CC BY
11
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Аверинцев С. С. На перекрестке литературных традиций // Вопр. лит. 1972. № 2. С. 150 —
2. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 423 с.
3. Бердяев Н. А. Царство Божие и царство кесаря // Путь. 1925. 1 сент. Репринт, изд. М.: Информ-Прогресс, 1992. С. 24 - 39.
4. Библер В. С. Культура в средоточии бытия (к феноменологии XX века) / / Библср В. С. От наукоучсния — к логике культуры. М., 1991. С. 261 — 288.
5. Васильев А. А. Лекции по истории Византии: В 2 т. Петроград, 1917. Т. 1. 355 с.
6. Вебер М. Харизматическое господство // Социол. исслед. 1988. № 5. С. 139 — 147.
7. Гегель Г. Ф. Работы разных лет: В 2 т. М.: Мысль, 1970. Т. 1. 668 с.
8. Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. 704 с.
9. Гумилев Л., Панченко А. Чтобы свеча не погасла. Л.: Сов. писатель, 1990. 123 с.
10. Достоевский Ф. М. Дневник писателя // Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1984. Т. 26. 556 с.
11. Евлампиев И. И. Русская философия между Востоком и Западом // VERBUM: Материалы Межвуз. конф. СПб., 2000. Вып. 3. С. 330.
12. Изергина Н. И. Политическая элита // Основы политологии / Под ред. Д. В. Доленко, Саранск, 1996. С. 165 - 177.
13. Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта: В 2 т. М.: Рарог, 1993. 228 с.
14. Ильин И. А. Наши задачи // Собр. соч.: В 10 т. М., 1992. Т. 1. 228 с.
15. Каждая А. П. Византийская культура. СПб.: Алетейя, 1997. 279 с.
16. Кожинов В. В. История Руси и русского слова. М.: Алгоритм, 1999. 476 с.
17. Лекторский В. А. О толерантности, плюрализме и критицизме // Вопр. философии. 1997.
№ 11. С. 46 - 54.
18. Рудаков А. П. Очерки византийской культуры по данным греческой агиографии. СПб.: Алетейя, 1997. 294 с.
19. Рудоквас А. Д. Религиозная политика императора Константина Великого: Авторсф. дис. ... канд. филос. наук. СПб., 1996. 18 с.
20. Савкин Н. С. Социальная философия: Учеб. пособие. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1997. 172 с.
21. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. Репринт, изд. 1923 г. СПб., 1992. 278 с.
22. Успенский Ф. И. История Византийской империи VI — IX вв. М.: Мысль, 1996. 830 с.
23. Хомяков М. Б. Толерантность в христианской философии // Философия и общество. 1999. Но 2. С. 160 - 188.
24. Шаповалов В. Ф. Археология гуманитарного знания и образы России // ОНС. 1995. JSfe 3. С. 114 - 115.
25. Burckhardt J. The Age of Constantine the Great. English translation by M. Hacías. N. Y., 1948. Поступила 01.11.01.
ФУНКЦИОНАЛИСТСКИЙ И МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ ПОДХОДЫ К АНАЛИЗУ КРИЗИСА МОРАЛИ
Д. Е. СОЛОВЬЕВ, кандидат философских наук
Проблема кризиса морали, столь актуальная для нынешней ситуации в нашей стране и в европейской культуре в целом, интересует нас прежде всего в корггек-сте исследования возможностей научного
анализа кризиса морального сознания, особенностей его возникновения, развития на субъективном и объективном уровнях — как предмет теоретической этики.
Кризис в переводе с греческого — «ре-
© Д. Е. Соловьев, 2001
шение, поворотный пункт, исход». Под лагающей, что ядро морали имеет неизменно гуманистический характер, и оперирующей, например, термином «общечеловеческая мораль»).
Первая точка зрения позволяет нам
кризисом мы обычно понимаем резкий крутой перелом в чем-либо, тяжелое переходное состояние (например, духовный кризис). Момент перехода здесь является принципиальным, позволяя нам отличать кризис морали от распада морали. Очевидно, что под кризисом морали мы можем понимать ситуацию, когда моральные установки (ценностные или долженствования), традиционно принятые в соответствующей среде, начинают отвергаться и заменяются на новые. Соответственно можно выделить в понятии «морального кризиса» субъективный и объективный уровни (личностный и социальный). На первом указанный процесс проявляется как внутри личностный нравственный конфликт, связанный с переоценкой ценностей. На втором — болезненный процесс смены общественно значимых приоритетов, связанный с многочисленными социальными и нравственно-ценностными конфликтами, неизбежно происходящими вследствие того, что в обществе вынуждены сосуществовать люди, придерживающиеся как старой, так и новой системы приоритетов.
Заметим, что для большинства эпох характерно наличие своеобразного «апокалиптического» элемента, который оценивает ситуацию как критическую (трудно найти эпоху, когда человек чувствовал бы себя однозначно счастливым). Можно вспомнить для иллюстрации Гесиода с его «железным веком», Салтыкова-Щедрина или Ницше. Иначе говоря, следует различать объективное и субъективное восприятие кризиса. Всегда есть искушение счи-
тать, что твои век худшии из возможных, всегда существовала критика нравов. Но есть ли объективный критерий кризиса, болезненного разлома морального сознания?
Отметим, что попытка нахождения критерия, наличие которого позволило бы оценить ситуацию как критическую, может исходить как минимум из двух принципиально различающихся методологических установок: функционалистической (рассматривающей мораль как необходимый элемент общественной системы, выполняющий функцию ее стабилизации, но не имеющей некоего неизменного универсального содержания) и метафизической (по-
представить моральный кризис как естественный процесс адаптации системы, включающей в себя человека, общество, культуру и т. д., к изменяющимся конкретно-историческим условиям. В данном случае мораль — своеобразный вектор развития общества, а развитие невозможно без болезненного процесса обновления. Отметим основные методологические установки, связанные с возможным исследованием морального кризиса в этом контексте.
1. Мораль как функциональный, неотчуждаемый элемент глобальной системы объективно подвержен творческим изменениям, происходящим в любой открытой системе. В этой связи актуальной представляется точка зрения на процесс развития как системно-циклический, периодически проходящий стадию обновления, связанную с разрушением предыдущего кристаллизованного опыта, в том числе и нравственного. Иллюстрацией этого является, например, теория карнавала, которую активно разрабатывал М. М. Бахтин и которая получила широкое распространение в современной науке. Символическое смещение и обесценивание традиционных ценностей, демонстративный отказ от ригористических моральных обязательств, внесение хаотического элемента в стройный космос традиционной ценностной системы — все это можно представить как кризисный момент, который завершается символическим обновлением, жизнеутвер-ждением, оптимистическим импульсом дальнейшему развитию. Однако теоретически можно представить себе ситуацию, когда карнавал завершается не оптимистически, а пессимистически, позитивные нравственные ценности не создаются, «лев» Ницше не становится «ребенком», хаос, растворивший космическую системность, уничтожает код ее восстановления. Финал этот, в частности, можно проанализировать в контексте гибели великих цивилизаций, сопровождающейся явными элементами карнавального сознания («Хлеба и зрелищ!», торжество гедонизма и т. д.).
2. Нравственный кризис может рас-
сматриваться как один из этапов жизнедеятельности цивилизации. Он характерен, например, для периода разложения и гибели культуры, по, очевидно, что оп может иметь место, правда в менее ярко выраженном виде, и в другие переломные моменты ее развития. Определенный интерес представляет предложенная Л. Н. Гумилевым теория последовательных фаз развития цивилизации, каждую из которых сопровождает смена доминирующей нравственной установки («Будь самим собой!» и т. д.). Наибольшую остроту имеет кризис морали, отражающий истощение сил соответствующей культуры.
3. Нравственный кризис может рассматриваться как следствие столкновения и дисгармоничного взаимодействия двух и более типов разнородных культурно-нравственных традиций. Общество, творческий импульс которого создал наиболее адекватную для него культурно-нравственную атмосферу, испытывает естественную идиосинкразию к чужеродным ценностям. Так, традиционалистское общество с трудом «переваривает» ритм жизни динамичной нравственности, направленной на реализацию в плане индивидуального преуспевания, а религиозная культура, ориентированная на достижение потустороннего счастья, плохо взаимодействует с навязываемыми социально-хозяйственными экспериментами, следующими за перенесением представления об осуществлении счастья в эмпирический мир. Эта точка зрения, восходящая к «социологии религии» М. Вебера, довольно активно разрабатывалась в теории культурно-исторических типов и особенно актуальна сейчас. Процесс столкновения ценностных установок характерен, например, для нашего общества, моральный кризис которого во многом связан именно с обозначенным выше процессом.
4. Нравственный кризис может рассматриваться как одна из сторон процесса отчуждения личности. Потеря личностных качеств и утрата способностей ценностного анализа своего поведения и поведения окружающих, приводящая в конечном итоге к утрате собственной ценности и разрушению личности, — вот следствие морального отчуждения. Отчуждение такого рода происходит во всех случаях, когда чело-
век утрачивает уважение к моральному, когда моральная проблематика снимается для него в плане более значимой проблематики (экономической, эстетической, политической и т. д.). Данный процесс обозначается нами как имморализация — выход личности за пределы пространства морального регулирования. В последние десятилетия этот феномен активно исследуется, в частности, в связи с резким расширением влияния на жизнь человека техногенной сферы.
Мы перечислили только несколько подходов к анализу морального кризиса в рамках функционалистского подхода, в действительности же их значительно больше.
Принципиально иной вид анализ морального кризиса может иметь в метафизической трактовке.
1. Моральный кризис как временное или принципиальное отвержение универсальных ценностей может рассматриваться как «моральный бунт», форма морального зла, отпадение от предзадаиной гармонии отношений. Поэтому оценка морального кризиса в данной системе будет носить более радикальный характер.
2. Моральный кризис — это прежде всего буит индивидуального сознания, в основе которого может лежать как заблуждение (Сократ), так и сознательно-преступная установка, «впадение во зло», неправильный выбор из возможных альтернатив (христианская теология).
3. Моральный кризис — отрицательное явление, разрушение, признак гибели культуры. Альтернативы его разрешения — либо выздоровление (возвращение в покинутый мир предустановленной гармонии), либо гибель соответствующего фрагмента культуры.
Выше мы обозначили некоторые принципиальные исследовательские установки, связанные с постановкой проблемы морального кризиса. Тезисно отметим еще некоторые аспекты этой проблематики, недостаточно исследованные современной этической наукой.
Не раскрыта связь между нравственным кризисом как социальным явлением и «кризисным» философским мышлением. Отражение ли это эмпирических процессов, предсказание их или нечто самостоя-
телыюе, развивающееся по собственным законам? Насколько органично имморали-стические учения вписаны в констекст культурного развития?
Можно ли сравнить кризис с революцией нравов или это перманентный процесс эволюционного изменения коллективных ценностных установок (в нашем столетии по линии ригоризм — гедонизм)?
Поступила 08.06.99.
Можно ли выделить нравственный кризис как самостоятельный или он всегда вписан в более общий процесс кризиса культуры? Насколько серьезно он коре л лиру ет с процессом, скажем, кризиса искусства (вспомним декадентство начала века)?
Вопросов много, что делает эту тему актуальной и интересной для обсуждения.
ОРГАНИЗАЦИЯ АДРЕСНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПОМОЩИ НА МУНИЦИПАЛЬНОМ УРОВНЕ
3. Н. ЛАЗАРЕВА, кандидат социологических наук, Е. Н. ДЕВЯТКИНА, преподаватель, Е. В. КУЗНЕЦОВА, преподаватель
До недавнего времени в нашей стране практиковалась работа по месту жительства. В микрорайонах города при ЖКХ существовали клубы, ведущие работу по различным направлениям в культурно-до-суговой, воспитательной и социальной сфе-рах. Но в начале 1990-х гг. работа по месту жительства потеряла актуальность, большинство клубов ликвидировалось либо реорганизовалось. В это время стали формироваться социальные службы. Их роль с каждым годом возрастает, так как проводимые социально-экономические и политические реформы привели к обнищанию основной массы населения, ухудше-ниго внутреннего благосостояния семьи, культурной деградации.
В Саранске функционируют три территориальных центра социального обслуживания населения (по одному в каждом районе). Эти центры действуют уже более пяти лет. Проведенное в 2001 г. анкетирование по адресной социальной помощи показало: 55,6 % опрошенных считают, что у существующих территориальных
центров социального обслуживания населения недостаточно физических, финансовых, материальных ресурсов для предоставления адресных социальных услуг и помощи; 38,9 — что достаточно ресурсов; 5,7 /о затруднились ответить. Полученные данные нас не удивили, примерно таких результатов мы и ожидали. Например, Октябрьский территориальный центр социального обслуживания населения, расположенный по адресу: ул. Т. Бибшюй, д. 1, корп. 1, обслуживает поселки Николаевка, Лухов-ка, Ялга, Зыково, Грибоедово, Танеевка и т. д., находящиеся от него на значительном расстоянии. Не каждый нуждающийся в помощи, а тем более пожилой человек или инвалид сможет добраться до центра. 60 % респондентов, которые сочли, что у современных социальных служб недостаточно ресурсов, считают, что различные виды социальных услуг по принципу адресности должны предоставлять благотворительные организации и фонды, 50 % -вновь созданные учреждения социальной защиты, 40 % считают, что помощь дол-
© 3. Н. Лазарева, Е. Н. Девяткина,
Е. В. Кузнецова, 2001
