CC BY
187
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2014. № 6
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
М.Д. Терехов*
ФРЕЙМОВЫЙ ПОДХОД:
ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
В статье анализируются междисциплинарные исследования в рамках фреймового подхода. Рассматриваются ключевые моменты, основные конкретно-научные импликации фрейм-подхода и его философские проблемы.
Ключевые слова: когнитивная наука, фрейм, фреймовый подход, инженерия знаний, социология повседневности.
M.D. T e r e k h o v. Frame-based approach: a philosophical and methodological aspect
The author analyzes some interdisciplinary investigations within the framework of the «frame-based approach». He considers the centres and scientific implications of the frame-based approach and its philosophical problems.
Key words: cognitive science, frame, frame-based approach, knowledge engineering, everyday life sociology.
Исследования в рамках фреймового подхода ведутся в разных областях — когнитивной психологии, компьютерных науках, социологии, лингвистики, политической теории, поведенческой экономики, теории коммуникаций и др. В этих работах обычно встречаются ссылки на разные исследовательские традиции, в связи с чем, с одной стороны, сложно выявить единство этих подходов, с другой — каждая конкретная область производит некоторый «сдвиг значения» термина «фрейм», поэтому в конкретно-научных контекстах его часто заменяют синонимами — «рамка», «паттерн», «сценарий» и т.п. Принимая во внимание эти соображения, рассмотрим предварительно несколько авторских определений (из разных исследовательских традиций1) и попытаемся обнаружить их соизмеримость.
У Г. Бейтсона (считается, что именно он ввел слово «фрейм» в научный лексикон): «фрейм — это метакоммуникативное образование. Любое сообщение, эксплицитно или имплицитно уста-
* Терехов Михаил Дмитриевич — аспирант кафедры философии и методологии науки философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: 8 (910) 60454-18; e-mail: [email protected]
1 В отечественной науке фреймовый подход получил реализацию в основном в лингвистике (можно отметить работы В. Звегинцева и др.); в последнее десятилетие в социологии его основным популяризатором является В. Вахштайн.
навливающее фрейм, в силу самого этого факта дает инструкции получателю либо способствует его усилиям понять сообщения, заключенные во фрейм» [Г. Бейтсон, 2000].
У И. Гофмана: «...определения ситуации создаются, во-первых, в соответствии с принципами социальной организации событий и, во-вторых, в зависимости от субъективной вовлеченности в них. Словом "фрейм" я буду обозначать все, что описывается этими двумя элементами. Предлагаемое мной сочетание "анализ фреймов" обозначает тип исследования организации опыта на основе использования указанных понятий» [И. Гофман, 2004, с.71].
У Ч. Филлмора: «.словом "фрейм" я обозначаю любую систему концептов, организованную таким образом, что для понимания любого из них требуется понимание всей структуры, в которую он встроен; когда некоторый элемент этой структуры вводится в текст, все остальные подразумеваются автоматически. Я использую здесь слово "фрейм" как собирательный термин для некоторых понятий, часто используемых в литературе по проблемам понимания естественного языка: "схема", "скрипт", "сценарий", "когнитивная модель"...» [С. Fillmore, 1982].
У М. Минского: «Фрейм является структурой данных для представления стереотипной ситуации. С каждым фреймом ассоциирована информация разных видов. Одна ее часть указывает, каким образом следует использовать данный фрейм, другая — что предположительно может повлечь за собой его выполнение, третья — что следует предпринять, если эти ожидания не подтвердятся» [М. Минский, 1979, с. 7].
У Т. ван Дейка: «Фреймы не являются произвольно выделяемыми "кусками" знания. Во-первых, они являются единицами, организованными "вокруг" некоторого концепта. Но и в противоположность простому набору ассоциаций эти единицы содержат основную, типическую и потенциально возможную информацию, которая ассоциирована с тем или иным концептом. Кроме того, не исключено, что фреймы имеют более или менее конвенциональную природу и поэтому могут определять и описывать, что в данном обществе является "характерным" или "типичным"...» [Т. ван Дейк, 2000, с. 16-17].
Сделаем обобщение. Фрейм представляет собой структуру организации информации2. Множественность пониманий слова
2 В целом мы придерживаемся трактовки информации К. Шенноном как меры уменьшения неопределенности: «...если множество сообщений конечно, то число сообщений или любую монотонную функцию от этого числа можно рассматривать как меру информации...» [К. Шеннон, 1963, с. 244]. Можно сказать, что функция фреймовой организации знания — экономия мышления, поскольку она предусматривает мгновенную активацию целостного представления в ответ на
«опыт» выводит фреймовый подход за рамки как когнитивистики (с которой он, как правило, ассоциируется3) и компьютерных аналогий, так и представления о символьной форме опыта. Само слово «фрейм» говорит о наложении некоторой рамки (и выделении «единицы» опыта), внутри которой содержится информация о чем-то типичном, базовом (компьютерные науки, лингвистика), рутинном и повседневном (социология) и которая предполагает дальнейшее конкретное наполнение, с одной стороны, и применение — с другой. Наконец, организация опыта не носит жесткий характер: фреймы могут быть реорганизованы и наполнены новым содержанием в свете нового опыта.
Исследование фреймов в компьютерных науках берет начало от работы М. Минского «Фреймы для представления знаний» (1975). В то время доминировал логистический подход: имитация человеческих рассуждений, как правило, предполагала выбор мира ограниченной сложности, на множестве объектов которого задавались аксиомы и логические операции. Поскольку логические знания и знания о фактах разделялись, усложнение (разумеется, эта «сложность» несравнима со сложностью естественного предметного окружения) универсума приводила к комбинаторному взрыву, так как система не могла выбрать релевантные аспекты ситуации даже в случае очень простой задачи, которая человеком решается мгновенно (вроде перехода дороги4). Решением могло бы служить использование процедурных сведений, т.е. знаний об использовании знаний.
М. Минский предложил использование «крупных структур» данных — фреймов. Каждая такая структура описывает стереотипную ситуацию и содержит разные процедурные сведения (когда
единственный стимул. Но, возможно, ни слово «знание», ни слово «информация», ни слово «опыт» не будут здесь стопроцентно подходящими (поэтому в литературе часто употребляются синонимично). В. Волков заметил по поводу социологической теории практик: «. сегодня практическая парадигма если и существует, то лишь как удобная территория для междисциплинарных исследований» [В. Волков, О. Хархордин, 2008, с. 12]. Вероятно, подобное можно сказать и о фреймовом подходе. Дать строгое определение термину едва ли возможно; речь идет, скорее, о реализации сходных интуиций на материале разных дисциплин.
3 В этой связи можно отметить реляционную теорию фреймов, развитую в рамках необихевиоризма в психологии и позволяющую объяснить вербальное поведение в нементалистских терминах [/.Г. Blackledge, 2003]. С другой стороны, общеизвестно, что когнитивная наука является антитезой бихевиоризму: ее рождение было связано, в частности, с критикой Н. Хомским концепции научения языку Б. Скиннера.
4 «Первой реакцией должно быть: «Посмотреть налево, посмотреть направо». Но если сообщить системе данные о скоростях, тупиковых переулках, вероятностях обгона на повороте и др., доказательство становится необозримым... Нам следует представить и сделать понятным системе слово "обычно"...» [там же, с. 117]. См. ниже о «проблеме фрейма».
и как использовать фрейм, каковы вероятные результаты его применения и т.д.). Верхний структурный уровень — четко определенное понятийное ядро (описывает неизменные аспекты ситуации), нижний содержит множество терминалов — ячеек, заполненных конкретными значениями соответственно некоторым условиям. Соединив множество фреймов, можно построить фреймовую систему. Фреймы системы могут иметь общие терминалы, что позволяет интегрировать информацию, полученную с разных точек зрения, а также снизить нагрузку на память5. Теория Минского позволяет моделировать ожидания и предположения за счет того, что терминалы всегда заполнены значениями по умолчанию (так называемое априорное означивание), однако последние связаны с фреймом нежестко и могут быть изменены.
Системы фреймов образуют сеть поиска информации. Познание — это преобразование фреймов и фреймовых систем, причем «крупные, сложные знаковые структуры рассматриваются в качестве простейших операндов» [М. Минский, 1979, с. 13]. Это открывает теоретически новую возможность для быстрого поиска крупных субструктур и, по-видимому, позволит найти секрет быстродействия механизмов человеческого мышления» [там же]. Общим для всех компьютерных моделей, основанных на фреймах, является иерархическая соподчиненность фреймов в системах и наследование данных от суперфрейма к подчиненым субфреймам в соответствии с некоторыми специфическими принципами.
Сформулировав теорию фреймов подчеркнуто неформальным образом, Минский предложил множество ее возможных следствий для психологии восприятия и обучения. Так, например, непрерывность зрительного восприятия связана с постоянством заданий терминалов, общих для фреймов различных видов. Сущность непрерывности — постоянное подтверждение ожиданий: например, перед тем, как войти в комнату, мы обычно заранее знаем, что увидим именно комнату, а не пейзаж. Фреймовая организация восприятия зрительных образов подтверждается и существованием
5 М. Минский, работавший в основном в компьютерных науках, принципиально не различал человеческое мышление и искусственный интеллект в том отношении, что их функционирование предполагает фреймовую организацию памяти. Например, работа «Остроумие и логика коллективного бессознательного» посвящена такой, казалось бы, далекой от компьютерных наук теме, как сущность комического и понимание шуток: «...как мне кажется, общим элементом для всех видов юмора является неожиданная смена фреймов: сначала сцена описывается с одной точки зрения, а затем неожиданно (для этого часто достаточно одного-единственного слова) предстает совершенно в ином ракурсе» [М. Минский, 1988, с. 293—294]. Работы Минского наглядно иллюстрируют сближение ИИ и психологии за счет компьютерной аналогии; вероятно, с этим связана традиция атрибутировать ее именно компьютерным наукам.
двусмысленных фигур, предполагающих два равновозможных фрей-мирования, а ошибки при мысленном вращении цветных фигур или рассматривании фигур несуществующих связаны с поверхностным согласованием «привычного» фрейма с увиденным у неподготовленных людей. В настоящее время подобные идеи развиваются когнитивным психологом Л. Барсалу в теории перцепивных символов Barsalou, 2008].
Суммируя ряд исследований, Б. Величковский предлагает условно различать когнитивные структуры по принципу доминирования пространственной или временной информации на сцены (или, собственно, фреймы) и скрипты (или сценарии — схемы событий [Б. Величковский, 2006, т. 2, с. 48]. Минский (не фиксируя разницу явно6) обозначает как «сценарий» систему фреймов, где элементы «связаны друг с другом значительно сложнее, нежели просто последовательной цепью событий». Использование сценариев в мышлении позволяет интерпретатору легко восстанавливать контекстуальную информацию в текстах с пропусками вроде следующего: «Джейн была приглашена к Джеку на день рождения. Она подумала, понравится ли ему воздушный змей. Она пошла в свою комнату и потрясла копилку. Из копилки не донеслось ни звука» — благодаря процедурным правилам, активирующим фрейм "подарок" при упоминании "дня рождения"» [М. Минский, 1979, с. 55-56].
Примерно одновременно с М. Минским похожие идеи разрабатывал лингвист Р. Шенк, его основным научным интересом была машинная обработка естественного языка. Шенк также пытался моделировать мышление психологически правдоподобными методами, поэтому его исследования «следует рассматривать и как теорию понимания естественного языка человеком, и как шаг на пути к созданию искусственного интеллекта» [Р. Шенк, 1980, с. 7].
6 Следует отметить, что М. Минский, различая сцены и сценарии, наследует способы постановки проблем, характерных преимущественно для психологии (в частности, обращается к традиционным мысленным экспериментам по мысленному отслеживанию трехмерных объектов). Р. Шенку, решавшему практические задачи машинного перевода (основным спонсором и «потребителем» его исследований выступало Минобороны США), интересен именно деятельностный аспект, поэтому сценарий находится «внутри» фрейма, а не составляется из таковых (также само слово «фрейм» Шенк использует довольно редко). Например: «...прототипический пример сценария описывает, что происходит в ресторане. Он разбит на сцены, описывающие приход, заказ, еду и уход в терминах действий и состояний, представленных с помощью концептуальных зависимостей... при употреблении слова «ресторан» он активизируется в сознании и события, описанные в тексте, сравниваются с теми, которые зафиксированы в сценарии» [Р. Шенк, 1989, с. 40-41]. Именно такое понимание «сценария» прижилось впоследствии в компьютерных науках.
Первоначально (под влиянием Хомского) считалось, что промежуточный этап перевода (между вводом и выводом текста) предполагает выделение синтаксической структуры, которая отображается в цепочки лексем. Этот подход оказался неэффективным, в связи с чем возросла роль вычислительной семантики. Она требует «пошаговой процедуры, которая сопоставляет входным предложениям их смысл, а также порождение осмысленных идей и их воплощение в предложения» [там же, с. 12]. С точки зрения Шенка, смысловые представления не зависят от языка (в противоположность гипотезе Сепира-Уорфа): категориальные различия сводятся к тому, что одни языки могут выражать некоторую информацию (например, о характере снега) неявно (как у эскимосов), в других для передачи того же смысла требуется создавать детальные описания неологизмов. Но все языки используются для описания одного и того же мира. Поэтому понимание речи основывается не столько на грамматике (люди легко понимают неправильно построенные, но осмысленные выражения), сколько на анализе неявной информации, формирующей ожидания относительно смысла предложения в соответствии с моделью мира. Это легко согласуется с выводами Минского.
Задачей машины становится экспликация неявного смысла входящих предложений. Вытекающее требование унифицированных семантических представлений предполагает определение базовых единиц репрезентации «на уровне, более глубоком, чем семантический... Мы называем этот уровень концептуальным» [там же, с. 20]. Элементами концептуализации (в общем случае) являются деятель, действие, объект, реципиент (а также «донор») объекта, направление действия и состояние объекта; выделяются базовые типы понятий, действий и способы их правильного комбинирования, составляющие концептуальный синтаксис.
Р. Шенк приходит к своеобразному выводу относительно функционирования машин: идеальный анализатор должен делать те же ошибки при разборе предложения, что и человек. Поэтому позднее, в 1980-х гг., идея единой концептуальной интерлингвы была отброшена: слишком сложные репрезентации некоторых понятий явно не соответствовали реальности человеческого мышления. В последующих работах Шенк предлагает учитывать прагматические соображения, прежде всего интерес. Репрезентации не обязательно должны иметь единственную форму: например, учет интереса будет означать то, что ряд слов в тексте не должен анализироваться вообще! Использование же единых представлений означает неизменную глубину анализа.
Теория концептуальных зависимостей может быть интерпретирована и как теория памяти. Концептуальные структуры, описы-
вающие разные эпизоды, необходимые для понимания ситуации, объединяются в конфигурации организации памяти (КОП): «Например, знания, необходимые для понимания всей информации, связанной с посещением врача, организованы вокруг многих разных целей, нескольких деятелей, функционирующих в разное время и в разных местах...» [Р. Шенк, 1989, с. 42]. КОП сохраняют такие важные для Минского свойства фреймов, как возможность вхождения одной концептуальной структуры в несколько суперструктур, быстродействие анализатора, легкость обучения и поиска информации и т.д.
Главным разработчиком теории фреймов в лингвистике выступил Ч. Филлмор. Первые работы были опубликованны еще в 1960-х гг., но они следовали программе генеративизма Хомского и носили синтаксический характер. Например, в известной статье «Дело о падеже» (1968) фрейм — это набор глубинных падежей данного конкретного предложения, определяющий его тип и множество глаголов, которые можно в нем употребить. Вскоре Филлмор пришел к выводу, что многие существенные семантические тонкости не укладываются в сугубо синтаксические разграничения. Например, один из глубинных падежей — агенс — указывает на активную роль одного из участников события, но в реальных событиях число активных участников не ограничивается! Поэтому падежная рамка приписывает семантико-синтаксические роли конкретным участникам события, предполагая некоторую перспективу, т.е. точку зрения на последнее. В целом изучение семантики характеризуется как «изучение когнитивных сцен, которые создаются или активизируются высказываниями» [Ч. Филлмор, 1981, с. 519].
Сам Ч. Филлмор [С. Fillmore, 1982] и его интерпретаторы отмечают особеность «ранних» работ по фреймовой семантике — в них различаются «сцена» (когнитивная сущность — схематизация опыта) и «фрейм» (лингвистическая сущность — падежная рамка). Это отражает первоначальную ориентацию теории глубинных падежей на анализ несамостоятельных предложений. В более поздних работах Филлмор (испытав влияние психологической теории прототипов7) отказался от использования «сцены»; «фрейм» же стал центральным понятием — когнитивной структурой, задей-
7 Теория прототипов была разработана в 1960-х гг. Э. Рош. В противовес классической концепции категорий (предполагающей их гомогенность, четкость границ и т.д.) утверждается (и показывается экспериментально) асимметрия категорий физических объектов: не все предметы класса обладают одним и тем же набором признаков. Мышление человека оперирует прототипами — «лучшими примерами». Филлмор неоднократно ссылается на работы Дж. Лакоффа и подчеркивает связь своих исследований с работами Э. Рош, когнитивных психологов Б. Берлина и П. Кея и др.
ствуемой в понимании. Это достаточно очевидно демонстрирует первый пример из работы «Фреймы и семантика понимания»: «...мы бы определенно удивились, обнаружив в программе, предназначенной для изучения лексики английского языка... что слово «Thursday» вводится в первом уроке, «Sunday» — в четвертом, а прочие названия дней недели беспорядочно разбросаны по всему учебному плану». Подобные группы слов являются лексическими репрезентациями целостной структуры, и понять слово «четверг» без понимания названий остальных дней недели нельзя. Теория Филлмора напоминает известную теорию лексических полей8, но имеет существенное отличие: последняя связывает лексическое значение слова с другими словами поля, т.е., в сознании интерпретатора работают именно слова, но не концептуальные схемы.
Семантика фреймов (П-семантика, т.е., семантика понимания) рассматривает их как «альтернативные способы видения вещей», разрабатывая общее представление об отношениях между текстами, процессом и результатами интерпретации. В этом смысле она противопоставляется традиционной логической семантике (И-се-мантика — семантика истинности), которая описывает условия истинности отдельных высказываний. В И-семантике работает кор-респондентная теория истины, логической экспликацией которой является схема Тарского. Поэтому высказывание «My dad wasted most of the morning on the bus» истинно в том случае, если названный человек действительно провел большую часть утра в автобусе, что никак не отражает, например, выбор слова «wasted» вместо «spent» или предлога «on» вместо «in». Цель же П-семантики — неформальное воссоздание некоторого образа. Такая «странная», на первый взгляд, формулировка семантической теории призвана эксплицировать понятие истинности вне фрейма классической двузначной логики (но вовсе не призвана заменить И-семанти-ческое понятие, необходимое для разработки формальных языков) с соответствующими прагматическими коннотациями. Поэтому одно из несомненных достоинств лингвистической теории фреймов — объяснение вклада самых малых лексических единиц в общий смысл текста: слово «wasted» («потратил») активирует фрейм, связанный с ограниченностью времени, а выбор предлога «on» предполагает ситуацию поездки на автобусе. В одной из работ Филлмор сравнивает слова с техническими приспособлениями:
8 Теория лексического поля Трира-Вайсбергера предполагает разделение словаря на множества «конкурирующих за семантическую территорию» слов: понимание лексической единицы становится возможным только благодаря ее концептуальным соседям. Популярный пример — различные шкалы немецких школьных отметок: ученику будет приятнее получить оценку «хорошо» (вторую в каждой из шкал) по четырехбалльной системе, чем по шестибалльной.
«.интерпретация текста сводится к определению, в какого рода практики должны были быть вовлечены люди, использовавшие данные инструменты в данном порядке» [С. Fillmore, 1982]. Эта задача, строго говоря, не требует выяснения условий истинности отдельных предложений.
Как отмечалось выше, употребление термина «фрейм» в современном значении восходит к психологическим работам Г. Бейтсона (в особенности «Теория игры и фантазии» (1955))9. Бейтсон начинал научную деятельность как этолог, изучая сигнальные системы животных. В качестве поворотного пункта его интеллектуальной биографии часто указывается эпизод, описанный в упомянутой работе: после наблюдений в зоопарке Сан-Франциско за играми животных Бейтсон приходит к выводу, что они суть метакомуни-кативные явления. На первом этапе эволюции коммуникации работают только знаки состояния (например, секреция запахов), предполагающие автоматические реакции. На следующем этапе появляется осознание того, что знакам можно доверять или не доверять: наряду с уровнем простых дескрипций становятся возможны металингвистический и метакоммуникационный уровни описания действительности. Игра двух обезьян весьма напоминает драку с тем отличием, что драка происходит «понарошку»; это обстоятельство фиксируется довольно сложной системой сообщений типа «это — игра». Бейтсон обращается к семантической дистинк-ции А. Коржибского «карта не есть территория» и демонстрирует связь множества разнообразных феноменов поведения людей и животных: угрозы, игры, притворства, фантазии, ритуала — все они варьируют названный принцип. Во всех случаях метакомму-никационные сообщения задают рамки (фреймы), определяющие множество осмысленных высказываний или действий: включение во фрейм некоторых сообщений исключает другие (и наоборот). Многие фреймы распознаются сознанием и фиксируются в словаре («игра», «кино», «интервью»...), другие — бессознательны, их может выявить психотерапевт.
9 Однако еще в 1930-х гг. Ф. Бартлетт использовал нейропсихологический термин «схема» в значении «форма обобщенной, социокультурной организации прошлого опыта и инструмент, используемый в выполнении любого хорошо адаптированного поведенческого акта» [Б. Величковский, 2006, т. 1, с. 87—88]. Бартлетт экспериментировал с запоминанием осмысленных текстов и обнаружил, что оно практически никогда не бывает буквальным: при вспоминании человек вначале восстанавливает общее отношение к тексту, а затем творчески реконструирует его содержание с использованием своих знаний и социокультурного опыта. Теоретические соображения Бартлетта были заимствованы последующим поколением, собственно, когнитивных психологов: неоднократно упоминаемая здесь работа Минского написана под влиянием его идей, а понятие «схемы» вошло в теорию когнитивного развития Ж. Пиаже.
Ситуация игры нарушает требования логики, генерируя парадокс типа «Лжец», поскольку внеигровые и игровые элементы относятся к разным логическим типам: «сообщения (сигналы), которыми обмениваются в игре, в некотором смысле не истинны или не имеются в виду, и того, что обозначается этими сигналами, не существует» [Г. Бейтсон, 2000]. Эти парадоксы лежат в основе шизофренических расстройств (что представляет для Бейтсона особенный интерес). Больной-шизофреник теряет способность к метакоммуникативным различениям. Условия, сформировавшие такой «ущербный» коммуникативный режим — так называемое «двойное послание» («double bind»10) — предполагают совокупность регулярных противоречивых негативных предписаний со стороны (как правило) родителей шизофреника: первичное — в одной из двух форм: «Не делай того-то и того-то, иначе я накажу тебя» или «Если ты не сделаешь того-то и того-то, я накажу тебя»; вторичное — обычно невербальное (жесты, поза, тон голоса...), противоречащее первичному; третичное — исключающее возможность «жертвы» выйти из порочного круга. В конце концов больной начинает устойчиво воспринимать мир (и собственные суждения) в терминах «двойного послания», утрачивая способность различать логические типы сообщений: «...у него не получается выбрать какую-то одну стратегию, которая помогла бы ему обнаружить, что люди имеют в виду... Не способный на это человек подобен любой другой самокорректирующейся системе с нарушенным регулирующим звеном: система начинает воспроизводить бесконечный, но всегда систематический поток ошибок и искажений» [там же].
Теоретические разработки Бейтсона оказались весьма влиятельны, особенно в практической психологии, в частности, три его ученика, Р. Бэндлер, Дж. Гриндер и Ф. Пьюселик, развили идею о «силе» и «слабости» эго (способность человека прочитывать ме-такоммуникативные сообщения, отделять буквальное от метафорического и т.п.) и разработали в 1970—1980-х гг. классическую версию НЛП11. Идеи, схожие с бейтсоновскими, развивал А. Бек в своей когнитивной теории депрессии. Депрессия не является психотическим расстройством, она связана не с невозможностью распознавать фреймовые маркеры, а с «неправильностью» самих фреймов. Основные «депрессивные» фреймы образуют так называемую «когнитивную триаду» — негативное отношение пациента к себе, склонность к негативной интерпретации текущего опыта
10 Иногда словосочетание не переводится в связи с многозначностью слова «bind».
11 Поскольку мы ограничимся кратким упоминанием об НЛП, оставим в стороне открытый вопрос о его научности/псевдонаучности.
и негативное отношение к собственному будущему. Сравнительная устойчивость названных концептуальных схем постепенно приводит к искажению реальности и систематическим когнитивным ошибкам [А. Бек, 2003]. Также довольно близка к концепции «double bind» теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера.
Отталкиваясь от разработок Г. Бейтсона, социолог И. Гофман описал в терминах фреймов «ритуальные порядки» повседневности [И. Гофман, 2003]. Его теория разрушает традиционное представление о повседневном опыте как об области сугубо психологического рассмотрения, делая предметом социологии надындивидуальные структуры, воспроизводящиеся в человеческих взаимодействиях и устанавливающие их «понятность». Фрейм у Гофмана определяет перспективу восприятия ситуации и режим вовлеченности в нее. Например, царственная особа и простой зритель по-разному вовлечены в (номинально одну и ту же) ситуацию коронации. Обычно участники взаимодействия не осознают его фреймированности, а попытка отрефлексировать бесперебойную работу шаблонов восприятия и поведения чревата дезорганизацией последних. Первичные системы фреймов разделяют сферы природного и социального, присутствуя в любом восприятии и позволяя вообще распознать в ситуации что-то осмысленное. Однако в фокусе внимания Гофмана находятся преимущественно фреймы более высоких уровней и всевозможные (пере)интерпретационные процедуры. Выделяются два типа трансформации — переключение12 и фабрикация. Переключение — это трансформация деятельности, осмысленной в первичной системе фреймов, в иной (с точки зрения всех участников) вид деятельности. Хорошим примером здесь могут служить рассуждения Бейтсона об играх животных (см. выше) — игра есть транспонированная драка. Переключение может производиться неоднократно и полностью осознается участниками как нечто коренным образом меняющее определение реальности, превращающее реальный мир в воображаемый. Существует пять основных «ключей»: выдумка (трансформация серьезного в несерьезное, практически «бесполезная» игровая имитация), состязание (институционализированная и формализованная имитация), церемониал (трансформация повседневного процесса в действо с определенным сценарием и набором ролей), техническая переналадка (перенос действия в необычный контекст, где оно начинает служить утилитарным целям) и пересадка (перемена мотивов привычной деятельности). Второй тип трансформации действительности — фабрикация: намеренное изменение ситуации некоторыми ее
12 Распространен и другой, возможно, более предпочтительный, перевод слова «keying» — «транспонирование».
участниками с целью введения других в заблуждение. Если переключение создает симметричные представления, то фабрикация — асимметричные. Но, несмотря на множество постоянных переключений и фабрикаций (которые разрушают старые границы фреймов), обычно мы переживаем наш повседневный опыт как непрерывность рутины. Это достигается за счет разных форм закрепления — встраивания фреймов в реальность.
Фреймовый подход получил широкое распространение в анализе коммуникаций. Например, в работах лингвиста Т. ван Дейка он применяется к анализу речевых взаимодействий. Понимание речевого акта задействует множество разнородных знаний (лингвистических, социальных, психологических...), но их сведение воедино предполагает работу общих концептуальных систем мышления. Ван Дейк, испытавший влияние как когнитивистики, так и социальной теории, в целом использует трактовку фреймов из работы Минского, но с социальными коннотациями; фрейм — это средство концептуализации, позволяющее правильно понимать действия других людей.
В терминах общего намерения и цели говорящего последовательности речевых актов могут сами рассматриваться как единые акты (макроструктуры дискурса: о чем данный текст?). На этом уровне можно выделить макроправила, объясняющие, как макроструктуры связаны со своими глобальными репрезентациями. Эти закономерности достаточно специфичны для разных типов текстов в разных культурах. Ван Дейк вводит понятие суперструктур — общих схем дискурса, по отношению к которым макроструктуры выступают как семантическое содержание. Например, газетное сообщение, как правило, обладает определенной «структурой релевантности», указывающей читателю на важнейшие аспекты содержания: самые высокие тематические уровни формулируются в первую очередь (заголовок, подзаголовок, водка, т.е. первый абзац текста или первое предложение абзаца), в последюю очередь вводятся подробности и фоновая информация. Это служит не только целям построения связного текста, но также запоминания и активации. Ван Дейк отмечает, что эта стратегия не является жесткой: тексты другого рода, например статьи в «желтых» газетах, строятся иначе (а именно в логике нарратива, где тематический план текста обычно соответствует последовательности событий, а «мелкие» детали могут намеренно подчеркиваться, вводиться в текст первыми для создания «драматического напряжения» и т.п.) [Т. ван Дейк, 2000].
Д. Шойфеле и С. Йенгар выделяют две основных трактовки фреймов в современных исследованиях коммуникаций — «фреймы эквивалентности» и «фреймы выделения» [D. Scheufele, S. Iyengar,
2009]. Первая восходит к работам когнитивных психологов Д. Ка-немана и А. Тверского: фреймирование — это трансформация представлений об описываемой ситуации путем небольших переформулировок описания. Вот один из их многочисленных экспериментов [D. Kahneman, A. Tversky, 1981]: рассмотрим гипотетическую ситуацию эпидемии, которая (по экспертным оценкам) унесет жизни около 600 человек. В целях борьбы с ней разработаны две программы: первая гарантирует спасение 200 человек, вторая сохранит жизни всех с вероятностью 1/3, а с вероятностью 2/3 не спасет никого. Испытуемых просят проголосовать за какую-то одну. В результате подавляющее большинство (72%, по данным Канемана) выбирает первую.
Теперь переформулируем описание ситуации в терминах смерти: первая программа предполагает смерть 400 человек, в случае применения второй с вероятностью 1/3 не умрет никто, а с вероятностью 2/3 умрут все 600. В итоге 78% испытуемых голосуют за вторую программу. Эти результаты отсылают к общему принципу экономии умственных усилий в когнитивной психологии: выбор в пользу «легкодоступного» фрейма происходит, если сложность рациональной оценки альтернатив достаточно высока (в данном случае рефрейминг задачи актуализирует эмоциональное отношение к описываемой ситуации: гарантированная смерть, очевидно, представляется как большее зло).
Это понимание, с точки зрения Йенгара и Шойфеле, основано на двух предпосылках: (1) сама по себе информация в разных фреймах эквивалентна и (2) противоположная перспектива отсутствует в сознании интерпретатора (т.е. он не может предположить, что ситуация может быть «увидена» иначе, например, в результате переформулировки). Вторая предпосылка представляется неестественной, поскольку «не учитывает сложности условий повседневного общения, где формирование представления определяется взаимодействием взаимодополнительных и конкурирующих фреймов» [D. Scheufele, S. Iyengar, 2009]. Другая трактовка более «свободная» и опирается преимущественно на социологическую традицию и кросскультурные исследования: фреймирование просто обеспечивает множественость перспектив, в которых может быть увидена ситуация, акцентируя некоторые ее аспекты. Наблюдаемые эффекты не сводятся только к разнице в используемых формулировках. С. Йенгар и Д. Шойфеле сближают фреймирование с понятиями прайминг-эффекта и определения повестки дня (agenda setting): «.если определенная тема обсуждается в новостях чаще и дольше, аудитория склонна придавать ей большую значимость» [там же]. К. Халлахан [K. Hallahan, 1999] выделяет семь основных типов фреймирования в массовых коммуникациях: фреймирова-
ние ситуаций, атрибутов («некоторые характеристики объектов и людей акцентируются, остальные же игнорируются»), выбора (это в основном описывается в работах Канемана и Тверского), действий, повестки дня (в политической коммуникации), ответственности (подразумевается представление о роли действий конкретных индивидов в общественных процессах) и новостей13.
Можно также отметить проект семантической сети, предложенный одним из создателей современного Интернета Т. Бернерсом-Ли. Он предполагает снабжение сетевых документов компьютерно-ориентированными семантическими данными (т.е. фактически процедурными знаниями в терминологии Минского). До сравнительно недавнего времени сеть развивалась просто как хранилище документов (характерное замечание С. Лема: «Интернет — это сеть, которая ничего не понимает, лишь пересылает информацию и соединяет стороны друг с другом» [С. Лем, 1996]). В модели Бернер-са-Ли поисковая программа сличает информацию на интернет-страницах с онтологией14 для установления ее семантической адекватности запросу и подбирает релевантные сведения. Так, например, на запрос о том, «где некий профессор получил ученую степень», программа даст мгновенный ответ, поскольку предполагается, что профессора работают в университетах и имеют ученые степени (таким образом поиск автоматически сужается до образовательных ресурсов и т.д.). По замечанию Бернерса-Ли, правильно организованная семантическая сеть может способствовать эволюции человеческого знания в целом.
В качестве заключения можно выделить ряд трудностей15 фреймового подхода.
1. Первая из них известна в компьютерных науках как, собственно, «проблема фрейма» (frame problem), впервые сформулированная Дж. Маккарти и П. Хейсом еще в 1969 г.: для формализации закона онтологической инертности (неизменности предметов при прочих равных условиях) требуется огромное число специальных знаний (что означает на практике массу нерелевантных выводов). Подступ к решению этой проблемы — постулировать, что
13 Классификация является операциональной и, вероятно, не исчерпывающей.
14 Слово «онтология» понимается в техническом смысле — как «формализованная модель понятийной системы предметной области» [В. Рубашкин, Д. Лахути, 2005]. Решение задач, сформулированных Бернерсом-Ли, требует унифицированного языка для представления онтологий, такие языки активно разрабатываются (например, язык онтологии сетевых сервисов OWL-S).
15 Помимо того что сама по себе относительная несоизмеримость социологической и когнитивной традиций фрейм-исследований представляет собой определенную проблему. Впрочем, ориентация компьютерных наук на психологически правдоподобное моделирование может быть понята как свидетельство их конвергенции.
вещи не изменяются вне немногочисленных оговоренных ситуаций. Это предполагается принципом априорного означивания у Минского; в техническом смысле такое допущение требует отказа от монотонности логического следования16.
Однако в 1986 г. С. Хэнкс и Д. Макдермотт сформулировали контекст-контрпример, получивший популярное название «Йель-ский стрелок». Предположим, что в момент t охотник держит в руках заряженное ружье; соответственно закону инертности в течение некоторого времени оно остается заряженным. Затем в момент t* он целится в дичь и стреляет. По умолчанию, состояние ружья «быть заряженным» сохраняется, поэтому дичь умирает. С другой стороны, «быть живым» — неизменное (по закону инертности) состояние дичи, поэтому система равновозможным образом может предсказать, что ружье разряжается в t...t * самостоятельно. Иными словами, технически оказывается проблематично решить, от какого из значений по умолчанию система должна отказываться. В каких-то случаях эта неопределенность соответствует реальности человеческого мышления, но в данном сдучае она абсурдна.
2. Проблема, связанная с первой — проблема взаимодействия фреймов: концептуальные репрезентации позволяют выстраивать только «локальные» универсумы рассуждения, операционализи-ровать переходы от одних к другим оказывается очень сложно. Вот как иллюстрирует эту трудность Р. Шенк применительно к своей программе TALESPIN, предназначенной для «сочинения» коротких рассказов. Один из них таков: «Генри-муравей хотел пить. Он пошел на берег реки, где сидел его друг Билл-воробей. Генри поскользнулся и упал в воду. Он не мог позвать на помощь и утонул». Шенк отмечает: «.это вовсе не та сказка, которая должна была быть рассказана... Если бы TALESPIN нашла для Генри способ позвать на помощь, Билл бы его вытащил. Но в программе имелось правило, гласившее, что, находясь в воде, говорить невозможно... Генри утонул только потому, что программа знала: так происходит с каждым, кто попадает в воду и не умеет плавать» [W. Winn, 1996]. Часто высказывается мнение, что знания человека не организованы в памяти в виде отделимых друг от друга сценариев, многие знания обладают свойством нечеткости, соответственно границы между семантическими репрезентациями должны быть размытыми. В ином случае, по оценке Шенка, модульные системы распадутся под действием их собственной громоздкости [Р. Шенк, 1983, с. 405-406].
16 В общем случае монотонность следования предполагает, что выводы, сделанные из множества посылок, будут оставаться неизменными, как бы мы впоследствии ни расширяли последнее. В немонотонных логиках истинность предыдущих выводов может проблематизироваться (см., например: [K. Schlechta, 1997]).
Часто отмечается связь проблемы фрейма с классическим подходом компьютерных наук (подразумевающим вербальные образцы для семантических репрезентаций). Коннекционистский подход к представлению знаний «снимает» проблему фрейма благодаря принципиально иному формату репрезентаций [W. Haselager, J. van Rappard, 1998]. Структура коннекционистской памяти — это сеть, в которой логически неразличимые компоненты (аналоги нейронов) отличаются друг от друга только числом и характером связей с другими. Сетевые репрезентации не предполагают различения явных и неявных знаний. Процесс обучения сети происходит согласно павловскому принципу «проторения путей», поэтому сеть реагирует наиболее определенным образом на прототипические, наиболее часто встречающиеся стимулы. Это (в совокупности со способностью сети к изменению активационных паттернов) означает, что релевантное знание активируется автоматически, его поиск не требуется и «проблема фрейма» не возникает. Тем не менее этот подход встретил множество возражений: в частности, Дж. Фо-дор, один из наиболее активных критиков коннекционизма, настаивает на том, что понятия должны иметь комбинаторный синтаксис и семантику (а значит, и пропозициональный формат), поскольку мышление человека является продуктивным (позволяет получать бесконечное множество умозаключений) и системным (понимание и синтез высказываний зависит от понимания и синтеза других высказываний) [J. Fodor, Z. Pylyshyn, 1988]. В гипотетическом «языке мышления» работает принцип композициональности (значение сложного выражения зависит от характера и порядка его составных частей); нейронная сеть же, согласно Фодору, «структурно слепа» и не различает предложения типа «Джон любит Мери» и «Мери любит Джона», поскольку просто связывает «Джон» «любит» и «Мери» вместе. Несмотря на некоторые контраргументы (например, предложение Д. Чалмерса переводить подобные предложения в «несимметричный» пассивный залог), совершенно неочевидно, что вышеупомянутые критерии Фодора совместимы с принципами коннекционистской архитектуры [W. Haselager, J. van Rappard, 1998].
С другой стороны, вероятно, что проблема фрейма (если понимать ее не в узком, техническом смысле, а в общем — как проблему априорной неопределимости релевантных знаний [&J. Chow, 2013]) вообще безразлична к формату ментальных репрезентаций. В частности, в коннекционистских моделях она оборачивается огромной продолжительностью необходимых «тренировок» сети (даже при достаточно простой грамматике языка и ограниченном словаре в несколько десятков слов счет опытов идет на десятки тысяч) для регулярного получения правдоподобных ответов [W. Haselager, J. van
Rappard, 1998]. Иная альтернатива символьному подходу (также не предполагающая дихотомии явное/неявное) — использование когнитивных карт, изоморфных окружающей действительности (map theory) — не снимает вопроса о том, как именно возможна правильная ориентация агента в этом симулятивном изоморфе (помимо частных проблем логико-эпистемологического характера). То есть трудность все равно состоит в отыскании общих принципов здравого смысла, поэтому «нет оснований думать, что создать машину, эффективно использующую ментальные модели, будет проще, чем использующую предложения» [S. Hendricks, 2006].
3. Отдельную проблемную область составляет уровень базовых представлений, отличающихся наибольшей устойчивостью. Существует неопределенность в том, что именно следует считать первичной фреймовой системой: глобальный пространственный фрейм М. Минского представляет собой совокупность возможных положений предметов в трехмерном пространстве, которые служат единицами анализа данных зрительного восприятия; Ч. Филлмор полагает врожденность некоторых фреймов, связанных, в частности, с телесностью человека [Ч. Филлмор, 1988]; психологическая теория Ф. Джонсона-Лэйрда утверждает, что в естественных рассуждениях работают ментальные модели — пространственные образы ситуаций и релевантных предметов [Ф. Джонсон-Лейрд, 2011]; в социологии Б. Латур указывает на значимость материальной среды человеческих взаимодействий, обеспечивающей их раз-деленность как фундамента фреймовых систем повседневного опыта [Б. Латур, 2006]; с другой стороны, ученик И. Гофмана — Э. Зерубавель акцентирует внимание именно на когнитивной природе фреймов — «островков значений»: «.вещи предполагают различимую идентичность, только будучи отделенными от других вещей, и их значения всегда суть функции особых ментальных отсеков, в которые мы помещаем вещи» [E. Zerubavel, 1993] и т.д.
Несмотря на означенные ограничения, фреймовый подход нашел многочисленные применения, например в машинном переводе и лексикографии (в качестве примера можно привести проект института Беркли FrameNet, предполагающий создание глобальной базы данных лексического материала английского языка в соответствии с принципами фреймовой семантики). Проблема фрейма остается основным теоретическим ограничением моделей искусственного интеллекта, использующих фреймовые структуры репрезентации; тем не менее в прикладных компьютерных науках выработаны различные способы ее технического разрешения. Относительно вопроса о базовом уровне естественнее всего было бы согласиться с Р. Шенком, настаивавшем на максимальной ограниченности первичного уровня семантических представлений [Р.
Шенк, 1989, с. 37—38]; выбор, собственно, домена частично определяется конкретной предметной областью, но в целом следует общим трендам телесно-укорененного познания и экологии разума [A. Ibanez, D. Cosmelli, 2008]. В этом же духе предлагается решать и обобщенную проблему фрейма (например: [S./. Chow, 2013]), однако на сегодняшний день эти попытки не представляются убедительными. В целом ситуация фрейм-исследований вплоть до настоящего времени может быть красноречиво описана словами М. Полани: «.от формализации мысли не будет пользы, пока вы не позволите принятому вами формализму функционировать в соответствии с собственными операциональными принципами. Но, вверяя себя этим принципам, мы тем самым рискуем впасть в ошибку» [М. Полани, 1998, с. 138].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бейтсон Г. Теория игры и фантазии // Экология разума. М., 2000.
Бек А. Когнитивная терапия депрессий. СПб., 2003.
Бернерс-Ли Т. и др. Семантическая сеть // http://ezolin.pisem.net/logic/ semantic_web_rus.html
Величковский Б. Когнитивная наука: Основы психологии познания: В 2 т. М., 2006.
Волков В., Хархордин О. Теория практик. СПб., 2008.
Гофман И. Анализ фреймов. М., 2004.
Дейк Т. ван. Язык, познание, коммуникация. БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ. 2000.
Джонсон-Лэйрд Ф. История ментальных моделей. Когнитивная психология: история и современность: Хрестоматия / Сост. М. Фаликман, В. Спиридонов. М., 2011.
Латур Б. Об интеробъективности // Социология вещей / Под ред. В. Вах-штайна. М., 2006.
Лем С. Мегабитовая бомба. М., 1999.
Минский М. Остроумие и логика коллективного бессознательного: Новое в зарубежной лингвистике. М., 1988. Вып. 23.
Минский М. Фреймы для представления знаний. М., 1979.
Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии. БГК им. И. А. Бодуэна Де Куртенэ. 1998.
Рубашкин В., Лахути Д. Онтология: от натурфилософии к научному мировоззрению и инженерии знаний // Вопросы философии. 2005. № 1.
Филлмор Ч. Дело о падеже: Новое в зарубежной лингвистике. М., 1981а. Вып. 10.
Филлмор Ч. Дело о падеже открывается вновь: Новое в зарубежной лингвистике. М., 1981б. Вып. 10
Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания: Новое в зарубежной лингвистике. М., 1988. Вып. 23.
Шенк Р. и др. Обработка концептуальной информации. М., 1980.
Шенк Р. и др. К интеграции семантики и прагматики: Новое в зарубежной лингвистике. М., 1989. Вып. 24.
Шенк Р. и др. Интегральная понимающая система: Новое в зарубежной лингвистике. М., 1983. Вып. 12.
Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетике. М., 1963.
Barsalou L. Grounded cognition // Annual Review of Psychology. 2008. Vol. 59.
Blackledge J.T. Relational frame theory // The Behavior Analyst Today. 2003. Vol. 3.
Chow S.J. What's the problem with the frame problem? // The Review of Philosophy and Psychology. 2013. Vol. 4.
Fillmore C. Frame semantics: Linguistics in the morning calm. Seoul, 1982.
Fodor J., Pylyshyn Z. Connectionism and cognitive architecture // Cognition. 1988. Vol. 28.
Hallahan K. Seven models of framing: Implications for PR // Journal of Public Relations Research. 1999. Vol.11.
Haselager W., Rappard J. van. Connectionism, Systematicity and the Frame problem // Minds and Machines. 1998. Vol. 8.
Hendricks S. The frame problem and theories of belief // Philosophical Studies. 2006. Vol. 129.
Ibanez A., Cosmelli D. Moving beyond computational cognitivism: Understanding intentionality, intersubjectivity and ecology of mind // Integrative Psychological and Behavioral Science. 2008. Vol. 42.
Kahneman D., Tversky A. The framing of decisions and the psychology of choice // Science: New series. Vol. 211.
Scheufele D., Iyengar S. The state of framing research. The Oxford Handbook of political communication theories. Oxford University Press. 2009.
Schlechta K. Nonmonotonic logics: Basic concepts, results and techniques: Lecture notes in computer science. 1997.
Winn W. Cognitive perspectives in psychology // Handbook of research for educational communications and technology / Ed. by D.H. Jonassen. 1996.
ZerubavelE. The fine line. University of Chicago Press. 1993.
