CC BY
64
УДК 398
ФОЛЬКЛОРНЫЕ ИСТОКИ ОБРАЗОВ ВРЕМЕНИ В РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КАРТИНЕ МИРА (на материале поэзии XIX в.) © Н.С. Попова
В статье рассматриваются образы ВРЕМЕНИ на материале Сборника пословиц русского народа В.И. Даля и на материале русской поэзии ХГХ в. Установлено, что фольклорные образы являются истоками образов ВРЕМЕНИ в русской художественной картине мира.
Ключевые слова: картина мира, когнитивные модели мира, фольклор, русская поэзия ХГХ в., образы ВРЕМЕНИ.
В связи с изучением когнитивной деятельности человека в лингвистический обиход прочно вошли такие понятия, как «языковая картина мира», «наивная модель мира», суть которых заключается в том, что в системе языка, в его грамматическом строе и лексиконе отражается то, как человек видит окружающий мир и свое место в нем. «Если всякий язык есть мировидение, то он обязан этим не тому, что он являет собой определенный тип языка, но тому, что говорится или соответственно передается на этом языке» [1]. «Картина мира есть целостный глобальный образ мира» [2]. В то же время само понятие «мир», модель которого описывается, целесообразно понимать как человека и среду в их взаимодействии; в этом смысле мир есть результат переработки информации о среде и о самом человеке. «Картина мира», являющаяся следствием познавательной деятельности человека, взаимодействует с некоторой языковой «картиной мира», появляющейся в результате формирования норм, правил и системы знаков.
Важнейшее место в экспликации картины мира принадлежит естественному языку: он отражает опыт человека по взаимодействию со средой. И именно такой объективированный в языке опыт в своей совокупной целости образует языковую картину мира, которая, в свою очередь, отражает уже познанный и освоенный поколениями людей, говорящих на данном языке, мир и предлагает определенные классификации всего сущего, создавая некие русла, по которым может течь мощный поток человеческих мыслей [3]. «Но не язык и не языковая картина мира как таковые предопределяют наше мировоз-
зрение, а внеязыковая реальность», - отмечает Е.С. Кубрякова.
Принципиальным, с точки зрения З.Д. Поповой и И.А. Стернина, представляется разграничение двух картин мира - когнитивной (или непосредственной) и языковой (или опосредованной).
Языковая картина мира не равна когнитивной (иными словами, непосредственной, прямой) картине мира, которая существует в виде концептов, образующих концептосферу народа.
Когнитивная картина мира неизмеримо шире, поскольку далеко не все концепты имеют языковое выражение. «В языке названо только то, что имело или имеет сейчас для народа коммуникативную значимость» [4].
Художественная, или вторичная (подобная языковой), картина мира, средством создания которой выступает язык, возникает в сознании человека при восприятии им художественного произведения. Вторичная художественная картина мира отражает индивидуальную картину мира в сознании создателя художественного произведения и воплощается в индивидуальном использовании образных средств. «В художественной картине мира могут быть обнаружены концепты, присущие только данному авторскому восприятию мира - индивидуальные концепты писателя» [4]. Через индивидуальное бытие личности общество познает, понимает и преобразует мир [5].
Таким образом, художественная картина мира - вторичная, опосредованная картина мира, причем она опосредована дважды -языком и индивидуально-авторской концептуальной картиной мира, в которой могут
отразиться и особенности национальной картины мира (З.Д. Попова, И.А. Стернин).
Исследователи указывают, что в языковой картине мира народа получил воплощение именно «наивный» образ действительности [6-8]. Именно архаическая модель мира генетически связана с фольклорной картиной мира [9].
Б.Н. Путилов замечает, что фольклорная картина мира создавалась в результате семантической перекодировки нефольклорного материала (мифологического и этнографического) через систему фольклорных кодов путем обобщения, типизации и перевода культурных смыслов на язык поэтической символики [10].
Фольклор является средоточием народных стереотипов сознания благодаря его неразрывной связи с традиционной народной культурой (фольклорная картина мира «осознается» как одна из ипостасей, одно из воплощений картины мира традиционной народной культуры) [11]. В фольклорной картине мира традиционная культурная информация воплощается в концептах, образующих специфическую фольклорную кон-цептосферу, причем каждый жанр фольклора обладает собственной концептосферой.
Концептуальная картина мира этноса -динамичное образование, содержание ее категорий меняется с течением времени и различно в разные эпохи. Язык, эксплицирующий ее, более консервативен, и благодаря этому семантическое пространство языка сохраняет следы исчезнувших представлений. Это обстоятельство обеспечивает выполнение языком аккумулятивной функции -быть средством накопления духовного опыта народа. Эта функция особенно актуальна для языка фольклора.
Предметом нашей статьи является сопоставление образов ВРЕМЕНИ в фольклоре и в художественной литературе на материале названий отрезков времени.
Народной памятью и, в определенном смысле, итогом длительного исторического развития временной (календарной) лексики, начиная еще с праславянской эпохи, а также своеобразным итогом развития русского временного слова в его историческом и функциональном аспектах является народный календарь. Являясь отражением особого рода вербализации категории ВРЕМЕНИ,
содержащей специфику старого поэтического типа мышления, отвечавшего естественному единению человека с природой в древности, народный календарь дает весьма ценный лингвистический материал по проблеме языкового времени, который так полно и всесторонне отражает словарь Даля.
Естественный циклизм, на который ориентировался обычный крестьянин средневековья в своей повседневной жизни, деятельности и отдыхе, не мог не получить отражения в языке. Народное (бытовое) время в отличие от христианско-календарного было в значительной степени структурировано в языке в виде многочисленных поговорок, присловий, сопоставлений, сравнений, обладающих свойством воспроизводимости [12]. «Пословицы и поговорки слагаются только в пору первобытной простоты речи и, как отрасли, близкие к корню, стоят нашего изучения и памяти» [13].
В пословицах Даль нашел лучшее подтверждение своим мыслям о народном языке. Пословица сосредоточила в себе, выразила собой высоко ценимый Далем взгляд народа на мир, общественные порядки, бытовые установления. Это сгусток идей и чувств, отпечаток душевного склада народа. Даль считал, что народность - качество, которое еще не обретено литературой [14].
Любопытно, что в сборнике пословиц русского народа В.И. Даля нет тематического разряда под названием ВРЕМЯ. Это понятие «в насущности до народа не доходило, не заботило, не радовало и не печалило его», -писал об этом сам В.И. Даль [13]. «В пословицах запечатлена как мысль о бесконечности, беспредельности времени, так и осмысливаются события, которые были до момента речи (Былое) и будут после него (Будущее), а также отмечена невозвратность прошлого и непостижимость, непредсказуемость будущего» [15]. З.Д. Попова отмечает: «Состав пословиц показывает, что абстрактное понятие ВРЕМЯ, хотя и было знакомо говорящим, но не занимало в их языковом сознании важного места. Главным аспектом ВРЕМЕНИ для народа была ПОРА: отрезок времени, подходящий для важного, полезного дела» [15].
Н. Д. Арутюнова, анализируя русскоязычные модели типа «пришла пора», репрезентирующие архаическое понимание времени как активного динамического начала по
отношению к пассивному человеку, указывает, что такие модели ориентированы на номинации длительных неопределенных промежутков времени [9].
Концептуализация времени в фольклоре имеет свои специфические черты. Первоначально время (так же как и пространство) понималось как гетерогенная сущность и не могло мыслиться абстрактно - в отрыве от заполняющих его событий, о чем свидетельствуют многочисленные исследования в области эволюции человеческого сознания. «В рамках «наивной» (фольклорной) картины мира время не мыслится в отрыве от событий», - указывает Е.С. Яковлева [8]. Е.М. Ме-детинский объясняет данное обстоятельство свойствами первобытного мышления - неразвитостью абстрактных понятий, громоздкостью логического анализа, осуществляемого с помощью конкретно-предметных представлений [16]. Е.С. Яковлева указывает, что общей чертой славянского языкового мышления является концептуализация времени по параметру «качества»: «Качественность времени задается событиями, его заполняющими. Именно такое время относится к сфере самосознания человека» [8]. А.Ф. Лосев высказал аналогичную мысль: «обывательская мысль судит о времени не по его существу, но по тем инобытийным результатам, которые от него получаются...» [17], т. е. по событиям, заполняющим его и определяющим его конкретику в человеческом сознании.
Н.Д. Арутюнова справедливо замечает: «Время отделимо от человека, но человек неотделим от времени» [18], - и это обстоятельство заставляет человека координировать свои действия во времени и, следовательно, измерять временные отрезки.
Восприятие времени как конкретнопредметной стихии в архаический период обусловило эмпирический подход к измерению временной длительности. Все исследователи развития человеческого сознания сходятся на мысли о том, что на раннем историческом этапе исчисление времени производилось по движению небесных тел, в первую очередь Солнца и Луны. Такие единицы времени, как год и сутки, - результат осмысления движения Солнца, а месяц и неделя -временные единицы лунного цикла. Отсутствие точности в количественной оценке вре-
мени - одна из особенностей архаического подхода к осмыслению времени.
Действительно, если судить по материалам Сборника пословиц русского народа В.И. Даля, эта мысль находит в них свое лучшее подтверждение. Нами была сделана сплошная выборка пословиц с названиями отрезков времени из двух томов сборника. Таких пословиц с названиями отрезков времени оказалось очень мало. Лишь 3 тематические раздела (при общем количестве 179 тематических разделов) содержат в себе в той или иной степени пословицы с названиями отрезков времени: Пора придет и часть мою принесет. Пора пройдет - другая придет. Придет время - будет и наш черед (или: и наша пора). Придет время, все лягут в могилу. Кой день пришел, тот до нас дошел; а кой впереди, тот и береги (того и берегись). Час придет и пору приведет.
ПОРА и ВРЕМЯ были для древнего человека живыми, одушевленными: Пора деньгу берет (кует). Время времени не работает (т. е. каждому дню свой труд). Время деньгу дает, а на деньги времени не купишь. Не человек гонит, а время. Не живем, дни провожаем. Время красит, а безвременье чернит. Не гребень голову чешет, а время. Время краску с лица сгоняет. Сею, вею, не поспею. Часы на стене, а время на спине [13].
По народным представлениям, сам годовой круг с составляющими его единицами, т. е. год - не механическая последовательность дней, недель, месяцев, сезонов, а своего рода живой организм, который, подобно другим живым существам, проходит все основные фазы развития - зарождается, пребывает в периоде младенчества и детства, взрослеет, мужает, стареет и умирает. Об этом свидетельствуют все те же «Пословицы русского народа»: Год на год не работник (не порука). Год на год (Время на время) не работник (т. е. запасай все вновь). Один год десять лет (или: весь век) заел. Годы не уроды. Не годы уроды, а люди. Не годы, а горе старит. Не старый умирает, а поспелый [13].
То же относится и к суточному циклу. Мы до сих пор легко заменяем (обычно в возвышенной, поэтической речи) названия человеческих возрастных периодов годовыми или суточными: детство - утро, юность - весна человеческой жизни, и наоборот: весна - молодость года, последние теплые дни в начале
осени - бабье лето; мы можем сказать: «на закате жизни»; появившуюся седину сравнить с первым выпавшим снегом; немощная старость вызывает ассоциации с вечером или глубокой осенью, а зрелость - с летом и полуднем.
Части суток (день, вечер, ночь) и дни недели (пятница, суббота), по народным представлениям, так же как и годы, - своего рода живые организмы, которые ходят; что-то приносят с собой, а затем уносят; указывают кому-то на что-то, одним словом, ведут себя, как люди: День придет - и заботу принесет. День пришел, так и есть принес. День прошел, заботу унес. День дню не указчик. День на день не приходится. Один день год на кости накинул. Один день у меня век заел. Каков ни будь грозен день, а вечер настанет. Вечер покажет, каков был день. Ночь матка: все гладко. Темна ночь все покроет. Ночь матка - выспишься, все гладко. - Ночь матка, все сладко. Темна ночь вору родная мать. Темна ноченька - родная матушка. Пятница субботе повещала, суббота бы долги считала (от обычая собирать долги по субботам) [13].
Показательно, что в рассказах, в речи крестьян времена года и месяцы представали ближайшими родственниками, также напоминали совсем обычных людей: Жили у брата три сестрицы: весна - молодица, зима -белолица и осень - водяница. Январь - весне дедушка. Ноябрь - сентябрев внук, октябрев сын, зиме - родной батюшка. Март у матери - зимы шубу купил, да через три дня ее продал [19]. Январь два часа дня прибавит (к 31 января прибудут 2 часа 20 минут). И март на нос садится (т. е. мороз бывает). Февраль воду подпустит, март подберет. Февраль три часа дня прибавит. Апрель сипит да дует, бабам тепло сулит; а мужик глядит, что-то будет. Рад бы женился, да май не велит. Май обманет, в лес уйдет. Май смаит. Март, апрель, май, июнь вино в бочках сушит; июль, август, сентябрь, октябрь хозяина крушит. Август крушит, да после круглит. Холоден сентябрь, да сыт. Октябрь ни колеса, ни полоза не любит. Русский месяц подождет (потому что отстал, по старому счислению). Весна говорит: ук-лочу; а осень говорит: а еще погляжу (о хороших всходах) [13].
По тем же народным представлениям, ПОРА, ГОДЫ - не только живые (одушевленные), но они еще и вода (Пора - проточная вода. Уплыли годы, как вешние воды.), пространство (Далекая пора, старина. Мохом поросло, не видать), туча (Пора (или: Година), что туча: набежит, и пробежит, и опять найдет.), гора (Пора, что гора: скатишься, так оглянешься (спохватишься)), железо (Пора, что железо: куй, поколе кипит) [13].
Художественное время - явление иного порядка, чем образ ВРЕМЕНИ в обыденных эмпирических представлениях. Д.С. Лихачев отмечает, что «сознание» единства временного потока, потока исторического времени, приходит в фольклоре и литературе не сразу. «Время в художественном произведении -это не только и не столько календарные отсчеты, сколько соотнесенность событий» [20]. Художественное время фольклора обнаруживает значительные отличия от аналогичной категории литературы нового времени [9], но фольклорные истоки образов ВРЕМЕНИ представлены в русской художественной картине мира довольно широко.
В качестве разновидности художественной картины мира многие авторы выделяют поэтическую модель, которая реализуется в поэтических текстах [21]. Рассмотрим эту модель на материале русской поэзии XIX в.
Для отрезков времени - ГОД / ГОДЫ / ГОДА / ЛЕТА, МИНУВШЕЕ (в значении минувшие годы), МИНУТЫ - русские поэты XIX в. создают антропоморфные образы. Например, образ ямщика (кучера, извозчика) для названия отрезка времени ГОДЫ:
Нас быстро годы почтовые // С корчмы довозят до корчмы... (Е.А. Баратынский. «Дорога жизни»).
ГОДЫ способны, как и люди, к физиологическим процессам и проявлениям. Они рождаются, достигают полного развития, т. е. становятся зрелыми:
Еще нам далеко до цели, // Гроза ревет, гроза растет, - «И вот - в железной колыбели, // В громах родится Новый год... (Ф. Тютчев. «На Новый 1855 год»);
Что новый год дает цветам - // Их девственный румянец; // Что зрелый год дает плодам - // Их царственный багрянец. (Ф. Тютчев «Саконтала» (Из Гете)).
ГОД может быть чьим-то сыном, т. е. он может иметь родственные связи и отношения:
Одеянный блистательной зарею, //
Пронзив эфирных стран белеющий свод, // Слетает с урной роковою // Младый сын Солнца - Новый год! (Ф. Тютчев. «На Новый 1816 год»).
ЛЕТА, МИНУТЫ способны к коммуникативной деятельности (поэты обращаются к ним как к собеседникам):
Красотой плененный света, // Обживаю будто вновь: // К вам, утраченные лета, // В сердце жалость и любовь! (П.А. Плетнев. «К музе»);
Но где же вы, минуты упоенья, // Неизъяснимый сердца жар, // Одушевленный труд и слезы вдохновенья! // Как дым, исчез мой легкий дар... (А.С. Пушкин. «Дельвигу». 1817);
Откуда вы, минуты скорбных ощущений, // Пришельцы злобные, зачем с душой // Дружите вы, ряды мучительных видений // С их изнурительной тоской? (Н. Огарев.
«Смутные мгновенья»).
ГОДЫ могут совершать какие-то действия (они скрываются, прячутся; существуют, не обнаруживая себя):
Грядущие годы таятся во мгле; // Но вижу твой жребий на светлом челе (А.С. Пушкин. «Песнь о вещем Олеге». 1822).
ГОДА / ЛЕТА / ГОДЫ оказывают воздействие на предметы и людей. Они делают людей седыми, придают им морщины, одним словом, меняют их внешне и внутренне; иногда разъединяют людей; уносят страсть; уносят как радость, так и горе; не возвращают утраченного счастья:
О старец, убеленный годами и трудом... (К.Н. Батюшков. «Мои пенаты». 1811-1812);
Бегут, меняясь, наши лета, // Меняя все, меняя нас... (А.С. Пушкин. «Прощание».
1830);
Душой задумчивый, медлительно я шел // С годов младенческих знакомыми тропами; // Художник опытный их некогда провел. Увы, рука его изглажена годами! (Е.А. Баратынский. «Запустение». 1834);
. Безнадежнее и строже // Года разъединяют нас... (А. Фет. «Чем безнадежнее и строже.»);
Годы страсть уносят, - // И, поверь, успеешь // Ты еще быть старцем... (А.Н. Майков. «Полно притворяться.»);
Ее [одинокой слезы. - Н. П.] светлые сестры - // Их развеяли годы! // С ними радость и горе // Унесли непогоды... (А.Н. Майков. Переводы и вариации Гейне. «Одинокая слезка.»).
МИНУВШЕЕ (минувшие годы) также оказывает воздействие на людей:
Когда в кругу убийственных забот // Нам все мерзит - и жизнь, как камней груда, // Лежит на нас, - вдруг, знает Бог откуда, // Нам на душу отрадное дохнет, // Минувшим нас обвеет и обнимет // И страшный груз минутно приподнимет. (Ф. Тютчев. «Когда в кругу убийственных забот.»).
Но ЛЕТА / ГОДА / ГОДЫ еще и текут, как вода:
Случалось, - несколько текло на свете лет, // Что сам я забывал о том, что был поэт... (Д.И. Хвостов. «И.И. Дмитриеву». 1810);
Протекшие лета мелькают пред очами, // И в тихом восхищенье дух... (А.С. Пушкин. «Воспоминания в Царском Селе». 1814);
Я вас приветствую, о милые мои, // Протекших ранних лет друзья драгие! (П.А. Плетнев. «К моей родине». 1820);
Года текут своей чредою... // Я молчаливо жить устал. // Хочу разведаться с судьбою // Меня давно мой Демон соблазнял... (В.С. Филимонов. «Дурацкий колпак».
1. 1824);
Я не пленен красавицей другою, // Мечты ревнивые от сердца удали; // Но годы долгие в разлуке протекли, // Но в бурях жизненных развлекся я душою... (Е.А. Баратынский.
«Признание». 1824).
ГОДЫ в образе воды (в виде капли) представлены в русской поэзии XIX в. только лишь у Ф. Тютчева:
Предшественник его [1815 г. - Н. П.] с лица земли сокрылся, // И по течению вра-тящихся времен, // Как капля в океан, он в вечность погрузился! («На Новый 1816 год»);
Былое - было ли когда? - // Что ныне -будет ли всегда?.. // Оно пройдет - // Пройдет оно, как все прошло. // И канет в темное жерло // За годом год... («Сижу задумчив и один.»).
Иногда ГОДЫ / ЛЕТА воспринимаются русскими поэтами в образах бездны (глубокой пропасти, морской пучины):
Равно исчезнут в бездне лет // И годы шумные побед, // И миг незнаемый забавы... (Е.А. Баратынский. «Добрый совет»);
О, все своей чредой исчезнет в бездне лет! (Е.А. Баратынский. «Финляндия»).
Изредка поэты видят в каком-то количестве ЛЕТ пространство, характеризующееся протяженностью и объемом; место, где вмещаются какие-то события:
. Но предо мной тогда // Раскрылися грядущие года; // События вставали, развивались, // Волнуясь, подобно облакам, // И полным эпохам являлись от времени до времени очам, // И наконец я видел без покрова // Последнюю судьбу всего живого... (Е.А. Баратынский. «Последняя смерть»).
ГОДЫ / ЛЕТА представлены в нашей выборке еще и в образах дороги, идущей то вверх, то вниз по холмистой местности; в основном, во фразеосочетании «на склоне лет / годов»:
О, как на склоне наших лет // Нежней мы любим и суеверней... (Ф. Тютчев. «Последняя любовь»);
Один лишь крик подавленный // Оставил след, // Недугами отравленный // На склоне лет. (Я. Полонский. «Серые годы»);
Я видел бога в Аполлоне, // В Мадонне чуял божество, и до сих пор уже на склоне // Земных годов все полн его. (А.Н. Майков. «Эпиграммы». 20. После выставки художников.).
Но ГОДЫ - это не только прямая линия (образ дороги), это еще и колесо, которое имеет, как известно, форму круга:
Годы легкие кружили // Колесом их [дней. - Н. П.] предо мной: С быстротой они всходили и скрывались чередой. // Что всходило - было прежде // И по-прежнему текло, // Не ласкалося к надежде // И за край знакомый шло... (П.А. Плетнев. «К музе». 1822).
Данные примеры показывают, что, несмотря на значительные различия образов ВРЕМЕНИ в фольклоре и русской поэзии ХІХ в., фольклорные истоки прослеживаются в русской художественной картине мира, отраженной в поэзии ХІХ в. И в фольклоре, и в поэзии широко представлены антропоморфные образы, образы воды и образы пространства.
1. Топоров В.Н. Модель мира // Мифы народов мира: энцикл.: в 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 161.
2. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека: роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира / под ред. Б.А. Серебренникова. М., 1988. С. 8-69.
3. КубряковаЕ.С. Сознание человека и его связь с языком и языковой картиной мира // Филология и культура: материалы IV Междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. С. 32- 34.
4. Попова З.Д., Стернин И.А. Язык и национальная картина мира. Воронеж, 2002.
5. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке: язык и мышление. М., 1988.
6. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: опыт системного описания // Вопр. языкознания. 1995. № 1. С. 37-67.
7. Урысон Е.В. Языковая картина мира уз обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопр. языкознания. 1998. № 2. С. 3-21.
8. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М., 1994.
9. Черванева В.А., Артеменко Е.Б. Пространство и время в фольклорно-языковой картине мира: монография. Воронеж, 2004.
10. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994.
11. Артеменко Е.Б. Язык русского фольклора и традиционная культура (опыт интерпретации) // Славянская традиционная культура и современный мир: сб. материалов науч. конф. М., 2003. Вып. 5. С. 7-21.
12. Звездова Г.В. Традиции временной картины мира в народном календаре // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 2003. Вып. 26. С.165-174.
13. Даль В.И. Пословицы русского народа: сб.: в 2 т. М., 1984.
14. Аникин В.В. Даль и его сборник пословиц. Послесловие // Даль В.И. Пословицы русского народа: сб.: в 2 т. М., 1984. Т. 2. С. 389.
15. Попова З.Д. Абстрактные понятия в языковом сознании народа // Филология и культура: материалы IV Междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. С. 14-16.
16. Медетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.
17. Лосев А.Ф. Диалектика числа у Плотина // Миф - Число - Сущность. М., 1994. С. 713-876.
18. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.,
1999.
19. Некрылова А.Ф. Русский традиционный календарь на каждый день и для каждого дома. СПб., 2007.
20. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.
21. Чарыкова О.Н. Картина мира и ее репрезентация в языке // Роль глагола в репрезентации индивидуально-авторской модели мира в художественном тексте: монография. Воронеж,
2000.
Поступила в редакцию 11.01.2009 г.
Popova N.S. Folk sources of the time images in Russian poetry picture of the world (on the material of poetry of XIX century). In the given article the images of TIME taken from V.I. Dahl compilation of Russian folk proverbs and from XIX century Russian poetry are considered. The
author has come to the conclusion that folklore images served as the sources for creation of Russian poetry picture of the world.
Key words: picture of the world, cognitive models of the world, folklore, XIX century Russian poetry, images of TIME.
УДК SS2
БИБЛЕИЗМЫ КАК СРЕДСТВА ОБЛИЧЕНИЯ В ДИЛОГИИ П.И. МЕЛЬНИКОВА-ПЕЧЕРСКОГО «В ЛЕСАХ» И «НА ГОРАХ» © С. А. Тарасова
В статье рассматривается функциональность художественного приема, заключающегося в траве-стировании библейских символов с целью разоблачения лицемерия, фарисейства и других пороков, закамуфлированных под добродетели в дилогии П.И. Мельникова-Печерского «В лесах» и «На горах». Ключевые слова: библеизмы, цитаты, приемы обличения, символика, травестирование.
Дилогия П.И. Мельникова-Печерского -это произведение не только «об умильной старине», «об этнографии края», как его определяли ученые, а прежде всего эпопея о многообразии форм русской национальной жизни. В романах «В лесах» и «На горах» много обличительных страниц, направленных на разные аспекты изображаемого, особенно на представителей «неправедности», фарисейства.
Исследователи обращали внимание на традиции народной сатиры в творчестве писателя, но о библеизмах, о евангельской символике как средствах обличения не говорил никто [1].
В дилогии средствами обличения является прием мнимого неприятия и показного осуждения. Например, применяются в романах «В лесах» и «На горах» традиционные сатирические средства для осуждения новомодных западных веяний: иностранной одежды, фраков, декольте. Так, Снежков называет фраки «эдакой курткой с хвостиками», а людей «купецкого звания, обучавшихся в академии коммерции, он называет медалистами «без ушков», т. к. «почесть оказана им медалями, не на вывеску, а карманными» [2]. С помощью смешных деталей, которые показываются автором глазами персонажей, происходит развенчание недостойного поведения, осуждение отказа от всего исконно национального, православного.
Потап Максимыч Чапурин - главный герой дилогии, богатый купец, христианин, находит библейское определение новой «декольтированной» моде: «Иродиады, прости Господи! Срамота! Люди Богу молятся, а они голые пляшут!» [2, с. 172]. Так, библейский образ юной девы, пленившей царя Ирода и убившей Иоанна Крестителя, становится символом нравственной распущенности, падения нравов, идущего из стран Западной Европы. Старообрядцы рассматривали отказ от традиционной русской одежды, изменение церковной обрядности, введение балов для молодежи как «замутнение веры исконной», отступление от аксиологии отцов и праотцев, в которой важны все детали, только на первый взгляд кажущиеся незначительными.
Главным обличителем в дилогии выступает Потап Максимыч Чапурин - страстный «ненавистник» пороков раскола, «фарисейства», человек, не верящий в святость «обительского жития», поскольку видел примеры неправедности в раскольничьих скитах. Он часто использует библейские символы для разоблачения лицемерия и лжи.
Купец Чапурин, борясь со злом и ложью, отстаивает идеал национального характера. Он считает, что настоящий русский человек предан Святой Руси, следует заповедям Евангелия даже в малейших деталях, всем своим обликом и поведением подчеркивает приверженность к «древлему благочестию».
