CC BY
29
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2016. №4(46)
УДК 821.161.1
ГЕНДЕРНАЯ КАРТИНА МИРА В РОМАНЕ М. АРБАТОВОЙ И Ш. Д. ГУПТА «ИСПЫТАНИЕ СМЕРТЬЮ ИЛИ ЖЕЛЕЗНЫЙ ФИЛАТЕЛИСТ»
© Татьяна Бреева, Гульчечек Хусаинова
GENDER PICTURE OF THE WORLD IN THE NOVEL "THE TRIAL BY DEATH OR THE IRON PHILATELIST" BY M. ARBATOV AND SH. D. GUPTA
Tatyana Breeva, Gulchechek Khusainova
The article considers representations of the gender picture of the world in modern Russian literature and their connection with the phenomenon of "women's writing". It also examines metatext as a way of interaction of fiction and non-fiction strategies in the novel "The Trial by Death or the Iron Philatelist" by M. Arbatova and Sh. D. Gupt and auto-meta description as an option in creating a text about the text. In addition, we reveal the nature of demythologization and remythologization trends,showing the correlation between "male" and "female" models of genre strategies within a single text.
In the first case, the "male" model manifests itself through translation and an open parody of the genre features of a spy novel: "James Bond" and one of the model variants of Soviet spy novels. The article examines the mechanism of deconstructing genre strategies in a spy novel that generate a masculine model of the world where both variants fail to solve the mystery of the heroes, only becoming a basis for producing myths about them.
In the second case, we study features, characterizing the representation of the "female" perspective on the image of the hero in the context of the declared author's myth, which is determined in the "Reference" and "Epilogue". We also reveal the trend of remythologization, whose function is implemented by the biographical narrative, forming the "female" perspective on the hero. The features of the biographical narrative reveal themselves at the level of the structure, determining a particular way of modeling flashbacks in the novel, thus compensating for the anti-psychological attitudes characteristic of the genre model of spy novels. A biographical narrative becomes a way of rehabilitating the protagonist's image, revealing the nature of his "legend".
Keywords: gender picture of the world, female's writing, metatext, auto-meta description, spy novel, "Bondiana", biographical interviews.
В статье рассматривается художественная репрезентация тендерной картины мира в современной русской литературе и ее связь с феноменом «женского письма». Исследуется метатекст как способ взаимодействия стратегий fiction и non-fiction в романе М. Арбатовой и Ш. Д. Гупта «Испытание смертью или Железный филателист», а также прием автометаописания как вариант создания текста о тексте. Помимо этого, раскрывается характер реализации тенденций демифологизации и ремифологизации, демонстрирующий взаимосоотнесенность «мужской» и «женской» моделей жанровых стратегий внутри одного текста.
В первом случае «мужская» модель проявляется через транслирование и открытое пародирование жанровых признаков шпионского романа: «бондианы» и одного из вариантов модели советского шпионского романа. В статье изучается механизм деконструкции жанровых стратегий шпионского романа, формирующих маскулинную модель мира, где оба варианта оказываются неспособны раскрыть тайну героя, становясь лишь основой для продуцирования мифов о нем.
Во втором случае, исследуется специфика репрезентации «женского» взгляда на образ героя в контексте декларируемого авторского мифа, который задается в «Справке» и в «Послесловии». Раскрывается тенденция ремифологизации, функцию воплощения которой принимает на себя биографический нарратив, формирующий «женский» взгляд на героя. Специфика биографического нарратива обнаруживает себя на уровне структуры, определяя особый способ моделирования ретроспекции в романе, компенсируя тем самым антипсихологическую установку, характерную для жанровой модели шпионского романа. Биографический нарратив становится способом реабилитации образа главного героя, раскрывая характер его «легендарности».
Ключевые слова: тендерная картина мира, женское письмо, метатекст, автометоописание, шпионский роман, «бондиана», биографический нарратив.
Взаимодействие fiction и non-fiction в романе М. Арбатовой и Ш. Д. Гупта «Испытание смертью или Железный филателист» манифестируется уже на уровне структуры: роман сопровождается авторским метатекстом. Как известно, «самым устойчивым признаком в соотношении текст / метатекст является априорная оппозиционность данных номинаций, рассматриваемых в контексте понятий „художественное" / „нехудожественное". Более того, „нехудожественность" метатекста является одним из условий „работы" приема авто-метаописания» [Мыльников, с. 7]. В произведении М. Арбатовой функцию подобного автоме-таописания выполняют «Справка», имеющая точную датировку (07.07.2011), и «Послесловие». «Справка» одновременно предстает и как информативно-нейтральная (в ней сообщается о «поле деятельности» героя арбатовского романа, а также о совокупности дипломатических шагов разных стран, ставших результатом этой деятельности, перечисляются награды А. М. Козлова), и как оценочно-интерпретационная («Поскольку стаж за границей у разведчиков считается год за два, а в тюрьме - год за три, то проработал намного дольше, чем прожил», «Биография Алексея Козлова давно обросла легендами, одна из них даже утверждает, будто он внук знаменитого „шпиона всех времен и народов" Сиднея Рейли, но это не так. И все или почти все, что написано в этой книге, рассказано им самим. А не рассказано значительно больше...» [Арбатова, Гупта]), реализуя тем самым взаимодействие текстуального и интерперсонального типов метатекста.
«Послесловие» же представляет собой автоописание романа, своего рода его предысторию, создавая вариант текста о тексте. Мария Арбатова - писатель феминистского толка, и обычно в центре ее творчества находится женщина, но в «Послесловии» она объясняет принятое решение тем, что ей «. не интересно писать книги, главные герои которых мужчины. Мужчины и так слишком много написали о себе за столетия, в течение которых не подпускали женщин к письменному столу. И есть только один человек, способный заставить меня делать мужчин главными героями, -друг детства, кинорежиссер и кинопродюсер Александр Иванкин» [Арбатова, Гупта].
Кроме того, это не первая книга М. Арбатовой о личностях, чьи имена обросли легендами, и имя Алексея Козлова вполне вписывается в общий контекст ее творчества о легендарных личностях и их биографиях, наряду со сценарием к
фильму «Две жизни полковника Рыбкиной», посвященному Зое Рыбкиной, известной читателю под именем Зои Воскресенской, и Юрию Олеше. Целью автора становится, с одной стороны, демифологизация героя, а с другой - подчеркнутое желание выразить свои впечатления от личного знакомства: «И все или почти все, что написано в этой книге, рассказано им самим. А не рассказано значительно больше...» [Арбатова, Гупта].
Реализация тенденций демифологизации и ремифологизации обнаруживает себя на уровне взаимодействия двух жанровых стратегий в арба-товском тексте - шпионского и биографического романов. Специфика проявления демифологизации в рамках жанровой стратегии шпионского романа определяется ее внутренней неоднородностью, соавторы демонстрируют как жанровые маркеры западноевропейского шпионского романа, так и его советского аналога. И тот, и другой варианты открыто проговариваются в тексте.
Так, на связь с западноевропейским шпионским романом указывается в самом начале благодаря упоминанию бондианы. В разговоре Отто Шмидта с молодым официантом Антонио иронически излагается сюжет романа Яна Флеминга:
Фильм «Из России с любовью» о рыцаре плаща и шпаги английской спецслужбы, агенте 007... Непотопляемого Джеймса Бонда играл любимец женщин Шон Коннери. Это была веселая галиматья про террористическую организацию СПЕКТР, советское шифровальное устройство «Лектор» и соблазнительницу из советского консульства в Турции Татьяну Романову. В финале злобные преследователи умудрялись перестрелять друг друга; а агент 007, выйдя живым из всех передряг, приезжал в Венецию, чтобы плыть с русской Татьяной Романовой в идиллическом объятии на идиллической лодке по идиллической глади канала [Арбатова, Гупта].
Столь же открыто манифестируется и отсылка к советскому варианту шпионского романа. Как известно, выделяются два основных его типа: «об иностранном шпионе, заброшенном в СССР, и о советском разведчике в тылу врага» [Федунина, Кузнецова]; в тексте М. Арбатовой и Ш. Д. Гупта актуализирован последний тип. Помимо стихотворения Е. Долматовского «Коричневая пуговка», аранжирующего встречу Алексея Козлова и Ильи Эренбурга и задающего контекст шпиомании, сам эпизод вербовки героя предваряется упоминанием одного из первых советских шпионских романов, романа Юрия Дольд-Михайлика «И один в поле воин».
Помимо этого, можно говорить о присутствии косвенных отсылок к знаменитому телефильму Т. Лиозновой «Семнадцать мгновений весны», снятому по одноименному роману Ю. Семенова (свидетельством этого становится частичное совпадение имен - Макс Отто фон Штирлиц / Отто Штидт, причем в разговоре с Тианой начинает звучать и фамильная приставка - фон; кроме того, в романе присутствует парафраз сцены допроса радистки Кэт).
И бондиана, и модель романа о разведчиках последовательно реализуются в арбатовском тексте: бондиана определяет первую «условную» часть романа до ареста Отто Шмидта, роман о разведчиках - вторую, плен и освобождение Алексея Козлова (примечательно, что подобное членение романа маркировано также сменой имени: Отто Шмидт - разведчик под прикрытием и собственно Алексей Козлов).
В первой части воспроизводятся традиционные маркеры бондианы: герой собирает информацию на вражеской территории, сталкивается с тайными ядерными испытаниями в ЮАР, попадает несколько раз в серьезные перестрелки из-за междоусобиц официальной власти и повстанцев, героически спасает «девушку в беде» Тиану -вдову физика-ядерщика и т. д. Причем, неоднократно упоминаемое созвучие имен - Тиана / Татьяна становится своеобразным указанием на образ Татьяны Романовой из культового романа Я. Флеминга.
Включение жанровой модели бондианы подчеркивается своеобразием структуры, имитирующей монтажную природу кинематографического текста. Повествование представляет собой совокупность отдельных сцен, создающих эффект визуального присутствия: перестрелки в баре и на улице, интерьер дома и спальни Тианы, охота на крокодилов у отставного военного врача; поход к шаману; прощальная вечеринка на борту яхты и т. д.
Арест главного героя и последующее повествование демонстрируют смену жанровой стратегии, текст организуется по модели советского шпионского романа, романа о разведчике. Свидетельством этого становится, во-первых, включение идеологемы врага. Во время заключения Алексей Козлов допрашивается представителями разных разведок: англичанами (МИ-6, ЦРУ), немцами, итальянцами, французами, израильской разведкой (МОССАД), но при том, что постоянно акцентируется разность их технологий, все они сливаются в обобщенный образ врага.
Во-вторых, в романе последовательно воплощается миф о стойкости и героизме советского человека, а также модель государства как семьи,
включающая в себя, с одной стороны, возможность и даже обязательность жертвенного подвига «сыновей» («Я - советский офицер, советский разведчик Алексей Козлов. Это вы как-то узнали, но больше не узнаете ничего, что бы вы со мной ни делали» [Арбатова, Гупта]), а с другой - заботу «отцов». Последнее ярко заявляет о себе в постоянных упоминаниях Центра; в тюрьме главный герой вспоминает эпизод из прошлого: «Помни, что бы с тобой ни случилось, домой вернешься в целости и сохранности». Первое же раскрывается в последовательном рассказе о пытках, которым подвергается герой, тем не менее остающийся неизменно верным Родине.
В данном случае эффект демифологизации обеспечивается еще и отыгрыванием мотива невольного уважения со стороны врага, достаточно активно используемого в послевоенной литературе, начиная от «Судьбы человека» М. Шолохова и заканчивая романом Ю. Семенова «ТАСС уполномочен заявить...». В итоговом разговоре с Алексеем Козловым и Бродерик, и Глой выражают свое восхищение несгибаемостью Козлова, но используют при этом чрезвычайно стереотипные фразы, причем, контекстуально не подходящие, что и провоцирует отчетливо выраженный пародийный эффект:
- И извините за все, что здесь с вами произошло! - добавил Бродерик, глядя в глаза. - Мы просто не представляли, кто вы такой, а теперь узнали! Никогда в жизни не видел таких упрямых людей. Горжусь, что знаком с вами! Полковник Глой тоже подошел к Алексею, тоже протянул руку и сказал: - Меня тоже извини. Ты нормальный парень и вообще. настоящий мужик» [Арбатова, Гупта].
Третьим вариантом реализации модели романа о разведчиках становится отчетливо выраженная идеологическая составляющая, Советский Союз рассматривается как высшая ценность, страна, ради которой стоит рисковать своей жизнью, и Козлов, хоть и «не понимал масштаба значимости переданной им в Центр информации, но это не имело ни малейшего значения - ведь он давал присягу... » [Арбатова, Гупта]. В-четвертых, в романе также присутствует тема предательства, которая включается и в западноевропейский вариант шпионского романа, но ее присутствие ощущается не в бондиане, а соответствует традиции Дж. Конрада, который ввел образ «двойного агента». В арбатовском же тексте данная тема актуализируется в рамках советского типа шпионского романа. Предателем здесь становится «крот» Гордиевский, приятель по учебе главного героя в МГИМО.
Несмотря на последовательную трансляцию моделей шпионского романа, эти жанровые модели подвергаются пародийному переосмыслению, становясь основой демифологизации внешних масок героя, причем масочность сохраняется не только в отношении ипостаси Отто Шмитда, но и того варианта Алексея Козлова, который видят окружающие. Пародирование западноевропейского варианта обеспечивается упоминанием ряда фактов, связанных с фильмом «Из России с любовью» (фильм был снят «услужливо» для Кеннеди, сцены с крысами были сняты в Мадриде, на дверях советского консульства было написано «ДЕРГАТ и ПИХАТ») [Арбатова, Гупта]). Пародийным аналогом женщины-вамп становится и Тиана (в противоположность героине-соблазнительнице она воплощает образ домашней женщины, которая «.пройдя через горнило западной феминисткой революции, вернулась на родину кисейной барышней»), да и сам Отто Шмитд пародийно противопоставлен Джеймсу Бонду.
Пародирование модели советского шпионского романа обусловливается отчетливой его сте-реотипизацией. Это проявляется на всех уровнях, начиная от самопозиционирования: «Я - советский офицер, советский разведчик Алексей Козлов. Это вы как-то узнали, но больше не узнаете ничего, что бы вы со мной ни делали» и заканчивая смещением акцентов в оппозиции «цивилизация - варварство», акцентирование которой мотивировано антропологической идентификацией понятия «советский человек»1. Смещение акцентов происходит в отношении спецслужб ЮАР и Израиля, каждая из которых, внешне реализуя постколониальную ситуацию (европейцы / русские -африканцы, израильтяне - русские), в действительности тяготеют к полюсу варварства.
Отражением этого становится диалог Глоя и Бродерика:
Каждая буква европейской истории визжит, как свинья на убое! Они думают, все забыли, что они творили в колониях! Но при этом считают себя цивилизованными, а нас варварами! Про русских я уже молчу... только что распустили сталинские лагеря. И тоже учат нас жить! - Но главное даже не это, а то, что при общем дипломатическом бойкоте на нашей земле плюнуть некуда, одни американцы и европейцы! -возмущенно сказал Бродерик. - Одной рукой шарят по нашим рудникам, а другой рукой прекращают с нами дипломатические отношения из-за того же самого расизма» [Арбатова, Гупта].
По этой же схеме выстраивается и образ Жоры из МОССАДа, который пытается сначала
1 См. об этом подробнее [Бреева].
расположить к себе Козлова через «одесский» русский, а после того как это не удается, срывается и выходит за пределы «европейского этике -та» и начинает пинать ногами Козлова, проецируя на него всю злость на СССР.
Деконструирующая функция обоих вариантов шпионского романа мотивируется прежде всего тем, что «мужские» жанровые призмы оказываются неспособны раскрыть тайну героя, становясь лишь основой для продуцирования мифов о нем.
Функцию ремифологизации принимает на себя биографический нарратив, актуализируемый после главы «Фотография» и воплощающийся посредством достаточно обширного ретроспективного плана повествования. Ретроспекции обнажают этапы жизни героя, которые сделали его разведчиком и привели в ЮАР.
Однако в данном случае важным представляется не только и не столько содержание ретроспекций, сколько способ их организации, при этом биографический нарратив обеспечивает реабилитацию главного героя через активизацию «женского» взгляда. Все, что якобы предваряет будущую блестящую судьбу героя, неизменно подается с иронической интонацией; это и книжки, которые покупал отец, которые, как замечает сам Алексей, предупреждали его о будущих опасностях: Маленькие дети! Ни за что на свете Не ходите в Африку, В Африку гулять! В Африке акулы, В Африке гориллы, В Африке большие Злые крокодилы Будут вас кусать, Бить и обижать, -Не ходите, дети, В Африку гулять!
Таким же намеком на будущую профессию становится стихотворение Е. Долматовского «Коричневая пуговка», которым дразнили маленького Алешу: «Он поднял эту пуговку и взял ее с собою, /И вдруг увидел буквы нерусские на ней».
М. Арбатова, отказываясь от открытого психологизма, организует биографический нарратив героя как цепь случайных совпадений, которая выстраивается параллельно общему плану жизни. Случайностью оказывается переезд в Вологду, куда Великая Отечественная война приводит немца Зельмана Шмулевича Щерцовского, покинувшего в 1939 оккупированную Польшу. Именно это событие становится главным условием, которое определяет траекторию жизни юного Алеши. Великолепное знание немецкого языка мальчишки из провинциальной школы позволяет по-
разить комиссию в Москве и поступить на обучение. Такой же случайностью оказывается и мимолетная встреча с Ильей Эренбургом в Москве, который предрекает профессию разведчика герою; затем поступает предложение поработать на Комитет Государственной Безопасности, именно тогда, когда стоит вопрос о распределении выпускников и невозможности практического применения иностранного языка в политических условиях советского союза
Выпускники МГИМО могли полжизни ждать назначения на профильную работу. Дело доходило до того, что, например, ребята с Восточного факультета, свободно владеющие китайским языком, шли работать диспетчерами на станцию "Отпор" на Советско-китайской границе. А выпускники с Западного факультета устраивались комсоргами на китобойные суда в холодные моря [Арбатова, Гупта].
Воспользовавшись этой ситуацией, Алексей проходит практику в Дании, узнает о специфике работы шпионом и становится частью этого мира. Внутренняя природа героя, тайна его «уперто-сти», позволившей ему стать легендой среди разведчиков, дважды становясь агентом под прикрытием, определяется именно этим механизмом случайности.
Таким образом, жанровые стратегии, реализующие тенденции демифологизации / ремифо-логизации, задаваемые автометаописанием, одновременно демонстрируют два взгляда на героя - «мужской» (шпионский роман) и «женский» (биографический нарратив).
Список литературы
Арбатова М. И., Гупта Ш. Д. Испытание смертью или железный филателист. М.: Астрель, 2012 // URL:
Бреева Татьяна Николаевна,
доктор филологических наук, доцент,
Казанский федеральный университет, 420008, Россия, Казань, Кремлевская, 18. [email protected]
Хусаинова Гульчечек Шамсутдиновна,
аспирант,
Казанский федеральный университет, 420008, Россия, Казань, Кремлевская, 18. [email protected]
http://www.e-reading.club/book.php?book=1022316 (дата обращения 11.05.16).
Бреева Т. Н. Идеологическое и национальное в русской литературе 1940-1950-х годов // Вестник ТГГПУ. 2009. №16. С. 17-25.
Мыльников В. С. Авторский комментарий и его художественная функция в произведениях русских писателей XVIII - XX веков: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 1995. 20 с.
Федунина О. В., Кузнецова А. В. Советский шпионский роман периода «Оттепели»: к проблеме жанрового инварианта // Новый филологический вестник. 2008. №2. URL: http://cyberleninka.rU/article/n/ sovetskiy-shpionskiy-roman-perioda-ottepeli-k-probleme-zhanrovogo-invarianta (дата обращения: 11.05.2016).
References
Arbatova, M. I., Gupta, SH. D. (2012). Ispytanie smert'iu ili zheleznyj filatelist [The Trial by Death or the Iron Philatelist]. Moscow, Astrel. // URL: http://www.e-reading.club/book.php?book=1022316 (accessed:
11.05.16). (In Russian)
Breeva, T. N. (2009). Ideologicheskoe i nacional'noe v russkoj literature 1940-1950-h godov [The Ideological and the National in Russian Literature of the 1940-1950s]. Vestnik TGGPU, 2009, No. 16, pp. 17-25. (In Russian)
Fedunina, O. V., Kuznecova, A. V. (2008). Sovetskij shpionskij roman perioda «Ottepeli»: kprobleme zhanro-vogo invarianta [The Soviet Spy Novel of the "Thaw" Period: On the Issue of the Genre Invariant]. Novyj filologicheskij vestnik, 2008, No. 2. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/sovetskiy-shpionskiy-roman-perioda-ottepeli-k-probleme-zhanrovogo-invarianta (accessed: 11.05.2016). (In Russian)
Myl'nikov, V. S. (1995). Avtorskij kommentarij i ego hudozhestvennaia funkciia v proizvedeniiah russkih pis-atelejXVIII-XXvekov: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk [Author's Comments and Their Artistic Function in the Works of Russian Writers of the 18th - 20th Centuries: Ph.D. Thesis Abstract]. Volgograd, 20 p. (In Russian)
The article was submitted on 24.11.2016 Поступила в редакцию 24.11.2016
Breeva Tatyana Nikolaevna,
Doctor of Philology, Associate Professor, Kazan Federal University, 18 Kremlyovskaya Str., Kazan, 420008, Russian Federation. [email protected]
Khusainova Gulchechek Shamsutdinovna,
postgraduate student, Kazan Federal University, 18 Kremlyovskaya Str., Kazan, 420008, Russian Federation. [email protected]
