CC BY
53
И. Н. Протасенко
ФИЛОСОФСКИЕ КОНЦЕПТЫ ПЕРСОНАЛЬНОСТИ В АНАЛИТИКЕ БОНАПАРТИЗМА
Персональность — понятие, обозначающее целый спектр характеристик человека, проявлений его личностных качеств. Имеет смысл рассматривать персональность не как единичное понятие, а как некое общее поле значений, как область пересечения культурных практик и их дискурсивной артикуляции в языке социальной философии, политики, права, науки, религии и искусства. Специалисты полагают, что именно благодаря такой фокусировке сами эти практики приобретают стабильную структуру и концептуальное оформление.
Актуальность философской концептуализации персональности в сюжете бонапартизма связана с процессами социально-политической трансформации в России и мире в целом.
Цель статьи — рассмотреть ключевые смыслы персональности в контексте бонапартизма. Бонапартизм как социальное явление в высшей степени показателен в анализе семантики персональности. Это и момент случайности в социальном движении, и онтология воли в политическом контексте, и проблема социальной субъектности, идея харизмы и харизматического лидерства. Прояснение и теоретическая экспликация этих базовых категорий языка оказываются значимыми формами самоописания и самоистолкования современных обществ.
Методология аналитики бонапартизма в контексте парадигмы персональности позволяет двигаться от анализа субъективности индивидуального человека к субъекту (индивидуальному, ассоциированному или надындивидуальному, особенно в политическом контексте), к прояснению понятия субъектность, а от субъектности через осмысление понятий персонификация и персонализация — к пониманию бонапартизма в аспекте власти как единству персонификации и персонализации.
Нам представляется продуктивным анализ факторов, возникающих в ситуации системного кризиса: факторов, разрушающих или негативно влияющих на субъективность индивида, запускающих процессы деперсонализации; факторов, разрушающих гражданскую и политическую субъектность, — иными словами, порождающих бес-субъектность, а также надперсональную субъектность в харизме политического лидера. Сложность данной темы заключается в неопределенности толкования ключевого понятия «субъектность».
Современные трактовки социальной реальности исходят из двойственного понимания ее характера: человек в ней предстает и как создатель, и как создание этой реальности. Важно учитывать, что становление личности, социального субъекта тесно связано как с процессом социализации, так и с развитием его субъективности, а качество того и другого определяет в конечном счете политическую субъектность — фактор весьма немаловажный в вопросе будущего страны и народа.
В условиях системного кризиса, разрушения базовых ценностей, привычных условий жизнедеятельности с неизбежностью происходит сбой не только в процессах со-
© И. Н. Протасенко, 2011
циализации под угрозой оказывается субъективность человека, но также подвергается уничтожению такое системное качество, как субъектность.
Субъективность — это личностное содержание человека, система его базовых ценностей. Субъектность — это манифестация субъективности, системное свойство субъекта. Поведенчески субъектность означает готовность и способность к поступку.
Персональность раскрывается как персонификация активности [1, c. 187] и предстает как субъектность. Субъектность на уровне отдельного человека связана с социальной ролью, социальным предназначением. В идеале они гармонично сочетаются. Однако нередко случается, что проявление субъектности оказывается нелегким делом. Соблазн казаться, а не быть — то, что Э. Фромм определил как феномен бегства от свободы — как раз свидетельствует о недостаточности субъектности, ее недоразвитости. Трудноуловимость, неопределенность субъектности заключается в норме ее наличия, и мы всегда остро переживаем ощущение ее отсутствия. Субъектность — это системное качество личности, и именно в силу нетривиальности субъекта как компонента социальной реальности она весьма многолика и разнообразна в своих манифестациях. Однако можно с уверенностью сказать, что это всегда верхняя граница качества возможного личностного проявления. Норма субъектности — это существование личности в максимальном выражении своих возможностей. Именно недостаток тонуса и нереализованность этой предельности, а иногда и запредельно-сти субъектного проявления нередко или даже почти всегда свидетельствуют о недостатке этого системного качества. Субъектность проявляется парадоксально: с одной стороны, легко, «а как же иначе?», с другой — всегда на усилии, на самопреодолении соблазна легкого пути.
Субъект политического контекста — это тот, кто имеет отношение к власти, к принятию решений, кто несет ответственность за эти решения. Именно политическая сторона схватки вокруг понятия субъекта вскрывает ее подлинный смысл. Человек становится субъектом, когда решает быть для самого себя основанием того, что называется действием. Специалисты отмечают возросший уровень сложности символического оснащения социальных действий [2, с. 7], под которым понимаются знания, нормы, ценности, смысловые полагания и конструкции, формирующие, направляющие и ориентирующие действия. Вместе с тем я бы подчеркнула скорее динамический характер уровня сложности символического оснащения социальных действий. Динамику мы понимаем как изменения в сторону усложнения или упрощения (деградации, разрушения, подрыва, опошления и изъятия). Главный пульс современной социальной динамики — процесс смыслообразования, целеполагания и целедостижения, реализующийся на разных уровнях субъектной организации социума, границами которого выступают надындивидуальная целостность (общность) и феноменальный уровень (самость), определенный ментальным опытом и самосознанием.
В современном системном кризисе происходит разрушение государственной субъектности; в личностном развитии заметен акцент на Эго, индивидуализм и права человека; широко распространяются этика, язык и дух корпоративности. Именно в момент кризиса, в ситуации нестабильности и экстремального выживания индивида подвергаются разрушению мировоззренческие основания, происходит подмена базовых ценностей. Системный регресс и деградация губительным образом сказываются на субъектности и части, и целого. Политическая субъектность проявляется в борьбе за власть, за влияние на принятие решений. Факторы, разрушающие субъектность,
работают на углубление кризиса, порождая ситуацию политической (на уровне государства) и гражданской (на уровне индивидуального человека) бессубъектности.
Человек вынужден заново социализироваться в корпоративное мироустройство. Корпоративная субъектность подменяет индивидуальную.
На уровне субъекта имеет смысл говорить, с одной стороны, о субъектности как внешнем выражении его субъективности, с другой — о проблеме усвоения моделей подчинения. Например, М. Фуко, говоря о субъекте, различает два понимания субъекта: субъект, связанный со своей идентичностью, и субъект как подданный, подчиненный другому через контроль и зависимость. Если в ХК в. на первом плане была борьба с эксплуатацией, то сегодня преобладает борьба против порабощения, т. е. против подчинения субъективности [3, с. 168]. Каналы современного подчинения субъективности охватывают разные стороны жизни современного человека: сексуальность, мода и антимода, религиозные верования, здоровье, красота, идеология успеха, воспитание и образование.
Субъективность, скроенную по заданным лекалам, Фуко называет подчинением. Как точно заметил американский исследователь, «мы можем сказать, что власть является способностью влиять на людей согласно некоторому проекту» [4, p. 57]. Индивидуальная субъектность становится иллюзорной, квазисубъектностью. Избиратель выбирает, но не решает. Индивидуальная свобода предстает как освобождение от принятия решений.
Современная глобализация атакует субъектность государства. Эта атака осуществляется транснациональными корпорациями, обретающими собственную субъект-ность. Средством давления становятся экономические инвестиции.
Понятие «бонапартизм» онтологически и гносеологически связано с понятием «власть», оно обозначает режим единоличного правления на основе народного волеизъявления, персонифицированную диктатуру.
Персонификация власти — это совпадение образа власти, чаяний масс и личного предназначения лидера, это концентрация социального в единичном. Персонификация власти — явление довольно раннее, имеющее свою историю. Первоначально, в ранних обществах, человек осознавал себя скорее подвластным — богам, стихии, Року, Судьбе, Единому Богу и т. д., нежели властителем. Смысл персонификации связан с воплощением, уподоблением, отождествлением, представлением, замещением, формированием образа властителя. Между тем развитие общества, процесс эмансипации человека, постижение мира и самого себя — все это требовало усложнения организационно-властного начала в социуме, с одной стороны, с другой — этот процесс с неизбежностью сопровождался десакрализацией власти. Например, О. Кромвель, по мысли М. А. Барга, стал исторической фигурой именно в силу того, что он конфессионально был гораздо последовательнее и радикальнее ординарного пуританина, а политически мыслил гораздо шире ординарного лендлорда, т. е. во имя интересов тех и других он был способен моментами подниматься на высоту интересов общенародных, общенациональных [5, с. 160].
Понятия «персонификация» и «персонализация» отличны друг от друга и в то же время определенным образом связаны. Смысл персонализации, как нам представляется, раскрывается через процесс индивидуализации личности, развитие ее личностных особенностей, обретение самостоятельности и свободы, сопряженной с ответственностью, и вместе с тем постепенное дистанцирование индивида от проблем общества.
Сложность персонификации заключается в том, что понимание персонификации происходит в разных смысловых контекстах, относящихся к разным культурным срезам общества, к разным поколениям, сословиям. Персонифицировать в том или ином образе можно власть, государство, институт или должность, «ум, честь и совесть», «наше всё». Объектом персонификации могут быть традиция, страх, стихии, надежды и желания. В персонифицированном образе может быть выражено и воплощено богатство социального разнообразия. Персонифицированный образ обобщает и олицетворяет и в то же время вознесен «над» — своего рода выделенность из «мы-бытия». Это всегда обобщенный образ. В персонализации ответственность, успех, победы, ошибки обретают свое лицо, своего конкретного носителя, индивидуального субъекта. Персонификация — это воплощение, обобщение единичного в общем, а персонализация — это тенденция индивидуализации, направленная к единичному.
Высказывания «Государство — это Я» (Людовик XIV), «Хозяин земли Русской» (Николай II) могут быть интерпретированы не как гипертрофия личностного Эго, а как формула власти эпохи расцвета феодализма, как яркое выражение персонифицированной субъектности государства. Смерть монарха означает возможность создания опасной ситуации бессубъектности. Именно непрерывность субъектности власти выражена в высказывании: «Король умер! Да здравствует король!» Смена властителя (будь то монарх или генеральный секретарь) — всегда важный, опасный, определяющий момент в жизни страны и народа.
Если сравнивать бонапартизм и монархию, то бонапарт нередко превосходит монарха в объеме властных полномочий. Монархия гарантирована с точки зрения своей институциональной легитимации. Что же до бонапарта, то здесь власть вновь приобретает личностный характер, поскольку многое определяется персональным потенциалом лидера, его умением повести за собой.
Несомненно, бонапартизм как режим авторитарной власти — проявление архаизации (откат революции). Вместе с тем общество закономерно обращается к такого рода архаизации как механизму мобилизации своих ресурсов. Этот процесс сопряжен с ограничением индивидуальной субъектности и усилением надындивидуальной субъектности. Бонапартизм является преодолением бессубъектности, он запускает процессы ресоциализации, реструктурирует социум, восстанавливает разрушенную или утраченную в результате социального катаклизма субъектность общества как социального целого и индивида как части этого целого.
Литература
1. Пигров К. С. Социальная философия. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005.
2. Кимелев Ю. А. «Субъект» и «субъективность» в современной западной социальной философии: научно-аналитический обзор / РАН ИНИОН. Центр гуманит. научно-информ. исслед. отд. философии. М., 2006.
3. Фуко М. Субъект и власть // Фуко М. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью / пер. с франц. Б. М. Скуратова; под общ. ред. В. П. Большакова. М.: Праксис, 2006. Ч. 3.
4. Thiele L. P. Thinking Politics: Perspectives in Ancient, Modern, and Postmodern Political Theory. University of Florida (New Jersey): Chatham House Publishers, Inc., 1997.
5. Барг М. А. Великая английская революция в портретах ее деятелей. М.: Мысль, 1991.
Статья поступила в редакцию 16 июня 2011 г.
