CC BY
28Е.А. Максимов
ФРОНТОВАЯ ПЕСНЯ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
Шестьдесят пять лет минуло с тех пор, как закончилась вторая мировая война, оставившая глубокий след в сердцах её участников и современников. Война с использованием средств массового физического уничтожения и морального подавления противника. Одним из них была пропаганда, нацеленная на устрашение населения, панику и психологическое напряжение армии и тыла. Использовались самые разнообразные методы, например, раскраска вооружения (самолётов, танков, боеприпасов и обмундирования), звуковые атаки-сирены, заброс и распространение листовок, дезинформация по каналам связи и так далее.
Известная советская поэтесса Ольга Берггольц (1910-1975), пережившая ленинградскую блокаду, потерявшая в ней отца и мужа, вспоминает об одном из октябрьских дней 1941 года, в период своей работы в иностранном отделе Радиокомитета: «Я никогда не забуду один .. .вечер, когда уже голод властно входил в Ленинград, а немец штурмовал город... Мы .. .слушали передачу из штаб-квартиры Гитлера. Сначала мы услышали ревущие фанфары; они даже не проревели - они прорычали какой-то грубый, наглый торжествующий марш. Сытый и в то же время жестяной голос произнёс: «Сейчас будет говорить штаб-квартира фюрера». Потом снова пять минут ревели фанфары. И вот ...сытый самодовольный голос почти лениво произнёс, что «под Москвой окружено и уничтожено несметное количество» наших войск, что дни большевистской столицы сочтены, а Ленинград тоже обречен. И после .долго и грубо ревели .фанфары и вдруг. без паузы, страшный этот, дикий марш перешел в беспечный, мурлыкающий фокстрот. Фокстрот следовал за фокстротом, и томное танго за танго, без остановки, пока в темном нашем городе, отрезанном от всей страны, стучал метроном. Он стучал учащенно, как напряженное сердце, - в городе шла воздушная тревога. А фашистский Берлин, разбойничий притон, веселился! Они отплясывали и ликовали потому, что реки крови пенились в России, горели тысячи русских деревень и на ленинградских улицах женщины и дети уже падали от голода» [1].
В свою очередь, советское руководство поощряет контрпропаганду, используя аналогичные приёмы [2], активизирует деятельность работников культуры по созданию произведений, призванных укрепить веру народа в силы армии и флота. Уникальным явлением в этом контексте было возникновение фронтовой военной песни. Истории ее появления на начальном этапе Великой Отечественной войны посвящена данная статья.
«Песня - фронту» становится девизом советских композиторов и поэтов. За первую неделю войны было создано около двухсот новых песен, отразивших сложнейшую обстановку периода [3].
Действительно, в ходе стремительного наступления немецких войск, которое сопровождалось окружением крупных военных сил Красной Армии, за четыре дня (к 26 июня 1941 г.) Западный фронт перестал существовать. Немецкие танки вышли к Минску. По некоторым данным, общее число убитых, раненых и попавших в окружение составило 400 тысяч человек. 16 июля 1941 г. немцы вошли в Смоленск. До Москвы оставалось 350 км. 22 июля 1941 г. командующий Западным фронтом генерал
Дмитрий Павлов и ещё восемь других генералов были расстреляны, их семьи высланы за Урал, в Сибирь [4].
По всей стране проходит волна мобилизаций и запись добровольцев на фронт. В этой связи интересна история создания одной из первых песен того времени -«Священной войны».
Газеты «Известия» и «Красная звезда» 24 июня 1941 года опубликовали стихотворение В.И. Лебедева-Кумача, начинавшееся словами: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...». По свидетельству современника, Евгения Долматовского, замысел этих стихов возник у поэта еще до войны. За несколько дней до нападения Германии на СССР под впечатлением кинохроники, где показывались налеты фашистской авиации на Варшаву и города Испании, В.И. Лебедев-Кумач занес в записную книжку слова: «Не смеют крылья черные / Над Родиной летать...».
Впоследствии, переписывая и дорабатывая отдельные строки, автор создаёт цельное произведение. Стихотворение прочёл его друг, композитор, руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной Армии А.В. Александров. В сжатые сроки он написал музыку к нему, и уже 27 июня 1941 года она прозвучала на Белорусском вокзале Москвы, откуда отправлялись на фронт боевые эшелоны [5].
Ветераны ансамбля вспоминают, как это было. После одного дня репетиций музыканты выехали для выступления перед бойцами. Здание вокзала до отказа заполнено военными, у многих новое, еще не пригнанное обмундирование. В зале ожидания шум, резкие команды, звуки радио. На деревянный помост поднимаются артисты. Слова ведущего о том, что сейчас впервые прозвучит песня «Священная война», тонут в общем гуле, но с первых тактов песня захватывает новобранцев. После второго куплета наступает тишина. Многие встали, как во время исполнения гимна. У некоторых появились слёзы. Песня утихла, бойцы потребовали повторения вновь и вновь, пять раз подряд пел ансамбль «Священную войну». Так начался боевой путь этой песни [6].
Ее пели всюду - на передовой, в партизанских отрядах и в тылу. Каждое утро она звучала по радио. В летописи войны есть немало эпизодов о том, как она вступала в бой. Один из них относится к весне 1942 года. Небольшая группа защитников Севастополя заняла оборону в пещере, выдолбленной в скале. Противник штурмовал её, забрасывая гранатами. Силы защитников таяли. И вдруг из глубины пещеры послышались слова:
Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой!..
Затем раздался взрыв, обломки скалы завалили оборонявшихся...
Действительно, отдельные части песни звучат как заклинание, как присяга, зовущая к яростной борьбе и сопротивлению [7]:
Пусть ярость благородная Вскипает, как волна! Идет война народная. Священная война. Как два различных полюса. Во всем враждебны мы. За свет и мир мы боремся. Они — за царство тьмы.
Пойдем ломить всей силою. Всем сердцем, всей душой За землю нашу милую, За наш Союз большой.
Итак, миллионы людей оставляют жён и детей, надевают солдатские шинели и берутся за оружие. Эшелонами увозят на фронт новобранцев. Тема «прощания» становится актуальной для советского искусства. Перед художниками возникает задача: традиционную для песенного фольклора тему необходимо решить по-новому - без уныния и тоски, с верой в будущее и оптимизмом, с надеждой на встречу. За неё взялись поэт Михаил Исаковский и поэт Матвей Блантер.
«Слова новой песни Михаил Исаковский продиктовал мне по телефону, - вспоминает Блантер. Это было 23 июня 1941 года. Я чувствовал, что как воздух нужна песня, которая укрепляла бы веру в нашу победу. И слова Исаковского мне показались именно такими. Несколько часов я не отходил от фортепиано. Вечером, когда музыка была готова, я позвонил Михаилу Васильевичу и спел в телефонную трубку «До свиданья, города и хаты». Утром следующего дня в Союзе композиторов я показал новинку своим товарищам. А. Хачатурян, Д. Кабалевский, В. Шебалин, И. Дунаевский меня поддержали». 29 июня 1941 года новое сочинение под заголовком «Прощальная песня» опубликовала газета «Правда» [8]:
До свиданья, города и хаты -Нас дорога дальняя зовет. Молодые, смелые ребята, На заре уходим мы в поход.
На заре, девчата, выходите Комсомольский провожать отряд. Вы без нас девчата не грустите -Мы придем с победою назад.
Мы развеем вражеские тучи, Разметем преграды на пути, И врагу от смерти неминучей, От своей могилы не уйти.
В Москве 21 июля 1941 года раздались сигналы воздушной тревоги. Более двухсот самолетов противника приближались к городу. Это был первый налет вражеской авиации. Так началась долгая воздушная битва за столицу, в течение которой на Москву было сброшено более ста тысяч зажигательных бомб. Но город выстоял, и в этом заслуга не только армии, лётчиков и зенитчиков, но и тысяч москвичей, добровольцев-дружинников.
Среди них был молодой композитор Сигизмунд Кац: «Я хорошо помню свой пост № 4, чердачное окно, улицу. Иногда в перерывах между авианалетами приходилось сидеть «без дела», и мы - дворовая ПВО, пользуясь этим, слушали и смотрели, как вдалеке от нашего района грохотали зенитки и скрещивались стрелы прожекторов. В такие ночи я обычно пытался сочинять - это немного отвлекало от тяжелых мыслей... и .. .избавляло от чувства страха» [9].
В это же время поэт Владимир Дыховичный выступал с концертами в одном из московских госпиталей. Однажды он обратил внимание, что под лестницей стоял станковый пулемет «максим». Поэту рассказали, что в одной из палат лежит раненый пулеметчик, которого зовут Максимом. Когда он через несколько дней снова побывал в госпитале, то узнал, что «тезки», Максим-пулеметчик и его оружие, вернулись на фронт. Постепенно у поэта сложились строки:
На границе шумели березки, Где теперь пришлось нам воевать, Там служили-дружили два тезки -- Их обоих Максимами звать. Был один - пулеметчик толковый (Познакомьтесь с Максимом моим!), А другой - пулемет был станковый По прозванию тоже «максим».
От осколка германской гранаты Не случилось уберечься им: Пулеметчик был ранен, ребята, Поврежден пулемет был «максим». Дни леченья проносятся мимо, И дружку произведен ремонт, И опять оба тезки Максима Возвращаются вместе на фронт.
А на фронте - горячий и хлесткий Ураганный бой гудит опять. И опять служат-дружат два тезки, И обоих Максимами звать. Снова точно наводит наводчик, С максимальною силою бьет. «Так, так, так» — говорит пулеметчик, «Так, так, так» — говорит пулемет.
Получив их, Сигизмунд Кац пишет музыку, которая становится популярной мелодией советского фронтового радио. Обычно её передавали после сообщений об удачных действиях войск. «Нередко, - вспоминал композитор, - собравшиеся у репродукторов говорили: «Сегодня на фронте дела, видно, хороши, опять «Максимов» передавали...»» [10].
Между тем, к осени 1941 года положение на фронте оставалось сложным. Особенно тяжело приходилось бойцам войск Южного фронта. Рано наступили заморозки, в ноябре выпал снег, затем потеплело, дороги «раскисли» и покрылись грязью, в которой вязли машины, орудия и солдатские сапоги.
В эти дни родились стихи:
Теплый ветер дует. Развезло дороги, И на Южном фронте оттепель опять. Тает снег в Ростове, тает в Таганроге. Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Об огнях-пожарищах, О друзьях-товарищах Где-нибудь, когда-нибудь Мы будем говорить. Вспомню я пехоту, И родную роту,
И тебя - за то, что ты дал мне закурить. Давай закурим, товарищ, по одной, Давай закурим, товарищ мой!
А когда не станет горя и в помине И к своим любимым мы придём опять, -Вспомним, как на Запад шли по Украине... Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать.
Написал их старший батальонный комиссар Илья Френкель, служивший тогда в редакции газеты Южного фронта «Во славу Родины». Судьба свела его с композитором, гвардии капитаном Модестом Табачниковым. «Стихи так увлекли и захватили меня, что я сразу же принялся за работу. И уже на следующее утро сыграл товарищам новую песню. Вскоре она была опубликована в газете «Во славу Родины». «Давай закурим» - моя первая и самая любимая песня. С нее и началась моя творческая жизнь на фронте», - указывал он [11].
Впервые она прозвучала на вечере - годовщине Октябрьской революции 7 ноября 1941 года, в станице Каменской. Второе исполнение состоялось под Новый 1942 год в одном из артиллерийских полков.
Музыку на стихи «Давай закурим» впоследствии написало много композиторов. Но в историю Отечественной войны вошла песня, созданная М. Табачниковым. Ее исполняли и профессиональные ансамбли, и самодеятельные коллективы. В 1942 году Табачникову довелось побывать в командировке в Москве, и он представил её Клавдии Шуль-женко. «И как я был счастлив, - вспоминал он, - когда через год на фронте увидел пластинку с двумя моими песнями. Одна из них была - «Давай закурим» [12].
Впоследствии Илья Френкель не раз задумывался, почему песня с таким, казалось бы, «легкомысленным» текстом, осталась в памяти фронтовиков: «Установил я одно, что за моей спиной годы встреч со множеством людей. И часто поводом к общению служило «Нет ли закурить?». Или приглашение: «Давай закурим». Чиркнет огонек, выдохнется струйка или колечко дыма, и - лед разбит, завязалась беседа, иногда знакомство, и ногда и больше и надольше... А военному человеку закурить означало еще и предметное ощущение связи с домом, с кругом близких» [13].
Так возникала солдатская дружба, и именно о ней говорила песня, вместившая в себя гнев против захватчиков и гордость за великое фронтовое товарищество, спаянное волей к победе.
Итак, с первого дня Великой Отечественной песня всегда была с солдатом. Она помогала ему преодолевать трудности и лишения фронтовой жизни, поднимала и сплачивала боевой дух воинов. Как верный друг, она не покидала его в минуту грусти, скрашивала разлуку с любимой, с родными и близкими. Она шла с ним в бой, вливала новые силы, отвагу и смелость.
Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян, вспоминая первые, тяжелые месяцы войны, писал: «Именно тогда, у народа-великана - советского народа, и, прежде всего, у русского народа, родилось .много песен. Они были бодры и воспевали Родину, воспитывали ненависть к врагу, мужество, отвагу и боевую дружбу, - все то, что помогало преодолеть военные трудности.» [14].
Примечания
1. Берггольц О. Доброе утро, люди! // Память: Стихотворения, поэмы, проза. -СПб.: «Азбука-классика», 2009. - С. 266-267.
2. Ольга Берггольц отмечает, что нередко по заданию иностранного отдела, «который. величественно именовали «отделом контрпропаганды», она писала короткие воззвания, обращённые к немцам, затем их наговаривали на пластинку и отвозили на передний край, к Ижорскому или Путиловскому заводу, где «передавали через радиоузел так, чтобы слышал противник». Там же. - С. 266.
3. Друзья - однополчане. Рассказы о песнях, рождённых войной / Сост. А.Е. Луковников. - Изд. 2-ое, доп. - М.: «Музыка», 1980. - С. 4.
4. Петрушин А.А. В июне 1944-го (Судьба командарма - 24) // Родина. - 2007. -№ 5. - С. 9, 10.
5. Друзья - однополчане. С. 10-11.
6. Там же. - С. 11-12.
7. Там же. - С. 12-13.
8. Там же. - С. 20.
9. Там же. - С. 35.
10. Там же. - С. 35-36.
11. Там же. - С. 48.
12. Там же. - С. 49.
13. Там же.
14. Там же. - С. 4.
