни Европы, превращении ее в высокоразвитую цивилизацию. Гердер писал: «Какое зрелище представят все эти места, если взглянуть на них с Севера и Запада, когда на них снидет наконец дух культуры! Украина станет новой Грецией. Прекрасное небо, простирающееся над этим народом, его веселый нрав, музыкальность, плодородные нивы и т. д. когда-нибудь воспрянут ото сна» (6). Философ провел параллель между становлением великой древнегреческой цивилизации (когда из многочисленных диких племен сложилась единая нация) и процессами, происходящими среди славян. Границы новой
культуры, по его мнению, будут простираться «до Черного моря и оттуда по всему миру». Новая нация разбудит «погруженную в сон Европу и заставит ее служить тому же духовному началу».
В «Дневнике моего путешествия» Гердер сформулировал свой взгляд на диалог русской и западноевропейской культур. Особенно интересна была немецкому философу такая выдающаяся личность российской истории, как Петр I. Император-преобразователь, повернувший весь многовековой ход развития русской нации в иную сторону, был для Гердера образцом просвещенного монарха, способствовавшего культурному возвышению народов России. Образ императора-реформато-ра привлекал внимание ученого еще в юности. Грандиозные творческие планы зрели в его душе: он мечтал создать целое эпическое произведение, посвященное деятельности Петра. «Не был ли Петр Великий подлинным патриотом, - спрашивал Гердер в одном из своих сочинений, - ведь он стал именем и чудом нашего тысячелетия, отцом древнего и создателем своего нового отечества? Почему он не правил со спокойствием своих предшественников? Что внушило ему великую мысль, мысль, которая одна уже заслуживает “Петриады”, вырвать своих детей против их желания из вековых привычек? Что это был за жар, который его направил к чужому, к ученичеству <...> при всех бурях и безуспешных стремлениях все выше его поднимал, все больше воспламенял - о великий отец своей отчизны! Из твоего патриотического духа могли бы выйти десять правителей, и мы бы почитали их всех! <...> Если какой-то монарх заслуживает имя Великого, то это Петр Алексеевич; и все же как мало говорит имя! <...> характерное свойство человека имя не передает» (7).
Гердер был увлечен образом Петра и на протяжении всей жизни снова и снова обращался к нему, отдавая дань его величию и славе, замечая, что подлинные великие свершения проверяются временем и особенно четко видятся на расстоянии: «Дэши, как Петр, не вычислишь из их годов жизни; созданные для тысячелетий, они должны действовать тысячелетия, прежде чем успех их деяний станет виден» (8). Автор не осуждал русских за то, что они подражают Западу, ищут там и переносят на национальную почву достижения других стран. «Я не вижу <...> в этом детском поиске нового ничего, кроме хорошей врожденной способности нации, которая сама себя создает и создает по верному пути; которая отовсюду собирает, заимствует, учится: позволь ей учиться, собирать, оставаться несовершенной. <...> Какая большая духовная работа для политика подумать о том, как силы молодой полудикой нации могут созреть и превратить ее в самобытный народ! Петр Великий останется навсегда творцом, который создал утреннюю зарю и забрезживший день; но полдень еще не достигнут» (9).
Оценивая русскую культуру, Гердер утверждал, что нация сама себя создает и поэтому подражания, заимствования не отрицают самобытности развития народа и его культуры. Своим
высказыванием о России и западном влиянии на ее культуру философ во многом подвел итог всем спорам славянофилов и западников по этому вопросу.
Русские писатели, философы и историки воспринимали и творчески интерпретировали философские и исторические идеи Гердера. Есть веские основания утверждать, что его труды повлияли на становление и развитие взглядов Н. М. Карамзина. Фольклористика первой половины XIX века формировалась под влиянием идей Гердера. Благодаря прогрессивным взглядам немецкого гуманиста на народ и народное творчество в русском образованном обществе было преодолено отрицательное и неуважительное отношение к фольклору. Его мысли о близком возрождении Украины, о превращении ее в центр мировой культуры оказали большое влияние на историко-культурные воззрения и художественное творчество Н. В. Гоголя.
В наши дни, в эпоху всеобщей глобализации, сложнейших геополитических процессов в славянском мире, труды великого немецкого гума-
ниста (к сожалению, далеко не все из них переведены на русский язык) вновь обретают актуальное звучание.
Литература
1. Гердер И. Г Идеи к философии истории человечества. М., 1977. С. 470.
2. Там же. С. 471.
3. Собестианский И. М. Учения о национальных особенностях характера и юридического быта древних славян. Историко-критическое исследование. Харьков, 1892. С. 17-18.
4. Bittner К. Herders Geschichtphilosophie und die Slaven. Reichenberg, 1929. S. 76.
5. Там же. С. 82.
6. Гердер И. Г. Избранные сочинения. М.; Д, 1959. С. 324.
7. Suphcm В. Peter der Gго (к-. Herders Ftirstenideal //AltpruPische Monatsschrift. Konigsberg, 1873. Bd. X. S. 103-104, 109.
8. Там же. С. 109.
9. Herder J. G. Herders Werke in 5 bd. Bd. I. Berlin; Weimar, 1982. S. 283-284.
А. Г. АЛЯБЬЕВА
ТЕМБР КАК ГЛУБИННАЯ СТУКТУРА: ВОПРОСЫ ИЗУЧЕНИЯ
Феномен тембра на сегодняшний день не получил еще достаточного освещения в отечественном теоретическом музыкознании, в отличие от фундаментально разработанной теории интонации, теории музыкальной формы. Исследуя свойства этого феномена, видится вполне целесообразным рассматривать тембр в качестве глубинной структуры (1), являющейся информационным кодом «безграничного мира» (Ю. Лотман).
Методология музыкознания имеет прямое отношение к глобальной эволюции методов познания. На пути постижения целостности объекта идеи и методы «структурного слышания» получили довольно широкое распространение (2). Кратко остановимся на некоторых из них, представляющих интерес с точки зрения динамики движения к познанию целостности (3).
В свое время многие исследователи отмечали неприемлемость некоторых положений по-свое-му «актуальной и жизнеспособной» доктрины Шенкера: отношения на временной оси не являются значимыми для глубинных структурных слоев, т. е. категории тематизма и ритма исключаются, поскольку не имеют значения для глубинных уровней структуры тонального музыкального целого.
В теоретической системе Grandgestalt (фундаментальной конфигурации) Д. Эпстейна уделено значительное место сфере отношений зву-ковысотности, ритма, артикуляции, громкостной динамики мотивной работы. Однако в данной теории мотивно-тематические, ритмические и
прочие отношения относятся к разряду «повер-хностно-структурных». Таким образом, можно отметить, что в «исходной структуре» (11гза12) Шенкера, основывающейся на аккордах базовой структуры, на первый план выступают дискретные характеристики этих элементов, тогда как в системе Д. Эпстейна музыкальные элементы, включенные в конфигурацию, могут проявлять не только дискретные, но и процессуальные качества. Выскажем предположение, что в качестве глубинной структуры (или ее составляющей), реализующей абстрактную идею, может выступать тот или иной элемент системы с имманентно д и ск р с т н о - п р о ц с сс у а л ь н ы м и качественными характеристиками. Данное обстоятельство особенно важно (4), поскольку имеет отношение к проблеме целостности элемента (принцип неопределенности - дополнительности - совместности). Степень проявленности этих качеств будет зависеть в первую очередь от контекста, формируемого особым типом мышления (5).
Как показывают исследования конца XX столетия, элементы временной структуры могут
