CC BY
104
ФИЛОСОФИЯ
УДК 130.1: [130.2:34]
ББК 87.622.2 Ч - 49
Черных С.Н
Справедливость как объективизация категорий «истина»,
«благо» и «правда»
(Рецензирована)
Аннотация:
Проблема воплощения принципов справедливости на практике является одной из важнейших для судеб общества. Анализ содержание феномена справедливости в его сопряжении с категориями правда, истина и благо, раскрывает специфику его проявления. Философское осмысление позволяет выявить особенности восприятия справедливости в различные периоды времени.
Ключевые слова:
Справедливость, правда, истина, благо, право, талион, прощение.
В процессе повседневной деятельности человек осознает себя как индивидуальность через акт взаимодействия с социумом. Из учения Канта о «трансцендентальной иллюзии», т.е. учении о том, что наш разум постоянно оставляет ту сферу, в которой ему дано действовать - сферу опыта, социальную повседневность, становится очевидным, что восприятие отдельного предмета, отдельного поступка, предполагает восприятие мира в целом. «Эта интуиция целого есть вместе с тем интуиция живого всеединства бытия в его реальной бесконечности» [1, с.159].
Человек в процессе осмысления повседневной реальности обращает свой взор на призрачный, умозрительный мир. Его характеристики зависят от многих факторов. Те недостатки и достоинства реального мира, тот специфический морально-нравственный базис личности, которые осознает индивид, являются основой для формирования представлений о всеобщем.
Общей онтологической основой познавательного аспекта практики является переживание обращения к Абсолюту, единение с ним, т.е. к тому, что находится за пределами эмпирического опыта. Как пишет Хайдеггер, «метафизика - это вопрошание сверхсущего, за его пределы, так, что мы получаем после этого сущее для понимания как таковое и в целом» [2, с. 24].
Подобно тому, как понимание сути отдельных предметов рождает возможность их оценки, так и понимание поступков и действий человека дает возможность свести возможные сценарии ответных действий в нечто целое. Связанные диалектически поступок и ответное действие рождают систему общепризнанных правил и норм, содержание которых отражает сведенные к общему знаменателю представления людей о равенстве и фиксируется в праве. В некоторых концепциях права под сущностью данной категории понимается «принцип формального равенства» [3, с.4]. Цель подобного усреднения - сократить до предела недовольство тех людей, чьи права будут ограниченны. Суровягин С.П., размышляя о проблеме неравенства людей, пишет, что в понимании обывателя «справедливость есть общий признак, выражающий идею равенства» [4].
Вообще термин «право», в узком значении — система общеобязательных социальных норм, установленных или санкционированных государством; в более широком смысле -охватывает также правовые отношения и основные права гражданина, закрепляемые, гарантируемые и охраняемые государством. Наполнение права смысловым содержанием, постижение человеком его основных принципов происходит за счет усвоения нравственных и социальных норм общества или той социальной группы, к которой относит себя индивид.
Осознавая свою сопричастность человечеству, homo sapiens адаптирует свои желания согласно требованиям социума. Идеализированные представления о должном порядке вещей, придают праву характеристики той изначальной идеи, благодаря которой в процессе правотворчества законодатель имеет возможность сравнивать мнение общества с неким абсолютным идеалом. Несмотря на огромную роль субъективного фактора, в качестве источника права может фигурировать некое объективное начало (Бог, Абсолют, Мировой дух), проявляемое как абсолютизация жизненноважных для человека ценностей и воззрений. Понятое в данном ключе право оказывается набором желаемых прав и свобод человеческого коллектива, соотнесенных с идеалом возможного состояния.
Право опосредует, связывая две принципиально важные, но весьма неблизкие сферы. С одной стороны, это предельно идеализированные, абстрактные представления о Высшей Справедливости и абсолютном законе. В древних кодексах это выказывается прямой апелляцией к высшей, божественной воле, в Новое время - это апелляция к естественному строю вещей и само собой разумеющейся рациональности мироустройства. В Преамбуле к Конституции Российской Федерации фиксируется существование «общепризнанных принципов» и «общей судьбы», которые позволяют использовать местоимение «мы» перед словами «многонациональный народ Российской Федерации». Этим воззрениям противоположны по своей сути совершенно конкретные практики воплощения абстрактных принципов в социальную повседневность: следствие, судопроизводство, пенитенциарная система, надзор и наказание. При том, что между этими двумя сферами наличествует скорее противоречие, чем гармония, право в целом, по причине своего уникального опосредующего места, воплощает в себе оба этих подхода.
В той же мере можно оценивать и происхождение справедливости как категории социального процесса. Предлагаемые обществом принципы и нормы справедливости, отраженные в законодательных актах, представляют собой юридическое воплощение данной категории. Однако, конечная цель юридической справедливости - сделать возможным осуществление моральной справедливости. По остроумному выражению Канта, лишенное философского подхода «чисто эмпирическое учение о праве — это голова... которая может быть прекрасна, но, увы, не имеет мозга» [5, с.23].
Вообще справедливость более юридическая категория, если вообще не «математическая», учитывая метафорический образ справедливости как взвешивания и характерную в таких случаях мораль «око за око», and go fifty-fifty...» [6,с.105]. Не случайно в греческой мифологии Богиня правосудия Фемида изображается держащей в правой руке обоюдоострый меч, а в левой весы, что символизирует способ принятия решения о виновности или невиновности человека. Боги и богини справедливости Египта, Греции, Рима - это невозмутимое и беспристрастное олицетворение карающей справедливости, в действиях которых нет места сантиментам. В свою очередь справедливость может воплощаться и в абсолютном значении как трансцендентная сила.
Иммануил Кант, обращая внимание на понятие «справедливость», вводит категорию «прощение», которая, по его мнению, логически исключает первую. Д.В. Субботин, анализируя творчество немецкого философа, пришел к выводу, что справедливость и прощение в понимании немецкого философа - понятия взаимоисключающие [6, с.105]. Позиция И. Канта может быть понята, если вспомнить эволюцию его мышления, идущего от гносеологии к этике. Поэтому кантовская этика несет на себе отпечаток рациональности научного познания. Действительно, «акт прощения» за грехи превращает справедливость из космического иррационального закона воздаяния в социальный феномен и отделение морали человеческого общества от «справедливости», невозможное в принципе, могло бы привести к превращению последней в некое подобие бездушного компьютера. В силу логической взаимосвязи права и справедливости как его смыслообразующей основы их зависимость от ощущений, представлений и понятий, обусловлена необходимостью усвоения социальных норм поведения. Процесс интериоризации социального опыта фактически «спускает справедливость с небес на землю».
Классическая этика со времен Аристотеля претендовала на решение вопроса о том, что есть для человека благо. В соответствии с ее постулатами, стремление к высшему благу совместимо как с обязанностями человека, так и с его интересами. Мотивы поступков человека всегда определяются его интересами и при этом органически связаны с его личным и общественным долгом. Справедливость здесь - это одно из благ. «Если справедливость -благо, то и быть справедливым - благо» [7, с.526].
В Средневековье, согласно теологической этике, все люди должны были повиноваться божественным заповедям. Соблюдая их, человек, возможно, приумножил бы общественное или всеобщее благо. При этом оно не входит в содержание господствующей морали, а Божья воля залог полезности и правильности любого действия. Человек существует благодаря Богу и, следовательно, согласно мнению Августина Блаженного, «благ, тот, кто создал меня, и сам он благо мое» [8, с.31].
Из понятия общего блага с логической необходимостью следует, что, «ограничивая именно благо одного человека ради общего блага, оно никак не может упразднять хотя бы одного из носителей этих интересов и стремлений..., ибо это общее благо должно быть так или иначе благом и этого человека» [9, с. 457-458].
Очевидно, что благо как категория труднодостижима. Несомненность ее существования выводится из «опыта человеческих стремлений к цели» а также «из предположения, что целью в каждом случае ставится благо и последней целью должно быть «общее благо». Общее благо потому и есть общее благо, что оно содержит в себе благо отдельных людей.
Осознание феномена взаимозависимости справедливости и блага невозможно без его соотнесения с категорией истины. При рассмотрении взаимосвязи истины и блага исследователи исходят из положений, что «во-первых, истину нельзя рассматривать как благо, а во-вторых, нельзя усматривать благо в каких-либо истинах». Связано это, прежде всего с тем, что истину относят к теоретическим и гипотетическим (условным) утверждениям, не принимая во внимания ее возможные нравственно-этические интерпретации. Доказанная истина одного факта или выясненная истинная сущность какой-либо вещи, дают человеку возможность прикоснуться к всеобщему Благу, внести свою лепту в общую копилку благих дел. Благодеяние совершается бескорыстно, ради другого человека и осуществляется с добрыми целями. В этой трактовке оно по своим характеристикам приближается к понятию добродеяние. Даже если действия человека направлены на решение собственных проблем, то добро, которое индивид делает для себя, помогает окружающим. Всеобщее благо наряду с всеобщей истиной, или верное и полезное решение (в практической сфере) залог справедливого суда и основа для создания справедливого общества.
Одно из первых определений истины, как известно, принадлежит Аристотелю. Оно гласит: «говорить о сущем, что его нет, или о несущем, что оно есть, - значит говорить ложное; а говорить, что сущее есть и несущее не есть, значит говорить истинное» [10, с.141]. На основе этого определения, в котором акцентируется внимание на слове «говорить», выстраивается большинство современных теорий истины. Главной проблемой для сторонников данного подхода является необходимость выявления взаимосвязи между высказываемым и действительностью. Мнения человека об обществе, об окружающей действительности зависят от множества факторов. Сложность задачи определения, что есть истина и что не истина, распространяется и на проблему определения справедливости тех или иных суждений и действий. Неслучайно высказывается мысль о том, что «справедливость — это истина в действии».
Хайдеггер, трактуя классическое определение истины, приходит к пониманию того, что истина - это не только то, что действительно. «Будь это вещь или предложение, истинно то, что правильно, истинное - это согласующееся». Поясняя свои слова, он добавляет, что «быть истинным и истина означают здесь согласованность, а именно согласованность двоякого рода: с одной стороны, совпадение вещи с тем, что о ней мыслилось раньше, и с другой стороны, совпадение мыслимого в высказывании с вещью» [11, с.10]. В данной
интерпретации доступно объяснение справедливости и истины одного явления или одного действия, но никак не их иррациональных воплощений.
Ясно что, гносеологическая составляющая категории справедливость четко прослеживается при анализе процесса усвоения людьми знаний о нормах морали и некоторых актуальных для личности правовых актов. Однако допущение того, что истина не является свойством высказывания и не выступает мерой адекватности познания бытия, а присуща самому бытию, «сближает истину с понятием «справедливость», взятым в ее абсолютном значении» [12, с.120]. При этом вопрос о том, каким образом истина становится доступна человеку, остается крайне актуальным.
Общеизвестно, что целью познания является постижение истины. Несмотря на острую дискуссию об относительной и абсолютной истине, суть которой заключается в попытках доказать возможность/невозможность понимания истины в ее единичном измерении (относительная), сама логика справедливости указывает на то, что в социальной действительности абсолютная справедливость ни в ее единичном воплощении, ни во всеобщем невозможна. Справедливость здесь - это возведенные в идеал представления о должном порядке вещей, а не сама справедливость в ее относительном или абсолютном толковании. В определенном смысле понятие истины преодолевает свою гносеологическую составляющую и приобретает этическое общесоциальное значение.
Являясь атрибутом социальной действительности, справедливость почти всегда ассоциируется с правильными, четкими законами, позволяющими соблюсти паритет в осуществлении прав и свобод всех граждан. Вопрос Пилата «Что есть истина?», понятый непосредственно из смысла исторической ситуации, заключает в себе проблему нейтральности. «То, как были сказаны эти слова прокуратором Понтием Пилатом, в государственно-правовой ситуации тогдашней Палестины означало: все, что по
утверждению такого человека, как Иисус, является истиной, совершенно не касается государства» [13, с. 31]. Государство в целях регуляции взаимоотношений граждан сознательно игнорирует «истину», руководствуясь принципом «равновесия».
В христианстве сознательно разделяется справедливость как божественный принцип и справедливость как норма человеческого общества. Правовые системы любой из стран Европы в эпоху Средневековья базируются на двух фундаментальных принципах: принципе талиона (с лат talio - ^аНош) возмездие по своей силе равное за преступление) и принципе ордалии («божьего суда»). Устоявшееся мнение заключается в том, что «талион» - это «форма социальной регламентации, соответствующая довольно ранней (но не примитивной) стадии развития человеческих сообществ» [14, с.72]. При рассмотрении этимологии термина «талион» выявляется его связь с архаичным обычаем кровной мести. В современных исследованиях талион трактуется более широко как принцип равного воздаяния. Принцип ордалии предполагает, что определение вины или невиновности подозреваемого отдается богу. «Божий суд» — ордалия совершается в форме судебного поединка в буквальном смысле; тяжущиеся стороны (или их представители) сходятся в поединке с оружием в руках и победивший в этой схватке считается выигравшим судебное дело — их в поединке «рассудил бог», а он по определению не может наказать невиновного.
Противоречия между принципом талиона и принципом ордалий определяют существование тех принципов справедливости, которые есть в современном праве. С одной стороны, с развитием и обогащением социальных отношений принцип «равного воздаяния» заменяется «более тонким по своей сути «золотым правилом», появление которого символизирует появление морали или нравственности в современном ее понимании» [14, с.72]. Одновременно принцип «ордалии» превращается в борьбу, совершающуюся в суде между адвокатом и прокурором, где многое зависит не только от умения юристов, но и от везения и доли случайности. Эта борьба, очевидно, «имеет природу ордалии, судебного поединка».
Целью любого судебного заседания является попытка «докопаться до истины» и вынести справедливое решение. Талион и ордалии - это не только способы регуляции взаимоотношений индивидов друг с другом, но и попытка выяснения истины.
Если исходить из предположения Хайдеггера «...сущность истины - это свобода...» [11, с.16] и выявленной нами связи истины и справедливости, то справедливость оказывается таким же динамичным феноменом социальной действительности. Истина в русском ее осмыслении есть явление ««живущее», «живое существо», «дышащее», т.е. владеющее существенным условием жизни и существования. истина потому и есть истина, что не боится никаких оспариваний» [15, с. 68- 69]. «Истина есть полнота, которая не дается завершенной», - утверждал Бердяев, и, соотнеся категории истина и справедливость, легко заметить, что и первая и вторая, предполагают наличие некой незавершенности [16, с.20].
Подобное практическое, земное воплощение истины в русской философии принято было обозначать общеизвестным термином «правда», и именно, посредством данной категории раскрываются онтологический и аксиологическии смыслы справедливости как трансценденции. Справедливость трактуется при этом как «жизнь по правде» или «праведная жизнь». Под правдой же подразумевается некий единственно правильный порядок бытия и человеческих отношений. В идее правды содержится тот нравственный компонент, задача которого выявить - существует ли в мире нравственный порядок, и если да, то в чем он состоит и как обеспечивается. Поиск правды - это одновременно поиск и справедливости и истины. Именно в аспекте правдоискательства справедливость может считаться важнейшей этической добродетелью. Сам поиск правды это стремление к познанию, пониманию, что означают слова «жить по правде» и попытка обустроить свою жизнь в соответствии с ее принципами.
Подобно справедливости, правда является имманентно присущей объективному миру и одновременно имеет признаки внешней трансцендентной силы. Человек хочет узнать правду, имея в виду под этим ту информацию, которая является истинной и, придавая ей практический смысл, неосознанно сравнивает полученные знания с той данностью, которая, по его мнению, является основой мира. Бытие правды, с одной стороны, определяется присущим человеку желанием добиться правды, «жить по правде», в соответствии с которым человек организует свое жизненное пространство. В то же время, правда, предстает как образец или идеал всего самого лучшего, истинного и справедливого.
В древнерусском законодательстве «идеал права» проявляется в одном из его центральных сочетаний. В русском языке употребляются противостоящие друг другу понятия прав/неправ, правда/кривда. Вторые члены этой оппозиции, как указывают лингвисты В.В.Иванов и В.Н.Топоров, «синонимичны и означают уклонение от закона. Первые же члены этой оппозиции - связаны корнем pravo (правый, правда) и имеют значение упорядоченного, законосообразного» [17, с. 230,235]. «Правда» определяет как функционирование самого мира, так и отношения в обществе, что является отражением идеала в повседневности. Тот, кто против правды не прав не только по закону, но и подвергает сомнению божью волю. Однако в «Русской правде», в этом достижении правовой мысли наших предков, смертная казнь как вид наказания за преступление против правды не фигурирует. «Люди умирали под кнутом. но смертная казнь de iure не существовала».
Ориентация отдельных мыслителей на «чисто правовую культуру», т.е. право зависящее от интересов индивидов, право без идеалов, нехарактерна для русской правовой картины мира. «Не в силе Бог, а в правде», - заявил в XIII веке Александр Невский, подтверждая тем самым факт дуалистичности русской правовой картины мира. В понимании русского человека власть князя, царя - это власть по праву сильного. Совсем иная власть правды. Даже такие русские пословицы, как «правда суда не боится», «правда не судима» «за правого бог и добрые люди» - ясно показывают, что «правда» и «право» в прошлом осознанно воспринимались как противоречащие друг другу понятия.
Названная категория глубоко проникла во все сферы человеческого сознания особенно в религию и, в частности, в христианство. В последнем все, что связано с Богом,
трактуется в терминах правды и справедливости: в независимости от земных проблем все происходящее в мире объясняется волей Бога. «Пути Господа праведны и истинны; Он, будучи носителем и олицетворением абсолютной справедливости, творит правду; все Его заповеди основаны на справедливости и правоте; все откровения есть правда и совершенная истина».
Несколько иначе можно оценивать роль «правды» в повседневной жизни. Стремление человека жить «по правде» придает справедливости онтологический статус - она выражает соответствие образа жизни одного человека или целого народа высшим ценностям бытия. Осознание ответа на вопросе «Что такое справедливость и несправедливость?» достигается через духовно-интуитивный опыт. Здесь очевидна идеальная природа справедливости. Желание справедливости дополняется верой, и стремление к справедливости определяется уже не обиженным самолюбием нарушения прав и стремлением к равенству, а неосознанной необходимостью понять суть вещей и исполнить свое назначение в мире.
При определении правды как совокупности истины и справедливости проявляются многие характеристики «всеобщего блага». Несомненно, что в «правде» проявляется практическое воплощение принципа единства имманентного и трансцендентного. Вечные споры об антиномии абсолютной и относительной истины и благ в русской философии разрешаются при помощи категории «правда». «Правда есть высшее благо, совершенство, полнота удовлетворенности и что это благо, раз мы его усматриваем - без чего невозможно было бы само его искание - необходимо есть». Здесь сфера сознания, свободы и нравственности представляет собой ту целостность, в которой, как в некой особой среде, обитает человек [18, с.8]. Аналогично правда-истина, в отрыве от правды - справедливости -правда теоретического неба, отрезанная от правды практической земли. Правда как высший идеал общественного устройства не поддается логическому ряду мышления, но в ней чувствуется «сверхлогическая» высшая справедливость. Такой же сверхлогической категорией предстает пред познающим субъектом истина в ее интерпретации как всеобщности.
В итоге следует отметить, что мы имеем примеры образования единого квартета социальной реальности, в котором справедливость определяется через соотношение с такими категориями как «правда», «истина» и «благо». Онтологический и аксиологический смысл справедливости наиболее четко прослеживается в ее взаимосвязи с правдой как нравственно-этическим идеалом. Исходный для справедливости опыт духовно-культурного развития включает в себя и общесоциальные и конкретно-исторические формы. Поэтому справедливость как усвоение и преломление этого опыта, как его правдивое отражение может иметь и абсолютную, «вечную» компоненту, и специально-особенную, связанную с конкретно-исторической ситуацией. В то же время в случае, если восприятие справедливости как вечного и неизменного закона не ограничивается ее онтологической стороной, а учитываются ее гносеологические и этические константы, то она приобретает более реалистичные характеристики. Данные характеристики справедливости как конечной цели существования, и одновременно предела познания, проявляются при анализе справедливости сквозь призму категории благо и истина. Оценивая итоги справедливого решения или поступка, можно прийти к выводу, что не каждое справедливое решение является «благим». Но иррациональная трактовка справедливости как всеобщности позволяет соотнести ее с понятием «общее благо». В свою очередь и выявление истины в ее гносеологическом и аксиологическом понимании не может служить гарантией практического применения принципов справедливости. Однако поскольку справедливость рассматривалась нами как определенный идеал, то логично предположить, что он подразумевает в себе и истинность ее характеристик.
Если в западноевропейском миропонимании истиной принято понимать научную константу, а благо рассматривается не как всеобщее трансцендентальное явление, скорее как «общественное благо», то в русской философии эти категории расцениваются как основополагающие принципы жизни человечества и считаются основой миропорядка.
Следует отметить, что в сознании русского человека органично сочетаются свободомыслие и внутреннее освобождение западного человека, и восточные традиции нравственно-духовного поиска. Правовые догматы, существующие в западном мире, в российской действительности приобретают характер правдоискательства, цель которого не в достижении личного счастья, а в достижении «всеобщего блага» и создании справедливого общества. Для европейцев и североамериканцев «буква закона» является той силой преступления, против которой карается государством. В русской правовой картине мира приоритет отдается справедливости, специфика которой определяется мыслью о всеобщем благе, высшей истине и правде.
Примечания:
1. Зеньковский В.В. Об образе Божием в человеке // Вопросы философии. 2003. №
12. С. 147-161.
2. Хайдеггер М. Что такое метафизика? Время и бытие: статьи и выступления / сост., пер. вступ. ст., комент. и указатели В.В. Бибихина. М., 1993. 447 с.
3. Нерсесянц В.С. Философия права: либертарно - юридическая концепция // Вопросы философии. 2002. № 3. - С. 3-15.
4. Панова Н.А. Справедливость как равенство и как правда. Ц^: Ы1р:/^ко1а-mysli.by.ru/01-08.html.
5. Конституция Российской Федерации (1993). М., 1997. 63 с.
6. Кузнецов В.Н. Философия права Иммануила Канта // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 1999. № 3. С. 14-30.
7. Субботин Д.В. Этика в доктрине Канта и этика мифа // Общечеловеческое и национальное в философии: материалы выступлений II междунар. науч.-практ. конф. КРСУ. Кантовские чтения в КРСУ, 22 апреля 2004 г. / под общ. ред. И.И. Ивановой. Бишкек, 2004.
8. Субботин Д.В. Указ. соч. Бишкек, 2004.
9. Луций Аней Сенека Нравственные письма к Луцилию / пер. и примеч. С.А. Ошерова. М., 2000. 688 с.
10. Блаженный Августин. Исповедь. М., 2006. 528 с.
11. Соловьев В.С. Сочинения: в 2 т. Т. 1 / сост., общ. ред. и вступ. ст. А.Ф. Лосева и А.В. Гулыги; примеч. С.Л. Кравца и др. М., 1988. 892 с.
12. Бибихин В.В. К вопросу о неподвижном перводвигателе // Истина и благо: универсальное и сингулярное. М., 2001.
13. Родин А.В. Об условности истины и локальности блага // Благо и истина классические и неклассические регулятивы. М., 1998.
14. Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 1. М., 1975. 550 с.
15. Разум сердца: Мир нравственности в высказываниях и афоризмах / сост. В.Н. Назаров, Г.П. Сидоров. М., 1989. 605 с.
16. Хайдеггер М. О сущности истины. Разговор на проселочной дороге: сборник / под ред. А.А. Доброхотова. М., 1991. 192 с.
17. Соболева М.Е. Истина: свойство, оператор, событие? // Вопросы философии. 2008. № 2. С. 117-124.
18. Гадамер Х.Г. Что есть истина // Логос. 1991. № 1. С. 30-37.
19. Словарь иностранных слов. 7-е изд., перераб. М., 1980. С. 496.
20. Апресян Р.Г. Талион и золотое правило: критический анализ сопряженных контекстов // Вопросы философии. 2001. № 3. С. 72-84.
21. Софронов-Антомони В. Правовое бессознательное: русская правовая картина мира // Логос. 2002. № 1. С. 4-15.
22. Апресян Р.Г. Талион и золотое правило: критический анализ сопряженных контекстов // Вопросы философии. 2001. № 3. С. 72-84.
23. Софронов-Антомони В. Указ. соч. // Там же. 2002. № 1.
24. Хайдеггер М. Указ. соч. М., 1991.
25. Лазарев В.В. Триада и Троица в наследии Павла Флоренского // Вопросы философии. 2008. № 1. С. 65-76.
26. Бердяев Н.А. Истина и откровение. Проленгомены к критике откровения / послесл. В. Безносова. СПб., 1996. 383 с.
27. Иванов В.В., Топоров В.Н. О языке древнего славянского права // Славянское языкознание. Международный съезд славистов. АН СССР. Доклады советской делегации. М., 1978. 520 с.
28. Герцен А.И. Былое и думы. М., 1977. 703 с.
29. Даль В.И. Пословицы и поговорки русского народа. М., 2007. 640 с.
30. Даль В.И. Иллюстрированный толковый словарь русского языка: современное написание. М., 2006. 349 с.
31. Рачков П.А. Правда - справедливость // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 1996. № 1. С. 14-33.
32. Франк С.Л. Смысл жизни. М., 2004. 157 с.
33. Киселев Г.С. «По образу и подобию». // Вопросы философии. 2008. № 1. С. 3-
18.
