CC BY
30ГЕНЕЗИС «АФГАНСКОГО» ФАКТОРА В СОВРЕМЕННЫХ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ
Аннотация
Современные международные отношения обозначили Центральную Азию в качестве региона, заново открывающегося и открываемого внешнему миру, и прежде всего на фоне долгих надежд на мир и стабильность на многострадальной афганской земле. Еще не раскрытые и многообещающие возможности Афганистана имеют достаточный потенциал для выхода из многолетней междоусобицы, политического тупика и социально-экономической разрухи, отхода от радикализма и перехода к строительству полноценного государства. Сегодня можно наблюдать некоторые попытки выстраивания собственной политики, и этот процесс будет пропорционально усиливаться по мере укрепления позиций государств всего региона.
Ключевые слова: Афганистан, Центральная Азия, радикализм, «Талибан», Пакистан, Зона племен, Исламский Эмират Афганистан, «Исламское государство», «Лашкар-и-Тоиба», «Тахрик-э-Талибан Пакистан»1.
DOI: 10.51180^РБ.2022.20.3.002
Автор
Улугбек Хасанов
Заведующий кафедрой международных отношений Университета мировой экономики и дипломатии, кандидат политических наук, доцент (Ташкент, Узбекистан)
Исчезновение с политической карты мира СССР и возникновение в начале 90-х гг. новых суверенных государств коренным образом изменило геополитическую конфигурацию Евразии. Необходимость приспособления к изменившейся международно-политической ситуации оказала серьезнейшее воздействие на становление Центральной Азии как нового геополитического региона мира. Большая роль в этом процессе принадлежала с самого начала не только региональным факторам, но и глобальным.
С самого начала приходилось учитывать фактор того, что разные части бывшего СССР ныне граничат с разными регионами Евразии, которые во многих
отношениях мало сопоставимы друг с другом (Европа, Иран, Южная Азия, Китай и т.п.). Соответственно, различны и варианты указанного влияния — от потенциально позитивных до резко негативных (Таджикистан — Афганистан).
В условиях усугубления ситуации в регионе на протяжении 90-х и 2000-х гг. решающее значение отводилось последствиям войны в Афганистане. Во многих исследованиях при этом специально подчеркивалось, что США при активной поддержке Пакистана и в контексте противостояния двух сверхдержав внесли огромный вклад в вооружение и подготовку боевых сил «нового врага западного демократического мира» [2. — Р. 37-43]. В дальней-
1 Прим. редакции: движения «Талибан», «Исламское государство», «Лашкар-и-Тоиба», «Тахрик-э-Талибан Пакистан» — организации, деятельность которых запрещено в России.
шем развитии этой ситуации отмечают два момента: практическое создание Пакистаном движения «Талибан»1 и усиление антизападной позиции исламских радикалов в свете войны в Персидском заливе и положения на Аравийском полуострове. Заслуживают определенного внимания факторы, которые определяют специфику международного радикализма в целом.
Достаточно вспомнить, что приход в конце 90-х гг. к власти в Афганистане движения «Талибан» создал тогда некий «плацдарм» в виде целой страны, которая к тому же пользовалась разнообразной поддержкой Пакистана и финансовой помощью ряда государств Ближнего Востока. Все вместе это позволило в 90-х годах готовить кадры и координировать усилия в организации деятельности и участия в военных операциях в Индии (в Кашмире и других районах), на юге Филиппин, против Китая в Синьцзяне, Египте, России (в Чечне и Дагестане), а также в странах Центральной Азии [3].
В этой связи нельзя не отметить, что в рамках развития всего комплекса межгосударственных отношений в регионе Афганистан будет сохранять свою особую роль. Это значение определяется рядом факторов, в первую очередь тем, что многие народности Афганистана имеют этническую общность с населением Центральной Азии. За многие предшествовавшие годы нестабильность, значительное количество неконтролируемых, да и контролируемых вооруженных формирований тоже превращали Афганистан в «очаг напряженности по всему периметру южных границ государств Центральной Азии». Попытки некоторых лидеров национальных групп Афганистана в своей борьбе за центральную власть в Кабуле использовать среднеазиатскую карту длительное время имели довольно
1 Прим. редакции: движение «Талибан» — организация, деятельность которой запрещена в России.
заметное негативное влияние на региональную политику в целом, о чем свидетельствует взаимная жесткая дипломатическая риторика руководства Таджикистана и Исламского Эмирата Афганистан.
Ислам в государствах Центральной Азии все более превращается в силу, с которой не могут не считаться правительства. Именно поэтому главы всех государств Центральной Азии вне зависимости от их политической ориентации апеллируют к исламским ценностям, с тем чтобы мобилизовать общественное мнение и вызвать определенную популярность и поддержку своего политического курса. Тем не менее вряд ли в настоящее время следует считать, что складывающаяся ситуация будет враждебной по отношению к России, поскольку воинствующий ислам занимает пока только незначительное место в спектре всего исламского движения в Центральной Азии, а умеренные мусульманские течения выступают за сохранение исторически сложившихся связей с Россией. Необходимо также учитывать то, что нынешнее руководство республик, выражая намерение любой ценой обеспечивать стабильность в регионе, препятствует превращению ислама в доминирующую политическую силу.
Центральная Азия — регион, заново открывающийся и открываемый внешнему миру. Его освоение, по существу, только начинается. Многообещающие возможности Центральной Азии превращают ее, как и Закавказье, в объект геополитических интересов многих стран мира, соответственно, регион становится местом столкновения интересов мировых и региональных центров силы. Со своей стороны, государства региона, судя по всему, не собираются быть просто пассивными свидетелями происходящих в мире изменений. Уже сейчас можно наблюдать активизацию их политики, и этот процесс, надо думать, будет пропорционально усили-
ваться по мере укрепления их экономического и политического положения.
Необходимо отметить, что в прежние годы США проводили по отношению к талибам политику двойных стандартов, оказывая им в обход введенных ООН санкций поддержку оружием и деньгами через Пакистан [4. — Р. 47]. Только присутствие на территории Афганистана «Аль-Каиды»1 мешало США договориться с талибами и в дальнейшем попытаться использовать их в оказании хотя бы опосредованного давления на стратегически важные регионы — Южную и Юго-Западную Азию и Китай. Примечательно, что в докладах Государственного департамента США по международному терроризму за 1999 и 2000 г. Афганистан упоминался в качестве угрозы именно в связи с поддержкой и укрывательством «Аль-Каиды» и ряда других террористических групп, однако не включался в число стран — спонсоров международного терроризма [5], к которым с 1993 года США традиционно относили Кубу, КНДР и Ирак [6. — Р. 39-42].
Можно предположить, что США использовали афганский фактор для укрепления своих позиций в Центральной Азии. Еще в октябре 1999 года министерство обороны США передало право руководства американскими вооруженными силами в Центральной Азии от Тихоокеанского командования — Центральному. Поскольку Центральное командование уже осуществляет контроль над американскими силами в районе Персидского залива, то принятие им на себя контроля над Центральной Азией означает, что к этому региону будут с повышенным вниманием относиться те, чья главная задача — защитить интересы Соединенных Штатов и их союзников.
Отдельного рассмотрения заслуживает тот факт, что лишенная жест-
1 Прим. редакции: «Аль-Каида» — террористическая организация, деятельность которой запрещена на территории Российской Федерации.
кой иерархичности сетевая структура талибского движения обеспечивала ему высокую степень собственной защищенности. Вероятнее всего, подобная ситуация сохранится до тех пор, пока стратегия и тактика преодоления таких вызовов не будет выведена международным сообществом на столь же высокоорганизованный уровень международного сотрудничества, каким отличается сама эта сеть, особенно учитывая ее взаимодействие с интернационализированными синдикатами близких по природе радикальных групп. Ведь именно благодаря сетевым связям с многочисленными группами талибы на протяжении почти трех десятилетий диверсифицировали свою оперативную тактику, начиная от партизанских операций и заканчивая точечными атаками отдельных ячеек. Как отмечает известный ученый-востоковед Мухаммад Амир Рана, «даже не входившие в состав талибов различные группы в Северном и Южном Вазиристане, проявляя свою симпатию к ним, также иногда называли себя "местными талибами", как, например, группы муллы Маулави Назира и Кори Гуль Бахадура» [7]. Они по-прежнему сосредоточены на территории Афганистана.
К тому же сама специфика «афганского» вектора в международных отношениях свидетельствует прежде всего о множественности факторов, способствовавших возникновению и расширению повстанческого движения в Афганистане. К наиболее значительным из них относятся: «...боевые традиции местных племен, распространение "культуры джихада" после советского вторжения в Афганистан в 1979 году; установление режима талибов в Афганистане после вывода советских войск в 1990-е годы и его каскадный эффект на территориях Зоны племен; "война с террором" после 11 сентября 2001 года и концентрация пакистанских и транснациональных боевых сетей в регионе; и политический, структурный
и административный вакуум в стране в последние 30 лет» [Там же]. Повстанческое движение можно разделить на три основных этапа в зависимости от его меняющихся характеристик и ответных мер со стороны коалиционных сил.
Период между 2002 и 2007 г. был этапом формирования повстанческого движения в Зоне племен, которое к 2009 г. переросло в полноценное повстанческое движение через территории проживания племен. Кроме того, «...в период с 2002 по 2010 год в регионе появилось более 60 местных группировок талибов, в которые также входили небольшие группы в населенных районах Хайбер-Пахтунхва. Изначально около 40 групп талибов входили в альянс, и в последующие годы это число продолжало расти» [8]. Точно так же «.14 групп талибов были частью другого альянса талибов, известного как альянс Вазири, который возглавляли упомянутый Маулави На-зир и Кори Гуль Бахадур» [9]. Многие из этих групп уже имели сети в районах проживания племен, и с появлением пакистанского движения «Талибан» члены ряда данных групп пополнили его ряды. Боевики «Аль-Каиды» и афганские талибы бежали в ходе атак США в Афганистане в конце 2001 года. Группы боевиков начали апеллировать к мусульманской умме, основанной на общей религии, то есть исламе, против западной оккупации Афганистана и обозначили тогда новую фазу джихада. Помимо этого, чтобы лучше понять рост повстанческого движения «Талибана» в районах проживания племен Пакистана, важно учитывать особенности общественных структур в Зоне племен и недостатки системы ее управления [1]. Талибы использовали эту слабую систему управления и еще больше ослабили ее, чтобы создать пространство для их консолидации и усиления поддержки со стороны населения Территорий федерального управления. С этой целью они участили нападения на административную систему племен,
включая в основном политических агентов — федеральных гражданских бюрократов в Зоне племен, а также старейшин [9]. Как только они смогли создать пространство для работы и продвижения своей идеологии, боевики «Талибана» начали предлагать людям племен параллельные системы безопасности и правосудия, учредив свои собственные суды почти во всех частях Зоны племен и в некоторых населенных районах Хайбер-Пахтунхва. Отсутствие эффективной правовой системы также усугубило недовольство людей неспособностью государства отправлять правосудие.
Вообще, анализировать характеристики и динамику повстанческого движения талибов с целью изучения его действующих сил и атрибутов всегда было сложной задачей. С момента своего создания движение «Талибан» прошло через множество кривых и обозначило себя в качестве состоявшейся политической силы на политической арене Афганистана [10. — Р. 19]. Присутствие аффилированных с «Аль-Каидой» и «Исламским государством»1 с одной стороны и явное преобладание влияния афганских талибов практически на всей территории Афганистана с другой, а также наличие явного противостояния между ними не свидетельствуют об установлении стабильности и безопасности в стране, и поэтому стоит остановиться на наиболее значимых из них.
Особенности возникновения влиятельного крыла движения, известного как «Тахрик-э-Талибан-Пакистан»2, заслуживают отдельного рассмотрения. Сформированная в 2007 г. Байтулла-хом Мехсудом на территории племен в Южном Вазиристане, группа еще в
1 Прим. редакции: «Исламское государство» — сокращенно ИГ или ИГИЛ, в арабских СМИ — ДАИШ, запрещенная в России террористическая организация.
2 Прим. редакции: «Тахрик-э-Талибан-Пакистан» («Движение талибов Пакистана») — запрещено в России.
первые годы своего существования перекочевала на трансграничную территорию между Пакистаном и Афганистаном, а многие лидеры группы обосновались на афганской стороне границы, особенно после массированной операции пакистанской армии в Северном Вазиристане в 2014 г. [11]. Сегодня немалые ее подразделения присутствуют в Зоне племен, или на так называемой Территории племен федерального управления, в районах Хайбер-Пахтунхва, Пенджаб, Карачи и Белуджистан. Структуры их поддержки присутствуют в основном в пригородах Кветты и других районах, где доминируют пуштуны, особенно вдоль афганской границы. Другими словами, важнейшая боевая инфраструктура пакистанских талибов обосновалась на территории Афганистана после известной операции «Зарб-и-Азб» 2014 года [Там же]. К тому же кризис лидерства внутри движения внес существенный разлад в его деятельность. Крупная фракция во главе с Омаром Хораса-ни сформировала свою собственную группу «Джамаатул Ахрар»1 все в том же 2014 году. По мнению некоторых ученых, многие полевые командиры пакистанских талибов предпочли поддержать ИГ, в их числе оказались такие ключевые лидеры движения, как шейх Макбул из «Шахидулла Шахид», хафиз Долат, лидер талибов в округе Оракзай; Гуль Заман, руководитель ячейки в округе Куррам, муфтий Хасан, лидер в округе Хайбер, и Халид Ман-сур, глава движения в Хангу [Там же]. Здесь надо отметить, что пакистанские талибы традиционно придерживались взглядов суннитов-деобанди, отличавшихся антипакистанским, антизападным характером, и была нацелена на борьбу со всеми, кого считала «врагами» ислама и мусульман», и именно с этих позиций она выступала против
1 «Джамаатул Ахрар» — движение, запрещенное в России.
центральной власти в Кабуле и иностранного присутствия в Афганистане.
Появление ИГ и связанная с этим некоторая активность среди пакистанской части боевиков выявили противоречия и разночтения с программными целями Аль-Каиды. Ввиду серьезного внутреннего конфликта между ними в последние годы «Аль-Каида» сместила акцент на Йемен и Сирию. Тем самым возможности «Аль-Каиды» увеличить свою популярность и поддержать авторитет среди местных союзников были заметно сужены, хотя и еще с конца 2014 года отмечено появление так называемой «Аль-Каиды на Индийском субконтиненте», что преследует цель установить халифат Хорасан, который также включал бы Индию. Возглавлял группу вплоть до своего устранения шейх Асим Умар, лично поддержанный Айманом Аль-Завахири, ранее представлявший джихадистов из «Харкатул Джихад Ис-лами», которая была наиболее сильна в провинции Гельменд, опорном регионе талибов в Афганистане.
Другая группа — «Лашкар-и-Ислам»2 — боевая структура, действовавшая до последнего времени из округа Хайбер начиная с 2004 года. Первоначально она была сформирована Хаджи Намдаром и муфтием Муниром Шакиром и в 2010 году объединилась с «Тахрик-э-Талибан-Пакистан», когда-то своим ярым соперником, ее руководство в настоящее время также переехало в Афганистан. Группа ставила целью обеспечение соблюдения исламских законов в округе Хайбер и искоренение так называемых неисламских обычаев. Группа открыто противодействует влиянию своих конкурентов — «Ан-сарул Ислам»3 и «Таухидул Ислам» [12]. Исламское движение Восточного
2 Прим. редакции: «Лашкар-и-Ислам» поменяла название на «Джейш-и-Ислам», запрещена в России.
3 Прим. редакции: «Ансарул Ислам» — организация, деятельность которой запрещена в России.
Туркестана1 — антикитайская группировка, основанная воинствующими уйгурскими исламистами в провинции Синьцзян на западе Китая. Муфтий Абу Зар аль-Беруни — главный лидер группы, большинство боевиков перебрались в Афганистан самостоятельно или частично вместе с пакистанскими талибами. И наконец, одной из наиболее влиятельных структур движения традиционно признана «Сеть Хаккани»2, долгие годы контролировавшая важные приграничные коридоры в трансграничной зоне между Афганистаном и Пакистаном. «Сеть Хаккани» возглавляет Сираджуддин Хаккани3. После того, как талибы получили полный контроль над страной, а именно 7 сентября 2021 года, он был назначен министром внутренних дел Исламского Эмирата Афганистан и пользуется личной поддержкой главы правительства Хайбатуллы Ахунда.
Уже в нынешней и крайне сложной в экономическом плане ситуации правительство талибов хорошо осознает необходимость демонстрации готовности и способности бороться с множеством вызовов, а именно изгнанием иностранных боевиков из Афганистана. Выполняя свои обязательства по ужесточению позиции в отношении радикальных религиозных групп боевиков и обеспечивая политическую стабильность в стране, талибы смогут также завоевать доверие в первую очередь своих ближайших соседей — государств Центральной Азии и ведущих держав мира. Ведь задача эта довольно непростая, хотя бы потому, что политическая власть в Афганистане, с одной стороны, крайне заинтересована в признании
1 Прим. редакции: «Исламское движение Восточного Туркестана» — организация, деятельность которой запрещена в России.
2 Прим. редакции: «Сеть Хаккани» — организация, деятельность которой запрещена в России.
3 Сираджуддин ранее был выбран в качестве заместителя муллы Ахтара Мансура, главы «Талибана», который был убит в результате удара беспилотника в Пакистане.
мировым сообществом собственной легитимности, снятии международных санкций, разморозке госактивов Центробанка, установлении кредита доверия и полноценном включении в программы внешней помощи для восстановления экономики, а с другой, на протяжении долгих лет сохраняла идеологическую близость и узы «боевого братства» с целым рядом известных групп радикалов и боевиков в условиях жесткого вооруженного сопротивления в Афганистане.
Не менее сложным и крайне противоречивым в политической повестке Исламского Эмирата Афганистан становится фактор Пакистана, а именно активные попытки пакистанского руководства вести переговоры с пакистанским крылом движения «Талибан» [15]. Такая ситуация может пошатнуть и без того непростые взаимоотношения внутри самого руководства движения, ввиду чего безусловно приведет к углублению раздела интересов внутри движения на афганские и пакистанские. В то же время руководство Исламского Эмирата Афганистан вряд ли пойдет на обострение отношений с Пакистаном, так как именно Пакистан был одной из ведущих сторон, лоббировавших открытие представительства движения в Дохе и начало переговоров с США. В свою очередь Пакистан не решится на обострение отношений с талибами из опасения потерять влияние на них [Там же].
Государства Центральной Азии, имея обширные границы с Афганистаном, исходят из консенсуса в вопросе полноформатного включения соседнего Афганистана в региональные экономические процессы. Определение общей региональной повестки невозможно без учета афганского фактора. По мнению С. Сафоева, высокопоставленного узбекского сенатора и опытного дипломата, «Афганистан имеет потенциал стать региональным торговым центром», и «.соседу нужен транспортный коридор Север-Юг» [21].
Поэтому одной из приоритетных задач становится всестороннее содействие социально-экономическому восстановлению их южного соседа. К примеру, с начала 2017 года объем товарооборота Узбекистана с Афганистаном вырос на 25%, составив около 600 миллионов долларов [19]. В рамках ранее принятой Дорожной карты развития сотрудничества не прекращались ежегодные поставки минеральных удобрений, продукции и комплектующих сельхозтехники, сотен тысяч тонн различных сортов зерновых и других видов продовольствия южному соседу. На передний план выходят вопросы углубления геоэкономического потенциала и возможностей трансафганского коридора Термез — Мазари-Шариф — Кабул — Пешавар, автомобильной и железной дорог Китай — Киргизия — Узбекистан, создания Регионального центра развития транспортно-коммуникационных отношений при ООН, Регионального
совета по транспортным коммуникациям, разработки совместных мер по созданию общего энергетического пространства, единого энергетического кольца в Центральной Азии [20].
Возможно, именно поэтому первой и единственно результативной в таких условиях защитной стратегией современного Афганистана от дальнейшего углубления кризиса может стать диалог и поиск оптимальных путей выхода на качественно новые подходы к созданию открытой и защищенной социальной системы, решения фундаментальных политических и культурно-цивилизационных проблем, определяющих рост и развитие любого государства. Как бы то ни было, очевидно одно: ситуация в Афганистане останется в обозримом будущем важным вектором региональной геополитики и продолжит оказывать влияние на расстановку международно-политических сил в мире в целом.
Литература
1. Чекризова О. Исламский радикализм и экстремизм в Пакистане (Северо-Западный регион) // Россия и мусульманский мир. Научно-информационный бюллетень. — Институт научной информации по общественным наукам РАН, Центр гуманитарных научно-информационных исследований. — 2014. —№ 8 (266).
2. Karmon E. Coalitions between terrorist organizations: revolutionaries, nationalists and Islamists. — Imprint Leiden, The Netherlands; Boston, [Mass.]: M. Nijhoff, 2005. — URL: https://www.researchgate.net/publication/265361693_Coalitions_Between_Terrorist_Or-ganizations_Revolutionaries_Nationalists_and_Islamists.
3. Raman B. Terrorism in Thailand: Tech & Tactics Savvy. — South Asia Analysis Group Paper. — No. 1321. — April 2005. — URL: http://www.saag.org/papers14/paper 1321.html.
4. Casaca P. Terrorism Revisited Islamism, Political Violence and State-Sponsorship / Casaca P., Wolf S.O. — Brussels, Belgium: Springer International Publishing AG, 2017. — DOI 10.1007/978-3-319-55690-1.
5. Foreign Terrorist Organizations. — 2017. — U.S. department of state. — Retrieved May 5, 2017, from http://www.state.gov/jj/ct/rls/other/des/123085.htm.
6. Tilly Oh. Terror as Strategy and Relational Process / International journal of comparative sociology. — SAGE Publications, 2005.
7. RanaM.A. The task ahead // Dawn. — January 3rd. — 2016. — URL: http://www.dawn.com/ news/1230345/the-task-ahead.
8. Combatting Jihadism in Afghanistan. — SADF. — Policy brief. — 2015, November 26. — Retrieved May 5, 2017, from http://sadf.eu/new/blog/combatting-jihadism-in-afghanistan/.
9. Rana M.A. et al. Dynamics of Taliban Insurgency in FATA. — Islamabad: Pak Institute for Peace Studies, 2010.
10. CrenshawM. Explaining terrorism: Causes, processes and consequences. — N. Y.: Routledge, 2011. — Retrieved May 5, 2017, from https://www.routledge.com/products/9780415780513.
11. PIPS (Pak Institute for Peace Studies). — 2014. — January. — Pakistan Security Report 2013. — Islamabad. — URL: http://pakpips.com/securityreport.php.
12. PIPS (Pak Institute for Peace Studies). — 2016. — January. — Pakistan Security Report 2015. — Islamabad. — URL: http://pakpips.com/securityreport.php.
13. Statistics are derived from PIPS database on conflict and security. — URL: http://pakpips. com/aboutdatabase.php?id=1.
14. Rana M.A. Negotiating with militants // Dawn. — November 14th, 2021. — URL: https:// www.dawn.com/news/1658008/negotiating-with-militants.
15. Proscribed Terrorist Groups or Organisations // GOV.UK. — 2017. — Retrieved May 5, 2017, from https://www.gov.uk/government/publications/proscribed-terror-groups-or-organisations-2.
16. Laqueur W. The political psychology of appeasement: Finlandization and other unpopular essays. — 1st ed. — New Brunswick, NJ: Transaction, 1980.
17. Laqueur W. No end to war: Terrorism in the twenty-first century. — London: Bloomsbury Academic, 2003.
18. Арипов Э. Узбекско-афганские отношения: новый этап динамичного развития // Журнал Международные отношения. — 2018. — № 1. — URL: https://www.uwed.uz/ru/e-journal/13.
19. Политический прагматизм во взаимосвязанном мире: интервью министра иностранных дел Республики Узбекистан А.Х. Камилова главному редактору газет «Правда Востока» и «Янги Узбекистон». — 8 октября 2021. — URL: https://yuz.uz/ru/news/politicheskiy-pragmatizm-vo-vzaimosvyazannom-mire.
20. Umarov A. The "Afghan Factor" in Uzbekistan's Foreign Policy: Evolution and the Contemporary Situation // Asian Affairs. — № 52 (3): 1-18 / August 2021. — DOI: 10.1080/03068374.2021.1957321.
21. Ishikawa Y. Afghanistan should be regional trade hub // Asia Nikkei Agency. — October 21, 2021. — URL: https://asia.nikkei.com/Editor-s-Picks/Interview/Afghanistan-should-be-regional-trade-hub-says-top-Uzbek-senator.
