CC BY
67
Н.А. Бакши (Москва)
ГЕНРИХ БЕЛЛЬ В КРУГУ СОВЕТСКИХ ДИССИДЕНТОВ:
на пути к подписанию Московского договора
Аннотация. Объектом данной статьи являются взаимоотношения Генриха Белля и советских диссидентов - литературоведа-германиста Льва Копелева и его супруги Раисы Орловой, Владимира Адмони и его супруги Тамары Сильман, переводчика и литературоведа Ефима Эткинда - в рамках широкого контекста новой восточной политики. Один из главных вопросов, ставящихся в статье: что объединяло католика Белля и советскую интеллигенцию и как эти дружеские взаимоотношения повлияли на политику Вилли Брандта. Автор доказывает, что сближение происходило не на основе общечеловеческих гуманитарных ценностей, а на более глубоком христианском уровне. Политическая и христианская риторика были неразрывно связаны для Белля и рождали смешанный религиозно-политический дискурс, привлекавший русскую интеллигенцию. Основным понятием здесь был радикализм, сближающий христиан и коммунистов. Этот радикализм Белль называет по аналогии с Коммунистическим интернационалом Интернационалом спиритуализма. Политике сближения аппаратов разных стран Белль противопоставлял политику сближения отдельных людей и считал, что изменение восточной политики не в последнюю очередь связано с его личным влиянием на Вилли Брандта, социалистические установки которого писатель также пытался вписать в христианский контекст. Белль видел возможности настоящего сближения ФРГ и СССР не на политической арене, а на уровне личностных взаимоотношений и культуры.
Ключевые слова: советские диссиденты; Генрих Белль; Владимир Адмони; Лев Копелев; Вилли Брандт.
N.A. Bakshi (Moscow)
Heinrich Boll in the Circle of Soviet Dissidents: On the Way to Signing the Moscow Treaty
Abstract. The object of this article is the relationships between Heinrich Boll and Soviet dissidents - the German literary critic Lev Kopelev and his wife Raisa Orlova, Vladimir Admoni and his wife Tamara Silman, the translator and literary critic Efim Etkind - within the broad context of the new Eastern policy. One of the main questions posed in the article is as follows: what united Catholic Boll and the Soviet intelligentsia and how these friendly relations influenced Willy Brand's policies. The author argues that the rapprochement did not take place on the basis of universal humanitarian values, but on a deeper Christian level. For Boll, the political and Christian rhetoric were inextricably linked, and gave rise to a mixed religious and political discourse that attracted the Russian intelligentsia. The main concept here was radicalism,
bringing together the Christians and the Communists. By analogy with the Communist International, Boll calls this radicalism "the International of Spiritualism". Boll opposed the policy of rapprochement of apparatus of different countries to the policy of rapprochement of individuals and believed that the change in the Eastern policy was not least connected with his personal influence on Willy Brandt, whose socialist attitudes he also tried to fit into the Christian context. Boll saw the possibilities of a real rapprochement between Germany and the USSR not on the political arena, but on the level of personal relationships and culture.
Key words: Soviet dissidents; Heinrich Boll; Vladimir Admoni; Lev Kopelev; Willy Brandt.
Объект данной статьи - взаимоотношения Генриха Белля и советских диссидентов в рамках широкого контекста новой восточной политики. Генрих Белль (Heinrich Boll, 1917-1985) был, бесспорно, одной из важнейших фигур в русско-немецких культурных взаимоотношениях с конца 1950-х гг. После Второй мировой войны в СССР переводили главным образом произведения восточногерманских писателей. Среди них были такие крупные писатели, как Анна Зегерс и Ганс Фаллада, Бертольт Брехт и Иоганнес Р. Бехер. Генрих Бёлль был практически единственным западногерманским автором, имевшим невероятный успех у советского читателя и воспринимавшимся в этом ряду как писатель «с другого берега». Именно встреча через него с послевоенной немецкой реальностью воспринималась в СССР как новое открытие Германии.
Во время своей первой поездки в СССР в 1962 г. в составе делегации немецких писателей, прибывших по приглашению Союза писателей, Белль знакомится с будущими диссидентами, с которыми его затем будет связывать многолетняя дружба - литературоведами-германистами Львом Копелевым и его супругой Раисой Орловой, Владимиром Адмони и его супругой Тамарой Сильман, переводчиком и литературоведом Ефимом Эткиндом. Белль встретился с ними в ходе своего первого официального визита в 1962 г., и сразу же между ними завязались дружеские отношения. Контекст всех их встреч в 1965, 1966, 1970, 1972 гг. был скандальный: в 1963 г. «Новый мир» публикует повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича»; в 1964 г. - отставка Хрущева и конец «оттепели», в том же году - «дело Бродского», на котором защитниками выступают Адмони и Эткинд; в 1965 г. - арест Синявского и Даниэля, осужденных в 1966 г. В это же время зарождается «диссидентское движение», появляется академик Сахаров.
С другой стороны, Белль при всей своей значимости в Германии, также был в каком-то смысле диссидентом в своей стране, т.е. инакомыслящим, апеллирующим не к общечеловеческим ценностям, а к правовым основам государства и защите прав человека. Он принял активное участие в деле группы Баадера-Майнхоф, немецкой леворадикальной террористической организации, ведущей борьбу против буржуазии, которая совершила более 30-и убийств, ограблений банков, поджогов. Арестованные участники
группы - журналистка Ульрике Майнхоф, а затем и Андреас Баадер - были найдены мертвыми в своих камерах еще до суда. Белль, сомневавшийся в их самоубийстве, написал статью против насилия, употребив выражение «откровенный фашизм», после чего началась травля: была подложена бомба, его дом был подожжен.
Один из главных вопросов, ставящихся в статье: что сближало католика Белля и советскую интеллигенцию - и как эти дружеские взаимоотношения повлияли на политику Вилли Брандта. В России до сих пор считалось, что объединяли их общечеловеческие ценности, гуманизм общего толка. Однако сближение это происходило на более глубоком, христианском уровне. Католицизм Белля был не догматически-национальным, а скорее довольно радикальным. Белль писал Копелеву: «Я всегда рассматривал католицизм как проявление свободы... Чем свободней я становлюсь, тем католичней» (письмо Копелеву от 4 апреля 1969 г.) [Zylla 2011, 127]. Именно с этих позиций он подходил и к государственным системам - западногерманской и советской. Его политическая и христианская риторика идут рука об руку и рождают смешанный религиозно-политический дискурс, так привлекавший русскую интеллигенцию. Так, Белль пишет о Вилли Брандте как истинном представителе «плебса» или «демоса», при этом ассоциируя настоящее христианство с плебейством, т.е., по его терминологии, с народом. Для него это близкие категории («Es ist Zeit, dass Deutschland von der "plebs" regiert wird, und bedürfe dieses Wort nicht einer umfangreichen und umständlichen Reinigung, hätte es nicht immer noch einen Beiklang, der als kränkend empfunden werden könnte, so würde ich Willy Brandt als das bezeichnen, womit ich mich selbst ohne weiteres bezeichnen werden: als Plebejer».) Таким образом, говоря о социализме Брандта, Белль вписывает его в христианский контекст. И хотя Брандт в личном письме отвечает, что ему явно не хватает «"католического бэкграунда", "а разделение на господ и плебеев кажется ему несколько устаревшим", все же он соглашается с оценкой Белля в том, что касается непривилигированного рабочего класса, который почувствовал себя важным, а его эмансипация привела к солидарности, которую необходимо сохранить» [Lindlau 1972, 110].
Белль отчужденно относился к государственной политике любого государства - как своего, так и ГДР и ФРГ. Он признавался, что был воспитан в антибисмарковском и антипрусском стиле. Его родители, как и вся рейнская область, были против объединения Германии как искусственного новообразования прусского образца, что не привнесло в Германию дружелюбия. Поэтому разделение само по себе, если бы в ГДР не было тоталитарной системы, он вполне принимал бы. Считается, что политика сближения с СССР вызывала у него большие симпатии. Однако при ближайшем рассмотрении и это оказывается не совсем так. Его отношение было двойственным, поскольку он расценивал эту политику как сближение двух аппаратов. Намного важнее было для него сближение в человеческом плане, на уровне отдельных людей. Исходя именно из этого, он гордо пишет в 1970 г. в письме Л. Копелеву, что по-человечески
сблизился с Вилли Брандтом, поддерживает все его начинания и уверен, что беседы с ним не пройдут бесследными: «Мы теперь часто видимся, и я думаю, что все, что он будет делать и уже сделал, хоть немного связано с нашими разговорами» [2уПа 2011, 156]. Т.е. Белль считает, что изменение восточной политики не в последнюю очередь связано с его личным влиянием на Вилли Брандта. В воспоминаниях о Вилли Брандте позднее он скажет, что благодаря политике разрядки и избавления от последствий войны социал-демократическая партия вышла на иной уровень, однако этот уровень, это величие ограничивается фигурой Вилли Брандта. Потому что он был не просто прагматиком. В настоящий же момент, т.е. в конце 70-х, в Европе господствует политика прагматизма, что совершенно уравнивает христианских демократов и социал-демократов. Беллю они были в равной степени неинтересны [Бо11 1977, 587]. Вилли Брандт был для Белля шире своей политический функции и потому интересен.
Неоднократно в текстах и Белля и его советских друзей всплывают разговоры о потерянных ценностях, о разочарованности в прошлых идеалах, что обычно интерпретируется в общегуманитарном ключе. Однако сближения они ищут даже не на уровне человечности, а на уровне непреходящих ценностей, потому что все другие подвели. Такой ценностью становится религия. Именно поэтому Белла Ахмадулина шепотом просит Раису Орлову попросить Белля молиться о них [Орлова, Копелев 1990, 170]. Она просит не о письмах в поддержку, как принято считать, а в первую очередь о молитве. Адмони пишет о романе Белля «Глазами клоуна» статью «С позиций человеческой души», где цензура заменяет христианское слово «душа» на расплывчатое «человечность» [Азадовский 2016, 165]. Интересно, что Белль и Адмони вспоминают один важный разговор в 1966 г. о Селинджере: Адмони говорит, что обращение к душе как к активному жизненному началу, о котором пишет Селинджер и сам Белль, при смятенности и неясности мыслей может вылиться в разрушительные акции и анархические бунты, что в скором времени и произойдет в Берлине 1968 г. [Азадовский 1999, 64]. Таким образом, Адмони фактически поддерживает Белля в его духовных исканиях. Он призывает немецкого писателя обратиться с манифестом к молодежи. Неслучайно тот пишет вскоре после этого «Письмо молодому католику». Беседы с Беллем, по словам Адмони, были «самыми русскими из всех, которые мы когда-либо вели», и сводились они к духовной жизни человека [Сильман, Адмони 1993, 412].
Именно поэтому важен для Белля Достоевский, о котором он в 1969 г. пишет сценарий к фильму «Писатель и его город: Достоевский в Петербурге». В 1970 г., в год подписания Московского договора, Белль в послесловии к «Войне и миру» Толстого [Бо11 2008, 348] констатирует всплеск религиозных настроений в СССР, о чем свидетельствует очередная волна интереса к Достоевскому.
Белль считает, что радикализм - как раз то, что сближает христиан и коммунистов: «Все, что когда-либо пыталось удержать мир в движении,
происходило из радикальных устремлений, в церквях, вне церквей, в либерализме, вне либерализма» [Böll 1977, 165]. Этот радикализм он называет по аналогии с Коммунистическим интернационалом Интернационалом спиритуализма. Более того: «Многие люди из коммунистической, социалистической, материалистической традиций приходят к осознанию, что в этих материях заложено больше, чем материя. Как раз во Франции есть много или несколько теоретиков коммунизма, движущихся по пути, который в любой момент может превратиться в религиозность и метафизику» [Böll 1977, 65]. Именно этим радикализмом ему был долгое время близок Солженицын, в котором Белль видит возрождение христианства. Позднее он поймет, что христианство Солженицына было совершенно иного, не беллевского толка.
При этом в свете политики разрядки, рассуждая о будущем Востока и Запада, немецкий писатель формулирует довольно горькую мысль: «Запад будет и дальше развевать знамена христианства, а Восток официальное знамя атеизма. Оба знамени будут обманывать поверхностного наблюдателя. Социальный материализм, восходящий на Западе, будут считать преходящей модой, так же, как и религиозный ренессанс в Советском Союзе. Фронты так и будут сохраняться. Западные прогре ссисты будут считать новое развитие в Советском Союзе реакционным, а на Востоке будут рассматривать западные представления как социальные иллюзии» [Böll 2008, 348-349]. Белль, как и его друзья Копелев, Эткинд, Адмони, видели неоднозначность и недостаточность политики сближения, поскольку сближения на политическом уровне было явно недостаточно. Именно поэтому при активной поддержке Белля Копелев начинает с 1985 г. свой Вуппертальский проект, историко-литературный проект, направленный на узнавание, примирение и сближение русского и немецкого народа.
ЛИТЕРАТУРА
1. Азадовский К.М. Генрих Белль и советские «диссиденты» // Литература и идеология. Век двадцатый. М., 2016. (Литература. Век двадцатый. Вып. 3). С. 160-173.
2. Азадовский К.М. Генрих Белль. Письма к Адмони // Всемирное слово. 1999. № 12. С. 60-66.
3. Орлова Р., Копелев Л. Мы жили в Москве. 1956-1980. М., 1990.
4. Сильман Т., Адмони В. Мы вспоминаем. Роман. СПб., 1993.
5. Böll H. Eine deutsche Erinnerung: Interview mit René Wintzen. Kiepenheuer & Witsch, 1979 // Balzer B. (Hg.). Heinrich Böll - Werke. Interviews 1. 1961-1978. Köln, 1977.
6. Böll H. Annährungsversuch. Nachwort zu Tolstois Roman "Krieg und Frieden" (1970) // Böll H. Werke. Kölner Ausgabe. Bd. 16. 2008. S. 331-354.
7. Lindlau D. (Hg.) Dieser Mann Brandt. Gedanken über einen Politiker von 35 Wissenschaftlern, Künstlern und Schriftstellern. München, 1972.
8. Zylla E. (Hg.) Heinrich Böll - Lew Kopelew. Briefwechsel. Göttingen, 2011.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Azadovskiy K.M. Genrikh Bell'. Pis'ma k Admoni [Heinrich Böll. Letters to Admoni]. Vsemirnoye slovo, 1999, no. 12, pp. 60-66. (In Russian).
(Articles from Proceedings of Collection Papers)
2. Azadovskiy K.M. Genrikh Bell' i "sovetskiye dissidenty" [Heinrich Böll and Soviet "Dissidents"]. Literatura i ideologiya. Vek dvadtsatyy [Literature and Ideology. The 20th Century], Series: Literatura. Vek dvadtsatyy [Literature. The 20th Century], issue 3. Moscow, 2016, pp. 160-173. (In Russian).
(Monographs)
3. Lindlau D. (ed.). Dieser Mann Brandt. Gedanken über einen Politiker von 35 Wissenschaftlern, Künstlern und Schriftstellern. Munich, 1972. (In German).
4. Zylla E. (ed.). Heinrich Böll - Lew Kopelew. Briefwechsel. Göttingen, 2011. (In German).
Бакши Наталия Александровна, Российский государственный гуманитарный университет.
Доктор филологических наук, лиценсиат теологии, профессор кафедры германской филологии Института филологии и истории, директор Российско-Швейцарского учебно-научного центра, член президиума Российского союза германистов. Область научных интересов: немецкоязычная литература XIX-XXI вв., религиозная тематика в литературе, культурный трасфер, русско-немецкие связи.
E-mail: nataliabakshi@mail.ru
ORCID ID: 0000-0002-4282-2606
Natalia A. Bakshi, Russian State University for the Humanities.
Doctor of Philology, licentiate of Theology, professor at the Department of German philology, Institute for Philology and History, Director of the Russian-Swiss Centre, member of Presidium of the Russian Association of Germanists. Research area: the 19th - 21st centuries literature in German, religious themes in literature, cultural transfer, cultural relations between Russia and Germany.
E-mail: nataliabakshi@mail.ru
ORCID ID: 0000-0002-4282-2606
