CC BY
23
Качество деятельности политических элит, их ценностные ориентации и политико-правовая культура во многом определяют потенциал политической системы в целом, перспективы ее развития. Исследование особенностей политической системы и реальной политической практики современного российского общества настоятельно требует обращения к изучению специфики правящей элиты, ее ментальности и культуры, мотиваций ее социального поведениями, прежде всего, к изучению разнообразных факторов, обусловивших те девиации в ее деятельности, которые, в свою очередь, стали причиной деформированного функционирования демократических институтов, тормозом движения к подлинной демократизации российского общества.
Единственной реальной целью деятельности политической элиты становится удержание и расширение имеющегося объема полномочий, сохранение власти зачастую ценой игнорирования насущных социальных, экономических, политических проблем или прямого пренебрежения интересами общества как целостности. На удержание власти направлены и происходящие в последнее время изменения институциональных механизмов пополнения правящей элиты, по сути означающие свертывание демократии, рост контроля «сверху» при ограничении контроля «снизу».
Все эти явления российской политической действительности говорят об актуальности объективного исследования процессов формирования и деятельности правящей элиты, выявления взаимосвязи, существующей между качеством политической элиты и уровнем политико-правовой культуры, особенно в условиях перехода к демократическому конституционализму.
Политическая элита - это особая социальная группа, обладающая монополией на принятие решений, самосознанием и привилегиями. Как правило, политическую элиту образуют люди, наделенные особенными личностными качествами и, прежде всего, волей к власти. В то же время теоретики элитизма всегда подчеркивали, что правящая элита - это не просто совокупность людей, занимающих высокие государственные посты, это устойчивая социальная общность, основанная на глубоких внутренних связях входящих в нее политиков. Их объединяют общие интересы, связанные с обладанием рычагами реальной власти, стремлением сохранить на них свою монополию, отсечь и не допустить к ним другие группы, стабилизировать и укрепить позиции элиты как таковой, а следовательно, и позиции каждого ее члена. Правящую элиту как группу сплачивают особые ценности, в иерархии которых власть на первом месте; ей присущи свои нормы, регулирующие отношения между ее членами и секторами, предписывающие поведение ее представителям, поддерживающие целостность элиты, ее существование в качестве группы.
В российской политической элите, во многом составленной из прежней партноменклатуры, еще сильна привычка руководствоваться не законом, а старым правилом, и жить «по понятиям» и «по усмотрению начальства». Слабость демократических традиций не позволила в 1991-1993 гг. сформировать сильное демократическое государство, ориентированное на защиту интересов и прав всех граждан, то есть «государства для человека». Последующее нарастание авторитарной тенденции в политике и доминирование корпоративно-олигархических интересов в экономике свидетельствует о слабости и хрупкости возрожденной российской государственности.
Современное российское государство в силу своего номенклатурно-чиновничьего, олигархического и патерналистского характера оказалось частным делом федеральной, региональной и отраслевой бюрократии, новых политико-экономических элит, пронизанных коррупцией и связанных с организованной преступностью. Не случайно в обществе авторитет власти резко снизился. В стране не реализуются декларированные в новой Конституции Российской Федерации всеобщие права человека и гражданина, зато доминирует практика корпоративизма и номенклатурночиновничьих усмотрений. Действует множество установленных общефедеральными и региональными властями особых прав-привилегий, специальных правовых режимов, разного рода льгот и исключений из общих правил - в пользу отдельных лиц, социальных слоев, различных финансовых, экономических и этнических групп, профессий, корпораций и территорий.
Советская номенклатура отличалась монолитным единством, за что подвергалась критике со стороны демократов. Ведь западная общественная мысль считает одним из признаков демократии плюралистическое распределение власти между элитами, представляющими интересы разных общественных групп. Однако сложившаяся в настоящее время дисперсная организация российских элит не связана с демократическим распределением власти. На самом деле российская власть
обладает кланово-олигархической структурой, не имеющей ничего общего ни с демократией, ни с сильной государственной властью, служащей общенациональным интересам.
В результате «рыночного» реформирования базовых институтов государство растворилось в частных политико-финансовых корпорациях, иными словами, оказалось приватизированным и, таким образом, потеряло способность к решению общенациональных задач. За каждой группой министерств, регионов, производственных комплексов России стоит определенный правящий клан. Важнейшие посты в Правительстве и администрации Президента, органах представительной и судебной власти занимают ставленники определенных кланов, лоббирующие выгодные этим кланам решения. Отношения кланов, конкурирующих за доступ к власти и национальным ресурсам, остроконфликтны. Поэтому перспектива их кооперации в целях решения общероссийских проблем представляется практически нереальной.
Анализируя политическую ментальность правящей элиты России, многие исследователи подчеркивают ее беспринципность и «холопство». Ради государственной поддержки многие ее представители готовы беззаветно угождать «государю», воля которого ставится превыше всего.
Томский политолог А. И. Щербинин, изучающий эту проблему, считает, что «базовыми мотивациями российской элиты являются сохранение и повышение статуса, страх и стремление заработать (последнее - в меньшей степени)... Без “административного капитала”, полным владельцем которого является государь, нынешняя русская элита существовать не может... Многие представители элит возглавляют крупные частные компании, сохраняя административную “пуповину” с государственным телом. В сущности, именно тесная связь с новым государством и поддерживает их на плаву». Из этого автор делает вывод о том, что верхушка элиты «никогда не будет оппозиционной, она не способна стать российской Фрондой... Она стремится не столько к статусу контрэлиты, сколько к полному холопству. Даже когда некоторая часть российской элиты противостоит власти, она не превращается в контрэлиту. И государем, и народом, и в собственной оценке она рассматривается скорее как бунтарская оппозиция» [1, с. 212].
Таким образом, ключевыми чертами современной российской элиты являются, с одной стороны, безоговорочная, почти подобострастная преданность Президенту, а с другой - своекорыстие, устойчивый приоритет, отдаваемый клановым интересам по сравнению с общенациональными. Это две стороны единого образа, сущностная черта которого - беспринципность. По-видимому, это историческое наследие самодержавия, поскольку сочетание своекорыстия и холопства служило родовой чертой российских вельмож. Люди, не обладающие этими качествами, на вершине власти здесь не выживают [2, с. 292].
Обратим внимание на то, что даже условиях новейшего системного кризиса (2008-2009 гг.) российская бюрократия проявляет обостренное внимание к индексации своих официальных доходов
[3].
Профессия чиновника по привлекательности сегодня прочно занимает верхние строчки рейтинга, а штаты федеральных, региональных и муниципальных учреждений продолжают раздуваться, вбирая в себя все новые кадры желающих сделать карьеру на госслужбе. Этот вывод подтверждают последние данные Росстата - в первом квартале 2009 г. на должностях гражданской госслужбы числилось 784,9 тыс. человек против 764,5 тыс. человек в первом квартале 2008 г. Несмотря на кризис и намерения правительства всемерно сокращать госрасходы, численность чиновников федеральных госорганов на региональном уровне возросла с 545,7 до 557,5 тыс. чел. Штаты госорганов субъектов Федерации увеличились за счет набора новых сотрудников с 218,8 до 227,4 тыс. чел. Численность аппарата муниципальных органов за первый квартал увеличилась с 340,1 до 344,2 тысяч чиновников [3]. Прежде всего, на наш взгляд, состав отечественной политической элиты во многом связан с широкими полномочиями Президента и ролью, отводимой Государственной Думе. Последняя не является полноценным парламентом и не может влиять на назначение министров, поскольку Правительство формируется Президентом и несет ответственность перед ним. Сложившаяся в нашей стране политическая конструкция весьма напоминает систему, которую немецкий социолог Макс Вебер назвал «мнимым конституционализмом».
Отечественный исследователь А. Н. Медушевский об этом историко-политическом феномене писал следующее: «Результатом этого процесса идеализации и некритического заимствования западных конституционных норм в модернизирующихся странах было появление нового весьма своеобразного исторического явления - мнимого конституционализма, представляющего собой некоторый гибрид новых (конституционно-правовых) политических форм и старого (абсолютистско-монархического) политического содержания. Главной исторической особенностью данного (мнимоконституционного) типа правления является то, что конституция здесь - не инструмент социального контроля, а средство легитимации традиционных носителей власти по образцу упрочившихся уже демократических режимов» [4, с. 71-72].
Данная модель отличается от классической: во-первых, к моменту начала преобразований здесь отсутствуют необходимые элементы гражданского общества (в силу господства традиционных феодальных отношений); во-вторых, средний класс, даже если он существует, недостаточно силен для того, чтобы стать социальной базой демократических преобразований; в-третьих, эти преобразования следует провести в кратчайший (по сравнению с преобразованиями в западных странах) исторический промежуток времени. В результате здесь нужна совершенно другая стратегия развития вообще, иная комбинация политических сил и тактика реформ, в частности. Основным носителем преобразовательной программы становится не буржуазия, а скорее, узкий слой либеральной интеллигенции и просвещенной бюрократии, инструментом ее реализации - государство и его политические институты, а методы проведения неизбежно приобретают насильственный характер [4, с. 72].
В условиях мнимого конституционализма правительство не опиралось на парламентское большинство, министры не были подотчетны парламенту, а сам парламент выступал не более чем ареной для споров. При этой системе все основные политические решения принимались государственными чиновниками, почему Вебер и охарактеризовал ее как «господство чиновников». Как видим, все это похоже на наши сегодняшние реалии.
В России система мнимого конституционализма возникла не при В. Путине, она является прямым следствием того политического режима, который оформлен Конституцией 1993 г.
Конституция отражала не столько демократическую альтернативу российской авторитарной традиции, сколько завершающую стадию консолидации режима мнимого конституционализма.
Институт президента становился в условиях политической реформы ключевым звеном реорганизации государственного управления, ядром новой вертикали исполнительной власти. Однако фактически в условиях посттоталитарной системы президент призван был выполнять и многие другие функции, становясь единственным гарантом порядка внутри страны и заключенных международных пактов вне ее. Объективно возникает феномен президентской диктатуры, напоминающий ее Веймарский вариант, при том, что Веймарская республика, несмотря на все оговорки, представляла собой реально функционирующую парламентарную демократию с системой разделения властей и правовыми гарантиями политических прав.
Номинальный конституционализм включает в себя очень специфическую форму мнимого конституционализма, в котором объем власти президента соответствует объему власти конституционного монарха или даже превосходит ее.
Господство чиновников и кадровая серость прямо вытекают из той роли, которая отведена нынешней Конституцией органам представительной власти. При нынешнем политическом режиме почвы для появления новых ярких политических лидеров просто не существует.
Разрешение этой ситуации, по нашему мнению, заключается в следующем. Во-первых, система «мнимого конституционализма» должна быть преобразована в систему конституционализма реального, то есть демократического. России необходим полноценный парламент. Для этого Государственной Думе надо, прежде всего, дать право формировать Правительство. Кабинет министров должен назначаться не Президентом, а лидером парламентского большинства. Это приведет к восстановлению в России публичной политики и открытой политической борьбы, и тогда в элиту смогут влиться новые люди с задатками политических деятелей. Во-вторых, нужна реформа государственной службы, делающая рекрутирование политической элиты более открытым (что требует введения реальной конкурсности при занятии должностей). В-третьих, чрезвычайно важно
создать в России сильное и подлинно независимое, прежде всего в финансовой сфере, местное самоуправление. Именно оно способно стать кузницей кадров для российской элиты.
Консолидация политической элиты начинается в процессе создания конституционного проекта, в отборе экспертов, определении формы переговорного создания проекта и согласовании в конституции интересов социальных групп общества. В истории современного конституционализма демократические методы создания конституций ситуативно дополняются недемократическими методами, распространенными при авторитарных режимах. Вспомним, что проект Конституции РФ 1993 г., подготовленный экспертами, согласовывался с центральными и региональными элитами, проходил обсуждение и ратификацию в российском парламенте и выносился на референдум. Конституционное нормотворчество протекало в драматических условиях, вызванных угрозой распада Российской Федерации. Ситуация оставляла мало времени для выборов учредительного собрания. Российская элита предпочла скорейшее принятие конституционного проекта более демократическому пути его создания.
Таким образом, основной тенденцией современного этапа политического развития России является объективный переход от номинального конституционализма к мнимому, что теоретически открывает в перспективе возможность развития политической системы к нормативному конституционализму. На этом этапе развития главной задачей становится принудительная консолидация правящих кругов, которые обеспечивают массовое управление, массовую поддержку режима. Однако такая ситуация в условиях мнимого конституционализма порождает внутренние противоречия, наличие скрытой антипатии представителей разных подгрупп элиты друг к другу, что является отражением реально усиливающегося элитарного конфликта в трансформирующемся российском обществе. Элитарный конфликт является неотъемлемой составляющей базового механизма делегитимации предыдущего (в данном случае постсоветского, «гибридного») режима при смене руководства и в процессе самооправдания новой власти.
Литература
1. Щербинин А. И. Человек во власти (региональные политические элиты в современном избирательном процессе) // Куда идет Россия?... Власть, общество, личность. М., 2000.
2. Заславская Т. И. Современное российское общество: социальный механизм трансформации. М., 2004.
3. Независимая газета. 2009. 19 июня.
4. Медушевский А. Н. Что такое мнимый конституционализм? // Социологические исследования. 1994. № 2.
