CC BY
86
УДК 1
ГЕНДЕРНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ В ФОРМАТЕ ИНТЕГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ
© И.И. Булычев
Гендерная реальность развивается в направлении от синкретизма к дифференциации и интеграции. Специфическим выражением последней выступают андрогинные процессы, которые носят достаточно противоречивый характер.
Ключевые слова: гендерная реальность, маскулинность, феминность, патриархат, феминизм, ан-дрогинность.
В ходе общественного развития происходит формирование неотъемлемых способов существования гендерной реальности -атрибутов маскулинности и феминности. Их взаимосвязь и взаимодействие имеют свои особенности на различных этапах человеческой истории. Не следует забывать, что первая и самая большая стадия в истории человечества, по своей сущности, синкретична. Недифференцированный или мало дифференцированный формат общественных связей и отношений присущ всем компонентам родоплеменной организации, в т. ч. гендерным.
ОТ СИНКРЕТИЗМА К СОЦИОГЕНДЕРНОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ
Становление и эволюция маскулинности / феминности и, соответственно, гендерных представлений о мужском и женском началах протекает в русле общего закона развития от синкретизма к дифференциации, а затем к интеграции. Синкретический характер гендерные представления (гендерная картина мира) носили в первобытном обществе. В дальнейшем начинает преобладать тенденция к дифференциации. С середины XX столетия все более возрастают интеграционные импульсы.
Синкретизм общественного сознания древнего общества проявляется, в частности, в фактах смешения биологических признаков полов. Так, Иисус порой рассматривался как муже-женщина. Аналогично и в Орфических Гимнах (они пелись во время Мистерий) мы находим: «Зевс есть муж, Зевс - бессмертная дева». Амон Египта в своей другой половине являл Богиню Нейт. Юпитер имел женские груди. Венера изображалась на некоторых своих статуях с бородой. Не исключено, что
вообще боги первоначального человечества были все «муже-женщинами» [1]. Следовательно, для синкретического периода развития гендерной реальности характерно смешение половых признаков двух полов, образов маскулинности и феминности.
Период дифференциации гендерных представлений тесно связан с патриархат-ной идеологией и психологией и соответствующей им картиной мира. Дифференциация самой гендерной реальности и ее составных развивалась достаточно асимметрично. В патриархатной идеологии реальная ситуация усиливающегося противостояния друг другу маскулинного и феминного начал была доведена до своих крайних значений. Маскулинность и феминность стали рассматриваться строго дихотомически, взаимоисключающими одно другое, что, вместе с тем, не означало отрицание дополнительности начал в рамках единой иерархии. Альтернативные функции дополняют друг друга, но при этом женщине отводилась подчиненная роль. Во всяком же «отступлении» от норматива усматривалась патология или шаг по направлению к ней (ученая женщина - «синий чулок») [2].
Иными словами, маскулинность и фе-минность в патриархатной идеологии - глубоко асимметричные и неравноценные начала: маскулинное - это центр, феминное - периферия. В половом символизме большинства этносов «мужское» отождествлялось и продолжает отождествляться с духом, логосом, активностью, силой, рациональностью, жесткостью, решительностью, светом, наполненностью, формой. «Женское» - с материей, хаосом, природой, импульсивностью, пассивностью, слабостью, эмоциональностью, тьмою, пустотой, бесформенностью [3]. Все эти представления на протяжении
веков являлись основой идеологии и психологии патриархата, где маскулинность связывалась с господством, а феминность - с подчинением. Как видим, сущность женщины и, соответственно, женственности, фе-минности, определялась через ряд негативных характеристик. Женщина - неполноценное и зависимое существо, низшее по сравнению с мужчиной, ограниченное и слабое. Весь смысл ее жизни заключается в служении мужчине. Вне сферы сексуальности и материнства жизнь такого существа бессмысленна. Женщине даже отказывали в обладании мыслительными способностями и в статусе гражданина. Сфера принятия решений, наследование и тому подобное - прерогатива мужчины [4]. Неудивительно, что эта реальная ситуация находила и продолжает находить свое отражение как в повседневном сознании, так и в теоретических изысках.
Общественно значимой деятельностью повсюду является именно та, которой посвящают себя мужчины; повсюду мужскому полу приписывают положительные качества, а женскому - отрицательные; повсюду имеет место верховенство мужчин. Лишь одна функция женщины избегает систематического обесценивания: материнство. Однако это не меняет ее положения, ведь позитивной значимостью наделяют только ее потомство. И продолжают верить, что мать - всего лишь вынашивает помещенный в ее лоно зародыш, истинный же прародитель - мужчина. В древних трактатах, посвященных анатомии человека, содержались мысли о том, что женское тело менее совершенная, менее теплокровная, менее дееспособная разновидность образцового человеческого тела, воплощением которого служит тело мужских особей [4].
Женская природа, как и мужская, во многом детерминирована биогенетически, т. е. задачей выполнения репродуктивной функции. Ее успешная реализация предполагает стабильность и устойчивость в сфере брачносемейных отношений и сексуального поведения. Традиции патриархата и были направлены на то, чтобы эта важнейшая социо-биологическая функция эффективно выполнялась. Общая линия патриархатной идеологии заключалась в стремлении принизить женщину (образы женственности, феминно-сти) как социальное существо. Это нашло
свое выражение и в гендерных картинах мира данной эпохи. Женщина здесь - низшее существо, необходимое зло. Такова социальная модель «первой женщины» (по терминологии современного французского социолога Ж. Липовецкого), которая просуществовала до начала XIX в. [4, с. 339, 340, 341].
Итак, в период безраздельного господства идеологии и практики патриархата гендерные представления в целом носили иерархический и асимметричный характер, а дополнительность полов понималась отнюдь не как равноправное сотрудничество двух равноценных начал.
Постепенно в мире усиливаются иные настроения. Особенно это становится заметным по мере роста феминистского движения. Его теоретики отмечают, что патриар-хатное мировоззрение и культуру социума в целом пронизывает культ силы как основа власти и господства. Сила и власть, утверждающиеся через агрессию и экспансионизм, позиционируются как истинно «мужские» черты. Здесь «сильный» мужчина утверждается на фоне и за счет «слабой» женщины. Торжество его силы возможно только через унижение и подавление ее личности - по принципу «чтобы я выиграл, ты должна проиграть». Однако в такой ситуации, считают феминистки, нет победителей: господин и раб всегда зависят друг от друга; порабощая, нельзя стать свободным [5].
Разумеется, эти представления феминизма нуждаются в определенной корректировке, ибо в реальной жизни подавление касается не только женщин; оно распространяется также на детей, пожилых людей, да и на самих мужчин. Иными словами, причины насилия, жестокости и агрессивности неправомерно искать лишь в отношениях двух полов. Во многих странах мира неудовлетворительным является положение подавляющего большинства населения, а не только женщин.
В рассматриваемой связи неудивительно, что даже в наиболее развитых странах процесс преодоления гендерной асимметрии принимает далеко не однозначные формы. В частности, мы все чаще сталкиваемся с тенденцией, которую образно называют «войной полов». Яркий пример на эту тему - иск небезызвестной М. Левински к бывшему президенту США Б. Клинтону. СМИ в последнее время информируют о том, что женщины
стали подавать иски на алименты, обращенные к известным спортсменам, звездам рок-музыки, кино и т. д. Причем речь в данном случае идет не об обычных бракоразводных процессах, но об актах и ситуациях, выходящих за их рамки и возникших в процессе случайных и авантюрных сексуальных связей.
Неслучайно за последние годы в США сложилась и оказалась закреплена законодательно система межличностных отношений, основанная на отрицании традиционного разделения половых ролей. В результате нарастает противоречие между биологическими и социокультурными императивами, что ведет к стремительному росту неврозов сексуального происхождения. Согласно современному американскому толкованию законов практически любое поведение мужчины может быть истолковано женщиной как сексуальное домогательство и повлечь уголовное наказание. И поскольку сроки давности по подобным искам не определены, постольку секс становится весьма рискованным предприятием [6]. Между тем ужесточение сексуальных правовых норм поведения не только не улучшило, но даже ухудшило криминогенную ситуацию в этой сфере. По данным Министерства юстиции США, за последние 10 лет темпы роста числа уголовных изнасилований в 4 раза превысили темпы роста всех других преступлений [7].
Таким образом, период социогендерной дифференциации во многом совпадает с господством патриархатных общественных отношений и соответствующей ей гендерной картиной мира. Постепенно в общественном сознании начинают усиливаться антипатри-архатные (феминистские и леворадикальные) настроения. Однако вполне справедливая критика идеологии и практики патриархата порой принимает запредельный характер, что весьма зримо проявилось в различных версиях радикального феминизма. В тех странах, где подобные настроения особенно сильны (США и др.), гендерная ситуация стала развиваться в конфронтационном направлении, что получило образное наименование «войны полов». Как отмечают исследователи, порой складывается впечатление, что ряд авторов гендерной литературы специально разжигают войну полов. Чего стоит, например, такое выражение, как «женское освободительное движение» [8].
Если бы война полов превратилась в обычную практику всего человеческого сообщества, это непременно обернулось бы хаосом и дезорганизацией всего уклада жизни и имело весьма печальные последствия. К счастью, для нашей цивилизации война полов - событие, в целом, не слишком распространенное. Нормальная жизнь базируется на тесном сотрудничестве двух полов, что во многом предопределено как относительным характером различий, существующих между мужчинами и женщинами, так и необходимостью их постоянных позитивных контактов. «Вряд ли можно сказать, что мужчины и женщины принадлежат к совершенно противоположным (во всем различным) полам, -отмечает известный американский ученый Д. Майерс. - Скорее они напоминают две руки, соединенные рукопожатием...» [9].
АНДРОГИННАЯ ТЕНДЕНЦИЯ
КАК СПЕЦИФИЧЕСКИЙ СПОСОБ ПРОЯВЛЕНИЯ СОЦИОГЕНДЕРНОЙ ИНТЕГРАЦИИ
В последние десятилетия отмечается устойчивая тенденция во многих регионах мира к сближению стандартов поведения мужчин и женщин, конструктов маскулинности и феминности. Объективной основной этой тенденции стали мировые интеграционные процессы, которые охватили самые различные стороны гендерной реальности: область сексуальных связей, брачно-семейные отношения и т. д. В последние 20-25 лет идет быстрый процесс интеграции мужских и женских качеств, становление нового типа личности.
В философской, гендерной и иной литературе тенденция сближения социальных функций, ролевых позиций полов получила название андрогинной. Эта новая историческая тенденция, являющаяся специфическим проявлением процесса социогендерной интеграции, по-видимому, имеет два основных направления. Одно из них предполагает линию усреднения (упрощения) различий между полами. Второе ее направление можно репрезентировать понятием взаимообогаще-ния (взаимопроникновения) этих двух гендерных атрибутов. Усреднение образа жизни двух полов относительно (по преимуществу) негативно в социальном плане, ибо связано с
таким упрощением гендерной реальности, которое ведет к понижению уровня ее организации. Напротив, взаимообогащение по преимуществу позитивно, будучи процессом усложнения, связанным с повышением уровня организации гендерной реальности. И, хотя разграничение этих двух форм андро-гинности во многом условно и относительно, его нельзя игнорировать ни теоретически, ни практически.
Андрогинная тенденция проявляется ныне в самых различных сферах жизни общества. Женщины во все более массовом порядке выполняют функции, которые ранее являлись исключительно мужскими (например, занимают рабочие места, связанные с физическим трудом). Мужчины, напротив, вполне успешно осваивают считавшиеся ранее «женскими» профессии. Традиционно большие различия между «мужской» и «женской» работой постепенно стираются. В частности, растет число мужчин - телефонных операторов, медбратьев и секретарей [10]. В России появилось такое немыслимое ранее явление, как проститутки мужского рода («проституты»)1.
Все более заметными становятся внешние проявления андрогинности, прежде всего в манере одеваться и поведении полов: женщины все чаще стали использовать брюки, галстуки, а мужчины заплетают косички, используют косметику и т. д. Современная модная одежда отличается тем, что в ней получили широкое распространение универсальные предметы: свитера, рубашки, юбки, брюки - то, что при разном сочетании дает новые варианты одежды. При этом различия между полами в ракурсе моды все же остаются более весомыми, чем импульсы усреднения.
В чем проявляется процесс усреднения? В реальной жизни техногенной цивилизации, прежде всего, за счет отказа от присущих одному из полов тех или иных субстанциальных черт поведения. Речь идет о том, что
1 Опрос, проведенный на сайте газеты «Трибуна» «Чем вызвана мода на платную мужскую любовь», дал следующие результаты: эмансипацией женщин -
31,5 %; женским одиночеством - 22,4; женщины перестали стесняться своей сексуальности - 21,5; ростом числа обеспеченных женщин, которым не хватает времени на супружеские отношения, на то, чтобы построить семью - 18,3; кризисом института брака - 5,1 % [11].
сближение стандартов поведения нередко приводит к утрате лучших составных компонентов маскулинности и феминности. Если раньше за женщинами «ухаживали», то теперь к ним «пристают». Согласно данным социологов, 73 % опрошенных женщин утверждают, что из-за постоянного открытого обсуждения вопросов секса СМИ теряется романтичность сексуальных отношений и загадочность женщин («запретный плод теряет свою сладость»). В итоге их сверстники противоположного пола не проявляют должного понимания и уважения по отношению к женщинам. Они не умеют и не хотят ухаживать хотя бы так, как это делалось 20-30 лет назад. Вследствие этого взаимоотношения полов потеряли былую романтичность и поэтичность. В свою очередь, 78 % мужчин пожаловались: вследствие феминистского
движения поведение современных женщин таково, что пропадает всякое желание оказывать им какие-либо знаки внимания, но появляется острая потребность утвердить себя в своем мужском «Я» [8, с. 241].
Действительно, женщины стали усваивать себе далеко не лучшие образцы мужского поведения. Так, женский алкоголизм растет во многих странах быстрее, чем мужской. Например, в течение 1960-1980-х гг. в США количество мужчин-алкоголиков выросло на 20 %, а женщин - на 58, в Канаде соответственно на 19 и 68 %. Такая же тенденция имеется и в России. Большинство склонных к алкоголизму женщин - незамужние и разведенные. Причем если у мужчин полная зависимость от алкоголя возникает только через 10-15 лет, то у женщин этот процесс протекает гораздо быстрее - привыкание к алкоголю занимает всего 3-4 года, причем это имеет более тяжелые последствия и для самой женщины, и для ее семьи [8, с. 205]. Повсюду отмечается рост женской агрессивности, маскулинизация женской среды всех возрастных групп.
Расширение участия женщин в руководстве экономической, деловой сферами осуществляется, по большей части, путем использования ими мужского стиля руководства организациями и/или подразделениями. Преимущественно по маскулинному образцу происходит «вхождение» женщин в вооруженные силы. Вот свидетельство американских специалистов: «Суть проблемы в
том, что армия по-прежнему остается мужским бастионом и впускает в себя только упорных вплоть до самоотречения женщин, которые никогда ни на что не жалуются, и, более того, хотят, чтобы к ним относились как к мужчинам». Те, кто занимается этой проблемой применительно к Российской армии, отмечают, что женщина, в принципе, живет здесь в незащищенном пространстве [2].
Усиливается маскулинный характер «женского спорта». Усредняющая тенденция стала особенно заметной по мере освоения женщинами видов спортивной деятельности, которые ранее считались исключительно мужскими. Мнения о последствиях этого явления во многом расходятся. Так, нередко встречаются категоричные заявления о том, что ни один из видов спорта не наносит ущерба женственности спортсменок, однако при этом не приводятся весомые факты для таких утверждений. Другие обвиняют ряд видов спорта в маскулинизирующем воздействии на женскую фигуру и психику, попрании эстетических начал женского поведения. В последнее время становится все больше доказательств того, что среди спортсменок всех возрастных групп выражены признаки, свидетельствующие о большей маскулинности по сравнению с женщинами, не занимающимися спортом. Эти занятия также оказывают негативное влияние на репродуктивную функции спортсменок [8, с. 356, 358.].
Общество еще не смогло адекватно осмыслить и оценить последствия все более массового освоения женщинами таких видов спорта, как бокс или тяжелая атлетика, не говоря уже о футболе, регби или хоккее с шайбой. Специалисты отмечают, что занятия подобными видами спорта приводят к заметным изменениям женской конституции и сближению ее с мужской.
В целом, стремление к лидерству на исконно мужском поле значительно трансформирует женщину как в физическом, так и социально-психологическом плане. Иначе говоря, женщина, подвергая себя суровым испытаниям, во многом становится... мужчиной. Ученые говорят о том, что трудно себе вообразить более парадоксальное понятие, чем «женщина-штангистка». Этот вид спорта ведет не только к бесплодию, но и операционным вмешательствам. Он создает у женщин перспективу геморроя и инсульта.
Теория андрогинии вызвала на Западе большой интерес, но одновременно сопровождалась критикой ее основ. Это связывают, прежде всего, с тем, что в американском обществе маскулинность дает человеку больше преимуществ, чем феминность и ан-дрогинность. Данное обстоятельство подталкивает женщин к маскулинному поведению, поскольку выгод от нее может быть больше, чем потерь [8, с. 380, 381]. Однако развитие андрогиннности по усредненному сценарию все более усложняет взаимоотношения полов. Дело в том, что сплошь и рядом в США и других странах женщины новой волны стали воспринимать мужчину как машину для удовлетворения своих желаний, даже в постели они порой ведут себя, как офицер на плацу: «Теперь сделай так, а теперь эдак!» Молодой американец, женившийся на русской, говорит: «Я так устал от американских женщин, которые носятся по улицам в строгих деловых костюмах и кроссовках... Они думают только о карьере и деньгах, их интересуешь не ты сам, а то, какая у тебя машина и в каком районе ты живешь. А на мужчину они даже и не глядят. Я всегда мечтал встретить женщину, которая бы смотрела мне в глаза».
Безусловно, сказанное выше не означает, что усреднение носит сугубо односторонний характер и сводится лишь к росту маскулинного начала у женщин. Наблюдается и противоположный процесс - рост феминного начала в поведении мужчин; особенно по мере увеличения мировой диспропорции полов в пользу женщин. Возросло количество семей, где жена значительно старше мужа. Психологи объясняют это, прежде всего, незащищенностью самого мужчины. Женщина для него, в первую очередь, не возлюбленная, а как бы женщина-мать (правда, через 2-3 года эти отношения чаще всего распадаются).
Усреднение поведения, доходящее едва ли не до зеркального образа жизни двух полов, становится все более массовым явлением. Женщины все реже используют свои традиционные феминные методы влияния на мир - мягкость, доброту, привлекательность. На смену им приходят решительность, сила воли, настойчивость и другие типично маскулинные качества. В результате мужчины ощущают в них соперников. В свою очередь,
портреты среднего представителя сильного пола «технической эры» выглядят неутешительными. Традиционные мужские достоинства, такие как чувство чести, благородство, великодушие и порядочность, стали для современного мужчины необязательными. Техносознание сделало современного мужчину неспособным испытывать к женщине духовную и эмоциональную привязанность [12].
Превалирование негативно-усредняющей составной в андрогинной тенденции - результат более общих и во многом кризисных процессов, характерных для современной цивилизации. Глобальный экономический и финансовый кризис, обрушившийся на мировое сообщество в 2008 г., стал дополнительным подтверждением данного социального диагноза.
Последовательное развитие позитивных импульсов, содержащихся в андрогинной тенденции, невозможно без кардинальных изменений во всем укладе жизни человеческого бытия. В данной связи отнюдь не случайно признание рядом авторов того, что концепция андрогинии далека от реального положения дел, ибо переход личности к андрогинии требует изменений не личностных особенностей, а структуры общественных институтов [8, с. 380, 381]. Тем не менее некоторые элементы позитивных трансформаций все же пробивают себе дорогу. В частности, позитивная андрогинность связана с тем, что различия между полами отнюдь не исчезают, но становятся тоньше. Так, по словам Ж. Липовецкого, на деле имеет место не столько взаимозаменяемость ролей разных полов, сколько воссоздание отличительных различий - куда более тонких. Следовательно, асимметрия, порождаемая половой принадлежностью, отнюдь не близка к исчезновению. Исследования показывают, что женщинам по-прежнему значительно труднее заниматься сексом без любви, чем мужчинам [4, с. 11].
И все же, если посмотреть на развитие андрогинной закономерности в целом, то нельзя не прийти к малоутешительному выводу: усредняющая сторона данного процесса много весомее другой (позитивной) ее составляющей.
Разумеется, андрогинная тенденция не означает упразднения механизмов социаль-
ной дифференциации полов. Глобальная «феминизация» мужчин, как и всеобщая «маскулинизация» женщин, едва ли возможна. Хочется верить, что магистральный путь развития цивилизации направляется не столько по пути достижения полной гендерной симметрии (усредняющего равенства), сколько в сторону устранения дискриминации женщины в современном мире, достижения более равноправного взаимодействия и развития обоих полов. Если же социум вдруг поставил бы себе цель достижения абсолютной гендерной симметрии - это был бы путь цивилизации к вырождению. Следует надеяться, что здоровые социальные инстинкты и разум человечества не позволят событиям развиваться в подобном направлении. Ведь «.оба пола и то, что они символизируют, - мужской и женский принципы в мире, во Вселенной и в каждом из нас - являются двумя полюсами, которые должны сохранить свои различия, свою противоположность, чтобы создать плодотворную динамику, производительную силу, которая соответствует этой полярности» [13].
Женщине-субъекту, или «третьей женщине», удалось соединить в себе женщину совершенно иную, чем в прошлом, с прежней женщиной, возрожденной в новом обличье. «Ожидания и требования в области жизни чувств, хотя и в иной форме, но столь же наглядно демонстрируют постоянство избыточных инвестиций женщин в любовь, -пишет Ж. Липовецкий. - При проживании вдвоем женщины более чувствительны, чем мужчины, к словам и к свидетельствам любви, они проявляют большую, чем мужчины, потребность в любви, а обыденная и будничная жизнь порождает у них разочарования и фрустрации». И какую бы силу ни набрала культура равноправия, считает автор, ей все-таки не удалось уподобить друг другу любовные притязания разных полов. Утратив свою былую определенность, разделение ролей в эмоциональной сфере не исчезло окончательно: женщины по-прежнему склонны объединять секс с любовью, а мужчина с необычайной легкостью приемлют их разделение. Следовательно, один пол не стал двойником другого. Достаточно значимые социо-биологические отличия полов по-прежнему сохраняются. Так, функция материнства еще долго будет служить основным препятствием
для торжества унификации половых ролей. Андрогинная тенденция на деле означает, что не только мужчина, но и женщина становится полноценным субъектом социогендер-ных отношений [4, с. 37, 431].
В целом, андрогинные трансформации носят достаточно противоречий характер. Как отмечалось ранее, усредняющая тенденция сегодня выглядит весомее другой (позитивной) ее тенденции. Тем не менее наметившееся сближение стандартов поведения мужчин и женщин, в определенной мере, способствует их гуманизации и взаимообо-гащению. Тогда как высокая феминность у женщин и высокая маскулинность у мужчин отнюдь не гарантируют им психического благополучия. Дело в том, что высокая фе-минность у женщин часто совпадает с пониженным самоуважением и повышенной тревожностью. Высокомаскулинные мужчины тоже оказались более тревожными, менее уверенными в себе и менее способными к лидерству. Высокофеминные женщины и высокомаскулинизированные мужчины хуже справляются с деятельностью, если она не совпадает с традиционными половыми ролями. Дети, которые ведут себя строго в соответствии с требованиями их половой роли, часто отличаются более низким интеллектом и меньшими творческими способностями. Поэтому выполнение роли мужественности имеет не только положительные, но и отрицательные стороны. Больше того, когда обстановка требует проявления «женских» качеств и действий, у мужчины, строго придерживающегося мужской роли, может возникнуть гендерно-ролевой стресс или гендерно-ролевой конфликт [8, с. 377].
Отмечается также, что в ряде стран и регионов мира постепенно усиливается значение женского начала в развитии общества, наблюдается увеличение числа женщин, занимающих лидерские позиции в социальноэкономической, политической и других сферах. Конец XX столетия характеризовался ростом общественного движения женщин, принятием целого ряда международных документов, направленных на улучшение положения женщин.
Тем не менее и в новом XXI столетии патриархатная идеология в рамках всего человеческого сообщества остается главенствующей. Одновременно набирают силу ми-
ровые интеграционные процессы, которые непременно находят свое отражение и в рамках гендерной реальности. Специфическим проявлением этих интеграционных процессов выступает андрогинная тенденция, постепенно формирующая тип личности, который, вероятно, выступает в качестве переходного от человеческого к постчело-веческому. В результате, по-прежнему актуальна потребность непредвзятого и неидео-логизированного исследования проблемы пола в его социобиотических аспектах.
Итак, периоду социальной (в т. ч. гендерной) дифференциации соответствуют асимметричные конструкты мужчины и женщины, маскулинности и феминности. В XX столетии, особенно во второй его половине, усиливаются мировые интеграционные процессы. Это находит свое отражение и в теоретических построениях, гендерных картинах мира, в содержании которых определенно усиливаются андрогинные интенции. Их идеал - не только равенство полов в различных аспектах, но и достижение гармоничного сотрудничества. Андрогинная тенденция ведет к сближению стандартов поведения полов и является свидетельством наличия здесь значительных элементов относительности. Абсолютность различий между мужчинами и женщинами как фундаментальная черта их взаимосвязи может исчезнуть разве что вместе с самими полами!
Постепенно рушатся традиционные пат-риархатные отношения полов, а вместе с ними привычные образы маскулинности и фе-минности. Это усиливает хаотичность гендерных связей и отношений, ведет к смешению составных маскулинности и феминно-сти. Однако нам известно, что из хаоса может родиться новый порядок, новые образы мужественности и женственности. И какой будет этот порядок, насколько он будет отвечать идеалам гуманизма, во многом зависит от ныне живущих людей. Именно мы, современные люди, - подлинные творцы и субъекты новой гендерной реальности.
1. Блаватская Е.П. Тайная Доктрина: в 3 т. М.; Харьков, 2001. Т. 2. С. 157, 158.
2. Клецина И. Гендерный подход в системе психологического образования // Гендерные исследования: феминистская методология в социальных науках. Харьков, 1998. С. 193-213.
3. Шабурова О.В. Гендер // Социальная философия: словарь. М., 2003. С. 67-71.
4. Липовецкий Ж. Третья женщина. СПб., 2003. С. 336, 337.
5. Теория и методология гендерных исследований. М., 2001. С. 95.
6. Переслегин С.Б. США: деградируют, но преуспевают // Экономическая и философская газета. 2005. № 35.
7. Шведова Н.А. Быть частью истории или как американки борются за свои права и возможности // Женщина в российском обществе. 2004. № 3-4. С. 54.
8. Ильин Е.П. Дифференциальная психофизиология мужчины и женщины. СПб., 2003. С. 14.
9. Майерс Д. Социальная психология. СПб., 1999. С. 235.
10. Тоффлер Э. Шок будущего. М., 2001. С. 334, 335.
11. Барометр // Трибуна. 2008. № 10. С. 11.
12. Самыгин С.И. Любовь глазами мужчины. Ростов н/Д, 2000. С. 198.
13. Фромм Э. Мужчина и женщина. М., 1998. С. 119.
Поступила в редакцию 14.01.2009 г.
Bulychev I.I. Gender reality in a format of integration processes. The gender reality develops in a direction from syncretism to differentiation and integration. As specific expression of last act the androgen processes which have enough inconsistent character.
Key words: gender reality, masculinity, feminity, patriarchy, feminism, androginity.
УДК 1
ПАРАДОКСЫ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ (О МЕРЦАЮЩЕЙ СУБЪЕКТИВНОСТИ В ЖИВОМ ОБЪЕКТИВНОМ)
© Н.А. Терещенко
Статья посвящена проблеме соотношения объективного и субъективного в общественном развитии. Стремление работать в рамках социальной теории с «чистыми» формами объективности и субъективности обнаруживает свою несостоятельность как с онтологической, так и с гносеолого-эпистемологической точек зрения. Автор предлагает рассматривать субъективное в качестве объективного фактора общественного развития и ищет историко-философские корни этого подхода.
Ключевые слова: социальное, объективное, субъективное, фрагментация, дивид.
Сегодня разговор о социальной философии представляет собой очень интересное действо. В какой-то степени вообще непонятно, как этот разговор может разворачиваться в форме диалога и как в нем возможно хоть какое-то понимание. Дело в том, что большинство понятий, которыми оперирует специалист в области социальной теории, оказываются удивительно многозначными и некорректно определенными. Часто они вообще не определены, а используются по принципу «знаю, не познавая». К их числу относятся, в частности, понятия «общество», «социум», составляющие, казалось бы, основу понятийного аппарата социальной теории. Причин подобного положения вещей несколько, но мы сейчас остановимся только на одной - на толковании феномена объективности по аналогии с естественными науками
периода классической рациональности, т. е. в логике элиминации субъективного фактора.
Этот вопрос выбран нами не случайно. В толковании феномена объективности «скручен» целый ряд проблем, в т. ч. и проблема развития самой социальной теории, которая может быть разложена на проблемы ее статуса (научность, философичность, идеологичность), предмета (объекта) и дискурса, способного этот предмет описать.
Как мы уже сказали, попытка определить объективное, теоретически очистив его от субъективности, унаследована социальной теорией у естествознания. М.К. Мамарда-швили очень точно назвал этот подход глобальной иллюзией объективизма. Он состоит в некоторой априорной уверенности в объективности внешнего мира (существующего вне и независимо от сознания), который может быть описан столь же объективно суще-
