CC BY
74
В. А. Бачинин *
ФРЕЙД И/ИЛИ ДОСТОЕВСКИЙ: МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЙ ВЫБОР КРИМИНОЛОГИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ
«Попытайтесь мысленно наклониться над чужой душой — вы ничего не увидите, кроме пустоты, огромной, чёрной бездны, и в результате испытаете головокружение».
Л. Шестов
Криминология не только имеет дело с эмпирическим человеком, но и оперирует некими априорными представлениями о человеке. Эти последние сводятся к двум основным антропологическим моделям — секулярной (антропоцентрической) и религиозно-теологической (теоцентрической). Моделями первого типа криминологическое сознание пользуется постоянно, а модели второго типа практически игнорируются им.
Подобные несимметричные предпочтения обусловлены духом нашего времени, воздействием множества социально-исторических обстоятельств и идейно-мировоззренческих факторов. Каждая из указанных моделей представлена рядом определенных персоналий и текстов. И криминолог, если у него есть желание поразмышлять над мировоззренческими основаниями своей теоретической деятельности, вынужден определиться и сделать сознательный выбор между этими двумя моделями.
Впрочем, в ХХ в. социально-исторические обстоятельства и социокультурные условия складывались таким образом, что криминологи были фактически освобождены от такого выбора. Секуляризм безраздельно господствовал во всех социогуманитарных науках, в том числе в правоведении, криминологии, психологии, социологии. Такова была особенность последних полутора столетий, именуемых сегодня эпохой модерна и отмеченных духом богоборчества. Но в настоящее время ситуация изменяется: мир вступил в эпоху постмодерна, и секуляризм, успевший исчерпать все свои мировоззренчески-эвристические ресурсы, начал постепенно вытесняться интересом теоретического сознания к религиозно-теологическим аспектам социальных и антропологических проблем. И сегодня криминолог уже не заперт внутри секулярной парадигмы как в клетке. У него есть возможность выбора между секулярным и теологическим дискурсами. Более того, не за горами то время, когда эта возможность перерастет в необходимость. Глобальная активность исламского мира заставляет западный мир всё чаще вспоминать о своих христианских основаниях и о том, что религиозная мотивация является по своей сути одной из самых сильных и действенных. Не исключено, что уже скоро студенты, аспиранты начнут спрашивать своих преподавателей и научных руководителей: «С кем вы, мастера
* Владислав Аркадьевич Бачинин — доктор социологических наук, профессор, главный научный сотрудник Социологического института РАН (Санкт-Петербург, Россия). © В. А. Бачинин, 2008
криминологии? С атеистами или с верующими? На кого вы опираетесь в своих трудах, на Маркса или на Библию, на Фрейда или на Достоевского?»
Для кого-то и сегодня З. Фрейд, К.-Г. Юнг, Э. Фромм и другие психоаналитики, несомненно, предпочтительнее. Ведь они указали на такую важную для криминологов сферу, как подсознание, привлекли внимание исследователей к психологическим глубинам, в которых дремлет энергия, толкающая людей на преступления. В общественном мнении ХХ в. того же Фрейда обычно ставили в один ряд с Коперником и Эйнштейном, называли ученым-революционером, совершившим дерзкий интеллектуальный прорыв в сферы «глубинной психологии», куда до него наука почти не проникала. Интерес к его теоретической позиции не ослабевает по сей день.
Главной заслугой Фрейда продолжают считаться открытие существования бессознательных психических процессов, отвергаемых сознанием, разработка методологии объяснений психологии взрослого человека событиями детства, связанными с сексуальным развитием. Согласно Фрейду, бессознательное чрезвычайно усложняет поведение, лишает его стопроцентной предсказуемости. Подавленные бессознательные влечения способны порождать неврозы и состояния фрустрации с характерным для них негативным и даже откровенно враждебным отношением человека к морально-правовым запретам, мешающим ему реализовать свои агрессивные интенции. Характерная особенность бессознательных агрессивных импульсов состоит в том, что они далеко не всегда доводятся до сознания индивида и потому могут быть не ясны ему в силу их значительного отличия от рациональных, отчетливо осознаваемых мотивов. Человек может с удивлением обнаружить их в себе и у него будут все основания для того, чтобы не считать их принадлежностью своего «я» из-за их очевидной чужеродности. Подобные коллизии свидетельствуют, что люди иногда сами не в полной мере понимают, что их толкнуло на тот или иной поступок, поскольку между сознанием и бессознательным оказывается барьер, за который ни рассудок, ни разум не в состоянии проникнуть. Чаще всего бессознательное выступает как темный двойник сознательного «я», как его тайная, повсюду за ним следующая тень, способная провоцировать на агрессивно-криминальные действия.
Отдавая должное Фрейду, исследователи часто забывают о том, что гораздо раньше аналогичное открытие совершил русский писатель Фёдор Михайлович Достоевский. Только он назвал открытое им гнездилище темной энергии не подсознанием, а подпольем.
Подполье — это всё темное, что пребывает на дне человеческой души. Это подвал души, куда не проникает свет веры, добра, любви. Это маленькая преисподняя, которую человек носит в себе. Там, в этом маленьком, персональном аду заперто всё низменное, что есть в человеке. Оттуда исходит энергия зла, которая заставляет людей лгать, ненавидеть, красть, убивать, то есть нарушать все божеские и человеческие законы.
Открыв и описав подполье, Достоевский радикально изменил распространенную в его время философскую модель человека, строившуюся на началах рационализма, просветительства и прогресса. Он как бы маркировал то место,
где прячется пусковой механизм совершаемых человеком преступлений против Бога, общества и личности. Писатель дал, хотя и не совсем обычное, но достаточно точное название мрачному прибежищу тех разрушительных позывов, которые толкают людей на преступления. Он, говоря современным языком, «запеленговал» ту демоническую реальность, которая пребывает внутри человека и служит концентратором темной, безблагодатной энергии, не пригодной для созидательных работ, но зато легко творящей всевозможные разрушения.
Достоевский заглянул в темную пропасть внутри человека и увидел, что на её дне толкутся бесы запертые, но одержимые одним стремлением — вырваться во что бы то ни стало из подполья на волю и потому заставляющие человека прилагать невероятные усилия, чтобы держать их под замком и не позволять им освободиться.
Подполье характеризуют несколько сущностных признаков. Во-первых, оно генетически первично; человек не приобретает его в награду или наказание за что-либо, но оно дано ему изначально, от рождения и сопровождает его по жизни, до самого конца. Во-вторых, оно доминантно, т. е. способно довлеть над жизненным миром человека, над смыслами, ценностями и нормами, которыми он живет. Эта доминантность может быть мягкой и жёсткой, завуалированной и откровенно грубой, локализованной и тотальной. И, в-третьих, подполье имеет свойство выступать в качестве средоточия причинных факторов, порождающих деструктивные мотивы, которые, в свою очередь, толкают человека на путь уголовных преступлений.
На первый взгляд может показаться, что Фрейд и Достоевский создали идентичные концепции. Даже в понятиях подсознание и подполье имеется несомненное внешнее сходство. Но, на самом деле, у предложенных ими подходов, несмотря на общий предмет, разные мировоззренческие основания. Концепция Фрейда антропоцентрична, Я-центрична и даже сексоцентрична. В мире Фрейда человек предоставлен самому себе, пребывает наедине со своим подсознанием и в своем поединке с этим последним не имеет союзников, не может рассчитывать ни на чью эффективную помощь. Но самым удручающим является то, что этот мир безблагодатен, что его главным обитателем является не человек духовный, а, говоря библейским языком, человек плотский, пребывающий в полной зависимости от своего естества и порождаемых им витальных импульсов.
Мир Достоевского теоцентричен. В нем, кроме человека, присутствуют силы, о которых говорит Библия, — Бог с Его ангелами и борющийся с Ним сатана с его бесами.6 И хотя человеку чрезвычайно нелегко жить в этом мире, он всегда может рассчитывать на помощь и поддержку со стороны Бога, если искренне уверует в Него, в Его милость и могущество.
Подполье у Достоевского — это не просто антропологема. Глубины подполья, сообщающиеся с темной, запредельной реальностью, со зловещими, демоническими силами, подталкивающими человека к хаосу и гибели, предстают
6 Библия, кстати, содержит большое количество свидетельств о существовании бесов и
об их вмешательствах в жизнь людей, и у нас нет никаких оснований не верить ей.
как некий бездонный провал, как сверхфизическая бездна, в которой сосредоточено абсолютное зло. И в этом смысле позиция Достоевского непосредственно восходит к библейской антропологии.
Сегодня приходится признать, что в ХХ веке ни позитивизм, ни материализм, базирующиеся на атеистическом основании, не привели криминологическую мысль к каким-либо эпохальным открытиям. Напротив, они многое отняли у нее, поскольку обрубили тянущуюся из глубины веков интеллектуально-познавательную традицию библейско-теологического характера. Ими была совершенно отсечена от сферы криминологического дискурса трансцендентная реальность. И сегодня теологическая проблематика существует где-то на периферии криминологического дискурса, с большим трудом и крайне медленно входя в поле зрения современных криминологов. Именно поэтому столь важно обращение криминологов к духовному опыту Достоевского, который позволяет облегчить этот значимый и необходимый процесс.
Вряд ли будет выглядеть преувеличением суждение о том, что две указанные выше парадигмы, секулярная и теологическая, не равноценны по своему эвристическому потенциалу, по своей творческой продуктивности. Опыт последних полутора столетий эпохи модерна свидетельствует о том, что се-кулярная парадигма оказалась несравнимо беднее и ограниченнее парадигмы религиозно-теологической. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к библейскому интертексту мировой христианской культуры, содержащему богатейший материал, приподымающий завесу над тайной предраспо-ложен-ности человека к преступлениям. В пределах этого интертекста издавна представлены ясные ответы на вопросы о том, почему всегда были, есть и будут два типа людей — совершающие преступления и не совершающие их.
Достоевский с его антропологемой подполья потому и интересен нам сегодня, что он в своих размышлениях о предрасположенности человека к злодеяниям опирается не на позитивистские конструкции, а на библейско-христи-анскую интеллектуальную традицию. Он сегодня в наших глазах стоит как бы между библейским текстом и современным криминологическим гипертекстом. И логика внутренней эволюции криминологического дискурса заставляет современных исследователей, почти помимо их воли, двигаться от Достоевского всё дальше, устремляться всё глубже — к библейским первоистокам, дающим возможность понимания того, что в пределах материалистически-позитивистских конструкций не поддаётся удовлетворительным объяснениям.
