CC BY
72
БОГОСЛОВСКАЯ КРИМИНОЛОГИЯ
В. А. Бачинин*
СЕКУЛЯРНАЯ КРИМИНОЛОГИЯ И БИБЛЕЙСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Состояние современной российской криминологии характеризуется разнообразием мировоззренческих позиций и методологических подходов. Это хорошо видно на примере дискуссионной атмосферы, ставшей отличительной особенностью деятельности Санкт-Петербургского криминологического клуба (президент — проф. Д. А. Шестаков).
При всём разнообразии подходов к пониманию сущности преступления и истолкованию задач криминологической науки, большинство диспутантов объединяет категорическое неприятие тех «губительных идей, содержащих марксистско-ленинскую инфекцию», которые длительное время оказывали парализующее воздействие на теоретические искания отечественных крими-нологов.291 А это, в свою очередь, означает, что криминологическая мысль, освободившаяся от тяжкого советского наследия, вышла на оперативный интеллектуальный простор.
Сознавая ценность открывшегося пространства духовной свободы, российское криминологическое сознание является в основном секулярным. Это и понятно: труды признанных классиков мировой криминологии, западная криминологическая мысль в целом, на достижения которой невозможно не ориентироваться, практически не связаны с теологией. Между тем, надо отдать должное российским криминологам: далеко не все из них считают практику игнорирования религиозно-теологических аспектов криминологического знания оптимальной. В этом отношении представляют несомненный интерес работы отечественных ученых Касторского Г. Л.,292 а также Старкова О. В. и Башкатова Л. Д.293
И всё же, в контексте доминирующих секулярных стереотипов библейские представления о сущности преступления продолжают расцениваться большинством ученых-криминологов как архаизмы. Исключение составляет позиция Д. А. Шестакова. Он пишет: «Вопреки так называемому конвенциональному подходу полагаю, что преступление существует как таковое — независимо от «договорённости о запрете», достигнутой власть предержащими, от закрепления запрета в законе и т.п. Всё дело в степени вредоносности поступка для человека. Преступление грубо нарушает право. Круг преступлений
* Владислав Аркадьевич Бачинин — доктор социологический наук, профессор, главный научный сотрудник Социологического института РАН (Санкт-Петербург, Россия). © В. А. Бачинин, 2008
291 Шестаков Д. А. Криминология: Учебник для вузов. 2-е изд., перераб. и доп. — СПб., 2006. — С. 109.
292 Касторский Г. Л. Мировые религии и преступность. — СПб., 2001.
293 Старков О. В., БашкатовЛ. Д.. Криминотеология. Религиозная преступность. — СПб., 2004.
очерчен мировыми религиями (криминологическое понятие преступления). Подлинному противостоит мнимое, т. е. предусмотренное законом, но не опасное для человека деяние. Через разработку понятия преступления криминология обретает независимость от диктата власти и закона».294
Именно о библейских основаниях современных концептуальных моделей приходится вспоминать каждый раз, когда речь заходит о необходимости выхода криминологической науки за пределы позитивистских и психоаналитических схем, успевших уже утратить значительную долю своей эвристичности. Интерес к ним пробуждается и в тех случаях, когда аналитики пытаются апеллировать к универсальным семантическим, аксиологическим и нормативным структурам, лежащим в основаниях различных концептуальных подходов к проблеме сущности преступления и преступности.
В Ветхом и Новом Заветах сущность преступления определяется через апелляцию к более общему понятию греха. Если суть и смысл преступления могут определяться и описываться при помощи сугубо антропологических или социальных категорий, то смысл греха неизменно предполагает теологический контекст и, соответственно, теологическую интерпретацию.
С позиций секулярного сознания грех — это «несобранность, несерьёзность, расслабленность, погружение в жизнь такую как она есть, неспособность координировать её, господствовать над собой и владеть собой... Опошляя и рассеивая возможности человека, грех делает обезличенной и бессмысленной его жизнь, препятствует формированию его личности, отделяет его от бытия и от существования» (Н. Аббаньяно). Но в библейском значении грех, а значит, и всякое преступление — это всегда нарушение Божественной воли, влекущее за собой вину перед Богом и людьми.
Преступление, будь то кража или убийство, представляет собой сложную, многоаспектную реалию, чья семантика, аксиология и экзистенциалогия опираются на базовые константы теологического характера, связанные с первородным грехом. Грехопадение прародителей, состоявшее в нарушении Божьего запрета и в демонстрации своеволия, завершилось их отпадением от Бога как главного и единственного источника всякой, в том числе и духовно-нравственной, жизни. Оно разрушило основания изначального богоподобия людей, сообщило им склонность к преступлениям, т. е. к употреблению своего разума и свободной воли во зло себе подобным.
Человек, не выдержавший в ситуации с «запретным плодом» испытания божественным «тестом» на послушание, может сетовать и даже возмущаться своей причастностью к этому давнему событию библейской истории, но отменить его воздействие на себя и свою жизнь он не в состоянии. Таким образом, обнаруживаются две важные истины. Первая состоит в том, что онтологически человек является образом и подобием Бога. Другая гласит, что он этически отпал от этого состояния, что его духовная природа оказалась повреждена и
294 Шестаков Д. А. Школа преступных подсистем: парадигма, отрасли, влияние вовне // Российский криминологический взгляд. — 2005. — № 1. — С. 45—53; Криминология. — С. 98-99.
в результате он обнаружил склонность к разнообразным проступкам, порокам и преступлениям. Желает того человек или нет, но он обязан принимать оба эти утверждения, ибо несёт в себе готовность как к добру, так и к злу, как к подвигам, так и к преступлениям.
Большинство людей не имеют представления о своём богоподобии и потому пребывают в духовной слепоте, идут, как говорится в Евангелии от Матфея, широким путём греха, ведущего их к вечной погибели (Мф. 7, 13). Пока они пребывают в их настоящем антропологическом статусе и регулярно нарушают религиозные нормы (запреты, установленные Богом в Декалоге), пока от родителей к детям передаётся всё то, что составляет греховную человеческую природу, мир будет «лежать во зле». В этом выводе библейская криминология созвучна взглядам большинства современных ученых-криминологов, видящих в преступности «нормальную функцию общества». Для их секулярного сознания, как и для христианского сознания профессиональных теологов, преступление (грех) — необходимый составляющий момент мирового порядка и глобального социально-исторического процесса.
В свете библейских определений печать первородного греха, предрасполагающая людей к совершению преступлений, не снимает ни с кого из них ответственности за содеянное. И это потому, что у человека есть еще и свобода воли, т. е. возможность выбора между добром и злом. Именно она выступает в качестве существенной предпосылки грехов личных, за которые каждый, кто их совершает, несёт персональную ответственность. Ни личные грехи, ни бремя ответственности за них не передаются от одного человека к другому.
Существует несколько форм, в которых проявляются личные грехи. Во-первых, это практические действия, идущие вразрез с повелениями Бога, нарушающие краеугольные заповеди, данные людям для исполнения. Во-вторых, это высказывания, либо содержащие хулу на Духа Святого, либо наносящие прямой вред другим людям, либо свидетельствующие о том, что сам говорящий оскорбляет тот образ и то подобие Божье, которое носит в себе. В-третьих, это помыслы, еще не реализовавшиеся намерения, вынашиваемые человеком желания совершить нечто недолжное, запретное.
Способность человека к греху, а значит и к преступлению, свидетельствует о глубоком внутреннем разладе в строе человеческой души, о нарушении должной иерархии элементов в ценностно-нормативных структурах индивидуального духа. Эта разлаженность препятствует выстраиванию правильных отношений человека с окружающими людьми, с социальной и природной сферами, с миром культуры. Но главное, о чём свидетельствует грех, — это о ложном отношении человека к Богу, о превратном использовании той любви, которую Бог расточает на всё живое.
Совершая преступление, человек демонстрирует пренебрежение своим истинным призванием и предназначением. Преступник — это, говоря библейским языком, человек греха и беззакония, человек лукавый и нечестивый. Он «ходит со лживыми устами». Он «мигает глазами своими, говорит ногами своими, даёт знаки пальцами своими. Коварство в сердце его; он умышляет зло во всякое время, сеет раздоры... Глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие
кровь невинную. Сердце, кующее злые помыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству. Лжесвидетель, наговаривающий ложь и посевающий раздор между братьями» (Прит. 6, 12-19.).
Библия предписывает рассматривать грех как тяжкое, неблагодарное бремя, от которого человек должен стремиться освободить себя. Для этого ему следует обратить собственный гнев не на себя, а на грех. Но нередко бывает так, что избавиться от тяжести греховного бремени только лишь собственными силами человек не в состоянии. В этом отношении характерны судьбы алкоголиков и наркоманов, оказавшихся в тяжком рабстве у своих патологических наклонностей и не способных вырваться из-под их власти. И Библия прямо говорит: там, где тщетны надежды человека на свои слабые силы, помочь ему может упование на Духа Святого, надежда на благодать Божью. И тогда обнаруживается: то, что невозможно осуществить человеческими силами, становится реальным при подключении энергии Духа Святого, энергии веры. Христианский мир, в том числе мир современных христиан, знает бесчисленное множество свидетельств, когда грешники, начиная с евангельской Марии Магдалины и вплоть до падших людей, живущих в сегодняшнем мире, проституток, пьяниц, наркоманов, преступников, неузнаваемо изменялись, полностью освобождались от своих греховных пристрастий.
У борьбы с грехом имеется своя этика, которая во многом напоминает воинскую этику, а её рекомендации местами похожи на прямые предписания воинского устава. Этот дух благородной воинственности хорошо передают слова Иоанна Златоуста: «Не будем довольствоваться исканием собственного спасения; это означало бы погубить его. На войне и в строю, если солдат думает только о том, как бы спастись бегством, он губит себя и своих товарищей. Доблестный солдат, который сражается за других, вместе с другими, спасает и себя самого. Раз наша жизнь есть война, самая жестокая из войн, сражение, битва в строю, будем оставаться в рядах, как приказал нам Царь, готовые разить, пролить кровь и убить, думая об общем спасении, ободряя стоящих, поднимая лежащих на земле».
Одной из сложнейших религиозно-нравственных и социальных проблем является проблема отношения к преступнику. Если говорить о библейско-христианских рекомендациях, то они предписывают человеку прощать ближним их прегрешения. Поскольку Бог способен прощать людям грехи и тем самым превращать происшедшее в не происходившее, то этим же путём должны следовать и люди. Но каким образом можно относиться к обнаружившемуся греху как к чему-то несуществующему? Казалось бы, никто из людей не в состоянии сделать не бывшим то, что однажды случилось. Но особенность жизненного мира людей такова, что в нём невозможное в онтологическом смысле становится возможным в смысле этическом. Христианская аксиология в данном случае опровергает онтологию и возникает один из замечательных этических парадоксов, согласно которому проявившийся грех, будь то проступок или даже преступление, исчезает из духовного пространства взаимодействующих субъектов. При этом прощение грехов не унижает прощающего, а нравственно возвышает его. «Тогда Пётр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз
прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: «до семи», но до семижды семидесяти раз» (Мф. 18, 21-22). Исполнение этого императива, заповеданного Христом, способно вычищать, дезинфицировать пространство межличностного общения.
Христиане, в отличие от людей с секулярным мышлением, понимают, что в борении с грехом, подталкивающим к преступлению, важна не просто нравственная самодисциплина, но необходимо упование на Божью помощь. Эту ситуацию, когда до совершения преступления остаётся один шаг, Иоанн Кассиан сравнивал с хождением по канату, растянутому на высоте. Удерживаться от падения в этом хождении помогает только постоянное памятование о Боге. Если память изменит, то это будет равносильно тому, как если канатоходец потеряет равновесие и рухнет вниз, обречённый на мучительную смерть. Чтобы этого не произошло, человеку не следует терять Бога из поля своего внимания и ни на мгновение не отворачиваться от света, исходящего от Него.
Вряд ли будет преувеличением утверждение о том, что между библейской и секулярной криминологией, между используемыми ими системами оценочных координат имеется весьма много точек соприкосновения. В сущности, все различия между этими двумя подходами сводятся к тому, что ко всем антропологическим, социальным и прочим предпосылкам преступности, признаваемым и исследуемым секулярной криминологией, библейская криминология прибавляет ещё и теологические основания. Принятие или не принятие их является вопросом не столько теоретическим, сколько мировоззренческим, то есть, коротко говоря, вопросом веры. На первый взгляд может показаться, что этот вопрос не имеет прямого отношения к проблеме научно-теоретического понимания сущности преступления. Но при более пристальном рассмотрении неизбежно обнаруживается весьма тесная связь между мировоззренческой и методологической позициями исследователя. Ведь методология — это фактически научно-прикладное продолжение мировоззрения, присущего учёному. И за любой методологической конструкцией можно, при известных усилиях, усмотреть мировоззренческое кредо исследователя. То мировоззрение, которое основывается на библейско-христианских предпосылках, примечательно тем, что вводит в перечень детерминант преступлений ещё один каузальный комплекс, состоящий из причин сакрального характера. Именно сакральная реальность оказывается тем детерминирующим основанием, которое, если его учитывать, придаёт каузальному анализу преступления качества необходимости и достаточности, сообщает теоретическим построениям признаки исчерпывающей полноты. И уже одно это позволяет надеяться, что для серьёзных учёных данное обстоятельство может быть поводом внимательного отношения к тому эвристическому потенциалу, который содержится в библейской концепции преступления.
