CC BY
567
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2011. № 2
А.Г. Дугин, докт. полит. наук, и.о. зав. кафедрой социологии международных отношений социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова*
ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ БУДУЩЕЕ РОССИИ: МНОГОПОЛЯРНОСТЬ И ОСНОВНЫЕ СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ В ХХ! в.
Статья посвящена российской геополитике, геополитическому анализу многополярного мира и основным направлениям стратегического развития России в XXI в. в контексте многополярного мироустройства. В ней ставится вопрос о научном статусе геополитики и ее концептуального аппарата, излагается краткая история этой дисциплины; предлагается рассмотреть геополитику в контексте социологической науки, дается новое определение геополитики как науки, изучающей "отношение государства и общества к пространству". Описываются особенности российской геополитики в связи локализацией ее разработчиков в контексте heartlandb.
Ключевые слова: геополитика, многополярность, глобализация, глобализм, международные отношения, реализм, цивилизация, социология, общество, пространство, ценности, интересы, идентичность, цивилизация Моря, цивилизация Суши, континентализм, талассократия, теллурократия.
The article is dedicated to Russian geopolitics, geopolitical analysis of a multipolar world and the main directions of strategic development of Russia in XXI century in the context of a multipolar world order. The question about the scientific status of geopolitics and its conceptual apparatus is discussed. The author presents a brief history of the discipline. The question about the scientific status of geopolitics and its conceptual apparatus is raised. The author, the founder of modern Russian geopolitical school, invites to consider the geopolitics in the context of social science. A new definition of geopolitics as a science that studies "the relationship of state and society to the space" is given. The particularities of the developers of Russian geopolitics by the localization in the context of heartland are described.
Key words: geopolitics, multipolarity, globalization, globalism, international relations, realism, civilization, sociology, society, space, values, interests, identity, civilization of the Sea, the civilization of Land, continentalism, thalassocracy, tellurocracy.
К вопросу об академической институционализации геополитики и о ее сущности
Проблематичность места геополитики среди других научных дисциплин. С самого начала появления геополитики как метода анализа международных отношений и направления в стратегической мысли (Р. Челлен, Х. Макиндер, А. Мэхэн, К. Хаусхофер, К. Шмитт
* Дугин Александр Гельевич, e-mail: [email protected]
и др.) постоянно вставал вопрос о месте геополитики среди других дисциплин, о ее научности или "ненаучности", о строгости или произвольности ее методов, об обоснованности ее терминологического аппарата и т.д. Институционализация геополитики была затруднена некоторыми историческими обстоятельствами, никакого отношения к сущности этой дисциплины не имеющими. Хотя сам термин был введен шведом Рудольфом Челленом1, учеником основателя политической географии и антропогеографии немца Фридриха Ратцеля2, наибольшее развитие геополитика получила в англосаксонских странах, а ее основные принципы, подходы и методы были сформулированы англичанином Хэлфордом Макинде-ром3. Именно Макиндер ввел основополагающую для геополитики дихотомию Море/Суша или талассократия/теллурократия, а также центральные концепты: "heartland", "rimland", "мировой остров", "географическая ось истории"4 и т.д. Именно в англосаксонском мире — сначала в Великобритании, а с 1930-х гг. и в США — геополитика сложилась в самостоятельную область анализа международных отношений и стратегических исследований.
Однако в Германии начиная с 20-х гг. ХХ в. под влиянием англосаксонской школы сложилась немецкая геополитическая школа Карла Хаусхофера5, который был близок национал-социализму. И хотя идеи Хаусхофера прямо противоречили большинству силовых линий политики Гитлера (Хаусхофер был сторонником создания континентальной оси Берлин—Москва—Токио6 и жестким противником нападения на СССР, а его сын Альбрехт Хаусхофер принимал участие в организации покушения на Гитлера и был казнен гестапо), ассоциация геополитики с нацизмом весьма негативно повлияла на статус этой дисциплины. С тех пор английские и американские геополитики были вынуждены постоянно подчеркивать, что их геополитика не имеет ничего общего с Хаусхофером. Для этого предлагалось даже различать две дисциплины: англосаксонскую "geopolitics" ("приемлемую" и "адекватную") и немецкую "Geopolitik" ("империалистическую" и "агрессивную"). Различия эти не прижились, и начиная с 1970-х гг., когда во всем мире нача-
1 См.: Челлен Р. Государство как форма жизни. М., 2008.
2 См.: Ратцель Ф. Народоведение: В 2 т. М., 1903.
3 См.: Макиндер Х. Географическая ось истории // Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством. М., 1999. С. 491—506; Mackinder H.J. Democratic ideals and reality: a study in the politics of reconstruction. Washington, 1996; Idem. The round world and the winning of the peace // Foreign Affairs. 1943. July. Vol. 217. N 4.
4 См.: МакиндерХ. Указ. соч.
5 См.: Хаусхофер К. О геополитике. М., 2001.
6 См.: Хаусхофер К. Континентальный блок: Берлин—Москва—Токио // Дугин А. Основы геополитики... С. 825—835.
лось возрождение интереса к геополитике (в первую очередь благодаря французскому политологу и историку Иву Лакосту7), стало совершенно очевидно, что геополитика Хаусхофера есть не что иное, как применение идей Макиндера к ситуации в Германии ХХ в., что его позиции существенно отличались от стратегии Гитлера и были достаточно маргинальны в контексте национал-социализма (а то и находились в оппозиции к нему) и что нет никаких причин отвергать научные аспекты его школы.
Дело усугублялось еще и тем, что в СССР геополитика была признана "буржуазной наукой", так как геополитические школы развивались либо в странах буржуазной демократии (Великобритания, США), либо в государствах "фашистского" типа (Германия периода правления Гитлера).
Лишь в 1970-е гг. на Западе и с начала 1990-х гг. в России впервые сложились благоприятные условия для полноценного развития геополитики и ее методов, притом что эта дисциплина непрерывно развивалась в Великобритании и особенно в США, где давно стала неотделимой частью политологического образования. Она оказала огромное влияние на школу реализма в области международных отношений, а ученик Макиндера американец Николас Спикмен, основывавший свои теории на геополитическом анализе цивили-зационного дуализма Моря и Суши, считается наряду с Э. Карром, Г. Моргентау, Р. Нибуром одним из основателей американского реализма. После того как Лакост8 приступил к серьезному и систематическому исследованию геополитики на академическом уровне (изначально в рамках журнала "Геродот"), эта дисциплина была вновь открыта в Европе, где стремительно вошла в большинство образовательных программ по политологии, международным отношениям, истории, военной стратегии и т.д. Конец марксистской идеологии сделал возможным непредвзятое исследование геополитики и в СССР, и сегодня эта дисциплина преподается в большинстве военных и гуманитарных вузов. Все чаще создаются самостоятельные кафедры геополитики, и совершенно очевидно, что эта дисциплина необратимо стала частью современной политической науки, популярным и эффективным методом стратегического анализа.
Таким образом, сложились объективные предпосылки для того чтобы на новом уровне поднять вопрос о месте геополитики среди других политических наук и дисциплин.
Критика в адрес геополитики как науки. Обвинения геополитики в "ненаучности" имеют несколько наиболее распространенных
7 Lacoste Y. La Géopolitique. P., 1990.
8 Ibid.
версий. Часть из них заведомо необоснованны, так как исходят из определенных идеологических установок или незнания реального положения дел. Сюда относится критика со стороны:
— марксистов и представителей крайне левых учений, по инерции считающих геополитику "буржуазной псевдонаукой";
— сторонников либеральной теории международных отношений (в рамках их общей идейной борьбы с "реалистами");
— тех, кто не знаком с реальной историей становления геополитического метода и оперирует "мифами", не имеющими ничего общего с наукой;
— тех, кто по политическим и конъюнктурным соображениям не заинтересован в развитии геополитических школ (в первую очередь российской, но также китайской, исламской, евроконтинен-талистской, латиноамериканской и т.д.), отличных от англосаксонской.
Подобные формы "денонсации" геополитики не следует принимать всерьез, так как их аргументация строится не на научных критериях, а на идеологических аксиомах или правилах ведения политической борьбы.
Однако существует критика геополитики и с более серьезных, научных, позиций. Сюда относится критика со стороны тех, кто указывает на:
— недостаточно четкое определение объекта и предмета геополитики и на слабую рефлексию ее методологических оснований;
— инструментализацию геополитики в практических (чаще всего империалистических) целях.
В данном случае мы имеем дело с обоснованными замечаниями, которые требуют внимательного рассмотрения.
Слабая рефлексия относительно собственного места среди других наук действительно является уязвимой стороной геополитики. Это связано прежде всего с тем, что она развивалась в ХХ в. преимущественно в англосаксонском, в том числе американском контексте, где соображения научной стройности (в отличие от европейской науки) традиционно имеют второстепенное значение. Американцы привыкли руководствоваться прагматическими ценностями: если "нечто работает" ("it works"), значит это надо принять и использовать. Геополитический анализ многократно доказал, что "работает" превосходно, помогая не только систематизировать и структурировать запутанную область международных отношений, войн, конфликтов, дипломатических процессов, стратегических трендов и т.д., но и строить на его основании реальную и эффективную политику в планетарном масштабе. Для англосаксов (в первую очередь для американцев) этой эмпирической релевантности вполне достаточно, и поэтому геополитика давно включена или в разряд
политических наук наряду со стратегией и другими смежными дисциплинами. Более скрупулезные европейцы не могли этим удовлетвориться, а потому сосредоточились на исторических аспектах геополитики, на изучении геополитики как исторического явления. Если американская политическая элита включила геополитику внутрь своего видения мира и подчас основывала на ней важнейшие стратегические, политические и экономические решения, то европейцам оставалось только следить за этим "со стороны", разбавляя наблюдение экскурсами в предшествующие исторические эпохи. Если американцы делали в ХХ в. геополитику, то европейцы (за исключением немецкой школы Хаусхофера) наблюдали за этим процессом. А та держава, которая имела достаточно ресурсов для того, чтобы делать геополитику наряду с американцами (СССР), была блокирована идеологическими запретами. Этим отчасти объясняются обоснованные претензии к научному статусу геополитики в ее сегодняшнем состоянии.
Те, кто обвиняют геополитику в том, что она лишь инструмент на службе "империализма", отчасти обоснованно (в отличие от прямых идеологических противников) рассматривают не столько теоретические, сколько историко-прагматические ее аспекты. Надо признать, что чаще всего это обвинение резонно, так как на практике большинство геополитиков, как правило, разделяли и разделяют великодержавные и империалистические идеи. Это касается в первую очередь самого Макиндера, а также Мэхэна9, Спикмена и представителей всей американской школы реализма вплоть до Генри Киссинджера10. Нельзя отрицать империалистический характер и геополитики Хаусхофера, хотя его идеи существенно и качественно отличались от грубого расизма и прямолинейного колониализма национал-социалистов.
В этой связи показательна позиция представителей так называемой "критической геополитики" (в частности, Гераоида де О'Туа-тайла11), которые, признавая релевантность геополитической методики, стремятся освободить ее от "империалистической" составляющей, т.е. указывая на слабые стороны классической геополитики, стремятся их обойти.
В целом же можно сказать, что в настоящее время ничто не препятствует тому, чтобы сделать усилие и попытаться на новом историческом этапе обосновать научность геополитического подхода и найти, наконец, этой дисциплине (чьи практическая ценность и историческое значение больше никем всерьез не ставятся
9 См.: МэхэнА.Т. Влияние морской силы на историю. 1660—1783. М., 1940.
10 См.: Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997.
11 O'Tuathail G. Critical geopolitics: the politics of writing global space. Minneapolis, 1996.
под сомнение) достойное место среди других научных дисциплин. Мы стоим на пороге полноценной институционализации геополитики в академической среде и попробуем внести в этот процесс наш вклад.
Геополитическая карта как ключ к пониманию сущности геополитики. Если мы рассмотрим типичную геополитическую карту (например, Макиндера, Спикмена и др.), то столкнемся с интересным явлением: будет довольно трудно выяснить, с чем мы имеем дело, что "описывает" эта карта — политические регионы мира (т.е. национальные государства), географические особенности, военно-стратегические блоки, экономические зоны, маршруты энергетических сетей, конфессиональные структуры, этнический состав населения и т.д. Если строго следовать за неточным и даже сбивающим с толку определением Р. Челлена геополитики как дисциплины, "изучающей отношение государства к простран-ству"12, мы должны будем сопоставить между собой карту политическую с границами государств и карту географическую, на которой будут отражены географические особенности территорий, занимаемых этими государствами (с их ландшафтами, почвами, структурами границ, водными ресурсами и береговыми линиями). Отчасти геополитика так и поступает, а анализ соотношения политики и географии, действительно, составляет важную часть геополитического анализа в целом. Однако если геополитика ограничивается лишь этим, то как возникли такие обобщающие концепты, как "талассократия" и "теллурократия", "Суша" и "Море", "морская цивилизация" и "сухопутная цивилизация", "глобальный Рим" и "глобальный Карфаген", "Бегемот" и "Левиафан" (К. Шмитт13) и т.д., которые явно называют реальности, выходящие за рамки и национальных государств, и географических ландшафтов? Мы знаем, что такое Великобритания в политике и что такое остров в географии, но мы не знаем, что такое "цивилизация Моря" (именно таким было геополитическое обозначение Великобритании с XVI до середины ХХ в.). Цивилизация Моря, или талассократия не разлагается на две составляющие — государство и географическое местоположение — и не являются их суммой. Это обобщение из совершенно иной области — не политической и не географической. Вся специфика геополитики и вся ее сила состоят именно в оперировании такими, чрезвычайно своеобразными концептами, теоретическое содержание которых очень слабо отрефлексировано самими геополитиками.
Таким образом, нам удалось выявить суть проблемы, теперь можно попытаться ее решить. Дело в том, что кроме сфер политики
12 См.: Челлен Р. Указ. соч.
13 См.: Шмитт К. Земля и Море // Дугин А. Основы геополитики... С. 840—883.
и географии геополитика постоянно имеет дело с анализом обществ, цивилизаций, ценностей, установок, идентичностей, культур, которые составляют приоритетную сферу социологии14. Стоит только рассмотреть типовые геополитические дихотомические метафоры ("Суша/Море", "Бегемот/Левиафан", "heartland/rimland" и т.д.) как социологические концепты, все тут же автоматически встает на свои места. Становятся понятны претензии к геополитике: будучи неразрывно связанной с социологией и постоянно оперируя социологическими методиками, сама геополитика рефлектировала это слабо, оставаясь в границах определения Челлена и не замечая, насколько это определение неполно. Стоит только добавить в определение геополитики "общество", как все претензии отпадут сами собой, и ее предмет станет очевиден и прозрачен. Геополитика есть наука, изучающая отношение государства и общества к пространству.
Геополитика в свете социологии. Как только в дефиницию геополитики вводится понятие общества, мы легко можем выйти за рамки государств, оперируя такими категориями, как "цивилизация", "конфессия", "идентичность", "социальные ценности", "культура" и т.д.
Теперь структура геополитической карты становится для нас понятной. На ней имеются три слоя — политический (границы национальных государств), географический (земной ландшафт) и социальный (особенности культур, цивилизаций, обществ). Большинство геополитических концептов и терминов имеют именно такую тройственную природу, объединяя в себе одновременно политологию, социологию и географию. При этом специфика геополитического подхода состоит в том, что этот синтез рассматривается как первичный по отношению к его составляющим. Геополитика является холистской методологией (по классификации Л. Дюмона15): она исходит из того, что геополитическая концептуальная топика синтетична, что в геополитический концепт уже включены потенциально и политика и общество в их соотношении с географией. Государство видится как выражение социально осмысленных географических закономерностей, и инстанция социального осмысления является здесь основной. Именно на уровне общества (культуры, цивилизации) формируется отношение к пространству, которое в дальнейшем находит свое выражение в конкретных политических формах (государствах, внешней политике и т.д.). Если мы не обращаем внимания на общество как на важнейший семантический элемент в геополитике, предшествующий как политике, так и структурной пространственной реф-
14 См.: ДугинА.Г. Геополитика. М., 2011.
15 Dumont L. L'essai sur l'individualisme. P., 1983.
лексии, т.е. географии, то действительно границы дисциплины размываются, а ее методология становится произвольной и повисает в воздухе. Государство как-то связано с пространством. Попытки нащупать структуру этой связи и составляют сущность классической геополитики. "Как-то связано", но как именно? Ни политика, ни география не способны ответить на этот вопрос. Ответ лежит в сфере общества, которая является матрицей как пространственных представлений и обобщений, так и политических структурализаций.
Геополитика, таким образом, находится ближе всего именно к социологии и к социологии политики, и в этом случае объектом ее изучения становятся общество и общественные процессы, а предметом — более узкая сфера: отношение общества к пространству, что лежит в основе как географических представлений, так и политических систем. Это становится особенно очевидным, если мы обратим внимание на холистскую социологию (Э. Дюркгейм, М. Мосс, М. Хальбвакс, Л. Дюмон и др.), оперирующую с социальными фактами как с фактами "тотальными" и подчеркивающую приоритет "коллективного сознания" над индивидуальным (в отличие от методологического индивидуализма и атомизма, свойственного либеральным теориям).
Именно в обществе следует искать корень двойной герменевтики, характеризующей геополитику: общество является одновременно носителем социальных концепций пространства и истоком политических форм. Поэтому геополитический концепт (например, "талассократия") является социологическим концептом, синтетически содержащим в себе формы осмысления пространства (географические представления, качественная топология окружающего мира) и матрицу производства политических форм (государств). Государства связаны с пространством через общество, и именно в обществе следует искать закономерность и обусловленность этого соотношения.
Рассмотрим уже упоминавшийся концепт талассократии. Он описывает специфику отношения к морской стихии не государства, а именно общества. Талассократия в равной мере присуща разным государствам — древнему Карфагену, Венецианской республике, Голландии в эпоху ее колониального расцвета, Великобритании и современным США. Сами эти государства имеют между собой мало общего. А вот на уровне социального отношения к пространству они имеют одну важнейшую (и приоритетную для геополитики) общую черту: они отвечают на "вызов Моря" тем, что становятся на его сторону, принимают его в себя и начинают рассматривать его не со стороны Суши (как теллурократия), а через него самого и, напротив, Сушу осознавать через берег, видимый с моря. Эту особенность подробно рассмотрел в своей классической работе
"Земля и Море"16 Карл Шмитт, заложивший основы социологической интерпретации геополитики в целом. Не наличие обширных морских границ и даже не развитый военный и торговый флот делают державу талассократией: сдвиг социальных представлений от фиксированной "консервативной" стихии Суши к динамичной и постоянно меняющейся стихии Моря, происходящий в ценностных установках общества, лежит в основе талассократии. Талассокра-тия — явление в первую очередь культурное и цивилизационное и лишь во вторую — политическое и стратегическое.
Геополитика России
Теоретические проблемы создания полноценной российской геополитики. Как только мы прояснили место геополитики в контексте научных дисциплин, мы можем приступить к переосмыслению собственно российской геополитики. Учет социологического измерения подводит нас вплотную к нескольким важным выводам относительно основ российской геополитики.
Геополитика России не является простым применением геополитического арсенала к Российскому государству. Иными словами, российская геополитика не может создаваться извне как простое механическое приложение "универсальных" законов к конкретному и вполне определенному объекту. Дело в том, что российская геополитика возможна лишь на основе глубинного изучения как современности, так и истории российского общества. Прежде чем формулировать выводы о том, как Российское государство соотносится с пространством, следует скрупулезно и основательно изучить русское общество в его структурных константах и особенно проследить формирование и эволюцию взглядов русских на окружающий мир, т.е. исследовать то, как русские понимают и интерпретируют пространство. Дело не только в том, какова географическая структура российских территорий (современных или исторических); это важно, но этого недостаточно. Необходимо выяснить, как русское общество на разных этапах понимало и интерпретировало структуру этих территорий, что оно считало "своим", а что — "чужим", как менялись осознание границ, культурные и цивили-зационные идентичности, отношение к народам, проживающим на соседних территориях. Представления русского общества (на основе которого сложилось советское, а в наше время — российское общество) о пространстве в должной мере не изучены, а следовательно, важнейшая часть, необходимая для полноценной российской геополитики, пока дана нам лишь фрагментарно и эпизодически.
16 См.: Шмитт К. Указ. соч.
Открытым также остается вопрос об отношении русского общества к политическим формам и типам государств. Если в марксистский период мы руководствовались теорией прогресса и смены политэкономических формаций, рассматривая опыт западноевропейских стран как универсальный, то сегодня эта редукционистская схема более непригодна, и нам необходимо заново выстроить модель русской социально-политической истории, изучить ее логику, предложить структурные обобщения, которые отражали бы те особенности, какие на разных исторических этапах характерны для отношения нашего общества к государству и политическим системам. И в этом случае, увы, у нас довольно мало релевантных трудов, так как марксистские теории, равно как и прямое применение либеральных западных методик к русской истории и русскому обществу, рисуют заведомые карикатуры, основанные на натяжках и насилии над историческими фактами и особенно над их смыслом.
Эти трудности не должны нас обескураживать, так как даже интуитивно очевидные моменты социальной русской истории, наблюдения над особенностями русской культуры и особенно сама структура геополитической дисциплины могут служить реперны-ми точками для движения к созданию полноценной российской геополитики. Даже весьма приблизительного представления о русском обществе будет достаточно для старта.
Heartland. Классическая геополитика (как англосаксонская, так и европейская) дает нам несколько фундаментальных подсказок для построения российской геополитики. Их вполне можно принять безоговорочно. Однако в этом случае в дело вмешивается важнейший фактор, значение которого велико в неклассической физике (как у А. Эйнштейна, так и у Н. Бора), но в еще большей степени существенно в геополитике: геополитическая система зависит от положения наблюдателя и интерпретатора11. Мало согласиться с теми геополитическими признаками, которые приписывает России классическая геополитика, следует принять эти признаки, найти в нашей истории и нашей культуре подтверждение им, т.е. осознать себя как продукт этой геополитической системы — одним словом, осмыслить себя не как нейтрального наблюдателя, но как наблюдателя, включенного в исторический и пространственный контекст.
Понятие "российский геополитик" не означает только гражданство и сферу профессиональных занятий конкретного ученого, это нечто намного более глубокое: российский геополитик есть выразитель геополитических взглядов и носитель историко-соци-альных и стратегических констант, исторически свойственных
17 См.: Дугин А.Г. Геополитика.
русскому (сегодня российскому) обществу. Хотя геополитика включает в себя две или три глобальные позиции ("взгляд со стороны Моря", "взгляд со стороны Суши" — у Макиндера18 и "взгляд со стороны берега" — у Спикмена), нельзя заниматься ею, помещая себя вне этих трех позиций. Тот, кто занимается геополитикой, прежде всего уточняет свое собственное положение и отношение к геополитической карте мира. Это положение является не географическим и не политическим (гражданство), но социокультурным, цивилизационным и ценностным, оно напрямую затрагивает идентичность геополитика. В определенных случаях ее можно сменить, но это настолько же серьезно, как смена религиозной конфессии или радикальное изменение политических взглядов.
Классическая геополитика исходит из того, что территория современной России, как ранее территория СССР, а еще ранее — Российской империи, относится к heartland'y т.е. является наиболее сухопутным (теллурократическим) ядром всего евразийского континента. Макиндер называет эту зону "географической осью истории", откуда исторически исходит большинство теллурокра-тических импульсов (начиная с древних степняков-кочевников — скифов, сарматов и т.д.). Понятие "heartland"19, "срединная земля", представляет собой типичный геополитический концепт. Он не означает принадлежности к России как к государству и не имеет исключительно географического смысла. В нем мы имеем дело с "пространственным смыслом" ("Raumsinn", по Ф. Ратцелю20), который может стать достоянием общества, расположенного на этой территории, и в этом случае будет осознан, включен в социальную систему и в конечном счете выразится в политической истории.
Русские исторически не сразу осознали свое местоположение, а полноценно приняли эстафету теллурократии только после монгольских завоеваний Чингисхана, империя которого была образцом теллурократии.
Однако начиная с XV в. Россия неуклонно и последовательно двигалась к тому, чтобы взять на себя свойства heartland^, что постепенно привело к отождествлению русского общества и цивилизации Суши, теллурократии. Heartland не является свойством культуры восточных славян, но в ходе исторического процесса именно русские оказались в этом положении и приняли на себя сухопутный континентальный цивилизационный признак.
18 Mackinder H.J. Democratic ideals and reality..
19 См.: Макиндер Х. Указ. соч.; Mackinder H.J. Democratic ideals and reality...
20 Ratzel F. Die Erde und das Leben. Leipzig, 1902.
Поэтому российская геополитика есть по определению геополитика ИеагИапё'а, т.е. сухопутная геополитика, геополитика Суши21. Благодаря этому мы знаем заведомо, что русское общество относится к сухопутному типу, но как сложилось такое положение, какие этапы оно прошло на этом пути, как это проявлялось в осмыслении пространства и эволюции пространственных представлений, а также как отражалось в политических формах и политических идеологиях — ответить на эти вопросы еще только предстоит.
Это заведомо накладывает на российского геополитика обязательство: он должен видеть мир с позиции цивилизации Суши.
Российская геополитика и геополитический антиамериканизм. Из строго обязательной сухопутной идентичности российской геополитики и соответственно российской политики вытекает еще одна методологическая аксиома — необходимость оппонирования цивилизации Моря. Геополитическая дихотомия "Море/Суша" является для геополитики фундаментальной22, столь же фундаментальной, как и другие фундаментальные дихотомии, свойственные идеологиям и наукам ("труд/капитал" в марксизме, "раб/господин" у Г.Ф. Гегеля, "элита/массы" у В. Парето, "холизм/индивидуализм" у Л. Дюмона, "реализм/либерализм" в международных отношениях, "общество/община" у Ф. Тенниса и т.д.). "Качество" этой дихотомии может толковаться по-разному: от непримиримой вражды до уважительного соперничества, но не признавать ее невозможно, так как без нее геополитика как таковая полностью рассыпается. Море и Суша находятся друг с другом в перманентной борьбе, как два библейских чудовища — сухопутный Бегемот и морской Левиафан (К. Шмитт23). Однако как бы ни трактовали эту дихотомию, она остается базовой и принципиальной для всей геополитики. Если ее отбросить, мы окажемся вне геополитики как дисциплины.
Поэтому российская геополитика по ту сторону всех субъективных предпочтений может быть только и исключительно геополитикой сухопутной, разрабатываемой с позиции цивилизации Суши как константной ориентации русского общества. Границы приемлемого плюрализма взглядов определяются теллурократической спецификой: можно заострять оппозицию цивилизации Моря или сглаживать ее, можно предлагать различные сценарии для того чтобы одержать победу в дуалистическом противостоянии цивилизаций, но нельзя его отрицать или игнорировать.
21 См.: ДугинА. Основы геополитики...
22 Там же.
23 См.: Шмитт К. Указ. соч.
Быть на стороне Суши означает быть против Моря. Быть российским геополитиком означает оппонировать англосаксонским геополитикам. И это не является субъективным персональным выбором того или иного автора, но вытекает из самой сущности геополитики как таковой. Трудно представить себе американского или британского геополитика, который был бы на стороне цивилизации Суши. Теоретически это возможно, но это значит, что он видит мир глазами своих противников, т.е. является "коллаборационистом". Поэтому сторонники западничества и поддержки американского курса в международных отношениях в России являются аномалией и исключительным случаем, с геополитической точки зрения обреченнымЬ на заведомую маргинальность. Российская геополитика может быть только антиамериканской в той степени, в какой Россия воплощает в себе принцип цивилизации Суши и heartland^, а США сегодня играют роль полюса цивилизации Моря (Sea power) и геополитической силы, враждебной Суше (Land power).
Россия как цивилизация Суши. Здесь имеет смысл соотнести объем того, что подпадает под концепт heartland^ и является ядром цивилизации Суши, с политической реальностью современной Российской Федерации в существующих границах.
Само это соотнесение имеет чрезвычайно важное значение: осуществляя его, мы соотносим Россию в ее актуальном состоянии с ее неизменным геополитическим пространственным смыслом (Raumsinn). Это сопоставление дает нам несколько важных ориентиров для построения полноценной и обоснованной российской геополитики.
Мы должны мыслить современную Российскую Федерацию в ее нынешних границах как один из моментов более обширного исторического цикла, на всем протяжении которого восточнославянская государственность входила в резонанс с цивилизацией Суши и все более отождествлялась с heartland'ом. Это означает, что современная Россия, рассмотренная геополитически, не есть нечто новое, т.е. только государство, появившееся лишь двадцать лет тому назад, но эпизод длительного, многовекового исторического процесса, на каждом этапе все более приближавшего Россию к тому, чтобы стать выражением цивилизации Суши в планетарном масштабе.
Некогда восточнославянские этносы и Киевская Русь были только периферией православной, восточно-христианской цивилизации, находились в зоне влияния второго Рима. Уже одно это помещало русских в восточный полюс Европы.
После нашествия монгольских орд Русь была включена в евразийскую геополитическую конструкцию сухопутной кочевой им-
перии Чингисхана (позднее от нее откололся западный кусок в форме Золотой Орды).
Падение Константинополя и ослабление Золотой Орды сделало Московское великое княжество наследником двух традиций — политико-религиозной византийской и туранской, евразийской, перешедшей к русскими великим князьям (позже царям) от монголов. С этого момента Россия начинает осмыслять себя как "Третий Рим", т.е. как носителя особой цивилизационной установки, резко контрастирующей по всем основным параметрам с западноевропейской католической цивилизацией Запада.
Начиная с XV в. русские выходят на сцену мировой истории как цивилизация Суши, и все основные геополитические силовые линии внешней политики с этого времени подчиняются только одной цели — интеграции heartland^, укреплению влияния в зоне северо-восточной Евразии, отстаиванию своей идентичности перед лицом наиболее агрессивного соперника — Западной Европы, и в первую очередь Великобритании (шире — англосаксонского мира), принимающей инициативу цивилизации Моря (талассо-кратии). В этой дуэли России и Великобритании развертывается отныне геополитическая логика мировой истории, "великая война континентов"24.
Этот геополитический смысл остается в целом неизменным на всех последующих этапах русской истории: от Московского царства через романовскую санкт-петербургскую Россию и Советский Союз вплоть до нынешней Российской Федерации. Россия с XV по XXI в. есть мировой планетарный полюс цивилизации Суши, континентальный Рим.
Геополитическая преемственность Российской Федерации. По всем основным параметрам Российская Федерация является геополитической наследницей предшествующих исторических, политических и социальных форм, сложившихся вокруг территориального ядра Русской равнины — от Киевской Руси, через Золотую Орду, Московское царство, Российскую Империю и Советский Союз. Эта преемственность не только территориальная, но и историческая, социальная, духовная, политическая, этническая. Русское государство с древности начало формироваться в пространстве heartland^, постепенно все более расширяясь, и в конце концов заняло весь heartland целиком вместе с примыкающими к нему зонами25. Это пространственное расширение русского контроля над евразийскими территориями сопровождалось параллельным социологическим процессом — укреплением в русском обществе "сухопутных" об-
24 См.: Леонтьев М.В. Большая Игра. СПб., 2008.
25 См.: Вернадский Г.В. Начертание русской истории. СПб., 2000.
щественных установок, характерных для цивилизации континентального типа. Основными чертами этой цивилизации являются: консерватизм, холизм, коллективная антропология (установка на то, что народ важнее индивидуума), жертвенность, идеалистическая ориентация, ценности верности, аскетизма, чести, преданности. Социология вслед за Зомбартом называет это "цивилизацией героического типа". В терминах социолога Питирима Сорокина это — идеационная социокультурная система26.
Такая социологическая особенность выражалась в различных политических формах, которые имели общий знаменатель, заключающийся в постоянном воспроизведении цивилизационных констант, базовых ценностей, приобретавших различные исторические выражения. Политический строй Киевской Руси качественно отличался от политического строя Золотой Орды, а последняя в свою очередь — от политического строя Московского царства. После Петра I политическая система снова резко изменилась, а Октябрьская революция 1917 г. и вовсе привела к появлению радикально нового типа государственности. После распада СССР на территории ИеагИапё'а возникло еще одно, вновь отличное от прежних, государство — современная Российская Федерация.
Однако все эти политические формы, имеющие качественные различия и опирающиеся на разные, подчас прямо противоположные идеологические основания, имели на всем протяжении русской политической истории ряд общих черт. Везде мы видим политическое выражение социальных установок, характерных для общества континентального, сухопутного, героического типа. Эти социологические особенности проявлялись в политике через явление, которое философы-евразийцы 20-х гг. ХХ в. назвали "идео-кратией".
Идеационная модель в социокультурной сфере27 как обобщающая черта русского общества на всех этапах его истории выливалась в области политики в идеократию, также имевшую различные идеологические выражения, но сохранявшую вертикальную, иерархическую, "мессианскую" структуру государства.
Российская Федерация и геополитическая карта мира. Зафиксировав вполне определенную геополитическую идентичность современной России, можно перейти к следующему этапу.
С учетом геополитического анализа мы можем однозначно определить место современной Российской Федерации на геополитической карте мира. Российская Федерация расположена на пространстве ИеагИапё'а. Историческая структура русского обще-
26 См.: Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. М., 2006.
27 Там же.
ства демонстрирует ярко выраженные теллурократические черты. Без колебаний следует отнести и современную Российскую Федерацию к государству сухопутного типа, а современное российское общество — к обществу холистского типа.
Последствия такой геополитической идентификации глобальны по своему масштабу. Из нее можно сделать целый ряд выводов, которые и должны лечь в основу последовательной и полноценной российской геополитики.
1. Геополитическая идентичность России, будучи сухопутной и теллурократической, требует укрепления, углубления, осознания и развития. Именно в этом и заключается содержательная сторона курса на утверждение политического суверенитета, декларированного еще в начале 2000 г. исполнявшим в то время обязанности Президента РФ В.В. Путиным. Политический суверенитет России нагружен более глубоким смыслом: это реализация стратегического проекта поддержания политико-административного единства ИеагИапё'а, (вос)создания условий для того, чтобы Россия играла роль полюса теллурократии в мировом масштабе. Укрепляя суверенитет России как государства, мы укрепляем одну из колонн мировой геополитической архитектуры, т.е. осуществляем действие, намного более масштабное, нежели внутриполитический проект, касающийся в лучшем случае только наших непосредственных соседей. То что Россия является в геополитической перспективе ИеагИапё'ом, делает ее суверенитет планетарной проблемой. Все силы и державы в мире, имеющие теллурократические свойства, зависят от того, справится ли Россия с историческими вызовами и сумеет ли сохранить и укрепить свой суверенитет.
2. По ту сторону каких бы то ни было идеологических предпочтений Россия обречена на конфликт с цивилизацией Моря, с та-лассократией, которая воплощена сегодня в США и однополяр-ном американоцентричном мировом порядке. Геополитический дуализм не имеет ничего общего с идеологическими или экономическими особенностями тех или иных стран. Глобальный геополитический конфликт развертывался между Российской империей и Британской монархией, между социалистическим лагерем и капиталистическим лагерем, а сегодня при общности демократического республиканского устройства все тот же самый конфликт развертывается между демократической Россией и наступающим на нее блоком демократических стран НАТО. Геополитические закономерности лежат глубже, нежели политико-идеологические различия или, наоборот, сходства. Констатация этого принципиального конфликта не означает автоматически войны или прямого стратегического столкновения. Конфликт можно осмыслять по-разному. С позиции реализма в международных отношениях речь
идет о противоречии интересов, которое приводит к войне только в том случае, когда одна из сторон достаточно убеждена в слабости противоположной или когда во главе той или иной державы оказывается элита, ставящая национальные интересы выше рационального расчета. Конфликт может развиваться мирно через систему общего стратегического, экономического, технологического и дипломатического баланса. В определенных случаях он может даже смягчаться до уровня соперничества и конкуренции, хотя силового решения ни при каких обстоятельствах заведомо исключить нельзя. В такой ситуации в центре внимания оказывается вопрос о геополитической безопасности, без гарантии которой никакие другие факторы (модернизация, повышение ВВП или жизненного уровня населения) не имеют самостоятельного значения. Что толку, что мы получим развитую экономику, если утратим геополитическую самостоятельность! Это не "беллицизм", а здоровый рациональный анализ в реалистическом духе, это геополитический реализм.
3. С геополитической точки зрения Россия представляет собой нечто большее, чем Российская Федерация в ее нынешних административных границах. Евразийская цивилизация, сложившаяся вокруг ИеагИапё'а с ядром в виде русского народа, гораздо шире, чем современная Россия. К ней в той или иной степени относятся практически все страны СНГ. На эту социологическую особенность накладывается стратегический фактор: для обеспечения безопасности своей территории Россия должна получить военный контроль над рядом прилагающих к ней зон — на юге и на западе, а также в области Северного Ледовитого океана. Кроме того, если рассматривать Россию как планетарный теллурократический полюс, то становится очевидным, что ее прямые интересы простираются на всю территорию Земли и затрагивают все континенты, моря и океаны. Отсюда вытекает необходимость выработки для России глобальной геополитической стратегии, описывающей, в чем конкретно эти интересы состоят применительно к каждой стране и каждому региону.
Многополярность
Глобализация и однополярный мир: геополитический анализ современной гегемонии Запада. Главным геополитическим вопросом современности является вопрос о том, состоится ли глобализация и произойдет ли конец истории либо в мире сложится несколько полюсов, т.е. полицентричная система.
Глобализация и есть конец истории и конец всех цивилизацион-ных различий, составляющих суть истории. В качестве общеобяза-
тельного паттерна цивилизации нам навязывается западноевропейская и американская социально-политическая, экономическая и культурная модель, американский образ жизни и американские ценности. Глобализация грядет не как равный диалог разных культур, но как унификация всех обществ по единому образцу, за который приняты либеральная демократия, индивидуализм, свободный рынок, идеология прав человека. Глобализация есть однополяр-ность. Она исключает сохранение не только национальных государств, но и цивилизационных отличий. Пусть сегодня глобалисты — такие, как Ричард Хаас, глава CFR (Counsel on Foreign Relations), — и говорят о "неполярности" (non-polarity28): они имеют в виду просто сокрытие объективного положения вещей, представление единого западного образца как чего-то само собой разумеющегося и общечеловеческого.
Запад представляет собой одновременно цивилизацию и политический блок. Как цивилизация Запад шире, чем США или страны Европы. Это цивилизация морская и талассократическая. Общим знаменателем здесь является атлантизм. Цивилизация Моря имеет столь же ярко выраженную систему признаков, как и цивилизация Суши. Только эти признаки прямо противоположны: индивидуализм, динамика, торговый строй, этика личного обогащения, либерализм, плутократия. По Зомбарту, этот социологический дуализм соответствует паре "героическое общество" (цивилизация Суши)/ "торговое общество" (цивилизация Моря).
Современный Запад как геополитическое понятие есть синоним понятия "торговое общество" и воплощает в себе не только стратегический контроль над узловыми точками планеты со стороны американской военной машины, но и доминирование либерально-демократических ценностей. Мы имеем дело с двойной гегемонией: гегемонией силы и гегемонией ценностей, признанных как нормативные, универсальные, общеобязательные.
Глобализация есть не что иное, как победа цивилизации Моря над цивилизацией Суши, талассократии над теллурократией или, в иных терминах, Запада над Востоком, индивидуализма над холизмом, модерна (и постмодерна) над традицией и консерватизмом.
Как бы мы теоретически ни описывали глобализацию и как бы мы к ней ни относились, та глобализация, с которой мы имеем дело на практике, представляет именно такой однополярный процесс. Безусловно, есть те, кто изо всех сил стремится завуалировать од-нополярную специфику глобализации, говорит о "многосторонности", "сотрудничестве", "демократизации международных от-
28 Haass R. The age of nonpolarity. URL: http://www.foreignaffairs.com/articles/ 63397/richard-n-haass/the-age-of-nonpolarity. 2008 (дата обращения: 15.01.2011).
ношений". Действительно, в рамках глобализации можно увидеть целый спектр стратегий: от прямолинейного и откровенного американского империализма (неоконсы — И. Кристол29, Р. Кэйген30, Р. Каплан31 и др.) до гуманитарного планетарного сотрудничества в рамках транснационального гражданского общества. В первом случае акцент ставится на военно-стратегической доминации для обеспечения прямых национальных интересов США, во втором — на универсализации западных ценностей. Однако это не противоположные проекты, как может показаться изначально, а две стороны качественно общей и единой геополитической тенденции — глобального наступления цивилизации Моря.
Отвержение глобализации. Как только мы принимаем такой геополитический анализ глобализации и соотносим его с основными принципами российской геополитики, мы приходим к однозначному выводу: существующая модель глобализации категорически неприемлема для России, так как несовместима с сохранением ее самостоятельности, с укреплением ее идентичности, с ее национальными интересами как державы и ее социальными ценностями как общества. Победа врага (даже если он во многих аспектах выказывает свое преимущество) не может входить в планы тех, кому доверена оборона страны. На уровне экономики или спорта этот же закон столь же очевиден: подыгрывание конкуренту и сопернику не может быть оправдано тем, что у него лучше идут дела или что он демонстрирует более высокие результаты. Если цивилизация Моря теснит цивилизацию Суши (а сегодня это как раз является фактом) и стремится превратить серию отдельных побед в основание выигранной войны, это не значит, что цивилизация Суши должна помогать ей в этом, подыгрывать, облегчать жизнь. "Великая война континентов" длится много столетий и в ней бывали разные эпизоды, равно как и в истории противостояния Рима и Карфагена, Спарты и Афин, Англии и Испании, а затем Англии и России.
Глобализация в том виде, в котором она сейчас происходит, для России несовместима с жизнью и равнозначна "всемирному потопу": Море заливает Сушу, что означает конец Суши.
Из этого вытекает совершенно однозначное отношение к глобализации: Россия как геополитическая реальность обязана противостоять глобализации, сопротивляться установлению однопо-лярной американской гегемонии, оппонировать универсализации западных (по сути талассократических, "морских") ценностей.
29 Kristol I. Neoconservatism: the autobiography of an idea. Lanham, 1999.
30 Kagan R. The return of history and the end of dreams. N.Y., 2009.
31 Kaplan R.D. Imperial grunts: on the ground with the American military, from Mongolia to the Philippines to Iraq and beyond. N.Y., 2006.
Совершенно неверно представлять глобализацию как объективный процесс. В человеческой истории нет ничего абсолютно объективного. Общество строит свое настоящее и будущее на основании выбора, мышления и воли. Человек отличается от зверей и природных явлений тем, что он является существом моральным, т.е. способным всегда и в любой ситуации сказать тому или иному процессу, явлению и событию "да" или "нет". Выбор между цивилизацией Моря или цивилизацией Суши — это выбор ценностный. Конечно, выбор делается не отдельным человеком и не на пустом месте. Это выбор общества на основе истории и традиций, на основе культуры и сложившихся культурных установок. Вместе с тем на практике сплошь и рядом борьба состоит в том, чтобы навязать выбор, сделанный одним обществом, другим обществам, которые его не делали, выбрали нечто иное или пока колеблются. Культурный империализм часто сопровождает прямой силовой колониализм. Так решается спор между сторонниками "hard power" (от англ. hard — "тяжелый, суровый" и power — "власть, мощь". — Прим. ред.) и "soft power"^ англ. soft — "мягкий" и power — "власть, мощь". — Прим. ред.) (Дж. Най32). Первые считают, что важнее всего силовая гегемония (интересы), вторые — что культурная (ценности). Однако в своей сути эти позиции сходны: глобализация (как "жесткая", так и "мягкая") ведет к одному и тому же результату — к победе цивилизации Моря. Общества, основанные на иных принципах (традиционные, иерархизированные, религиозные, автократические или социалистические), подлежат постепенной трансформации в общества либерально-демократические. Насаждение либерально-демократических норм может происходить посредством военного вторжения (примеры — ситуация в Сербии, Ираке, Афганистане), "цветных" революций (в Грузии, Украине, Тунисе) или постепенного втягивания в контекст глобализации и построения глобального гражданского общества.
Ни сценарий с опорой на "hard power", ни сценарий с опорой на "soft power" неприемлемы для России. Включаясь в глобализацию, Россия автоматически соглашается на геополитическую капитуляцию. При этом принятие западных ценностей (цивилизации Моря) столь же разрушительно для российской идентичности, как и прямое следование американским стратегическим интересам.
В XXI в. Россия будет самой собой только в том случае, если она сумеет уклониться от глобализации, отстоять свою теллуро-кратическую идентичность, свой суверенитет, оригинальность своего исторического и социального облика.
Однако отвержение глобализации — это лишь половина дела. Кроме этого необходимо предложить положительную альтернативу.
32 Nye J.Jr. Soft power: the means to success in world politics. N.Y., 2004.
Недостаточно просто отвергнуть глобализацию, как это делают антиглобалисты, которые вместо нового мирового порядка и гегемонии Запада предлагают лишь "новый мировой хаос", подыгрывая глобалистам, а своими безответственностью, экстремизмом и хулиганством лишь подчеркивая "серьезность", "созидательность" и "дисциплинированность" глобалистов.
Реальную альтернативу глобализму надо искать в другом. Ею может быть только многополярность.
Многополярность в стратегических документах Российской Федерации и ее семантический саботаж. Многополярность — альтернатива глобализации. Многополярность исходит из базового принципа, что необходимо сохранить разные цивилизации, а не подверстать их все под одну — западную талассократическую.
Очень важно отметить, что многополярность провозглашена основой национальной стратегии современной России. Однако на это мало обращают внимания, а геополитическое развитие теории многополярности, наполнение ее содержанием постоянно пробуксовывают. Обоснованных и содержательных дискуссий относительно сущности многополярности, ее философских и цивилизационных предпосылок, стратегии и тактики построения многополярного мира в нашем обществе практически не ведется.
Складывается парадоксальная картина: в основу Военной доктрины33 и Концепции национальной безопасности34 Российской Федерации заложен принцип многополярности, но при этом совершенно не уточняются ни значение термина, ни содержание концепта, не говоря уже о том, что не разрабатывается теория многополярности. Россия провозгласила ориентацию на многополярный мир, но не пояснила, что имеется в виду. Складывается впечатление, что принципиальная декларация многополярности подвергается изнутри систематическому саботажу.
На мой взгляд, это происходит из-за существенного влияния агентов глобализма, атлантизма и Запада в российском обществе. В данной статье мы не ставим задачи подробно рассмотреть генеалогию прозападных либеральных сетей в современном российском обществе: они дали о себе знать в последние годы существования СССР, поднялись к вершинам власти в эпоху распада Советского Союза. При Путине они несколько маргинализировались, но в последнее время снова активизируются и претендуют на выработку основного стратегического курса России во внутренней и внешней
33 Указ Президента РФ от 21 апреля 2000 г. № 706 "Об утверждении Военной доктрины Российской Федерации" // Российская газета. 2000. 25 апреля. № 80.
34 Концепция национальной безопасности Российской Федерации // nvo.ru. 2000. URL: http://nvo.ng.ru/concepts/2000-01-14/6_concept.html (дата обращения: 12.01.2011).
политике (ИНСОР). Инерция перестройки и 1990-х гг., часть российской олигархической элиты, интегрированной в мировую систему, космополитический и либеральный сегменты в российских СМИ и образовательных структурах составляют питательную среду для сетей цивилизации Моря в самом центре heartland^. Это геополитическая "пятая колонна" и эффективное орудие "soft power" по блокированию геополитического возрождения России. Именно из этих кругов исходят регулярные попытки отказаться от принципа многополярности, признать однополярность и глобализм, а когда им это не удается, обессмыслить тезис о многополярности или превратить его в нечто несостоятельное и бессодержательное.
Многополярность как концепт. Если отвлечься от привычной размытости и неопределенности в трактовке многополярности в современной России (строго говоря, никакой трактовки вообще не существует), можно на основании принципов российской геополитики выделить несколько признаков, определяющих в самых общих чертах сущность этого концепта.
Многополярность как концепт складывается из следующих фундаментальных моментов. Первая составляющая многополярности как концепта — отказ от однополярной глобализации и развенчания претензий Запада на универсальность его ценностей. Это предполагает в первую очередь систематическое философское усилие, которое показало бы ограниченность и внутренний этноцентризм, присущие западноевропейской, а в ХХ в. и американской культуре в самых ее основаниях. Западное общество исторически складывалось как общество, считавшее свои ценности, идеалы, нормативы и принципы универсальными. Начиная с IX в. Западная Европа постепенно размежевывалась со своими греческими корнями, создавая особую романо-германскую социокультурную систему, которая претендовала на универсализм и монополию на истину. Через средневековую схоластику, продолжившую эту линию, Западная Европа постепенно реализовывала тот же самый подход и в философии Нового времени, заменив универсальность католической церкви на универсальность демократии, свободы, либерализма, а после И. Канта — "гражданского общества". Сами ценности, социальные и политические формы их реализации менялись, но убежденность Запада в том, что именно европейское общество обладает монополией на истину, сохранялась и сохраняется по сей день. В этом проявляется культурный империализм Запада, убежденного в том, что только западное общество является венцом цивилизации, а все остальные типы культур призваны ему подражать и следовать ему под страхом остаться вне "цивилизованного мира".
Такую претензию Запада на универсализм жестко критиковали русские философы-славянофилы, а еще более последовательно и глубоко — евразийцы 1920-х гг. И на самом Западе постоянно раздавались протесты против таких претензий на универсализм — от О. Шпенглера и А. Бергсона до Ф. Боаса, М. Мосса и К. Леви-Строса35. Начиная с 1980-х гг. философы-постмодернисты подвергли "универсализм" уничтожающей критике, показав, что все претензии Нового времени на демократию, равенство и толерантность есть завуалированные формы контроля, репрессивного подавления и исключения Другого.
Многополярность начинается именно с этого философского удара по убежденности западной цивилизации (геополитически — цивилизации Моря) в том, что ее ценности являются высшими, а ее общество служит единственным образцом для подражания. Модернизация, осмысленная как вестернизация, должна быть отброшена на глубинном философском уровне. Поэтому многополярность должна начинаться с философской установки на плюрализм цивилизационных ценностей, культур, обществ, политических и религиозных форм. В основе всего должна лежать многополярная философия, высшим принципом которой должно быть позитивное понимание различий, признание права на существование Другого и отказ от оценки тех или иных социальных форм как низших или высших.
В этом вопросе русская философия может быть важнейшим подспорьем наряду с западными критиками "Заката Европы"36, социологами, этнологами, антропологами, постмодернистами. Не менее важно обратиться к философам стран Азии или других стран, которые размышляли о балансе собственных ценностей и критиковали культурный империализм Запада.
Вторая составляющая многополярности как концепта — переход к мышлению в категориях цивилизаций. Необходимо признать плюральность цивилизаций и относиться к этому как к фундаментальному историческому факту, составляющему богатство человечества. Различие цивилизаций несет в себе потенциал конфликта. Конфликты не только возможны, но и реально происходят: противоречия между западноевропейскими державами (со сложной в целом системой ценностей) только в ХХ в. привели к двум самым чудовищным и кровопролитным мировым войнам. Согласие с тем, что на Земле могут существовать не одна, а несколько цивилизаций с разными социальными парадигмами, не должно автоматически приводить к постулированию идеи "столкновения ци-
35 См.: Дугин А.Г. Геополитика.
36 См.: Шпенглер О. Закат Европы // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991.
вилизаций" (как это делает С. Хантингтон37). В такой негативной и конфликтологической перспективе видит различия только универсалистская западноцентричная глобалистская мысль. Конфликт между цивилизациями столь же вероятен, как и конфликт внутри одной и той же цивилизации. Переход к признанию множества цивилизаций не гарантирует автоматически мира, но мирный диалог между ними вполне возможен и желателен.
Признание равнозначности цивилизаций открывает возможность разным обществам, культурам, религиям, политическим и экономическим системам свободно существовать, развиваться и изменяться. Глобалисты пытаются настаивать на том, что рыночная экономика, парламентская демократия и гражданское общество являются общеобязательными признаками любого государства, с которым Запад может иметь дело. Остальные зачисляются в "государства-изгои". Это блокирует любые попытки развития солидарных экономических систем, основанных на социальной справедливости, поражает в правах все отличные от парламентаризма политические системы и ведет к принудительному распаду религиозных общин и десуверенизации, а затем и ликвидации национальных государств.
Признав множественность цивилизаций, мы предоставим возможность разным культурам и обществам широко экспериментировать в построении различных экономических систем как на основе рынка, так и на иных принципах; создавать и реформировать политические системы на основе традиционных представлений или свободного выбора; сохранять или менять традиционные формы обществ и общин, не ориентируясь ни на какие жесткие нормативы социальной антропологии (кто-то может принять принципы гражданского общества на основе индивидуальной идентичности, а кто-то может выбрать коллективные формы идентификации — этнической, религиозной, национальной и т.д.).
Третья составляющая многополярности — определение стратегии интеграции и консолидации в рамках цивилизаций. Многополярность предполагает интеграционные процессы по цивилизационным признакам. Иными словами, границы той или иной цивилизации чаще всего не совпадают с границами национальных государств. Например, исламская цивилизация включает в себя множество стран, так же как и европейская цивилизация. Китайская цивилизация — шире, чем просто территория Китая, а индийская —Индии. В каждом конкретном случае интеграция может проходить по оригинальным сценариям, вытекающим из конкретных особенностей
37 Huntington S.P. The clash of civilizations and the remaking of the world order. N.Y., 1996.
данной цивилизации. Общий сценарий интеграции едва ли можно найти, но в каждом конкретном случае действует общая логика: переход от национальных государств с часто совершенно искусственными административными границами к более сложным полицентрическим образованиям на основе субсидиарности и широких прав локальных и региональных автономий. Цивилизация, в отличие от государства, может предполагать широкое разнообразие внутреннего уклада, сложные федеративные и конфедеративные системы отношений. В некоторых случаях вполне можно представить себе зоны с двойной или даже тройной цивилизаци-онной идентичностью, которые могут иметь особый статус.
Для России интеграция на цивилизационной основе предполагает воссоединение со странами СНГ в конфедеративной форме (наподобие предложенного Нурсултаном Назарбаевым в 1994 г. Евразийского союза). Вместе с тем общие цивилизационные черты есть у славянского мира Восточной Европы, а также у православных неславянских государств (Греция, Румыния, православная часть албанцев). Поэтому можно смело говорить о евразийской цивилизации, стратегическая и социальная интеграция которой будет естественной формой политического и социального выражения ИеагИаиё'а.
Четвертая составляющая — построение цивилизационных альянсов. Важнейшей составляющей идеи многополярности является определение стратегических осей, которые связывали бы между собой различные цивилизации, отличающиеся по основным признакам. Так, для России в ее максимальном (евразийском) измерении можно предположить западную ось мирного сотрудничества с Евросоюзом (уже сейчас объединяющим страны европейской цивилизации). На юге возможно возникновение нескольких осей: Россия — исламский мир, Россия — Индия, Россия — Китай. На востоке — альянс с Японией, если, конечно, последняя сможет выйти из-под геополитического контроля цивилизации Моря.
Оси альянсов между цивилизациями предполагают менее тесную связь, нежели интеграция внутри каждой из цивилизаций, но тем не менее их баланс должен служить залогом глобального многополярного равновесия.
Здесь важно дать определение полюса многополярного мира. Полюс многополярного мира это не просто страна, национальное государство. Это именно цивилизация.
Если говорить о русско-евразийской цивилизации, то следует иметь в виду не только Россию, но и все примыкающие к ней зоны, объединенные историей, культурой, экономическим, социальным сходством, подчас религией, этнической близостью, социальными особенностями.
Логика построения многополярного мира. На основе базовых принципов можно предложить ряд конкретных действий для построения многополярного мира. Итак, обозначим то, что для этого необходимо.
1. Теоретически разработать фронтальную критику глобализации, универсализма, опровержение претензий Запада на то, что только он выражает собой общую и единственную для всего человечества нормативную цивилизационную модель; вернуть Запад к его ци-вилизационным границам и к его локальной историко-географи-ческой среде, где его претензии оправданны, а критерии — приемлемы (территория Западной Европы, США, Канады, Австралии и Новой Зеландии); разоблачить несостоятельность претензий западной цивилизации на то, что эта цивилизация — единственно возможный всемирный образец. Это значит, что мы должны вступить с глобализацией в концептуальную и семантическую систематическую войну. В вопросе "теоретического оснащения" философии многополярности следует взять на вооружение все философские течения, которые смогут в этом помочь: и славянофильство (особенно позднее — К. Леонтьева, Н. Данилевского, В. Ламанского и др.), и русскую религиозную философию (в частности, воззрения о. С. Булгакова и о. П. Флоренского), и евразийство (идеи Н. Трубецкого, П. Савицкого, Н. Алексеева, Л. Гумилева и др.), критику Запада западными же мыслителями (структуралистами, феноменологами, антропологами, экзистенциалистами, неомарксистами, консерваторами, постмодернистами и т.д.), а также теории, возникшие в исламском мире, Китае, Африке и Латинской Америке. Борьба с идеей неотвратимости глобализации в ее современном виде имеет принципиальное значение. Теорий глобализации сегодня множество, но им практически нечего противопоставить на серьезном академическом уровне. Нам нужна теория, опровергающая глобализацию в ее основаниях, в ее идейных и исторических предпосылках.
2. Следует также разработать теорию многополярности как альтернативу глобализации. Для этого следует тщательно описать цивилизации, имеющиеся в современном мире — евразийско-православную, китайскую, исламскую, индусскую, а также африканскую и латиноамериканскую, выделить их основополагающие интегрирующие черты, очертить ценностные системы, исследовать структуру социальной идентичности и базовые онтологические, гносеологические и антропологические установки. В этой работе следует обращать внимание на морфологию времени и пространства, картину мира, глубинные социокультурные архетипы, свойственные разным цивилизациям, — на этом пути нас ждет много сюрпризов (антропологи и этносоциологи знают, что раз-
ные культуры имеют дело с совершенно различными формами времени и пространства, качественно отличающимися от тех, которые современным европейцам представляются единственно "очевидными", "реальными" и "объективными"). При этом следует также развивать связи с Евросоюзом, содействуя по возможности укреплению в Европе самостоятельной цивилизационой идентичности и геополитического самосознания, качественно отличных от таковых в США. Разделение нынешней атлантической цивилизации (цивилизации Моря) на два больших пространства (ЕС и США) существенно ослабило бы структуру однополярного мира, затормозило бы глобализацию и создало бы предпосылки для становления многополярности. Надо выработать теорию и практику региональной интеграции, так как для создания полюса необходимо объединить потенциалы нескольких стран. В этом контексте важно сделать упор на концепцию "большого пространства"38, разработанную Карлом Шмиттом и ставшую сегодня чрезвычайно актуальной. Ни одно национальное государство сегодня само по себе не сможет в одиночку сохранить свой суверенитет, сопротивляться давлению глобализации и однополярности.
3. Кроме того, необходимо выстроить систему альянсов с потенциальными полюсами многополярного мира. Россия—Евразия как один полюс многополярности должна активно развивать отношения с другими потенциальными полюсами: Китаем, Индией, Евросоюзом, исламским миром, Африкой и Латинской Америкой. Здесь следует ожидать, что архитекторы однополярного мира постараются сделать все от них зависящее, чтобы сорвать создание этих альянсов и спровоцировать между ними конфликты по принципу "разделяй и властвуй". Уже сегодня предпринимаются попытки вбить клин между Китаем и Россией, Россией и ЕС, исламским миром и Россией, Индией и исламским миром и т.д. Необходимо трезво оценивать и скрупулезно анализировать стратегию тех сил, которые активно заняты строительством однопо-лярного мира и являются субъектами глобализации. В этом случае каждая операция будет проходить не в "безвоздушном пространстве", но в конкурентной и насыщенной осознанными игроками геополитической среде. Главными стратегическими партнерами России в среднесрочной и долгосрочной перспективе, без сомнения, являются Китай, Иран, Индия, Турция, страны арабского мира, Латинской Америки (Бразилия, Венесуэла, Боливия, Куба и др.). Все эти страны жизненно заинтересованы в том, чтобы сохранить свою цивилизационную идентичность и освободиться от
38 Schmitt C. Völkerrechtliche Großraumordnung und Interventionsverbot für raumfremde Mächte. Ein Beitrag zum Reichsbegriff im Völkerrecht. Berlin; Wien; Leipzig, 1939.
гегемонии США. Особое значение имеет деликатное выстраивание партнерства с Европой. Речь В.В. Путина в Германии о "Великой Европе от Лисабона до Владивостока"39, воспроизводящая классические тексты континентальной геополитики, является позитивным и вдохновляющим примером этой евроконтиненталист-ской ориентации.
4. Кроме того, необходимо развивать существующие институты многополярности и создавать новые. Наиболее серьезными и перспективными из существующих организаций сегодня являются Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), усиливающаяся за счет намеченного вступления в нее Индии, Пакистана, Ирана, Афганистана и Монголии, и страны БРИК — Бразилия, Россия, Индия и Китай — державы, отличные по уровню своего развития и своему потенциалу как от стран "богатого Севера", так и от стран "бедного Юга".
Надо постепенно превращать эти организации в военно-стратегические и экономические блоки, гарантирующие региональную военную, экономическую и энергетическую безопасность без вмешательства третьей силы (США, глобалисты, НАТО).
С целью интеграции евразийского пространства следует развивать и укреплять Организацию договора по коллективной безопасности в области военно-политического партнерства; Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) и Единое экономическое пространство (ЕЭП) в области экономической интеграции, союзное Российско-Белорусское государство (последнее — как форму теснейшего политического объединения двух цивилизационно близких стран, хотя в настоящее время формальная сторона не соответствует реальностям. В любом случае это серьезное и внушительное приглашение к будущей евразийской конфедерации).
Чрезвычайно важно сотрудничество России с Ассоциацией стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) и со странами Организации исламской конференции (ОИК).
Надо стремиться создать особый стратегический оборонный, энергетический и социокультурный альянс со странами Европы, который также может постепенно приобрести отчетливые институциональные формы. Здесь ось Москва—Брюссель должна быть приоритетной. Необходимо способствовать формированию в Евросоюзе собственных вооруженных сил и самостоятельного ядерного потенциала. Ныне существующие общеевропейские структуры (такие, как ПАСЕ) не отвечают данным целям, так как являются выразителями атлантистской тенденции и за счет усиленного кон-
39 Путин В.В. От Лисабона до Владивостока // www.inosmi.ru. 2010. URL: http://www.inopressa.ru/article/25Nov2010/sueddeutsche/putin1.html (дата обращения: 10.01.2011).
троля со стороны США над странами Восточной Европы отражают не столько собственно европейскую позицию, сколько следуют логике цивилизации Моря и глобализации. России следует подумать о создании иных российско-европейских координационных структур.
Следует также восстановить отношения с Ираном, являющимся важным стратегическим союзником России на юге Евразии. Особое внимание — эволюции политики Турции, все более отклоняющейся от глобализации и США и начинающей сближаться со странами евразийской ориентации (в первую очередь с Россией).
5. Во внутренней политике необходимо укреплять цивилизаци-онную идентичность России, строить гармоничное общество на основе традиционных ценностей и готовить почву для технологического рывка. Если Россия утратит собственную цивилизацион-ную идентичность, то даже успешная модернизация будет бесполезна. В то же время если Россия не будет технологически развиваться, она утратит свою свободу, единство и независимость. Надо одновременно работать в двух направлениях: укрепления идентичности (социокультурный консерватизм) и активного технологического развития (технологическая и научная модернизация). Не следует противопоставлять эти понятия: сохранение идентичности невозможно без развития, а развитие будет бессмысленным, если мы утратим субъект развития, т.е. исторически укорененное и самобытное российское общество.
Чтобы строить многополярный мир, следует в корне изменить ситуацию в образовании, культуре, СМИ, ценностных ориентирах российского общества. Цинизм, индивидуализм, материализм, стяжательство, эгоизм, космополитизм, насмешка над высокими духовными и нравственными идеалами разрушают наше общество, деморализуют целые поколения, подрывают социальные связи. Надо жестко противостоять этому. Россия сможет стать полюсом многополярного мира, только если будет осознавать себя полноценной цивилизацией со своим строго определенным набором ценностей. Эти ценности должны основываться на наших истории и культуре, на фундаментальных воззрениях традиционных религий России (в первую очередь на идеях православия), на идеалах целостности, всеобщности, коллективной соборной антропологии.
Геополитика и выборы 2012 г. В 2012 г. нам предстоит выбирать президента. Нам нужен многополярный курс, направленный на укрепление нашей страны и нашей цивилизации. Президентом России в этот переломный период должен стать тот, кто выведет Россию из сегодняшнего сложного и неопределенного положения и восстановит нашу мощь и величие в рамках справедливого, сбалансированного, гармоничного многополярного мира.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бенуа А. де. Против либерализма. СПб., 2009. Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 1999. Бовдунов А.Л. Россия как задание. М., 2010. Бьюкенен П.Дж. Смерть Запада. М., 2007. Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003. Вернадский Г.В. Начертание русской истории. СПб., 2000. Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством. М., 1999.
Дугин А.Г. Основы евразийства. М., 2002. Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. СПб., 2007. Дугин А.Г. Геополитика. М., 2011.
Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на историю. 1660—1783. М., 1940.
Панарин А.С. Искушение глобализмом. М., 2002.
Ратцель Ф. Народоведение: В 2 т. М., 1903.
Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997.
Шмитт К. Нoмoс Земли. СПб., 2008.
