CC BY
31
КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ - НЕТ! ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ - ДА!
СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ: ИДЕОЛОГИЯ, ПОЛИТИКА, КУЛЬТУРА И РЕЛИГИЯ
Л. Скворцов,
доктор философских наук, профессор, руководитель Центра гуманитарных научно-информационных исследований (ИНИОН РАН) ФИЛОСОФСКАЯ ИСТИНА: ИСТОРИКО-КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ (Часть 1)
Предисловие
Постановка вопроса о философской истине может показаться странной, поскольку истина считается явлением универсальным, спецификация которого может считаться заблуждением.
Однако рассмотрение форм восприятия истины показывает, что истина обычно относится к познанию реального объекта, будь то минерал, растение, животное или человек. Философская же истина относится к адекватному постижению сущего, т.е. всего как целого.
Возникает вопрос, как нашему восприятию дано всё как целое в качестве предмета познания? Соответственно, мы можем говорить о философской истине, если отвечаем на этот вопрос. Если всё не дано как целое, то сама постановка проблемы философской истины становится беспредметной.
Всё как целое дано нашему восприятию специфическим образом - через посредство философских концепций, возникающих исторически.
Перед интеллектуальным взором разворачивается панорама философских концепций, претендующих на истину. Но оказывается, что это движение истин означает их взаимное «преодоление», поскольку их различия относятся к одному и тому же явлению -первоначалу сущего. И эта ситуация повторяется из века в век. Поэтому говорят, что в философии нет прогресса, однако это значит,
что в ней нет и регресса. Как это следует понимать, если в философском постижении истины существует «умирание» одних концепций и «рождение» других?
Это можно толковать как преодоление ограниченностей восприятия истины конкретными философами, их индивидуальными свойствами, а не свойством философской истины как таковой. Это напоминает восприятие известного тезиса, что «Бог умер». Настоящий философ трактует этот тезис так, что умер тот Бог, с которым сами люди желали обделывать свои личные дела. Бог здесь умер потому, что сами люди убили его.
Философия в своем движении в поле истины предстает как особый мир, образующий сферу сущего внутри сущего в его целостности. В этой сфере исторически возникает процесс рождения критерия философской истины, находящей свое однозначное подтверждение.
Постижение философской истины радикально видоизменяет естественную установку поведения человека как живого существа. Как живое существо человек тождествен любому другому живому существу. Гусеница, например, это живое существо, живущее на дереве и поглощающее его листву. Это - истина ее бытия как пути жизни.
Через посредство философской истины человек познаёт, что он - не гусеница и тип его поведения, чтобы стать на путь истины, должен следовать истине цивилизационного пути.
Как происходит овладение движением самосознания в направлении к истине пути? На этот вопрос и находит ответ философская истина.
1. Противоречия - блага жизни
Осознание человеком философской истины обусловлено личными злоключениями, подталкивающими к выводу о полной бессмысленности земного бытия. Если земная жизнь приносит человеку одни разочарования и различные неприятности, то отсюда следует логический вывод о необходимости найти пути прекращения злоключений, а стало быть, и самой жизни.
Если такой вывод обретает массовый характер, то под угрозой исчезновения оказывается всё общество. Здесь обнаруживается общий цивилизационный смысл индивидуального бытия. В наличии позитивного смысла индивидуального бытия заключается судьба цивилизации.
Как оказывается, цивилизация - это открытие смысла, который становится привлекательным и принудительным для рожденных в пространстве данной цивилизации. Если цивилизация не открывает, не изобретает, не утверждает смысла, то она обречена. Над цивилизацией нависает духовный дамоклов меч, постоянная угроза внутреннего саморазрушения. Чтобы нейтрализовать эту угрозу, избежать ее, нужна философская тирания, обнаружение истины позитивного смысла.
Но что значит обнаружение? Это - способность увидеть то, что есть на самом деле, или это построение истины бытия, которое заключает в себе безусловный смысл?
Этот тот фундаментальный вопрос, на который цивилизация ищет свой ответ.
Эта проблема возникает и осознается тогда, когда доминирующим мотивом поведения становится свободный выбор. Это -реальность и признак развитой цивилизации.
В этой реальности масса индивидов получает возможность действовать не только под влиянием общих причин, таких как совместное добывание пищи, совместное обеспечение безопасности, предотвращения различных внешних природных и иных угроз, но и учет собственных мотивов, желаний, стремлений их удовлетворить независимо от желаний и интересов других индивидов. Возникает «трещина» в системе межличностных отношений, которая в тенденции превращается в пропасть, поглощающую целиком всю цивилизацию.
Философ, увидевший это, осуждает индивидуальное свободное поведение и превращается во врага своих сограждан со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Философ считает истинно нравственным тип поведения, который служит общему благу. Индивиды, т.е. каждый в отдельности, отдают приоритет собственным желаниям, реализация которых и есть благо. Таким образом, сталкиваются два смысла блага в качестве пути реализации истины бытия. От правильного определения общего критерия истины пути зависит судьба цивилизации - ее самосохранение или самодеструкция.
Исторически возникают ситуации, в которых наблюдается нарастающая волна нравственной самодеструкции. Массы людей проявляют склонность к безнравственному поведению, считая его «нормальным».
Когда такой тип поведения получает осуждение со стороны философа, отчетливо видящего его катастрофические последствия,
то такое осуждение становится основанием для осуждения самого философа и даже его изгнания.
Характерно в этом отношении известное письмо Гераклита Эфесского Гермодору.
«Я слышал, - пишет Гераклит, - что эфесцы собираются утвердить направленный против меня закон... Они хотят, чтобы по этому закону всякий, кто не смеется и ненавидит людей, до захода солнца был изгнан из города. Но ведь есть только один человек, Гермодор, который не смеется. Этот человек - Гераклит. Значит, это меня изгоняют.
А я хочу быть и являюсь законом для других... вы отправляетесь в суд, словно на войну, держа язык наизготове, как оружие. Вы направляетесь туда, награбив предварительно денег, изнасиловав женщин, отравив друзей, совершив святотатство, на-занимавшись вдосталь сводничеством, запятнав себя множеством преступлений...
Разве я могу смеяться, видя как жена отравителя держит в объятиях ребенка, как у детей отнимают их состояние, как муж лишается его в браке, как насилуют ночью девушку, как гетера, еще не ставшая женщиной, отдается мужчине, как бесстыдный мальчишка, один, становится любовником всего города... И сама добродетель наполнит мои глаза слезами, если ей предпочтут порок...
Вы выстраиваете друг против друга фаланги и жаждете, чтобы человек убил человека, наказывая как дезертиров тех, кто не запятнал себя убийством, и превознося того, кто больше всего пролил крови»1.
Кто здесь прав - эфесцы, которые изгоняют философа за то, что он ненавидит порочных людей, или философ, бескомпромиссно утверждающий высокую нравственную позицию в качестве критерия истинного поведения и общего закона? Гераклит настолько тверд в своей философской истине, что даже на просьбу царя Дария приехать к нему во дворец для приобщения к учению Гераклита и эллинскому образованию отвечал, что сколько ни есть людей на земле, истины и справедливости они чуждаются. Поэтому и не приеду я в персидскую землю2. Что же определяет твердость и последовательность духовной позиции Гераклита?
1 См.: VII письмо Гераклита Гермодору. Антология кинизма. - М.: Изд. «Наука», 1984. - С. 266-268.
2 См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М.: Изд. «Мысль». 1979. - С. 362-363.
Это - знание философской истины, как истины цивилизационной, и уверенность в том, что масса людей нарушает эту истину. Но масса людей противостоит философу в своей уверенности обладания истиной жизни. Философа изгоняют из города. Но философ виновен, поскольку он ненавидит людей. Разве он не заслуживает изгнания? Но ведь можно считать, что он ненавидит не самих людей, а их пороки, и хочет спасения людей. Исправление людей -это их спасение. Но каким образом происходит исправление людей, если им нравится то, что они делают?
Это и есть вечная проблема цивилизации. Казалось бы, эта проблема снимается самой эволюцией цивилизации. Культура, как основание соблюдения гуманных правил жизни, в соответствии с этим представлением проникает в массовое сознание, так что те формы негативного поведения, о которых писал Гераклит в своем письме Гермодору, должны отмирать естественным образом.
Но этого не происходит. Исторический опыт показывает, что игнорирование цивилизационной истины обретает всё более жестокие формы, которые становятся даже недоступными абстрактному мышлению философа. Их пытается описывать свободное воображение художника, которое подчас попадает в цель. В качестве иллюстрации можно взять произведение Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин»1, в котором дается описание мотивов и форм типичного поведения молодежной компании, состоящей из четырех героев - Алекса, Пита, Джерджика и Тёмы. Их карманы «ломились» от «бабок» и они могли жить как «нормальные люди». Но, как оказывается, «деньги - это еще не всё»2.
Члены компании получали наслаждение от того, чтобы сделать так называемый «толчок» и смотреть после него, как какой-нибудь «старый ханыга» плавает в луже крови, подсчитывать добычу и делить ее на четверых.
Решив ограбить лавку, молодые герои вначале разделались с хозяином, а затем главный герой принялся за его жену, которая укусила его за ладонь. Алекс решил выдать ей «толчок» гирей от весов, а потом ломиком. Герои взяли кассу и с несколькими блоками лучших сигар «свалили».
Герои получают наслаждение не столько от конечного результата, сколько от самого «процесса», в котором они чувствуют
1 См.: Anthony Burgess. A Clockwork orange. Русский перевод Бёрджесса Энтони. Заводной апельсин. - М. ACT, 2014.
2 Ibid. - P. 4.
себя «хозяевами жизни», свободными героями, диктующими самим себе формы поведения. Эта жизненная позиция представляется им соответствующей их внутренним интенциям. Такое поведение воспринимается ими как «истинное». Жители античного города, родины Гераклита, судя по его письму Гермодору, мыслили и чувствовали сходным образом. Возникает вопрос, как античные мыслители определяли путь возможного постижения подлинной истины: как ответа на загадки деструктивного цивилизационного поведения? Ответ на этот вопрос сегодня обретает специфическую актуальность.
Современная цивилизация следовала сложившемуся тренду, в соответствии с которым лишь либеральный взгляд, создающий условия свободы в ее многообразных проявлениях, соответствует решению задачи рождения той индивидуальной самости, которая и определяет духовную и нравственную атмосферу как настоящего, так и будущего. Отклоняющуюся от этого тренда индивидуальность можно «переформатизировать», т.е. переделать.
Реализация в реальной политике этой глобальной установки породила невиданную волну насилия и открытой агрессии.
Парадокс ситуации заключается в том, что масштабы насилия и разрушения нарастают с ростом технического могущества и материального богатства общества. Складывается впечатление, что величие нации определяется масштабом деструкции, сопровождающей ее самоутверждение.
В личностной ситуации Алекса наблюдаются эти тенденции.
У Алекса нормальная обстановка в семье, хорошие, любящие родители. Если считать, что и с мозгами у него всё в порядке, то тогда получается, что в него вселился бес1. Этот «бес» есть не что иное, как форма насильственного самоутверждения посредственности над реальным талантом. И это - интенция «серого» большинства, не следующего моральным принципам.
В действительности, это - проблема самоопределения. Герои «Заводного апельсина» испытывают кайф от того, что они могут доминировать над писателем, смеяться над ним, рвать страницы его произведения, разбрасывая обрывки по полу. Иными словами, это реализация личного «величия» как преодоления своей «пустоты». Внутренняя пустота преодолевается путем самоутверждения личной исключительности, возможности судить и казнить всех и
1 См.: Anthony Burgess. A Clockwork orange. Русский перевод Бёрджесса Энтони. Заводной апельсин. - М.: ACT, 2014. - С. 52.
вся. Это порождает в качестве «истины бытия» самоощущение собственного величия, возвышения над всеми.
Это - своеобразная парадигма не только межличностных, но и межэтнических, межнациональных, межгосударственных отношений, оказавшая свое воздействие на события мировой истории.
Достаточно обратиться к формам и мотивам поведения отрядов СС в годы Второй мировой войны, поведению современных радикальных исламистов, отрезающих головы журналистам, или украинских нацистов, чтобы понять, что современное общество сталкивается с некими когнитивными константами, которые некоторыми политиками подчас воспринимаются как формы «нормального» поведения. Например, в годы Второй мировой войны были осуществлены массированные бомбардировки Дрездена, культурного центра, не имевшего сколько-нибудь значительного военного значения. Тот же вопрос возникает и при объяснении атомных бомбардировок японских городов Хиросимы и Нагасаки. Это была демонстрация военного величия, своеобразная претензия на исключительность в системе складывающихся международных отношений после Второй мировой войны.
Очевидно, что это - формы утверждения величия субъекта путем создания атмосферы ужаса, духовного шока. При этом предполагается, что сам субъект в силу своей исключительности не может быть подвергнут аналогичному испытанию кем-то другим.
Потребность в такой исключительной позиции порождает потребность в создании механизмов утверждения «истинности» неистинного.
2.«Истинность» неистинного
Феномен «истинности» неистинного имеет давнюю историю. Уже в условиях постоянных дебатов, сопровождавших жизнь афинской демократии, обоснование истинности неистинного приобрело серьезное прикладное значение. Истина начинает сводиться к искусству аргументации.
Субъектом аргументации является индивид, и его победа в дебатах становится доказательством истины его позиции. Таким образом, истина рождается в дискуссии, а победитель становится носителем истины. Значит ли это, что истинным может стать всё, если оно одержало победу в дебатах? Наиболее отчетливо осмысление этой позиции было представлено софистами. Характерно
в этом отношении интеллектуальное творчество Протагора, слушателя Демокрита, получившего прозвище «Мудрость».
Протагор заявил, что о всяком предмете можно сказать двояко, противоположным образом, поскольку человек есть мера всем вещам - существованию существующих и несуществованию несуществующих1. Всё на свете истинно, считает Протагор, в том числе и невозможность знания о богах, их существовании. За такое суждение Протагор был изгнан афинянами из города, а книги его сожгли на площади.
Протагор выделил в публичном выступлении четыре составляющих: пожелание, вопрос, ответ и приказ, назвав их основами речи. Он стал устраивать состязания в споре и придумал разные уловки для тяжущихся2.
Таким образом, общая цивилизационная ситуация определяется софистами как равнозначная: поистине не существует правых и виноватых; все равны, в силу чего всякое осуждение другого является отступлением от истины, утверждением в качестве истины субъективного мнения. Стало быть, любые попытки противостоять абсолютному смыслу самоутверждения индивида с его представлениями об истинных благах жизни, обречены на поражение.
Человек - носитель истины, поскольку он для себя есть константа, находящаяся внутри постоянно изменяющегося эмпирического мира. Эта специфика человека и определяет истинность его самоутверждения, которая подкрепляется искусно построенной аргументацией.
Проблема, с которой столкнулась софистика, заключалась, однако, в том, что и сам человек подвержен постоянным изменениям. Значит, и он не может стать носителем постоянной истины.
Диоген Лаэртский приводит стихотворное высказывание Эпихарма, выражающее сущность этой гносеологической проблемы:
Так всё время, так все время люди изменяются.
А то, что меняется по природе, не застывая ни на миг,
Непременно будет отличаться от неизменного.
Вчера мы — одни, сегодня — другие,
Завтра будем третьими,
Но никогда не одни и те же —
уж таков порядок вещей3.
1 См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Протагор. - М., 1979. - С. 375.
2 Ibid. - P. 376.
3 Ibid. - P. 153.
Если порядок вещей влечет за собой возрастные и духовные трансформации, постоянное изменение эмпирического мира, определяющее превращение данного эмпирического явления в нечто иное, то константные истинные ориентации в действительной жизни становятся невозможными. Человек оказывается погруженным в хаос эмпирических ориентиров, подталкивающих его в различных, а то и в противоположных направлениях.
И этому хаосу субъективных мнений, как казалось, могла противодействовать только вера, которая должна утверждать свой константный абсолютный смысл либо когнитологически, либо с помощью власти.
Афинская демократия противопоставляла поискам философии свою веру в константные свойства богов, влияющих на жизнь человека. Эпихарм в этой связи замечает:
Но ведь боги были вечно, Ни на миг не отсутствуя, Всё всегда таково, как ныне, Одним и тем же держится1.
Постижение истины и означает постижение того, на чем держится мир, того вечного, что ни на миг не отсутствует.
Философ, если он хочет следовать цивилизационным запросам, должен прояснить пути постижения вечного как истинного, противостоящего хаосу субъективных заблуждений. И этот процесс требует очищения от заблуждений и формирования системы воспитания на основе адекватного постижения исходной истины бытия.
Но что такое постижение вечной истины? Чем обусловлена та исходная истина, которая обнажает заблуждения дурной софистики?
Если вера - продукт воображения, то истинное знание может дать философия, которая следует принципам разума. Открытия философии могут стать основанием правильного самоформирования и образа жизни человека, как и построения общества на константных основаниях истинного знания. Но где лежит путь к истинной философии?
1 См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Протагор. - М., 1979. - С. 153.
Путь к истинной философии, как радикальный путь очищения от софистических заблуждений, предложил великий Платон.
В «Софисте» чужеземец из Элеи говорит: «Так пусть же частью искусства различать будет искусство очищать, от искусства очищать пусть будет отделена часть, касающаяся души, от этой части - искусство обучать, от искусства обучать - искусство воспитывать, а обличение пустого суемудрия, представляющее собою часть искусства воспитания, пусть называется теперь в нашем рассуждении не иначе как благородною по своему роду софисти-кою»1. На роль благородной софистики могла претендовать философия Платона. Философия Платона ориентировалась на изменение всей системы воспитания, а это требовало обоснования исходных представлений истинной философии.
Диоген Лаэртский отмечал, что Платон первый выступил с опровержением почти всех философов, ему предшествовавших. Это определялось принципиально новым истолкованием подлинности бытия, с постижением которого он и связывал исходную истину знания. Философ, постигающий подлинность бытия, различает всё по родам, не принимая один и тот же вид за иной; он сумеет выделять одну идею, пронизывающую многое.
Самый главный род - это само бытие, покой и движение. Платон, следуя диалектическому мышлению, показал, что движение есть на самом деле и небытие и бытие. Утверждая, что движение есть иное по отношению к бытию, Платон доказывает, что оно распространяется на всё, превращая данное бытие в небытие. Поэтому всё можно назвать небытием и в то же время существующим, т.е. причастным бытию. Здесь находятся корни дурной софистики, спекулирующей на том, что небытие оказывается существующим, а значит, причастным бытию. Тем самым Платон дал объяснение возникновению заблуждения. Если небытие смешивается с мнением и речью, то мнение и речь становятся ложными, так как высказывать несуществующее - это заблуждение, возникающее в мышлении и речи. Если есть заблуждение, то существует и обман. Когда софист отрицал существование лжи, он ошибался. Истинная речь высказывается о существующем как оно есть. Ложная говорит о несуществующем как существующем.
Этот подход к определению истинного и ложного мог распространяться и на искусство. В изобразительном искусстве один
1 Платон. Сочинения в трех томах. Т. 2. - М.: Изд. «Мысль», 1970. -С. 342-343.
его вид творит реальные образы, а другой - призраки. То, что создается людьми, - это человеческое искусство. Оно также может быть определенным и неопределенным. Коль скоро человеческое искусство является подражающим, то оно либо основано на знании того бытия, которому оно подражает, либо на незнании. Но существует и творческое искусство, которое определяется способностью как причиной возникновения того, чего раньше не было. Здесь не может быть подражания тому, что существовало раньше.
Проблема творческого искусства может анализироваться в контексте объяснения возникновения мироздания. Возникновение мироздания можно считать результатом самопроизвольной причины природы, производящей без участия разума.
Но если допускается, что причина озарена разумом, то тогда можно рассуждать о божественном искусстве. Обычный человек не способен дать окончательный ответ на этот вопрос. Он сталкивается здесь с особым типом знания — знанием ситуации неопределенности.
Умение правильно обращаться с этой ситуацией имеет огромное значение, особенно применительно к нравственной сфере. Как быть со справедливостью и в целом с добродетелью? Если нет твердого знания, что это такое, то как возможно подражание. Подражание, основанное на знании, считается условием научного представления. Но если нет знания, что такое добродетель, то подражатель будет всегда терпеть неудачу.
Такова судьба софиста. Софист принадлежит к подражающим, но не знающим. На поверхности жизни обычно действует масса подражающих, опирающихся на всё многообразие мнений, а не на знание. Они с помощью речей занимаются фокусничеством, запутывающим других в противоречиях, творя не знания, а призраки1. Платон же, определив основания познанной реальности, определил и пути постижения истины.
Утверждение истины обеспечивает духовное здоровье общества. Эту терапевтическую функцию истины и утверждал Платон.
Слаще всего, говорил Платон, слышать истину2. Истина обеспечивает здоровье души. В связи с кончиной Платона появи-
1 Платон. Сочинения в трех томах. Т. 2. - М.: Изд. «Мысль», 1970. -С. 392-397.
2 Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М.: Изд. «Мысль», 1979. - С. 162.
лись такие стихи: «Нам исцеляет тела Асклепий, от Феба рожденный, но для бессмертной души ты лишь целитель, Платон»1.
Проблема состояла лишь в том: может ли масса видеть и слышать философскую истину?
3. Дилемма философского
и научного знания истины мироздания
«Видеть» и «слушать» философскую истину означает способность адекватно определять исходное, т.е. первопричины, которые формируют окружающую действительность. Обычный человек не способен давать ответ на этот вопрос, поскольку он «погружен» в постоянно изменяющуюся эмпирию жизни и вынужден «реагировать» на нее. Вокруг немало суетящихся людей, называющих себя «философами». Однако философскую истину открывает мудрец, который пользуется для этого особой методологией.
Как утверждает Диоген Лаэртский, философия поначалу знала только один род рассуждения - физический; Сократ ввел второй - этический, а Платон третий - диалектический и тем завершил философию. В соответствии с диалектическим родом рассуждения через частное доказывается общее. Например, ответ на вопрос, «бессмертна ли душа», получается из общего положения, что из противоположного рождается противоположное: сон возникает из бодрствования и наоборот, большее из меньшего и наоборот2.
Диалектический род рассуждения позволяет сделать вывод, что в постижении сущности бытия ни слуху, ни зрению философ доверять не может; только в размышлении открывается ему подлинность бытия. Душа философа бежит от тела, стараясь остаться наедине с собою3.
Размышление души наедине с собою открывает константы, которые сохраняют свою истинность на протяжении веков. Эти константы являются средством излечения духовных заболеваний общества. Так было во времена античности, так обстоят дела и сегодня.
1 Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М.: Изд. «Мысль», 1979. - C. 163.
2 Ibid. - P. 166.
3 Платон. Сочинения в трех томах. Т. 2. Федон. - М.: Изд. «Мысль», 1970. -
С. 23.
Гераклит в своем письме Гермодору указывал на наличие общей болезни души у эфесцев. Эта болезнь (считал он) рождает массовые пороки в поведении и образе жизни и ненависть к философу, который говорил правду о душевных свойствах эфесцев. Но как лечить их пороки?
Платон определил философские средства излечения болезни души путем приобщения человека к конечным истинам, позволяющим приобщиться к позитивному смыслу жизни.
Этот рецепт считался идеалистическим. Торжество материализма породило свои методы излечения человека от духовной болезни. Это - «технологии», направленные на исправление «плохих» рефлексов и формирование «хороших». Этот подход считался научным, признающим приоритетное значение эмпирических факторов жизни. Человек с помощью эмпирических факторов поддается внешнему изменению своего поведения. Но как обстоит дело с его внутренним миром? Рефлексы не могут решать духовные проблемы. Игнорирование этих проблем как идеалистических, а стало быть «эфемерных», порождает парадоксальные следствия рефлекторного перевоспитания. Сущность этой проблемы удачно раскрывается в упомянутом выше романе Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин».
Главный герой романа Алекс, пройдя все перипетии рефлекторного перевоспитания и превращения в «хорошего человека» решает кончить жизнь самоубийством. Он выбрасывается из окна, но сохраняет жизнь. «Видимо, чтобы убиться насмерть, - вспоминает Алекс, - всё-таки высоты не хватило. Но я сломал себе спину, переломал руки и ноги... Я вдруг осознал, что все до единого в этом страшном мире против меня, что музыку за стеной мне подстроили специально, причем как раз те, кто вроде бы стал как бы моими новыми друзьями, а то, чем всё это кончилось, как раз и требовалось для их эгоистической и отвратной политики»1.
Средства массовой информации, следившие за судьбой Алекса, превращают его в святую невинность, в юную жертву реформаторов пенитенциарной системы. Раздувая информационный шум об «убийцах в правительстве», юный преступник Алекс превращается в «друга народа», зажегшего в нем огонь возмущения. Алекс тем самым лишил ужасных злодеев последнего шанса на переизбрание и сослужил хорошую службу свободе2.
1 Энтони Бёрджесс. Заводной апельсин. - М.: ACT, 2014. - С. 220.
2 Там же. - С. 223.
Такова функция Алекса, основанная на тотальной информационной лжи. В условиях тотальной информационной лжи перевоспитание в «хорошего человека» бессмысленно. В итоге перевоспитания юный преступник Алекс приобщается к общей болезни души «человеков», которых он презрительно именовал «уек'ами».
Болезнь души развивается сама по себе, она не зависит от условий физического существования. Ею страдает и нищий бродяга, и благополучный чиновник, образованный белый воротничок и политик. Так что же, правы были античные мудрецы, считавшие, что тело и телесные интересы сбивают с толку, приводят в замешательство, в смятение, так что человек оказывается не в силах разглядеть истину. Рабское служение телу порождает стяжание, а ради стяжания богатств происходят войны.
Если не освободившись от влияния тела невозможно соединиться с чистой истиной, то тогда подлинное знание либо недостижимо, либо достижимо только после смерти. Однако, как оказывается, соединение чистой истиной возможно, если человек овладевает способностью мыслительной работы души.
Мыслительная работа души открывает справедливое само по себе, прекрасное и доброе. Средствами автономной работы мысли, отрешившись от собственных глаз и ушей, от своего тела, философ овладевает предметом собственных желаний. Предмет этот истина1. Но кто может пойти по пути истины, если это путь тех, кто умеет не увлекаться страстями, кто больше всех пренебрегает телом и живет философией. Те же, кто воздерживается от одних удовольствий просто потому, что боится потерять другие, горячо их желая и целиком находясь в их власти, следуют, по выражению Платона, «туповатой рассудительности», стремясь разменять большее на меньшее.
Подлинная добродетель сопряжена с разумом, независимо от того, сопутствует ли ей удовольствие или страх.
Путь к истине определяется исчезновением страха смерти, ибо иначе невозможно приобщиться к разуму во всей его чистоте. Это - путь к подлинной рассудительности. Идеальная жизнь души среди идеальных сущностей это и есть соприкосновение с истиной, совокупностью чистых эйдосов, которые являются исходными прообразами эмпирических реалий действительного мира. Как
1 Платон. Сочинения в трех томах. Т. 2. Федон. - М.: Изд. «Мысль», 1970. -
С. 24. 18
оказывается, этот мир не является действительным и поэтому сам по себе не может быть истоком истины. Необходимы очищение от безрассудства тела и объединение с чистыми сущностями, познание всего чистого. «А нечистому касаться чистого не дозволено»1.
Настоящий философ видит в отделении души от тела освобождение. Эту аргументацию Платон вкладывает в уста Сократа перед его казнью. Сократ в своей беседе с Кебетом и Симмием приводит доказательства бессмертия души: диалектическое - возникновение смерти из жизни и жизни из смерти; когнитологиче-ские - возникновение истинного знания из припоминания прошлого бытия души как форм ассоциативного восприятия реальности и как его соответствия идеальному образу, возникающего из взаимодействия реалий эмпирического мира, открывающего наличие универсалий идеального мира; онтологические - безвидность, а значит, неизменность, неразложимость души, ее связь с божественным началом. Стало быть, философская проблема истины состоит в выявлении реальности и сущности души как обладающей бытием, определяющим ее связь с бытием универсальным, всепроникающим, постижение которого совпадает со становлением адекватного самосознания. Речь, стало быть, идет об эйдосе души. Признание реальности эйдоса души есть вместе с тем открытие реальности истины. Если эйдос души это всего лишь фантазия, то тогда отсутствует подлинная, константная реальность, допускающая возможность истины. Не владея верным путем к истине, человек попадает в большую беду, и это явление становится массовым. Утрата правильного пути к истине обретает свои негативные практические последствия в неспособности определять отношение к другим людям. Как можно определять свое отношение к другим людям, не владея искусством их распознания? Безумное, без всякого разбора доверие к людям, считая их совершенно честными, здравыми и надежными, влечет за собой неизбежное глубокое разочарование. Возникающая обида приводит к возникновению ненависти и распространению ее на всех подряд.
Обида, выраженная через слово, рождает ненависть к слову. Признание реальности эйдоса души означает определение объекта подражания. Подражание эйдосу души - это движение к нравственной истине, а значит, к излечению болезней цивилизации. Очевидно, однако, что эйдос души сам по себе не охватывает всей
1 Платон. Сочинение в трех томах. Т. 2. Федон. - М.: Изд. «Мысль», 1970. -
С. 25.
реальности и как бы «провисает» в вакууме, если не имеет опоры в космосе, образующем сущность мироздания. Если гармония души соответствует гармонии космоса, то философская истина находит свою опору, универсальное основание. Таким образом решается проблема конечной истины, того исходного знания, которое объясняет порядок, действующий в мироздании и от которого зависит и порядок души.
Сократ ссылался на Анаксагора, который считал, что всему в мире сообщает порядок и всему служит причиной Ум. Ум как исходное основание получения истины проникает в различные сферы видимой реальности, наполняя их истинным содержанием. Всё многообразие понятий оказывается объединенным реальностью Ума.
Это значит, что возможно рассмотрение бытия в понятиях, полагая каждый раз в основу конечное понятие, которое является самым надежным, и всё, что согласуется с этим понятием, можно принимать за истинное, что не согласуется, оказывается неистинным.
Так объясняется истина таких понятий, как прекрасное само по себе, благое, великое и прочее. Все прекрасные вещи становятся прекрасными через прекрасное само по себе. Большие вещи становятся большими через большое само по себе, а меньшие благодаря малому. Таким образом, любая вещь возникает через причастность особой сущности Ума. Каждая из идей существует, а вещи, в силу причастности к ним, получают их имена, как имена истины. Этот взгляд на природу конечной истины оказался весьма устойчивым, хотя он и получал различные внешние выражения. Так, например, великий Гёте использовал понятие «прафеномен» для характеристики абсолютного в формах бытия, как явление, хотя и данное только в духовном видении, но возможно где-нибудь предстоящее внимательному наблюдателю. Некоторые исследователи утверждают, что на Гёте оказало решающее влияние изречение Шефтс-бери: «Всякая красота есть истина», которое могло использоваться и в обращенном положении: «всякая истина есть красота»1.
Гёте использовал эту философскую конструкцию при объяснении цветов из света, развития растительных органов из формы листа, показывая основную форму в смешениях и отклонениях. Платонизм сохранял и свое морально-философское влияние. Через
1 См.: Александр Габричевский. Избранные труды. Гётеана. - М.; СПб., 2014. - Петроглиф. - С. 391-392.
платоническую философскую конструкцию возникал взгляд на устройство этого мира, взгляд, который превращался в своеобразный философский миф, имеющий свою моральную нагрузку, определяющую прекрасную судьбу для тех, кто прожил жизнь прекрасно, и ужасную судьбу, низвержение в Тартар для тех, кто совершил тяжкие преступления. Платон считал, что для того, чтобы увидеть истинный мир, нужно добраться до крайнего рубежа, взлететь ввысь. И тогда, словно рыба, высунувшая голову из моря, человек увидит картину истинного мира - истинное небо, истинный свет и истинную землю.
Это кажется сегодня наивной фантазией. Однако чем дальше в самые глубины Вселенной погружается современная научная мысль, к тем более своеобразным, фантастическим идеям она вынуждена прибегать.
Современная наука ставит вопрос: «Почему наша Вселенная такая, какой мы ее видим?»
«Законы науки в том виде, в котором мы их знаем сейчас, содержат много фундаментальных величин... Удивительно, что значения таких величин, по-видимому, очень точно подобраны, чтобы обеспечить возможность развития жизни. Если бы, например, электрический заряд электрона был чуть-чуть другим, звезды либо не сжигали бы водород и гелий, либо не взрывались... Тем не менее, по-видимому, ясно, что величины, о которых мы говорим, имеют сравнительно немного областей значений, при которых возможно развитие какой бы то ни было разумной жизни... Это можно воспринимать либо как свидетельство божественного провидения в сотворении Вселенной и выборе законов науки, либо как подтверждение сильного антропного принципа»1. Это - слова физика Стивена Хокинга, занимающего кафедру математики в Кембриджском университете, которую в свое время занимал Исаак Ньютон.
Хотя Хокинг несколько скептически относится к философии, однако, судя по всему, он невольно начинает салютовать Анаксагору. Больше того, вольно или невольно он современным языком физика воспроизводит философскую концепцию, согласно которой «истина» есть сущностное начало самой реальности, изначальное существо бытия. Она скрыта, но в то же время открывается нам в тех величинах, при которых возможно развитие разум-
1 Стивен Хокинг. Три книги о пространстве и времени. - СПб.: Амфора, 2014. - С. 158-159.
ной жизни. Хокинг считает, что это можно трактовать либо как свидетельство божественного провидения, либо подтверждение антропного принципа.
Но ведь это не что иное, как воспроизведение философского рассуждения об алетейе (открытости совпадающей с сокрытием истины) и фюзисе (всеохватывающей реальности, определяющей восхождение к вселенской гармонии). От них никто не может скрыться, утверждал Мартин Хайдеггер в своей трактовке Герак-лита1. Не представляется абсурдным и возврат к рассмотрению трактовки истины в контексте реальности эйдосов. На самом деле, реальность эйдосов могла служить объяснением того значения величин, которое определяет возможное развитие разумной жизни, рождение космической гармонии. Если в основании их значения и сочетания лежит эйдос гармонии самой по себе, заключающей возможность рождения и возможность сохранения разумной жизни, то тогда тайна космологических странностей исчезает. Однако если реальность эйдосов ставится под сомнение, тогда научная мысль вновь оказывается в философском тупике, выход из которого требует нового миропонимания. Может ли совпасть это новое миропонимание с научной теорией, соединяющей воедино современные представления о закономерностях микромира с существующими астрономическими эмпирическими данными?
Если современная научная мысль соединила бы воедино теорию квантовой механики с астрономическими данными, то тогда возникла бы окончательная теория Вселенной. Но, как утверждает Стивен Хокинг, «мы никогда не могли бы быть уверенными в том, что найденная теория действительно верна, потому что никакую теорию нельзя доказать»2.
Стивен Хокинг считает, что наши предсказательные возможности ограничены квантово-механическим принципом неопределенности. Другое ограничение связано с тем, что мы не умеем находить точные решения уравнений, описывающих теорию. Мы пока не добились почти никаких успехов в предсказании поведения человека на основе математических уравнений3.
1 См.: Мартин Хайдеггер, Гераклит. - СПб.: «Владимир Даль», 2011. -С. 219-223.
2 См.: Стивен Хокинг. Три книги о пространстве и времени. - СПб.: Амфора, 2014. - С. 208.
3 Там же. - С. 209-210.
Стало быть, ситуация знания неопределенности, с которой столкнулась античная философия, продолжает сохраняться и в наше время, время бурного прогресса науки.
Иными словами, наука даже в случае создания окончательной теории Вселенной не сможет выпрыгнуть из ограниченности среды и будет вынуждена фантазировать. Фантазия - это попытка увидеть бесконечную Вселенную в ее «целостности», понять «механизм» ее возникновения, а на этой основе функцию и конечный смысл жизни разумного существа, каким является человек. Кто или что сегодня ведет нас к истине понимания целостности мироздания? Выдающиеся ученые и наука в целом, пытавшиеся найти окончательное решение этой проблемы, оказавшиеся вынужденными в своих концептуальных обобщениях возвращаться к казалось бы пройденным этапам философской мысли.
Характерно заключительное суждение Стива Хокинга, подводящее итог исследований физики: «Полная, непротиворечивая единая теория - это лишь первый шаг; наша цель - полное понимание всего происходящего вокруг нас и нашего собственного существования» . До сих пор на основе непрерывно изменяющихся теорий и сложнейших математических расчетов, которые понимают даже не все специалисты, у массы людей рождаются некие туманные представления, которые трудно охарактеризовать как научное знание.
Но если научного знания о сущности мироздания пока не существует, то следует ли доверять некоей туманной вере во что-то, до сих пор не определенное?
Не вернее ли обратиться к философии, которая ищет свой путь к истине на основе истины знания?
4. «Шрапнель» философских истин
Философия шла и до сих пор идет своим «крестным путем», на котором она порой возносится на вершины истины специфического знания, а нередко отрицается как метафизика, не содержащая какого-либо достоверного знания вообще.
В действительности философия анализирует исходное основание достоверного знания. Без нее не может обойтись ни научное знание, ни вера, ни профессиональное государственное учрежде-
1 См.: Стивен Хокинг. Три книги о пространстве и времени. - СПб.: Амфора, 2014. - С. 200.
ние. Отрицание философии влечет за собой рождение массы философствующих дилетантов-любителей и псевдорелигиозных шарлатанов. Чтобы верно оценить крестный путь философии в самоутверждении ее истины, необходимо правильно понимать: о какой истине идет речь?
Истина философии относится к знанию неопределенности, поэтому однозначные истины этого знания могут казаться сомнительными.
Между тем сами философы нередко вступают в непримиримые схватки друг с другом, забывая о пользе взаимной терпимости, если имеешь дело со знанием неопределенности. Поскольку философское знание неопределенности неизбежно оказывается внутренним убеждением в его истинности, то философ, несущий в себе эту истину и знающий ее, становится ее фанатичным приверженцем. Он отстаивает эту истину вопреки всему, в том числе и вопреки законам дружбы. Характерным образцом этого стал Аристотель (384-322 гг. до н. э.) в своих оценках философии Платона (428-348 гг. до н. э.).
Великий Аристотель по словам Диогена Лаэртского «самый преданный из учеников Платона»1, поставив под сомнение реальность Эйдоса, подорвал сами основания сформулированной Платоном истины знания.
Принцип истины оказался выше интересов межличностных отношений. В «Никомаховой этике» Аристотель утверждал, что ради спасения истины лучше отказаться даже от дорогого и близкого, если мы философы.
Служение истине есть для философа первейшая добродетель. В гимне, написанном Аристотелем, говорится:
«Добродетель... Такой силой
Наполняешь ты наши души,
Силой бессмертной,
Властнее злата,
Властнее предков,
Властнее сна, умягчающего взор...
Взыскуя тебе,
Низошли в обитель Аида Ахилл и Аянт»2.
1 См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М.: Изд. «Мысль», 1979. - С. 205.
2 Там же. - С. 207.
Долг благочестия - истину чтить выше всего. Но ведь в данном случае речь шла об истинном миропонимании философов -Сократа и Платона.
Значит, в философии могут быть разные истины, свидетельствующие об одном и том же. Однако своя истина считается подлинной.
Так возникает парафраз, ставший сакральным правилом подлинной философии: Amicus Plato, sed magis amica veritas1. Платон друг, но истина дороже.
Истина в философии относится к исходному в знании. Но исходное в знании находится в ситуации неопределенности. В этом случае сталкиваются два различных толкования исходного в знании. Какому толкованию следует отдавать безусловное предпочтение? Существует ли общее строгое правило выбора такого предпочтения?
Аристотель не мог принять в качестве философской истины платоново удвоение мира. Если мир един, то истина должна охватывать все части этого единого мира. Это значит, что нельзя пренебрегать ни ощущениями, ни разумом. Ощущение является критерием истины эмпирических впечатлений, а критерием истины нравственных принципов и законов является разум.
Соответственно добродетель должна основываться на единстве трех благ - душевных, телесных, таких как здоровье, сила и красота, а также и внешних, таких как богатство и слава.
Нравственная философия Аристотеля в отличие от Платона основана на здравом смысле, на признании комплекса условий, необходимых для счастья, - как высоких духовных качеств, так и наличия внешних и телесных благ2. Этому учит опыт жизни. Если в нравственной философии присутствует синтез опыта жизни, то в физике - изыскание причин вещей. Однако и опыт жизни и причины вещей образуют бесконечные ряды, из которых нельзя сложить единую целостность в качестве основания философской истины. Философская истина, как исходное действительного знания, должна относиться к целостности мироздания. Но как возможна такая целостность?
1 См. К. Душенко, Г. Багриновский. Большой словарь латинских цитат и выражений, ЭКСМО, ИНИОН РАН. - М., 2013. - С. 50.
2 См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - С. 214-215.
Создание единой и полной картины мировидения потребовало постулата первопричины, неподвижной и бестелесной, но простирающейся на все небесные тела.
Душа также бестелесна. Она является энтелехией тела, как потенциальный план самореализации и как его завершение1. Философская истина, стало быть, постигается путем познания мироздания, каким оно дано в ощущениях и в разумных, правильно логически построенных рассуждениях. Это значит, что концепция удвоения мира, как пути постижения действительной истины, лежащей за пределами эмпирической реальности, является ошибочной. Но можно ли признать такой вердикт окончательным? Как обосновать истинность постулата первопричины? Если это не просто вера, то необходимо знание такого качества мироздания как бесконечность. Если не определена достоверность знания бесконечности, то и признание его ошибочным также не может быть окончательным. Определенность философской истины о целом мироздания может быть признана тогда, когда будет расшифрована возможность сведения бесконечного к определенности конечного. Поскольку каждый выдающийся античный философ находил свой путь сведения бесконечного к конечному, то в итоге возникло многообразие философских космосов.
Аристотель считал, что концепция Платона во многом примыкает к пифагорейцам. Пифагорейцы утверждали, что вещи существуют через подражание числам. Платон же считал, что другое, возникающее из единого сущего, называется идеями. Чувственно воспринимаемая реальность существует помимо идей, однако она именуется сообразно с ними. Это происходит потому, что всё бесконечное множество вещей существует через причастность эйдосам.
Между эйдосами и вещами существуют промежуточные математические предметы, отличающиеся от чувственно воспринимаемых своей неподвижностью, а от эйдосов своей множественностью.
Специфика эйдоса состоит в том, что он один может формировать из материи множество аналогичных явлений. Это подобно отношению мужского и женского начал. Мужское начало оплодо-
1 См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - С. 214-215.
творяет многих, а женское оплодотворяется одним1. Эйдос, таким образом, может быть источником бесконечного формирования своих эмпирических воплощений. Если эйдос не признается в качестве первоначала, то тогда из чего складывается мироздание, из каких начал? В ответ на этот вопрос античная философия предлагает вариант «шрапнельной истины», истины, пробивающей бреши в знании ситуации неопределенности не одним-единствен-ным, а различными способами. Но сами философы еще не видят в этом проявления своеобразия философской истины.
Аристотель, рассматривая проблему начал и истины, отмечает, что философы называли в качестве начал материю, тело и бестелесное. Эмпедокл говорит об огне, земле, воздухе, Анаксагор о множестве гомеомерий. Некоторые касались причины дружбы и вражды, ума или любви.
Согласно Аристотелю, однако, никто отчетливо не объяснял суть бытия вещи. Об этом как раз и говорил Платон, анализируя эйдосы. Эйдосы - это не материя, и не причина начала движения. Это, скорее, причина пребывания в покое.
«Те, - утверждает Аристотель, - кто признает Вселенную единой и какое-то одно естество как материю, считая таковое телесным и протяженным, явно ошибаются во многих отношениях. В самом деле, они указывают элементы только для тел, а для бестелесного нет, хотя существует и бестелесное»2. Таким образом, по мнению Аристотеля, соответствие философской истине требует полноты объяснения как вещественных, так и невещественных составляющих мироздания. Между тем философы как бы искусственно расширяли то или иное отдельное начало на всё мироздание в целом, как бы «охватывая» конечным бесконечность.
Аристотель как раз и преодолевает эту ограниченность путем постулата первопричины, неподвижной и бестелесной, которую он не видел и не выводил логически из реалий окружающей действительности. Но это означало, что он выходил за пределы эмпирического знания, оставаясь при этом на почве философской истины.
Нельзя не заметить, что и современная наука, претендующая на вытеснение и замещение философии, оказывается перед теми же методологическими проблемами.
1 См.: Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1. - М.: Изд. «Мысль», 1976. - С. 79-80.
2 Ibid. - P. 82.
Всё более глубокое проникновение во Вселенную ставит перед исследователем вопросы, на которые он пытается ответить именно с точки зрения целостности Вселенной. Это не только проблема соединения в единое целое телесного и бестелесного, но и само рождение и эволюция телесного, т. е. материи.
В доступной наблюдению области Вселенной имеется огромное количество частиц, которое выражается единицей с восьмьюдесятью нулями. Откуда они взялись? Ответ состоит в том, что в квантовой теории частицы могут рождаться из энергии в виде пар частица - античастица. Но тогда возникает вопрос: откуда берется энергия? Ответ таков: полная энергия Вселенной в точности равна нулю. Вещество во Вселенной образовано из положительной энергии. Но всё вещество само себя притягивает под действием гравитации. Два близко расположенных куска вещества обладают меньшей энергией, чем те же два куска, находящиеся далеко друг от друга, потому что для разнесения их в стороны нужно затратить энергию на преодоление гравитационной силы, стремящейся их соединить. Следовательно, энергия гравитационного поля в каком-то смысле отрицательна. Можно показать, что в случае Вселенной, примерно однородной в пространстве, эта отрицательная гравитационная энергия в точности компенсирует положительную энергию, связанную с веществом. Поэтому полная энергия Вселенной равна нулю1. Но разве это не есть та самая граница, которая не может быть первоначалом и первопричиной, поскольку она тождественна небытию. Небытие в своей сущности неподвижно и невещественно, и оно в силу этого не способно осуществить тот первотолчок, который заставит двигаться Вселенную. Но движение Вселенной - это очевидный факт, находящийся перед нашим сознанием. Таким образом, современная наука оказывается перед проблемой небытия, как того ничто, из которого возникает всё. Обычная логика здесь оказывается в тупике. Из такого логического тупика как раз и выводит легитимация «шрапнельной истины» философии. На самом деле, истина знания неопределенности бесконечности включает в себя потенцию различных возможностей, в силу чего плюрализм философских представлений о сущности мироздания это не самоотрицание, а самоутверждение философской специфики знания. Между тем этот
1 См.: Стивен Хокинг. Три книги о пространстве и времени. - СПб.: Амфора, 2014. - С. 163-164.
плюрализм преодолевался как свидетельство ошибочных толкований сущности мироздания.
Аристотель считал, что те, кто признает Вселенную единой как материю, как естество телесное и протяженное, ошибаются во многих отношениях. Они не могут указать конечную причину движения, а при объяснении возникновения вещей друг из друга не выясняют природу первой вещи, которая является началом разъединения и соединения. Что считается первоосновой в современной физической науке, какая-то одна элементарная частица или что-то иное? И можно ли утверждать, что какая-то одна элементарная частица рождается из материальной неопределенности и является той первоосновой, из которой рождаются другие частицы, а затем все остальное в мироздании? Если реальность мироздания не выводится из материальной частицы, то возможно она возникает из идеального первоначала. Но тогда кажется правомерным вернуться к платонизму. На самом деле, представление Платона о реальности эйдосов как причины многообразия идентичности форм эмпирических вещей сегодня не может не соотноситься с открытием генетического кода. Идентичность эйдоса и открытого генетикой свойства генетического кода не может не поражать.
В генетическом коде заложен определенный смысл, формирующий качества и свойства рождающихся представителей данного вида. Здесь возникающая бесконечность имеет смысл. Это - не пустая, абстрактная бесконечность, а бесконечность содержательная, несущая на себе печать первопричины.
Аристотель также считал, что наиболее истинно то, что для последующего есть причина его истинности. Наиболее истинными с этой точки зрения являются начала вечно существующего как причина бытия всего остального1. Абстрактную бесконечность, поскольку в ней нет определенного смысла, принято считать «дурной». Но можно ли «преодолеть» «дурную» бесконечность?
Философская мысль преодолевает ее с помощью смысловой реальности, которая возникает постольку, поскольку существует такая реальность, как человек.
Если существует смысловая реальность в форме человека, то эта реальность не могла возникнуть из «дурной», не имеющей смысла реальности.
1 Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1. - М.: Изд. «Мысль», 1976. -
С. 95.
Истина последующего, возникающего из первопричины, возникает на основе реальности той формы, которую принимает мироздание, качества которого соответствуют реальности бытия человека. Целостность мироздания, обладающего смыслом, это вместе с тем и отрицание дурной бесконечности явлений и видов причин. Если бы были беспредельны по количеству виды причин, то было бы невозможно познание: беспредельно прибавляемое нельзя пройти в конечное время1. Стало быть, истинное познание «привязано» к специфике человека. Значит ли это, что истинное познание обусловлено особенностями человека, т.е. оно субъективно по определению, или же мы должны допустить безличный Ум, постигающий истину Бытия, независимую от субъективной специфики человека? Так, например, разве зависит математическая точность от психологических и интеллектуальных особенностей конкретных индивидов или же ее носителем следует считать безликий Ум, диктующий истину математического знания индивидуальным головам?
Если это так, то проблема бесконечности оказывается решаемой: информационный носитель свойств рода вещей заключает в себе всю вероятную бесконечность их эмпирических проявлений. Таким образом, философия очерчивает качества мироздания, которые имеют смысл. Она превращается в ЛОГОС, т.е. осмысленные отношения вещей и бытия человека. «Вещи не "говорят" и не "заговаривают" с нами, если прежде мы сами не обращаемся к ним своей мыслью»2. Мысль человека обращается к окружающему миру во всем его многообразии, формируя то знание отношений с ним, которое позволяет сохранять стабильность цивили-зационного бытия; она обращается к формам социальной жизни, определяя ее адекватные общие правила и этические нормы; она обращается к собственной мысли, формулируя законы логики, т.е. правила правильного мышления. Так возникает мышление о мышлении, рефлексия, на основе которой возникают порождения мысли, произведения, создающие формы жизни.
Возникает возможность создания условий цивилизационной эволюции. Человек превращается в демиурга своей судьбы при условии, что он научился правильно мыслить и обрел способность обеспечивать формирование констант цивилизационного бытия.
1 Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1. - М.: Изд. «Мысль», 1976. -
С. 97.
2 Мартин Хайдеггер. Гераклит. - СПб.: «Владимир Даль», 2011. - С. 244.
Это - не частное знание, а понимание сущего в целом, которое являет себя как истина, пренебрежение которой чревато катастрофой.
В силу свободы человек может считать безусловным свой каприз, свой личный интерес, а не константы истины цивилизаци-онного бытия. В этом заложена возможность цивилизационной катастрофы по причине самого человека. О возможности и даже неизбежности такой катастрофы писал Фридрих Ницше в своей работе «Об истине и лжи во внеморальном смысле». Умные животные, утверждал он, выдумали познание. То была самая горделивая и самая лживая минута мировой истории. После нескольких вздохов природы звезда застыла, и умным животным пришлось умереть. Философская истина схватывает риски, связанные с многозначностью мышления и результатов его воздействия на формы исторического бытия. Человек, следуя приоритету своих непосредственных потребностей, заставляет «застыть природу», что влечет за собой его собственную смерть.
В современной ситуации, когда легитимизированы информационные построения тотальной лжи, выдаваемой за моральную истину, представляется вполне реальным рождение новых тотальных цивилизационных рисков.
Феномен тотальной информационной лжи возникает на почве индивидуального, социального, этнического, национального погружения в рефлексию, в себя как единственный центр бытия, создающий универсальные смыслы, обязательные для всех. Это -исключительность, которая превращает свое сказанное в действующую реальность. Эта реальность относится к себе самой как рефлексия и в себе находит истину, которая через действие человека превращается в сущее. Иными словами, эта реальность возникает до сущего. Сущего, соответствующего этой реальности, пока нет, но она может, при правильной организации действия, превратиться в сущее. Частное сущее, претендующее на выражение универсальной истины, потенциально несет в себе возможность цивилизационной самодеструкции. Возникает множество частных «истин» совпадающих с не-истиной цивилизационного целого.
Эмпирическому многообразию неистинных «истин» противостоит философское рассуждение Аристотеля. Аристотель утверждал, что Ум через причастность предмету мысли мыслит
сам себя: то, что способно принимать в себя предмет мысли и сущность, есть Ум. Умозрение - самое приятное и самое лучшее1. Ум через причастность предмету мысли мыслит сам себя, а высшие предметы желания и мысли тождественны друг другу и совпадают с наилучшим или соразмерны наилучшему. Становится понятным исток происхождения морально наилучшего - принципов универсальной морали и универсального права жизни. Они являются результатом деятельности Ума, его мышления о наилучшем, как высших предметах желания и мысли. Иными словами, это не результат обобщения эмпирии жизни, а нечто такое, что вносится в жизнь и исправляет ее.
5. Возвращение философии
к исходным основаниям истины
Признание ключевой роли Ума в достижении тождества высших предметов желания и мысли, их совпадение с наилучшим означают вместе с тем и признание возможности формирования идеальной цивилизации.
Исторически принятие философской установки на формирование идеальной цивилизации прошло два различных, если не противоположных по своему философскому смыслу, этапа совпадающих со Средневековьем и Новым временем.
Определяющее влияние философского выбора на характер цивилизационного образа жизни наглядно проявилось в условиях трансформации средневековых христианских ориентаций и становления миропонимания Нового времени. Сформировав интеллектуальные ключи исправления нравственных пороков, философия открывала пути утверждения «идеальной жизни» общества, в котором каждый получает возможность строить свою жизнь по лекалам моральной истины и философии первопричины. Идея исправления жизни под влиянием истины морально наилучшего определила основное направление духовной жизни целой эпохи, эпохи западноевропейского христианства. Тексты Священного писания превратились в своего рода «пищу» схоластической философии, догматы которой стали основанием обучения и воспитания, загоняя общественную жизнь в узкие рамки мертвого догматического мышления и социального поведения.
1 Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1. - М.: Изд. «Мысль», 1976. -
С. 310. 32
В своем радикальном выражении идея исправления жизни превратилась в жестокий духовный диктат, который сопровождался судами инквизиции и сожжением еретиков на кострах.
Распространение представления об универсальности нравственной истины на познание в целом и схоластический аристоте-лизм оказались той духовной плотиной, которая перегородила путь эмирическому и рациональному постижению сущности и законов естественного мира Природы и Человека.
Становление идеальной цивилизации, если даже пускается в ход механизм суда инквизиции и аутодафе, сталкивается с препятствием свободой воли индивида, который видит истину бытия в отступлениях от универсальных принципов нравственной жизни. И это не только формы поведения людей дна. Эразм Роттердамский (1469-1536) в письме Мартину Лютеру (8 мая 1524 г.) описывал поведение Ульриха фон Гуттена, писателя-гуманиста, идейного вождя рыцарского восстания (1522-1523): «Я ни слова не сказал о жизни Гуттена, о его роскоши, о пьянстве, о дерзком распутстве, о глупейшей его похвальбе, которой никто из друзей не в силах вынести, о расточительстве, о деньгах, отнятых у картезианцев, об ушах, которые он отрезал у двух проповедников, о разбое, который он учинил трем аббатам на большой дороге, за каковое преступление казнили одного из его слуг, и о других широко известных его преступлениях»1. Разве Ульрих фон Гуттен не является предтечей Алекса, главного героя романа Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин»?
Каковы же рецепты, которые предлагает Эразм Роттердамский для излечения цивилизационной болезни времени?
Эразм Роттердамский считает, что человеческая воля, испорченная грехом, испорчена до такой степени, что без особой благодати - действенной или побуждающей - она не может склониться к добру. «Я допускаю, - пишет он, - что у тех, которые освобождены посредством крещения и веры, человеческая воля сама по себе более склонна к злу, чем к добру»2. Спасение - это разум. Только разум может научить человека благодати. Поэтому необходимо раскрывать разумный смысл Священного писания и путем разума вести человека к истине. Разум, открывая истину, формирует правильную волю.
1 Эразм Роттердамский. Философские произведения. - М.: Изд. «Наука», 1987. - С. 591.
2 Ibid. - P. 569.
Эразм говорил о своем желании, чтобы повсюду победила истина, которая, возможно, засияет как огонь при ударе кремня о кремень1.
В жизни, считает Эразм, проявляется тройной закон: закон природы, закон дела и закон веры. Закон природы высечен в сердцах всех людей. Согласно этому закону несправедливо, если кто-нибудь делает другому то, чего не хочет, чтобы делали ему.
Закон дела грозит наказанием. «Не убивай; если убьешь -будешь убит». «Не прелюбодействуй; если прелюбодействуешь -будешь побит камнями».
Закон веры приказывает нести свой крест, чтобы достигнуть вечного спасения при помощи свободной воли. Но без благодати воля не была бы способна делать добро. Это сила разумного духа, при помощи которой человек воспринимает добро, отвращаясь от того, что ей противоположно. И это - благодеяние создателя для человека, который вместо человека мог бы сотворить лягушку2.
Необходимо исходить из познания жизни, следовать добродетели, а не кидаться на всевозможные виды гадости. Это и есть ступень к счастью3. Движение к счастью - это действие благодати, т.е. способность давать благо без всякой корысти. Во всех реализациях трех законов сияет истина. Она обретает естественный смысл в зависимости от сферы действия того или иного закона. А законы обращены к различным сферам жизни человека. Стало быть, истина не вытекает из первопричины, из начала начал, которыми оперируют схоласты.
Эразм Роттердамский выступил против «самоуверенного невежества» схоластов, их «архидурацких тонкостей» силлогистики «схоластической дребедени», попыток «держать в своих руках ключи от знания, не обладая самим знанием»4.
Сближая христианство с античной философией, Эразм Роттердамский намечал путь постижения «естественной истины». Человек обладает свободой воли. Он способен сделать выбор, и поэтому важно определить разумное основание выбора, обусловливающего жизненный путь человека.
1 Эразм Роттердамский. Философские произведения. - М.: Изд. «Наука», 1987. - С. 229.
2 Ibid. - P. 232-234.
3 Ibid. - P. 189.
4 Эразм Роттердамский. Похвала глупости. - М., 1983. - С. 144.
Как известно, Мартин Лютер (1483-1546) выступил с критикой философии Эразма Роттердамского. В своей публикации «О рабстве воли» он дал ответ на Диатрибу Эразма о свободной воле. Он пишет, что у нас нет нужды ни в Эразме, ни в каком-нибудь другом наставнике, который стал бы нас учить. Да оставят нас, христиан, скептики и академики. Апостол Павел требовал плерофории, а значит, наивернейшей и крепчайшей убежденности. Нет у христиан ничего более прославленного, чем убеждение1. Христианство, как основание цивилизации, погибнет, если не утвердится фанатичная вера в безусловную истину Писания. Верой спасается человек, а не своими деяниями, если даже они считаются разумными. Лютер считал, что безусловная вера и только она одна открывает нам конечную истину. Разум не способен ее открыть. «Поэтому о выводе нам приходится спорить не с Проповедником, а с человеческим разумом. Потому что разум толкует Писание сообразно своим силлогизмам и тащит его, куда заблагорассудится. Мы говорим это легко и уверенно, потому что знаем, что человеческий разум мелет одни только глупости и вздор, особенно тогда, когда принимается высказывать свою мудрость в делах священных»2.
Диспут Мартина Лютера с Эразмом Роттердамским - это точка расхождения философского разума и религиозной веры, расхождения их когнитивных путей. Истина религиозной веры - это внутреннее переживание, знание истины в себе. Постижение истины в себе происходит особыми путями, которые далеко не всегда поддаются генерализации.
Философская истина совпадает с очевидностью логического вывода или соответствием сознания реальному факту, который добывается опытным путем. Это - не проблема первоначала веры. Это - проблема доступности той реальности, на которую опирается философия в постижении истины.
Философия должна «приземлиться», чтобы опереться на реальность как основание «естественной истины». В отрыве от реальности разум превращается в самоуверенное невежество, в «схоластическую дребедень».
Эпоха Возрождения и Реформации заставила заново учиться мыслить, чтобы встать на путь естественной истины.
1 См.: Мартин Лютер. О рабстве воли. Эразм Роттердамский. Философские произведения. - М., 1987. - С. 294-295.
2 Ibid. - P. 378-379.
Определились два пути философского очищения - рационалистический и экспериментальный.
Олицетворением рационалистического пути стала философия Рене Декарта. Рене Декарт предложил поставить под сомнение всё, в том числе считавшиеся очевидными представления. Он стремился, отправляясь от исходного, бесспорно истинного суждения, дедуктивным путем получать логически достоверные знания. Методология Декарта получила в Новое время свое дальнейшее развитие.
При этом, однако, возникал фундаментальный вопрос: «Как определить путь единства трех основных составляющих философского знания?»
Физики - выражающей сущность фюсис, материальной реальности универсума; этики - выражающей сущность нравственного порядка; логики - формулирующей основные формы правильного мышления?
Если в требование естественной истины не входит единство составляющих, то тогда философская истина неизбежно обретает характер внутреннего расщепления.
Так и произошло.
Возникает потенция противоречия первоначал и первопричин, каждое из которых имеет свои разумные основания. Но не значит ли это, что человек начинает мыслить неправильно?
Люди выпадают из истории, если начинают мыслить неправильно. Они сами ввергают себя во что-то путаное и смутное, случайное. Чтобы этого не происходило, необходимо полное «очищение» сознания от всего того, что не имеет реального эмпирического эквивалента в природной действительности.
Историческую задачу полного очищения сознания от философских заблуждений взял на себя Фрэнсис Бэкон (1561-1626). Он типизировал наиболее характерные ложные формы философского мышления и представил у их в форме «идолов». Это - «идолы театра» (idola theatri), утверждающие веру в авторитет философских систем далекого прошлого и схоластических построений настоящего. Это «идолы площади» (idola fori) - привычки верить в истинность ходячих представлений, в неточные, туманные, а то и ложные понятия. Это «идолы пещеры» (idola specus) - заблуждения, возникающие в силу ограниченности горизонта отдельного человека, привычки судить обо всем со своей примитивной позиции. Это - «идолы рода» (idola tribus) - заблуждения человеческого рода в целом, поскольку интеллект людей подобен неровному зер-
калу, которое примешивает к природе вещей свою природу, отражая вещи в искривленном виде. «Идолы рода, - утверждал Ф. Бэкон, - находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей. Ложно утверждать, что чувства человека есть мера вещей»1. Это значит, что истина становится доступной, если вмешательство мысли и чувства человека будет исключено из картины природной действительности.
Идолы навязываются разуму словами. Это - имена несуществующих вещей, а также имена существующих вещей, но неясные, плохо определенные и необдуманно отвлеченные от вещей2. Субъективность человеческих чувств и мыслей может быть нейтрализована, если заставить природу открывать свои свойства с помощью приборов, путем эксперимента. Для проведения прямой линии или описания совершения круга нужна особая умелость руки, тогда как она не нужна, если пользоваться линейкой и циркулем.
Корень заблуждений ложной философии - это софистика, эмпирика и суеверие. И наиболее заметный пример заблуждений, считает Ф. Бэкон, - это Аристотель, «который своей диалектикой испортил естественную философию»3. Он многое приписал природе по своему произволу. Он не обратился к опыту, как должно, для установления своих мнений и аксиом, а притягивает к ним искаженный опыт .
Извращение философии возникает и в силу честолюбия разума, определения конечных и первых причин. В итоге возникает апофеоз заблуждений, равносильный «чуме разума», считает Бэкон.
Симптомы «чумы разума» Бэкон обнаруживает и у Пифагора, и у Платона. Бэкон выступил против тех философов, которые не перестают рассекать природу до тех пор, пока не дойдут до атома. Он считает, что эти философы немногим могли бы содействовать благосостоянию людей5. Нужно было дожить до XX в., чтобы оценить «адекватность» этого вывода. Недальновидным оказалось и критическое отношение к началам и первопричинам
1 Фрэнсис Бэкон. Сочинения в двух томах. Т. 2. - М.: Изд. «Мысль», 1972. -
С. 19.
2 Ibid. - P. 26.
3 Ibid. - P. 29.
4 Ibid. - P. 29-30.
5 Ibid. - P. 33.
и признание безусловной практической действенности, заключенной лишь в «средних аксиомах». Отвергая трактовку философской истины, которая предлагалась великими философами античности, Ф. Бэкон оказался вынужденным обратиться к светоносности традиционной веры, как основанию конечной истины понимания целостности мироздания.
Он утверждал, что на истинном пути опыта следует взять за образец божественную мудрость и порядок. Из всего многообразия опыта, прежде всего, необходимо извлекать открытие истинных причин и аксиом, искать светоносных, а не плодоносных опытов. Правильно открытые аксиомы вооружают практику глубоко и влекут за собой многочисленные роды практических приложений.
Бэкон вынужден делать шаг на пути реабилитации «идолов театра», античного стиля философского мышления. Он признает, что почти все науки, имеют источником греков. Эмпедокл, Анаксагор, Левкипп, Демокрит, Парменид, Гераклит, Ксенофан, Фило-лай и остальные, считает он, с большой сдержанностью, строгостью и простотой отдавались отысканию истины1. Но с другой стороны, на протяжении времени естественной философии уделялась самая малая доля человеческих трудов. «А между тем именно она, - утверждает Бэкон, - должна почитаться великой матерью наук»2.
Таким образом, великая матерь наук - это естественная философия, относящаяся к выражению сущности фюзиса. Но какова судьба этики и логики, т. е. каков путь к полной философской истине? Начало движения к новой истине, считает Бэкон, должно быть взято от Бога, ибо всё совершающееся в Природе явно происходит от Бога, который является творцом добра и отцом света. Это значит, что начало всего и первопричина известны, так что путь новой философии это не столько путь Колумба, сколько путь уже открытой ортодоксальной веры.
В работе «Опыты или наставления нравственные и политические», посвящаемой герцогу Бекингему, лорду-адмиралу Англии, Ф. Бэкон писал, что «поиски истины, т.е. любовь к ней и ухаживание за нею, знание истины, т.е. ее присутствие, и вера в истину, т. е. наслаждение ею, составляют высшее благо человече-
1 Фрэнсис Бэкон. Сочинения в двух томах. Т. 2. - М.: Изд. «Мысль», 1972. -
С. 37.
2 Ibid. - P. 43.
ской натуры. Первым созданием Бога, в трудах дней его, был свет видимый, последним - свет разума»1.
Добиться того, чтобы ум человека опирался на столпы истины, - значит, достичь рая на земле. Это и смысл и конечная цель жизни человека. Ложь открыта Богу, и безусловно вся преступность лжи и вероломства будет последним трубным гласом, который призовет род человеческий на суд Божий2.
Таким образом, полная истина требует соединения естественного и сверхъестественного, т. е. науки и религии.
Проблема, однако, заключалась в противоположных толкованиях религиозной истины. Это влекло за собой цивилизацион-ную нестабильность и религиозные войны.
Бэкон осуждает религиозные расколы и распри. «Истинный Бог, - считает он, - отличается именно тем, что он - Бог - ревнитель, а поэтому и служение себе требует безраздельного»3.
Но это уже не просто вера. На основе простых верований как раз и возникает произвол мнений, сопровождаемых произвольным словоупотреблением. Люди создают противоречия, которые они неспособны рационально объяснить. Противоречия облекают в новые слова, причем таким образом, что смысл, вместо того чтобы подчинять слово, сам ему подчиняется4.
Господство произвольных мнений оказывается почвой, на которой могут возникать различные формы ложных единений, основанных на невежестве. Каждая секта, считает Бэкон, кривляется на свой лад. При комбинациях, допускающих разногласия в основных вопросах, истинное и ложное подобны железу и глине в ногах навуходоносорова истукана. Истину, считает Бэкон, нельзя добывать мечом Магомета, т.е. насилием совести, путем кровавых преступлений. Но как без опыта философии возможна объективная и универсальная истина о сущности мироздания и его происхождении? В общественном сознании доминируют произвольные мнения. Их исправление - ключевой вопрос цивилизационной жизни.
Путь истинного познания на основе эксперимента мог относиться только к «средним аксиомам». Но без знания оснований
1 Фрэнсис Бэкон. Сочинения в двух томах. Т. 2. - М.: Изд. «Мысль», 1972. -
С. 353.
2 Ibid. - P. 354.
3 Ibid. - P. 355-356.
4 Ibid. - P. 357-358.
«конечных аксиом» или «последних правил» любая философская доктрина не могла составить истинного знания оснований бесконечного мира или «первой причины» универсума.
Как возможно разумное познание «конечных причин»? Оно кажется возможным, если признать в качестве безусловной истины постулат, согласно которому Бог и Природа в своей субстанции совпадают. В этом случае истинное познание Природы совпадает с познанием первоначала и первопричины мироздания во всех его проявлениях.
(Продолжение в следующем номере.)
Статья представлена автором для публикации в бюллетене «Россия и мусульманский мир».
Д. Сидоров,
аспирант (МГОУ)
ПРОБЛЕМЫ ТРАДИЦИОННОГО ИСЛАМА В РОССИИ
Традиционный ислам в России, переживающий в настоящее время кризис, столкнулся после развала СССР с проблемами, связанными с целым рядом культурных, социальных и политических аспектов. Чтобы осознать причины кризиса, необходимо проанализировать историю ислама советского и постсоветского периодов в истории страны.
Ислам и мусульмане в судьбах России.
Роль и пути развития
Согласно статистическим данным, ислам является второй религией в России по количеству приверженцев. На первом месте - православие. На территории Российской Федерации по разным подсчётам проживает от 22 до 28 млн мусульман. Исследователи сходятся во мнении, что их количество будет неуклонно расти вследствие естественного роста и практически неконтролируемой миграции мусульман из стран СНГ (преимущественно из Средней Азии). Ислам в России - коренная религия, появившаяся на ее территории более чем 1000 лет назад. С тех пор русские постоянно контактировали с мусульманами и изучали образ жизни и религиозные воззрения приверженцев ислама. А в 986 г. из Волжской Булгарии, принявшей в 922 г. ислам, Киев посетило по-
