CC BY
41
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2011. № 4
Ю.В. Смирнова
ФОНЕТИКА РЯДА ВОСТОЧНОСРЕДНЕРУССКИХ ДИАЛЕКТОВ В ДИАХРОНИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ (данные памятников деловой письменности и современное состояние говоров)
В статье рассматриваются основные фонетические особенности вос-точносреднерусских говоров первой половины XVII в. (данные о которых получены на основе материала памятников деловой письменности). Сравнение с современными говорами той же территории позволяет установить, какие фонетические черты остались стабильными, а также выявить ряд изменений, произошедших в системах вокализма и консонантизма диалектов.
Ключевые слова: восточные среднерусские говоры, историческая фонетика, памятники деловой письменности XVII в., отказные книги.
The paper is devoted to historical phonetics of the eastern part of the Central Russian dialects (the linguistic material was taken from handwritten business documents of the first half of the XVII century). Comparison with the synchronic dialectological data provides an opportunity to draw some conclusions about the evolution of vocalism and consonantism of these dialects.
Key words: East-Сentral Russian dialects, historical phonetics, Russian business documents of the XVII century.
Одной из основных задач русской исторической диалектологии является изучение эволюции фонетического строя диалектов, основывающееся на сравнении распространения тех или иных явлений в определенные периоды. Исследователями уже реконструированы по памятникам письменности фонетические системы большого количества говоров северного и южного наречий русского языка, а также западной диалектной зоны (их перечень см. в [Галинская, 2002: 9—10]). Однако рукописи, происходящие из большей части регионов, на территории которых находятся современные восточносреднерусские говоры, до недавнего времени с такой целью не изучались. Указанное диалектное объединение занимает обширную область и характеризуется целым рядом специфических лингвистических особенностей, чем и определяется важность исследования местных письменных памятников для исторической диалектологии и лингвогеографии.
В данной работе рассмотрены фонетические явления, свойственные говорам Владимирского, Суздальского и Муромского уездов 1-й половины XVII в. Реконструкция фонетических черт этих гово-
ров основана на материале, полученном из деловых текстов общим объемом около 2800 листов, главным образом из так называемых отказных книг (см. о них в [Ващенко, 1982]). Были исследованы следующие рукописи из собрания РГАДА (фонд 1209, опись 2):
Отказные и другие книги Владимирского уезда — № 12616 (л. 1—520; при цитировании примеров данная рукопись обозначается номером 1, далее следует номер листа); № 12617 (848 л.; обозначается номером 2); № 12618 (л. 1-55, 398-403, 357-358; обозначается номером 3);
Отказные и другие книги Суздальского уезда — № 11332 (л. 1-410; обозначается пометкой С); № 11333 (л. 1-191; обозначается пометкой С2);
Отказные и другие книги Муромского уезда — № 11845 (л. 35-884, первые 34 листа в рукописи отсутствуют; обозначается пометкой М).
Кроме того, изучены 50 челобитных из столбцов Владимирского уезда (РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1185. № 33769; обозначаются пометкой Ч).
Авторами записей в отказных книгах были служащие местных канцелярий (дьячки и подьячие, которые могли происходить из различных сословий, — среди них встречаются пушкари, стрельцы и т.д.), площадные дьячки (являющиеся писцами-профессионалами), представители духовенства; документы могли составляться даже крестьянами, см. [Хабургаев, 1969]. Важно, что большинство писцов являлись уроженцами именно того уезда или города, в котором составлялся документ [там же: 112-114; Котков, 1980: 244] (часто на это есть прямые указания в рукописях), поэтому изученные памятники являются вполне надежным источником для реконструкции местных речевых особенностей.
В рассматриваемых документах наблюдаются многочисленные отступления от традиционной орфографии, которые могут служить материалом для описания фонетических явлений, имевших место в том или ином диалекте. Всего насчитывается более ста разных писцов, т.е. имеются сведения о довольно большом количестве носителей говоров.
Следует отметить, что в книгах и столбцах по Владимирскому уезду собраны как записи, сделанные в самом Владимире и соседних северных частях среднерусской диалектной области (Ярополче-ская волость, Гороховец, Юрьев-Польский1 и т.д.), так и документы, созданные выходцами с более южной мещерской территории (например, из Касимова или так называемого Муромского сельца). Это объясняется тем, что границы между Владимирским и соседним Рязанским уездом были очерчены слабо [Готье, 1906: 556].
1 Гороховецкий и Юрьев-Польский уезды выделялись отдельно, однако они были небольшими [Готье, 1906: 559—560, 600].
По современной классификации собственно владимирские говоры входят в состав владимирско-поволжской группы, с ними соседствуют говоры переславль-залесские (с запада), ростово-суз-дальские (с севера) и муромские (с юго-востока) [Образование..., 1970: 349 (карта 96)]. Говоры же рязанской Мещеры (т.е. Касимовского, Егорьевского и соседних районов) включаются в состав восточных среднерусских акающих говоров отдела Б, см. [Захарова, Орлова, 2004].
Исследование восточносреднерусских памятников показывает, что некоторые явления из области фонетики, представленные в современных диалектах, в 1-й половине XVII в. на данной территории еще могли отсутствовать.
Так, при сопоставлении материала рукописей XVII в. и диалектных данных XX в. наблюдаются некоторые различия в системах вокализма. Например, во владимирских2 и суздальских документах отмечаются отражения аканья во втором предударном и заударных слогах, но они редки: Радивоново (пустошь) 2—329об., 331об., прозвище неведома 2—801, сорак 2—307, поросла лесам С—177, з губным старастою С—57 и некоторые другие.
При этом многочисленны замены о на а в ряде имен: Тиханко
1-509, 3—33об., за СиманоМ 2-311, 311об., Никанко 1-411, 2-281об., 3-33об., Трифан 2-105, Конан 2-332, 536об., 665, Симан С-50об. и мн. др. Однако написания а в этих именах не являются показателем неразличения гласных фонем в соответствующей позиции. Скорее здесь следует предполагать аналогическое влияние имен на -ан — Иван, Степан, Роман и т.п. Можно отметить, что форма Ти-ханов есть в шуйском документе 1613 г. [Памятники..., 1984: 106], хотя для шуйских говоров 1-й половины XVII в. восстанавливается полное оканье [Ворошилова, 1955: 6-7]. Случаи Огафанъ, Родиванъ, Симанъ и подобные встречаются и в новгородских берестяных грамотах [Зализняк, 2004: 205]. В восточносреднерусских говорах, как видно из приведенных выше примеров, [а] в именах рассматриваемой группы появлялось только в безударной позиции; сюда же относятся и написания типа Соломанида (С-71) с заменой буквы о на а в 1-м предударном слоге3.
Незначительное количество надежных случаев отражения неразличения фонем <а> и <о> указывает на то, что неполное оканье, типичное сейчас для владимирско-поволжской группы, в тот пе-
2 Речь здесь идет о северной части уезда.
3 Вероятно, в группу аналогических случаев следует включать и примеры с Фе-
даром 1-332об., Федар 2-307об., Микифаров 1-461 2 р., С-45об., с Микифарком
2-282, Прохаров 2-791об. и под. Здесь допустима аналогия с именами на -ар (За-
хар, Макар).
риод полностью еще не сформировалось или же имелось в небольшом количестве говоров4.
Следует также заметить, что в рукописях не обнаружено замен о на у во втором предударном слоге в позиции абсолютного начала слова (ср. огородом 1-235об.). Возможно, соответствующее явление, частотное в современных говорах Владимирской области [Диалектологический атлас русского языка5, 1986: карта 35], в 1-й половине XVII в. еще не было распространено. Это согласуется с существующей точкой зрения, что оно развивается лишь после появления акающего произношения, см. [Скобликова, 1965: 83].
К неизменным особенностям вокализма (т.е. отразившимся в рукописных памятниках XVII в. и наблюдающимся в говорах до сих пор) относятся результаты перехода [е] в [о] под ударением (ср. примеры Сомка Захаров 2-207, Первуша Печопкип С-59об., ушо" С2-116, шол ('сшел') С2-116, Еромку В. ед. С-252, Лова Сытип С-396, Ортом М-230об., сам шостъ 1-196, против ЧоРтовы поляны 1-268об., с Серошкою 1-37об., с Алошкою 2-472об. и др.); случаи изменения ударного [а] в [е] между мягкими (ср. написание из владимирского документа — пет копепъ 1-76об.).
Кроме того, в части документов XVII в. отражено сохранение особой фонемы <е>, их авторы не смешивают буквы Ъ и е. У других писцов представлены регулярные замены Ъ на е, а в некоторых случаях — и обратные, что указывает на совпадение фонем — ср. примеры лесомъ 2-36об., поместье 2-241об., речи В. мн. 2-241об., пет С-40об., 129, 162, 252об., 254, 284об., человек Р. мн. С-161, владел М-260, 262, мпога лет М-558, дед М-806, 806об.; обратные замены: па пЪи 1-84об. 4 р., 85 2 р., серЪдпие земли Р. ед. С-382об., доброюземлЪю С2-188об., 190, вЪлепо М-422об., 430, 430об., 524об., 558об., 559об., сто копЪп М-553об., атЪцъ 1-263, вкопЪцъ Ч-219, СемЪпов(а) жепишка Ч-219 и др.
Сейчас на данной территории есть говоры как с сохранением фонемы <е>, так и с результатами совпадения <е> и <е> во всех положениях ([ДАРЯ, 1986: 40, 41])6.
4 Следует отметить, что в современных говорах этой территории возможно и частичное сохранение полного оканья — в частности, сосуществование различения и неразличения гласных во втором предударном и заударных слогах [Образование..., 1970: 378]. Однако представляется, что количество примеров из исследованных рукописей не позволяет сделать вывод о широком распространении в 1-й половине XVII в. неполного оканья даже в сосуществовании с полным (у большинства писцов показательные написания не встречаются совсем — например, для суздальских записей насчитывается более сорока авторов, при этом лишь у двух из них обнаружено по две замены о на а в заударных слогах, которые могут быть показательными; и у семи — по одной такой замене).
5 Далее — ДАРЯ.
6 Более подробно о некоторых особенностях развития *ё в местных говорах (в частности, о рефлексации *ё в звуке [и]) см. [Смирнова, 2010].
В суздальских документах встретился и единичный пример, указывающий на такое редкое для русских говоров явление, как произношение звука типа [а] на месте *е под ударением: двсР помя-щиков С2-38 (ср. помЪщику С2-38). Спорадические случаи произношения [а], [еа] в соответствии с *е ([л'еас], [н'еат] и под.) отмечены в говорах современной Владимирской области [Атлас..., 1957: 425, 440], обзор подобных примеров из русских диалектов см. в [Галинская, 2002: 86].
К числу неизменных явлений относится также оканье в 1-м предударном слоге в северной части рассматриваемой территории. При этом оканье в данной позиции более регулярно в положениях перед ударными гласными ненижнего подъема. В позиции же перед [а] частотны замены буквы о на а, что свидетельствует о случаях ассимилятивного аканья — ср. примеры Кандратевъ 1-485, Митра-фанов 2-244, Раманов 2-502об., Раману С-40об., 260, Рамановичю С-44об., Раман С-260об. 2 р., 261, порасла С-78об., 177, Хаванскаго С-326, 327, 337 и др. Это явление встречается и в современных диалектах (например, ламал) [Пауфошима, 1981: 29].
У одного из муромских авторов представлено регулярное гиперкорректное отражение ассимилятивного аканья. У него имеются замены буквы а на о, но только в позиции перед ударным [а]: Гогара (прозвище) М-50, Гогарина Р. М-105, скозали М-105об., 148об., 220об., 380, 410, 424об. 3 р., 433об. и мн. др., скозал М-109об., Торас М-150, Горасим М-217, 426, 732об., Горасимко М-267об.-268, 819, 819об., Сомарскаго М-379, 385, Сомарскому М-382, со... Моланею М-404, Понкратко М-596об., 809, 819об., Понкратеи М-668об., Понкратов М-668об., Совостьянов М-820, Тотянка М-820об. и т.п.
Прямых отражений аканья в 1-м предударном слоге нет ни в этой, ни в других позициях. Видимо, регулярная особенность произношения осознавалась автором, и он стремился не отражать акающее произношение на письме, что и привело к многочисленным гиперкорректным заменам. Сейчас вокруг Мурома в основном отмечается оканье в 1-м предударном слоге, однако к югу от него имеется участок с совмещением оканья в одних позициях и аканья в других [ДАРЯ, 1986: 1]. Как видно, такая система имелась в муромских говорах уже в 1-й половине XVII в.
В мещерских документах есть очень большое количество случаев прямого и гиперкорректного отражения аканья после твердых согласных во всех типах безударных слогов:
1) 1-й предударный слог: Барис 1-16, в ВоладимеРско" 1-59, саш-ли 1-59об., бабыл 1-124об., 297 2 р., 297об. 3 р., 447, 448, 2-472, 633, аца ('отца') 1-262об., ани 1-291, 292об., 2-633об., Трафиму 2-123об., 216об., полавина 2-215об., пят дваров 2-473об., им та земля адобривона Ч-238 и др.; гиперкорректные замены: откозал
1-3, 14, 22, 2-530 и др., Говрилов 1-43об., с Пофомком 1-219, у Но-умка 1-220об., по показу 1-304, з Довыткою 1-312, Допилов 1-472,
2-839об. 3 р., 3 Допилкомъ 2-725об., 764, с Нозаркомъ 2-728, 758, 760об., ВоРламка 2-731об., Восилев 2-839об., с Мотюшкою 3-11, Ностасею 3-42об. 2 р. и др.;
2) 2-й предударный и заударные слоги: бабыли 1-296об., дапросил 2-631; с Тимошкаю 1-258об., 447об., за Кля3маю 2-185об., места дворовая 2-23, Муромскае се^цо 2-153, бес полутара 2-595об., 596; сорак 1-25об., 26, 466 2 р., 2-60, пусташ 1-173об., 262об. 3 р., 403об., 467, 2-24об., 26, 59об., с Ывапам 2-24, 26, пот толстымъ дубам 2-574; сше безвеспа 1-55об., бил челом гдрю ложна 1-226об., бутта 1-227, пакрепка 1-253об., мЪста дворовоя пуста 1-291; обратные замены: Тимохипскоя жепа 1-124об., черпоярЪчка 2-11об. и мн. др.
Есть в записях XVII в. и свидетельства предударного и заударного яканья (в том числе произношения [а] после мягких на месте фонем неверхнего подъема перед ударным [а]): вояводы Р. ед. 1-1, 5, Пятрушка 1-216об., Пятра 1-472, плямяппик 2-179об., 184, сябя Ч-236 и под.; во всякояугодья 1-23, то Аптопова поместья 2-188об.; Дмитреяв 1-45, 225об., Елисея 1-171; под дрвпяю 2-683об., въ четы-ряста 2-729об. и т.п.
Для современных мещерских говоров также характерно аканье (в узком смысле); кроме этого, здесь частотны различные системы предударного яканья с ассимиляцией перед [а], яканье отмечается и в прочих типах безударных слогов [ДАРЯ, 1986: 1, 3, 8, 9, 16, 17, 18, 21, 22, 27, 30].
Наконец, следует отметить, что в муромской отказной книге обнаружены примеры на вставку гласного [а] в сочетании [стр]: старапица порозжа М-561об., 621об.7 Вставные гласные в начальных консонантных сочетаниях считаются характерными для современных юго-восточных говоров и примыкающих к ним среднерусских (примерная граница распространения проходит в том числе по линии Муром — Арзамас) [Бурова, 1981: 94].
Наблюдается также ряд различий в системах консонантизма говоров XVII и XX вв.
В записях со всех рассматриваемых территорий встречаются отражения мягкости кратких шипящих: в пустошях 1-167об., Мишя 1-309об., 339об., 361, Гришя 1-329об., 337, 351об., Шюмилов С-203, 212, в др^пе Шюшпапове М-143об., 144, у шюрипа М-320; збежя 1-330, мужя 1-397об., 430, пустош Жюково 2-621, мужю С-293, 296, лежят 2-769об., М-197 (3 л. мн. ч.), пожялуи Ч-330 2 р. и нек. др.
В современных говорах мягкость кратких шипящих отмечается редко и при этом может быть позиционно ограничена (сохраняется
7 Менее вероятно образование от корня -стороп-.
перед парными мягкими согласными и Ц], передними гласными) [ДАРЯ, 1986: 63]. В 1-й половине XVII в. мягкие, по всей видимости, были более распространены, в частности, они имелись в говоре владимирцев и на территории Суздальского уезда, хотя сейчас на территориях вокруг Владимира и Суздаля не фиксируются совсем (по данным ДАРЯ).
В отношении сложных шипящих также нет полного совпадения данных памятников и современных говоров. В говорах собственно владимирской, суздальской и муромской территорий в 1-й половине XVII в. были различные их типы — [шч(')] (ср. примеры пожня Судишча 2-324, по старое сечишче С2-59, Плешчеева (Р. ед., фамилия) М-130, 130об.); [жд] (приеждал 2-370об.), [жд'] (порождих 2-5об., сьеждие избы Р. ед. 2-119, пашни наеждие Р. ед. С-323об., в порожъдих земляхъ М-229об.)8.
В настоящее же время имеются [шч(')], [ждж(')], но отсутствуют указания на наличие [шт(')], [жд(')] [ДАРЯ, 1986: 48, 52] (непосредственно у Мурома сложные шипящие не отмечаются вообще).
Кроме того, в записях из Владимирского (в том числе с территории Мещеры) и Муромского уездов не обнаружено примеров прогрессивного ассимилятивного смягчения заднеязычных соглас-ных9 (сейчас оно свойственно данным территориям [ДАРЯ, 1986: 66]). Это явление достаточно свободно отражается в рукописях (ср. случаи из рязанских текстов — Варькю, Волотькя [Новопо-кровская, 1956: 10]), т.е. отсутствие примеров указывает на то, что оно развилось в местных говорах позже 1-й половины XVII в.
Интересно, что в отказной книге из Суздальского уезда у одного из авторов дважды встретилось написание Васкя (С2-114-114об., 114об.; ср. в той же записи — Панка С2-114об., Митка С2-115об., Сенка С2-119). Видимо, смягчение действительно только начинало распространяться на рассматриваемой территории.
То, что эти редкие примеры зафиксированы именно в суздальской записи (при отсутствии подобных написаний в отказах из более южных областей — муромской и мещерской), свидетельствует в пользу точки зрения, что на северной территории прогрессивное
8 Прямых отражений наличия сложного шипящего [шт(')] в записях не встретилось. Есть лишь примеры типа ко сту ко щи 2—536—536об. (т.е. ко шти), которые могут считаться гиперкорректными случаями [Галинская, 2002: 160—161]. Однако известно, что в современных говорах встречается произношение [шч] на месте сочетания [ш] и [т], объясняющееся прогрессивной ассимиляцией ([шч]аны и под.) [Русская диалектология, 2005: 70]. Поэтому подобные написания из памятников могут быть не гиперкоррекцией, а отражением такого изменения.
9 В связи с этим сомнительной представляется трактовка написания Ивашкя, обнаруженного в муромской сотной 1574 г. [Зеленин, 1913: 26], как отражающего особенность местного говора. В случае существования здесь данной особенности еще в конце XVI в. следовало бы ожидать ее отражения в более поздних отказных книгах.
смягчение возникло самостоятельно, а не в результате влияния южных говоров, и было живым фонетическим процессом (см. [Касаткин, 1962: 42], иное мнение высказывалось Д.К. Зелениным [Зеленин, 1913: 533]).
Среди неизменных особенностей в области консонантизма можно отметить наличие губно-зубного [в], оглушающегося в [ф]. Примеры есть как из северной, так и из южной части восточносредне-русской области, далее приведены некоторые из них: в поле 1-436об., 2-617об., с Левъкою 2-277об., в том С-3, С2-186об., поп 0торои С-59об., 279об.; мещерские записи: з Савкою 1-218об., ф ведорова помЪстья 1-224об.
В мещерских документах 1-й половины XVII в. имеются случаи гиперкоррекции, по всей вероятности, отражающие наличие фонемы <у>: и во двореглюдеи... 2-471, которыяу ниглуги были в спорЪ 3-398. Известно, что [х] на месте звонкой фонемы на конце слова может произноситься и в тех говорах, где в позиции перед гласным она реализуется взрывным звуком [г] [ДАРЯ, 1986: 44] (поэтому малопоказательны написания типа с кпих 2-177об., с...кпих 2-179). Однако представляется, что приведенные гиперкорректные примеры скорее следует трактовать как отражение фрикативности звонкой заднеязычной фонемы. Именно данная речевая черта (как достаточно яркая) могла считаться ненормативной, что и приводило к стремлению не отражать ее на письме и появлению подобных случаев. Сейчас на мещерской территории встречаются и <у>, и <г> [там же].
В записях с более северной территории таких примеров нет (хотя на конце слова мог произноситься фрикативный — ср. пере-лох 2-653об. 2 р.10). Однако есть гиперкорректное свидетельство наличия взрывной <г> (в позиции оглушения реализующейся звуком [к]) — дрвпи Деревепег С-214, ср. дрвпи Деревепек С-203об. (Суздальский уезд). Фонема <г> типична для данной местности и сейчас [ДАРЯ, 1986: 44].
Одним из суздальских авторов отражена такая нечастая для вос-точнорусских говоров черта, как твердость [ч]: почыпки В. мн. С2-20, 26, 64, 104, 186об., почыпок Ивапов С2-187, вотчыпы Р. ед. С2-104об., Богдачыха (деревня) С2-186об., Кобачыпо (пустошь) С2-188об., Глазачыха (пустошь) С2- 189об.п. Сейчас она характерна для некоторых говоров Владимирской области [ДАРЯ, 1986: 45]. Говорить
10 В данном случае могло повлиять и церковное произношение, так как автором записи является поп.
11 Хотя точно неизвестно, произносился ли здесь именно [ч] — так как нельзя исключать наличие твердого цоканья. Однако учитывая отсутствие замен ч на ц у автора при наличии нетривиальных для русской письменности этого времени написаний чы, скорее следует предполагать, что им отражено именно произношение твердого звука [ч].
о ее широком распространении в 1-й половине XVII в. оснований нет, поскольку показательные примеры с ы встретились только у одного автора. Тем не менее важно, что такое произношение уже было возможно в то время. Следует отметить, что даже в памятниках с западной территории, в частности, смоленской, оно начинает отражаться позже — со 2-й половины XVII в. (хотя сейчас представлено там очень широко) [Галинская, 2002: 188; 2004: 120].
Большинство других авторов последовательно употребляют буквы ы, у, а после ц и и, ю после ч: ср. в тысечю 1-136, 307об., Пе-тровичю 2-403об., Никитичю Ч-331, Михаиловичю С-36об., Рама-новичю С-44об., по Печюге (река) 1-435об., 440, пожня Колчюжка у озера у Колчюжки 2-746, починФ Чюбаровка С-397об., села Чюди Р. ед. М-123об. 2 р., 464, по Чюче (река) М-336; тое жемелницы 1-278, володимерцы 2-663об., Ч-81, патчерицы Р. ед. С2-2об., 3об., три лужицы М-163об., пшеницы Р. ед. М-252об., къ дрвне Черницыне
1-245, просвирницыно М-235об., Ресницын 1-22, 36, 40, Ч-148 и мн. др.
Указывалось, что написание букв ю, я после ч (как и ы после ц) является нормой для деловой письменности рассматриваемого времени и малопоказательно в плане отражения действительного произношения [Бегунц, 2007: 40-41]. Следует отметить, что исследованные записи позволяют дополнить описание орфографической нормы — после ч здесь предпочтительно употребление ю, однако случаи с чя не слишком частотны. Примечательно, что у одних и тех же писцов могут сочетаться написания ча и чю (т.е. употребление буквы а после ч обладало более высокой степенью нормативности, чем написание я). Ср. примеры: ЯИшЪевичю Ч-107, Федоровичю Ч-107, но тысеча Ч-107; ЯншЪевичю Ч-296, ЯИшЪ(еви)чю Ч-296, но у...ЯншЪевича Ч-296; Никитичю Ч-331, но Ивановича Ч-331; к.Борисовичю Ч-440, но у...Ивановича Ч-440; Кучюмову Д. ед. С-189, 189об., но за своею печатю С-189об.; на тысечю С-174об., но Романовича С-174об.; Андреевичю С-328, АИдрЪевичю С-336, но Михаиловича С-336; Федоровичю Ч-238, 242, дачю Ч-242, но тысеча Ч-238, Ивановича Ч-242.
Вероятно, в какой-то мере эта норма основывалась на живом произношении в говорах — и там в случае отсутствия цоканья преобладали твердый [ц] и смягченный [ч'] (на это указывает и современное состояние [ДАРЯ, 1986: 47]). Сосуществование же написаний ча и чю следует объяснять орфографической условностью.
В документах также отразились разнообразные изменения групп согласных (например, переход [чн] в [шн], типичный для этой территории [ДАРЯ, 1986: 83], — прожитошное 1-478об., от мелнишново
2-314об., по пустоши Пшенишникова 3-53, 53об., Песошное (деревня) С-16об., потклюшнику С2-26 и под.); ассимилятивные и дис-
симилятивные процессы (в частности, диссимиляция по способу образования: х каким 2—30, 113, Галахтионов 2—182, С—203, 213, М—71об., 858, х пустоши С—383об. и т.д.).
Особо следует выделить два специфических вида ассимиляции. Во-первых, во владимирских текстах встретились написания, указывающие на изменение [вн] > [мн] (ассимиляция по способу образования): мнучат 2—476об., мънукъ 2—476об., со мнучаты 2—488об., мнук 2—791, 833, со мнучаты 3—29об. Это явление распространено и в современных местных говорах [ДАРЯ, 1986: 82].
Кроме того, в суздальских документах обнаружены необычные случаи стородьних люде (так) С2—36, жред...стородними людми С2—36об. По всей видимости, это гиперкорректные отражения ассимилятивного изменения [д'н'] > [н'н'] (случаи типа [н'н']ей фиксируются сейчас на территории к северу от Владимира [ДАРЯ, 1986: 81]).
Итак, исследованные памятники деловой письменности позволяют описать целый спектр фонетических явлений, характерных для восточносреднерусских говоров 1 -й половины XVII в.; выявить особенности, сохранившиеся до нашего времени, а также установить, какие изменения произошли в фонетических системах местных диалектов.
Список литературы
Атлас русских народных говоров центральных областей к востоку от Москвы: Вступит. статьи, справочный материал и комментарии к картам / Под ред. Р.И. Аванесова. М., 1957. Бегунц И.В. К вопросу об отражении цоканья в русской деловой письменности XVII в. // Русский язык: исторические судьбы и современность: III Междунар. конгресс исследователей русского языка. М., 2007. Бурова Е.Г. Гласные вставки в начальных группах согласных в русских говорах // Диалектология и лингвогеография русского языка. М., 1981. Ващенко Т. Ф. К изучению отказных книг // История русского языка. Исследования и тексты. М., 1982. Ворошилова Т.С. Из истории шуйских говоров XVI—XVIII вв.: Автореф.
дисс. ... канд. филол. наук. М., 1955. Галинская Е.А. Историческая фонетика русских диалектов в лингвогео-
графическом аспекте. М., 2002. Галинская Е.А. Историческая фонетика русского языка. М., 2004. Готье Ю.В. Замосковный край в XVII веке. Опыт исследования по истории
экономического быта Московской Руси. М., 1906. Диалектологический атлас русского языка (Центр европейской части
СССР). Вып. I. Фонетика. М., 1986. Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 2004. Захарова К.Ф., Орлова В.Г. Диалектное членение русского языка. М., 2004. Зеленин Д.К. Великорусские говоры с неорганическим и непереходным смягчением задненебных согласных. СПб., 1913.
Касаткин Л.Л. Прогрессивное ассимилятивное смягчение к в русских народных говорах // Материалы и исследования по русской диалектологии. Новая серия. Т. III. М., 1962.
Котков С.И. Лингвистическое источниковедение и история русского языка. М., 1980.
Новопокровская В.Н. Диалектные особенности рязанских говоров XVII в.: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Рязань, 1956.
Образование севернорусского наречия и среднерусских говоров (по материалам лингвистической географии). М., 1970.
Памятники деловой письменности XVII в.: Владимирский край / Под ред. С.И. Коткова. М., 1984.
Пауфошима Р.Ф. О произношении гласных второго предударного слога в некоторых русских говорах // Диалектология и лингвогеография русского языка. М., 1981.
Русская диалектология / Под ред. Л.Л. Касаткина. М., 2005.
Скобликова Е.С. К вопросу об особенностях безударного вокализма владимирско-поволжских говоров // Вопросы русской диалектологии. Куйбышев, 1965.
Смирнова Ю.В. К истории фонемы <е> в среднерусских говорах первой половины XVII века // Вопросы русского языкознания. Вып. XIII. Фонетика и грамматика: настоящее, прошедшее, будущее. М., 2010.
Хабургаев Г.А. Локальная письменность XVI—XVII вв. и историческая диалектология // Изучение русского языка и источниковедение. М., 1969.
Сведения об авторе: Смирнова Юлия Владимировна, аспирант кафедры русского языка филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: ju_sm@mail.ru
