CC BY
58
376
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 1 (2), с. 376-379
ФИЛОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 811.16
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ПОСЕССИВНОЙ БЫТЬ-КОНСТРУКЦИИ «У + РОД. ПАДЕЖ СУБЪЕКТА ОБЛАДАНИЯ» В РАЗНЫХ СПИСКАХ «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»
© 2014 г. А.В. Калистратова
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского [email protected]
Поступила в редакцию 27.09.2013
Анализируются структура и функционирование предикативных посессивных БЫТЬ-конструкций в разных списках «Повести временных лет» (Лаврентьевская летопись, Радзивиловская летопись, Троицкая летопись, рукопись Московской духовной академии). Выявляются особенности употребления БЫТЬ-конструкций в анализируемом памятнике.
Ключевые слова: категория посессивности, посессивные отношения, БЫТЬ-конструкция, ИМЕТЬ-конструкция, древнерусский язык, «Повесть временных лет».
Вопрос о сущности такого понятия, как «обладание» издавна привлекал внимание исследователей различных областей научного знания -историков, философов, психологов, лингвистов. Неоднократно отмечалось, что категория посессивности является универсальной категорией человеческого мышления [1, с. 201; 2, 251;]. Категория посессивности находит отражение в любом языке и, как правило, имеет широкий и разнообразный спектр средств языкового выражения. Среди лексических и синтаксических способов выражения посессивных отношений особое место занимают предикативные посессивные конструкции с глаголами быть и иметь. Традиционно считается, что в русском языке наиболее типичным и часто встречающимся способом языкового выражения категории посессивности является конструкция «у + род. падеж субъекта обладания». По этому признаку русский язык относят к группе так называемых esse-языков в противоположность habere-языкам, в которых посессивные отношения выражаются конструкцией с глаголом «иметь» и винительным падежом объекта обладания (ср. русск. У меня есть дочь и чеш. 111:1111 ^еги). Однако многие исследователи обращали внимание на то, что русский язык нельзя назвать esse-языком в чистом виде, потому что ему известны и конструкции с глаголом «иметь» [1, с. 202]. Последние, как правило, используются в книжном стиле речи, в составе
фразеологических оборотов. Актуальным представляется вопрос о структуре и функционировании БЫТЬ- и ИМЕТЬ-конструкций в письменной речи на разных этапах истории русского языка.
Настоящая статья посвящена анализу функционирования предикативной посессивной БЫТЬ-конструкции «у + род. падеж субъекта обладания» в «Повести временных лет». Особый интерес представляет употребление БЫТЬ-конструкций в разных списках «Повести временных лет». Нами был проведён сравнительный анализ четырёх списков памятника по Лав-рентьевской, Радзивиловской и Троицкой летописям и рукописи Московской духовной академии.
Анализ посессивных предикативных конструкций осложняется неоднородностью посессивных отношений, выражаемых этими конструкциями. В лингвистике нет единого взгляда на то, какие денотативные ситуации, а следовательно, и соответствующие им языковые структуры можно называть посессивными. Принято выделять узкую и широкую трактовку посес-сивности [1, с. 202; 3, с. 577; 4, с. 100]. В целом интерпретация посессивных отношений зависит от понимания двух основных участников этих отношений - субъекта и объекта посессии. Так, одни лингвисты считают, что субъектом посессивных отношений может быть только человек. Другие, менее жесткие концепции указывают на
то, что прототипически субъект посессии должен быть одушевлённым. Третьи включают в число возможных субъектов посессии неодушевлённые предметы [3, с. 578; 5, с. 2].
Трактовки объектов посессии также могут быть различны. В самом узком понимании это только предметы реальной действительности. Субъект посессии в таком случае - человек, а посессивные отношения сводятся к отношениям собственности. Некоторые лингвисты добавляют к возможным объектам посессии одушевлённые существительные, имеющие с субъектом (тоже одушевлённым) различного рода связи. В перечень объектов посессии могут также включаться части целого - субъекта [5, с. 2]. Наконец, при наиболее широком понимании в число объектов посессии попадают не только имена существительные, обозначающие предмет или лицо, но и обозначения событий, происходящих с субъектом, его качеств, а также другие имена существительные с различной абстрактной семантикой [1, с. 203; 3, с. 578].
Нам представляются достаточно обоснованными высказывания в пользу широкого понимания посессивных отношений [1, с. 203; 3, с. 578]. Так, О.Н. Селиверстова отмечает, что «использование во многих языках одного формального средства для обозначения и отношения собственности, и отношения части к целому, и отношения продукта к его производителю и т. д. не может быть случайным. Оно говорит о том, что все эти отношения семантически близки» [3, с. 578]. При этом представляется важным, особенно для исторического исследования, создание классификации предикативных посессивных конструкций в русском и древнерусском языках по разным параметрам - в зависимости от типа предиката, субъекта и объекта.
I. По типу предиката предикативные посессивные конструкции, как уже указывалось, делятся на ИМЕТЬ-конструкции и БЫТЬ-кон-струкции. Причём для древнерусского языка среди БЫТЬ-конструкций можно выделить два подтипа: с родительным принадлежности с предлогом у и дательным принадлежности без предлога.
II. По типу субъекта посессии можно выделить следующие виды посессивных конструкций:
1. Конструкции с одушевлёнными субъектами;
2. Конструкции с неодушевлёнными субъектами;
III. По типу объект посессии:
1. Конструкции с одушевлёнными объектами;
2. Конструкции с неодушевлёнными объектами, среди которых можно отметить следующие виды объектов:
• Объект - предмет реальной действительности;
• Объект - составная часть субъекта;
• Объект - явление реальной действительности;
• Объект - абстрактное понятие;
• Объект - качество.
Заметим, что приведённые виды объектов не являются вполне изолированными и независимыми друг от друга. Могут встречаться смешанные, переходные, а также осложнённые случаи. Так, например, в предложении у неё голубые глаза объект поссиденции (глаза) представляет собой так называемую неотторжимую часть субъекта, но при этом он распространяется качественной характеристикой (голубые), становясь, таким образом, качеством субъекта. В целом такие случаи, когда предложение с предикативной посессивной конструкцией осложняется различными распространителями (определениями объекта, обстоятельствами места или времени) чешский лингвист Р. Мразек назвал «семиопоссиденцией» [8, с. 44]. В таких предложениях, отмечает исследователь, момент обладания ослабляется, на первый план выходит качественная характеристика субъекта или локализация в пространстве или времени. При этом осложняться может как одушевлённый, так и неодушевлённый объект.
Вышеперечисленные классификации необходимо учитывать при исследовании развития предикативных посессивных конструкций. Подобный анализ не только даст ценный материал для изучения структуры и особенностей функционирования предикативных посессивных конструкций, но поможет выявить и специфические черты посессивности как базового понятия языковой картины мира на разных этапах истории русского языка.
При анализе текста «Повести временных лет» нами было выделено 159 предикативных посессивных конструкций. 80% (127 случаев) из них приходится на ИМЕТЬ-конструкции, 20% (32 случая) - на БЫТЬ-конструкции. Получается, что по сравнению с современным русским языком в изучаемом древнерусском тексте для передачи посессивных отношений намного чаще используются ИМЕТЬ-конструкции. Что касается БЫТЬ-конструкций, то большинство из них представляет собой БЫТЬ-конструкции с предлогом у и родительным падежом субъекта обладания (28 случаев): и не к^ ^ них крашна
378
А.В. Калистратова
оуже и к^ гладъ великъ [6, с. 73]. Однако были также отмечены 4 случая употребления посессивных БЫТЬ-конструкций с дательным принадлежности: а "зыкъ словенски! [кысть имъ] един [6, с. 29]; и $ господа мьзда имь есть и строенье $ вышн#го [6, с. 69]; и вид^ ту люди суща" как есть шкычаи имъ [6, с. 8].
Последний случай заслуживает особого внимания, так как разные списки «Повести временных лет» расходятся в этом месте: 1) и вид^ ту люди суща" как есть шкычаи имъ (Лаврентьевский список); 2) и вид^ ту люди суща" как есть у ниуъ. шкычаи (Троицкий список); 3) и вид^ ту люди суща" как ихъ шкычаи (Радзивиловский список, рукопись Московской духовной академии, Ипатьевская летопись). Для передачи одной и той же посессивной ситуации в памятниках используются разные типы БЫТЬ-конструкций. В Лавренть-евском списке употреблён дательный принадлежности. В Радзивиловской и Ипатьевской летописях, рукописи Московской духовной академии посессивные отношения передаются притяжательным местоимением. И только в Троицком списке отмечается конструкция «у + род. падеж субъекта обладания». Дательный принадлежности не сохранился в русском языке. Притяжательные местоимения и конструкция «у + род. падеж субъекта» одинаково частотны в современной письменной и устной коммуникации, но они имеют некоторые семантические и функциональные различия. Особенностью конструкция «у + род. падеж субъекта» является то, что в ней кроме значения принадлежности кому-либо есть значение пребывания у кого-либо. В.И. Собинникова отмечает, что по происхождению эта конструкция восходит к родительному с предлогом у, имеющему пространственное значение и указывающему на предмет, вблизи которого совершается действие или находится другой предмет [7, с. 34]. На тесную связь категории посессивности с локативными конструкциями обращали внимание многие отечественные и зарубежные исследователи [3, с. 574-577; 5, с. 4-5]. Притяжательные местоимения, в отличие от родительного принадлежности с предлогом у, передают значение обладания в более абстрагированном виде. В современном языке притяжательные местоимения используются, как правило, в тех случаях, когда сам факт обладания не так важен или когда он является неоспоримой данностью (ср. у меня есть дом и мой дом). Закономерно встаёт вопрос: какова была и была ли семантическая и функциональная дифференциация родительного
принадлежности с предлогом у и притяжательных местоимений в древнерусском языке?
В остальных случаях употребления БЫТЬ-конструкций расхождения в разных списках анализируемого памятника не наблюдается. За исключением нескольких случаев замены предлога у на предлог в: а се д токе есть итларе-вичь (Лаврентьевский список) - а се в токе есть итларевичь (рукопись Московской духовной академии) [6, 228]; а мстивловъ затворись в гр^д^ с засадаю иже к^ша д него кересть"не пин#не въгошевци (Лаврентьевский список) - ... иже к^ша в него ке-рестьгане пин#не въгошевци (рукопись Московской духовной академии) [6, с. 271]. Но такие замены связаны скорее с фонетическими процессами, конструкция здесь не меняется.
В отношении субъектов и объектов посессии отмеченных БЫТЬ-конструкций можно сказать следующее. Субъект почти всегда (31 случай) является одушевлённым и выражается местоимением или именем существительным, обозначающим лицо: суть д него сынове разу-миви "зыку слов^ньску [6, с. 26]; и к^ д гарослака кормилець и воевода именемь куды [6, с. 143]. Объект посессивных отношений в 59% случаев (18 конструкций) является также одушевлённым: вар#зи к#ху мнози оу "рос-лава [6, с. 140]. В 41% случаев (12 конструкций) объект является неодушевлённым: и едина Харать" есть оу царства нашего [6, с. 52]. Больше половины отмеченных БЫТЬ-конструкций (72%, 23 конструкции) представляют собой ту или иную разновидность «семи-опоссиденции». Посессивные отношения осложняются: 1) качественными характеристиками субъекта (и к^ оу него сынъ красенъ лицемъ и душею [6, с. 82]); 2) локализацией в пространстве или времени (в се времл к#ше О него корисъ [6, с. 130]) 3) актуализацией количественного определения объекта (видиши колько воин у крат твоего [6, с. 77]);
Таким образом, мы видим, что БЫТЬ-конструкции, несмотря на их относительно небольшое количество в памятнике по сравнению с ИМЕТЬ-конструкциями, могли передавать достаточно широкий и разнообразный спектр посессивных отношений. При этом почти стопроцентное преобладание одушевлённых субъектов говорит о том, что, видимо, в древнерусском языковом сознании посессивные отношения воспринимались в первую очередь как отношения между человеком - субъектом посессии - и чем-то или кем-то, входящим в его сферу как объект посессии, то есть тем, чем человек обла-
дает и может распоряжаться по своему усмотрению. Единичные, но всё-таки встречающиеся случаи расхождения между разными списками «Повести временных лет» могут говорить о том, что окончательная дифференциация разных способов выражения посессивных отношений во время создания списков еще не произошла, поэтому возможны варианты при передаче одной и той же посессивной ситуации. Однако это предположение требует еще подтверждения анализом других памятников древнерусской письменности разной стилевой и временной отнесённости.
Список литературы
1. Цейтлин С.Н. Семантическая категория по-сессивности в русском языке и её освоение ребёнком // Семантические категории в детской речи: сборник. СПб.: Нестор-история, 2007. С. 201-219.
2. Милованова М.В. Вербализация категории посессивности в семантике языковых единиц: прото-
типические конструкции с глаголом иметь // Croati-ka et Slavica Iadertina. Zadar, 2009. C. 251-264.
3. Селиверстова О.Н. Контрастивная синтаксическая семантика. Опыт описания // Селиверстова О.Н. Труды по семантике. М., 2004. С. 557-718.
4. Теория функциональной грамматики. Локатив-ность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность / Отв. ред. А.В. Бондарко. СПб.: Наука, 1996. 229 с.
5. Herslund M., Baron I. Introduction: Dimensions of possession // In: Dimensions of possession. Amsterdam - Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1984. P. 1-27.
6. Повесть временных лет // Полное собрание русских летописей. Т. 1. Л.: АН СССР, 1926. 286 с.
7. Собинникова В.И. Родительный принадлежности с предлогом у в восточнославянских языках // Славянский сборник. II вып., филологический. Воронеж, 1958. С. 33-46.
8. Мразек Р. Сравнительный синтаксис славянских литературных языков. Исходные структуры простого предложения. Brno: Univerzita J.E. Purkine v Brne, 1900. 149 с.
THE FUNCTIONING OF POSSESSIVE BE-CONSTRUCTIONS IN DIFFERENT COPIES
OF THE PRIMARY CHRONICLE
A. V. Kalistratova
The article examines the structure and functioning of predicative possessive BE-constructions in different copies of the Primary Chronicle (Laurentian Chronicle, Radzivill Chronicle, Trinity Chronicle, the manuscript of the Moscow Theological Academy). We also try to identify specific features of usage of BE-constructions in the text analyzed in this study.
Keywords: category of possession, possessive relationships, HAVE-construction, BE-construction, Old Russian language, Primary Chronicle.
References
1. Cejtlin S.N. Semanticheskaja kategorija poses-sivnosti v russkom jazyke i ejo osvoenie rebjonkom // Semanticheskie kategorii v detskoj rechi: sbornik. SPb.: Nestor-istorija, 2007. S. 201-219.
2. Milovanova M.V. Verbalizacija kategorii posessivnosti v semantike jazykovyh edinic: proto-tipicheskie konstrukcii s glagolom imet' // Croatika et Slavica Iadertina. Zadar, 2009. C. 251 -264.
3. Selivjorstova O.N. Kontrastivnaja sintaksi-cheskaja semantika. Opyt opisanija // Selivjorstova O.N. Trudy po semantike. M., 2004. S. 557-718.
4. Teorija funkcional'noj grammatiki. Lokativnost'. Bytijnost'. Posessivnost'. Obuslovlennost' / otv. red. A.V. Bondarko. SPb.: Nauka, 1996. 229 s.
5. Herslund M., Baron I. Introduction: Dimensions of possession // In: Dimensions of possession. Amsterdam - Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1984. P. 1-27.
6. Povest' vremennyh let // Polnoe sobranie russkih letopisej. T. 1. L.: AN SSSR, 1926. 286 s.
7. Sobinnikova V.I. Roditel'nyj prinadlezhnosti s predlogom u v vostochnoslavjanskih jazykah // Slavjanskij sbornik. II vyp., filologicheskij. Voronezh, 1958. S. 33-46.
8. Mrazek R. Sravnitel'nyj sintaksis slavjanskih literaturnyh jazykov. Ishodnye struktury prostogo pred-lozhenija. Bino: Univerzita J.E. Purkinë v Brnë, 1900. 149 s.
