CC BY
4
УДК 378.143:811.111
Е. М. Кирсанова, Н. Ю. Мороз
Кирсанова Е. М., кандидат филологических наук, доцент; заведующая каф. английского языка переводческого факультета МГЛУ; e-maiL: eLena.kirsanova@maiL.ru
Мороз Н. Ю., кандидат филологических наук, заведующая каф. лингвистики и профессиональной коммуникации в области медиатехнологий ИМО и СПН МГЛУ; e-maiL: nataschamoroz@yandex.ru
ФОРМИРОВАНИЕ НАВЫКОВ СОПОСТАВИТЕЛЬНОЙ ПРАГМАСЕМАНТИКИ
В статье рассматриваются методические подходы к формированию навыков сопоставительной семантики и прагматики у студентов-переводчиков. Владение данными аналитическими навыками позволяет более полно извлекать заложенную в языковом знаке информацию, а также точнее интерпретировать авторский замысел. Ключевые слова: семантика; прагматика; перевод; лингводидактика.
E. M. Kirsanova, N. Yu. Moroz
Kirsanova E. M., Ph.D. (PhiLoLogy), Associate Professor; Head of the Department of the EngLish Language, FacuLty of TransLation and Interpreting, MSLU; e-maiL: eLena.kirsanova@maiL.ru
Moroz N. Y, Ph. D., Head of Linguistic and ProfessionaL Communication Department in the Sphere of Media TechnoLogy, MSLU; e-maiL: nataschamoroz@yandex.ru
DEVELOPING SKILLS OF COMPARATIVE PRAGMASEMANTICS
The articLe touches upon the methods of deveLoping skiLLs of comparative semantics and pragmatics with student-transLators. These specific skiLLs aLLow to extract more information from the Language sign and more accurateLy interpret an author's conception.
Key words: semantics; pragmatics; transLation; Linguodidactics.
Эффективность профессиональной подготовки любого специалиста зависит от четкого представления преподавателя о профессиональной специфике его будущей деятельности, соотношении и приоритетности необходимых ему знаний, умений и навыков. Залог эффективной подготовки профессиональных переводчиков - ясное представление преподавателя о составных частях их профессиональной компетенции, как универсальных языковых, так и специфических переводческих. В данной связи можно говорить об определенных
методических усилиях, нацеленных на выработку специфических переводческих умений и навыков.
Так, развитие навыков сопоставительной семантики и навыков экспликации скрытой семантики слов - важная часть учебного процесса, которое направлено на формирование аналитических способностей у студентов-переводчиков, необходимых во всех видах перевода независимо от жанра переводимого текста.
Одной из проблем, с которыми преподаватель сталкивается в процессе обучения переводчиков как межкультурных и межличностных посредников, является отсутствие у студентов должного прагмасеман-тического «тонуса». Иначе говоря, студенты испытывают значительные трудности с идентификацией, анализом и атрибуцией разнообразной прагматической информации, заложенной в языковых единицах оригинала, т. е. той информации, которая определяет авторское осмысление единицы в конкретном контексте, формирует ее дискурсивный смысл как часть иерархии смыслов оригинального текста.
Обычно при выявлении преподавателем очевидных ошибок в интерпретации авторского текста студенты ссылаются на право иметь собственное понимание текста. Однако за «правом на собственное понимание текста» часто стоит интеллектуальная инертность, аналитическая неопытность, иногда даже банальное человеческое тщеславие. В таких случаях приходится обращаться к доскональному разбору прагмасемантики текстов оригинала и перевода.
На понимание исходного текста и вербализацию переводческого замысла решающее влияние оказывает структура языковой личности переводчика, представляющая собой иерархическую интеграцию жизненного опыта, лексикона и мотивационных установок [Караулов 1987].
В силу профессиональной специфики тезаурус и ассоциативно-вербальная сеть переводчика шире, чем у рядового носителя родного языка. Прагматикон же языковой личности переводчика (если только он не читает текст для себя с познавательной целью) содержит специфическую установку на дальнейшее использование текста оригинала, которая может быть реализована через его прагмасемантическую реконструкцию или его прагмасемантическую адаптацию, что изначально определяет вектор интерпретации оригинального текста.
Если переводчик задается целью максимально исчерпывающе передать опыт автора и сознательно ограничивает влияние своего опыта
на конечный результат перевода, мы вправе говорить об объективной установке на перевод. Если же переводчик в силу объективных причин руководствуется субъективными установками, то тогда речь пойдет об адаптации оригинала.
В любом случае объектом скрупулезного исследования при обучении переводчиков является текст как объективная реальность и данность для переводчика. И стратегической целью, на которую должны быть направлены методические усилия по обучению переводчиков как языковых аналитиков, является развитие умения извлекать максимальную информацию из текста оригинала для ее потенциального использования
Проблема текста - одна из центральных проблем теории перевода. Текст является предметом анализа на первом этапе перевода, связанном с интерпретацией оригинала, и текст является предметом синтеза на заключительном этапе. Мы согласны с мнением Р. Штольце, что в основе перевода лежит возможность герменевтического анализа текста как целого и системного явления [Stolze 1994].
Текст представляет собой системную коммуникативную единицу. Понятие системы предполагает существование внутри текста определенной иерархии отношений составляющих его компонентов: прагматического и семантического. Коммуникативный замысел автора составляет прагматический компонент смысловой структуры текста, языковое содержание - его семантический компонент. В иерархии взаимоотношений этих двух компонентов в структуре текста семантический компонент выполняет подчиненную роль: каждое высказывание строится для того, чтобы реализовать определенную комбинацию коммуникативных целей с помощью определенных языковых структур.
Прагматическая и семантическая составляющие смыслового содержания отличны друг от друга по своей природе. Коммуникативный замысел текста имеет экстралингвистическую природу, так как содержит отсылку к субъекту речевой деятельности, таким образом, он является субъективной категорией. Семантический формант смыслового содержания текста является более объективной категорией, так как отражает взаимодействие в тексте различных языковых значений.
Однако объективность семантического форманта также в определенной степени относительна. Как указывает Т. Виноград, «значение
многомерно, формализуемо только в терминах целого комплекса целей и знаний (как лингвистических, так и экстралингвистических), имеющихся и у пишущего и у читающего (соответственно, у говорящего и слушающего)» [Виноград 1983, с. 126].
Как было отмечено выше, в процессе вербализации замысла прагматическая установка автора носит приоритетный характер, но парадокс понимания заключается в том, что в процессе понимания текста читатель может игнорировать прагматическую установку автора в силу специфики самого процесса понимания, который управляется механизмом интереса, детерминированного личным опытом читателя. Лишь интересные для читателя слова, отмечают Р. Шенк, М. Лебовиц, Л. Бирнбаум, подвергаются полной обработке в процессе понимания текста. Многие слова в тексте вообще пропускаются. Интересные же слова активизируют сценарии и фреймы [Шенк, Лебовиц, Бирнбаум 1983]. Таким образом, именно механизм интереса играет ключевую роль в управлении познавательными или интерпретационными процессами при восприятии текста.
Учитывая вышесказанное, свой задачей при обучении переводчиков мы видим развитие умения смещать фокус интереса, т. е. фокусировать интерес на том, что интересно другому, а не тебе.
Поскольку обнаружить точные семантические соответствия между знаками сопоставляемых языков практически невозможно, одной из актуальных задач обучения специалистов в области межкультурной коммуникации является выработка умения выявлять семы, отражающие специфичность и самобытность национального и авторского образа мысли. С методической точки зрения представляется целесообразным введение в процесс обучения переводчиков специальных упражнений, направленных на выявление возможностей отдельно взятого языкового знака к передаче разноплановой информации. В качестве учебного материала можно предложить лексику, которая не считается безэквивалентной и которая обслуживает базовые социально-бытовые потребности человека, в частности лексику, принадлежащую рубрикам «Питание», «Одежда», «Дом и жилище», «Домашняя утварь», «Животный мир», «Растительный мир» и т. п., поскольку данная лексика, несмотря на ее кажущуюся простоту и универсальность, высокоинформативна и в высокой степени национально (этнически) маркирована.
Целью такого рода упражнений является выработка способности ограничивать влияние своей языковой личности на процесс перевода, а также развитие лингвистической цепкости и культурологической настороженности, т. е. готовности к тому, что любое, даже самое простое, на первый взгляд, самое привычное, давно известное слово иностранного языка может быть насыщено совершенно неожиданной информацией и может быть потенциальным носителем непривычных для принимающей культуры смыслов.
Речь идет о глубоком истолковании и осмыслении наличных ресурсов языка, его скрытых, никогда до конца не выявляемых возможностей, поскольку в тексте даже бедное по своему семантическому содержанию слово может получить значительное смысловое содержание.
В качестве примера можно предложить ряд упражнений с дидактической установкой на расширение прагмасемантического кругозора.
На первом этапе предлагается подобрать тексты, содержащие лексику базовых семантических полей, и предложить учащимся определить актуализированную в предложенном контексте прагматическую информацию (сенсорную, образную, оценочную, символическую, стилистическую и т. д.).
На следующем этапе было бы полезно провести сопоставительное культурологическое исследование некоторого набора сходных языковых единиц-символов, выявить культурологические расхождения.
Далее на материале оригинальных текстов на русском и иностранном языке можно перейти непосредственно к семантическому анализу выделенных давно усвоенных «простых» лексических единиц с упором на анализ коннотаций.
Например, на основе анализа следующего отрывка из романа Л. Н. Толстого «Война и мир» предлагается провести сопоставительный компонентный анализ слов хлебосольство и гостеприимство, особенно акцентируя внимание на специфическом русском компоненте в структуре значения слова хлебосольство: «Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира [Толстой 1979, с. 570].
Затем можно проанализировать перевод данного отрывка и задать студентам вопрос: «Почему переводчик прибегает к приему семантической экспликации?»:
"The Count had been a member and a committteeman of the Club from the day it was founded. He was entrusted with the arrangements of the fete for Bagration because few men knew how to plan a banquet as lavishly and hospitably as he" [Tolstoy 2001, с. 373].
На материале фрагментов сопоставимых оригинальных текстов на русском и иностранном языке предлагается выявить парадоксальные расхождения в наборе коннотаций.
В качестве примера дискурсивного осмысления противоположных коннотаций трофонимов-символов в английском и русском языках можно привести следующую пару межъязыковых соответствий:
bread and butter - хлеб с маслом (англ.: скудный, насущный - рус.: богатый), которые закреплены в пословицах: They that have no other meat, bread and butter are glad to eat ^ Хлеб у него всегда с маслом.
Для последующего анализа можно предложить современные русские и английские тексты.
Так, одна из статей в газете USA Today содержит дискурсивную развертку прагматического смысла приведенного английского выражения. В концентрированном виде эта развертка дается в виде следующего заголовка: Pork to some; bread and butter to others. В названии статьи обыгрывается метафорическое значение слова pork (свинина; «кормушка», жирный кусок; правительственные дотации, привилегии, предоставляемые по политическим соображениям) и значение идиомы bread and butter (скромные средства к существованию) (USA Today, 12.03.07, by R.Wolf).
И для сравнения предлагается проанализировать противоположную коннотацию из русского текста:
Многие поколения, ожесточенно работая лапками, взбивали интеллектуальные и нравственные сливки, пока не загустела спасительная твердь - масло либерализма. Вот только чертовски трудно размазывать масло по воздуху. Необходима основа - то есть хлеб. Либеральные ценности крепко ложатся поверх базовых - природных, корневых. Тут еще надо учитывать, что в России, как свидетельствовала наглядная агитация нашего детства, именно хлеб - всему голова. Это у них там сначала бутер, потом брот. Нам гораздо привычнее хлеб с маслом. Масло с хлебом у нас
не едят. А без хлеба тем паче. Слишком жирно получается, может вытошнить. Появится хлеб российской жизни, возникнет и вполне естественная потребность в либерализме (Известия, 20.11.07, Е. Ямпольская).
Наконец, на следующем этапе можно переходить к анализу текстов оригинала и перевода (переводов), содержащих рабочие семантические единицы с целью определения семантических потерь в переводе, нарушений смысла, переводческих неудач и находок.
Например, в «Рождественской песне в прозе» Ч. Диккенса читаем следующее описание предрождественского застолья:
There were more dances, there were forfeits, and more dances, and there was cake, and there was negus, and there was a great piece of Cold Roast, and there was a great piece of Cold Boiled, and there were mince-pies, and plenty of Beer [Dickens 2002, с. 46].
В переводе на русский язык Т. Озерской мы находим такое описание этого праздника:
А затем снова были танцы, а затем фанты и снова танцы, а затем сладкий пирог, и глинтвейн, и по большому куску холодного ростбифа, и по большому куску холодной отварной говядины, а под конец были жареные пирожки с изюмом и корицей, и вволю пива [Диккенс 2004, с. 156].
Анализ оригинала и перевода позволяет прийти к заключению, что переводчица оставила без внимания ту особую значимость, которую великий британский писатель придал некоторым блюдам, написав их названия с большой буквы. В оригинале Cold Roast и Cold Boiled - не просто основные блюда, но царствующие на праздничном столе. Согласно теории К. Леви-Стросса, они имеют четко выраженный гендерный характер (жареные блюда ассоциируются с мужским - маскулинным - началом и атмосферой праздника, а вареные, напротив, с женским - фемининным - и ежедневной трапезой [Lévy-Strauss 1966, с. 104-105]. В контексте же кельтской праздничных традиции две эти противоположности являют собой единство и символизируют королевский союз. Во время королевского пиршества правящей чете подавались именно свиной окорок и грудинка: окорок - королю, а грудинка - его супруге. Это было обусловлено, в частности, тем, что свинина считалась у кельтов сакральным продуктом. В мифопоэтической традиции кельтов мясо кабана обладало
магическими свойствами: придавало человеку особую физическую силу, неукротимость и отвагу [Росс 2003]. Данные коннотативные семы не утрачены со временем, незримо присутствуют на периферии значения английских единиц и актуализируются в тексте Диккенса, однако русские эквиваленты значительно беднее коннотативным содержанием, их использование в тексте не может пробудить в русском читателе глубинных ассоциаций, поэтому перевод становится более «стерильным», его прагматическое воздействие уменьшается.
Сопоставив нижеприведенные отрывки, можно обсудить вопрос несовпадения прагматических установок автора и переводчика: почему при наличии словарного эквивалента переводчик изменил лексему вино на водку, причина в сохранении ритма или усилении русского колорита?
Ёжусь, зашвырнувшись в трактирные углы,
вином обливая душу и скатерть [Маяковский 1988, с. 18].
I huddle, slumped in corners of saloons;
with vodka drenching my soul and the cloth [Mayakovsky 1975, с. 147].
В нижеприведенном переводе предлагается проанализировать возникающее логическое несоответствие:
Ходят слухи, что он совершенно перестал пить портвейн и пьет только водку, настоянную на смородиновых почках, отчего очень поздоровел [Булгаков 2004, с. 482].
There are rumours, that he never touches port these days, that he only drinks vodka distilled from black currants and is much healthier from it [Bulgakov 2003, с. 438].
Для русского читателя портвейн в советские времена - это дешевое красное вино, и его замена на качественную водку действительно может улучшить самочувствие. Однако как объяснить английскому читателю, почему поздоровел один из героев Булгакова, если он перестал пить port (очень качественное португальское вино) и заменил его на водку, хоть и настоянную на смородиновых почках.
В следующем отрывке предлагается обсудить выбор С. Моэмом лексемы tart (в буквальном значении - открытый сладкий пирог, в метафорическом - потаскуха, шлюха) для характеристики главной героини Джулии Ламберт, которая изменила мужу, но которой сам автор, безусловно, симпатизирует. Далее логично перейти к анализу
предложенного переводческого решения: выбор уменьшительно-ласкательного суффикса для смягчения строгости моральной оценки ее легкомысленного поступка:
Raped, my dear. Practically raped. At my time of life. And without so much as a by your leave. Treated me like a tart. Eighteeenth-century comedy, that's what it is [Maugham 2001, с. 76].
Изнасилована, голубушка. Самым натуральным образом. В мои-то годы! И даже без всяких там «с вашего позволения». Словно я - обыкновенная потаскушка. Комедия восемнадцатого века, вот что это такое [Моэм 1982, с. 127].
Таким образом, для совершенствования процесса подготовки переводчиков необходимо не только их целенаправленное ознакомление с экстралингвистической информацией, но и формирование умения быть готовым видеть новое в известном и, казалось бы, хорошо знакомом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. М. : Детская литература, 2004. 498 с. Виноград Т. К процессуальному пониманию семантики // Новое в зарубежн-ной лингвистике: Вып. 12. Прикладная лингвистика. М. : Радуга, 1983. С. 123-170.
Диккенс Ч. Рождественская песнь в прозе / пер. с англ. Т. Озерской. М. : Радуга, 2004. 170 c.
Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М. : Наука, 1987. 263 с. Маяковский В. В. Сочинения в двух томах. М. : Правда, 1988. Т. 2. 767 с. Моэм У. С. Театр / пер. с англ. Г. Островской. М. : Правда, 1982. 347с. Росс Э. Кельты-язычники / пер. с англ. Н. Ю. Чехонадской. М. : Центрполи-граф, 2003. 215 с.
Толстой Л. Н. Собрание сочинений. Война и мир. М. : Художественная литература, 1979. Т. 4. 399 с. ; Т. 5. 427 с. ; Т. 6. 446 с. ; Т. 7. 430 с. Шенк Р., Лебовиц М., Бирнбаум Л. Интегральная понимающая система // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XII. Прикладная лингвистика. М. : Радуга, 1983. С. 401-449. Bulgakov M. The Master and Margarita / Translated by Michael Glenny. L. :
Vintage, 2003. 445 p. Dickens Ch. A Christmas Carole in Prose. Dickens, Charles. The Cricket on the Hearth. Чарльз Диккенс. Сверчок за очагом / ориг. и пер. с англ. М. Клягиной-Кондратьевой. М. : Радуга, 2002. 157 c. Levy-Strauss C. The Culinary Triangle. Partisan Review, 1966.
Mayakovsky V. The Bedbug and Selected Poetry / translated by Max Hayward and George Reavey ; transcribed by Mitch Abidor. Bloomington : Indiana University Press, 1975. 317 p. Maugham W. S. Theatre. Random House Inc., 2001. 292 p. Stolze R. Überzetzungstheorien: Eine Einführung. Tübingen : Narr, 1994. 253 S. Tolstoy L. War and Peace / Translated by Ann Dunnigan. NY: Signet Classic, 2001. 397 p.
