CC BY
75
ность по Божьему Промыслу наступления мига «будто время пропало». Характерные указания на символичность даты битвы на Куликовом поле (Рождество Богородицы, первое событие евангельской истории) организуют время всех произведений. Как видим, усвоение догматической стороны православия и участие в жизни Церкви - принципиальная основа творчества В. Кру-пина. Следование традиции духовного реализма проявилось в духовной проблематике творчества позднего В. Крупина. Принципы поэтики основываются на православной онтологии и антропологии, жанровые доминанты тяготеют к древнерусской литературе (хожение, житие), в организации пространственно-временного континуума автор ориентируется на эонотопос. Все сказанное показывает плодотворность традиции, обогащенной творческой индивидуальностью писателя.
Примечания
1. Любомудров А. М. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б. Зайцев, И. Шмелев. СПб., 2003. С. 234.
2. Шмелев И. С. Собр. соч.: в 8 т. М., 1998-2000. Т. 7. С. 514.
3. Крупин В. Н. Слава Богу за все: Путевые раздумья // Наш современник. 1995. № 1. С. 90.
4. Лихачев Д. С. Избр. работы: в 3 т. Л., 1987. Т. 3. С. 312.
5. Лепахин В. В. Икона и иконичность. СПб., 2002.
6. Крупин В. Н. Собр. соч.: в 2 т. М., 1991. Т. 2. С. 532.
7. Там же. С. 499.
8. Шмелев И. С. Лето Господне. Богомолье. М., 1990. С. 428.
9. Игнатий (Брянчанинов), епископ. Слово о смерти. Мн., 2004. С. 126-127.
10. Белова О. П. Своеобразие художественно-публицистической манеры В. Н. Крупина: дис. ... канд. филол. наук. Ульяновск, 2004. С. 239.
11. Зайцев Б. К. Соч.: в 3 т. М., 1993. Т. 2. С. 14.
12. Там же. С. 31.
13. Шмелев И. С. Повести и рассказы. М., 2007. С. 69.
14. Лепахин В. В. Указ. соч.
15. Крупин В. Н. Русские Святые. М., 2006. С. 13.
16. Шмелев И. С. Повести и рассказы.
УДК 821.161.1
А. А. Моисеев
«ЧУЖИЕ» СКИТАЛЬЦЫ В РУССКОМ ОБЩЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в. (НА ПРИМЕРЕ
ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ОБРАЗОВ ГЕРОЕВ РОМАНА Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «БЕСЫ»)
Тема русского скитальчества рассматривается в работе через швейцарский пласт романа Ф. М. Достоевского «Бесы». Автор статьи, анализируя систему персонажей произведения, указывает на корни такого явления в русском общественном сознании, как «чужой» скиталец, и исследует причины его возникновения. Особое значение придается анализу способов выражения писателем амбивалентного романного образа Швейцарии на страницах «Бесов».
The theme of Russian wandering is regarded in this work through the Swiss layer of the Dostoyevsky's novel "Demons". The author of the article, considering the system of the characters of the novel, points to the roots of such phenomenon in Russian public consciousness as a strange wanderer and investigates the reasons of its origin. A special importance is given to the analysis of the author's ways of expressing the novel's ambivalent image of Switzerland at the pages of "Demons".
Ключевые слова: роман Ф. М. Достоевского «Бесы», система персонажей, русское скитальчество, понятие «чужой» скиталец, амбивалентный образ Швейцарии, швейцарский пласт романа.
Keywords: F. M. Dostoyevsky's novel «Demons», system of the characters, Russian wandering, a "strange" wanderer and investigates, ambivalent image of Switzerland, the Swiss layer of the Dostoyevsky's novel.
Роман Ф. М. Достоевского «Бесы» (1870— 1871 гг.) с момента его выхода в свет привлекал внимание читателей и критиков своей острой злободневностью. Одна из центральных проблем романа - русское скитальчество - сохранила свою актуальность. К ее исследованию обращались М. Бахтин, Л. Гроссман, А. Долинин, В. Ту-ниманов и др. [1] Отдельные аспекты проблемы рассматриваются в работах Ю. Давыдова, К. Сте-паняна, Л. Сараскиной, Г. Пономарева, М. Ермаковой и др. [2] Один из аспектов проблемы скитальчества связан с образом Швейцарии, которому в художественном мире Достоевского, особенно в романах «Идиот» и «Бесы», посвятили свои исследования Т. Касаткина, Г. Ермилова, К. Степанян [3].
Данная статья рассматривает русское скитальчество через швейцарский пласт романа Достоевского «Бесы».
МОИСЕЕВ Алексей Алексеевич - аспирант II курса кафедры всемирной литературы Нижегородского государственного педагогического университета © Моисеев А. А., 2009
Влияние, которое оказывала Швейцария на Российскую империю, было значительным: с середины XVII в. в Россию стали отправляться военные, врачи, ювелирные мастера, архитекторы, виноделы из Швейцарии. Так, архитектор Доменико Трезини построил в Санкт-Петербурге Петропавловскую крепость и Петропавловский собор, Летний дворец Петра, здание Двенадцати коллегий. Уроженец Берна Никлаус Людвиг фон Штюрлер возглавлял гвардейский полк, воевал с наполеоновской армией. Перед первой мировой войной в нашей стране проживало 15 тыс. выходцев из Швейцарии [4].
Швейцария - стабильная в социальном отношении страна. Швейцарцам традиционно свойственна скромность. Уровень их жизни - один из самых высоких в мире. Этим Швейцария на протяжении столетий вдохновляла и манила русских. Большое количество русских дворян лечилось на швейцарских курортах, и возвращались на родину некоторые из них, проникшись идеями свободной демократии благополучной европейской страны.
Интерес к Швейцарии, как некоему центру европейского образа жизни, всегда был велик у русских писателей.
Первоначально Швейцария в русской литературе изображалась как некое идеальное пространство, например у Н. М. Карамзина в «Письмах русского путешественника» (1791-1792): «Счастливые швейцарцы! Всякий ли день, всякий ли час благодарите вы небо за свое счастие, живучи в объятиях прелестной натуры, под благодетельными законами братского союза, в простоте нравов и служа одному Богу?» [5].
В первые десятилетия XIX в. в русской литературе появляется романтическая трансформация образа Швейцарии. Она была сделана В. А. Жуковским при переводе байроновского «Шильонского узника». Как отмечает Н. Е. Мед-нис, русский романтик намеренно отстраняется в своем вольном переводе поэмы от байроновс-кого пафоса борьбы за свободу, добавляет в повествование описание природы, географии Швейцарии, т. е. делает акцент на том, что интересовало его самого в этой стране [6].
В середине XIX столетия обозначились новые аспекты восприятия этой страны. В документально-публицистическом романе А. И. Герцена «Былое и думы» (опубл. 1855-1919) изображение Швейцарии изменяется: с авторской точки зрения, она представлена как негармоничное единство идиллической природы и городского патриархального уклада, что сопоставляется с характерными чертами современной жизни Запада в целом.
Хорошие отношения с соседними государствами у Швейцарии стали в это время нарушаться:
социалисты искали здесь убежища, но Союзный совет (аппарат центральной власти) разрешил им оставаться в стране лишь до тех пор, пока они ограничивались теоретическим изложением своих идей. Они подлежали высылке, если компрометировали себя революционной пропагандой. Таким же образом швейцарские власти поступили и с С. Г. Нечаевым - прямым прототипом Петра Верховенского - известным анархистом-революционером, главой тайного политического общества «Народная расправа», чья провокационная деятельность была переосмыслена и частично положена Достоевским в основу сюжета романа «Бесы». Бежавший в Швейцарию после убийства студента Академии И. И. Иванова, заподозренного членами «Народной расправы» в предательстве, поддерживаемый там самим М. Бакуниным, Нечаев был в 1872 г. арестован полицией и отправлен в Россию для судебного разбирательства [7].
Социалисты, появившиеся в Швейцарии в середине XIX в., постепенно начали формулировать свои требования в кантонах. На протяжении столетий Швейцария была поделена на множество кантонов и организована таким образом, что любое меньшинство имело права в стране, известной своей «прямой» демократией. В 1848 г., когда на смену союзу кантонов пришла собственно Швейцарская Конфедерация и была принята ее первая конституция, каждый кантон так и остался суверенным: Ури, Швиц, Унтервальден, Фрибур, Люцерн, Цуг, Шаффхаузен, Аппенцелль, Санкт-Галлен, Граубюнден, Гларус, Тичино, Вале, Во, Женева.
В 1878-1890 гг. в Швейцарии издавались германские социал-демократические газеты, устраивались тайные и открытые съезды - и это способствовало быстрому распространению социалистических идей в Швейцарии. В то же время в ряде стран Европы создаются социалистические партии («Всеобщий германский рабочий союз», Социал-демократическая рабочая партия Германии, «Народная Воля» и др.). На основе социалистической программы в 1864 г. было организовано «Международное товарищество рабочих» - I Интернационал, также упоминающийся в романе «Бесы»: «У нас вот говорят теперь, когда уже всё прошло, что Петром Степановичем управляла Интернационалка, а Петр Степанович Юлией Михайловной, а та уже регулировала по его команде всякую сволочь» [8].
Первый конгресс Интернационала состоялся в Женеве 3-8 сентября 1866 г. Второй (сентябрь 1867 г.) и четвертый (сентябрь 1869 г.) съезды также прошли в Швейцарии. Примечательно, что в «Бесах» Петр Верховенский распространяет слухи о своей связи с вождями швейцарской русской эмиграции, с Интернационалом, чтобы
приобрести и закрепить больший авторитет у членов революционной пятерки, находящейся под его руководством.
Собственные впечатления от пребывания в этой стране, субъективное восприятие западного образа жизни не могли не отразиться в художественном пласте романа Достоевского. В июне 1862 г. писатель впервые выехал за границу и побывал в Германии, Франции, Швейцарии, Италии. Несколько раз он встречался с Герценом и Огарёвым, чьи западнические идеи вызывали в нем протест. В 1867 г. в Женеве, где в то время находился писатель, проходил международный «Конгресс мира и свободы». Речи западных идеологов-радикалов о «безбожественном, материальном начале жизни на земле» произвели отрицательное впечатление на Достоевского. Он писал в письме А. Н. Майкову за январь 1868 г. из Швейцарии: «О, если б Вы знали, как глупо, тупо, ничтожно и дико это племя! Мало проехать, путешествуя. Нет, поживите-ка! Но не могу Вам теперь описать даже вкратце моих впечатлений; слишком много накопилось. <...> Буржуазная жизнь в этой подлой республике развита до пес-р1ш-икга. <...> Нравы дикие; о, если б Вы знали, что они считают хорошим и что дурным» [9].
Описания Швейцарии самой по себе в «Бесах» нет: читатель узнает о ней только со слов повествователя-хроникера Антона Лаврентьевича Г-ва. Страна «увидена» не автором непосредственно, а отдельно взятым героем повествования и обозначена как пространство, где пребывают действующие лица (или где им предстоит побывать). Швейцария окружена в романе неким ореолом таинственности. Достоевский интерпретирует революционное «бесовство», легшее в сюжетную канву повествования, в философско-пси-хологическом ключе, через движение судеб героев романа, динамику их характеров. При этом швейцарский пласт оказывается чрезвычайно значимым.
Именно Швейцария обернулась в романе «Бесы» местом, откуда возвращаются на родину с «новыми идеями», либо бегут туда, или, по крайней мере, бывали там. Это относится к «чужим» скитальцам: Степану Трофимовичу Верховенско-му, Варваре Петровне Ставрогиной, ее сыну Николаю Ставрогину, Дарье Шатовой, Петру Вер-ховенскому, Ивану Шатову.
Можно утверждать, что практически все герои произведения являются носителями болезни - так называемого «бесовства». Бесовство, как его понимал автор, это противоестественное губительное начало в человеческом сознании, воспроизводимое во всех сферах его деятельности, сродни одержимости злым духом. С другой точки зрения, эта «одержимость» может быть рассмотрена как острое влияние «чужих», нанос-
ных и разрушительных, идей на умы русской интеллигенции.
В «Бесах» использованы и подвергаются авторской критике актуальные в то время в Западной Европе и России анархические идеи Бакунина, Ткачева, Нечаева, их статьи, прокламации, уставы об уничтожении религии, семейного уклада жизни, Бога, государства. Это находит подтверждение в художественном образе беса-теоретика Шигалева, обобщенном, собирательном типе современного нигилиста. Его можно отнести к «чужим», заезжим скитальцам на основании того факта, что в романе никому точно не известно, откуда и с какой целью он вдруг появился в городе: «Этот Шигалев должно быть уже месяца два как гостил у нас в городе; не знаю, откуда приехал; я слышал про него только, что он напечатал в одном прогрессивном петербургском журнале какую-то статью. Виргинский познакомил меня с ним случайно, на улице» (С. 127).
Шигалев пренебрегает популярными в XIX в. идеями утопистов Фурье, Кабе, Сен-Симона, от наивности взгляда которых на мир и природу человека, по его мнению, необходимо отказаться: «Посвятив мою энергию на изучение вопроса о социальном устройстве будущего общества <. > я пришел к убеждению, что все созидатели социальных систем, с древнейших времен до нашего 187... г., были мечтатели, сказочники, глупцы, противоречившие себе <...> Платон, Руссо, Фурье, колонны из алюминия, всё это годится разве для воробьев, а не для общества человеческого» (С. 366). Взамен их «устаревших», по его мнению, идей «он предлагает, в виде конечного разрешения вопроса - разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя впрочем и будут работать» (С. 367).
В эпилоге по написанной Верховенским-млад-шим прокламации наизусть цитирует его идеи переустройства мира член пятерки «наших» Лям-шин: «На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? - он с горячею торопливостью ответил, что для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самоохранения - вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опира-
ясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться» (С. 597).
Кроме того, Лямшин имеет и собственные сокровенные мысли о «переделке мира», произвольно вырвавшиеся у него однажды на собрании «наших»: «- А я бы вместо рая, - вскричал Лямшин, - взял бы этих девять десятых человечества, если уж некуда с ними деваться, и взорвал их на воздух, а оставил бы только кучку людей образованных, которые и начали бы жить-поживать по-ученому» (С. 368).
«Чужой» скиталец для России - явление, как это ни парадоксально, национальное. В основе его поведения - отсутствие высшей руководящей идеи и зависимость от обстоятельств и случайности. Заключения о «высокомерии» этого культурного типа многократно повторяются в «Записных тетрадях» Достоевского и отражаются в его поздней публицистике, подкрепляясь обращением как к героям русской (Алеко, Онегин, Печорин и др.) и западноевропейской (прежде всего, герои Байрона) литературы, так и к реальным лицам (Белинский, Грановский, Герцен и др.).
Противопоставление концептов «свой/чужой» очень важно при определении явления «чужого», ибо взаимовосприятие представителей разных культур происходит и как противопоставление «своего» и «чужого», и как сближение, взаимопроникновение. Следует отметить, что признак «чужой» в народной культуре обладает амбивалентностью: «чужой» может быть и плохим, и хорошим, но в любом случае он должен быть иным.
Например, фольклорно-мифологическая трактовка образа «чужого» на Руси динамично развивалась между двумя полюсами - отторжения (всякий его представитель воспринимался как существо опасное и даже иногда потустороннее, демоническое) и терпимости к «чужим», пришедшим из-за границы, носителям собственной культуры. Инородцев и нечистую силу объединяет пристрастие ко всякого рода деятельности по созданию «нечистых» объектов (вина, табака, игральных карт, жестяной посуды и т. п.).
Кроме того, согласно устойчивому представлению, основанному на отождествлении конфессиональной и этнической принадлежности, переход в другую веру грозит потерей этничности.
«Чужие» скитальцы романа «Бесы» связаны автором со швейцарским пластом.
Степан Трофимович Верховенский, будучи сторонником и выразителем «прогрессивных» западнических идей в романе, «бурно», как ему кажется, провел свою молодость: много бывал за границей «с лекциями», всю жизнь считал себя «гонимым», «ссыльным» за вольнодумство, а так-
же «чужим» в России, «некоторое время принадлежал к знаменитой плеяде иных прославленных деятелей нашего прошедшего поколения, и, одно время, - впрочем, всего только одну самую маленькую минуточку, - его имя многими тогдашними торопившимися людьми произносилось чуть не на ряду с именами Чаадаева, Белинского, Грановского и только что начинавшего тогда за границей Герцена» (С. 8). В поэтическом «творчестве» Степана Трофимовича автором пародируется творчество немецких романтиков (в особенности Г. Гейне) с присущими их художественной манере настроениями разочарованности в устройстве мира, грусти и тоски.
Николай Ставрогин - идейный центр романа. Все персонажи соотнесены с ним в разной степени, но никто не знает, что он за человек, что им движет. В главе «Принц Гарри. Сватовство» Варвара Петровна Ставрогина говорит Степану Трофимовичу, что в Швейцарии слышала дурную молву про своего сына, Николая Став-рогина, но так и не смогла понять, в чем ее смысл, а на протяжении повествования странное поведение Ставрогина становится объектом новых толков: его считают то «шпионом», то загадочным лицом с «какими-то поручениями», то «членом-учредителем из-за границы», появившимся в России перед революционным переворотом (С. 194-195). В связи с образом Николая Ставрогина романная Швейцария обрастает сплетнями, тайнами, «дурной молвой».
Он - основной «чужой» скиталец в романе, который - «путешествовал три года с лишком, так что в городе почти о нем позабыли. <...> Известно было, чрез Степана Трофимовича, что он изъездил всю Европу, был даже в Египте и заезжал в Иерусалим; потом примазался где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию и действительно, побывал в Исландии. Передавали тоже, что он одну зиму слушал лекции в одном немецком университете» (С. 50-51).
Особое состояние главного героя подмечает в романе Кириллов: «Ставрогин если верует, то не верует, что он верует. Если же не верует, то не верует, что он не верует» (С. 550). Это есть не что иное, как логическое продолжение извращения учения Христа, атеизм и слепая вера в прогресс и цивилизацию - идеи, которые высказывались на «Конгрессе мира и свободы» в Женеве в 1867 г.
Ставрогин стремится укрыться в Швейцарии, в скалистом ущелье кантона Ури вместе с Дарьей Шатовой: «Прошлого года я, как Герцен, записался в граждане кантона Ури. Там я уже купил маленький дом. У меня еще есть двенадцать тысяч рублей; мы поедем и будем там жить вечно. Место очень скучное, ущелье; горы теснят зрение и мысль. Очень мрачное» (С. 601).
Кантон Ури, входивший в число трех первых, объединившихся и положивших начало Швейцарской Конфедерации, в данном случае - своеобразная метафора, символ «идиллического» места, где можно скрыться от людей ищущему одиночества скитальцу. Переполненный глубокой внутренней неудовлетворенностью, так и не нашедший своего места ни за границей, ни на родине, Ставрогин в конце концов сводит счеты с надоевшим бесприютным существованием.
Примечательно, что словосочетание «бежать в Швейцарию» в романе Достоевского употребляется не раз: помимо Ставрогина, прячется в Швейцарии от преследования властей и Петру-ша Верховенский, гонимый смутьян, причем в данном контексте его «бегство» окружено неким «поэтическим» ореолом.
О том, как жил и чем занимался он за границей до своего появления на сцене, становится известно из рассказа его отца Степана Трофимовича: «Сначала, кончив курс в университете, лет шесть тому назад, он слонялся в Петербурге без дела. Вдруг получилось у нас известие, что он участвовал в составлении какой-то подметной прокламации и притянут к делу. Потом, что он очутился вдруг за границей, в Швейцарии, в Женеве, - бежал, чего доброго <...> И вот теперь, пробыв за границей года четыре, вдруг появляется опять в своем отечестве и извещает о скором своем прибытии» (С. 72).
Петруша Верховенский - настоящий самозванец, претендующий на роль подлинного царя, его можно назвать «главным бесом» среди остальных. Он делает ставку на все иностранное и «новое», недаром его идеи всецело импортированы в Россию из Европы. Петра Верховенского, на взгляд отца, «пленяет не реализм, а чувствительная, идеальная сторона социализма, так сказать, религиозный оттенок его, поэзия его. с чужого голоса, разумеется» (С. 72).
Из Шатова Верховенскому-младшему не удалось сделать желанной «строительной жертвы», поскольку сразу же после его убийства кружок «наших» распался, и ему ничего не оставалось делать, кроме как бежать в Петербург, а потом, что не исключено, дальше - за границу, может быть именно в Швейцарию, искать убежища, как это проделывал в действительности его прототип С. Г. Нечаев.
Подводя итоги, необходимо подчеркнуть, что романный образ Швейцарии у Ф. М. Достоевского неоднозначен, амбивалентен: в «Бесах» эта страна выражается собственно через образы главных героев (Степана Трофимовича, Петра Верхо-
венского, Николая Ставрогина и др.), она окружена сетью тайн, слухов, догадок. Представление Хроникера, от лица которого ведется все повествование, его личностное восприятие происходящих событий и их возможных причин, указывает на субъективность взгляда, за которым все-таки просматривается позиция автора. Анализ системы главных образов «Бесов» помогает понять, как «чужие» скитальцы (Степан Трофимович Верховенский, Николай Ставрогин, Петр Верховенский) связаны в романе со швейцарским пластом и как Швейцария (в качестве модели западного образа жизни и пространства, в котором находят «приют» «социалисты») воспринималась писателем и нашла свое художественное воплощение на страницах его произведений.
Примечания
1. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979; Гроссман Л. П. Поэтика Достоевского. М., 1925; Долинин А. С. Достоевский и другие. Л., 1989; Туниманов В. А. Рассказчик в «Бесах» Достоевского // Исследования по поэтике и стилистике. Л.: Наука, 1972.
2. Давыдов Ю. Н. Нравственное возрождение и судьбы (Достоевский - Ницше). М., 1989; Степа-нян К. А. Категория существования в романе «Бесы» // Достоевский и мировая культура. СПб., 2001. № 16; Сараскина Л. «Бесы»: роман-предупреждение. М., 1990; Достоевский Ф. Одоление демонов. М., 1996; Достоевский в созвучиях и притяжениях (от Пушкина до Солженицына). М., 2006; Пономарева Г. Б. Достоевский: Я занимаюсь этой тайной. М.: Академкнига, 2001; Ермакова М. Я. Двойничество в «Бесах» // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1976.
3. Касаткина Т. Пушкинская цитата в романах Достоевского // Пушкин и теоретико-литературная мысль. М., 1999; Ермилова Г. Г. Событие падения в романе Ф. М. Достоевского «Бесы» // Вопросы онтологической поэтики: потаенная литература: исслед. и м-лы. Иваново, 1998; Степанян К. А. Указ. соч.
4. История Швейцарии. Материал из Википедии -свободной энциклопедии. Режим доступа: http:// ru.wikipedia.org.
5. Карамзин Н. Письма русского путешественника. М., 1983. С. 145.
6. Меднис Н. Е. Швейцария в художественной системе Достоевского (к проблеме формирования в русской литературе швейцарского интерпретационного кода) // Academic Electronic Journal in Slavic Studies (TSQ). № 1. 2004. Режим доступа: http:// www.utoronto.ca/ tsq/11/ mednis11.shtml.
7. Лурье Ф. М. Нечаев: Созидатель разрушения. М., 2001. С. 262.
8. Достоевский Ф. М. Бесы. М.: АСТ, 2001. С. 417. Далее ссылки на это издание приводятся в круглых скобках с указанием номеров страниц.
9. Достоевский Ф. М. Собр. соч.: в 15 т. Т. 15. СПб.: Наука, 1996. С. 338.
