CC BY
462
СТАТЬИ Г.И. Авцинова
ГЕГЕМОНИЗМ И ЛИДЕРСТВО ГОСУДАРСТВ: ИСТОРИЧЕСКИЕ И СОВРЕМЕННЫЕ АСПЕКТЫ
Аннотация
В статье анализируются феномены гегемонизма и лидерства государств, понятия «культурная гегемония», «мягкая сила» в контексте исторических и современных трендов развития мировых политических процессов и международных отношений. Основываясь на анализе теоретических взглядах некоторых зарубежных исследователей, научных дискуссиях о современной мировой политике, автор выявляет общие и специфические черты анализируемых явлениях. В статье делается вывод о гегемонизме как имманентном свойстве крупных государств, необходимости его минимизации и трансформации в лидерство, для которого не характерны склонность к мессианству, превосходству, исключительности своей страны, переоценка своих и недооценка чужих успехов. Лидерство предусматривает согласование мнений, позиций со своими союзниками и партнерами, а не давление на них под угрозой применения тех или иных санкций с целью принятия «нужных» решений.
Ключевые слова:
мировая политика, международные отношения, государство, лидерство, гегемонизм, «культурная гегемония», «мягкая сила», национальная безопасность.
G. Avtsinova
HEGEMONISM AND LEADERSHIP OF: HISTORICAL AND CONTEMPORARY PERSPECTIVES
Abstract
This paper analyzes the phenomenon of hegemony and leadership of the states, the concept of «cultural hegemony», «soft power» in the context of historical and contemporary trends in the development of World Politics and International Relations. Based on the analysis of theoretical views of some foreign researchers, academic discussions about contemporary global politics, the author reveals the general and specific features of the phenomenon. The article concludes that hegemony as the inherent properties of the large states, minimizing the need for its transformation into a leader and who is not characterized by a tendency to messianism, excellence, exclusivity of their country, their revaluation and the underestimation of other people's success. Leadership involves the coordination of opinions and positions with its allies and partners, rather than pressure on them under the threat of the use of certain sanctions in order to make the «right» decisions.
Key words :
world politics, international relations, government, leadership, hegemony «cultural hegemony», «soft power», national security.
В современных условиях вопросы лидерства государств на международном или региональном уровнях приобретают особую актуальность. Происходят существенные трансформации в Европейском Союзе. Сложности и
противоречия в функционировании ЕС, социально-экономическое, политическое, психологическое неравенство государств-основателей и вновь присоединившихся стран, которые все чаще и острее ощущают себя «задворками» Европы, позволяют некоторым аналитикам делать выводы о распаде ЕС в ближайшем обозримом будущем. Продолжаются дискуссии в среде ведущих европейских политиков и бизнесменов относительно целесообразности введения санкций против России [7, с. 70-77]. Несмотря на попытки формирования ее негативного имиджа нашей страны в связи вхождением Крыма и Севастополя в состав РФ, она укрепила свои позиции на мировой арене, превратилась в самостоятельный центр силы и международного влияния. В условиях негативных издержек от продолжающегося мирового кризиса, неблагоприятной экономической и политической конъюнктуры, эскалации войны в Украине, активизации деятельности террористических организаций, учащения техногенных и природных катаклизмов происходит существенная модификация роли и механизмов взаимодействия государств. Многие государства вынуждены выстраивать межгосударственные связи и отношения вопреки их экономическим и национальным интересам, переходить от союзничества к конфронтации, от взаимовыгодного партнерства к протекторату (покровительству). Действия НАТО по урегулированию этнического конфликта в Косово свидетельствовали о попирании принципов международных отношений, принятых государствами в середине 70-х годов 20 века в Хельсинки, разрушении сложившейся на их основе системы международного права. Сегодня эта негативная тенденция набирает силу. Для всего мирового сообщества опасным становится стремление некоторых государств к достижению или удержанию мирового господства любой ценой, амбиции некоторых лидеров, их стремление диктовать свою волю суверенным государствам. Опасность усиливается в связи с тем, что в международных политических процессах не существует легитимного центра принуждения, единого источника власти, воле которого подчинялись бы все акторы международных отношений, признаваемых на деле, а не просто декларируемых норм международного права. Недооценка, нередко игнорирование и прямое нарушение международного правового поля адекватно отразилось в нарушении принципов международного права, которые сегодня все чаще становятся «правом силы». Конечно, нельзя отрицать положительный опыт сотрудничества государств в рамках ООН, ОБСЕ и других организаций. Однако очевидны односторонняя трактовка некоторыми государствами норм между-
народного права, прямое их нарушение, двойные стандарты, что усиливает непредсказуемость, дисфункциональность и диспропорциональность международных взаимодействий, провоцирует и усиливает конфликты разного уровня и типа. Безусловно, в области международных отношений существуют некоторые возможности для их правового и нравственного регулирования. Более того, современная ситуация требует от всех государств незамедлительных, активных действий, направленных на объединение народов, наций и культур в единое сообщество, ориентации на гуманитарные ценности. Однако международная политическая практика, политические события прошлого и настоящего красноречиво свидетельствуют о том, что эффективность и результативность регулирования международных взаимодействий в большей степени определяется мощными экономическими и военными ресурсами государств, а не политической поддержкой международных институтов, хотя роль последних не отрицается [8; 9].
В современных условиях резко возросла непредсказуемость международных отношений, государства постоянно меняют свои позиции, мнения, тактику по отношению друг к другу. Различные конфигурации неравномерных и неравновесных отношений между государствами (равноправия, подчинения, соперничества, доминирования, устойчивого союза, временного охлаждения, четко выстроенных и хаотичных отношений, более предсказуемых и менее предсказуемых и т.д.) возникают даже во взаимодействии союзных стран, входящих в те или иные блоки государств. Несбалансированность международных отношений усиливают негосударственные акторы: международные неправительственные организации, транснациональные компании, национальные, конфессиональные, демографические группы, террористические группировки и т.д., привносящие в политику свое видение развития мировых траекторий, руководствующих своими специфическими интересами и целями. Усложняется и мотивация участия в мировой политике. Необходимо также учитывать влияние личностного поведения политических лидеров. Например, бывшие политики нередко играют роль посредников в урегулировании конфликтов. Велика роль и ответственность действующих политических лидеров, особенно если с их именем ассоциируется страна, они персонифицируют и олицетворяют собой государственную власть в глазах мирового сообщества. Эти и другие факторы актуализируют исследование проблематики гегемонизма и лидерства государств [15].
Определимся в понятиях «гегемонизм» и «лидерство с учетом специфики государства как политического института, выявим линии их совпадения и расхождения. Термин «гегемонизм» произошел от греческого термина «hegemonía», означающего господство, руководство, предводительство, выражающего стремление субъекта политики к господству. Это теория и политическая практика, обосновывающие и обеспечивающие главенствующую, руководящую роль государства (социальной группы, партии) в стране (регионе, мире), выражающуюся в попытках установить монополию на власть, диктовать свою волю и требовать от других акторов политического взаимодействия беспрекословного ее выполнения. Идейным источником гегемонизма как теории и практики являются обычно различные радикалистские, расистские, националистические, шовинистические и иные идеи и взгляды. Данные и подобные им идеологии обосновывают идеи о якобы изначальном превосходстве одних стран, народов, социальных слоев и групп над другими, право той или иной политической силы диктовать свою волю другим субъектам социально-политического взаимодействия, быть единственным выразителем высших интересов государства, нации, прогресса, истинной религии и т.д. Политические оппоненты в данном случае воспринимаются и характеризуются не как равноправные участники политического процесса, интересы которых необходимо учитывать для обеспечения баланса интересов и устойчивости международной системы, а как антинациональная, реакционная сила, не имеющая права на существование [1]. Гегемонизм может отражать объективно обусловленную, руководящую роль какого-либо класса, партии, блока или страны. Например, гегемония буржуазии в буржуазных революциях 17-18 вв. была объективно определена необходимостью приведения в соответствие растущего экономического и политического потенциала этого класса. В 40-е годы XIX века марксизм обосновал руководящую роль пролетариата как гегемона пролетарской революции. Проанализировав характер капиталистического экономического производства, кризисы перепроизводства, которые уже имели место к этому периоду, уровень и характер эксплуатации рабочих и практически полное отсутствие социального законодательства, марксизм пришел к следующим выводам. Совместный труд на крупных предприятиях объективно делает рабочий класс самым организованным классом. Он является самым эксплуатируемым классом, так как не имеет отношения к средствам производства, не имеет собственности, поэтому он является и наиболее последовательным, революционным клас-
сом, которому «нечего терять, кроме своих цепей». Исходя из этого, марксизмом была обоснована роль пролетариата в качестве гегемона пролетарской революции.
Гегемонизм имеет внутри и внешнеполитические аспекты. Во внутренней политике гегемонизм власти ведет к обострению противоречий, стимулированию конфликтов, тотальному контролю над всеми сторонами жизни, подавлению или устранению оппозиции и т.д. В практике межгосударственного взаимодействия гегемонистские ориентации закономерно трансформируются в политику, направленную на полное подчинение своему влиянию других субъектов мировой политики, сокрушение и уничтожение конкурентов, а нередко и оппонентов. На международной арене гегемонизм проявляется в диктате, экспансии, попытках подчинить своему влиянию более слабые государства, стремлении выполнять роль мировой мессии, призванной определить пути развития всего человечества. Политический гегемонизм трудно совместим с политическим и идеологическим плюрализмом, равноправием государств и народов, взаимовыгодным партнерством. Международные отношения всегда отражают конкуренцию, стремление занять главенствующие позиции если не в большинстве, то хотя бы в некоторых сегментах мировой политики. В этой связи необходимо подчеркнуть, что каждой из крупных держав в определенной мере присущи гегемонистские стремления. Это проявлялось, например, в колониальной экспансии, стремление контролировать и подчинять своему влиянию более слабые страны, малые государства, что приводило к кровопролитным войнам, стимулировало создание коалиций (например, Антанта, Тройственный Союз), соперничество между которыми в годы Первой мировой воны (1914-1918 гг.) закономерно вылилось в противоборство за гегемонию в глобальном масштабе. Стремление к мировой гегемонии демонстрировали фашистские и милитаристские державы во Второй мировой войне (1939-1945 гг.). Мировое сообщество, пережив потери и ужасы Второй мировой войны, стремилось минимизировать влияние гегемонистской идеологии и политики через создание международных организаций, закрепление принципов равноправия государств, уважения их суверенитета, неприкосновенности границ, однако крупные державы фактически осуществляли гегемонию, хотя и в разной степени и разными методами.
Для достижения своих целей политические силы, стремящиеся к мировой или региональной гегемонии, могут использовать разные методы - от
прямого насилия, вооруженного вторжения до демократических процедур. Современная практика свидетельствует и о наличии «мягких» форм гегемонизма, которые одним из первых исследовал итальянский коммунист А. Грамши. Он обратил внимание на узость традиционной трактовки понятия «гегемонизм», в которой внимание фокусируется лишь на негативных аспектах термина, репрессивных функциях капиталистического государства. А. Грамши подчеркнул идеологический контекст понятия, который, в его трактовке, предполагает «культурное господство» одного класса над другим. «Культурное господство» достигается с помощью технологии консенсуса через управление содержанием культуры и ведущих учреждений, ее формирующих и транслирующих. Согласно А. Грамши, государство является основным институтом принуждения, однако государство не существовать без общественного согласия, которое достигается через осуществление идеологического господства, «культурной гегемонии». Важнейшим, неотъемлемым компонентом достижения общественного согласия, «культурной гегемонии» А. Грамши считал гражданское общество с такими его институтами, как семья, церковь, профсоюзы, образование, СМИ. Чем более развито гражданское общество и его институты, тем вероятнее, что гегемония будет достигнута не насильственными, а мирными, идеологическими средствами. Для уничтожения капитализма, по мнению А. Грамши, угнетенный класс, помимо противостояния угнетению, должен опровергнуть идеи правящего класса, добиться идеологического превосходства, сформировать революционное сознание. Сегодня актуальность и востребованность идей А. Грамши обусловлена тем, что он обосновал важность убеждений, идеологии, ценностных ориентаций, социокультурной оснащенности политических акторов. Он фокусировал внимание на феномене гегемонии не только как политической необходимости, но и как важного фактора стабилизации существующей структуры власти и международного влияния, но не через репрессивный аппарат, а с помощью «культурной гегемонии» неотъемлемым компонентом которой является гражданское общество, гражданское сознание и ответственность [5].
Аналогичные идеи сегодня высказывает Джозеф Най, концепция «мягкой силы» которого стала очень популярна. «Мягкая сила» трактуется, как способность государственной власти добиваться от акторов политической жизни желаемых результатов на основе одобрения решений и действий власти, в целом привлекательности проводимой элитой политики, что обеспечи-
вает их добровольное участие, в отличие от «жёсткой силы», которая подразумевает принуждение. Безусловно, власть обязана использовать гибкие и разнообразные методы и формы презентации своих решений, оправдания своих действия и коммуницирования с гражданским обществом по широкому кругу нерешенных проблем [10, с. 165-179]. Политический, экономический и идеологический плюрализм, культурное многообразие, соблюдение прав и свобод человека и т.д. только при соблюдении баланса национальных и инонациональных культурных элементов и определенном контроле способствуют достижению общественного компромисса и консолидации, развитию разносторонних международных связей и отношений. Однако очевидно и другое. Техника, технологии, музыка, язык, фильмы, одежда, литература, мода и все, что принято считать элементами «мягкой силы», формируют культурные и политические ценностные ориентации, потребительские предпочтения, общественные и индивидуальные жизненные траектории развития. Предпочтение или насаждение элементов «мягкой силы» одной культуры и недооценка, игнорирование или искоренение ценностей другой культуры всегда ведут к внутренней и внешней политике, продуцирующей и транслирующей гегемонизм. При дисбалансе внедрения элементов «мягкой силы» в инокультурную и политическую системы, при всем многообразии форм ее проявления и благовидности изначальных целей и намерений, «мягкая сила» является инструментом гегемонизма, манипулятивным средством реализации собственных интересов в ущерб других интересов. В конечном итоге это всегда проявляется в попытках трансформировать много-векторность, взаимозависимость государств в одностороннюю зависимость через военно-политические, экономические, культурные, психологические и иные ресурсы. Следует подчеркнуть, что концепция «мягкой силы» была подвергнута критике как неэффективная, в частности, Нилом Фергюсоном (Niall Ferguson), по мнению которого субъекты международных отношений должны реагировать только на экономические и военные санкции. После Второй мировой войны в условиях «холодной» войны СССР и США, как сверхдержавы, фактически осуществляли гегемонистскую политику в рамках своих интересов через военные и экономические блоки. Сегодня нельзя отрицать влияние культуры на выбор политических предпочтений, стратегий и тактик политических действий и взаимодействий. Однако ценности иной культуры могут играть негативную роль, вносить дисбаланс, стать фактором разъединения общности и способствовать проведению гегемонистской поли-
тики другого государства на собственной территории только при попустительстве властвующей элиты, о чем красноречиво свидетельствует опыт России 90-х годов ХХ века [4, с. 18-23].
Гегемонизм. как вирусное заболевание, постоянно модифицируется. В современных условиях структурирования нового мирового порядка появляются новые формы гегемонизма. Феномен проявляется через стремление некоторых государств включить в сферу своих национальных интересов все новые и новые территории, находящиеся на существенном отдалении от границ государства-гегемона. Вызывает беспокойство мирового сообщества за судьбы человечества политика некоторых государств найти любой повод для вторжения на территорию суверенного государства под предлогом «защиты демократических ценностей, прав и свобод человека» даже в том случае, если их об этом не просили. Сегодня гегемонизм проявляется в стремлении навязать другим государствам с иной системой ценностей, культурой, религией собственные ценности, образ и стиль жизни, желании превратить международные организации в инструмент преимущественного обеспечения интересов одной державы или группы государств, что чревато серьезными коллизиями в мировой политике. Как бы ни модифицировался и не трансформировался гегемонизм, адекватно новым цивилизационным вызовам, продуцируя новые риски и конфликты «нового поколения», его суть, как феномена, остается - это трансформация всего многообразия взаимосвязей и взаимозависимостей акторов мировой политики, объективно требующих согласования и учета их интересов, в одностороннюю зависимость от гегемона [1; 6].
Вместе с тем следует признать, что гегемонизм - имманентное свойство крупных держав. В условиях глобализации «сжатие мира» (О.Янг), повышение роли транснациональных корпораций, оказывающих прямое давление на политику национальных элит, модификация сегментов связи, информации, коммуникации объективно приводит к определенной эрозии традиционных политических институтов, в том числе и государства, которое становится недостаточно эффективным институтом достижения национальной безопасности и благосостояния своего народа. Однако субъективно, несмотря на все перемены, крупные державы никогда не приуменьшали для себя важность следования принципам силового сдерживания конкурентов, «присутствия» в определении стратегии мирового развития, решении значимых общемировых проблем, проведения собственных интересов, что невоз-
можно осуществить без соответствующего экономического, военного и идеологического сопровождения. Известные исследователи и политики (Зб. Бже-зинский, Дж. Болл, Дж. Кеннан, Г. Моргентау, У. Ростоу и др.) справедливо считали проявление силы, стремление к достижению национальных интересов основным, имманентным стремлением всякого государства, а международную политику как сферу соперничества, борьбы, конкуренции суверенных государств за их обеспечение. Известно, что авторитетный американский политолог, представитель теории неореализма; профессор политической науки Калифорнийского и Колумбийского университетов, президент Американской ассоциации политической науки (1987-1988 гг.), член Американской академии искусств и наук, лауреат премии имени Дж. Мэдисона (1999 г.). К. Уолтц ставил под сомнение реалистичность идеи роста взаимозависимости государств в современном мире. Он считал, что феномен взаимозависимости наблюдается лишь в сегменте отдельных фирм и корпораций, но не на уровне государств. Растиражированная идея взаимозависимости стран, по мнению К. Уолтца, является идеалистичной, она лишь затрудняет анализ глубокого неравенства стран, их реальных возможностей влияния на мировых процессы, ориентирует мировое сообщество на идеализированные цели и перспективы.
Сегодня бессмысленно опровергать тезис о том, что даже для крупных государств решение таких глобальных проблем, как предотвращение техногенных и гуманитарных катастроф, мирное освоение и использование космоса, борьба с терроризмом, охрана окружающей среды, борьба со СПИДом, распространением наркотиков, инфекционных заболеваний и т.д. требует сотрудничества, объединения ресурсов государств. Но справедливо и другое. Отсутствие верховного арбитра в международных отношениях объективно диктует государствам такую стратегию и тактику поведения на мировой арене, которые бы обеспечили превосходство, защиту собственной страны, ее устойчивую безопасность. Отсюда и стремление государств к созданию такого баланса сил, который способен быть сдерживающим фактором в условиях и «мягкого», и «силового» противостояния конкурентам. На мировой арене баланс сил между государствами и блоками государств является фактически почти единственным эффективным сдерживающим механизмом и собственно политическим регулятором их взаимодействий. Думается, что проблема состоит в минимизации гегемонистских устремлений, являющихся имманентным свойством, присущим крупным государствам. Для
этого необходимо соблюдение норм международного права, увеличение роли малых и средних государств в решении мировых проблем, учет их мнений и позиций при выработке согласованных нормативных документов, ответственность при принятии решений и др. [3, с. 9-14].
Лидерство государств, как и гегемонизм, характеризует степень влияния, воздействия страны на мировые процессы и акторов межгосударственных взаимодействий при сохранении способности презентовать и отстаивать свои национальные интересы в условиях усиления разносторонности межгосударственных отношений, сложно прогнозируемых подвижек в мировой политике. Определенная непредсказуемость во взаимоотношениях государств обусловлена многими причинами. В немалой степени она связана с увеличением количества стран, обладающих ядерным оружием, а также амбициями некоторых мировых лидеров. Лидерство государств предполагает активную внешнеполитическую деятельность, нацеленную на поиск оптимальной модели сочетания государственных, национальных интересов и интересов своих партнеров для достижения мира и укрепления собственной и международной безопасности и стабильности. Возможности и механизмы влияния государств частично носят объективный характер, поскольку их наличие или отсутствие не всегда зависит от усилий и поведения субъекта мировой политики (выход к морю, природные богатства, выгодное расположение и т.д.). Поэтому помимо природных и военных ресурсов, большое значение имеют экономические, политические, идеологические, культурные ресурсы. Их формирование во многом зависит от государства. Например, в 90-е годы 20 века в России насаждалось мнение о том, что русские являются ленивой, пьющей нацией, склонной к тоталитаризму, не имеющей «способности» к «демократическим» свободам, процедурам и ценностям в трактовке некоторых западных исследователей, что вольно или невольно формировало чувство собственной ущербности, ущербности, некоторой «недоцивилизованно-сти». В этой связи необходимо подчеркнуть важность социокультурного аспекта в реализации государством своих лидерских потенций. Он предполагает, помимо других направлений, действия государства по недопущению ущемления другими странами своих национальных интересов, национальной культуры и традиций, отстаивание права своего народа реализовывать в социуме то понимание демократии, свободы, справедливости, которое адекватно социокультурным, историческим и национальным особенностям развития государства, культуре и менталитету граждан.
Гегемонизм и лидерство во многом схожие явления. В реальной практике их трудно, а порой и невозможно разграничить, что, в частности, обусловлено идеологическими соображениями, блоковыми интересами, политической конъюнктурой, личностным восприятием и многими другими объективными и субъективными факторами. Активная, наступательная внешняя политика по реализации национальных интересов, перманентное стремление повышать свое влияние на ход и исход мировых политических событий и процессов объединяют явления гегемонизма и лидерства государств. Но между ними можно выделить линии расхождения. В отличие от гегемонизма, лидерство не характеризуется склонностью к мессианству, превосходству, исключительности своей страны, переоценкой своих и недооценкой чужих успехов и достижений, выдвижением «неоспоримых» истин, каковыми признаются лишь собственные идеи и взгляды. Лидерство предусматривает согласование мнений, позиций со своими союзниками и партнерами, а не давление на них под угрозой применения тех или иных санкций с целью принятия «нужных» решений [14, с. 116-118].
Сегодня США позиционируют себя в качестве мирового лидера. Новая стратегия национальной безопасности, принятая в феврале 2015 года, обязывает Соединенные Штаты защищать и отстаивать национальные интересы за счет «сильного и устойчивого американского лидерства». «Успешная стратегия обеспечения безопасности американского народа и продвижения интересов нашей национальной безопасности, - считает президент США, -должна начинаться с одной неоспоримой истины - Америка должна быть лидером» (выделено мною - Г.И. Авцинова) [12]. В противоположность стремлению позиционировать себя в качестве лидера, многочисленные факты свидетельствуют о том, что во внешней политике США нарастают гегемони-стские риторика и тенденции. В этой связи проанализируем речь Б. Обамы от 13 февраля 2015 года по случаю представления новой «Стратегии национальной безопасности» и приведем некоторые выдержки из его речи. «Мы обладаем вооруженными силами, чья мощь, технический уровень и геостратегический охват не имеют себе равных в истории человечества». «Мы обновили свои альянсы от Европы до Азии».
«Соединенные Штаты обладают уникальной возможностью мобилизовать мировое сообщество, и смело ответить» на глобальные вызовы. Заметим, что не ставится задача провести совместные консультации, выработать общие позиции, согласованные решения по актуальным вопросам междуна-
родных отношений, а ставится задача «мобилизовать мировое сообщество». США подтверждают свою «приверженность союзникам и партнерам», но «готовы действовать в одностороннем порядке, когда возникают угрозы нашим коренным интересам, а также «мобилизовать» другие страны «на коллективные действия» надо полагать для защиты интересов США. Американский Президент США признается, что «на всех фронтах» страна «лидирует с позиции силы», хотя это, по мнению Б. Обамы, «не означает, что мы можем и должны диктовать миру траекторию всех происходящих в нем событий». События последних лет «наглядно продемонстрировали силу и значимость незаменимого (выделено мною - Г.И. Авцинова) американского лидерства в мире. Мы мобилизовали и возглавили международные усилия по наказанию России и противодействию ее агрессии», остается огромное множество вызовов, для противодействия которым необходимо непрестанное (выделено мною - Г.И. Авцинова) американское лидерство, американская исключительность (выделено мною - Г.И. Авцинова) зиждется не только на силе нашего оружия и экономики. Прежде всего, это продукт наших основополагающих ценностей, включая власть закона и всеобщие права, а также упорство, талант и разнообразие американского народа». США намерены «лидировать, используя все инструменты американской мощи» [12].
Согласно новой стратегии национальной безопасности, США намерены помочь Европе в вопросах энергобезопасности и диверсификации импорта энергоресурсов с целью «углубляющейся зависимостью Европы от российского природного газа», содействовать «процветанию, безопасности и демократии» Западного полушария за счет расширения сотрудничества с Кубой, содействовать борьбе с терроризмом, «Исламским государством», «Аль-Каидой, вирусом «Эбола». Характерно, что так называемая российская агрессия упоминается в документе в общей сложности полтора десятка раз [13] в одном ряду с «насильственным экстремизмом и меняющейся террористической угрозой», «вызовами в сфере кибербезопасности», «ускоряющимися последствиями изменения климата», а также «распространением инфекционных болезней». Новая стратегия национальной безопасности США предусматривает «укрепление американского и международного потенциала предотвращения конфликтов как между государствами, так и в их пределах» (выделено мною - Г.И. Авцинова), США « будут в одностороннем порядке использовать военную силу в случае угрозы гражданам страны или стран-союзников» (выделено мною - Г.И. Авцинова) [13]. Стоит также отметить,
что согласно проекту бюджета, внесенного в Конгресс президентом США Бараком Обамой, Белый дом предлагает выделить 789 млн долларов на увеличение военного присутствия в Европе в 2016 году. Кроме того, Вашингтон израсходует в 2016 году 9,6 млрд долларов на программы противоракетной обороны. Параграф о «противодействии России» включен в качестве одного из приоритетных в бюджетное послание администрации Барака Обамы [13].
Приходится констатировать: действующая стратегия национальной безопасности России требует пересмотра, она не адекватна новым вызовам и рискам, отстает от потребностей современного развития страны и мира. Концепция национальной безопасности РФ была утверждена в 1997 году, в 2000 году, в начале первого президентского срока правления В.В. Путина она была обновлена, но в 2009 году была заменена на новый документ -«Стратегию национальной безопасности РФ до 2020 года». В мае 2015 года руководство страны объявило о необходимости пересмотра стратегии безопасности и принципов деятельности в сфере внешней политики и международных отношений. В первую очередь необходим пересмотр концептов информационной безопасности и политической стабильности с учетом беспрецедентной информационной войны, ведущейся сегодня против России [11, с. 162-166]. Приоритетной задачей повышения политического влияния России в мире является не просто увеличение объема и плотности транслируемой информации, а продвижение позитивного образа России, что невозможно без распространения разносторонней, объективной и правдивой информации о нашей стране, блокирования негативной информации и дезинформации. Необходимо также зафиксировать «опорные точки», которые станут ценностно-смысловым ядром российской «мягкой силы», признающейся официальными кругами страны в качестве потенциального направления внешней политики России с середины 2012 года. Дальнейшего обобщения, структурирования и концептуального осмысления требуют феномены и процессы, происходящие в информационно-коммуникативной среде, компоненты российской «мягкой силы», эффективные технологии воздействия на мнение мировой и российской общественности [2].
Сегодня США объединяют усилия ряда государств в противостоянии России, открыто объявляют нашу страну «агрессором». Необходимо осознать, что США являются сегодня нашим главным соперником в геополитическом противостоянии, что требует не агрессивной, воинственной политики, а целенаправленного перманентного наращивания усилий по решению своих
внутренних задач, увеличению потенциала, углублению интеграции на постсоветском пространстве, развитию всестороннего сотрудничества с нашими союзниками и партнерами и всеми заинтересованными в этом государствами. Только так можно противостоять американской внешнеполитической «стратегии перемалывания» (А.Д. Богатуров).
Литература
1. Авцинова Г.И. Гегемонизм // Социологическая энциклопедия. В 2-х томах. Том 1. М., 2003.
2. Бронников И.А., Буренко В.И., Горбачев А.А. и др. Модернизация политических институтов, процессов и технологий в условиях глобализации: монография / Под ред. О.Е. Гришина, А.К. Сковикова. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2012.
3. Буренко В.И. О политической модернизации в современной России в контексте особенностей ее правящего класса // Вестник Университета (Государственный университет управления). 2012. №17.
4. Буренко В.И. Современный политический процесс и понятие «политическая элита» // Вестник Университета (Государственный университет управления). 2011. №20.
5. Грамши А. Искусство и политика: В 2-х томах. М., 1990.
6. Загладин Н.В. Гегемонизм политический // Политическая энциклопедия. В 2-х томах. Том 1. М., 1999.
7. Златанов Б.Г. Особенности модернизации на постсоциалистическом пространстве // Знание. Понимание. Умение. 2015. №1.
8. Матвеенко Ю.И. Политический риск: о некоторых методах и прикладных моделях его анализа и изучения // Социология власти. 2012. №1.
9. Матвеенко Ю.И. Современные подходы к изучению риска // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2012. №1-1.
10. Матвеенко Ю.И., Галаева М.Г. «Мягкая сила» как фактор современной геополитики // PolitBook. 2015. №1.
11. Сковиков А.К. Современные проблемы национальной безопасности России // Управление мегаполисом. 2010. №5.
12. Стратегия национальной безопасности («The White House», США) http://inosmi.ru/op_ed/20150213/226255885.html (дата обращения 08.05.2015).
13. США представили новую стратегию национальной безопасности // Режим доступа http://vz.rU/news/2015/2/6/728327.html (дата обращения 07.05.2015).
14. Шабров О.Ф. Стандарты качества в государственном управлении и политике // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2009. Т. 2. №5.
15. Шабров О.Ф. Испытание разнообразием: пределы управления в современном мире // Государственная служба. 2007. №2.
References
1. Avtsinova G.I. Gegemonizm. Sotsiologicheskaya entsiklopediya. V 2-kh tomakh. Tom 1. M., 2003.
2. Bronnikov I.A., Burenko V.I., Gorbachev A.A. i dr. Modernizatsiya politicheskikh institutov, protsessov i tekhnologii v usloviyakh globalizatsii: monografiya. Pod red. O.E. Grishina, A.K. Skovikova. M., 2012.
3. Burenko V.I. O politicheskoi modernizatsii v sovremennoi Rossii v kontekste osobennostei ee pravyashchego klassa. Vestnik Universiteta (Go-sudarstvennyi universitet upravleniya). 2012. №17.
4. Burenko V.I. Sovremennyi politicheskii protsess i ponyatie « poli-ticheskaya elita». Vestnik Universiteta (Gosudarstvennyi universitet uprav-leniya). 2011. №20.
5. Gramshi A. Iskusstvo i politika: V 2-kh tomakh. M., 1990.
6. Zagladin N.V. Gegemonizm politicheskii. Politicheskaya entsiklopediya. V 2-kh tomakh. Tom 1. M., 1999.
7. Zlatanov B.G. Osobennosti modernizatsii na postsotsialisticheskom prostranstve. Znanie. Ponimanie. Umenie. 2015. №1.
8. Matveenko Yu.I. Politicheskii risk: o nekotorykh metodakh i prikladnykh modelyakh ego analiza i izucheniya // Sotsiologiya vlasti. 2012. №1.
9. Matveenko Yu.I. Sovremennye podkhody k izucheniyu riska. Iz-vestiya Tul'skogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye nauki. 2012. №1-1.
10. Matveenko Yu.I., Galaeva M.G. «Myagkaya sila» kak faktor sovremennoi geopolitiki. PolitBook. 2015. №1.
11. Skovikov A.K. Sovremennye problemy natsional'noi bezopasnosti Rossii. Upravlenie megapolisom. 2010. №5.
12. Strategiya natsional'noi bezopasnosti («The White House», SShA) http://inosmi.ru/op_ed/20150213/226255885.html (data obrashcheniya 08.05.2015).
13. SShA predstavili novuyu strategiyu natsional'noi bezopasnosti. Rezhim dostupa http://vz.ru/news/2015/2/6/728327.html (data obrashche-niya 07.05.2015).
14. Shabrov O.F. Standarty kachestva v gosudarstvennom upravlenii i politike. Problemnyi analiz i gosudarstvenno-upravlencheskoe pro-ektirovanie. 2009. T. 2. №5.
15. Shabrov O.F. Ispytanie raznoobraziem: predely upravleniya v sov-remennom mire. Gosudarstvennaya sluzhba. 2007. №2.
