Научная статья на тему 'ФОЛЬКЛОРНЫЙ ДИСКУРС В ПРОЗЕ Е.Д. АЙПИНА 1980-х – НАЧАЛА 1990-х ГОДОВ'

ФОЛЬКЛОРНЫЙ ДИСКУРС В ПРОЗЕ Е.Д. АЙПИНА 1980-х – НАЧАЛА 1990-х ГОДОВ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
0
0
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Е. Д. Айпин / повесть / роман / фольклорные жанры / фольклорный дискурс / E. D. Aypin / novella / novel / folklore genres / folklore discourse.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Комаров Сергей Анатольевич, Степанова Юлия Николаевна

В статье исследуется фольклорный дискурс в повестях «В тени старого кедра», «Я слушаю Землю» и в романе «Ханты, или Звезда Утренней Зари» русскоязычного хантыйского писателя Е.Д. Айпина. В текстах прозаика фиксируются элементы таких фольклорных жанров, как сказка, сказание, легенда, предание, загадка, примета, обрядовая песня. Авторы статьи анализируют слитность мифа и сказки, которая проявляется в использовании традиционных формул и повторов действий, свойственных сказкам, и семантических оппозиций и метаморфоз, характерных для мифов. Выделяются типы примет: «приметы – собственно прогнозы», природные приметы, «приметы-правила», отражающие законы тайги, и приметы, фиксирующие хантыйское восприятие бытия как бесконечного движения. Обозначается дидактическая функция загадок в повестях для детей, выявляются мифологические представления, лежащие в основе легенд и преданий, а также особенности обрядовых мифов-песен. В результате рефлексии фольклорных источников проясняются специфика и динамика их функционирования в прозе Е.Д. Айпина.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

FOLKLORE DISCOURSE IN THE PROSE OF E.D. AYPIN IN THE 1980s – EARLY 1990s

The article examines the folklore discourse in the novellas “In the shadow of the old Cedar”, “I listen to the Earth” and in the novel “Khanty, or the Star of the Morning Dawn” by the Russian-speaking Khanty writer E. D. Aypin. The prose writer's texts record elements of such folklore genres as a fairy tale, a legend, a tale, a tradition, a riddle, a sign, and a ritual song. The authors of the article analyze the fusion of myth and fairy tale, which manifests itself in the use of traditional formulas and repetitions of actions peculiar to fairy tales, and semantic oppositions and metamorphoses characteristic of myths. There are such types of signs as “signs – forecasts themselves”, natural signs, “signs-rules”, which reflect the laws of the taiga, and signs that fix the perception of being by the Khanty as an endless movement. The article identifies the didactic function of riddles in stories for children, reveals the mythological concepts underlying legends and traditions, as well as the features of ritual myths-songs. As a result of the reflection of folklore sources, the specifics and dynamics of their functioning in E. D. Aypin's prose are clarified.

Текст научной работы на тему «ФОЛЬКЛОРНЫЙ ДИСКУРС В ПРОЗЕ Е.Д. АЙПИНА 1980-х – НАЧАЛА 1990-х ГОДОВ»

УДК 81'42: 821.161.1-3"19"(045) С.А. Комаров, Ю.Н. Степанова

ФОЛЬКЛОРНЫЙ ДИСКУРС В ПРОЗЕ Е.Д. АЙПИНА 1980-х - НАЧАЛА 1990-х ГОДОВ

В статье исследуется фольклорный дискурс в повестях «В тени старого кедра», «Я слушаю Землю» и в романе «Ханты, или Звезда Утренней Зари» русскоязычного хантыйского писателя Е.Д. Айпина. В текстах прозаика фиксируются элементы таких фольклорных жанров, как сказка, сказание, легенда, предание, загадка, примета, обрядовая песня. Авторы статьи анализируют слитность мифа и сказки, которая проявляется в использовании традиционных формул и повторов действий, свойственных сказкам, и семантических оппозиций и метаморфоз, характерных для мифов. Выделяются типы примет: «приметы - собственно прогнозы», природные приметы, «приметы-правила», отражающие законы тайги, и приметы, фиксирующие хантыйское восприятие бытия как бесконечного движения. Обозначается дидактическая функция загадок в повестях для детей, выявляются мифологические представления, лежащие в основе легенд и преданий, а также особенности обрядовых мифов-песен. В результате рефлексии фольклорных источников проясняются специфика и динамика их функционирования в прозе Е.Д. Айпина.

Ключевые слова: Е. Д. Айпин, повесть, роман, фольклорные жанры, фольклорный дискурс.

DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-889-896

Введение

Проза Е. Д. Айпина характеризуется сочетанием элементов синкретической и традиционалистской фаз развития словесного творчества. В раннем традиционализме еще сохраняются признаки синкретической фазы: «жанровая система не была самоценной — она восполнялась остаточно сакральной функцией, сохранявшей устойчивость и связность элементов», которые распались в более позднем традиционализме [5, с. 217]. Отсюда следует неосознанное сочетание у Е. Д. Айпина различных дискурсов в одном тексте, например, фольклорный дискурс, публицистический дискурс и др

В данной статье мы применяем этнофилологический подход, а он предполагает «системное выявление и изучение всех эстетических элементов и решений, которые выражают акцентируемую автором его личную идентичность с определенной моделью ценностного устройства мира», включающую в себя архетипичность мировосприятия [14, с. 13].

Фольклорный дискурс в прозе Е. Д. Айпина исследован недостаточно. Большое значение фольклора в текстах хантыйского прозаика отмечали О. К. Лагунова и Е. С. Роговер. О. К. Лагунова фиксирует слияние сказок, легенд, преданий и реального мира в сознании персонажа-ребенка, обряд Пляска Медведя и упоминаемые главным героем мифы-песни, оформляющие мотив вечности, а также легенду о Вверх Ушедшем Человеке, отсылающую к мотиву восхождения [13; 14]. Е. С. Роговер описывает познавательную функцию сказок, а также отмечает значение пространственной вертикали в легенде о Вверх Ушедшем Человеке [23]. Малые фольклорные жанры (приметы, загадки) в текстах Е. Д. Айпина ранее не анализировались.

Цель статьи - выявить особенности фольклорного дискурса в повестях «В тени старого кедра» и «Я слушаю Землю» и романе «Ханты, или Звезда Утренней Зари» Е. Д. Айпина.

Отбор материала связан с хронологической локальностью отрезка творческого пути прозаика (1980-е - начало 1990-х гг.), с наличием фольклорных текстов, составляющих один из слоев художественных произведений Е. Д. Айпина, а также с ситуацией перехода автора от одной жанровой формы к другой (от повести к роману).

Результаты и обсуждения

В повестях Е. Д. Айпина «В тени старого кедра» и «Я слушаю Землю» и романе «Ханты, или Звезда Утренней Зари» используются такие фольклорные жанры, как сказка, сказание, легенда, предание, загадка, примета, обрядовая песня. В повестях для детей они рассказываются взрослыми. Хантыйская модель воспитания предполагает передачу традиций и духовных ценностей от взрослого (отец, дед, крестный, мама) ребенку. Взрослый передает знания об охоте, правилах тайги, а также о строении Вселенной, что описано в фольклоре хантов. Например, знанием сказок, загадок обладали старцы рода.

Образ старца соотносится с образом мужчины Ики. С. Н. Нестерова пишет о том, что этот образ является архетипическим. Кроме того, она выделяет две функции этого образа: 1) сохранение традиций предков; 2) передача опыта молодому поколению [19, с. 128].

Миф и сказка связаны в угорской культуре. Миф объясняет социальный и космический порядок жизни народа, устройство окружающего мира, устройство его самого для поддержания порядка [17, с. 169-170]. Изначально миф был сакрален, поэтому он рассказывался в определенных условиях определенными людьми [22, с. 45]. Миф не допускал непосвященных слушателей, то есть женщин и детей [17, с. 172]. Но как только эти запреты исчезли, миф обрел форму сказки или легенды и использовался как развлекательно-познавательный текст [17, с. 264]. Е. М. Мелетинский называет архаические сказки одной из первой форм сказок, которые он определяет «как нестрогие мифы, учитывая, что они включают мифологические представления» [16, с. 41-42].

Сказки, включенные в текст Айпина «Я слушаю Землю», имеют черты архаической сказки. В повести обозначена слитность мифа и сказки в сознании главного героя. Например, говоря о старце Ефреме, сначала главный герой сообщает, что он рассказывал сказки, а следом называет их же древними мифами: «Он не трогал сказок коротких. Наверно, знал, что мы сами выудим их у наших родителей, у тетушек и дядюшек. Он рассказывал нам древние мифы, о которых мало кто слышал» [1, с. 236]. Космогонический миф о происхождении Луны старец Ефрем повествовал в форме сказки. Здесь также наблюдается слияние мифа и сказки в сознании главного героя. Сначала главный герой указывает, что крестный рассказал древний миф, а после, описывая свои эмоции, говорит, что ему «жаль Человека сказки» [1, с. 240].

В мифе-сказке «Луна-Человек» есть признаки как сказки, так и мифа. Признаками сказки являются использование традиционных формул и повторы действий. Действие мифа-сказки начинается с инициальной формулы существования героя. Н. М. Герасимова отмечает, что этот тип формулы оформляет исходную ситуацию и вводит в сказку действующие лица с помощью глаголов «жил», «был» в сочетании с указанием на социальный статус персонажей [7, с. 21]. Миф-сказка «Луна-Человек» начинается со слов: «Жил Человек. Жил счастливо» [1, с. 239]. Кроме того, в мифе-сказке используется формула «долго ли, коротко ли», говорящая о промежутке времени неизвестной длительности: «Долго ли ехал, коротко ли ехал - увидел город» [1, с. 239]. Именно эта формула используется при повторе действия: три раза герой пускается в путь, так как его тянет дорога.

Признаками мифа являются семантические оппозиции и метаморфозы. Для мифов характерны такие семантические оппозиции, как «небо/земля, земля/подземный мир, земля/море, север/юг, запад/восток, день/ночь, зима/лето, солнце/луна», «свой/чужой, мужской/женский, старший/младший, низший/высший» и т. д. [17, с. 230]. В мифе-сказке «Луна-Человек» наблюдаются оппозиции земля/потусторонний мир и земля/небо. Эти оппозиции связаны с пространственным перемещением героев: женщины появляются на Земле из потустороннего мира, Человек и его жена перемещаются с Земли на Небо. Е. М. Мелетинский фиксирует, что для мифа характерно сведение сущности вещей к их генезису, который представляется как материальная метаморфоза, замена «одной конкретной материи на другую в рамках индивидуального события» [17, с. 172]. В мифе-сказке «Луна-Человек» происходят метаморфозы героев: жена бросает своего мужа в Небо, и он превращается в Луну, а она самостоятельно перемещается из пространства Земли в пространство Неба и становится Солнцем.

В повесть «Я слушаю Землю» автором включено мифологическое сказание о Старике Месяце. Это сказание рассказывается мамой главного героя, чтобы объяснить ему изменение лунного цикла. Здесь тоже наблюдается использование элементов сказки. В начале сказания используется формула наличия. Н. М. Герасимова отмечает, что эти формулы «активно варьируются: у (царя, купца, него, нее, старика, старухи и т. д.) было (а) (трое детей, три сына, дочь, стрелец, жена и т. д.), было у царя (...) два сына (...); у царя (...) не было детей (...) (ничего); был (он, она и т. д.)... (слепой, бедный и т. д.)» [7, с. 22]. Сказание о Старике Месяце начинается с повествования о том, что у Старика есть три сына. Эта формула служит переходом к следующим действиям. Кроме того, в сказании используется троекратный повтор: Старик после полнолуния посещает каждый вечер дом одного из троих сыновей. Мама также комментирует поступок Старика Месяца. Она объясняет задержку Старика тем, что у младшего сына жадная сноха, которая варит гостю голову самца оленя. Мама объясняет ребенку хантыйский обычай: Старик не может покинуть дом, не дождавшись стола. Тем самым, сказание объясняет и устройство Космоса, и традиционный обычай.

СЕРИЯ ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

Таким образом, в повести «Я слушаю Землю» зафиксирован синкретизм мифа и сказки, характерный для коренных малочисленных народов Западной Сибири. В данном случае миф не может полностью трансформироваться в сказку в силу мифологического сознания хантов. Е. М. Мелетинский пишет, что в процессе трансформации мифа в сказку происходит десакрализация, ослабление строгой веры в истинность событий, замена мифического времени - сказочно-неопределенным, потеря этиоло-гизма, перенесение внимания с космического контекста на социальный [16, с. 264]. В мифе-сказке «Луна-Человек» и сказании о Старике Месяце не наблюдается десакрализации, так как в сознании героев Луна, Старик Месяц входят в область священных явлений. Взрослые передают достоверные, по их мнению, знания о строении Вселенной, событиях мифического прошлого, тем самым акцентируется космический контекст. Сюжеты о Луне-Человеке и Старике Месяце имеют этиологический смысл, который объясняет небесные явления главному герою повести.

В хантыйском фольклоре есть и сказки, которые начинают эту трансформацию. Одна из сказок в сборнике Е. Д. Айпина «Клюквинка и травяная косичка», названная «Птичек с Сестричкой», является примером начала трансформации мифа в героическую сказку. Здесь строгая достоверность уступает место нестрогой, что подтверждается в послесловии сказителя: «- Где он сейчас живет? - В сказках» [2, с. 31]. Однако признаки мифа пока в этом тексте преобладают. Птичек, главный герой сказки, проявляет героический характер и хитростью уничтожает великана, без использования какого-либо колдовства. Тем не менее в послесловии сказитель упоминает, что герой сказки обернулся в Птичека, чтобы одолеть великана, а это указывает на наличие особых способностей, что, в свою очередь свойственно архаической эпике [16, с. 61]. Кроме того, в данном тексте объяснено происхождение комаров: Птичек не успел прикрыть пепел Великана, поэтому каждое лето стали появляться комары. В сказке также используется типичный сюжет классических мифов: уничтожение различных чудовищ культурными героями.

В повестях и романе Е. Д. Айпина используются разные типы примет. Классификация последних сделана Е.Г. Павловой [20]. Основную часть примет в айпинских повестях и романе составляют «приметы - собственно прогнозы». Первая часть примет связана с небесными объектами. В повести «Я слушаю Землю» в главе «Старик Месяц» мама главного героя рассказывает природную примету: «На Старика нельзя пальцем указывать. - Почему? - удивился я. - Палец этот заболит» [1, с. 238]. Данная примета относится по типу к суеверным. В повести она имеет воспитательную функцию: ребенок узнает от взрослого нормы поведения, которые характеризуются не только взаимоотношения между людьми, но и между людьми и представителями природного мира. В мифологии хантов Луна персонифицируется, что отражается в ее номинациях: «Старик», «Месяц-Старик» [11, с. 47]. Потому данная примета отражает особенности восприятия Вселенной хантами: 1) объекты неживой природы в восприятии хантов имеют душу; 2) объекты природы имеют схожесть с человеком; 3) все сферы Космоса взаимосвязаны (Старик Месяц жил когда-то на Земле).

В главе «Старик Месяц» также рассказывается о людях Месяца, с которыми связана еще одна природная, суеверная примета: «Помнится, она говорила, что людей Месяца видит не всякий живущий на Земле. Это не зависит от зоркости глаз. Человек даже с очень острым зрением может не увидеть лунных людей, детей Неба. Их разглядит только тот, кому судьбой предначертана на Земле долгая жизнь» [1, с. 242]. Эта примета также подчеркивает связь всего во Вселенной, причем связь родственную, так как в представлениях хантов многие мифологические герои когда-то были людьми и жили на Земле. В главе «Старик Месяц» встречаются и приметы, прогнозирующие погоду. Они относятся к природным, естественным приметам. Например, буран или появление морозов предсказывают по дому (светлый круг) у Старика Месяца: «Дом у Стурика бывай большой, средний и маленький. По его величине отец обычно определял степень и продолжительность ожидаемых морозов»; «Если дом появлялся у растущего Месяца, который смотрит влево, или убывающего - когда смотрит вправо, то жди бурана» [1, с. 244]. По ближайшей от Месяца звезде, которую называют Собакой Месяца, определяют приближающееся похолодание или потепление: «если Старик коротко привязывает свою собаку - к большим холодам, далеко - к оттепели, на среднем расстоянии - к умеренной погоде, не очень холодно и не очень тепло» [1, с. 246].

Вторая часть примет связана с животным миром. Охота - главный вид деятельности хантыйского мужчины, она занимает большую часть его жизни: «(...) главными отраслями хозяйства основной массы хантыйского населения были охота и рыболовство (...)» [12, с. 15]. Это отражено в приметах хантов, что относятся к типу «примет-правил». В повести «В тени старого кедра» отец рассказывает

мальчику, на что необходимо обращать внимание, когда охотишься на медведя: «Вот тут на уши надо смотреть. Если они прижаты к голове, не видно их - значит, наложит лапу на человека. Если уши видны, торчат в стороны - не тронет человека, уйдет по-доброму» [1, с. 169]. Старший также рассказывает правила тайги, используя примету. Мальчик узнает от отца, что нельзя трогать медведицу, когда она с медвежатами: «Не тронешь ее - и она потом никогда не тронет тебя, не застанет врасплох» [1, с. 135]. Микуль вспоминает о встрече Демьяна с медведем, причиной этому становится то, что «Демьян крепко обругал медведя» [1, с. 170]. В данной истории упоминается «примета-правило»: «Услышит - добра тебе не видать» [1, с. 170]. В мифологии хантов медведь является возвышенным существом, поэтому человеку нельзя оскорблять медведя и произносить его имя [11, с. 11-13]. В повести «Я слушаю Землю» сестра с помощью «приметы-правила» объясняет брату, что нельзя трогать птенчиков, когда наблюдаешь за ними: «Если притронешься к ним - птичка-мама сразу их оставит» [1, с. 197]. В романе примета о вое собаки имеет сюжетообразующее значение. Демьян, собираясь в дорогу, обращает внимание на вой собаки Харко: «А беспричинный вой - плохая примета» [4, с. 13]. В результате акцентируется внимание на мотиве тревоги, он сопровождает всю сюжетную линию романа.

Смысл жизни ханты видят в бесконечном движении, которое связано с их кочевым образом жизни. Человек в мировозрении хантов всегда «подвижен, энергичен, он все время что-то делает или собирается делать», даже после смерти не теряет способность двигаться [12, с. 84-85, 88]. В приметах отражается это восприятие бытия как бесконечного движения. В повести «Я слушаю Землю» главный герой напоминает сестре старинную примету: «. если кому-то наступил на пятку, значит, ровно через год с этим человеком по той же тропе пройдешь» [1, с. 213]. Возвращение на определенные места имеет циклический характер, оно обусловлено кочевым образом жизни, где физическое движение происходит по определенному маршруту в ритме отправления-возвращения, которые связаны со сменой времен года [8, с. 38]. Примета, сказанная главным героем, у него ассоциируется с тропой рядом с Летними Домами. Роман отмечает, что они не раз ходили с сестрой по этой тропе, тем самым акцентируя внимание на цикличности их образа жизни.

В текст «Я слушаю Землю» введены загадки. Считается, что в педагогике младописьменных народов они имеют дидактическую цель [21, с. 201]. У многих народов старики собирают младшее поколение на специальные вечера-состязания по отгадыванию загадок [21, с. 201]. Отгадками служат «предметы народного быта, явления природы, события местной жизни, взгляды и представления того или иного народа», разного типа клишированные предложения (пословицы, приметы и т. д.) [21, с. 201]. Дидактическая функция загадок заключатся в том, что они описывают макро- и микрокосм определенного этноса. Например, это «человек и части его тела, жилище со всем его убранством, рабочий инвентарь, ремесла, торговля, общественные отношения, верования, явления природы, флора и фауна, небо и земля и т. д.» [21, с. 202]. Как известно, загадки строятся на метафоре, то есть «их первая часть описывает предмет (или явление), содержащийся во второй части (отгадке), в терминах иной области жизни» [21, с. 202].

В повести Айпина описана характерная ситуация рассказывания загадок: вечером дети собирались в доме крестного отца старца Ефрема, чтобы послушать загадки, сказки, легенды. Старец рассказывает две загадки, обе построены на метафоре, связанной с флорой, фауной и ландшафтом тайги. В первой хвост зверя сравнивается с тропинкой: «- Загадка-загадка, посреди бора длинный хвост. Что это? - Тропинка, тропинка! - хором отвечали мы» [1, с. 235]. Во второй загадке валежина сравнивается с носом, а пространство с двух сторон с глазами: «Загадка-загадка, две сестрицы через валежину оглядываются-оглядываются, но никак не могут друг дружку увидеть. Что это?»; «Две сестрицы - это глаза!»; «Валежина - нос!» [1, с. 235-236].

Примечательно, что эти загадки входят в книгу Е. Д. Айпина «Посреди бора длинный хвост», где собраны загадки, которые автор узнал от бабушки и дедушки. Они описывают флору и фауну тайги (отгадки: тропинка, выдра, морошка, шишка, осенние листья, медведь, олень, ворон), рыболовный инвентарь (отгадки: невод, морда), убранство жилища (отгадки: огонь и котел, брусок, пучок мягких стружек), небесные объекты (отгадки: небо и звезды), части тела (отгадки: пальцы ног, глаза, нос), домашних животных (отгадка: собака) [3, с. 47-49]. Кроме того, в книгу загадок Е. Д. Айпина включены иллюстрации Геннадия Райшева, хантыйского художника. Его мастерство прозаик не раз описывал в своих произведениях (роман «Ханты, или Звезда Утренней Зари», книга «У гаснущего очага»). Иллюстрации Г. Рай-шева изображают отгадки, тем самым помогают читателям иной культуры мыслить, как ханты.

В повести «В тени старого кедра» упоминается легенда, содержащая мифологические представления. Считается, что легенды повествуют о прошлом, настоящем и будущем [24, с. 177]. Отмечается,

СЕРИЯ ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

что в фольклоре выделяются этиологические легенды, которые имели познавательный характер и объясняли происхождение природных явлений, человека, животных и т. д. [9, с. 433]. Микуль вспоминает легенду о временах года, что повествует о мифологическом прошлом, соотносится с календарными мифами и объясняет происхождение длинной зимы. В ней рассказывается, что в давние времена было вечное лето, множество птиц притягивали тепло солнца, но пришел человек с черным сердцем и разорил птичьи гнезда, после этого птицы улетели, и пришла длинная зима. В легенде давние времена соотносятся с сакральным временем мифов, поэтому и птицы здесь являются сакральными существами.

Особое значение птиц фиксируется в мифологии хантов. Например, птица гагара причастна к созданию земли. В мифе описывается как две гагары ныряют в воду, чтобы достать землю: «Большая гагара в воду нырнула» [15, с. 102]. В обряде Пляска Медведя исполняется песня-миф о журавле, который приходит забрать душу медведя, потому что медведь, спустившись на землю, съел журавлиные яйца из-за голода [18, с. 226]. Находясь в интернате, Микуль вспоминает эту легенду, когда видит, что Пенчо хочет убить журавлей. Мальчик мешает другу в осуществлении его намерений, так как не хочет, чтобы нарушился вечный порядок.

Роману «Ханты, или Звезда Утренней Зари» предшествует рассказ о Вверх Ушедшем Человеке. Автор не обозначает жанровую принадлежность этого рассказа, поэтому возникает сложность в его определении. Текст имеет жанровые признаки легенды, так в нем фантастически осмысляются события, связанные с миром людей и богов, в его основе лежит представление о чуде (восхождение на Небо), воспринимаемом как достоверность, происходящее в сознании главного героя связано с прошлым, настоящим и будущем [9, с. 433]. Легенды хантов, как фиксировалось ранее, насыщены мифологическими представлениями. В рассказе о Вверх Ушедшем Человеке обозначены два пространства: Средний мир, то есть Земля, и Верхний мир, то есть Небо. Свойством Верхнего мира является бесконечное течение времени, что характерно для времени мифологического. Однако в рассказе о Вверх Ушедшем Человеке наличиствуют и элементы предания. Основным назначением предания является сохранение памяти о национальной истории, часто его достоверность подкрепляется материальными свидетельствами [10, с. 794, 795]. Кроме того, для преданий характерна локальная приуроченность к селу, озеру, горе и т. д. [10, с. 795]. Свидетельством достоверности этой истории у Айпина является лиственничная нарта, врезавшаяся в землю после того, как жена Вверх Ушедшего Человека попыталась взять с собой вещи из Среднего мира. Здесь еще раз подчеркивается сакральность Верхнего мира: в нем не место нечистым вещам Среднего мира. Кроме того, у Айпина обозначено место, где можно найти эту нарту: земли великой Божьей Реки.

В повести «В тени старого кедра» отец рассказывает Микулю предание о священном месте, где когда-то жили боги. В нем тоже фигурируют два пространства: Средний и Верхний миры. Отец вспоминает: старые люди рассказывали, что боги ушли к Нум-Торыму, а людям оставили землю, чтобы они эти места заповедные берегли. В данном предании отражены основные заповеди жизни в тайге: не трогать растения, не тревожить зверей, птиц и рыб без нужды. Так фольклорный жанр отражает контраст мифологического и настоящего времени: обилие популяции животных, птиц, рыбы в давние времена и их сокращение в сегодняшние дни.

В романе «Ханты, или Звезда Утренней Зари» Демьян вспоминает, как рассказывал Марине об обряде Пляска Медведя, который устраивают для того, чтобы душа медведя после его смерти вернулась обратно в тайгу и обратилась медведем снова. Герой подробно описывает этот обряд, его частью являются обрядовые песни о хантыйских мифах. Тексты мифов-песен не включены в роман, но главный герой обозначает их названия и рассказывает сюжеты некоторых песен.

Обрядовые песни специфичны синкретическим единством с действом [5, с. 115]. Известно, что для охотничьих обрядов характерны «пантомимы, в которых рядятся зверями, перенимая их движения и голос» [6, с. 205]. Форма пения синкретична, так как голос певца неотделим от голоса бога-духа [5, с. 95]. В обряде Пляска Медведя описано исполнение первой песни, с помощью которой певец пытается разбудить Медведя. Певец надевает берестяную маску, что олицетворяет спящего Медведя: как только кепка на его голове отодвигается - значит он проснулся. Эта часть исполнения обряда акцентирует внимание на слиянии певца и Медведя, то есть певец воспроизводит его действия: «Все это будто он сам делает, то есть Медведь» [4, с. 275]. Кроме того, главный герой обозначает градацию обрядовых песен о хантыйских богах: сначала певцы исполняют песни об Урманных Богах, после о Региональных и Верховных Богах. Демьян отмечает, что без этих мифов-песен обряд не устраивают, так как они отражают представления о хантыйском Космосе - происхождении Земли и людей, Солнца и Луны, зверей и птиц и т. д. Значение обряда Пляска Медведя отражается в обрядовой песне «Проводы Души

Медведя». О. К. Лагунова отмечает связь этого обряда с мотивом вечности, обозначенным в романе Айпина, так как смысл обряда - вернуть Медведя в природу [13, с. 17]. Анализируя мотив вечности,

0. К. Лагунова фиксирует слова Демьяна о том, что Медведь будет жить вечно пока есть певцы, помнящие мифы о нем. Исследователь считает, что так герой обозначает предел бесконечности, который может разрушить гармонию бытия [13, с. 18].

Заключение

В прозе Е. Д. Айпина используются разные типы фольклорных жанров: 1) обрядовые жанры: обрядовая песня с мифологическим сюжетом; 2) необрядовые фольклорные жанры: сказка, легенда, сказание, предание, примета, загадка. Анализ фольклорного дискурса в прозе хантыйского мастера слова показал его слияние с мифологическими представлениями: 1) в фольклорных текстах используются сюжеты мифов; 2) фольклорные тексты воспринимаются как достоверные; 3) героями фольклорных текстов могут быть боги или первопредки.

Использование фольклорных текстов в повестях для детей «В тени старого кедра», «Я слушаю Землю» и романе «Ханты, или Звезда Утренней Зари» имеет разное назначение. В повестях они выполняют следующие функции: 1) воспитательную (формируют качества национального характера: уважение к предкам, ощущение родственности со всеми существами Вселенной); 2) познавательную (формируют знания о строении Вселенной); 3) этическую (формируют знания о нормах поведения в тайге, бережное отношение к природному миру). В повестях еще нет осознанного использования фольклорного дискурса для построения композиционной структуры и сюжета. В них фиксируется модель мировоспитания ребенка в хантыйской семье, где неотъемлемой составляющей является пересказывание взрослыми фольклорных текстов.

В романе Айпина функция фольклорных текстов - сюжетообразующая. В традиционалистской поэтике существует понятие «готового» сюжета [5, с. 194]. Сюжет романа Айпина можно считать «готовым», так как его архетип уже задан в мифологическом сюжете: уход богов из Среднего мира в Верхний. В предании о Вверх Ушедшем человеке также сохраняется этот архетипический сюжет, который в конце романа повторяет и сам главный герой. О. К. Лагунова, анализируя финал текста, пишет, что Демьян воспринимает себя частью Вселенной, он хочет «верить, что конец может перейти в начало», хочет стать Звездой, чтобы с Неба «помочь людям начать жить по-прежнему, по-родственному» [14, с. 125]. Это желание также отсылает к сюжету восхождения богов, которые, попав в Верхний мир, помогали людям (например, охраняли в заповедных местах животных, птиц, рыбу). Примета о вое собаки актуализирует мотив тревоги, что направляет развитие сюжета. Этот принцип также характерен для «готового» сюжета традиционалистской фазы словесного творчества [5, с. 195]. Тревога подчеркивает несовершенства Среднего мира, которых нет в Верхнем мире. Эта мысль наличествует и в рассказе о Вверх Ушедшем Человеке: его жена не смогла забрать с собой нечистые вещи Земного мира.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. Айпин Е. Д. В тени старого кедра. Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1986. 256 с.

2. Айпин Е. Д. Клюквинка и травяная косичка. Сказки, потешки, были сургутских остяков. М.: Литературная Россия, 2002. 40 с.

3. Айпин Е. Д. Посреди бора длинный хвост. Олечкины - загадки, Мариночкины - отгадки. М.: Литературная Россия, 2002. 56 с.

4. Айпин Е. Д. Собрание сочинений: В 4 т. Ханты, или Звезда Утренней Зари. СПб.: ЗАО «Торгово-издательский дом "Амфора"», 2014. Т. 2. 383 с.

5. Бройтман С. Н. Историческая поэтика: Учебное пособие. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2001. 320 с.

6. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. 406 с.

7. Герасимова Н. М. Формулы русской волшебной сказки (К проблеме стереотипности и вариативности традиционной культуры) // Советская этнография. 1978. № 5. С. 18-28.

8. Головнёв А. В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатеринбург: УрО РАН, 1995. 608 с.

9. Зуева Т. В. Легенда // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. М.: НПК «Интелвак», 2001. С. 432-434.

10. Зуева Т. В. Предание // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. М.: НПК «Интелвак», 2001. С. 794-795.

11. Карьялайнен К. Ф. Религия югорских народов: В 3 т. Томск: Изд-во Томского университета, 1996. Т. 3. 247 с.

СЕРИЯ ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

12. Кулемзин В. М. Знакомьтесь: ханты. Новосибирск: ВО «Наука», 1992. 110 с.

13. Лагунова О. К. Тематизация песни в русскоязычной онтологической прозе народов Северной Азии последней трети XX века (Е. Айпин, Ч. Айтматов, А. Неркаги) // Вестник Тюменского государственного университета. Гуманитарные исследования. Humanitates. 2016. Т. 2, № 3. С. 8-22.

14. Лагунова О. К. Феномен творчества русскоязычных писателей ненцев и хантов последней трети ХХ века (Е. Айпин, Ю. Вэлла, А. Неркаги). Тюмень: Издательство Тюменского университета, 2007. 260 с.

15. Легенды и мифы Севера / В. М. Санги [и др.]. М.: Современник, 1985. 400 с.

16. Мелетинский Е. М. От мифа к литературе: учебное пособие по курсу «Теория мифа и историческая поэтика повествовательных жанров». М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2000. 169 с.

17. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. 407 с.

18. Мифология хантов / В. М. Кулемзин [и др.]. Томск: Издательство Томского университета, 2000. Т. 3. 310 с.

19. Нестерова С. Н. Архетипический образ Ики «мужчины», достигшего мудрости, в хантыйской прозе // Литература народов Севера. СПб.: Издательство «Олимп», 2007. Вып. 8. С. 123-130.

20. Павлова Е. Г. Опыт классификации народных примет // Паремиологические исследования: сборник статей / Сост. Г. Л. Пермяков. М.: Наука, 1984. С. 294-299.

21. Пермяков Г. Л. Основы структурной паремиологии. М.: Наука, 1988. 235 с.

22. Пошатаева А. В. Литературы народов Севера: (Истоки. Становление. Развитие). М.: Наука, 1988. 168 с.

23. Роговер Е. С. Творчество Еремея Айпина. СПб.: Издательство «Олимп», 2007. 212 с.

24. Чистов К. В. Легенда // Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 177.

Поступила в редакцию 23.01.2024

Комаров Сергей Анатольевич, доктор филологических наук, профессор кафедры языкознания и литературоведения E-mail: vitmark14@yandex.ru

Степанова Юлия Николаевна, аспирант кафедры языкознания и литературоведения E-mail: yuliya-stepanova-979@mail.ru

ФГАОУ ВО «Тюменский государственный университет», 625003, Россия, г. Тюмень, ул. Володарского, 6

S.A. Komarov, Yu.N. Stepanova

FOLKLORE DISCOURSE IN THE PROSE OF E.D. AYPIN IN THE 1980s - EARLY 1990s

DOI: 10.35634/2412-9534-2024-34-4-889-896

The article examines the folklore discourse in the novellas "In the shadow of the old Cedar", "I listen to the Earth" and in the novel "Khanty, or the Star of the Morning Dawn" by the Russian-speaking Khanty writer E. D. Aypin. The prose writer's texts record elements of such folklore genres as a fairy tale, a legend, a tale, a tradition, a riddle, a sign, and a ritual song. The authors of the article analyze the fusion of myth and fairy tale, which manifests itself in the use of traditional formulas and repetitions of actions peculiar to fairy tales, and semantic oppositions and metamorphoses characteristic of myths. There are such types of signs as "signs - forecasts themselves", natural signs, "signs-rules", which reflect the laws of the taiga, and signs that fix the perception of being by the Khanty as an endless movement. The article identifies the didactic function of riddles in stories for children, reveals the mythological concepts underlying legends and traditions, as well as the features of ritual myths-songs. As a result of the reflection of folklore sources, the specifics and dynamics of their functioning in E. D. Aypin's prose are clarified.

Keywords: E. D. Aypin, novella, novel, folklore genres, folklore discourse.

REFERENCES

1. Aypin E. D. V teni starogo kedra [In the shade of an old cedar tree]. Sverdlovsk, Sredne-Ural'skoe knizhnoe iz-datel'stvo, 1986. 256 p. (In Russian).

2. Aypin E. D. Klyukvinka i travyanaya kosichka. Skazki, poteshki, byli surgutskikh ostyakov [Cranberry and grass pigtail. Fairy tales, nursery rhymes, true stories of the Surgut Оstiaks]. Moscow, Literaturnaya Rossiya, 2002. 40 p. (In Russian).

3. Aypin E. D. Posredi bora dlinnyy khvost. Olechkiny - zagadki, Marinochkiny - otgadki [There is a long tail in the middle of the forest. Olechkin's riddles, Marinochkin's answers]. Moscow, Literaturnaya Rossiya, 2002. 56 p. (In Russian).

4. Aypin E. D. Sobranie sochineniy: in 4 vols. Khanty, ili Zvezda Utrenney Zari [Collected works: in 4 volumes. Khanty, or the Star of the Morning Dawn]. St. Petersburg, ZAO «Torgovo-izdatel'skiy dom "Amfora"», 2014. Vol. 2. 383 p. (In Russian).

5. Broytman S. N. Istoricheskaya poetika: Uchebnoe posobie [Historical poetics: a textbook]. Moscow, Rossiyskiy gosu-darstvennyy gumanitarnyy universitet, 2001. 320 p. (In Russian).

6. VeselovskiyA. N. Istoricheskaya poetika [Historical poetics]. Moscow, Vysshaya shkola, 1989. 406 p. (In Russian).

7. Gerasimova N. M. Formuly russkoy volshebnoy skazki (K probleme stereotipnosti i variativnosti traditsionnoy kul'tury) [Formulas of the Russian fairy tale (On the problem of stereotyping and variability of traditional culture)]. Sovetskaya etnografiya. 1978. No. 5. Pp. 18- 28. (In Russian).

8. GolovnevA. V. Govoryashchie kul'tury: traditsii samodiytsev i ugrov [Speaking cultures: traditions of Samoyeds and Ugrians]. Ekaterinburg, UrO RAN, 1995. 608 s. (In Russian).

9. Zueva T. V. Legenda [Legend]. In: Literaturnaya entsiklopediya terminov i ponyatiy [The literary encyclopedia of terms and concepts]. Moscow, NPK "Intelvak", 2001. Pp. 432-434. (In Russian).

10. Zueva T. V. Predanie [Tradition]. In: Literaturnaya entsiklopediya terminov i ponyatiy [The literary encyclopedia of terms and concepts]. Moscow, NPK "Intelvak", 2001. Pp. 794-795. (In Russian).

11. Kar'yalaynen K. F. Religiya yugorskikh narodov: in 3 vols. [Religion of the Ugric peoples: in 3 volumes]. Tomsk, Izdatel'stvo Tomskogo universiteta, 1996. Vol. 3. 247 p. (In Russian).

12. Kulemzin V. M. Znakom'tes': Khanty [Meet the Khanty]. Novosibirsk: VO "Nauka", 1992. 110 p. (In Russian).

13. Lagunova O. K. Tematizatsiya pesni v russkoyazychnoy ontologicheskoy proze narodov Severnoy Azii posledney treti 20 v. (E. Aypin, Ch. Aytmatov, A. Nerkagi) [Thematization of the song in the Russian-language ontological prose of the peoples of North Asia in the last third of the 20th century (E. Aipin, Ch. Aitmatov, A. Nerkagi)] // Vestnik Tyumenskogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye issledovaniya. Humanitates [Tyumen State University Herald. Humanities Research. Humanitates]. 2016. Vol. 2. No. 3. Pp. 8-22. (In Russian).

14. Lagunova O. K. Fenomen tvorchestva russkoyazychnykh pisateley nentsev i khantov posledney treti XX veka (E. Aypin, Yu. Vella, A. Nerkagi) [The phenomenon of creativity of Russian-speaking Nenets and Khanty writers of the last third of the twentieth century (E. Aipin, Yu. Vella, A. Nerkagi)]. Tyumen', Izdatel'stvo Tyumenskogo universiteta, 2007. 260 p. (In Russian).

15. Legendy i mify Severa [Legends and myths of the North]. Sangi V. M. (Ed.). Moscow, Sovremennik, 1985. 400 p. (In Russian).

16. Meletinskiy E. M. Ot mifa k literature: uchebnoe posobie po kursu "Teoriya mifa i istoricheskaya poetika povestvo-vatel'nykh zhanrov" [From myth to literature: a textbook for the course "Theory of myth and historical poetics of narrative genres"]. Moscow, Rossiyskiy gosudarstvennyy gumanitarnyy universitet, 2000. 169 p. (In Russian).

17. Meletinskiy E. M. Poetika mifa [The poetics of myth]. Moscow, Izdatel'skaya firma "Vostochnaya literature" RAN, 2000. 407 p. (In Russian).

18. Mifologiya khantov [The mythology of Khanty]. Kulemzin V. M. (Ed.) Tomsk, Izdatel'stvo Tomskogo universiteta, 2000. Vol. 3. 310 p. (In Russian).

19. Nesterova S. N. Arkhetipicheskiy obraz Iki "muzhchiny", dostigshego mudrosti, v khantyyskoy proze [The archetypal image of Iki of a "man" who has achieved wisdom in Khanty prose] // Literatura narodov Severa [Literature of the peoples of the North]. St. Petersburg, Izdatel'stvo "Olimp", 2007. Iss. 8. Pp. 123-130. (In Russian).

20. Pavlova E. G. Opyt klassifikatsii narodnykh primet [The experience of classifying folk signs] // Paremiologicheskie issledovaniya: sbornik statey [Paremiological research: a collection of articles]. Moscow, Nauka, 1984. Pp. 294-299. (In Russian).

21. Permyakov G. L. Osnovy strukturnoy paremiologii [Fundamentals of structural paremiology]. Moscow, Nauka, 1988. 235 p. (In Russian).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

22. Poshataeva A. V. Literatuiy narodov Severa: (Istoki. Stanovlenie. Razvitie) [Literature of the peoples of the North: (Sources. Becoming. Development)]. Moscow, Nauka, 1988. 168 p. (In Russian).

23. Rogover E. S. Tvorchestvo Eremeya Aypina [The work of Yeremey Aipin]. St. Petersburg, Izdatel'stvo "Olimp", 2007. 212 p. (In Russian).

24. Chistov K. V. Legenda [Legend]. In: Literaturnyy entsiklopedicheskiy slovar' [The literary encyclopedic dictionary]. Moscow, Sovetskaya entsiklopediya, 1987. Pp. 177. (In Russian).

Received 23.01.2024

Komarov S.A., Doctor of Philology, Professor of the Department of Linguistics and Literary Studies E-mail: vitmark14@yandex.ru

Stepanova Yu.N., Postgraduate student of the Department of Linguistics and Literary Studies E-mail: yuliya-stepanova-979@mail.ru

Tyumen State University

Volodarskogo st., 6, Tyumen, Russia, 625003

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.