CC BY
87
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И КАВКАЗ № 1(37), 2005
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ ГРУЗИИ: СМЕНА НАПРАВЛЕНИЯ?
Реваз ГАЧЕЧИЛАДЗЕ
профессор Тбилисского государственного университета, доктор географических наук (Тбилиси, Грузия)
В в е д е н и е
октября 2004 года было объявлено, что Совет НАТО утвердил План индивидуального партнерства Североатлантического альянса с Грузией. В дипломатических кругах многих стран этот акт оценили как серьезный шаг в сторону интеграции Грузии в эту структуру. Правда, дата реализации такой теоретической возможности еще не определена. Не обозначил ее и прибывший через несколько дней в Тбилиси Генеральный секретарь НАТО, посоветовав руководству нашего государства самостоятельно решить наиболее сложную для страны проблему — борьбу с сепаратизмом. Однако общественное мнение республики все больше склонно верить заявлениям М. Саакашвили, что присоединение к Североатлантическому блоку произойдет еще в годы его президентства.
Перестройка вооруженных сил страны по стандартам НАТО уже начата. В соответствии с договоренностями с Соединенными Штатами к концу 2004 года количество грузинских войск, участвующих в составе коалиции в Ираке, увеличилось до 850 человек, что для страны с 14—15-тысячной армией весьма немало. Скорее всего, этим Грузия показывает свое намерение сместить в сторону Запада свой внешнеполитический вектор, который более двух веков, почти до конца XX столетия, в основном был направлен (по собственному ли желанию или вынужденно) на север.
Вместе с тем следует отметить, что уже с середины 1990-х годов руководство страны неоднократно заявляло о многовекторности внешней политики, что означало отказ от
ориентации только на Москву. Хотя дипломатическая работа в этом направлении шла, но реальная интеграция с Европой (имеется в виду присоединение к НАТО и ЕС) в силу объективных и субъективных причин казалась неосуществимой идеей, по крайней мере в обозримом будущем. Стране приходилось решать проблемы элементарного выживания, она нуждалась (и нуждается) в энергоносителях, для чего зачастую приходилось (и приходится) обращаться к России.
Однако новое руководство Грузии, пришедшее к власти после ноябрьской (2003 г.) «революции роз», весьма решительно реализует прозападную ориентацию. При этом практически все политические силы страны, даже серьезные оппозиционные партии, согласны с таким внешнеполитическим курсом или же не протестуют против него.
В нынешних условиях, когда в ключевом государстве Южного Кавказа назревает серьезный геополитический сдвиг, возникают вопросы: что вынуждает малую страну, в данном случае Грузию, искать стратегических партнеров вдали от своих границ? Насколько реальна возможность ее присоединения к НАТО, другими словами, ждут ли Грузию на Западе?
Для того чтобы определить геополитические ориентиры страны, естественно предполагающие взгляд в будущее, необходимо проанализировать прошлое, а исторический подход увязать с широко понимаемым географическим контекстом государства. В конечном счете это даст возможность опреде-
лить его геополитический код, являющийся основой внешней политики, точнее — геополитический код определяет интересы страны, угрозы этим интересам и природу необходимых ответов возможным угрозам.
Геополитический код малой страны обычно не выходит за рамки локального уровня и подразумевает стратегическую оценку соседних государств при формировании своей внешней политики. Лишь мировые сверхдержавы оперируют геополитическим кодом глобального уровня. Но и для малой страны небезразлична глобальная геополитическая ситуация, особенно интересы и устремления сверхдержав. Приспосабливаясь к глобальной геополитике, малая страна может найти свою нишу на мировой арене и обеспечить свою безопасность, а нередко даже выживание.
Грузинский специалист по внешней политике малых стран Александр Рондели отмечает: «Сколь бы гибкой ни была внешняя политика малой страны, с какой бы быстротой она ни реагировала на изменение условий и события, она обязана определить свою стратегическую цель и сделать стратегический выбор. А это означает как ее поддержку некоторыми государствами международной системы, так и противодействие со стороны других, что, естественно, связано с огромным риском»1.
Справится ли Грузия с таким риском? Ответ на этот вопрос даст лишь время, а задача ученого — рассмотреть причины такого развития.
1 Рондели А. Малая страна в международной системе. Тбилиси: Мецниереба, 2003. С. 79—80 (на груз. яз.).
Исторический контекст
Принятие Грузией христианства как государственной религии (в первой половине IV в.) — осознанный поворот в сторону Запада, который тогда олицетворяла Византия. До того времени в Восточной Грузии, уже ставшей ядром грузинской государственности и нации, доминировало политическое и культурное влияние Востока: Сасанидского Ирана и зороастризма.
Принятие христианства вызвало в Грузии подлинную культурную революцию. Для перевода Библии на грузинский язык была создана оригинальная, полностью фонетическая письменность. Канонический грузинский текст Библии способствовал формированию единого литературного языка на всей территории страны, в конце концов — единой нации2. В Средние века Грузия была самой восточной частью христианского мира, считая себя как бы «восточным бастионом» Европы.
Выступая на Парламентской ассамблее Совета Европы (28 января 2004 г.) президент нашей республики Михаил Саакашвили отметил: «Сегодня Грузия стоит на дороге, ведущей домой, еще раз интегрируясь с Европой, с которой она делит общие ценности и общую исто-рию»3. В этом заявлении выражено мнение общественности всей страны, большинство населения которой также считает, что «общий дом» для него — это Европа.
В отличие от многих (не всех) постсоветских стран, Грузия, как государство (иногда — несколько государств) на одной и той же территории и под одним и тем же именем ядра государства (Картли-Сакартвело) существовала, как минимум, два последних тысячелетия. Даже несмотря на феодальную раздробленность позднего Средневековья (что в значительной мере поддерживалось действиями соседних региональных сверхдержав — Османской империи и Сефевидской Персии), грузинские государственные образования сохраняли наследственную власть местных христианских правителей, многие из которых лелеяли мечту объединить страну под собственной гегемонией. Но геополитические реалии, определявшие соответствующие ориентиры, не давали такой мечте сбыться.
2 См.: Gachechiladze R. The New Georgia: Space, Society, Politics. London: UCL Press, 1995.
3 Газета «24 саати», 29 января 2004.
К концу XVIII столетия Российская империя достаточно укрепилась на Северном Кавказе и в Северном Причерноморье, чтобы быть готовой к очередному «броску на юг», в связи с чем ей был нужен союзник на Южном Кавказе. И в этом случае произошло определенное совпадение интересов. Восточная Грузия (она же объединенное царство Картли-Кахети со столицей Тбилиси), признаваемая правителями других грузинских царств и княжеств важнейшей частью страны, к тому времени уже стала практически независимой от переживающей очередную феодальную междоусобицу Персии, вассалом которой она являлась в течение двух предыдущих столетий. Царству Картли-Кахети необходим был сильный союзник-покровитель, способный гарантировать его отдаление от Персии и помощь в избавлении от постоянных набегов кавказских (в основном дагестанских) горцев. Последние мелкими бандами спускались в долины Грузии, где создавали угрозу политической, экономической и демографической стабильности страны (чаще всего они похищали детей, которых затем продавали на невольничьих рынках Османской империи). Союзный договор (Георгиевский трактат) был подписан в 1783 году, в соответствии с ним устанавливался протекторат России над Картли-Кахети, суверенитет которого ограничивался (внешние сношения запрещались), но гарантировались наследственность царской власти и самоуправление4.
Таким образом, в конце XVIII века грузинская политическая элита сменила геополитический ориентир страны с востока на север. Косвенно это была ориентация на Европу, но прямую связь с ее западной и центральной частями ограничивали политико-географические реалии той эпохи. Контакты Грузии с Западной и Центральной Европой (если исключить Россию) были возможны лишь через территорию Османской империи. А она, хотя и постоянно враждовала с Персией, была не менее неудобным партнером для [Восточной] Грузии, чем сама Персия. Грузия уже имела опыт тщетных попыток привлечь к себе внимание Франции, Испании, Ватикана (в начале XVIII столетия), но она была слишком далека, труднодоступна, мала и бедна, чтобы представлять такой интерес для европейских держав, из-за которого они согласились бы проливать кровь своих или наемных солдат.
А вот для расширявшейся России соседняя Грузия представляла прямой военно-стратегический интерес: ее территория могла служить удобным плацдармом для устремления империи в южном направлении. Так, уже к 1813 году в соответствии с Гюлистанским договором с побежденной в войне Персией Россия расширилась до реки Аракс; укрепление же в Грузии позволяло ей взять в клещи непокоренную часть Северного Кавказа. Кроме того, в те времена цивилизационная близость служила не меньшим фактором «пиар-кампании», чем сегодня. То, что грузины еще в годы существования Византийской империи следовали той же ветви христианства, что и русские — православию, постоянно вдалбливалось в умы современников и даже в советское время служило «укреплению дружбы народов».
Но квазисоюзнические отношения между Россией и Восточной Грузией продолжались менее 20 лет. В 1801 году, воспользовавшись внутридворцовыми трениями в Тбилиси, император Александр I односторонним актом отменил Георгиевский трактат и непосредственно присоединил эту территорию к своим землям. А во время русско-турецких войн XIX столетия Россия завоевала всю Западную и часть Южной Грузии, а членов семей правивших до того грузинских монархов депортировала. Вместе с тем была отменена автокефалия грузинской православной церкви; местную администрацию сменила имперская — более эффективная и безжалостная. Для облегчения контроля над окраинами, в частности Грузией, империя создавала этническую чересполосицу, поэтому поощряла эмиграцию местного населения (грузин-мусульман, абхазов), а также иммиграцию (немцев — из Вюртемберга, русских — из внутренних губерний, армян и греков — из восточных вилайетов Оттоманской империи и т.д.).
4 6-й артикул этого документа гласил: «...Светлейшего царя Ираклия Теймуразовича и его дома наследников и потомков сохранять беспеременно на царстве Карталинском и Кахетинском... Власть, со внутренним управлением сопряженную, суд и расправу, и сбор податей предоставить его светлости царю в полную его волю и пользу» (Георгиевский трактат. Исследование, документы, фотокопии В. Мачарадзе. Тбилиси: Хеловнеба, 1983. С. 76).
Но тогдашняя экспансия России на Кавказе имела и объективно положительные результаты для Грузии. После почти четырехвековой разобщенности практически все ее земли были объединены в пределах одной империи, что сыграло свою роль в вестернизации и европеизации всей Грузии. В свою очередь, эти факторы повлияли на возникновение грузинского национализма, что, естественно, не входило в интересы Петербурга, который предпочел бы русифицировать Закавказье по примеру большей части Северного Кавказа. Находясь в составе империи, Грузия долгое время не могла сама определять свои геополитические ориентиры.
Такая возможность грузинам и другим крупным нациям Южного Кавказа — армянам и азербайджанцам — представилась лишь после окончания Первой мировой воины, правда всего на два-три года. В 1918—1920/21 годах на Южном Кавказе, в условиях временного имперского вакуума, создавшегося в отсутствие интереса со стороны соседних сверхдержав (Россия погрязла в Гражданской войне, побежденная Турция только-только вставала с колен и отражала атаку Греции, в Персии династия Каджаров дышала на ладан), возникли независимые республики: Азербайджан, Армения и Грузия. Но они никогда не выступали единым фронтом и очень легко стали добычей возвратившейся в регион России, на сей раз большевистской.
Выбор геополитического ориентира, иными словами — страны-покровителя, в то время был крайне ограничен. В короткий период независимости Грузия ориентировалась на Германию (до ноября 1918 года), а затем на Великобританию. Но первая потерпела поражение в войне, а вторая вскоре потеряла интерес к Южному Кавказу (где единственно привлекательным для нее мог быть Баку с его нефтяными приисками), сконцентрировавшись на Ближнем Востоке, где также была нефть, причем в отсутствие серьезных соперников более доступная. Тщетной оказалась попытка независимой Грузии привлечь внимание европейских держав и вступить в Лигу Наций. И ее, как и соседние республики, насильно включили в состав зарождавшегося СССР.
Формально, по советской конституции, Грузинская ССР, как и все другие союзные республики, считалась «суверенным государством», даже имела свое Министерство иностранных дел. Но реально ни одна из них (в том числе Украина и Белоруссия, представленные в ООН) не могла играть какой бы то ни было роли на международной арене.
И лишь в связи с распадом Советского Союза, после 70-летнего перерыва, Грузия вновь получила шанс определять свои геополитические ориентиры. В период правления Гамсахурдиа (1990—1991 гг.) она была непризнанным государством, а ее внешнеполитические цели выглядели невнятно. После международного признания ее независимости (конец 1991 г.), особенно после вступления в международные организации (ООН, ОБСЕ и т.д., 1992 г.), внешняя политика нашего государства становится все более четкой.
Политико-географический контекст
Грузия граничит с Турцией, Арменией, Азербайджаном и Россией. Вместе с тем она единственная страна Южного Кавказа и Центральной Азии, имеющая выход к Мировому океану. По ее территории проходят основные транзитные артерии Армении и Азербайджана в сторону моря, да и основной экспортный трубопровод для перекачки каспийской нефти из Азербайджана в Турцию прокладывается по землям нашей республики.
Поскольку у Армении нет дипломатических и иных отношений с ее тюркскими соседями — Азербайджаном и Турцией, она осуществляет свои экономические связи с Россией и Европой только через Грузию. А Турция и Азербайджан могут развивать двустороннее сотрудничество в основном транзитом через Грузию (возможен и путь через Иран). США, которым необходимо военное присутствие в Центральной Азии главным образом по причине борьбы с международным терроризмом, также пользуются транзитом через Грузию.
Таким образом, в конце XX столетия политико-географическое положение Грузии приобрело надрегиональную ценность. Правда, как мы уже отмечали, в конце XVIII столетия царскую Россию интересовала Грузия именно из-за ее географического положения — как плацдарм для дальнейшего продвижения на юг. Но тогда у Грузии была в лучшем случае региональная геополитическая ценность — конкурентами России в ближневосточном регионе выступали Персия и Оттоманская империя, а не европейские державы. А в краткий период суверенитета Грузии «образца 1918 года» Великобритания вскоре потеряла политический интерес к ней и Кавказу в целом. Тогда единственным конкурентом России в регионе оказалась нарождавшаяся кемалистская Турция, с которой в 1921 году большевики нашли общий язык и договорились о территориальном разграничении Южного Кавказа.
После независимости Грузии «образца 1991 года» Турция, неожиданно для самой себя лишившаяся наиболее опасного соседа в лице Советского Союза, попыталась взять под патронаж почти весь Южный Кавказ и Центральную Азию. Однако вскоре выяснилось, что ее финансово-экономических ресурсов на это не хватит, хотя их оказалось вполне достаточно для освоения грузинского рынка. Практически все постсоветское пространство, включая и нашу республику, стало идеальным рынком для сбыта турецкого ширпотреба и продуктов питания, что дало серьезный стимул развитию промышленности Турции.
Со стороны России Грузия граничит с Краснодарским краем (с преобладающим этнически русским населением) и с ее многонациональными республиками Северного Кавказа, где еще до распада Советского Союза наблюдался рост политической роли местных этнических элит. До поры до времени Кремлю удавалось их контролировать, в том числе путем противопоставления этих элит друг другу. Не исключено, что именно с целью такого контроля создавались двуэтнические «мини-республики» Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Чечено-Ингушетия, причем в каждой из них был представлен немалый русский элемент. А Дагестан, с его этнической чересполосицей и вечной дотационностью, был вообще обречен на то, чтобы постоянно обращаться к Москве. И в начале 1990-х годов, когда РФ понадобилось выпустить северокавказский «этнический пар», в качестве «злодея» она использовала Грузию.
Если анализировать политическую ситуацию конца XX столетия, создается впечатление, что уже в начале 1920-х годов Кремль наделял автономными правами будущую ирре-денту, исходя из своих долгосрочных намерений. В качестве таких примеров обычно приводят создание ряда автономий: для осетин, живущих на южных склонах Кавказа (Южная Осетия), при наличии исконной Осетии на северном Кавказе5; для армян, проживающих на территории исторического Карабахского ханства (Нагорный Карабах), при наличии Армянской ССР. Это вполне допустимая версия объясняет причины создания этнотерриториальных автономий. Однако нельзя исключить, что такие действия не всегда обуславливались стратегическими интересами, а предпринимались лишь для достижения сиюминутного компромисса, исходя из текущих конъюнктурных политических соображений.
Но политико-географические реалии (ПГР), даже относительно малого масштаба, возникнув однажды на определенной территории (а через территорию в умах и сердцах конкретных современников и их потомков), имеют громадную инерционность. Попытки же изменить их и привести в соответствие с новыми ПГР большего масштаба чреваты опасностью для стабильности даже империй, тем более — малых государств6.
Этнотерриториальные конфликты в пределах Грузии — в Абхазии и Южной Осетии — имеют четкую географическую выраженность: вдоль границы Грузии с Россией. Вместе с
5 Для более углубленного анализа этого факта см.: Gachechiladze R. Ор. сЦ. Р. 86—88.
6 Так, отмена автономного статуса Южной Осетии в конце 1990 года Верховным Советом Республики Грузия (даже в условиях, когда этот акт был ответом на самоликвидацию статуса автономной области самой Южной Осетией и одностороннего повышения политического статуса ее территории) в конце концов неоправданна. Для достижения мира в регионе и восстановления территориальной целостности страны в изменившихся геополитических условиях Грузии, возможно, придется восстанавливать автономный статус Южной Осетии, даже повысить его.
тем в нашей стране есть и более крупные этнические меньшинства, с которыми у центральной власти гораздо меньше проблем: они проживают в относительном отдалении от границ с РФ7.
При всех издержках политики Тбилиси, в Абхазии и в Южной Осетии доминирующий фактор временного успеха сепаратизма — его поддержка со стороны соседней России. Во время военных действий в Абхазии (1992—1993 гг.) эта поддержка чаще проявлялась в завуалированной форме (хотя «абхазская авиация» и «абхазские военно-морские силы» могли быть созданы только благодаря российской военной базе, дислоцированной в Абхазии, г. Гудаута). Тогда через российско-грузинскую границу легко «просачивались» многочисленные добровольцы с Северного Кавказа — казаки и представители некоторых северокавказских народов, в основном адыгейцев, черкесов, кабардинцев, чеченцев. Всем им внушили, что их враг — Грузия. Кстати, одним из «героев Абхазии» стал известный чеченский боевик Шамиль Басаев, который сражался бок о бок с русскими казаками против грузин и вместе со своими соратниками приобрел боевую закалку. Впоследствии она очень пригодилась им в войнах против России. В результате этого конфликта из Абхазии изгнано более половины ее населения (до 300 тыс. чел.), в основном этнических грузин, большинство которых до сих пор беженцы или временно перемещенные лица.
Во второй половине 1990-х годов, особенно в начале XXI века, поддержка, оказываемая абхазским и югоосетинским сепаратистам с севера, стала менее завуалированной. Это проявляется в игнорировании принятых на саммитах СНГ решений о прекращении экономических связей с ними, в создании облегченного (практически безвизового) режима пересечения российской границы жителями сепаратистских регионов (тогда как для основной части Грузии введен визовый режим), в предоставлении российского гражданства подавляющему большинству жителей Абхазии и Южной Осетии, а также в заявлениях официальных лиц о необходимости защищать интересы этих новых граждан России за ее пределами и т.д.
Все это создает очень негативный фон для развития грузино-российских отношений и провоцирует создание в нашей стране соответствующего общественного мнения, которое склонно подозревать северного соседа даже в несуществующих грехах. Естественно, влияние такого фона заметно и в международных отношениях.
Происходит ли в Грузии переоценка геополитического кода страны?
Геополитический код малой страны определяют ее интересы в сопоставлении с интересами соседних государств и угрозы ее интересам. Естественно, малая страна должна разрабатывать необходимые ответы на эти угрозы, в том числе и с привлечением других государств, цели которых не противоречат ее интересам.
Реально, при нынешней международной ситуации, соседи Грузии не представляют прямую угрозу ее независимости. Время османских завоеваний, набегов дагестанцев, расширения Российской империи давно прошло. Даже «угроза пантюркизма», жупелом которого любят иногда размахивать «исторически образованные лица», живущие южнее и севернее Грузии, на самом деле надумана. Современная Турция — цивилизованная страна, стремящаяся интегрироваться в Европу, а не завоевывать Кавказ и Туркестан, как это происходило в
7 Примером действия такого рода географического фактора могут служить события вокруг Аджарии в 2004 году. Не оставляет сомнения, что одной из причин стремления России не раздувать кризис власти в Аджарии (там не было этноконфликта, поскольку подавляющее большинство местного населения — этнические грузины) явилось географическое положение региона: Аджария граничит не с Россией, а с Турцией. Хотя тамошний правитель, пытавшийся легитимизировать свою власть, апеллируя к феодальному прошлому своих предков (sic!), при оказании сопротивления восстановлению конституционного порядка в регионе, обращался за помощью к РФ, Москва предпочла эвакуировать его и приютить у себя.
1918 году. А объективное стремление России — построить современное правовое государство. Разумные политики в Москве понимают, что в условиях рыночной экономики восстанавливать нечто похожее на Советский Союз просто невыгодно с экономической точки зрения, не говоря уж о невозможности разрушения сложившегося мирового политического порядка без серьезного ущерба для самой РФ. Что же касается Азербайджана и Армении, то они вряд ли видят какую-либо политическую угрозу со стороны Грузии, предпочитая поддерживать с ней дружеские отношения. Со всеми своими соседями Грузия фактически достигла консенсуса в отказе от взаимных территориальных претензий и в признании незыблемости существующих границ.
Но угрозу своим национальным интересам Грузия все же чувствует и вынуждена искать необходимые ответы на них.
К сожалению, приходится констатировать, что основная угроза Грузии исходит со стороны России, даже несмотря на то, что между русскими и грузинами не только цивилизационное родство (как отмечалось выше, оба народа исповедуют православие одного толка), но и прочные связи культурного плана. Причем взаимоотношения в этой сфере и сегодня сохраняются на высоком уровне. Так, в школах Грузии изучают русский язык, на этом языке выходят газеты, работает несколько театров, вещает радио и телевидение, при этом количество этнических русских в стране незначительно. Если в советские времена их в Грузии было гораздо больше, чем грузин в России, то ныне соотношение радикально изменилось и потребителями русской культуры в Грузии являются в основном сами грузины (они же широко представлены в культурной и экономической жизни РФ). На личностном уровне сохраняются и межэтнические отношения.
Однако политика высокого уровня, относящаяся к сфере национальной безопасности и затрагивающая военно-политические аспекты, диктует официальному Тбилиси необходимость очень осторожно подходить к межгосударственным отношениям, которые не могут быть подвержены влиянию лишь «дружеских чувств». Парадоксальным образом возникло определенное несовпадение политических интересов между «сестрами по цивилизации» — Россией и Грузией.
Создается впечатление, что Россия не может осознать, что Грузия — иностранное государство. Это в немалой степени связано с исторической памятью русских. Для них Грузия более близка, чем, например, Азербайджан, страны Центральной Азии, даже Армения, связанная с РФ как политически, так и этнически (по переписи 2002 года, в России проживает 1,1 млн армян, всего в два раза меньше, чем в самой Армении). Фактором является и то, что не только великодержавники правого толка, но и многие другие люди помнят, что Сталин, немало сделавший для усиления российской государственности и воссоздания имперского мышления, по происхождению был грузином. И вместо теоретически ожидаемого некоего «фратернализма» эта близость вызывает «синдром патернализма»: России трудно примирится с мыслью, что «неблагодарные грузины» могут не быть в ее фарватере.
Но внешнюю политику государства в конце концов определяют прагматичные государственные интересы. В интересы Грузии в первую очередь входит восстановление контроля над своими сепаратистскими регионами — Абхазией и Южной Осетией (в Тбилиси понимают, что эффективно это можно осуществить только мирным путем). Но политика официальной Москвы за последние полтора десятилетия не оставляет сомнения, что ее больше интересует сохранение статус-кво, то есть она стремится оставить конфликты нерешенными. Конечно, логика подсказывает, что и России, с ее проблемой в Чечне, нелегко развязывать узлы межэтнических вопросов в соседней стране. А Тбилиси вместо реальных попыток урегулировать эти конфликты видит лишь поддержку сепаратистов со стороны Москвы.
Кроме того, к интересам Грузии следует отнести ее стремление стать транзитной страной для каспийских углеводородов (это позволит ей диверсифицировать энергоснабжение и быть менее зависимой от фактически монопольных поставок энергоносителей с севера). Россия же, со своей стороны, серьезно противилась постройке таких трубопроводов: она сама крупнейший экспортер газа в Турцию и один из главнейших поставщиков нефти на мировой рынок. А конкуренты ей, разумеется, не нужны.
Для защиты своих интересов нашему государству необходима небольшая, но мобильная и хорошо оснащенная армия. Однако помощь в военном строительстве оно получило лишь от стран НАТО, отчасти — от Украины. Даже при разделе военно-морского флота СССР черноморская страна Грузия не получила ни одного плавсредства.
В национальных интересах Тбилиси — чтобы на территории страны не было иностранных войск и их баз (тем более, если военная доктрина такого иностранного государства не предусматривает помощь Грузии). Но в нашей республике расположены российские военные базы. И хотя на Стамбульском саммите ОБСЕ (1999 г.) РФ взяла обязательство по их выводу, этот процесс она искусственно затягивает8, утверждая, что на это ей необходимо 11 лет (заодно требуя огромной компенсации для обустройства выводимых войск на своей территории). А официальный Тбилиси считает, что для вывода этих баз достаточно трех лет (эти «три года» прошли уже почти дважды).
Многократный отказ Москвы от реальных шагов по урегулированию взаимоотношений вызывает в Тбилиси как минимум настороженность. Например, Россия подписала и ратифицировала договоры о дружбе и сотрудничестве с большинством республик СНГ. Но договор с Грузией, подписанный 3 февраля 1994 года и своевременно ратифицированный парламентом нашей страны, Государственная Дума РФ до сих пор не ратифицировала. Несколько лет ведутся переговоры о новом тексте такого договора, который, быть может, будет подписан в 2005 году.
Перечисленные проблемы уже дают повод считать, что ориентация только на Россию становится для Грузии все более контрпродуктивной и есть определенный резон для переоценки ее геополитического кода. Это означает необходимость более тесного сотрудничества с другими странами и военно-политическими блоками, в первую очередь с НАТО. Естественно, в Грузии понимают, что никто, кроме нее самой, не решит ее внутренние вопросы, но надеются, что иная сила может содействовать этому эффективнее, нежели менее заинтересованная в этом соседняя держава.
Объективно, ориентация на Запад и западный образ жизни должна заставить все наше общество пересмотреть свое отношение к труду, дисциплине, законопослушному поведению, защите прав человека и т.д. Народу необходимо осознавать, что путь в Европу нелегок, а теоретически вероятное членство в Европейском союзе возможно лишь при изменении многих ценностей. Все это в нашей стране пока широко не обсуждают, вопрос о внешнеполитической ориентации по большому счету не стоит на повестке дня общественности, но он обязательно станет актуальным.
Что же касается партнерства с НАТО, то это достаточно долгий процесс. Вместе с тем весьма вероятно, что при обоюдном желании сторон присоединение Тбилиси к этому блоку станет неизбежным. И при выполнении Грузией всех необходимых требований ее на Западе ждут! Правда, в этом контексте многое зависит от развития событий на международной арене. Ведь еще за день до террористических акций в США вряд ли можно было представить, как изменится мир после 11 сентября 2001 года. Однако необходимость борьбы с международным терроризмом форсировало прием в НАТО двух черноморских стран (Румынии и Болгарии).
Весьма серьезное влияние на развитие отношений между Североатлантическим альянсом и Грузией могут оказать события, происходившие в конце 2004 года в Украине. Выбор народа этой ключевой страны Восточной Европы в сторону более тесных отношений с Евроатлантическими структурами не может не иметь последствий и для другой черноморской страны — Грузии.
8 Как считает российский военный специалист, «в геостратегии России на Юге нельзя обойтись без уточнения отношения к вопросу о нахождении российских военных баз на территории независимых государств Закавказья (Грузии и Армении. — Р.Г.). Военное присутствие России в этом регионе надо стремиться сохранять... Основа этого военного присутствия, возможно, стала бы прочнее при условии более весомого и эффективного вклада России в решение конфликтных ситуаций в Закавказье. Однако реально ситуация развивается в таком направлении, что Россия будет вытеснена из этого жизненно важного региона» (Петров В.Л. Геополитика России: возрождение или гибель? М.: Вече, 2003. С. 185).
3 а к л ю ч е н и е
При мирных отношениях с соседними странами возможны равное партнерство, неравное партнерство или уход от партнерства («холодный мир»).
В интересы Грузии входит стать равным партнером для всех своих соседей, включая бывшую метрополию. В сущности, с большинством из них у нашего государства именно такие отношения. Например, оно имеет равное партнерство с Арменией и Азербайджаном. Даже огромная (по кавказским меркам) Турция уважает право Грузии проводить независимую политику.
Теоретически у Тбилиси равное партнерство и с Москвой. Но сохранение их отношений в нынешнем состоянии (т.е. фактическая поддержка со стороны РФ сепаратизма грузинских регионов, незаконно провозгласивших себя отделившимися, выдача российских паспортов жителям этих территорий, сохранение военных баз и т.д.) означает на деле неравное партнерство Грузии, для которой этот вариант отношений неприемлем. Именно в целях сбалансированности своей внешней политики, более надежных гарантий независимости и территориальной целостности наша страна вынуждена искать партнеров вдали от своих границ.
Уход от партнерства — наименее желательный вариант взаимоотношений Грузии с Россией, да и вряд ли он вообще возможен: экономические, культурные, чисто человеческие отношения всегда останутся.
Думается, что российский истеблишмент способен направить отношения с Грузией в сторону равного партнерства, что в конечном счете выгодно и для такой великой державы, какой остается Россия. В этом случае многовекторность внешней политики официального Тбилиси не означает отказ от ориентации на Москву, а возможный серьезный геополитический сдвиг может оказаться менее болезненным для всех заинтересованных сторон.
