CC BY
25
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ
Ценности и смыслы. 2023. № 1 (83). С.87-99 Values and Meanings. 2023. No.1 (83). P. 87-99 (In Rus) УДК 140.141
https://doi.org/10.24412/2071-6427-2023-1-87-99
Формирование антиантропологических тенденций распада человеческой субъективности
Володченко Мария Алексеевна
Аспирант кафедры философской антропологии философского факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, Россия E-mail: volodchenkomaria@yandex.ru https://orcid.org/0000-0003-0459-2069
М. А. Володченко
Аннотация. В статье рассматриваются последствия картезианского дуализма для философской антропологии. Проблема заключается в том, что целостное знание о человеке в результате онтологической раздвоенности оказывается невозможным. Актуальность состоит в выявлении и экспликации в философских текстах проблемных и противоречивых мест, которые неявно наследуют картезианскому дуализму, тем самым препятствуя формированию антропологии. Новизну составляет разработанный автором методологический подход к концептуальному выделению способов исключения человека. Автор выделяет тенденции «разрыва» и «рассеивания» в качестве основных имманентно заложенных «проблемных» предпосылок в философских проектах, которые рассматривают человека.
Психоанализ З. Фрейда и Ж. Лакана рассматривается автором в качестве артикуляции разрыва сознательного и бессознательного, вербального и невербального, позиций аналитика и анализанта. Позиция субъекта психоанализа не полноценна, потому что имманентно заложенная в него раздвоенность не поддается исправлению. В тенденции «рассеивания» доступ к человеку возможен через косвенные свидетельства, отдельные эпифеномены бытия экстраполируются на сущность антропологического. На основании рассмотрения постфеноменологических проектов М. Мерло-Понти и Д. Тригга, а также моральной дилеммы «вагонетки», автор приходит к выводу, что отдельные онтологические характеристики
© Володченко М. А., 2023
не могут быть достаточным основанием для целостного понимания человека.
Посредством обоснования и критики тенденций распада субъективности, делается вывод о том, что онтологическая постановка вопроса о человеке не только не удовлетворяет вопрошанию, но и объективирует его антропологическое начало.
Ключевые слова: психофизическая проблема, картезианская парадигма субъекта, деонтология и философия сознания, психоанализ, феноменология ужаса.
Для цитирования: Володченко М. А. Формирование антиантропологических тенденций распада человеческой субъективности // Ценности и смыслы. 2023. № 1 (83). С.87-99.
FORMATION OF ANTI-ANTHROPOLOGICAL TENDENCIES OF MIND-BODY AND THE PROBLEM OF RUPTURE OF HUMAN SUBJECTIVITY
Volodchenko A. Maria
Postgraduate student of the Department of Philosophical Anthropology, Faculty of
Philosophy, Lomonosov Moscow State University, Russia
E-mail: volodchenkomaria@yandex.ru; https://orcid.org/0000-0003-0459-2069
Abstract. The article deals with the consequences of Cartesian dualism for philosophical anthropology. The problem lies in the fact that integral knowledge about a person, as a result of ontological duality, turns out to be impossible. The relevance lies in the identification and explication in philosophical texts of problematic and controversial places that implicitly inherit Cartesian dualism, thereby preventing the formation of anthropology. The novelty is the methodological approach developed by the author to the conceptual allocation of ways to exclude a person. The author highlights the tendencies of "disintegration" and "scattering" as the main immanently embedded "problematic" premises in philosophical projects that consider a person.
The psychoanalysis of Z. Freud and J. Lacan is considered by the author as an articulation of the gap between the conscious and the unconscious, verbal and non-verbal, etc. The position of the subject of psychoanalysis is defective because the bifurcation inherent in it cannot be corrected. In the tendency of dispersion, access to a person is possible through indirect evidence, individual epiphenomena of being are extrapolated to the essence of the anthropological. Based on the consideration of the postphenomenological projects of M. Merleau-Ponty and D. Trigg, as well as the moral dilemma of the "trolley", the author comes to the conclusion that individual ontological characteristics cannot be a sufficient basis for a holistic understanding of a person.
By substantiating and criticizing the tendencies of the disintegration of subjectivity, it is concluded that the ontological formulation of the question of a person not only does not satisfy the question, but also objectifies its anthropological principle.
Keywords: mind-body problem, Cartesian paradigm of the subject, deontology and philosophy of mind, psychoanalysis, phenomenology of horror.
For citation: Volodchenko A. M. Formation of anti-anthropological tendencies of mind-body and the problem of rupture of human subjectivity // Values and Meanings. 2023. No.1 (83). P. 87-99 (In Rus).
Введение
Тенденция распада человеческой субъективности исходит из картезианского поворота,— принципиального разрыва между субъектом и миром. Автор придерживается мнения, что рефлексия res cogitans превращает субъект в собственный объект познания, поэтому распад субъективности — ее объективация — соприсутствует уже в самом субъекте. С одной стороны, мышление собирает субъект в единстве, поскольку воображение и опыт всегда сопровождаются мыслительным актом. «Под словом «мышление» я понимаю все то, что совершается в нас осознанно, поскольку мы это понимаем. Таким образом, не только понимать, хотеть, воображать, но также и чувствовать есть то же самое, что мыслить» [2, с. 316]. С другой, в этом рефлектирующем акте имманентно заложена принципиальная субъективная раздвоенность. Самоидентификация осуществляется путем становления объектом познания для собственной познавательной интенции. Оказываясь заложником познания, субъект становится слепым пятном в выстроенных им рациональных системах. Более подробно ситуацию кризиса понятия рефлексии и картезианской теории рассматривает Т. М. Рябушкина [6].
Несмотря на доминирование идеалов научности, трансформация человека в объект посредством мышления подрывает безусловную значимость рационального. Обнаруживается целый пласт вытесненного нерационального в область так называемого «бессознательного», которое сужает сферу применения мыслительных принципов. Тенденции распада человека, выраженные в разрыве и рассеивании его фундаментальных оснований, обнажают кризис картезианской парадигмы субъекта в попытке избежать его необходимой объективации. Картезианский дуализм неявно инкорпорирован в психоанализ и постфеноменологию. Автор эксплицирует раздвоенность и показывает, почему целостное знание о человеке не формируется.
Тенденция «разрыва» человеческой субъективности
В статье не рассматривается значение психоанализа для психологии. Автор не задается целью исчерпывающего рассмотрения всех представленных в психоанализе концептов. Кроме того, не дается оценка учений Фрейда и Лакана с позиции когерентности их систем или концептов, доказывающих или опровергающих научные концепции и представления. Экспликация соответствия концептов наблюдаемым психическим явлени-
ям также не производится. Автор акцентирует внимание исключительно на тех присутствующих в психоанализе смыслах, которые приводят к концептуальному событию «разрыва» человеческой субъективности. «Разрыв» воспроизводится психоанализом на практике — в различии позиций психоаналитика/пациента, а также обнаруживается на теоретическом уровне различия между сознательным/бессознательным.
Основной разрыв психоаналитического метода заключается в невозможности преодолеть дистанцию между «симптомом и его «причиной» из-за онтологического и эпистемологического различий позиций аналитика и пациента.
Далее будет детально проанализирован материал, на основании которого делается подобный вывод. Философским значением имманентного «разрыва» психики является неполноценность субъекта, а также несостоятельность концепта психики для исчерпывающего объяснения человека. Важно отметить, что бессознательное конституировано как язык, поэтому речь психического субъекта соотносится с философской речью. Субъект философский в данном случае равен субъекту психоанализа. Это позволяет использовать специфически психиатрические термины, такие как анализант, анализируемый субъект и тд. в приближении к «обычному» человеку. Проводимый анализ содержит элементы психоаналитического, поскольку содержит подробный разбор концептов и позиций участников анализа, однако философским его делает дистан-цированность от метода и убеждений психоанализа, а также их критика.
Так, позиции врача и пациента фиксированы в отношении владения и обмена знанием: «знание врача не то же самое, что знание больного, и оно не может оказать то же действие» [8, с. 179]. Под знанием аналитика подразумевается тот набор инструментов и опыт практической работы, которые способствуют формированию индивидуального способа ведения диалога с пациентами. В свою очередь, пациент обладает «бессознательным» знанием о содержании своей «болезни». Между их знаниями пролегает разрыв, который аналитик стремится преодолеть ради того, чтобы анализ состоялся. Преодоление разрыва осуществляется посредством разговора: «при аналитическом лечении не происходит ничего, кроме обмена словами между пациентом и врачом» [8, с. 8]. Психоаналитическая работа проводится при помощи речи, врач предлагает пациенту речь для объяснения собственных переживаний. По мнению Фрейда, «возможность придать смысл невротическим симпто-
мам благодаря аналитическому толкованию является неопровержимым доказательством существования — или, если вам угодно, необходимости предположения — бессознательных душевных процессов» [8, 177]. Однако подобный вывод выглядит неубедительным. Придание смысла переживаниям происходит уже на уровне анализа, что не свидетельствует о гомологичных процессах в «душе» пациента. Эффект облегчения от придания хаотичным эмоциональным состояниям смысла может происходить в виду привыкания и усвоения предложенного аналитиком описательного терминологически и логически выверенного языка. Понимание пациента предстает фиктивным признанием точности того языка, который уже по преимуществу обладает привилегированным положением, санкционированном позицией аналитика, ведь именно ана-лизант обращается к нему за помощью и готов оказать «вотум» доверия навыкам и знаниям врача. Неравномерность позиций «врач»-«пациент» проявляется в создании искусственной ситуации анализа, которая поддерживается сохранением дистанции. Так, Лакан приводит аналогию с любовными отношениями, демонстрируя замещение желания пациента на контролируемое «желание» врача: «В отличие от любовного партнера, аналитик может дать то, что самый прекрасный в мире супруг дать не способен,— он может дать то, что имеет сам. А имеет он не что иное, как свое желание,— как, собственно, и анализируемый субъект, только у аналитика это желание искушенное» [4, с. 383]. Осуществляется перенос внутренних мотивов эмоциональной жизни (желаний, страхов, ожиданий) на аналитика, который, играя роль врачевателя человеческих душ, «оперирует», не вовлекаясь в сочувствие, жалость и другие сентиментальные чувства в отношении пациента. Несмотря на то, что сохранение дистанции является обязательным условием психоаналитической работы, именно стремление к ее преодолению составляет ее суть. Так, психическая дистанцированность (путем смещений, сгущений и прочих механизмов работы психики) человека от причин своих «болезней» должна постепенно преодолеваться аналитиком через сопротивление, отказ, принятие и т.д. Однако «аналитик с его искушенным желанием не может поддаться заблуждению, вселяющему надежду на полное упразднение этой дистанции» [4, с. 383], таким образом, дистанция сохраняется и воспроизводится. Какое значение это имеет для философской антропологии? Антропологическая проблема человека не решается аналитической беседой, не предполагающей «вчувствование»
и сопереживание Другого. Психоанализ не способен устранить источник переживаний человека.
Разрыв обнаруживается также на концептуальном уровне определений «психики» и «бессознательного». Концепт бессознательного артикулирует область неосознаваемых душевных процессов, подспудно влияющих на желание, мышление и поведение человека: «сами по себе душевные процессы бессознательны, а сознательны лишь отдельные акты и компоненты душевной жизни в целом» [8, 11]. Устройство субъекта в психоанализе также претерпевает трансформацию, поскольку раздвоенность картезианского субъекта не учитывает сферы неартикулиро-ванного. Раздвоенность углубляется, поскольку картезианская проблема остается нерешенной. Субъект обнаруживается более не в cogitans, но во взаимовлиянии сфер «Оно», «Я» и «Сверх-Я». Субъект теряет удостоверение рефлексивного внутреннего голоса, потому как объем и значение вытесненного невозможно обозреть с позиции Я. Прошедшие через сгущение сновидения или оговорки становятся единственным материалом, открывающим косвенный доступ к бессознательному. Если субъект не рационален, то сама попытка рационализировать переживания субъекта обречена на провал.
Возможность психоанализа основана на «пролагании пути» от внешнего проявления «симптома» к определяющим его бессознательным процессам. Психика располагается в области бессознательных и частично сознательных процессов, формируя собой «разрыв» (между сознательным и бессознательным). Сам механизм психики проявляется как постоянное удержание и воспроизводство разрыва, а психоанализ, в свою очередь, обретает свои инструменты экспликацией разрыва на лингвистическом уровне. Бессознательное — это не только разрыв между сознательным и бессознательным, структура разрыва встроена в саму субъективность (то, что на поверхности, и то, что в бессознательном). Анализ проявляется через становление бессознательного сознательным: «Симптом — это, в первую очередь, немота субъекта, предположительно способного говорить. Если он заговорил, то от немоты этой он, разумеется, исцелился» [3, с. 18]. Мышление до проговаривания имеет бессознательные черты: «Всякая мысль движется, в силу природы своей, бессознательными путями» [4, с. 44]. Система психики стремится к идентичности мышления, обретаемого бессознательными стремлениями к удовольствию и избеганию неудовольствия. Значит, система
психики в определенном смысле стремится к равновесному состоянию, однако она всегда отмечена изъяном, недостачей. Воспроизводство разрыва обусловлено отчасти теми эмоциональными реакциями, которые указывают на несостоятельность встречи с объектом, но в более фундаментальном смысле разрыв пролегает в невозможности преодоления разорванности субъектом.
Если человек полностью определен психикой, то он не может быть свободен. С одной стороны, он полностью зависим от влияющих на него бессознательных процессов, с другой — его мышление обладает единственной функцией прояснения эмоций и воспоминаний. Доступ к трансцедентальному, внечувственному и сакральному для человека закрыт.
Разрыв психики обнаруживается в рецепции идей Фрейда. Патология разрыва проходит в конфликте между принципами реальности и удовольствия в постфрейдовском психоанализе Лакана. «Конфликт заложен здесь в основу, становится принципом построения организма, который, прямо скажем, предназначен, как-никак, жить» [4, с. 39]. Конфликт возникает из-за невозможности полноценной реализации желания, ограниченным внутренним регулятивным способом защиты в виде реального. Воспроизводство конфликта зависит от Das Ding. «Вещь» наследует картезианскому res, тем самым оставляя устройство субъекта, основанного на субстанциальной раздвоенности, неизменным. Этот термин из XVII книги семинаров «Этика психоанализа» Лакан определяет как «позыв отыскивать то, что повторяется, возвращается и гарантирует нам свое вечное возвращение на то же самое место» [4, с. 100]. Das Ding требует повторения потому, что в основе психики лежит нехватка, которая дает о себе знать репрезентативными знаками в бессознательном, считывающимися как симптомы. Das Ding лежит по ту сторону бессознательного, способ восприятия объекта в качестве хорошего или плохого еще не определен, следовательно такой способ произволен. Психические процессы уже изначально настроены на стремление к das Ding, которое распознается человеком как благо, т.е. предел их желания: «Его благо уже указано ему как значимая результирующая расклада означающих, возникающего на бессознательном уровне, то есть там, где система направлений и нагрузок, которые поведение субъекта подспудно задают, им ни в малейшей степени не контролируется» [4, 96]. Лакан указывает на то, что психические механизмы формируются
бессознательно, и их воспроизводство и повторение не зависят от рациональности человека.
Если Das Ding является «темным пятном» в психике, значит, психика не объемлет человека в его целокупности. Ведь то, каким образом принцип реальности будет определять имманентные пределы принципа удовольствия, определено еще до встречи психики с объектом. Значит антропологические доминанты человека (мораль, представление о благе) не принадлежат психике. Следовательно, логика работы психики произвольна, и экстраполяция психического на антропологическое ставит человека в зависимость от бессознательной логики пассивных психических реакций. То, чем определена психика, не зависит от человека, но он оказывается определяем ею в качестве нехватки. Если человек полагаем из некой нехватки, которая всегда указывает на недостаток степени, отдаленной от превосходной — удовольствие может быть реализовано только в меньшей или большей степени, не абсолютно — то говорить «от имени» человека невозможно. Человек оказывается лишенным привилегии делать категорические утверждения.
Таким образом, недостаток теорий психоанализа заключается в отсутствии выхода человека из его тотальной обусловленности психикой, поэтому единственным целесообразным действием может быть точечная проработка запроса психоаналитиком ради кратковременного снятия напряжения. В этом процессе заключена некая онтологическая фатальность, которая скрадывает антропологическую точку зрения на человека.
Тенденция «рассеивания»
Мерло-Понти пытается обнаружить «первое выражение бытия, которое не может быть ни бытием-объектом, ни бытием-субъектом, ни сущностью, ни существованием» [5, с. 252], то есть бытие по ту сторону человеческого опыта, которое вместе с тем является условием возможности его формирования. Переход от мира к «миру в мире» [5, с. 256], внутренней жизни человека — зеркального преломления мира в человеке — происходит независимого от человека и его сознания. Он может зафиксировать лишь отдельные уровни пред-сознания, пред-смысла, и, наконец, молчаливого знания, так называемого жизненного опыта. Мерло-Понти предлагает искать бессознательное нашего опыта не «позади сознания, а перед нами, в качестве артикуляции нашего поля» [5, с. 256], то есть того, что придает осмысленность опыту нашего вос-
приятия. Для этого он создает концепт «плоти мира», который можно охарактеризовать как поле восприятия.
Стоит отметить, что концепт «плоти мира» сближает феноменологию Мерло-Понти с онтологиями «избытка», которые предполагают некое насыщенное фундаментальное основание, превышающее реальность явления. Их проблема заключается в категории виртуального, инкорпорирующей свойства и атрибуты в их предельном значении [9, с. 20]. С одной стороны, поле восприятие человека оказывается расширенным в мир, поэтому психофизическая проблема нивелируется, с другой, место человека определено «складкой» на телосе бытия, то есть опыт восприятия мира ему не принадлежит, поэтому о самостоятельной антропологии человека или о его свободе не может быть и речи. Рассеивание человека на эпифеномены становится явной, так как «плоть» мира является прежде всего переносом антропологических характеристик на бытие, которое должно определять структуру его восприятия.
Д. Тригг в работе «Нечто: Феноменология ужаса» [7] комментирует некоторые пассажи из «Видимого и невидимого», чтобы обосновать «анонимное существование» человека в мире. Он называет философию Мерло-Понти парадоксальной, так как для Мерло-Понти феноменология — это работа по возвращению «нерефлексивного представления о мире», которое предшествует субъективности, будучи уже имплицировано субъективностью» [7, с. 16-17]. Человек обнаруживает себя в точке соприкосновения элементов чужого, вторгающегося в его опыт восприятия и подрывающего плавность его течения моментом ужаса. «Человеческий субъект не изгоняется в присутствии чужой силы. Именно потому, что субъект и тело субъекта продолжают существовать, их материальность может стать хозяином иной агентности» [7, с. 80].
Тригг предлагает такую модель субъекта, при которой психофизический разрыв становится еще более явным — материя удерживает его в единстве, в то время как «духовный мир» открыт для вторжения инородного через испытание ужаса. Субъект оказывается рассеян между своим материальным основанием и неизведанным чужим, вторгающимся в его тело. Как отмечает Тригг, агентность субъекта не является постоянной и однородной, а, значит, он принципиально открыт для иного, пока еще не субъективированного нечто. Сама возможность подобной модификации субъекта зависит от антропологического переживания «ужаса», поскольку онтологически оно разрывает субъект,
и пока еще не отрефлексировано и не зафиксировано им. Таким образом, Тригг, как и Мерло Понти, в стремлении преодолеть ограниченность человека используют антропологические феномены («плоть мира», «ужас») для трансгрессии за пределы опытной данности. Рассеивание является тем онтологическим мотивом, который подрывает субъективные основания опытной данности, оставляя антропологическому ужас как единственно возможную форму существования.
Другим способом реализации тенденции рассеивания является переключение внимания на проблемы морального толка. Мы обратимся лишь к одному примеру из весьма обширной философской дискуссии о проблеме моральной ответственности и тождестве личности [1, 35-37]. Стоит отметить, что данный пример ни в коем случае не исчерпывает многообразия позиций в рамках дискуссии, и приводится с целью продемонстрировать «рассеивающую» направленность рассуждения, которое не приводит к понимаю человека в его целостности.
В книге Дэвида Эдмондса «Убили бы вы толстяка?» [10] представлены вариации моральной дилеммы касательно выбора решения при движении вагонетки, от направления которой зависит исход одной или нескольких человеческих жизней. Утверждается, что подобный «тупик» обнажает «фундаментальные противоречия наших нравственных взглядов» [10, с. 30]. Однако остается непонятным, как различные интерпретации позволяют прояснить некие фундаментальные этические основания.
Примечательно, что к решению дилеммы подключились представители психологии, юриспруденции, лингвистики, антропологии и различных нейронаук [10, с. 28]. Не вдаваясь в концептуальные подробности разбора оформленных в «вагонеткологию» решений, важно отметить рассеивание области антропологического в науках о человеке. Ценность человека пытаются «взвесить» на основании рассмотрения предпосылок выбора, а также приписывания ему статуса морального агента. Кроме того, дробление может происходить посредством выделения эмоциональных проявлений человека, или же при помощи концентрации на эффективном тайм-менеджменте и других, искусственно изолированных друг от друга тем, относящихся к человеку. К такому способу рассеивания причастны некоторые современные психологические исследования [11].
Приведем пример другого мыслительного эксперимента, чтобы продемонстрировать отсутствие глубинной связи между рассуждением и реальностью поступка.
В фильме венгерского режиссера Золтана Фабри «Пятая печать» посетители кабака в период нацистских чисток обсуждают моральную дилемму между жизнью раба, который чист перед совестью и никому не причинил зла, и тираном, не осознающим совершаемого им зла. Несмотря на общий рассудительный выбор жизни тирана, и лишь одного из них — раба, именно последний донес на компанию полиции. Был ли его донос обусловлен рациональными мотивами или обидой, учитывая, что сам факт доноса подпадает под определение «тирана»? Кроме того, после доноса все подверглись заточению в тюрьму, условием выхода из которой была пощечина ни в чем не повинному беззащитному человеку. И лишь единственный участник компании выполнил требования фашистов, чтобы вернуться к своим детям. Так, его выбор можно трактовать как поведение «тирана», несмотря на предпочтение раба в мыслительном эксперименте. Равным образом он предстает «рабом», так как проявил слабость в исполнении противного его воле действия.
Режиссер приводит нас к выводу о том, что выбор не рационален, однако рациональным его делает структура рассуждения. Если мы остаемся в рамках предложенных условий, то упускаем из виду, что мотивы действий могут быть совершенно нерациональны и трактоваться по-разному. Проблема вагонетки нерациональна, так как она не основана ни на чем реальном, а рациональность без реальности является рассуждением, не причастным к действию. Проблему вагонетки можно сравнить с «чайником Рассела», который должен подтачивать религиозные тезисы, но превращается в абсурдизацию религиозных сюжетов. Так и вагонетка витает в «воздухе», ее невозможно доказать или сделать основанием серьезных философских рассуждений. Дилемма подпадает под стратегию рассеивания не только потому, что попытка ее разрешения не свидетельствует о подлинных основаниях выбора человека, но и оттого, что дилемма сама является рассеиванием между двумя равно невозможными вариантами. Распад человека обусловлен несовпадением между формальной рациональностью и реальностью поступка. Таким образом, моральная дилемма не может претендовать на постановку вопроса о человеке или прояснение его антропологических мотивов.
Заключение
Рассмотрение антиантропологических тенденций, основанных на картезианском дуализме, продемонстрировало неразрешимость про-
блемы человека в онтологической оптике.
Благодаря анализу тенденции разрыва человеческой субъективности на материале психоанализа З. Фрейда в работе «Введение в психоанализ» и Ж. Лакана в «Этике психоанализа» было установлено, что психика является имманентной итерацией разрыва, которая обнажает повторение неизменной нехватки. Человек оказывается заложником смены своих психических переживаний без возможности их преодоления.
Тенденция рассеивания человеческой субъективности продемонстрировала, как происходит распад на эпифеномены, не предполагающие целостного знания о человеке. «Насыщенная» феноменология М. Мерло-Понти и феноменология «ужаса» Д. Тригга исходят из чистой феноменологической данности, которая отсутствует в непосредственном опыте восприятии субъекта. Поэтому он вынужден преодолевать себя, достигая «плоти мира» или впуская в себя экзистенциальный ужас. В обоих случаях для преодоления используются антропологические экзистенциалы, которые должны быть определены онтологической данностью.
Наконец, «дилемма вагонетки» показала, что мыслительный эксперимент недостаточен для постановки вопроса о человеке, потому что решение дилеммы не предполагает реальности человеческого поступка в его спонтанности и неоднозначности возможных мотивов. Вероятно, антропологическая постановка вопроса о человеке, которая не предусматривает раздвоенности, окажется более плодотворным философским знанием.
Литература
1. Апресян, Р. Г., Беседин А. П., Васильев В. В., и др. Материалы обсуждения «Пролегомен к моральной ответственности». Этическая мысль, 2021. 21(2), с. 35-47.
2. Декарт Р. Рассуждение о методе. М.: Мысль, 1989. 654 с.
3. Лакан Ж. Четыре основные понятия психоанализа. Издательство «Логос». 2004. 304 с.
4. Лакан Ж. Этика психоанализа. Издательство "Логос". 2006. 416 с.
5. Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. Мн.: Лонгвинов, 2006. 400 с.
6. Рябушкина Т. М. Рефлексия как метод самопознания: к вопросу о кризисе оснований картезианской и посткартезианских теорий субъективности // Философская мысль. 2013. № 1. С. 1-59.
7. Тригг Д. Нечто: Феноменология ужаса. Пермь: Гиле Пресс, 2017. 174 с.
8. Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции.— М.: Наука. 1991. 456 с.
9. Шалангинов Д. Проблема имманентизма в нестабильных онтологиях: дис. канд. фил. Наук, М. 2018. 178 с.
10. Эдмондс Д. Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо? М.: Издательство Института Гайдара, 2016. 264 с.
11. Экман П. Психология эмоций. Я знаю, что ты чувствуешь. СПб: Питер, 2011. 336 с.
References
• Apresyan, R. G., Besedin A. P., Vasiliev V. V., et al. Materials of the discussion "Prolegomena to moral responsibility". Eticheskaya mysl' = Ethical thought. 2021; 21(2):35-47[In Rus].
• Descartes R. Reasoning about the method. Mysl, = Thought. 1989: 654[In Rus].
• Lacan J. Four basic concepts of psychoanalysis. Logos = Logos. 2004.:304[In Rus].
• Lacan J. Ethics of psychoanalysis. Logos = Logos. 2006.:416[In Rus].
• Merlot-Ponty M. The visible and the invisible. Longvinov = Logvinov. 2006.:400[In Rus].
• Ryabushkina T. M. Reflection as a method of self-knowledge: on the question of the crisis, the basis of the Cartesian and post-Cartesian theories of subjectivity Filosofskaya mysl = Philosophical thought. 2013; (1): 101-59[In Rus].
• TriggD. The Thing: A Phenomenology of Horror. Gile Press= Gile Press. 2017:174[In Rus].
• Freud Z. Introduction to Psychoanalysis: Lectures. Nauka = Science. 1991:456[In Rus].
• Шалангинов Д. Problems of Immanentism in Unstable Ontologies. 2018:178[In Rus].
• Edmonds D. Would You Kill the Fat Man? The Trolley Problem and What Your Answer Tells Us about Right and Wrong. Izdatel'stvo Instituta Gajdara = Gaidar Institute Publishing House. 2016:264[In Rus].
• Ekman P. Emotions Revealed: Recognizing Faces and Feelings to Improve Communication and Emotional Life. Piter = St. Petesburg. 2011:336[In Rus].
Статья поступила в редакцию 19.01.2023; одобрена после рецензирования 12.02.2023; принята к публикации 25.02.2023.
The article was submitted 19.01.2022; approved after reviewing 12.02.2023; accepted for publication 25.02.2023.
