CC BY
733. Hannatu Musawa. Battle for Supremacy between Nigeria and South Africa, By Hannatu Musawa // https://www.premiumtimesng.com/opinion/151803-battle-supremacy-nigeria-south-africa-hannatu-musawa.html
34. Adedeji Ademola. Nigeria and South Africa have a love-hate relationship: the continent needs them closer 2021 // https://theconversation.com/nigeria-and-south-africa-have-a-love-hate-relationship-the-continent-needs-them-closer-172879
ЕГЕЗИ БЛССИНГ ЧИМАНПА - кандидат наук, кафедра востоковедения и африканистики, Российский университет дружбы народов ([email protected]).
EGESI, Blessing Chimanpa - Ph.D. Candidate, Department of African and Arabic Studies, People's Friendship University Russia (RUDN University); ORCID: https://orcid.org/0000-0003-3075-9950. ([email protected]).
ИСТОРИОГРАФИЯ, ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ
УДК 94 (437):930 DOI: 10.24412/2308-264X-2024-1-161-167
ГИМАДЕЕВ Т.В. ГЕНЕЗИС ИСТОРИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ Ф. ПАЛАЦКОГО
Ключевые слова: история Чехии, чешская историография, XIX век, Ф. Палацкий, методология истории, славянство и германцы.
В статье реконструируется происхождение исторической концепции выдающегося чешского историка Франтишека Палацкого. В ее основе лежал тезис о «контакте и столкновении» двух «элементов» - славянского и германского, как движущей силе чешской истории. При этом основными чертами славянства назывались миролюбие, любовь к свободе и демократизм, а германизм характеризовался как имманентно воинствующий и властолюбивый элемент. Высшей точкой борьбы двух элементов и, следовательно, всей истории Чехии признавалось гуситское движение, признававшееся Ф. Палацким временным триумфом славянства на чешской земле. На основании анализа личной переписки и дневников Ф. Палацкого, а также его ранних работ, сделан вывод о том, что основные черты своей исторической концепции историк сформировал еще в молодости. Наибольшее влияние на генезис исторической концепции Ф. Палацкого оказали его протестантское происхождение и окружение, европейская историография и философская мысль последней четверти XVIII в., в особенности - работы шотландского историка У. Робертсона, немецкого историка Г. Людена и немецкого философа И.Г. Гердера, а также научное наследие выдающегося чешского слависта Й. Добровского. Таким образом, историческая концепция Ф. Палацкого, содержащаяся в его «Истории чешской нации», выход которой завершился лишь в 1876 г., представляет собой, по большей части, продукт первой четверти XIX века. Последующие веяния, например, влияние историографии эпохи французской Реставрации, не оказали решающего влияния на историческую концепцию Ф. Палацкого.
GIMADEEV, TV.
THE ORIGIN OF THE HISTORICAL CONCEPTION OF FRANTISEK PALACKY
Key words: Czech Republic, Czech history, Czech historiography, 19th century, Frantisek Palacky
The following article is aimed at reconstructing the genesis of the historical conception of Frantisek Palacky, a prominent Czech historian. His historical conception was centered around the thesis that "contact and contradiction" between the Slavic and the German "elements" was the driving force of the Czech history. The Slavs were presented as peaceful, free-spirited and democracy-loving people while Germans were seen as militant and power-hungry. The Hussite movement was considered as the zenith of Slavo-Germanic confrontation and the whole Czech history, as the temporary triumph of the Slavdom in the Czech lands. Having analyzed the correspondence, diaries and the early works of Frantisek Palacky, we concluded that the main features of his historical concept might be traced to his youth. He was strongly influenced by his Protestant background and the late 18th century European historiography and philosophy, especially by the works of William Robertson, Heinrich Luden and Johann Gottfried Herder. Josef Dobrovsky also played a significant role in the process of the origin of Frantisek Palacky's conception. As a result, we may conclude that historical conception of Frantisek Palacky was mainly formulated in early 19th century, even though his main work, "The History of the Czech nation", was concluded only by 1876. Later influences, such as Palacky's reading of the French Restoration historians, played only a minor role.
Крупнейшим представителем исторической науки Чехии XIX в., «отцом чешской историографии» [1, s. 146] был Франтишек Палацкий (1798-1876). Его заслуги трудно переоценить: осуществив громадную работу по сбору материалов по чешской истории в архивах по всей Европе, инициируя крупные проекты по изданию исторических источников, фактически, создав вспомогательные исторические дисциплины в чешской историографии, Ф. Палацкий «проделал всю ту работу, которая в других странах выполнялась целыми поколениями» [2, с. 509]. Однако, наибольший вклад в развитие чешской исторической науки Ф. Палацкий внес, выступив автором «Истории чешской нации в Богемии и Моравии», фундаментальной работы, обобщающей историю Чехии средневекового периода, в которой он сформулировал авторскую концепцию чешской истории, в центре которой находились «контакт и столкновение» славянства и германизма на чешской почве [3, с. 81-82; 4, с. 31]. Эта работа Ф. Палацкого оказала решающее
влияние не только на дальнейшее развитие чешской историографии, но и на историческое сознание чешского народа: «История чешской нации» Палацкого была и остается одним из самых издаваемых исторических трудов на чешском языке [5, s. 169-170].
«История чешской нации в Богемии и Моравии» представляет собой монументальное произведение: события чешской истории периода с древнейших времен до битвы при Мохаче 1526 г., после которой чешский престол окончательно перешел к династии Габсбургов, изложены в пяти томах; в новейшем, семнадцатом издании, исторический нарратив Ф. Палацкого занимает около 2500 страниц формата B5 [6]. Начало выхода «Истории чешской нации» практически совпало с началом революции 1848 г. [7, s. 256], завершилось же ее издание весной 1876 г., менее чем за два месяца до смерти историка [5, s. 169]. Таким образом, только между стартом и финалом публикации «Истории чешской нации в Богемии и Моравии» прошло 28 лет. Если же принять во внимание тот факт, что до «Истории чешской нации», Ф. Палацкий, выполняя, с начала 1830-х гг., обязанности официального историографа Богемии, работал над легшей в основу «Истории чешской нации» германоязычной «Истории Богемии», издание которой началось в 1836 г. [8, s. 36-37], то получится, что работа над «Историей чешской нации» стоила Палацкому по меньшей мере сорока лет жизни. Этот труд со всем основанием можно охарактеризовать как «opus vitae» выдающегося чешского историка.
Несмотря и на обширный объем данного сочинения Ф. Палацкого, и на то количество времени, которое автор потратил на работу над своим детищем, основные положения своей исторической концепции Палацкий сформулировал сравнительно рано и в достаточно сжатом виде: в вводной главе «О чешской истории», открывающей вышедший в 1848 г. первый том «Истории чешской нации» [9, s. 3-38].
Ее Ф. Палацкий начал с географической характеристики Богемии и Моравии. Хотя вопросы исторической географии, бесспорно, занимали внимание исследователя - так, в том же, 1848 г., он опубликовал отдельную работу, посвященную исторической топографии Богемии [10] - эта часть введения к «Истории чешской нации» была, прежде всего, направлена на то, чтобы раскрыть важнейшие тезисы всей исторической концепции Ф. Палацкого. Первым из них было положение о том, что Богемия и Моравия представляют собой единые части одного целого, что их объединение «имеет свою основу в самой природе», и что и там, и там, проживает единая чешская нация [9, s. 7]. Еще большую важность представляет утверждение Ф. Палацкого о том, что «Чешская земля, находящаяся в центре и сердце Европы» не могла не стать ареной для встречи основных «элементов», взаимодействие между которыми и определило, по мнению историка, судьбу не только его родной страны, но и всего континента - «элементов» славянского, германского и римского [9, s. 9].
Римский «элемент», который, согласно концепции Ф. Палацкого, сыграл скорее негативную роль в европейской истории - «задушил всякое самостоятельное развитие духа, всякую самодеятельность, всякое самостоятельное движение как отдельных людей, так и целых общин и народов» [9, s. 10-11] - взаимодействовал, по Палацкому, со славянством не напрямую, а через посредство германского «элемента». «На руинах мировладычествующего Рима воздвиг свой жезл немецкий мир» - писал историк. Произошло своеобразное соединение римского стремления к мировому господству и немецких «духа, личной энергии и предприимчивости», с которым и приходилось иметь дело славянам, главными качествами которых Палацкий, в свою очередь, считал «набожность, простодушие, умеренность» и свободолюбие, сочетавшееся при этом с отсутствием сплоченности [9, s. 11-12]. В одной из более поздних работ Ф. Палацкий зашел еще дальше, назвав древних римлян и немцев, а наряду с ними - гуннов, аваров, монгол, татар, мадьяр и турок «грабительскими народами», а славян, наряду с греками и евреями - народами «незавоевательскими» [11, s. 76].
Именно «контакт и столкновение» этих «элементов» - славянского и германского, а вместе с ним и римского, Ф. Палацкий называл «главным содержанием и основной движущей силой» истории Чехии. При этом он отмечал, что подобный контакт имел место и в других славянских странах - но если в Польше и на Руси превалировало славянство, а в Полабье - германизм, то только на территории Богемии и Моравии эти «элементы» смешались примерно в равной пропорции, что и определило уникальность чешской истории [9, s. 12-13.]. Благодаря этому,
именно на чешской земле и возникли «принципы новоевропейской национальной, государственной и культурной жизни» [9, 8. 9].
Историю Чехии, как историю «контакта и столкновения» славянского и германского «элементов», Ф. Палацкий делил на три этапа. Период с древнейших времен до начала XV в. он называл периодом «древним», и делил его на три части: до 895 г. Чехия была «языческой и независимой», между 895 г., когда Чехия была присоединена к Регенбургской епархии и 1253 г., началом правления Пржемысла Отакара II внутри еще превалировали «славянские порядки», период 1253-1403 гг. Палацкий характеризовал как период активного «насаждения немецкого элемента» и феодальных порядков [9, 8. 15-17].
Основным содержанием «среднего» периода чешской истории, начавшегося, по мнению Ф. Палацкого, в 1403 г., с началом гуситского движения, а завершившегося принятием в 1627 г. «Обновленного чешского уложения», закрепившего слияние Богемии и Моравии с рядом прочих владений Габсбургов, историк считал ожесточенную борьбу славянского и германского «элементов». Гуситское движение Ф. Палацкий оценивал крайне высоко, выступал с его апологетикой, полагал его важнейшим событием чешской истории, ее «вершиной, кульминацией» [12, с. 18]. Благодаря победам эпохи гуситских войн, германский «элемент» был «в глубоком упадке, практически погиб», но из-за постепенного распространения в стране «феодальных порядков» в итоге взял верх после поражения Сословного восстания 1618 г. После чего начинался «новый» период, события которого, по мнению Палацкого, по состоянию на 1848 г. еще не завершились [9, 8. 18-19].
Таким образом, к основным чертам исторической концепции Ф. Палацкого следует отнести: признание славяно-германской борьбы в качестве движущей силы чешской истории; убежденность в том, что славянскому «элементу» онтологически присуще граничащие с анархизмом свободолюбие, а «элементу» немецкому - властолюбие и воинственность; вывод о том, что благодаря «контакту и столкновению» двух «элементов» в равных пропорциях в Чехии она находилась в авангарде исторического прогресса; положительный взгляд на гуситское движение и высокая оценка его исторического значения.
Отношение Ф. Палацкого к гуситству не было слишком характерным для литературы чешского национального Возрождения: так, Франтишек Мартин Пельцль (1734-1801) в своей «Новой чешской хронике» проводил параллели между гуситским движением и Французской революцией конца XVIII в., к которой Пельцль относился крайне негативно [13, 8. 135-136]; Йозеф Добровский (1753-1829), высказывая определенные симпатии умеренным гуситам - утраквистам, которых считал «настоящими гуситами», остро критиковал радикальное крыло движения [14, 8. 48]; Йозеф Юнгман (1773-1847) в своей «Истории чешской литературы» писал, что в гуситскую эпоху чехи «впали в безумие, какому в истории есть мало примеров» [15, 8. 47].
Следует отметить, что причиной такого расхождения между Палацким и его выдающимися предшественниками могло быть его происхождение: Ф. Палацкий являлся выходцем из протестантской семьи, сумевшей сохранить приверженность своей концепции несмотря на полтора столетия весьма жёсткой рекатолизации [5, 8. 42]. Образование Ф. Палацкий получил в среде словацких протестантов, избежавших наиболее радикальных форм Контрреформации, в их среде архаичный чешский язык Кралицкой Библии использовался в качестве литургического и литературного, а в также существовало представление о том, что переселенцы из гуситской Чехии являлись их предками [16]. Однокашник Палацкого по Евангелическому лицею в Братиславе, Ян Благослав Бенедикти (1796-1847), отправившийся после окончания лицея в Йенский университет, в одном из своих писем будущему историку подробно информировал его о празднованиях трехсотлетия Реформации в 1817 г., проводя более, чем прозрачные параллели между Яном Гусом и Мартином Лютером [17, 8. 24-27]. Постепенно сдвигалась и сфера интересов Ф. Палацкого: изначально проявлявший больший интерес к изящной словесности и эстетике, Ф. Палацкий сначала вынашивал планы написания поэмы о Яне Гусе [18, 8. 73], но позже принял решение заняться исследованиями чешской истории, для чего и переехал в Прагу - как он писал в письме Й. Добровскому, для того, чтобы находиться «среди памятников национальной культуры» [17, 8. 74-75].
К созданию проекта всеобъемлющей работы по национальной истории Ф. Палацкого также подтолкнули увлечения его братиславской юности. В те годы он ознакомился с рядом
произведений британских авторов, в их числе был и шотландский историк Уильям Роберстон (1721-1793), автор работы «История Шотландии», охватывающей период с 1542 по 1603 годы [18]. По словам Палацкого, именно эта работа убедила его в том, что и у «малой нации» может быть «великая история», которой нужен «великий историк» [18, 8. 35]. В письмах Павлу Йозефу Шафарику (1795-1861) он писал, что хочет написать работу об истории гуситского движения, схожую с работой У. Робертсона [17, 8. 30]. Впоследствии, однако, Ф. Палацкий существенно превзошел этот замысел. Это произошло не без влияния работ Генриха Лудена (1780-1847), профессора Йенского университета, с творчеством которого Ф. Палацкий был знаком еще в конце 1810-х гг. [18, 8. 42], продолжил он читать его и тогда, когда этот немецкий историк националистической ориентации начал в середины 1820-х гг. работу над своей монументальной «Историей немецкого народа» [20], с этим трудом Г. Лудена Ф. Палацкий также был хорошо знаком [18, 8. 136].
Взгляды Ф. Палацкого на роль и место немцев и славян в историческом процессе формировались и под воздействием трудов другого немца, Иоганна Готфрида Гердера (17441803), со взглядами которого будущий историк познакомился еще в период увлечения эстетикой [18, 8. 58]. Впоследствии его внимание привлекло сочувственное отношение немецкого философа к славянским народам. Огромное влияние на тезисы, предложенные Ф. Палацким во введении к «Истории чешской нации» оказали гердеровские «Идеи к философии истории человечества» [21].
В начале своей основной работы Ф. Палацкий фактически следовал за И.Г. Гердером: так, Гердер, чья работа также начиналась с пространного природно-географического введения, писал о воздухе как об «огромном хранилище всяких благоприятных и вредных для нас сил» [21, с. 189]; Палацкий же говорил о том, что умеренный чешский характер сформировал «воздух, который ни вредные испарения болот, ни вечные льды высоких пиков, ни буйные пустыни и степи не лишали благотворности и приязненности» [9, 8. 5-6].
В описании германского и славянского характеров Ф. Палацкий использовал парафраз И.Г. Гердера: если последний писал о том, что славяне «следовали за немцами, занимая территории, оставленные теми» [21, 8. 499-500], то у Палацкого славяне «тихо идя за немцами, расселялись возле них» [9, 8. 11-12]. Представление о славянах, как о мирных и свободолюбивых людях, впавших в зависимость от воинствующих немцев в силу своей несплоченности и неорганизованности, Ф. Палацкий явно перенял у Гердера.
В литературе можно встретить утверждения о том, что на Ф. Палацкого повлияли и работы другого выдающегося немецкого философа, Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770-1831), а славяно-германское противоборство отсылало к гегелевской диалектике [4, с. 31]. Однако, сам Ф. Палацкий непосредственно с творчеством этого немецкого мыслителя познакомился уже ближе к концу жизни, когда решающего влияния на его творчество идеи Гегеля оказать уже не могли [7, 8. 509], кроме того, философские взгляды немецкого философа и чешского историка содержат ряд кардинальных различий [22]. Определенное влияние на Ф. Палацкого могли оказать идеи французских историков эпохи Реставрации, таких как Франсуа Гизо (1787-1874) и Огюстен Тьерри (1795-1856), особенно мысль последнего о конфликтных отношениях германских завоевателей и завоеванного ими галло-романского населения как об источнике последующей классовой борьбы, хотя понимание славяно-германского противостояния как движущей силы истории Чехии, Ф. Палацкий выработал еще задолго до знакомства с трудами этих французских историков [22].
На представления Ф. Палацкого об онтологически присущем славянам демократизме повлияли и материалы так называемых «Рукописей Краледворской и Зеленогорской» - якобы обнаруженных в 1817-1818 гг. памятников чешской средневековой словесности, первый из которых представляет собой сборник лирических и эпических поэм, одна из которой повествует о битве при Оломоуце, в которой чехи якобы в одиночку остановили западный поход Бату-хана, а второй - эпическую поэму «Либушин суд», повествующую о якобы происходившей в раннесредневековой Чехии борьбе славянского общинного и немецкого собственнического права. На самом же дели эти «Рукописи» представляли собой подделку, выполненную Вацлавом Ганкой (1791-1861) [23]. Ф. Палацкий с восторгом воспринял публикацию этих «Рукописей», в частности, планировал написать эпическую поэму о мифическом князе Ярославе Штернберке, якобы
руководившим чехами в битве при Оломоуце [18, s. 73]. В «Истории чешской нации» Палацкий использовал «Либушин суд» в качестве исторического источника [9, s. 86-87].
При этом публично Ф. Палацкий своей позиции по «Рукописям» не высказывал вплоть до смерти Й. Добровского [7, s. 76], который одним из первых распознал в «Рукописях» подделку [23, с. 22-27]. Это было вызвано огромным влиянием, которое этот «патриарх славистики» оказывал как на карьеру Ф. Палацкого, так и на его научное творчество.
Еще в конце 1810-х гг. Ф. Палацкий ознакомился с «Историей чешского языка и литературы» Й. Добровского [18, s. 49]. В редакции 1819 г. Добровский рассмотрел историю чешского языка и литературы до 1526 г. - года битвы у Мохача, которой заканчивается и повествование «Истории чешской нации» Ф. Палацкого. В истории же чешской словесности Й. Добровский выделял четыре периода - до 845 г., 845-1310 гг., 1310-1410 гг. и 1410-1526 годов [24]. В редакции 1792 г. периодизация несколько отличается - приводится уже шесть этапов -датировка первых трех в целом совпадает с редакцией 1819 г., верхней хронологической границей четвертого периода служит не 1526, а 1520 г., пятый этап, который Й. Добровский характеризовал как «золотой век» чешского языка и литературы, охватывал ровно сто лет с 1520 по 1620 гг., шестой период, который Добровский полагал периодом «упадка» чешской словесности, по его мнению, к рубежу XVIII-XIX вв. так и не завершился, шансы чешского языка и литературы на выживание и развитие он оценивал весьма скептически [25].
Представленная в «Истории чешской нации» периодизация истории Чехии имеет ряд пересечений с представленной в «Истории чешского языка и литературы» Й. Добровского. Ф. Палацкий завершил свою монументальную работу там же, где Й. Добровский обрывал финальную редакцию своего труда. Оба автора рассматривали гуситскую эпоху как поворотный момент национальной истории, с той лишь разницей, что у Ф. Палацкого она сама представляла собой зенит чешской истории, а у Й. Добровского - своеобразную прелюдию «золотого века» 1520-1620 гг.
Ф. Палацкий опирался на «Историю чешского языка и литературы» при написании одной из первых своих работ на историческую тематику - «Обзора и перспектив чешского языка и литературы», которую он, по инициативе Ернея Копитара (1780-1844), написал в 1822 г., но из-за опасений, которые у Е. Копитара вызывали радикальные оценки Ф. Палацкого, смог опубликовать лишь спустя почти пять десятилетий с момента написания [26].
В «Обзоре и перспективах чешского языка и литературы» можно различить своего рода ранний эскиз исторической концепции Ф. Палацкого. Уже в этой работе он писал, что судьбу чешского языка определил тот факт, что «на протяжении двенадцати столетий» чехи «постоянно боролись» «за сохранение своего языка и народности», а на определенных этапах истории взаимная «ненависть между немцами и славянами» и вовсе служит «ключом к истории Богемии» [26, s. 490]. Вершиной борьбы славян и немцев Ф. Палацкий уже тогда называл гуситский период
- подчеркивая, что гуситские войны не были лишь «религиозными войнами», но были, в первую очередь, войнами «национальными», в качестве главного их итога начинающий историк называл тот факт, что «германизм почти полностью исчез из страны», и смог вернуть свои позиции лишь после поражения Сословного восстания 1618 года [26, s. 491].
Таким образом, основные положения исторической концепции Ф. Палацкого были сформулированы уже к 1822 г. На протяжении последующих пяти десятилетий своей научной карьеры он стремился лишь подкрепить ее фактографическим материалом, для чего и собирал архивный материал по всей Европе, занимался публикацией исторических источников, почти в одиночку создавал в Чехии вспомогательные исторические дисциплины. И хотя Ф. Палацкий менял свое мнение по некоторым вопросам - например, на склоне лет он признал, что не уделял достаточного внимания религиозным аспектам истории гуситского движения [27], на основные положения его исторической концепции долгие годы научной работы, по-видимому, решающего влияния не оказали. Они были определены происхождением Ф. Палацкого, специфической средой словацких лютеран, в которой он провел свою молодость, западноевропейской, в первую очередь
- британской и немецкой - историографией и философией эпохи предромантизма, а также научным наследием Й. Добровского. Историческая концепция Ф. Палацкого по большей части оставалась наследием первой четверти XIX в., даже несмотря на то, что его «opus vitae», «История чешской нации», был окончательно завершен уже на рубеже последней четверти XIX столетия.
Литература и источники
1. Hrdlicka J. Historik a diplomat Vlastimil Kybal. - Praha: Karolinum, 2020. - 403 s.
2. Лаптева Л.П. Чешский ученый XIX века Франтишек Палацкий и его связи с Россией // Лаптева Л.П. Русско-чешские научные связи во второй половине XIX - начале XX в. (по данным переписки). - М.: ПОЛИМЕДИА, 2016. - С. 507-530.
3. Зуппан А. Тысяча лет соседства австрийцев и чехов: взгляд из Австрии / пер. с нем. А.А. Ждановской. - М.-СПб: Нестор-История, 2021. - 416 с.
4. Историография истории южных и западных славян: уч. пос. / отв. ред. И.В. Созин, отв. сек. З.С. Ненашева. - М.: Издательство Московского университета, 1987. - 260 с.
5. Staif J. Historici, dejiny a spolecnost. C. 1. - Praha: FF UK, 1997. - 210 s.
6. Palacky F. Dejiny narodu ceskeho / 17. vyd. - Praha: Ottovo nakladatelstvi, 2017. - Sv. I. - 415 s.; Sv. II. - 447 s.; Sv. III. - 591 s.; Sv. IV. - 575 s.; Sv. V. - 527 s.
7. Koralka J. Frantisek Palacky (1798-1876): zivotopis. - Praha: Argo, 1998. - 661 s.
8. Hoffmanova J. Institutional^ zazemi humanitnich a socialnich ved v ceskych zemich v letech 1848-1952. - Praha: Archiv AV CR, 2009. - 367 s.
9. Palacky F. Dejiny narodu ceskeho v Cechach a v Morave. D. I. C.1. - Praha: Kalve, 1848. - 406 s.
10. Palacky F. Popis kralovstvi Ceskeho. - Praha: Kalve, 1848. - 608 s.
11. Palacky F. Die Geschichte des Hussitenthums und Prof. Constantin Höfler. - Prag: Tempsky, 1868. - 168 s.
12. Галямичев А.Н. Гуситское движение в освещении немецкой либеральной медиевистики второй половины XIX века. -Саратов: Издательство Саратовского университета, 1987. - 86 с.
13. PelclF.M. Nova kronyka ceska. D. IV. / vyd. pripr. J. Rak. - Praha: ACECS, 2007. - 274 s.
14. Dobrovsky J. Dejiny ceskych pikartu a adamitu / z nem prel. R. Havel. - Praha: Odeon, 1978. - 112 s.
15. Jungmann J. Historie literatury ceske / 2. vyd. - Praha: Rivnac, 1849. - 703 s.
16. БраксаторисМ. Образ гуситов как предшественников словацких евангеликов в трудах словацких писателей // Stephanos. - 2019. - № 5(37). - С. 35-44.
17. Palacky F. Korrespondence a zapisky. D. III. Korespondence z let 1816-1826 / sest. J.V. Novacek. - Praha: CAVU, 1911. - 151 s.
18. Palacky F. Korrespondence a zapisky. D. I. Autobiographie a zapisky do roku 1863 / sest. J.V. Novacek. - Praha: CAVU, 1898. -271 s.
19. Robertson W. The history of Scotland. During the reigns of Queen Mary and of King James VI. till his accession to the crown of England. - London: Millar, 1759. - Vol. I. - 437 p.; Vol. II. - 260 p.
20. Luden H. Geschichte des teutschen Volkes. Bd. I-XI. - Gotha: Perthes, 1825-1837.
21. ГердерИ.Г. Идеи к философии истории человечества / пер. с нем. А.В. Михайлова. - М.-СПб.: ЦГИ, 2013. - 760 с.
22. Stefek K. Palacky a Hegel // Frantisek Palacky (1798-1998). Dejiny a dnesek / edd. E. Dolezalova, F. Smahel. - Praha: HÜ AV CR, 1999. - S. 43-53
23. Лаптева Л.П. Краледворская и Зеленогорская рукописи // Топорков Л.Л., Иванова Т.Г., Лаптева Л.П, Левкиевская Е.Е. Рукописи, которых не было: Подделки в области славянского фольклора. - М.: Ладомир, 2002. - С.11-119.
24. Dobrovsky J. Geschichte der Böhmischen Sprache und ältern Literatur (1818) // Dobrovsky J. Dejiny ceske reci a literatury v redakcich z roku 1791, 1792 a 1818 / vyd. pripr. B. Jedlicka. - Praha: Melantrich, 1936. - S. 175-434.
25. Dobrovsky J. Geschichte der Böhmischen Sprache und Literatur (1792) // Dobrovsky J. Dejiny ceske reci a literatury v redakcich z roku 1791, 1792 a 1818 / vyd. pripr. B. Jedlicka. - Praha: Melantrich, 1936. - S. 59-173.
26. Palacky F. Rozhledy a vyhlidky ceske reci a literatury pred 50 lety // Palacky F. Spisy drobne. D. III. Spisy aestheticke a literarni / sest. L. Cech. - Praha: Bursik & Kohout, 1903. - S. 489-509.
27. Palacky F. O stycich a pomeru sekty Valdenske k sektam ceskym // CCM. - 1868. - Sv. 42. - S. 291-320.
References and Sources
1. Hrdlicka J. Historik a diplomat Vlastimil Kybal. - Praha: Karolinum, 2020. - 403 s.
2. Lapteva L.P. Cheshskij uchyonyj XIX veka Frantishek Palackij i ego svyazi s Rossiej // Lapteva L.P. Russko-cheshskie nauchnye svyazi vo vtoroj polovine XIX - nachale XX v. (po dannym perepiski). - M.: POLYMEDIA, 2016. - S. 507-530.
3. SuppanA. Tysyacha let sosedstva avstrijcev i chekhov: vzglyad iz Avstrii / per. s nem. A.A. Zhdanovskoj. - M., SPb: Nestor-Istoriya, 2021. - 416 s.
4. Istoriografiya istorii yuzhnyh i zapadnyh slavyan: uch. pos. / otv. red. I.V. Sozin, otv. sek. Z.S. Nenasheva. - M.: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 1987. - 260 s.
5. StaifJ. Historici, dejiny a spolecnost. C. 1. - Praha: FF UK, 1997. - 210 s.
6. Palacky F. Dejiny narodu ceskeho / 17. vyd. - Praha: Ottovo nakladatelstvi, 2017. - Sv. I. - 415 s.; Sv. II. - 447 s.; Sv. III. - 591 s.; Sv. IV. - 575 s.; Sv. V. - 527 s.
7. Koralka J. Frantisek Palacky (1798-1876): zivotopis. - Praha: Argo, 1998. - 661 s.
8. Hoffmanova J. Institucionalni zazemi humanitnich a socialnich ved v ceskych zemich v letech 1848-1952. - Praha: Archiv AV CR, 2009. - 367 s.
9. Palacky F. Dejiny narodu ceskeho v Cechach a v Morave. D. I. C. 1. - Praha: Kalve, 1848. - 406 s.
10. Palacky F. Popis kralovstvi Ceskeho. - Praha: Kalve, 1848. - 608 s.
11. Palacky F. Die Geschichte des Hussitenthums und Prof. Constantin Höfler. - Prag: Tempsky, 1868. - 168 s.
12. GalyamichevA.N. Gusitskoe dvizhenie v osveshchenii nemeckoj liberal'noj medievistiki vtoroj poloviny XIX veka. - Saratov: Izdatel'stvo Saratovskogo universiteta, 1987. - 86 s.
13. PelclF.M. Nova kronyka ceska. D. IV. / vyd. pripr. J. Rak. Praha: ACECS, 2007. 274 s.
14. Dobrovsky J. Dejiny ceskych pikartu a adamitu / z nem prel. R. Havel. - Praha: Odeon, 1978. - 112 s.
15. .Jungmann J. Historie literatury ceske / 2. vyd. - Praha: Rivnac, 1849. - 703 s.
16. BraxatorisM. Obraz gusitov kak predshestvennikov slovackih evangelikov v trudah slovackih pisatelej // Stephanos. 2019. N° 5 (37). S. 35-44.
17. Palacky F. Korrespondence a zapisky. D. III. Korespondence z let 1816-1826 / sest. J.V.Novacek. - Praha: CAVU, 1911. - 151 s.
18. Palacky F. Korrespondence a zapisky. D. I. Autobiographie a zapisky do roku 1863 / sest. J.V. Novacek. - Praha: CAVU, 1898. - 271 s.
19. Robertson W. The history of Scotland. During the reigns of Queen Mary and of King James VI. till his accession to the crown of England. - London: Millar, 1759. - Vol. I. - 437 p.; Vol. II. - 260 p.
20. Luden H. Geschichte des teutschen Volkes. Bd. I.-XI. - Gotha: Perthes, 1825-1837.
21. Herder J.G. Idei k filosofii istorii chelovechestva / per. s nem. A.V. Mihajlova. - M., SPb.: ZGI, 2013. - 760 s.
22. StefekK. Palacky a Hegel // Frantisek Palacky (1798-1998). Dejiny a dnesek/ edd. E. Dolezalova, F. Smahel. - Praha: HÜ AV CR, 1999. - S.43-53.
23. Lapteva L.P. Kraledvorskaya i Zelenogorskaya rukopisi // Toporkov L.L., Ivanova T.G., Lapteva L.P., Levkievskaya E.E. Rukopisi, kotoryh ne bylo: Poddelki v oblasti slavyanskogo fol'klora. - M.: Ladomir, 2002. - S. 11-119.
24. Dobrovsky J. Geschichte der Böhmischen Sprache und ältern Literatur (1818) // Dobrovsky J. Dejiny ceske feci a literatury v redakcich z roku 1791, 1792 a 1818 / vyd. pfipr. B. Jedlicka. - Praha: Melantrich, 1936. - S. 175-434.
25. Dobrovsky J. Geschichte der Böhmischen Sprache und Literatur (1792) // Dobrovsky J. Dejiny ceske feci a literatury v redakcich z roku 1791, 1792 a 1818 / vyd. pfipr. B. Jedlicka. - Praha: Melantrich, 1936. - S. 59-173.
26. Palacky F. Rozhledy a vyhlidky ceske feci a literatury pfed 50 lety // Palacky F. Spisy drobne. D. III. Spisy aestheticke a literarni / sest. L. Cech. -Praha: Bursik & Kohout, 1903. - S. 489-509.
27. Palacky F. O stycich a pomeru sekty Valdenske k sektam ceskym // CCM. 1868. Sv. 42. S. 291-320.
ГИМАДЕЕВ ТИМУР ВЛАДИМИРОВИЧ - преподаватель, Казанский государственный аграрный университет. GIMADEEV, TIMUR V. - vocational teacher, Kazan State Agrarian University ([email protected]).
УДК 94(470)«1906»:286 DOI: 10.24412/2308-264X-2024-1-167-171
СМИРНОВ Р.А.
НОВЫЙ ДОКУМЕНТ, ХАРАКТЕРИЗУЮЩИЙ ИСТОРИЮ СТАНОВЛЕНИЯ ОРГАНИЗАЦИИ ОБЪЕДИНЕННОГО ДВОРЯНСТВА
Ключевые слова: Совет объединенного дворянства, губернские дворянские общества, коммуникации, съезды уполномоченных губернских дворянских обществ, внутрисословные противоречия.
В статье с привлечением новых источников рассматривается процесс становления организации Объединенного дворянства. Исследуются особенности коммуникаций между участниками событий, обращается внимание на их недоверие друг к другу. Впервые в научный оборот вводится источник, характеризующий эмоциональную атмосферу во время заседаний подготовительной комиссии I съезда уполномоченных губернских дворянских обществ. Подчеркивается отрицательная реакция многих дворян на стремление использовать сословие в политических целях. Делается вывод о том, что организация Объединенного дворянства изначально не смогла сплотить сословие и не пользовалась должным доверием в дворянской среде.
SMIRNOV, R.A.
A NEW DOCUMENT CHARACTERIZING THE HISTORY OF THE FORMATION OF THE UNITED NOBILITY ORGANIZATION
Key words: Council of the United Nobility, provincial noble societies, communications, congresses of authorized provincial noble societies, intra-class contradictions.
The article, using new sources, examines the process of formation of the organization of the United Nobility. The peculiarities of communications between the participants in the events are explored, and attention is drawn to their distrust of each other. For the first time, a source characterizing the emotional atmosphere during the meetings of the preparatory commission of the 1st Congress of authorized provincial noble societies is being introduced into scientific circulation. The negative reaction of many nobles to the desire to use the estate for political purposes is emphasized. It is concluded that the organization of the United Nobility initially failed to unite the class and did not enjoy due confidence among the nobility.
Объединенное дворянство (Съезды уполномоченных губернских дворянских обществ) было одним из заметных явлений политической истории России начала XX века. В оценке данного феномена для советских историков определяющими стали характеристики, которые давал Объединенному дворянству В.И. Ленин, рассматривавший Совет объединенного дворянства как силу, которая противостояла буржуазным и социалистическим партиям, оказывая реакционное влияние на решения правительства и Государственной думы [1]. Поэтому советские историки изучали затем Объединенное дворянство именно как одну из опор самодержавия, прямо увязывая между собой кризис организации и ослабление института монархии [2-4].
Исследование феномена Объединенного дворянства в политической жизни страны продолжилось и в постсоветский период [5-7]. В частности, А.П. Корелин предложил рассматривать Объединенное дворянство как попытку создания и деятельности в России политической организации на основе сословного принципа [8, 9]. Съезды уполномоченных губернских дворянских обществ рассматривались и как реакция губернских дворянских обществ на революционные события в стране [10]. В свою очередь, С. Беккер обратил внимание на противоречия в Объединенном дворянстве, отражавшие российскую политическую жизнь после 1905 г. и неопределенность положения первого сословия в последние годы существования старого режима. Лидеров организации он описал как отдельных лиц, действовавших частным образом. Съезды уполномоченных губернских дворянских обществ Беккер охарактеризовал как лоббистскую организацию, созданную для защиты интересов части средних и крупных землевладельцев, стоявших в политическом спектре правее октябристов [11].
Серьезную роль в изучении проблемы сыграла также публикация сборника документов «Объединенное дворянство. Съезды уполномоченных губернских дворянских обществ. 1906 -
