CC BY
37№ 3 (32), 2009 "Культурная жизнь Юга России "
Теория и история литературы. Журналистика
Л.Х. ТАНКИЕВА
ГЕНЕЗИС ОБРАЗОВ ОДИНОКИХ ЮНОШЕЙ-БОГАТЫРЕЙ И НЕДОСТУПНЫХ ДЕВ-ВОИТЕЛЬНИЦ В ВОЛШЕБНЫХ СКАЗКАХ ИНГУШЕЙ
В статье анализируются сказки об одиноком герое, стремящемся к побратимству, и гордых, недоступных девах-воительницах эпохи матриархата, прослеживаются вопросы генезиса этих образов.
Ключевые слова: побратимство, матриархат, патриархат, одинокий герой, дева-воительница, чудесные силы.
В ингушском сказочном эпосе наряду со сказками о младшем брате и одиноком герое, стремящемся к побратимству, бытуют сюжеты об одиноком юноше-богатыре, совершающем различные подвиги. В более ранних вариантах сказок он достигает цели при помощи чудесных сил, в позднейших - добивается благополучия для себя и других своим трудом и умением. Во многих сюжетах такой герой занимает низкое социальное положение. К нему относятся с презрением, однако он неожиданно совершает героические подвиги или получает поддержку волшебных сил и достигает цели.
В одном ауле, повествует сказка «Жерочун во1 чарахь» («Сын вдовы - охотник»), жила бедная одинокая вдова с сыном. Никто не обращал внимания на юношу, так как он был беден. Но дочь соседнего князя сумела разглядеть в нем героя и решила испытать его. Она переоделась мужчиной и уговорила его вместе угнать княжеский табун. Юноша покорил сердце девушки своей смелостью и благородством. Сын вдовы смело послал мать сватать княжескую дочь. Князь из любопытства задал герою неосуществимую задачу, но бедняк чудесным образом ее исполнил, и все закончилось свадьбой. Эта сказка отражает мечту народа о справедливости, добиться которой можно лишь с помощью волшебных сил, ума, смекалки и мужества.
В сказке «Князь Тепсарко и вдовий сын Жосарко» к княжеской дочери сватаются сын бедной вдовы и спесивый князь Тепсарко. Девушке нравится Жосарко, так как он удалой молодец, самый добрый джигит в ауле. Она задает соперникам трудное задание (угнать у морских чудовищ их табуны), понимая, что оно под силу только смельчаку. Княжна оказалась права. Трусливый князь, предав Жосарко и завладев табуном, завоеванным юношей, собирается жениться на красавице. Но девушка догадывается о его обмане и отправляется на поиски храброго юноши. Она находит в поле лишь труп обессилевшего джигита. Оживить его княжне помогает волшебная монета, упавшая сверху. В сказке нашло отражение народное понимание великой, всепобеждающей силы любви, которая способна оживить даже мертвого.
Только благородный, мужественный, трудолюбивый герой достоин настоящего чувства. Этот сюжет является еще одним вариантом идеализации социально обездоленного персонажа.
Аналогично вышеописанному развиваются события и в сказке «Наьрта во1» («Сын нарта»). Знатный князь пожелал жениться на девушке из княжеского рода, но она объявила, что выйдет замуж только за человека мужественного и благородного. Ей были известны живущие по соседству вдова прославленного нарта с несовершеннолетним сыном. Угадывая в нем будущего героя и желая испытать князя, она сказала последнему: «Я сумею оценить твое мужество, если ты сможешь продать этого мальчика и плату за него принести мне». Князь предал юношу, а его героические поступки попытался приписать себе. Юный герой оказался сильнее в битве с братьями-великанами. Победить самого страшного из них (семиголово-го) ему помогло солнце, к которому он обратился со словами: «Ва, чубуза дашо малх, новкъостал делахь со на!» (О, заходящее золотое солнце, помоги мне!). Князь тем временем отправился к девушке и сообщил, что он сам продал мальчика и за него ему дали волшебного коня. Однако обман обнаружился, когда сын вдовы возвратился домой и попал на свадьбу своего обидчика. Казнив вероломного князя, герой женился на красавице.
Традиционным финалом подобных сказок является гибель трусливых богачей и победа бедного юноши-богатыря. Характерно также обращение героя к заходящему золотому солнцу за помощью в борьбе с великаном. Можно предположить, что сказочные ситуации связаны с культом небесных светил. В древней доисламской религии Малой Азии, по наблюдениям Б. Далгата, наибольшим почитанием пользовалось всеожив-ляющее солнце, которое называли «Даьла малх». Оно, как источник жизни, считалось светилом живых, а луна - светилом мертвых [1].
Ингушским сказкам свойственно также почтительное отношение к металлу (железу). Как правило, конь героя ждет своего хозяина под землей за девятью замками и питается железом. Сила богатыря такова, что стоит ему коснуться головы великана железной саблей, как она сама отлетает.
"Культурная жизнь Юга России "
№ 3 (32), 2009
Появление железа произвело глубокий культурный переворот, освободило людей от страха перед животными. «Нет ничего удивительного, что железу стали поклоняться как благодетелю человечества, избавителю от многих бед и страданий. В своем увлечении железом первобытная мысль не знала границ», оно «сделалось великой, таинственной силой, способной одолевать всевозможные бедствия и изгонять злых демонов» [2]. Железному оружию и просто кускам железа все народы Кавказа приписывают сверхъестественные свойства. Чтобы выздороветь, грузины опоясывают себя железной проволокой. В старину многие горцы лечили зубную боль, вбивая в дерево железный гвоздь; жители Елисаветпольской губернии, чтобы обеспечить благополучный исход родов, окружали постель роженицы цепью и под подушку клали кинжал. Отзвуком таких представлений является распространенная вера в счастье, которое, якобы, приносит подкова, прибитая у порога или найденная где-нибудь.
Во всех сказках, которые мы рассмотрели, на первый план выдвигается образ героя-труженика. Так отражается в них мечта народа о лучшей жизни, которой достоин простой человек, о социальной справедливости. Чудо, которое вмешивается в человеческие судьбы, призвано ее восстановить. Однако многое зависит и от доблести, ума, смекалки самого героя, воплощающего народный идеал. Ему отдает предпочтение дочь царя, выбирая себе в женихи не царевича, а бедного юношу, обладающего недюжинными способностями.
Почти во всех сказках о юноше-богатыре, добывающем невесту, мы встречаемся с гордой, требовательной девой. Она находится высоко в башне с золотой крышей, золотым частоколом, на котором насажены черепа неудачливых просителей ее руки. Они не смогли справиться с трудными заданиями, оказавшимися под силу только юноше-герою. Он побеждает и женится на красавице.
«Все, что связывалось с мудростью и знанием, с представлением о естественных законах и господстве над природой, - писал А. М. Горький, - относилось к женщине» [3]. В этот период развития человеческого общества уважение к ней и авторитет ее в общественных делах, переходящий нередко в страх, были настолько велики, что образы матери-земли, «судьбы», «доли» сохранились до сих пор не только среди малокультурных племен, но и в быту европейцев. Отсюда же идут представления о волшебницах, вещих девах, добрых феях, которые превратились в бабу-ягу, ведьму и т. д. Сказочные образы гордых, недоступных, требовательных дев, вероятно, и есть у ингушей отражение той первостепенной роли, которую играла женщина в древнейшие времена.
Обычно поклонников ослепляет красота девы. Во всех случаях они терпят поражение, им не сносить головы. Оставшийся последний свободный кол предназначен для головы героя, незамедлительно прибывающего на место сказочного действия. Еще до встречи с красавицей выявляются его человеческие качества, и слушателю
становится ясно, что именно он сумеет победить деву и жениться на ней. Подобных сюжетов в ингушском фольклоре особенно много, и типичной в этом отношении является сказка «Дошо-дото бераш» («Золотые, серебряные дети»).
Герой отправляется в путь на поиски недоступной красавицы Малха-Азни, что живет на краю земли и превращает всех, добивающихся ее руки, в камни. Но при помощи совета доброй Жера-бабы и спасенных им по дороге животных герой побеждает красавицу [4]. Доброта, сочувствие к животному миру, умение прислушаться к совету простого человека - вот те черты, которые, по сказке, свойственны трудовому народу и полностью отсутствуют в княжеской среде.
Образ суровой, решительной девы-воительни-цы типичен для многих эпосов мира: в русских былинах - это удалая поленица, у древних греков - амазонка, у кельтов - воинственная дева. Зарождение таких сюжетов относится к периоду матриархата, когда женщина в обществе могла свободно проявить свою волю в любых важных вопросах жизни. Иногда жених поступает явно наперекор патриархальному обществу, не соблюдает обычаев, сопровождающих привоз невесты в дом будущего мужа, а в некоторых случаях даже остается в ее доме. Такова, например, сказка «Панахьа вайна г1ан-паччахьа» («Ган-падишах, увиденный во сне»), в которой юноша, добившись руки красавицы, остается жить в ее царстве [5]. А в другой сказке «Аьлан во1» («Сын князя») герой женится на царской дочери и живет в ее доме определенное время [6].
Подобные ситуации немыслимы для эпоса, рожденного в период патриархата, когда женщина была унижена и бесправна. Тем ценнее древние образы, которые народ сумел сохранить в волшебных сказках и донести до наших дней.
По мнению Ф. Энгельса, «народы, у которых женщины должны работать гораздо больше, чем им полагается <...> часто питают к женщине» подлинное уважение, чего нельзя сказать о европейцах. «Дама эпохи цивилизации, окруженная кажущимся почтением и чуждая всякому действительному труду» занимает более низкое «общественное положение, чем выполняющая тяжелый труд женщина эпохи варварства, которая считалась у своего народа действительно дамой (lady, frowa, Frau-госпожа) и по характеру своего положения таковой и была» [7].
Итак, в ингушском сказочном эпосе сюжеты об одиноком герое и недоступной деве-воительнице сохраняют в себе реликтовые черты эпохи матриархата, элементы архаических культов солнца, железа и др. В сказках нашла отражение вера народа в лучшее будущее человека-труженика, достойного счастья и благополучия.
Литература и примечания
1. Далгат Б. К. Первобытная религия чеченцев // Терский сборник. Вып. III. Владикавказ, 1893. С. 121.
2. Чурсин Г. Ф. Культ железа на Кавказе//Кавказ. 1901. № 173. С. 173.
№ 3 (32), 2009 "Культурная жизнь Юга России " ^
3. Горький А. М. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 27. М,, 1953. С. 181.
4. Жера-баба - дословно: «вдова, добрая старуха».
5. Сказка записана нами от Зугу Оздоевой летом 1969 года.
6. Ингушский фольклор. Т. II. Грозный, 1967. С. 76.
7. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. М., 1953. С. 49.
8. Антология ингушского фольклора. Т. 2. Волшебные сказки. Нальчик, 2003. С. 183, 214.
9. Чеченский фольклор. Т. II. Песни, загадки, сказки, поговорки / сост. С. Ч. Эльмурзаев. Грозный, 1964.
L Kh. TANKIEVA. GENESIS OF THE IMAGES OF SINGLE MALE ATHLETES AND INACCESSIBLE FEMALE WARRIORS IN THE INGUSH FAIRYTALES
The article is dedicated to the analysis of the fairytales about the lonely hero seeking to twinning, proud and inaccessible female warriors of matriarchy and the issues of genesis of these images.
Key words: twinning, matriarchy, patriarchy, the lonely hero, female warrior, wonderful forces.
М. В. СКОРОХОДОВ ИСТОЧНИКИ ЛЕТОПИСИ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ПИСАТЕЛЯ
В статье рассматриваются источники летописи жизни и творчества писателя: рукописные и печатные тексты его произведений, эпистолярное наследие, мемуарная литература, критические отзывы, а также научные исследования.
Ключевые слова: биография, летопись жизни и творчества, источники исследования.
Летописи жизни и творчества (летописи жизни и деятельности) создаются в нашей стране немногим более столетия, если считать родоначальником этого научного жанра Н. О. Лернера, выпустившего в 1903 году первое издание «Трудов и дней Пушкина». В. М. Жирмунский считал, что это «первый в свое время опыт такого рода, возможно, даже <...> не только в масштабе русского литературоведения, но и <...> мирового» [1].
В середине XIX века, как писал в 1906 году В В. Сиповский, «исследование обращается к личности писателя, его времени, отношениям <...> и литературным источникам его творений» [2].
Б. В. Томашевский призывал изучать возникавшие при жизни авторов и создававшиеся не без их участия «биографические легенды», полагая, что «своим созданиям поэт предпосылал не реальную — послужную свою биографию, а свою идеальную биографическую легенду» [3]. По мысли ученого, для «писателей с биографией» характерно соединение реальной и легендарной жизни с тканью литературного произведения, неотделимой от созданных писателями текстов. Поэтому исследователь литературы должен изучать их в комплексе.
Иную позицию занимал Г. О. Винокур. В работах середины 1920-х годов он писал: «По своим методам и приемам биография примыкает к филологии, поскольку овладение источниками биографии возможно лишь путем интерпретации исторических памятников» [4]. Ученый считал также, что «вопрос об обратном соотношении между наукой о литературе и биографией, т. е. о литературном памятнике как источнике биографии, должен быть решен отрицательно, поскольку литература
понимается <.. .> не только как исторический документ, но и как предмет искусства, эстетический, обладающий в силу этого бытием фиктивным и условным, а потому и не могущий служить материалом исторических исследований» [5].
При выборе источников летописи жизни и творчества важно учитывать и то обстоятельство, что далеко не всякое историческое событие, произошедшее в годы жизни того или иного человека, становится для него значимым. По мнению Г. О. Винокура, «исторический факт < . .> для того чтобы стать фактом биографическим, должен в той или иной форме быть пережит данной личностью». Становясь предметом переживания, он «получает биографический смысл <... > Пережить что-либо - значит сделать соответствующее явление событием в своей личной жизни» [6].
Источниками летописи жизни и творчества становятся исследования по истории того или иного периода, а также статьи и информационные материалы, публиковавшиеся в периодических изданиях. Их анализ позволяет раскрыть историко-культурный и литературный контекст, необходимый для всестороннего изучения жизненного и творческого пути писателя.
На наш взгляд, первостепенный источник научного биографического исследования - произведения и книги автора. Д. Д. Благой, размышляя о творческом пути А. С. Пушкина, подчеркивал, что биограф, изучающий историю жизни писателя, «не может игнорировать самое главное в ней - его художественные создания. Наоборот, исследователь творческого пути писателя, в центре внимания которого находится именно это главное, отнюдь не должен отказываться как от при-
