CC BY
105
ИНДОЕВРОПЕИСКИЕ ЯЗЫКИ
И.В. Новицкая
ФИЛОСОФСКО-ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ АБСТРАКТНОГО ИМЕНИ
Томский государственный университет
Задача настоящей статьи заключается в том, чтобы уточнить содержание и объем понятия «абстрактное имя» (АИ) в лингвистическом и общефилософском смысле, поскольку, как показывает исследовательская практика, в общеязыковом употреблении свойственная термину «абстрактный» многозначность приводит к путанице и многим неточностям.
Обзор философской и лингвистической литературы показывает, что для пытливого ума исследователей тема определения содержания понятия АИ в общем и целом не нова, и опыт осмысления сущности абстрактности насчитывает десятки столетий. Тем не менее, по признанию одного из ведущих специалистов по проблеме АИ Л. О. Чернейко, понятие «абстрактный» и до настоящего времени представляет собой «неоднозначное, труднопостижимое и трудноинтерпретируемое» содержание [1, с. 28]. Соответственно парадокс АИ как объекта лингвистического и философского анализа заключается в том, что «накопление знаний о нем способствует не только решению старых проблем, сколько обнаружению новых» [1, с. 316].
В рамках антропоцентрической парадигмы современной научной мысли человек, как существо мыслящее, т. е. обладающее мышлением, в процессе практической деятельности познает окружающий мир. Реальный мир со своими предметами, событиями, действиями, качествами очерчивает для мышления круг событий, которые должны быть отражены в мозгу, а мышление эту задачу выполняет. Мир вещей, весь человеческий опыт отражаются в сознании человека («сознание - это система исторически сложившихся и непрерывно пополняемых знаний, преломленных через призму личного опыта каждого человека, закрепленных в мозгу человека в форме логических понятий», «статическая совокупность знаний о действительности и о самом себе» [2, с. 149]) в процессе мышления («мышление - это отражательный процесс работы нейронов мозга, динамический процесс идеального отражения нашим мозгом реальной действительности» [2, с. 149]). Главнейшей частью нашего сознания является знание языка, т. е. наше языковое сознание.
Предметы и их свойства, отраженные в мозгу, т.е. в сознании человека, существуют в нем в форме понятий или логических категорий, которые закрепляются в той части языка, которая именуется лексикой, или словарным составом языка.
Процесс отражения объективного и субъективного мира, кодирующий его в виде форм мысли, т.е. в виде логических понятий, суждений и умозаключений, предполагает прохождение двух ступеней познания, а следовательно, и наличие двух уровней мышления:
1) чувственное (непосредственное, наглядное, эмпирическое, техническое) мышление, осуществляемое на первой ступени абстракции в формах ощущений, восприятий и представлений, которые не требуют языковой опоры;
2) логическое (абстрактное) мышление, осуществляемое на второй ступени абстракции и реализующееся в логических формах понятий, суждений и умозаключений, обязательно выраженных в формах естественного языка - в словах (понятия) и предложениях (суждения и умозаключения).
Приведенные выше две ступени познания -чувственное и логическое - образуют единый процесс мышления, в котором элементы находятся в постоянном взаимодействии, что и составляет основной закон и назначение процесса мышления [2, с. 144-190].
Для последующего изложения следуют два вывода: 1) абстрактного логического мышления не существует, если оно тут же не переходит в чувственное, так как за абстракцией всегда должно что-то скрываться, иначе она, лишь как абстракция, не может быть воспринята чужим мозгом; 2) в основе как чувственного, так и логического мышления лежит основополагающая способность человека к абстрагированию. Процесс абстрагирования может трактоваться как в широком, так и в узком смысле. Если широкая интерпретация предполагает мыслительную операцию, при которой «мысль отвлекается от непосредственно данного воспринимаемого представления и сохраняет для себя некую часть, чтобы использовать на последующих
этапах мышления», то в узком смысле абстракция -это «отвлечение от единичного, случайного, несущественного и выделение общего, необходимого, существенного, чтобы достигнуть научного, объективного познания» [3, с. 8].
Таким образом, способность человеческого мышления к абстрагированию является его неотъемлемой характеристикой, не зависящей от любых экстралингвистических факторов, таких как, например, тип экономической формации общества, в котором человек проживает, или уровень культурного развития человека и общества. В этой связи по праву считаются некорректными утверждения о том, что культурно и экономически менее развитые народы, так называемые «первобытные», отображают в лексике своего языка такую модель окружающего мира, которая основывается на чувственнонаглядном мышлении. Напротив, анализ языков народов, находящихся на более низкой ступени общественного и культурного развития, показал, что и в их словарном составе имеются слова, обозначающие абстрактные понятия, которые обладают, однако, своими особенностями [4, с. 24; 5, с. 39-44; 6, с. 86-101].
Вторым замечанием, важным для понимания сущности АИ, является положение о различных типах (уровнях) абстракции или (в терминологии Л. О. Чернейко) разных видах ментальной деятельности [1, с. 28].
Если принять во внимание тот факт, что абстракция есть «процесс мысленного отвлечения от ряда свойств предметов и отношений между ними и одновременного отделения, вычленения интересующего нас свойства или отношения» [7, с. 20] с целью создания обобщения, обобщенного образа, то на первой ступени познания происходят отход, отвлечение от реального, материального мира и формирование идеальных образов предметов, действий, качеств и т.д. не в виде их физического отпечатка в языковом сознании, а в качестве обобщенного представления об этих предметах, например, «дерево» вообще. Как следствие, человек способен мысленно себе представить объект даже при его фактическом отсутствии. Однако это мысленное представление будет опираться на тот объект, который существовал ранее и был доступен органам чувств. В этом ракурсе обобщение, образ как результат абстрагирования присутствует в каждом слове, и, следовательно, каждая лексическая единица может считаться абстракцией, так как за ней стоит определенная идея, ср., например, бежать, играть, теплый, воспитанный, игра, стол, ромашка. Одним из проявлений указанной способности мышления можно считать его неотъемлемую функцию объединять единичные предметы материального мира в роды, пренебрегая их внутривидовыми различиями.
Однако уникальность человеческого мышления заключается также и в том, что способность к абстрагированию (отвлечению и обобщению) позволяет человеку осуществить мысленный отрыв не только от материального мира, но и от мира идеального. За каждым словом в языке стоит идея, которая находится на разной ступени удаленности от телесного мира - ощущаемого, зримого, наблюдаемого, фиксированного в пространстве и времени. «При этом внешний мир в слове отражен, а мир внутренний выражен. И оба действительных мира для сознания одинаково реальны, поскольку материальный мир генерализирован в слове, а идеальный словом рассечен, дискретизирован. Но и тот и другой в слове «упакованы»» [1, с. 55]. Степень уда -ленности идеи от материального мира определяется исключительно тем, насколько активно и полно задействованы человеческие органы чувств (зрение, слух, обоняние, осязание, вкусовые ощущения) в процесс получения информации об объекте, обозначенном словом. В этой связи понятным становится мнение, высказанное в философской литературе, о существовании различных ступеней абстракции: обобщающе-различающее, отождествляющее, а также рефлектирующее (изолирующее) абстрагирование [8, с. 14].
Прекрасную иллюстрацию действительного существования и функционирования различных типов абстракции предоставляет нам теоретическая концепция образности, которая приводит нас к важным заключениям относительно словарного состава языка.
Согласно теории образности [9], абстрагирующая способность мысли обусловливает появление в языке двух типов образов, условно названных: 1) «первичными чувственно-рациональными образами», или «перцептивными первичными образами», и 2) «образами воображения», «вторичными ментальными образами». Первый тип образов базируется на чувственно-рациональной форме отражения материального мира в сознании, связан с предметно-понятийным логическим содержанием лексической единицы и адекватно отражает обозначенный этим словом объект. Е.А. Юрина считает, что носителями перцептивных первичных образов в лексической системе языка являются предметные имена существительные, качественные прилагательные, глаголы конкретного физического действия в своих первичных значениях, обозначающие соответственно конкретные предметы и чувственно воспринимаемые их статические и динамические свойства [9, с. 9]. Однако уже на этом уровне, благодаря различной степени обобщения, выделяются образы, представляющие собой структуры знания, различные по степени сложности: мыслительные «картинки» (бульдог, ромашка, петух), ме-
нее детализированные образы-схемы (река, дерево, дорога), «образы-инсайты» предметов сложной конструкции (зонтик, барабан, ножницы), более обобщенные образы гиперонимов (одежда, обувь, игрушка) [9, с. 10]. Градация лексических единиц по степени сложности образа (степени и характера обобщения) выявляет тесную взаимосвязь чувственного и логического мышления, так как имена менее широких классов объектов выражают менее обобщенные, более детализированные образы с преобладанием чувственного элемента, а имена более широких классов характеризуются более обобщенными и схематизированными образами, в которых понятийная составляющая превалирует над чувственной [там же].
Второй тип образов - конвенциональные ментальные образы, образы воображения - предполагает функционирование абстрактного аналитического мышления, которое позволяет в интерпретационной, творческой форме опосредованно и ассоциативно отразить содержание обозначаемого феномена, который относится к сфере объектов, не поддающихся чувственному восприятию. Сюда относятся явления ментального, психического, социального, абстрактно-категориального порядка, т.е. единицы, определяемые как абстрактные объекты [9, с. 10-12]. Хотя само АИ не обладает образностью в том смысле, что оно не связано ни с каким зрительным впечатлением или сенсорным опытом, в образах второго типа обнаруживается диалектическая взаимосвязь чувственного и логического мышления, которая позволяет наделить абстрактные сущности чувственно воспринимаемыми признаками в силу того, что мышление человека способно ухватить сходство разноплановых (предметных и умопостигаемых) явлений, например, стена враждебности, луч надежды. В результате логические образы абстрактных понятий в языке выражаются посредством целого ряда наглядных чувственных образов, что в лингвистической литературе получило терминологическое обозначение «вещная коннотация абстрактных сущностей», введенное В.А. Успенским [10, с. 140-148]. Анализ сочетаемости АИ [1; 11; 12], а также концептов, выражаемых абстрактными понятиями [13], выявил, что в коллективном сознании АИ уподобляется предметному имени и наделяется чувственно воспринимаемыми характеристиками объектов вещного мира, с которыми это АИ может быть связано в языковом сознании. Своеобразие языков при этом проявляется в разном «видении» абстрактной сущности в ее проекции на предметную.
Приведенная выше типология образов, наряду с доказательством существования различных типов абстрагирующей работы мысли, позволяет увидеть общие закономерности в структурировании лекси-
ческой системы языка. Уже давно никого не удивляет и не вызывает возражения практика разработки классификаций лексических единиц на различных основаниях: идеографических, грамматических,
лексико-семантических, функциональных, смешанных и др. В таких группах выделяемые принципы представляют собой некий инвариантный признак, который должен быть свойственен всем элементам. Тем не менее внутри каждого из выделяемых классов или групп также можно установить определенную иерархию единиц, выстраиваемую на основе различной степени обобщенности понятия, стоящего за каждой единицей. Поэтому вполне обоснованы мнения лингвистов об уровневой организации как всего класса субстантивов [14, с. 161-167; 12, с. 65-66], так и отдельных лексико-грамматических разрядов этого класса [1], выстраиваемой с точки зрения ступени абстракции. Согласно такому подходу, вся лексическая система в целом организована по уровням таким образом, что чем выше уровень, тем более абстрактное значение имеют слова, входящие в него (модель родовидовых взаимоотношений лексических единиц). Соответственно на самом высоком уровне находятся слова, обозначающие максимально обобщенные понятия, т.е. такие, которые мы традиционно называем абстрактными. На самом низком уровне лексической иерархии находятся слова, которые характеризуются самой узкой сферой употребления и обозначают конкретные понятия. Таким образом, в системе субстантива выявляются два типа полюсных единиц: абстрактные и конкретные. При этом каждая лексическая единица занимает определенное положение по шкале конкретности-абстрактности как в системе всего класса субстантивов, так и в пределах каждого типа имен.
В соответствии с предложенной выше концепцией, с точки зрения обозначаемых понятий, абстрактное имя (АИ) в системе субстантива противопоставлено имени конкретному (КИ). Однако в рамках традиционного базового деления субстан-тивов на конкретные и абстрактные мы сталкиваемся с некоторым затруднением, поскольку во многих авторитетных русскоязычных лингвистических работах (см. обзор в [1, с. 41-56]) в качестве дублета термина «абстрактный» часто используется термин «отвлеченный». Имеются ли достаточные основания для использования подобной терминологической синонимии, или в настоящее время возникла необходимость для введения в научный обиход практики разграничения абстрактных и отвлеченных имен?
Начнем обсуждение терминов АИ, КИ и отвлеченное имя (ОИ) с выявления сущности базовой философской и лингвистической антиномии «аб-страктное-конкретное».
История философско-логической расшифровки сущности понятий «абстрактное» и «конкретное» насчитывает несколько столетий, в течение которых философы, опираясь на этимологическое значение словоупотреблений «конкретный» и «абстрактный», вкладывали в них тот смысл, который отображал позицию отстаиваемой ими философской концепции. В латинском языке «конкретное» означало попросту смешанное, сращенное, составленное, сложенное, а «абстрактное» - изъятое, вынутое, извлеченное (или отвлеченное), отрешенное [15, с. 384]. Подобное этимологическое видение и нашло свое выражение в определениях средневековой схоластики, которая называла абстрактными все имена-понятия (имя не отличалось от понятия), обозначающие свойства и отношения вещей, а конкретными - названия этих вещей. Таким образом, непосредственный смысл термина «конкретный» подразумевал единичные, чувственно воспринимаемые вещи и наглядные их образы, а «абстрактный» - общие формы этих вещей, одинаково повторяющиеся их свойства и закономерные отношения этих вещей, выражаемые в терминах, именах и числах [15, с. 385]. В дальнейшем философско-теоретическое осмысление содержания этих категорий варьировалось, репрезентируя идеи таких господствующих философских концепций, как реализм, номинализм, субъективный идеализм, материализм и диалектический материализм.
В настоящей статье в основу разграничения понятий «абстрактный» и «конкретный» положен принцип диалектической логики о соотношении абстрактного и конкретного в понятии. Согласно ему мысль и язык являются формами выражения действительной жизни, предметного бытия людей и вещей, «проявления действительной жизни» [15, с. 406]. Язык есть непосредственная действительность мысли, которая в определениях понятий словесно фиксирует определения действительности. Действительность при этом понимается не просто как море «единичных вещей», а как организованная в себе конкретность, т.е. закономерно расчлененная система отношений человека к человеку и человека к вещи. В практическо-научном исследовании этой конкретной действительности вырабатываются «абстрактные» определения понятий, выражающих структуру и организацию действительности. Подобные абстрактные определения выражают действительно (объективно) выделяющиеся в составе конкретной действительности ее дискретные моменты [15, с. 402-413]. «Каждое понятие абстрактно в том смысле, что фиксирует далеко не всю полноту конкретной действительности, а только один из ее частных моментов. Но каждое понятие конкретно, так как фиксирует не формально-общие «признаки» разнородных фактов, а точно
выражает конкретную определенность того факта, к которому оно относится, его особенность, благодаря которой он играет в совокупном составе действительности именно такую, а не какую-нибудь иную функцию и роль и имеет именно такое «значение», а не иное» [15, с. 412].
Соответственно понятие есть «конкретная абстракция» (термин Э.В. Ильенкова), так как в нем находит выражение чувственно и эмпирически констатируемый факт со стороны такого его свойства, которое ему специфически принадлежит как элементу данной конкретной системы взаимодействующих вещей, а не просто как «абстрактной» вещи, неизвестно к какой конкретной сфере действительности относящейся.
Опираясь на данную позицию, можно утверждать, что любое понятие содержит в себе и конкретную, и абстрактную характеристику, поэтому любое слово языка как единицу языковой системы, служащую для обозначения понятия, представления или какого-либо предмета [3, с. 418], нужно рассматривать как диалектическое единство абстрактного и конкретного. Следовательно, любая лексическая единица есть своего рода абстрактная единица в том смысле, что она возникла благодаря способности нашего мышления к абстрагированию. Однако с точки зрения типа абстракции, активизированного при формировании понятия, выраженного словом, степени абстрагирования и типа обобщаемых объектов мы можем выделить в системе субстантива, с одной стороны, конкретные, а с другой - абстрактные имена. При этом каждый из данных типов имен также обнаруживает стремление к уровневой организации входящих в него единиц по шкале конкретности-абстрактности. Именно наблюдения за неоднородностью типа АИ позволили Л.О. Чернейко высказать точку зрения о необходимости выделять отдельный класс имен - отвлеченные имена - как продукт особого вида мыслительной деятельности или особого вида абстракции [1].
Связывая концепцию иерархической организации лексики с положением о различных типах абстракции, Л. О. Чернейко обосновала авторское понимание АИ как результата высшей ментальной деятельности человека, т.е. индуктивно-дедуктивной [1, с. 67]. По мнению автора, АИ обобщает такие стороны материальной действительности, которые хотя и присущи ей, в самой действительности, кроме мысли, ничем не объединены. АИ обозначает такой феномен, информацию о котором не передает ни одно из ощущений в отдельности, ни все они в совокупности, поскольку постичь сущность обозначаемого явления эмпирически невозможно. Понятие, стоящее за АИ, всегда формируется только на основе понимания и представляет собой «идею смешанных модусов». Основная осо-
бенность АИ проявляется в том, что содержание его понятия характеризуется обязательным наличием приращенных смыслов различной природы, не позволяющим представить семантику АИ как арифметическую сумму простых идей [1, с. 67-80].
В противоположность АИ у основания лексической иерархии находится КИ, которое можно охарактеризовать как единицу, обозначающую такое понятие, которое формируется на основе обоб-щающе-различающего типа абстрагирования. КИ возникает как результат обобщения предметов материальной действительности. Имя конкретного понятия обладает наглядностью в виде чувственного образа вещи, обусловленного общностью внешней формы предметов одного класса, способных быть воспринятыми органами чувств человека. Иными словами, имя конкретного понятия обозначает нечто такое, информация о чем передается всеми ощущениями одновременно либо взятыми по отдельности, и в этом проявляется непосредственное соотношение КИ с материальным миром. Чем больше органов чувств активизируется у человека при осмыслении реально существующих, эмпирически постигаемых объектов материального мира, тем более конкретными они для человека являются, так как ближе всего к нему проксемически расположены. Таким образом, учитывая степень абстрактности самих органов чувств, внутри самого разряда КИ можно также провести структурирование благодаря различной степени абстрактности КИ [1, с. 68-108].
Имя отвлеченное (ОИ) занимает промежуточное положение между АИ и КИ. Как и АИ, имя отвлеченного понятия является обозначением таких реалий, которые относятся к области понимаемого, а не эмпирически воспринимаемого. Однако, как и КИ, ОИ еще сохраняет свою связь, хотя и опосредованно, с материальной действительностью через производящую основу (глагол и прилагательное). При этом наглядность ОИ достигается соотнесением какого-либо свойства или действия с объектом, который воспринимается как стандартный референт: например, белизна снега, а не бумаги. В ОИ мы имеем дело с отвлечением, т.е. с освобождением свойства от его носителя, а действия - от его исполнителя с последующим категориальным оформлением этого свойства/действия в виде субстанти-ва. Таким образом, одним из отличительных свойств ОИ является его производность от глагола или прилагательного. «Отвлеченные субстантивы - это отадъективные и отглагольные собственно синтак-
сические дериваты, сохраняющие семантику производящих. Их было бы логичнее рассматривать как формы соответствующих производящих, а не как самостоятельные слова. Но тогда не логично называть их «отвлеченными», признавая их самостоятельность» [1, с. 64]. Особенность ОИ заключается, прежде всего, в характере отражаемой этим именем реальности, ср. лганье и ложь, прегрешенье и грех, пение и песня, играние и игра, борение и борьба. Как следует из приведенных примеров, если в ОИ происходит отвлечение действия или свойства, то в АИ наблюдается их овеществление [1, с. 59-67].
Таким образом, в сфере имен существительных, которые мы традиционно определяем как абстрактные/отвлеченные, обнаруживается разнотипность образований в нее включенных, которая, по мнению Л.О. Чернейко, позволяет провести среди них «демаркационную линию».
Вполне соглашаясь с мнением о неоднородности и разнотипности класса имен, обозначающих мыслительные конструкты, при исследовании морфологических особенностей имен существительных с абстрактным/отвлеченным значением мы не будем целенаправленно проводить разграничения АИ и ОИ, поскольку оба типа отражают совокупность сходных явлений материальной действительности - умопостигаемые феномены - и могут рассматриваться как один класс. При анализе лексических единиц с абстрактной/отвлеченной семантикой мы будем учитывать отличительные характеристики АИ и ОИ (по определениям Л. О. Чернейко) только в смысле отражения в последних различной степени абстракции.
В связи с вышеизложенными замечаниями абстрактными/отвлеченными именами следует считать такие лексические единицы, которые служат обозначениями понятий, относящихся только к области понимаемого, умопостигаемого и не обладающих чувственными образами. К подобным лексемам можно отнести обозначения качеств, свойств, признаков, способностей, состояний, действий, процессов, отношений, характеризующих жизнь и деятельность человека и животного, неодушевленные объекты, а также обозначения результатов деятельности. В подобной трактовке абстрактные/отвлеченные имена не включают обозначения вымышленных персонажей народного литературного творчества, мифологических и религиозных существ, а также термины различных метаязыковых систем.
Литература
1. Чернейко Л.О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени. М., 1997.
2. Кривоносов А.Т. Система классов слов как отражение структуры языкового сознания. М. - Нью-Йорк, 2001.
3. Философский энциклопедический словарь. М., 2003.
4. Будагов Р.А. Очерки по языкознанию. М., 1953.
5. Панфилов В.З. Взаимоотношение языка и мышления. М., 1971.
6. Кацнельсон С.Д. Общее и типологическое языкознание. Л., 1986.
7. Горский Д.П. Вопросы абстракции и образования понятий. М., 1961.
8. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., 1975.
9. Юрина Е.А. Комплексное исследование образной лексики русского языка // Вестник ТГУ. Бюллетень оперативной информации. 2004.
№ 38, ноябрь. Томск.
10. Успенский В.А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. М., 1979. Вып. 11.
11. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М., 2000.
12. Schmidt H.J. English Abstract Nouns as Conceptual Shells. From Corpus to Cognition. Berlin - New York, 2000.
13. Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991.
14. Milewski T. Introduction to the Study of Language. Mouton, the Hague, Paris. PWN - Polish Scientific Publishers, Warszawa, 1973.
15. Ильенков Э.В. Понимание абстрактного и конкретного в диалектике и формальной логике // Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. М., 1997.
О.А. Осипова
ОСНОВЫ ДЛЯ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ДРЕВНИХ ИНДОЕВРОПЕЙСКИХ ИМЕННЫХ СКЛОНЕНИЙ
Томский государственный педагогический университет
Одна из особенностей древних индоевропейских склонений существительных состоит в том, что они подразделялись на склонения имен с основой на гласные и с основой на согласные. Оба класса имели свои формальные признаки. Существует также мнение, что само именное склонение зародилось у имен активного, одушевленного класса [1, с. 92 и др.], а во временном отношении склонение существительных на гласные основы возникло позже [2, с. 22-23; 3, с. 227-228; 4, с. 79, 353]. Указывается также, что в германских п-основах первоначально род не дифференцировался (5, с. 148). Следовательно, имени были свойственны другие категории. Последнее подтверждается типологическими сравнениями с языками активной типологии, в которых имя подразделяется на класс одушевленный и неодушевленный, или активный и инактивный, и также отмечается, что само склонение первоначально появилось у имен активного класса [6 , с. 61, 132, 281]. По мнению Г.А. Климова, языки активного класса, к каковым в глубокой древности принадлежали и индоевропейские языки, обладали весьма бедной системой склонения [ІЬ., с. 131]. Есть все основания предполагать, что делению индоевропейских (и.-е.) существительных по родам предшествовала двухклассная система, т.е. противопоставление одушевленных,
активных имен, обладающих склонением, именам инактивного класса. Поскольку консонантное склонение появилось раньше, то возможно, что и консонантные основообразующие форманты были задействованы и как маркеры одушевленности/активности (последнее мы уже пытались обосновать на примере анализа древнегерманских существительных консонантных склонений) в [7, с. 19-68; 8, с. 37-49]. Мы исходим из того, что категория одушевленности/ неодушевленности характеризуется не только общностью значений, но и формальными признаками. Поэтому мы придерживаемся определения лингвистической категории, данного в словаре О.С. Ахма-новой. Под лингвистической категорией подразумеваются... «общие свойства различных классов и разрядов языковых единиц, конституирующих эти классы и получающих разнообразное языковое выражение» [9, с. 190].
На сохранение реликтов глубокой древности в именной словоизменительной системе, в особенности аномальных построений именных парадигм, указывает М.М. Гухман в своей работе «Историческая типология и проблема диахронических констант» [10, с. 199, 205, 207].
Группировка существительных в «одушевленные» и «неодушевленные» классы была свойствен-
