CC BY
23
О. Жукова
ФОРМИРУЮЩИЕ МЕДИА: ГРАНИЦЫ СВОБОДЫ В ИНФОРМАЦИОННОЙ КУЛЬТУРЕ
Коммуникативные технологии стали основой современных масс-медиа. В рамках формирования информационной культуры они играют роль инструментально-технологического и ценностно-смыслового переоснащения обществ, являясь своеобразным маркером глобального мира. Новый тип коммуникации в качестве мощной движущей силы содержательно и институционально изменяет современное общество, трансформируя не только традиционные институты и культурные практики, но и дискурсы власти и знания. Информационная оснащенность общества позиционируется в качестве основы его развития в условиях интеллектуально усложняющейся экономики знаний.
Фиксируемый социокультурный эффект коммуникативных технологий в первую очередь связан с развитием общества открытого типа, способного самоорганизовываться на основе известных принципов демократии, ценностей правового государства, частной собственности, прав и свобод граждан, что в идеале мыслится универсальным условием творческой самореализации личности. И в философии, и в социологии культуры человек понимается как сложный продукт процесса социализации, как «человек культуры», имеющий два измерения — личностное и общественное. В связи со вступлением обществ в новую информационную стадию развитии цивилизации значение СМК в современном мире как инструмента социализации неизмеримо возрастает. Массовые коммуникации — это не только способ взаимодействия индивида и общества в многообразии его культурных форм и практик, но и важнейшее средство формирования образцов социальной реальности.
Конструктором новой социальной реальности в ХХ веке выступили культуры модерного типа, принадлежащие западноевропейской христианской традиции. Эти «локомотивы современности» на рубеже третьего тысячелетия вошли в стадию постмодерна. В то же время, Россия, обремененная трагической историей ХХ столетья, с большими издержками становится участником современного технологического проекта. Дополнительную трудность для России составляет нерешенный вопрос культурной и политической идентичности, спровоцированный не только кризисами развития, которое переживает любое общество, но настоящими цивилизационными срывами — дважды потерянной за ХХ век страной, дважды разрушенным социальным и культурным укладом на фоне двух мировых войн и большевистского эксперимента с построением тоталитарного государства.
Как объяснить подобные исторические «неудачи» России, которая с трагической периодичностью выпадает из общеевропейского и мирового контекста
цивилизационного развития и, как будто, не может встать на путь эволюции своей политической системы и культурных институтов? Напрашивается пессимистический вывод, что русское общество органически не способно к либе-рально-прогрессистскому типу развития. Этот тезис — главный аргумент тех, кто считает «русский код», «русскую матрицу», а, следовательно, и русскую культуру, ментально привязанной к традиционалистскому государству. Другое, не менее клишированное мнение, распространенное среди политических культурологов, продолжает связывать либерализм, в том числе и современный, с протестантским типом культуры, категорически отказывая в либеральном потенциале восточно-христианской традиции и тем странам, которые строили свою государственность на ее культурной основе.
Правильнее, на наш взгляд, было бы рассуждать в другом ключе. Нужно исходить из той фундаментальной посылки, что в основе христианской культуры лежит метафизика свободы, обретаемая человеком в Духе Святом на пути совершенствования в Боге. Другими словами, общим для христианской цивилизации является концепт свободы, как говорит апостол Иаков, «совершенный закон» (Иак.1,25). Свобода неотчуждаема от личности в ее христианском понимании, и в этом смысле онтология свободы как основа политического либерализма составляет стержень и восточной, и западной духовной традиции.
В истории России политическая проекция христианской онтологии свободы нашла свое воплощение в интеллектуальной и политической биографии ряда выдающихся представителей русской мысли — в линии продуктивного синтеза ценностей национальной культуры и европейских гражданских институтов. Так, деятельность либерального славянофила Ивана Аксакова, правого центриста Михаила Стаховича, правого кадета Василия Ключевского, конституционалиста Василия Караулова, автора либерально-консервативного проекта Великой России Петра Струве была нацелена на формирование единства культурно-политической нации, помнящей свою историю и не исключающей религиозный опыт из частной и публичной сферы национального бытия.
Но как бы не был значителен вклад русского образованного класса в развитие социальной системы России, отечественная история дает повод говорить о неоднократных разрывах в культурной преемственности и деградации общества, уже достигшего определенного уровня цивилизационного универсализма. Природа этих «эволюционных срывов» во многом обусловлена отсутствием согласования двух типов ценностей — метафизических и инструментальных. Сюжет, ставший для российской истории традиционным, когда богатство и глубина духовно-культурного опыта входили в противоречие с процессами социально-политического и экономического развития страны.
Все российские модернизации, происходившие на политической или даже на религиозной почве, как церковная реформа Никона, вели к расколу в обществе. Общество радикально меняло свою структуру, привычные уклады лома-
лись, перераспределение ресурсов сопровождалось большими человеческими трагедиями. Сталинская, впрочем, как и петровская модернизация напоминает отчаянный рывок в современность в гонке на геополитическое выживание. Жесткий, мобилизационный и ресурсозатратный прорыв в будущее — неизбежное следствие и плата за социально-экономическое отставание. Догонять всегда приходится в многократно усложняющемся геополитическом контексте, преодолевая противоречия, прежде всего, внутреннего развития. Все это наталкивает на следующую мысль, что причиной цивилизационных срывов в культурно-политическом и социально-экономическом развитии Руси, затем России, является отсутствие, говоря философским языком, структуры опосредствования, которая переводит и согласует два типа ценностей (идеально-духовные и рационально-прагматические) в реальном жизненном опыте человека и общества.
Если мы обратимся к идейно-историческому наследию русского либерализма в его христианской, национально-культурной версии, то увидим, что он теоретически и практически пытался осуществить столь необходимую для России процедуру медиации — согласования метафизических и инструментальных ценностей. Вырастая из культурного опыта русской цивилизации, христианский либерализм в России пытался синтезировать европейскую идею права и духовных ценностей христианства, преодолевая разрывы политического поля, артикулированного спорами славянофилов и западников, консерваторов и либералов, традиционалистов и прогрессистов. Сегодня мы вновь поставлены перед этой исторически нерешенной задачей, но уже в новых условиях информационного общества и опять, подчеркнем, в ситуации догоняющей технологической и политической модернизации.
Как представляется, задача медиации одновременно лежит в плоскости саморефлексии культуры и ее практик. Российское общество, на наш взгляд, остро нуждается в актуализации концепта культуры и свободы в публичном пространстве, в публичном дискурсе. Но обладает ли современная общественная мысль и, шире, политическая культура России творческим потенциалом для синтезирования духовных традиций, социально-политических и экономических новаций? Пока что, на наш взгляд, проявляет себя ситуация разрыва политического поля нации в отсутствии ценностного консенсуса по ключевым моментам социально-экономической и культурно-политической жизни общества. Процесс выстраивания общего политического поля в современной России значительно осложнен распадом ценностной системы, что в первую очередь свидетельствует о разрыве в преемственности духовной и интеллектуальной традиции и о слабости философской рефлексии над историческим опытом такой мегакультурной общности как Россия.
Закономерно возникает вопрос: насколько адекватно наше представления о себе, о своем прошлом и об отношении к нему? Не станет ли обращение к культурно-исторической традиции, к ее смыслам и идеалам попыткой архаи-
зации современности? Как представляется, в истории русской политической культуры были даны примеры творческого синтезирования старого и нового, преодолевавшие косность сложившегося социального порядка без отказа от религиозных ценностей. Русская культура стала почвой христианского либерализма И. С. Аксакова, М. А. Стаховича, В. А. Караулова, В. О. Ключевского, П. Б. Струве, Г. П. Федотова, которые в своем творческом опыте сохранили метафизический план мышления, осваивая «инструментарий» европейской политической культуры с ее идеями правового государства и свободы личности.
Однако проблема русской культуры и российской цивилизации заключается в том, что среднее звено, опосредствующее, с одной стороны, высокие идеалы, а с другой — инструментальные практики, так и не было достроено. Принято говорить, что в России есть высокая культура, но нет цивилизации. Рассуждая об этой чисто русской специфике в «Мыслях о России» Ф. А. Степун отмечал, что на трудную работу согласования ценностно-смысловых категорий права и правды времени и умений в русской истории не хватало. Исходя из историософской логики Степуна, можно увидеть, что в нашей истории не один раз был проигран «простой» сценарий: когда русское общество вступало в новый период освоения универсальных достижений европейской цивилизации, происходил катастрофический разрыв с прошлым.
Выявленная русскими мыслителями проблема согласования двух типов ценностей — метафизических и инструментальных — сегодня, как представляется, может стать основой культурфилософской рефлексии российского общества, которое вновь вынуждено согласовывать инновацию и инструментальное мышление с метафизической традицией российской политической культуры, с ее архетипом власти.
Сюжет столкновения традиционалистского бюрократического государства, представленного в современной истории России олигархическими элитами, сросшимися с коррумпированным чиновничеством, и общества, которое не может развиваться при существующем социальном порядке, мы наблюдаем в режиме реального времени. На наш взгляд, в этом процессе необходимо выделить и сделать предметом пристального философско-культурологического и социально-политического анализа формирующееся публичное пространство, в организации которого ведущая роль сегодня принадлежит телевидению и Интернету. В этом контексте нас интересует не только культуротворческие возможности современных медиа, их информационный профиль и социальная «механика», но и их «медиумный» потенциал, т.е. способность выстраивать срединное пространство культуры для взаимодействия политики, экономики, науки, религии, философии, искусства. Важно оценить существующую практику социокультурного применения СМИ — их роль в социально-политической, экономической и духовно-культурной сферах жизни активно обновляющегося российского общества.
Можно с уверенностью сказать, что ролью информаторов современные СМИ давно не довольствуются. Они активные интерпретаторы событий, взаимодействующие с социальными институтами и влияющие на их внутренний порядок и статусные позиции. Информационная политика медиа в эпоху острой конкуренции культурных образцов и стилей жизни, борьбы за первичные ресурсы, перекройки политической карты мира, социальных революций изменилась и начала определяться новым типом целеполагания. Отчетливо прослеживается тот факт, что целью СМИ стало направленное воздействие на оценки, мнения и поведение людей, групп и институтов в горизонте предполагаемой политической и экономической выгоды в пользу клиента-заказчика, которым может выступать государство, различные статусные элиты или отдельные игроки на конкурентном поле. Телевидение в данном процессе оказалось едва ли не самым эффективным средством воздействия на общественное мнение, более похожим на откровенную манипуляцию. Правящие элиты мира в этом смысле не имеют «национальных противоречий» — они охотно используют СМИ, монопольно владея информационными инструментами. Телевидение стало признаком «общества регулируемой информации», которому в последнее время принято противопоставлять «общество свободного распространения информации — Интернет-общество»2.[2, С. 336]
Отмеченная многими исследователями способность СМК конструировать реальность, превращать человека в часть управляемой массы, создавать вместо реального события медиасобытие, в последний год, насыщенный и у нас в стране, и в мире политическими сюжетами и публичными социальными акциями, ведущими к смене режимов, стала еще более очевидной. В российских событиях телевидение было использовано в качестве инструмента доминирующей культуры политических и экономических элит. В таком структурном раскладе сетевому Интернет-сообществу досталась роль контркультуры, или альтернативы. Сеть стала инструментом в реализации неотчуждаемого, а в России и конституционно закрепленного права человека на свободу выбора, свободу совести, свободу слова, свободу собраний, в том числе и виртуальных, в виде Интернет-форумов.
В этой новой локализации общественного пространства в России проявила себя тенденция выхода «безмолвствующего большинства» на авансцену социальной истории в противовес статусному «меньшинству», легализовавшемуся на политическом, экономическом и культурном поле постсоветской России, которому принадлежат, и которое распоряжается большей частью всех ресурсов и всех видов капитала страны. Подробный анализ структурирования российского социума через Интернет-коммуникацию не входит сейчас в нашу задачу. Мы отметим саму возможность присутствия большого количества людей в особом публичном пространстве, полученный ими шанс влиять на исторический процесс через традиционные сферы, которые репрезентируют творчество челове-
ка и общество в истории — политику, экономику, религию, науку, художественную деятельность. В контркультуре Сети эти формы общественного сознания и культурной практики представлены сегодня альтернативными жанрами Интернет-дискурса — персонального или анонимного творчества мнений социальных акторов, способных найти отклик у других акторов (или менее креативных и социально активных пользователей), и возглавить некоторое умственное направление внутри сетевого сообщества.
По отношению к возникающей информационной альтернативе Интернет-сети телевидение идет в тренде доминантной культуры, выполняя задачу обеспечения существующего социального порядка с целью сохранения и удержания статусного положения старыми элитами. В период думских и президентских выборов свою функцию информирования главные российские каналы выполнили лишь отчасти. В то же время функция социальной связи, осуществляющая поддержку существующих норм и властных отношений, была особенно востребована в освещении деятельности первых лиц руководства страны, равно как и функция обеспечения преемственности, что обнаружило себя в усиленной трансляции образцов доминирующей политической культуры. Но главная роль все же в этом специфически активизировавшемся социальном процессе была отведена функции мобилизации — целенаправленной, контролируемой работы СМИ в предвыборный период.
Хорошо известно, что с помощью контроля над каналами распространения информации, правящие статусные группы навязывают себя обществу. Как пишет исследователь, «избиратели голосуют исходя из того, насколько эффектно кандидаты представлены средствами массовой информации, что, в свою очередь, зависит, прежде всего, от объема инвестированных в предвыборную кампанию средств, от поддержки экономических, политических и информационных элит»3. В случае с российским телевидением эта политически ангажированная работа с общественным сознанием проявила себя в манипулятивном сочетании медиаэффектов. Метафорически их можно определить следующим образом:
— «мы и они» — эффект мифологизации событий статусными референтными группами, которые являются кредиторами мнения для остальных, пассивных и мало информированных;
— «достоверность присутствия» — эффект ангажированной социологической выборки свидетелей (участников) или толкователей событий, которые попадают в кадр;
— «замещение темы» — эффект искусственной актуализации тех или иных событий, контролируемым образом переключающих внимание человека от насущных социальных проблем в сферу частной жизни (первый вариант) или привычных стереотипов восприятия внутренней и внешней политики (второй вариант);
— «вынесение за скобки» — устранение или не допуск определенных лиц и их мнения в публичное пространство.
Можно упомянуть также о самых простых способах манипуляции общественным сознанием. Помимо лобовой дискредитации определенных лиц и событий, о манипулятивной составляющей говорит избыточный развлекательный контент ведущих телеканалов, низкожанровый состав художественной или иной продукции. В целом все это работает на погашение гражданских импульсов потенциальных избирателей и растворяет их социальную роль в обыденных практиках общества потребления.
Данная социально-политическая стратегия ведущих телевизионных каналов выявила застарелую болезнь российского социума — разрыв между властью и обществом, буквальное существование различных политических культур, одна из которых использует патриотическую риторику традиционалистского толка, маскирующую неприкосновенность правящих элит, другая встает под весьма пестрыми знаменами — от национализма и экстремизма до радикального, беспочвенного либерализма. Низкое качество статусных групп, которые заняли управленческую и экономическую страту, не позволяет им выступить в роли национально-ориентированной элиты, способной консолидировать общество и создать условия для его развития.
Отмеченная выше специфика государственной и общественно-культурной жизни России подтверждает острую необходимость критического переосмысления ее политической истории с целью устранения зазора между идеями и культурными практиками, социально-политическими новациями и нравственным опытом нации. Задача эта равно как интеллектуальная, так и социально-практическая. В этом контексте своеобразная миссия российских медиа, как мощного культурного инструмента и самостоятельного института общественного развития, заключается в достижении определенных социальных и политических эффектов. Инновационный потенциал телевидения, адекватный информационной парадигме современной цивилизации, будет реализован в том случае, если оно станет медиатором — посредником в общественном диалоге, оптимизируя творческие ресурсы россиян в процессе сложения гражданской нации. Тем самым оно будет способствовать формированию единого культурного пространства России, утверждать ценности духовной, интеллектуальной и политической свободы, создавать атмосферу понимания между участниками политического диалога в условиях открытого общества. В этом случае мы сможем говорить об эффективности социальных взаимодействий в сфере публичной политики и культурного строительства посредством медиа, о новых культурных формах свободы, конституирующих социальную реальность современной России.
1 Степун Ф.А. Мысли о России. — М., 2009.
2 Эйдман И.В. Прорыв в будущее: Социология Интернет-революции. — М., 2007. С. 336.
3 Там же. С. 337.
