CC BY
33
© 2010
Е. В. Быкова
ФРАГМЕНТЫ С СЕМАНТИКОЙ ФАКТА И ПРЕДМЕТНОЙ СЕМАНТИКОЙ В РЕЧЕВОЙ СТРУКТУРЕ МОДУЛЬНОГО МЕМОРИАЛЬНОГО ТЕКСТА
В статье описываются смысловые фрагменты с предметной и фактологической семантикой, анализируется их коммуникативная функция в модульных текстах. Исследование основано на анализе примеров текстов мемориальных досок, установленных в городах РФ.
Ключевые слова: семантика, коммуникация, функция.
Модульный мемориальный текст представляет собой речевой массив с весьма своеобразной смысловой организацией, которая до сих пор не была предметом специального научного филологического исследования. По своему функциональному назначению тексты на мемориальных досках имеют прямое отношение к массовой коммуникации, принадлежат к группе воздействующих текстов, и с этой точки зрения представляют интерес для исследований в сфере лингвистики, риторики, логики, стилистики, теории коммуникации.
В настоящей статье описываются смысловые фрагменты с предметной семантикой и семантикой факта в речевой структуре модульного мемориального текста. Исследование проводится на основе анализа текстов мемориальных досок, установленных в различных городах РФ и размещенных в справочниках и Интернет-порталах.
Мемориальный текст является текстом массовой коммуникации, поскольку предназначен для передачи сообщения неким индивидуально-коллективным субъектом массовому адресату. Характер содержания, специфические особенности материального воплощения мемориальной надписи, условий ее восприятия влекут за собой активизацию невербальных составляющих текста. Такие пара-лингвистически активные тексты исследователи называют также креолизованны-ми, или гибридными1.
Текст мемориальной надписи следует отнести к группе модульных текстов, поскольку главной особенностью речевой организации текста мемориальной надписи является его нелинейная структура. Нелинейность проявляется в доминировании принципа организации речевого материала на плоскости, в двумерном пространстве, в то время как в обычном тексте доминирует линейный принцип организации речевого материала.
Плоскостной принцип речевой организации в модульном мемориальном тексте проявляет себя в следующих признаках: неполное заполнение строки; неразвитость системы переносов слов с одной строки на другую; выравнивание строк не только по левому краю; разная ширина пробелов между словами; разное рас-
1 Анисимова 1992, 71.
стояние между строками (интерлиньяж); отсутствие различий между строчными и прописными буквами; использование в одной надписи шрифта различного типа; нетрадиционное использование пунктуации; использование в надписи невербальных компонентов2.
Условия существования и восприятия модульного текста вообще, и мемориального текста в частности, характеризуются наличием ряда общих черт. С одной стороны, надписи всегда относительно самостоятельны, автономны. С другой стороны, они обязательно связаны с неречевым контекстом: предполагают знание истории, географии и др. Мемориальные надписи выполняются с соблюдением единой технологии, по утвержденным нормативам и правилам. Однако эта универсальность не исключает творческого подхода в речевом исполнении и архитектурном решении. Совокупность всех мемориальных текстов образует систему, и именно наличием системных отношений объясняется возможность представления мемориальных надписей в справочниках и каталогах. Все надписи в целом могут читаться как единый текст, образуя «каменную летопись страны».
Рассмотрим, в каких речевых формах проявляет себя семантика факта и семантика предметного типа в модульных мемориальных текстах.
Н. Д. Арутюнова отмечала, что предметная семантика — это семантика слов с предметным значением, обозначающим предметы внешнего, чувственно воспринимаемого мира. Значение таких слов можно легко определить простым указанием на конкретный предмет. Слова с предметной семантикой составляют основу изобразительности3.
Специфика предметной семантики в модульном мемориальном тексте проявляется в том, что она эксплицируется при помощи неречевого, изобразительного контекста, т.е. на мемориальной доске предметная семантика выражена при помощи знаков иной семиотической природы, нежели слово. Докажем это на конкретных примерах.
«Здесь учился Герой Советского Союза зачинатель снайперского движения по истреблению немецко-фашистских захватчиков на Ленинградском фронте Феодосий Смолячков»4.
Доска мраморная, в верхней части ее выгравирована «Золотая Звезда», обрамленная дубовым венком, внизу — снайперская винтовка с лавровой ветвью5.
«В этом доме с 1932 по 1941 год работал академик Алексей Алексеевич За-варзин.
Здесь он организовал отдел общей морфологии ИЭМ, объединившей на протяжении ряда лет научную жизнь морфологов».
Доска мраморная с изображением микроскопа6.
«В этом доме жил архитектор Джакомо Кваренги с 1800 по 1817 год».
Доска из лабрадорита с выгравированным архитектурным элементом (фронтон)1.
2 Быкова 2007, 225.
3 Арутюнова 1980, 184.
4 Калинин, Юревич 1976, 380.
5 Там же, 381.
6 Там же, 409.
7 Там же, 413.
«В этом доме с 1915 по 1955 г. жил выдающийся поэт-переводчик, Лауреат Государственной премии Михаил Леонидович Лозинский».
Доска мраморная, в верхней части ее выгравирована раскрытая книга и лавровая ветвь8.
«Здесь с 1894 года по 1902 год работал начальником Сестрорецкого оружейного завода конструктор русской трехлинейной винтовки образца 1891 года Сергей Иванович Мосин».
Доска мраморная. Под текстом накладные бронзовые перекрещивающиеся винтовки, перевитые лентами9.
«На Черней речке недалеко отсюда 27 января 1837 г. на дуэли был смертельно ранен великий русский поэт А. С. Пушкин».
Доска бронзовая в виде развернутого свитка, украшенная лавровой ветвью»110.
«Великий русский художник И. Е. Репин, в память которого названа ж.д. станция «Репино».
Доска мраморная с барельефом И. Е. Репина, орнаментированная кистями и лавровыми венками11.
«В этом доме с 1946 по 1973 год жил выдающийся советский артист Герой Социалистического Труда, народный артист СССР Николай Константинович Симонов».
Литая бронзовая доска с горельефом артиста, лавровыми ветвями и театральной маской12.
«В этом доме с 1954 года по 1961 год жила писательница Ольга Дмитриевна Форш».
На доске из гранита выгравирована книга с раскрытыми страницами и гусиное перо, лежащее на строке. Под книгой — лавровая ветвь и роза13.
«В этом доме с 1919 года по 1936 год жил писатель Юрий Николаевич Тынянов».
На гранитной доске рельефное изображение в виде развернутого листа, над ним лавровая ветвь и гусиное перо»14.
«Здесь с 1901 года по 1907 год жил Михаил Иванович Чегорин — основоположник русской шахматной школы».
Доска из серого гранита с рельефным изображением М. И. Чегорина на фоне шахматной доски]15.
Как видно из приведенных примеров, предметная семантика в модульных мемориальных текстах имеет невербальное воплощение. Изображения микроскопа, снайперской винтовки, шахматной доски приобретают в этих текстах статус иконического знака, репрезентирующего профессиональный статус персонажа текста. В результате в указанных контекстах появляется второй смысловой слой,
8 Там же, 420.
9 Там же, 429.
10 Там же, 441.
11 Там же, 443.
12 Там же, 446.
13 Там же, 453.
14 Там же, 451.
15 Там же, 457.
представленный значениями отвлеченного типа: микроскоп (наука), снайперская винтовка (военное дело), шахматная доска (спорт).
Зачастую дополнительным атрибутом внеречевого контекста мемориальной доски является изображение дубовой, лавровой или пальмовой ветви, которые квалифицируются как символы, в которых закодированы особо социально значимые концепты, традиционно встречающиеся в мемориальных текстах: слава, мужество, подвиг, победа.
Таким образом, предметная семантика в модульном мемориальном тексте представлена невербальными фрагментами иконической и символической природы, функция которых — репрезентировать профессионально-статусные характеристики личности, в честь которой установлена мемориальная доска. Невербальные фрагменты, означающие профессиональную деятельность, в совокупности с традиционными символами, обозначающими концепты слава, честь, мужество, доблесть (дубовая, лавровая или пальмовая ветвь) весьма органично дополняют вербальные фрагменты текста мемориальной доски, придавая всему речевому массиву смысловую целостность и стилистическую «монументальность».
В отличие от семантики предметной, семантику события и семантику факта в мемориальном тексте сложно разграничить. Фактообразующая семантика, по сравнению с семантикой событийного типа, представляет собой более высокий уровень обобщения знаний о мире, проявляет себя в речи при создании того или иного информационного сообщения. Обобщенность знания об окружающем мире является характерной чертой фактообразующей семантики, поэтому семантика этого типа лишена личностного начала. Иными словами, в отличие от событийной семантики, факт не требует интерпретации и преодоления чуждости при восприятии адресатом. Факты не интерпретируются, а, существуя в нашем сознании, констатируются или утверждаются.
В основе семантики факта лежит точное знание о происшедшем, что вводит рациональный компонент в смысловую структуру модульного мемориального текста при восприятии сообщаемого субъектом речи. Фактообразующая семантика в мемориальном тексте передается получателю в форме простого повествовательного предложения со значением утверждения, подчеркивающего объективность и абсолютную истинность сообщаемого.
Рассмотрим, какими речевыми формами задается семантика факта в модульном мемориальном тексте, посвященном той или иной известной личности:
«В этом доме 1842-1846 гг. жил Виссарион Григорьевич Белинский».
«В этом доме 16(28) ноября 1880 года родился Александр Блок».
«В этом доме в квартире № 21 в 1840-41 гг. жил Александр Иванович Герцен».
«В этом доме в 1854-1856 гг. жил Михаил Иванович Глинка».
«В этом доме с 1833 по 1836 г. жил Николай Васильевич Гоголь»16.
Семантика факта аналогичным образом выражается и в речевой структуре мемориальных досок, установленных в память об основании какого-либо заведения, учреждения, организации, а также в память о том или ином историческом событии:
16 Там же, 390,391,401,402.
«В сем здании с 1811 по 1843 год находился Императорский лицей»11.
«В этом здании размещался изолятор временного содержания заключенных Печорлага»18.
«Здесь заложено обращение к жителям г. Печоры 2009 г.»19.
«В этом доме Таня Савичева написала блокадный дневник»20.
Данную речевую форму можно квалифицировать как констатацию факта. Внешне текст выглядит как простое утвердительное предложение, практически лишенное средств выражения личностного начала.
Однако в данных текстах присутствует неэксплицированный фрагмент: Мы знаем (помним), что... Таким образом, текст в целом представляет собой сложноподчиненное предложение, в котором эксплицированный на мемориальной доске фрагмент представляет собой часть изъяснительного придаточного предложения. Поэтому данная надпись (но уже в иных пространственно-временных координатах) может быть прочитана и как конструкция, выражающая общественное отношение к обозначенной в тексте информации о событии или личности.
Мемориальные тексты, внешне состоящие только из одного высказывания с семантикой констатации факта, самодостаточны и не требуют вербальной детализации, описания статуса, особых заслуг, исторической роли персонажа мемориального текста и т. п. Речевые структуры такого типа называются одномерными, в них присутствует только один тип семантики, который выражается простым утверждением в речевой форме констатации факта.
Среди изученного нами материала достаточно большое количество надписей с доминирующей семантикой факта выглядят однотипными. Приведенные примеры еще раз подтверждают, что «тексты, в основе которых лежит фактообра-зующая семантика, более однообразны по структуре, чем тексты с событийной семантикой»21.
Высказывания с семантикой фактообразующего типа строятся преимущественно на основе нейтральной лексики: дом, здание, жил, работал, написал, дневник. Воздействующая функция текстов такого типа определяется степенью осведомленности получателя информации, его фоновыми знаниями о личности, в честь которой установлена мемориальная доска: «Употребляя собственное имя, мы позволяем слушателю идентифицировать индивидуума и связать его с той информацией, которой он располагал ранее»22. В подобном тексте основная смысловая нагрузка падает на имя собственное, находящееся в реме высказывания и дополнительно актуализированное при помощи шрифтового выделения. Таким образом, имя персонажа в модульном мемориальном тексте с фактообразующей доминантой начинает выполнять функцию характеристики, генерируя семантику иного типа. Говорят, что «имя говорит само за себя».
В некоторых случаях в мемориальном тексте, построенном по законам организации текстов с семантикой факта, появляется лексика эмоционально окрашенная:_
11 Там же, 356.
18 www Pechora-portal.ru/ galleries/monuments/memodoski 008.htm (обращение 11.01.2001).
19 www Pechora-portal.ru/ galleries/monuments/memodoski 008.htm (обращение 11.01.2001).
20 www sakharov-center.ru (обращение 08.02.2001).
21 Коньков 1995, 63.
22 Милль 1910, 55.
«В этой тюрьме томился правозащитник и публицист Марченко Анатолий Тихонович»23.
«Евгений Мравинский творил здесь LVIлет»24.
Подобного рода конструкции могут быть осмыслены в двух семантических планах. С одной стороны, в подобного рода речевых ситуациях доминирующая семантика факта подчиняет себе эмоциональный компонент лексического значения, и слова томился и творил воспринимаются как социально значимый тип деятельности. С другой стороны, эти слова могут быть восприняты и как выражающие оценку деятельности, чувство восхищения. Думается, что этот двойной семантический статус высказываний — характерная семантическая особенность мемориального текста.
При наблюдении за речевым материалом модульных мемориальных текстов нами замечено, что в случаях, когда имя само по себе неизвестно или малоизвестно, в текст вводится дополнительная информация. В результате фактообразующая семантика расщепляется, детализируется, получает дополнительную функцию характеризации образа персонажа текста. В тексте генерируются субъективно-модальные значения. Семантика факта в этом случае начинает трансформироваться в семантику событийного типа. Это речевое явление встречается в мемориальных текстах, установленных в честь личностей, особые заслуги которых требуют объяснения и интерпретации массовому адресату:
« Здесь в 1918 году учился и в 1934-1936 годах командовал училищем выдающийся советский военачальник Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов»25.
«В этом доме в 1930-1938 гг. жил выдающийся советский летчик, парашютист, мировой рекордсмен Николай Александрович Евдокимов»26.
«В этом доме жил с 1938 г. по 1948 г. председатель военно-революционного комитета в Петрограде в октябре 1917 г. выдающийся организатор Красной Армии Николай Ильич Подвойский»21.
«В этом доме 1928-39 гг. жил выдающийся советский режиссер, народный артист РСФСР Всеволод Эмильевич Мейерхольд»2,8.
«Здесь с 1918 по 1972 год работал генеральный конструктор самолетов трижды Герой Социалистического Труда, академик Андрей Николаевич Туполев»29.
«Здесь с октября 1934 г. по март 1937 г. жил в ссылке поэт Николай Алексеевич Клюев 1884-1937»30.
«В этом доме жил и работал писатель Черкасов Алексей Тимофеевич, автор трилогии «Июньрыжий», «Хмель», «Черный тополь» 1915-1972»31.
23 www sakharov-center.ru (обращение 08.02.2007).
24 www literra.websib.ru (обращение 29.09.2007).
25 Калинин, Юревич 1976, 166.
26 Там же, 172.
27 Там же, 234.
28 www sakharov-center.ru (обращение 08.02.2007).
29 www sakharov-center.ru (обращение 08.02.2007).
30 www Pechora-portal.ru/ galleries/monuments/memodoski 008.htm (обращение 11.01.2007).
31 www memorials.lib.tomsk.ru (обращение 29.09.2007).
Элементы детализации, характеризующие персонаж текста по статусным характеристикам, внешне выглядят как дополнительные, нерелевантные, однако если эти элементы в тексте опустить, то смысл установления мемориальной доски в честь той или иной персоны останется непонятным получателю и, как следствие, текст потеряет воздействующую функцию.
Указанные конструкции репрезентируют персонаж текста по социальному статусу и получают пропозитивное прочтение, поскольку разъясняют получателю информации причину того, почему в честь той или иной личности установлена мемориальная доска: потому что он был выдающимся летчиком, Героем Советского Союза, мировым рекордсменом, организатором красной Армии, потому что находился в ссылке, потому что был академиком и т. п.
Степень известности личности, в честь которой установлена мемориальная доска, обратно пропорциональна количеству эксплицированных речевых фрагментов, образующих текст как коммуникативное целое. Сравним:
«В этом доме 16(28) ноября 1880 года родился Александр Блок»32.
«И. И. Газа 5.1.1894 — 6.Х.1933. Потомственный пролетарий — рабочий Путиловского завода, с 14-ти лет ведет революционную работу, помогая подпольной большевистской организации завода. В 1915 г. арестован и сослан в штрафной батальон. З.1У.1917 г. вступает на заводе в ряды большевистской партии. В Октябрьские дни — красногвардеец, боец Путиловских боевых дружин. В гражданскую войну организатор Путиловского стального дивизиона и комиссар бронепоезда № 6. Награжден орденом боевого Красного Знамени и золотыми часами от ВЦИК. С января 1926 года — организатор к-та ВКП(Б) завода «Красный Путиловец »33.
Речевые структуры, в которых доминирует семантика факта, весьма типичны для модульных мемориальных текстов, установленных в честь личностей, чьи заслуги перед страной не нуждаются в разъяснении и интерпретации.
То же самое можно утверждать относительно речевой структуры мемориальных досок, установленных в память об исторических событиях, статус которых не может быть изменен в зависимости от социально-политического контекста с течением времени.
Довольно часто тексты, изначально построенные как будто бы на основе фактообразующей семантики, осложнены причастными или деепричастными оборотами, которые вводят в структуру текста логические структуры со значением нарратива, распределяя действе по шкале времени и образуя более сложное коммуникативное единство с встроенной повествовательной составляющей. Подобные включения трансформируют тексты в тексты с семантикой событийного типа:
«В этом доме жил фельдмаршал русской армии Михаил Илларионович Кутузов перед отправкой его в армию, действовавшую во время Отечественной войны против войск Наполеона»34.
32 Калинин, Юревич 1976, 201.
33 Там же, 323.
34 Там же, 256.
«В этом доме в 1889 году поселился приехавший в Петербург 14-летний Михаил Калинин и прожил здесь до 1989 года»35.
Совершенно особый тип речевой структуры представляют собой тексты первых мемориальных досок в России, которые были установлены в ХУШ веке и посвящены петербургским наводнениям:
«1777 года сентября 10 дня пополуночи в 7 часу вода стояла по красную линию выше ординарной воды 9 фут и 11 дюймов».
«1752 года октября 23 дня пополуночи в 10 часу по зеленую линию выше ординарной воды 8 фут 5 дюймов».
«Самое большое возвышение воды над ординаром 11 футов 10 / дюймов два часа пополудни 7-го ноября 1824 года при жестком ветре от WSW»36.
С точки зрения современных представлений о текстах СМК краткость и лапидарность речевой структуры позволяют отнести этот тип речевых фрагментов к хроникальным заметкам, сформированным на основе такой речевой формы, как информационное сообщение. В данной речевой форме доминирует семантика факта, тяготеющая к научному дискурсу. Научный дискурс определяется стремлением отправителя сообщения максимально отойти от высказывания значений модусного типа. Отправитель действует исходя из установки на объективность изложения, актуализируя конкретные детали (по красную линию выше, по зеленую линию выше, при жестком ветре от WSW), цифровые данные (11 футов 10 / дюймов).
Широкая распространенность мемориальных текстов, в которых доминирует семантика факта, можно объяснить тем, что факт воспринимается как абсолютное знание, как аксиома, не требующая доказательства. «Факты, заключенные в придаточном изъяснительном, теряют указание на место, временную протяженность и т. д., они оказываются «замурованы» внутри этой оболочки, приобретают свойства самой «ментальной оболочки», т.е. параметр истинности, рациональной оценки»37. Та же информация, представленная через призму субъективности, теряет статус абсолютного знания. На наш взгляд, подобное свойство фактообра-зующей семантики как нельзя лучше соответствуют коммуникативной функции мемориального текста — сохранять воздействующую силу вне времени.
ЛИТЕРАТУРА
Анисимова Е.Е. 1992: Паралингвистика и текст (к проблеме креолизованных и гибридных текстов) // Вопросы языкознания.1, 71-79.
Арутюнова Н.Д. 1980: К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований/ Н. Д. Арутюнова (ред.). М.
Быкова Е.В. 2007: Речевая структура модульного текста // Русская речь в средствах массовой информации: стилистический аспект/ В. И. Коньков (ред.). СПб.
Зализняк А.О. 1990: О понятии «факт» в лингвистической семантике // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста. М.
Калинин Б.Н., Юревич П.П. 1976: Мемориальные доски и памятники Ленинграда. Л.
Коньков В.И. 1995: Речевая структура газетного текста. СПб.
35 Там же, 431.
36 Там же, 367.
37 Зализняк 1990, 156.
Милль Дж. 1910: Теория значения. Прентис-холл.
www Pechora-portal.ru/ galleries/monuments/memodoski 008.htm (обращение 11.01.2001).
www sakharov-center.ru (обращение 08.02.2001). www literra.websib.ru (обращение 29.09.2001). www memorials.lib.tomsk.ru (обращение 29.09.2001).
FRAGMENTS WITH DENOTATIVE AND FACTUAL SEMANTICS IN A MODULAR MEMORIAL TEXT STRUCTURE
Ye.V. Bykova
The article presents notional fragments with denotative and factual semantics. It also contains the analysis of their communicative function in modular texts. The paper is based on the analysis of examples of texts of memorial plaques put up in the cities of Russian Federation.
Key words: semantics, communication, function.
© 2010
С. В. Онина
К ПРОБЛЕМЕ КОМПОЗИТИВНЫХ НОМИНАТИВНЫХ ЕДИНИЦ ХАНТЫЙСКОГО ЯЗЫКА
В статье рассматриваются композитивные номинативные единицы, которые в лексическом фонде хантыйского языка являются одним из активных способов образования слов. Автор устанавливает критерии разграничения сложного слова и словосочетания: фонетический, морфологический, семантический, синтаксический и орфографический.
Ключевые слова: композитивные номинативные единицы, критерии, лексика, хантыйский язык.
Проблема сложного слова сама по себе не нова, например, исследователи индоевропейских и тюркских языков уже давно обращались к этой теме1. Российские финно-угроведы начали уделять пристальное внимание этой теме с конца 50-х гг. XX века2. Неоднократное обращение к данному вопросу обусловлено тем,
1 Троицкий 1940; Смирницкий 1952, 1954; Василевская 1962; Муратов 1961; Бенвенист 1974; Анжиганова 1982; Мещанинов 1982 и др.
2 Картина 1955; Макаров 1958; Майтинская 1959; Лыткин 1961; Муратов, Пейсиков 1973; Ром-бандеева 1974; Андуганов 1976; Больдт 1987; Чернов 1988; Аксенова 1996; Мусанов 1999; Лыскова 1996; Вернер 2000 и др.
