CC BY
43Трибуна молодого ученого
А. ИСМАЕЛЬ
ФОРМЫ ПРЕОДОЛЕНИЯ ДЕКАДАНСА В РОМАНЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «БЕСЫ»
В контексте литературоведческой проблемы «Достоевский и декаданс» на материале романа «Бесы» рассматриваются авторские формы художественного преодоления пессимизма.
Ключевые слова: творчество Достоевского, декаданс, философия литературы.
Декаданс - важная проблема романа «Бесы», являющегося, возможно, самым тяжелым, нравственно двойственным произведением Ф. М. Достоевского. Хотя даже «единственный родившийся в романе ребенок (сын Marie Шаговой) оставляет этот мир, не прожив и нескольких дней» [1], Достоевский не оставляет читателей без духовной поддержки. У него декаданс присутствует, служит предметом анализа, но не утверждается как главное слово произведения. Какими способами совершается преодоление пессимизма и негативных тенденций?
Детальное рассмотрение механизмов деградации (и личности, и общества) позволяет читателю расценить роман как пророчество, возвыситься над сюжетом, который может быть оценен как пессимистический. «Пророческое предсказание Ф. М. Достоевского о социальном и нравственном хаосе как основе трагичности глобального всеобщего разрушения общества актуализирует роман “Бесы” во все времена, в том числе и в XXI веке», - пишет С. А. Орлова в диссертации «Ми-фо-фольклорный контекст романа Ф. М. Достоевского “Бесы”» [2]. «Соблазн неверия становится не только частным делом, писатель убедительно показывает, что увлечение приводит к катастрофическим социальным последствиям», - указывает А. В. Лапин [3]. Однако ту ситуацию, когда нравственная двойственность поэтизируется и становится своеобразной «вершиной» художественного произведения, не следует путать с ситуацией, при которой разнообразные образы недолжного поведения складываются в концепцию катастрофы.
Духовно-нравственные достижения ряда героев романа способствуют преодолению тяжелых настроений. Предсмертное состояние Степана Трофимовича можно назвать покаянием, отказом от заблуждений. «Мое бессмертие уже потому необходимо, что Бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно», -эти фразы в ряду последних сказанных им перед смертью [4].
Достаточно стойкой остается Дарья. «Трудно было чем-нибудь надолго изумить эту девушку и сбить ее с толку, - считает Н. О. Савина. - Из главных героев романа в живых остается лишь
Даша: ее спасает христианская любовь к ближним и стремление послужить им» [5]. «Центральному герою “Бесов”, Ставрогину, этому “прекрасному нарциссу с покойником в сердце”, по словам И. Ильина, противопоставлены люди, сохраняющие живое сердце: Тихон, показывающий образец смирения и призывающий Ставрогина победить грех гордости в себе, Шатов, даже в проклятии продолжающий любить и искать истину, Кириллов, проявляющий неравнодушие и простодушность сердца, Марья Лебядкина, способная на любовь, благоговение к своему Ивану-царевичу, любящая Пресвятую Богородицу до благодатных слез. Все эти герои воплощают мысль Иоанна Лествичника о том, что “любовь есть источник веры”», - подчеркивает Е. А. Гаричева [6].
Нравственная личность рассказчика - Хроникера, Антона Лаврентьевича, имеет большое значение. Он передает эмоции и страсти героев, оставаясь объективным созерцателем и исследователем. Лучше всего об этом сказано Ю. Карякиным: «Хроникер и стимулирует это сотворчество. Стимулирует и простодушным и ироничным тоном своим. В конце концов он и сам именно благодаря своей “Хронике” сделался (вернее, сделается) активным участником событий: “Хроника” и есть это участие. А он, “господин Г-в”, едва ли не самый изменившийся и самый изменяющийся (в перспективе) образ романа. У него больше, чем у кого бы то ни было, “степеней свободы”. Он больше всех открыт для развития. Его никакая идея не придавила камнем» [7].
Общее христианское миропонимание, присутствующее в романе, - также важный аргумент в преодолении декаданса. Первая глава диссертации Н. О. Савиной называется «Христианское миросозерцание Достоевского как “идеологическая доминанта” романа “Бесы”». И это закономерно. Борьба с демонизмом - главная нравственная задача, решаемая в произведении. «Бесы <...> в языковом сознании Ф. М. Достоевского, глубоко русского человека, христианина, впитавшего в себя всю русскую культуру, получают реальное физическое воплощение в обликах людей новой идеологии - атеизма», - пишет Н. Ф. Истомина [8]. В этом же ключе развивается мысль С. П. Пухачева: «Достоевский в своем романе создал развернутую иконографию “бесовства”, визуализировал беснование своих героев, перевел на язык жеста» [9].
Декаданс - идея произведения, контекст жизни героев, но нельзя сказать, что сам Достоевский полностью подчинен этому настроению. Декаданс преодолевается и наличием фигуры Хроникера, и поражениями, которые терпят Кириллов или Ставрогин, и утверждаемой в романе христианской нравственностью, и присутствием таких героев, как Даша и старец Тихон.
Литература
1. Савина Н. О. Роман Ф. М. Достоевского «Бесы»: проблематика и особенности поэтики: дис. ... канд. филол. наук. М., 2003. С. 61.
2. Орлова С. А. Мифо-фольклорный контекст романа Ф. М. Достоевского «Бесы»: дис. ... канд. филол. наук. Челябинск, 2010. С. 14.
3. Лапин А. В. Феномен религиозной веры в мировоззрении Ф. М. Достоевского: дис. ... канд.
филол. наук. Благовещенск, 2006. С. 159.
4. Достоевский Ф. М. Бесы: роман. М., 2011. С.592.
5. Савина Н. О. Роман Ф. М. Достоевского «Бесы» ... С. 155, 185.
6. Гаричева Е. А. Ф. М. Достоевский о преображении личности в романе «Бесы» // Знание, понимание, умение. 2008. № 3. С. 155.
7. Карякин Ю. Зачем «хроникер» в «Бесах»? // Литературное обозрение. 1981. № 4. С. 84.
8. Истомина Н. Ф. Концепт «бесы» в одноименном романе Ф. М. Достоевского: дис. ... канд. филол. наук. Липецк, 2002. С. 159.
9. Пухачёв С. Б. Поэтика жеста в произведениях Ф. М. Достоевского (на материале романов «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы»): дис. ... канд. филол. наук. Великий Новгород, 2006. С. 127.
a. ISMAEL. THE FoRMS of DEcADENcE ovERcoMING IN
f. m. Dostoyevsky's novel «demons»
The article deals with the author's forms of an artistic overcoming of pessimism on the material of the novel «Demons». These forms are considered in the context of the phitobgic problem «Dostoyevsky and decadence». Key words: Dostoyevsky's works, decadence, philosophy of literature.
О. В. ТАТАРИНОВА
КНИГА-АКЦИЯ А. МОНАСТЫРСКОГО «ПОЭТИЧЕСКИЙ МИР» КАК КОНЦЕПТУАЛИСТСКАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ АПОФАТИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ
Статья посвящена исследованию художественного проекта А. Монастырского, сопрягающего принципы византийского апофатического богословия и московского концептуализма в пространстве философской лирики.
Ключевые слова: поэзия концептуализма, апофатический метод, неклассические формы философской лирики.
Творчество поэта-концептуалиста А. Монастырского принято интерпретировать в рамках общей концептуалистской стратегии, свойственной и другим авторам этого художественного направления (Л. Рубинштейн, Т. Кибиров, Д. Пригов, В. Сорокин, В. Некрасов) и сводящейся к таким понятиям, как «авторская стратегия», проектное, жестовое искусство, («назначающий жест» - превращение нехудожественных объектов в арт-объ-екты), постмодернистская деконструкция в трех ее разновидностях («смерть Бога», «смерть автора», «смерть читателя») и др.
В обобщенных «Словарем терминов московской концептуальной школы» под ред. А. Монастырского [1] автоопределениях писателей-концеп-туалистов преобладают дефиниции, выраженные в форме всевозможных негативных понятий, фундирующих пустотность и деструкцию как предмет и метод изображения («спокойный подсчет несуществующих предметов»; «тело-без-имени»; «нет меня - полная амнезия, вызванная высокой степенью непонимания всего»; «антиграви-
тационные мероприятия»; «конец географии»; «незалипание»; «незаметность»; «неизвестное»; «пустое действие»; «пустотный канон»; «путь концентрации невнимания»; «белое бумаги или картины»; «бис-пустотники»; «провалы»; «де-триумфация»; «книга небытия»; «невидимость»; «незаписанность»; «непроисходящее»; «неизоб-ражаемость»; «неслучайная пустота» и др.). Как мы видим, константы поэтики школы «московского концептуализма» определяются ее авторами через отрицания.
Изобилие разнообразных «не» в дефинирую-щей авторефлексии и в ткани художественных текстов позволяет рассматривать сочинения самого А. Монастырского в контексте византийской апофатической традиции, создавшей модель отрицания любых утверждений, которые касаются определений сакрального. Тема сакрального играет в творчестве концептуалистов очень значительную, если не определяющую, роль [2]. В частности, один из основателей этого направления И. Кабаков утверждает, что кон-
