CC BY
57
3. Умняшкин А. Сравнительно-исторический анализ бытовой лексики иранских языков Южного Кавказа // Синхронное и диахронное в сравнительно-историческом языкознании: материалы VII Международной научной конференции по сравнительно-историческому языкознанию (МГУ им. М.В. Ломоносова, 31.01-02.02.2011) / Под общ. ред. В.А. Кочергиной. - С. 242-249.
ФОРМИРОВАНИЕ ЯЗЫКА МОРДОВСКОГО ОРНАМЕНТА © Шигурова Т.А.*
Институт национальной культуры при Национальном исследовательском Мордовском государственном университете им. Н.П. Огарева, г. Саранск
В статье рассматриваются истоки мордовского национального орнамента через призму археологических артефактов (на территории Окско-Сурского междуречья). Показано формирование языка орнаментальных знаков ромба, меандра и др. в связи с хозяйственной деятельностью человека, мировоззрением древних скотоводческих племен.
Исследование орнамента народов России, предпринятое в работах советских этнографов, показывает, что комплекс определенных мотивов никогда не повторяется. Будучи свойствен какой-либо одной народности или группе родственных, а также территориально близких народов, он является знаком, эстетически оформляющим предмет (вещь) и внешний облик (вид) человека [12, с. 6].
Наиболее актуальной является информационная функция знака, выступающего в качестве носителя знаний о предмете или явлении. Принято считать, что знак - это «двусторонняя, материально-идеальная единица - носитель социальной информации» и «идеальная сторона знака есть не что иное, как один из видов отображения действительности в сознании человека...» [2, с. 119-120]. По мнению современных исследователей, орнамент костюма несет явно выраженное символическое значение (см., напр. [9, с. 9]). Сложность осмысления данного знака семиотической системы состоит в том, что само понятие символа является одним из самых многозначных в семиотике и на материале мордовского традиционного костюма еще не исследовано. Назрела необходимость теоретических разысканий в области знаковой природы орнамента как элемента культурного пространства в целом, так и результата творческой деятельности человека, в частности.
Адекватное осмысление разных аспектов орнамента невозможно без обращения к его истокам, уходящим далеко в глубь веков. Наряду с лин-
* Старший научный сотрудник, кандидат исторических наук, доцент.
гвистическими и фольклорными данными важное значение здесь приобретают и археологические исследования. Ценнейшим источником в разработке как отдельных, частных проблем искусствознания, так и общих вопросов этногенеза древнейших племен, их расселения и взаимодействия служит неолитическая орнаментированная посуда памятников территории Мордовии. В основе выделения археологических культур лежат специфические черты керамики, форма сосудов и особенно их орнаментация. Как отмечал М.Ф. Жиганов, «даже небольшие обломки глиняных сосудов, имеющих на себе орнамент, позволяют говорить о принадлежности их к той или иной археологической культуре» [5, с. 20].
Существуют разные мнения о причинах появления орнамента, его символике, способах нанесения, функциях. Очевидно, что, кроме практической цели (например, придания сосуду большей крепости при увеличении площади обжига), орнаментальный знак первоначально был связан с конкретным предметом, образом окружающего мира, а впоследствии переосмыслен в благожелательный положительный общественно значимый символ жизни, добра, здоровья, плодородия. Согласно Л. Анненковой, «декоративность родилась как образное отображение целостного существования вещи, когда она, пусть еще в примитивной форме, несла в себе все содержание человеческого бытия» [1, с. 42]. Интересную гипотезу высказывает И.В. Калинина, считающая, что происхождение орнамента неолитической керамики связано с техникой плетения [8, с. 170-179]. Рисунок «сетчатой» или «текстильной» керамики осмыслялся первоначально как технологический прием изготовления сосудов, затем - как результат декорирования зубчатым штампом, щепой или шнуром: «мастер руководствовался стремлением украсить ... декором в виде поля сплошной орнаментации» [16, с. 202].
Концептуализация мира языком орнамента, одним из древнейших способов освоения мира, способствовала преобразованию утилитарной ценности орнамента в эстетические, духовные категории, что объясняется тесной связью знака с сознанием его создателя, устойчивостью традиции в обществе. В мировоззрении каждого народа понятие красоты, прекрасного четко связано с существованием оппозиции прекрасное / безобразное, хорошее / плохое, полезное / вредное, которым, в свою очередь, соответствуют понятия свой (т.е. хороший) / чужой (т.е. плохой). Считается, что творцом орнамента древней керамики была женщина, которая занималась изготовлением посуды для хозяйственных, ритуальных целей. Поэтому вполне естественно, что орнамент как знак содержал информацию о ее мировоззрении, желаниях, представлениях о природе, жизни и человеке.
Не давая сведений о костюме древней поры, археология, тем не менее, предоставляет важнейшие артефакты, отражающие появление орнаментального искусства на территории Среднего Поволжья. В них фиксируется восхищение человека тем или иным явлением, предметом окружающего
мира, осмысление им природного материала. Он приспосабливает этот предмет для своих целей, наделяет его «эстетической, то есть, по существу, не свойственной ему функцией» [10, с. 19].
На рубеже III и II тысячелетий до н. э. на территории мордовского края появились скотоводческие племена балановцев, или фатьяновцев, а позднее - абашевцев, а также племена срубной культуры. Как отмечает Р.Г. Кузеев, в хозяйственном и культурном отношении значительное влияние на население Волго-Уральской области «оказали земледельческо-скотоводческие племена культуры боевых топоров ... балановские и фатья-новские племена были родственными и, видимо, принадлежали к кругу палеоевропейского населения» [11, с. 26]. Индоевропейские носители балановской культуры продвигались не позднее II тыс. до н.э. с территории Польши и других центрально-европейских районов в междуречье Оки и Волги по Десне, Оке, Мокше, Суре.
Основным занятием населения было скотоводство и, очевидно, подсечно-огневое земледелие, обработка меди. Мастера производили круглодонные орнаментированные сосуды шаровидной и бомбовидной форм, высокогорлые горшки, орнаментированные чеканом в виде ромбов, зигзагов, треугольников. Горюнова Е.П. рассматривает орнамент теньгушевско-го городища, опоясывающий шейку и плечики сосуда из двух параллельных ломаных линий с штриховкой между ними, как имеющий ближайшие аналогии в фатьяновской керамике [4]. На территории РМ, кроме поселения Ош Пандо, находки обломков фатьяновской керамики отмечены на р. Мокше, в нижних слоях городища у с. Теньгушева. Второй, более поздний, тип орнамента включает также меандровые фигуры, квадрат, поставленный на угол, роговидные фигуры и четырехконечные кресты.
Юрченков В.А. справедливо отмечает, что «пришельцы ... рано или поздно ... растворялись в местном населении, обогащали его культуру, сами обогащались» [17, с. 8]. Особую актуальность приобретает семиотическая составляющая других культур, поскольку встречались разные языки, мировоззрения, символы. Исследователи сравнивают меандр с символикой «извилисто-кругового» пути, видя его «естественное выражение в визуальном коде балканской модели мира» [14, с. 73]. В символико-знаковой форме фиксируется бесконечность движения скотоводов в поисках лучшего пастбища: «Отказ от прямой линии, от плавности в пользу извилистости и угловатой геометричности и создаваемый этим прерывистый, пульсирующий толчками ритм усложняет движение к цели (бриколаж), но в тоже время закрепляет информацию повторениями и причудливыми конфигурациями «топтания на месте» [14, с. 74]. Постоянное перемещение в пространстве приводило к созданию опасных ситуаций, связанных со встречей чужих, что, с одной стороны, грозило потерей своей собственности, а с другой - приводило к возможности отторжения чужой собствен-
ности в свою пользу. Поэтому в мировоззрении древних скотоводов оппозиция свой / чужой имела зыбкий, колеблющийся характер: свое в любой момент могло стать чужим и наоборот, что вызывало необходимость жесткого контроля за ситуацией и постоянного напряжения.
Орнамент второго типа транслирует приверженность канону, готовность человека к самоограничению, жертвенности ради сохранения традиционного образа жизни, благополучия в хозяйственной деятельности, поскольку с этим теснейшим образом была связана вся жизнь племени. Повседневный быт кочевников-скотоводов, связанный с непрерывным движением племени, ассоциируется с динамичным характером, подвижностью менталитета, что кодируется в меандре. Отсюда стремление сохранить собственную культуру, подчеркнуть ценность домашнего очага, воплощаемого в культуре кочевников в орнаментальном знаке ромба. Ромб был наделен эмоциональной символикой родного дома: очага, тепла, любви, добра, света. Дома всегда ждала семья: женщина, готовая обогреть, накормить, успокоить, и дети. Соблюдение правил базировалось на оппозиции: «внутренний / внешний..., старший /младший (в возрастном и социальном смысле)., мужской / женский... и вообще в тяготении к своего рода феминизации» [14, с. 86]. Среди индоевропейских заимствований, общих в прибалтийско-финских и поволжских языках, появляется слово «тейтерь» = дочь [3, с. 69]. Концептуализация мира с семантикой самоограничения, жертвенности четко будет впоследствии зафиксирована в языке орнамента и колорита мордовской вышивки с ее моно-хромностью и чрезвычайной сложностью технологии.
Во время социальных перемен устойчивое равновесие между основными элементами внутренней структуры архаических представлений нарушалось. Восприятие новых знаков чужой культуры служило отправной точкой для дальнейшего развития, происходил пересмотр базовых основ мировоззрения [7, с. 39]. Новый символ требовал осмысления и дальнейшего творческого развития содержания. Согласно С.В. Иванову [6, с. 99], комплекс 2-го типа орнамента, наиболее полно представленный в искусстве чувашей, башкир, марийцев, мордвы, карел, коми и северных русских, складывался в пределах весьма обширной историко-этнографической области, расположенной в эпоху бронзы в Европейской части России.
Во второй половине II тысячелетия до н. э. расширяются контакты финно-угорского населения с ираноязычными племенами «срубно-андронов-ского этнокультурного круга - с носителями абашевской, раннесрубной, раннеандроновской культур» [11, с. 26]. Главными элементами орнамента абашевской посуды были «ромб, лесенка, горизонтальная «елочка», зигзаг, горизонтальная линия и круглая ямка» [16, с. 174]. Керамика срубной культуры на территории Мордовии представлена горшковидными и ост -рореберными сосудами, шейка которых украшена геометрическим крупнозубчатым и нарезным орнаментом в виде косых линий, зигзагов, ром-
бов, прочерченными рисунками и знаками. Большой клад бронзовой эпохи, найденный у с. Сабанчеева Атяшевского района и хранящийся в Эрмитаже, содержит образцы оружия и украшений срубной культуры. Вещи имеют орнамент «в виде поперечных бороздок, бугорков и спускающихся вниз острых треугольников. Изящно выглядят украшения в виде гривны с большими спиральными завитками на концах, булавка с большим спиральным пластинчатым украшением в верхней части» [5, с. 28].
Третий тип геометрического орнамента, широко распространенный у народов Европейской части России, считается южным по происхождению. Он содержит следующие мотивы: квадрат с продолженными за его пределы сторонами (решетка); квадраты, вписанные во внешний квадрат (решетчатые ромбы), различного рода роговидные мотивы и 8-видные спирали. В отличие от предыдущего типа, данный орнамент полихромен с преобладанием красного и синего цветов.
По оценке исследователей, в эпоху поздней бронзы абашевская, а позднее - срубная культуры растворились в древних культурах Среднего Поволжья, существенно повлияв на их формирование. Подтверждением этому могут служить заимствования в мордовских языках. По наблюдениям Н.В. Бу-тылова, «к срубно-андроновской эпохе относятся многочисленные арийские, индоиранские, общеиранские лексические заимствования в финно-угорских языках, относящихся к скотоводству, земледелию, ведению домашнего хозяйства, строительству, социальной организации, счету, обозначению родственных отношений» [3, с. 109]. Среди номинаций, тематически близких к одежде, следует упомянуть шило, лента, ремень, веревка, штаны, а также слово «уре» (м.), используемое в мордовских языках для обозначения жены и восходящее к названию племени «агуа-, арийский, ариец». Высокий уровень знаковости, характерный для той эпохи, закладывал основы глубоких религиозных, «духовных» смыслов, основанных в оппозиции жизнь / смерть. Так, слово «паз» (м., э.) (= «бог») было заимствовано из индоиранских языков [15, с. 131].
Синкретические памятники аким-сергеевского типа (ХТУ-ХП вв. до н.э.), «которые впитали в себя как срубные, так и лесные элементы» [16, с. 210], являют примеры многообразия орнамента местных племен, образованного сочетанием вертикального, горизонтального зигзага, линий, заштрихованных треугольников и ромбов, сетки, елочки и проч. Примечательно, что среди артефактов на поселениях обнаружены керамические пряслица, свидетельствующие о распространении ткачества в этот период. Следовательно, в это время уже существовала возможность перенесения отдельных орнаментальных знаков непосредственно на ткань (см. о поселении Шаверка 2 в [16, с. 199]). В результате контактов абашевцев и срубников с автохтонными племенами произошло обогащение местных этнокультурных традиций как материально, так и идеологически.
Сравнение ромбовидного орнамента в образцах нарукавной вышивки терюхан с археологическими данными позволило С.П. Толстову высказать предположение о связи «чистых форм прямолинейно-геометрического стиля ... с некоторыми типами орнамента бронзовой эпохи» [13, с. 155]. Простые по своей форме, четкие и ясные фигуры древнего искусства: зигзаг, треугольник, диагонально пересеченный квадрат или прямоугольник, ромб послужили плодородной почвой, взрастившей впоследствии народный мордовский орнамент.
Культурная ситуация особенно резко изменяется в начале I тыс. до н.э. В начале железного века расширяются контакты степных кочевых (скифы, сарматы, аланы) и оседлых финно-угорских животноводческо-земледельческих племен. Развивается обмен товаров, причем, по мнению языковедов, «торговые связи предполагают не узкие, но достаточно разветвленные контакты, которые способствовали передаче некоторых элементов культуры иранских народов финно-угорским народам» [3, с. 99]. Среди иранских лексических заимствований в мордовских языках встречаются слова «сырне» (э.) - «золото», «сазор» (э.) - «младшая сестра.».
Для IV (южного) типа орнамента характерны мотивы, включающие крестообразные фигуры сложного вида, восьмиконечные розетки, многоступенчатые ромбы. По времени возникновения данный орнаментальный тип является наиболее поздним. По мнению С.В. Иванова, он появился «по-видимому, в период развитой бронзы, а может быть, и в начале эпохи железа» [6, с. 99] в результате дальнейшего развития простых по форме узоров. Активизация творческой деятельности мастериц в области создания более сложных мотивов, увеличения количества вариантов узора, обновления композиции, обогащения колорита, различий в сочетании первичных узоров с позднейшими, в изменении их размера явно указывает на новый виток духовного осмысления мира. Новации языка орнамента отражают развитие общественного сознания, обогащение картины мира, представляемой в базовых оппозициях свой / чужой, жизнь / смерть, на очередном этапе формирования идей, ценностей, смыслов, норм и правил.
Многочисленную группу орнаментированных предметов костюма в археологических памятниках I тысячелетия н. э. на территории Окско-Сурского междуречья составляли металлические женские украшения: налобный венчик, гривна, накосник, застежка ворота, подвески, серьги, браслеты, кольца, перстни. Среди мужских металлических украшений наиболее часто встречались серьги салтовского типа, гривны, застежки, браслеты и поясные наборы. Все они, исключая привозные изделия, были декорированы сочетаниями простых орнаментальных узоров, среди которых выделяются: линия, зигзаг, наклонные штрихи, насечки, елочка, рельефная шишечка.
Наиболее отчетливо выражена семантика формы украшения и композиции орнамента в дисководных бляхах с подвижными крышечками. Во
Втором Журавкинском могильнике (датируемом К-Х! вв.) они встречались исключительно в женских захоронениях. В таких украшениях отражена символика птицы, упоминаемая в мордовском эпосе как прекрасный лебединый образ. Обращает на себя внимание соотносительность субстантивных словоформ в мордовских языках: сюлгамо (= «застежка ворота») и сюлго (= «вид утки») [15, с. 175].
Таким образом, обращение к археологическим артефактам позволяет в целом осмыслить картину формирования орнаментального языка на территории Мокшанско-Сурского междуречья, проследить основные этапы его эволюции, а также приблизиться к пониманию некоторых общих вопросов происхождения культуры. Знаковая природа традиционного мордовского орнамента будучи сформированна в иных культурных контекстах, несет в себе память о древних (= «вечных») основах культуры, изменениях в самом контексте, зафиксированном трансформациями языка и семантическим (смысловыми) вариантами символа.
Список литературы:
1. Анненкова Л. «Реалогия» и смысл вещи // Декоративное искусство СССР. - 1986. - № 10. - С. 41-42.
2. Березин Ф.М., Головин Б.Н. Общее языкознание. - М.: Просвещение, 1979. - 416 с.
3. Бутылов Н.В. Иноязычная лексика в мордовских языках (индоевропейские заимствования). - Саранск, 2006. - 220 с.
4. Горюнова Е.И. Теньгушевское городище // Записки МНИИ. - Вып. 9. - История и археология. - Саранск: Мордов. гос. изд-во, 1947. - С. 170-199.
5. Жиганов М.Ф. Память веков. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1976. -136 с.
6. Иванов С.В. Материалы орнамента к проблеме культурно-исторических связей хантов и манси // Советская этнография. - 1952. - № 3. - С. 85-99.
7. Иорданский Б.В. О структуре архаичного коллективного представления // Вопросы философии. - 2006. - № 8. - С. 29-40.
8. Калинина И.В. Орнаментация керамики волгокамского неолита // СА. - 1974. - № 4. - С. 170-179.
9. Козлова Т.В. Костюм как знаковая система. - М., 1980. - 67 с.
10. Крючкова В. Развитие костюма // Декоративное искусство СССР. -1966. - № 2. - С. 18-22.
11. Кузеев РГ. Народы Среднего Поволжья и Южного Урала. Этноге-нетический взгляд на историю. - М.: Наука, 1992. - 347 с.
12. Лободанов А.П. Прикладные искусства: лекции по семиотике. Вып. III. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2007. - 199 с.
13. Толстов С.П. Итоги и перспективы этнографического изучения национальных групп Нижегородской губернии // Культура и быт населения Центральной промышленной области. - М., 1929. - С. 149-161.
14. Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. -М.: Наука, 1990. - 207 с.
15. Цыганкин Д.В., Мосин М.В. Этимологиянь валке. - Саранск: Мордовской кн. изд-вась, 1998. - 240 с.
16. Шитов В.Н. и др. Археология Мордовского края: каменный век, эпоха бронзы. - Саранск, 2008. - 552 с.
17. Юрченков В.А. Происхождение и история народа // Поволжские финны (краткий очерк истории и развития мордовского народа). - М.: РУ ВНИИМ, 1991. - С. 7-43.
ЯЗЫКОВАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО КОНЦЕПТА «СТРАХ» В ДИАХРОНИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ © Яшкина Е.А.*
Дальневосточный государственный университет путей сообщения,
г. Хабаровск
В статье рассматриваются особенности реконструкции эмоционального концепта «страх» в одном из фрагментов языковой картины мира средневековой Англии. Для всестороннего анализа учитываются как исторические, куньтурные, так и психологические факторы.
Главная роль в процессе познания окружающего мира принадлежит языку. Мировоззрение человека - носителя языка - закодировано в концептах, основных единицах ментальности, реконструкция которых позволяет получить информацию о мире и о самих себе.
Своеобразие эмоциональных концептов привлекает внимание многих лингвистов. Эмоциональные концепты рассматриваются как «ментальные конструкты высокой степени абстрактности, которые выполняют функцию метапсихической регуляции и отражают в языковом сознании многовековой опыт этноса в виде культурноспецифических представлений об эмоциональных переживаниях» [1, с. 11].
В настоящее время эмоции исследуются с учетом современного состояния языка, в плане синхронии. Тем интереснее представляется изучение эмоциональных концептов в диахронии с позиций когнитивной лингвистики. Современные методы когнитивной лингвистики позволяют раскрыть некоторые особенности познавательной деятельности древнего человека, установить особенности формирования его сознания, внутреннего мира, одной из важных сторон которого является эмоциональная сфера.
* Доцент кафедры «Иностранные языки», кандидат филологических наук.
