CC BY-NC-ND
59
И.Л. Попова
ФИЛОСОФИЯ СМЕХА СКВОЗЬ ПРИЗМУ ИСТОРИИ РУКОПИСИ
(книга М.М. Бахтина о Рабле в 1940-е годы)
Методы изучения, подготовки к изданию и комментирования архивных материалов, несмотря на определенную универсальность приемов и методов, имеют свои особенности. В известной степени каждый архив требует отбора и коррекции общих правил текстологии: личность автора препятствует автоматизации приемов критики текста. С другой стороны, развитие самой текстологии в конечном счете основывается на опытах изучения и публикации новых архивов. Поэтому история работы с рукописью, а вместе с нею те общие и особые трудности, с которыми сталкивается текстолог, достойна подробного описания, как имеющая научную ценность вне решающей зависимости от успеха предприятия, — текстология консервативна и, как всякая консервативная дисциплина, опирается на прецеденты.
В последней трети XX в. публикация архивов ученых и философов (не только завершенных сочинений, что, разумеется, происходило и прежде, но и черновиков, набросков, вариантов) стала таким же массовым и привычным делом, как и подготовка к изданию рукописей писателей, однако особенности этого рода текстологический работы пока отчетливо не сформулированы. На издание научного наследия «по умолчанию» распространяются принципы подготовки и публикации литературных текстов, хотя очевидно: в случае, когда редактор не может позволить себе роскоши «печатать всё», критерии выбора основной рукописи, отбора вариантов и т. д. не всегда совпадают с доводами, которыми разумно руководствоваться публикатору художественных текстов.
Нужно ли говорить, что история рукописей научных и философских текстов в большей степени концентрируется на генезисе идей и понятий. И в нашем случае «осевой нитью», относительно которой отбирались и компоновались черновики, наброски, конспекты, была идея автора — бахтинская философия смеха, генезис которой мы и
хотели вскрыть. Работа оказалась небесполезной и для общего представления о развитии филологической науки в XX в.: мы наблюдали, как на протяжении более чем четверти века менялись приоритеты, официальные концепции, наконец, научный язык, как Бахтин приспосабливал свою книгу к изменившемуся языку эпохи, стараясь сделать ее понятной следующему поколению филологов.
История книги М.М. Бахтина о Рабле, изданной в Москве в 1965 г., началась в 1930-е гг. Первая редакция «Франсуа Рабле в истории реализма»1 была завершена в 1940 г. После этого автор перерабатывал ее трижды, причем каждый раз это был новый тип правки. Первый раз, в 1944 г., при подготовке рукописи для московского отделения Гослитиздата, Бахтин написал «Дополнения и изменения к "Рабле"»2. «Дополнения», являющиеся, на первый взгляд, завершенным текстом (именно так они были представлены при их первой публикации), на самом деле не однородны, а с точки зрения генетической критики и вовсе не могут быть названы текстом в собственном смысле слова, представляя собой свободный монтаж тем, которыми автор намеревался дополнить завершенную в 1940 г. книгу — мениппея, проблема серьезности, архитектоника Шекспи-ровых трагедий, итальянское возрождение и др. При этом одни «сюжеты» были разработаны детально и записаны как готовые вставки в текст книги 1940 г. (в ряде случаев с указанием страниц), другие набросаны сугубо предварительно.
Второй раз рукопись перерабатывалась полностью в 1949-1950 гг. На этот раз у М.М. Бахтина была другая цель и другой адресат — Высшая аттестационная комиссия. В 1946 г. Бахтин защитил текст книги в качестве диссертации в ИМЛИ. Мнения ученого совета разделились: за присуждение ученой степени доктора филологических наук, минуя кандидатскую (за присуждение кандидатской степени совет проголосовал единогласно), высказались семь, против — шесть человек. Комиссия ВАК, не утвердившая результаты голосования, потребовала от автора переработки диссертации. На этот раз текст 1940 г. переписывался «по замечаниям» (жанр, хорошо известный как свидетелям, так и историкам советской эпохи), поэтому впоследствии часть дополнений (ссылки на классиков марксизма-ленинизма и пр.), появившихся в тексте в ходе этой правки, была снята.
И, наконец, в третий раз изменения в текст «Рабле» были внесены в начале 1960-х гг., при подготовке рукописи к публикации в издательстве «Художественная литература». Многочисленные наброски, черновики, дополнения и изменения, сделанные тогда, запечатлели неизбежный отклик на смену культурной и научной парадигм — претерпел изменения терминологический ряд, сместились
акценты, во Введении, переработанном из первой главы рукописи 1940 г. появились новые источники и ссылки (например, только в 1960-е гг. М.М. Бахтин познакомился с работами Люсьена Февра); наконец, изменилось заглавие: «Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса».
Перечисленные этапы работы над книгой являются, разумеется, результатом исследования, аналитической реконструкцией, результатом отбора и классификации архивных материалов, с одной стороны, и изучения внешнего (исторического и биографического) контекстов, обусловивших их появление, — с другой. Фактически же материалы 1930-1940-х гг. — это множество набросков, черновиков, записей, вкрапленных в тексты конспектов, в подавляющем большинстве не датированных, так что приурочение их к определенному этапу работы над книгой само по себе является проблемой.
История книги М.М. Бахтина о Рабле дает поэтому не только текстологу, но и читателю, готовому к незавершенности черновика, ценный материал, оказывающийся к тому же отнюдь не бесполезным для понимания и интерпретации философского и филологического наследия автора. То, что из перспективы законченных книг Бахтина (а таких у него было две — о Достоевском и Рабле, остальные изданные при жизни книги составлялись из статей, написанных в разные годы и не предназначавшихся для цельного завершенного труда) представляется необъяснимым противоречием, «темным местом» или, того хуже, методологическим просчетом, из перспективы рукописного наследия приобретает смысл, оказывается логичным и последовательным.
Другой сквозной сюжет в истории рукописи «Рабле» касается ее «допечатной» судьбы и рецепции, предшествовавшей изданию. Хотя книга еще не была опубликована, с ее текстом знакомились друзья, рецензенты, аспиранты и просто заинтересованные читатели.
О читателях «Рабле» следует сказать особо. Круг их был широк и представителен. До своего издания книга оказалась прочитанной многими заметными филологами того времени, в том числе и специалистами по истории западных литератур: А.К. Дживелеговым, И.М. Нусиновым, А.А. Смирновым, Б.В. Томашевским, В.Ф. Шиш-маревым, Л.И. Тимофеевым и другими. Список аспирантов и сотрудников академических институтов, а также их родственников, которым рукопись «Рабле» целиком или по частям передавали научные руководители или просто добрые знакомые, восстановить, разумеется, невозможно. Вот только один характерный отрывок из письма А.А. Смирнова, где сообщается о «разных стщоящих лицах», уже ознакомившихся с книгой полностью или по частям: «Первые 2 главы ее успел прочесть В. Блюменфельд (автор статей по
франц<узскому> классицизму и т. п. в "Литер<атурном>критике" и статьи о Дидро в "Раннем буржуазном реализме"). Он прервал чтение, т. к. уехал лечиться в Сочи, а по возвращении жаждет дочитать, т. к. пришел от первых двух глав в восторг. Точно также восхищена Вашей работой прочитавшая ее целиком его жена, К.С. Ани-симова, доцент Педвуза Герцена и секретарша нашего зап<адного> отдела в Инст<итуте> Лит<ературы>. Я также дал читать Вашу рукопись одному моему аспиранту (А. Алмазову), он пишет канд<идатскую> диссертацию о Вильоне. Она ему должна быть очень полезна в смысле некоторых установок»3.
Так что книга вошла в научное сознание задолго до своей первой публикации и, несомненно, на него повлияла, если учесть, конечно, что влияние не исчерпывается прямым заимствованием и не измеряется исключительно индексом цитирования. Задолго до «карнавального бума» 1960-х гг. авторы исследований о литературе средневековья и Ренессанса, знакомые с бахтинским «Рабле», уже не могли не соотносить, пусть и не явно, собственные работы с тем направлением, которое определила в филологической науке эта книга.
Характерно эмоциональное впечатление А.А. Смирнова, одного из первых читателей рукописи: «Самое удивительное — что наши мысли отчасти встретились. Прошлым летом я написал маленькую главу о Рабле <... > для нашего коллективного вузовского учебника <...> При обсуждении моей статьи на кафедре на меня напали и заставили смягчить «средневековое» начало в Рабле, сделав его более «классически-ренессансным». Я уступил, считая, что в учебнике полагается быть нейтральным и не договаривать своих собственных мыслей.
И вот, представьте себе радость, которую я ощутил, найдя в Вашей работе в обоснованном и углубленном виде те мысли, к которым я сам смутно тяготел!».
В этом приватном отзыве, язык которого еще не был иссушен стилистическими требованиями официальной рецензии, уловлено то, что предопределило читательский успех и научную значимость книги о Рабле: Бахтин действительно в системном и углубленном виде изложил те мысли, к которым «смутно тяготела» последние полвека мировая медиевистика.
При этом сам Бахтин, конечно, не стремился распространять свою работу «в списках», тем более расширять круг ее читателей за счет мало знакомых ему людей. Он стремился книгу опубликовать, но сделать это без участия именитых коллег и друзей не мог, несмотря на то что был автором заметной и незабытой монографии о Достоевском.
Поэтому в конце того же 1940 г. он передал один экземпляр рукописи А.К. Дживелегову в Москву, а другой послал А.А. Смирнову в Ленинград. Осенью 1940 г. Бахтин подолгу жил в Москве у своей сестры Натальи Михайловны и, по всей видимости, с Дживелего-вым мог встретиться сам, со Смирновым же предварительно переговорил И.И. Канаев. 23 ноября из Ленинграда пришел ответ: «...говорил по поводу Вас с А.А. Смирновым. Он очень просит Вам кланяться и крайне заинтересован В<ашей> Книгой о Рабле. Говорил, что м.<ожет> б.<ыть> ее можно кусками печатать в каком-то здешнем журнале». Шансы на издание «Рабле» в Ленинграде первое время действительно выглядели предпочтительнее, в том числе благодаря заинтересованному участию Смирнова.
Со Смирновым Бахтин был знаком еще по Петрограду. Они встретились в доме М.В. Юдиной на Дворцовой набережной в начале 1920-х. О том времени Бахтин рассказывал В.Д. Дувакину: «...у Марии Вениаминовны <...> было много музыки. Она сама играла, иногда всю ночь напролет. Играла так, как я никогда не слышал ее в концертах!»4 Собственно, игре М.В. Юдиной мы обязаны и воспоминанием Смирнова о времени и обстоятельствах знакомства с Бахтиным. В мае 1945 г. он писал: «Был как-то на концерте М.В. Юдиной <... > и взволнованно вспоминал, как 23 года тому назад познакомился в ее доме с Вами».
В марте 1941-го, приступив к чтению присланной рукописи, Смирнов предлагает напечатать в «Западном сборнике» одну из ее глав, а несколько месяцев спустя уточняет — вторую главу («Рабле в истории смеха») с небольшим вступлением по материалам первой главы («Рабле и проблема фольклорного и готического реализма») — и одновременно намеревается вести переговоры о публикации книги с Д.Д. Обломиевским, редактором западноевропейского отдела ленинградского Литиздата. 5 июня он пишет Бахтину: «Перспективы с Вашей работой таковы. У нас готовится следующий № "Западного сборника", и я мечтаю о том, чтобы напечатать в нем Вашу гл. II с предпосланным ей очень кратким резюме (страниц на 7-8) Вашей гл. I. <...> Я уже говорил об этом В.М. Жирмунскому, от которого это зависит, ибо он возглавляет наш западный отдел. <...> Это не исключает возможности напечатать всю Вашу работу целиком, т. е. книгой. Хочу серьезно поставить об этом вопрос в здешнем Литиздате, где имею друзей и некот<орое> влияние. Жду для этого возвращения из отпуска редактора за<падно>-европ<ейского> отдела, Д.Д. Обломи-евского <...>».
Вскоре война и эвакуация отложили осуществление этих планов на неопределенное время. 29 июня 1941 г. Смирнов еще пытает-
ся обнадежить Бахтина: «Я принял все меры к тому, чтобы вопрос о напечатании Вашей работы и в сборнике и книгой протекал наиболее благоприятно. Конечно, сейчас все это затормозится, и надо запастись терпением», — но дальше их переписка обрывается и возобновляется только через год, летом 1942 г. Уезжая из Ленинграда в ярославскую эвакуацию, Смирнов сдал рукопись «Рабле» в архив Пушкинского Дома. 12 августа 1942-го он сообщает об этом Бахтину: «Конечно, я не мог вывезти из Л<енин>града не только своих книг, но даже и рукописей. Ваш "Раблэ" сдан мною на хранение в архив Института Литературы Ак. Наук». Впоследствии, вплоть до середины декабря 1944-го, издание книги в их переписке не обсуждается. Сданный в архив экземпляр рукописи Бахтин смог получить только в 1946 г., перед защитой диссертации, при деятельном участии И.И. Канаева.
Всю войну Бахтин работает школьным учителем в Савелове и надежду получить место в Москве или Ленинграде, «изменить свое положение и добиться возможности творческой работы» (как он позже напишет Смирнову уже о защите диссертации) связывает в это время с публикацией «Рабле». В 1943 г., пытаясь узнать об издательской ситуации в Москве, он обращается к Л.И. Тимофееву, по приглашению которого в 1940 и 1941 гг. выступал в ИМЛИ с двумя докладами по теории романа5. Картина, обрисованная в ответном письме, оказывается неутешительной: «Издательских возможностей мало (книга Виноградова — это еще инерция первой половины 1941 г.), издают книги не более 10 печ. листов обычно, но все же кое-какие возможности находятся, если тема книги в достаточной мере "актуальна"».
Только в 1944 г. стараниями Б.В. Томашевского при посредничестве М.В. Юдиной переговоры с московским Литиздатом поначалу приносят успех. По заказу издательства внутренние рецензии на книгу пишут Б.В. Томашевский и А.А. Смирнов. Дело осложняется тем, что оба рецензента пользуются одним экземпляром рукописи, передавая его по частям из Москвы в Ярославль, поэтому в конце декабря 1944-го Бахтин торопит Смирнова: «Дело очень затянулось, и я боюсь, что бла-гопр.<иятный> для книги климат мог измениться. Для меня это дело имеет первостепенное значение, от него зависит возможность выбраться из Савелова, где дальнейшая научная <?> работа становится невозможной». 31 декабря рецензия была, наконец, передана с оказией в Москву, а 3 января 1945 г. Бахтин пишет М.В. Юдиной: «...наступает решающий момент в ходе дела. Рукопись сейчас поступит на рассмотрение внутренних редакторов Литиздата; от них и будет зависеть окончательное решение». Тогда же он просит переговорить с Б.В. Томаше-вским, Н.М. Любимовым и И.М. Нусиновым.
Во второй половине января к московским хлопотам о «Рабле» присоединился и Смирнов, однако уже в феврале 1945 г. стало ясно, что издание не состоится. Официальной причиной отклонения рукописи явилась принятая к публикации книга о Рабле другого автора6. «...Из бесед с Вл. Фед. Шишмаревым и Дм. Дм. Обломиевским я убедился, что опубликовать моего Рабле в Москве в ближайшее время не удастся из-за принятой уже книги Евниной», — писал Бахтин Смирнову несколько месяцев спустя.
После неудачи в Москве шансы на издание «Рабле» некоторое время еще остаются. Летом 1945-го сначала И.И. Канаев, а затем и вернувшийся из эвакуации Смирнов тщетно пытаются возобновить переговоры с ленинградским отделением Литиздата. «На печатание "Рабле" приходится отложить пока надежду», — к такому выводу приходит Смирнов после новых неудачных переговоров.
Все возможности издания «Рабле» в Москве и Ленинграде к середине 1945 г. были исчерпаны.
В то же самое время, по-видимому, и возникает проект издания книги во Франции. Даже на фоне известных послаблений конца войны и первых послевоенных лет история кажется почти невероятной, особенно если учесть не очень давнюю ссылку автора.
Материалов о том, как возникла идея передачи рукописи Бахтина во Францию с целью ее издания, как и чьими усилиями этот замысел осуществлялся и что в конце концов стало непреодолимой преградой на его пути, крайне мало. Несомненно одно, сам автор, как, впрочем, и всегда, полагался на естественный ход дела, не препятствуя осуществлению безусловно заманчивого проекта, но и нисколько не стремясь его продвинуть.
Примечательно, что подобный и также неосуществившийся план позднее, уже в 1960-е гг., имел место с другой книгой Бахтина — о Достоевском.
Хорошо известно, что возвращение Бахтина в 1960-е гг. началось с нового издания книги о Достоевском. Публикации в «Советском писателе» предшествовал итальянский проект. В феврале 1961-го Бахтин принял предложение Витторио Страда напечатать «Достоевского» в туринском издательстве «Эйнауди» в качестве «вступительного исследования» к полному собранию сочинений писателя на итальянском языке7. В конце декабря того же года переработанная рукопись была передана в агентство «Международная книга»8, однако ее публикация тогда не состоялась9. В Италии книга Бахтина вышла только в 1968-м, в переводе с русского издания 1963 г.
Долгое время считалось, что неосуществленное итальянское издание «Проблем поэтики Достоевского» — первая попытка публика-
ции работ Бахтина за рубежом. Между тем с книгой о Рабле подобная история произошла существенно раньше — еще в 1940-е годы. В известном смысле план был беспрецедентен: в отличие от книги о Достоевском, имевшей первое ленинградское издание в 1929 г., исследование о Рабле к тому времени по-русски не публиковалось. То есть речь шла об издании за границей книги, еще не напечатанной, а только рассматривавшейся к публикации в СССР.
Об этом проекте, впрочем, известно куда меньше, чем о планах «Эйнауди». Несмотря на краткое потепление в отношениях между Западом и СССР эпоха к откровенным письменным свидетельствам по-прежнему не располагала. А поскольку до заключения официального договора с каким-либо французским издательством дело, по-видимому, не дошло, то и официальные документы также отсутствуют.
И все же, несмотря на неподтвержденность плана официальными свидетельствами и документами (хочется надеяться, что они могут быть еще найдены), изложить известные сегодня факты стоит, без них история «Рабле» не будет полной.
Непосредственно ко времени описываемых событий относится лишь свидетельство И.Н. Медведевой, жены Б.В. Томашевского, принимавшего участие в судьбе книги. В самом начале 1946 г. в новогодней открытке, после праздничных поздравлений, Медведева сообщает М.В. Юдиной о передаче рукописи во Францию как о состоявшемся событии, а об издании — как о деле решенном: «Получили известие, что книгу Бахтина Гослитиздат передал Арагону (писателю), который увез ее в Париж, где она должна быть издана. Сделано это на основании отзыва Бор<иса> Виктор<ови-ча>10, который произвел на Арагона впечатление»11.
Л. Арагон и Э. Триоле приезжали в Москву в сентябре 1945-го. Это был их первый послевоенный визит в СССР12. Если Арагон, как в январе 1946 г. писала Медведева, на самом деле увез книгу Бахтина в Париж, то произошло это именно тогда, в начале осени 1945 г. Однако в парижском архиве Л. Арагона и Э. Триоле ни самой рукописи, ни каких-либо упоминаний о ней нами не обнаружено. Со слов Медведевой также можно заключить, что передача рукописи осуществлялась официально, через Гослитиздат, который, напомним, в начале года еще рассматривал книгу к публикации на русском языке. Однако в архиве Гослитиздата за 1944-1945 гг. материалов, касающихся книги Бахтина, нет. (Тексты внутренних рецензий Томашевского и Смирнова известны нам благодаря экземплярам, хранящимся в архиве М.М. Бахтина и фонде М.В. Юдиной13, а рецензия Томашевского еще и по экземпляру личного дела Бахтина, хранящегося в ГА РФ14).
Долгое время не удавалось найти никаких подтверждений и тому, что сам Бахтин знал о передаче рукописи «Рабле» Арагону, хотя в его полное неведение верилось, конечно, с трудом. Без этого свидетельства история, не подтвержденная официальными документами, и вовсе приобретала характер мемуарной легенды. Собственноручное подтверждение Бахтина в конце концов обнаружилось, но не в бумагах 1940-х гг., как следовало бы ожидать, а в переписке начала 1960-х, в черновике известного письма от 10 января 1961 г., впервые процитированного С.Г. Бочаровым15 и полностью опубликованного Н.А. Паньковым16.
Письмо это, напомним, было ответом на послание В.В. Кожинова, написанное от его имени и от имени его коллег: С.Г. Бочарова, Г.Д. Га-чева, П.В. Палиевского, В.Д. Сквозникова, в котором говорилось в том числе и о необходимости издания «Рабле». К письму была приложена копия официального обращения в Дирекцию ИМЛИ, подписанного Е.М. Евниной, Бочаровым, Гачевым, Кожиновым, с просьбой о содействии в публикации рукописи, хранившейся после ее защиты в качестве диссертации в архиве института.
Бахтин в ряде случаев оставлял черновики отправленных писем. Есть в его бумагах и два наброска письма от 10 января 1961 г. В одном из них и содержится интересующее нас упоминание о неудавшемся парижском проекте, правда, по прошествии лет отнесено оно не к 1945, а к 1947 или 1946 <?> году (вторая дата записана неразборчиво и восстанавливается предположительно). «Кроме того до меня в 1947 или 1946 <?> г., — писал Бахтин, — дошли слухи, что копия моей книги была передана Луи Арагону. Об этом сообщил мне покойный Томашевский, который слышал в Союзе писателей от Б о я д ж и е в а. Проверить это еще я не мог, так как не знал Бояджиева»17.
Таким образом, по признанию Бахтина, сделанному через шестнадцать лет после предполагаемого события, о планах французского издания ему, как и И.Н. Медведевой, стало известно от Б.В. То-машевского. Однако упоминание о парижском проекте в текст отправленного письма Бахтин не включил, да и в черновике, в отличие от Медведевой, говорил о нем без доли определенности. К тому же в свидетельстве Бахтина к участникам истории добавилось новое лицо — Г.Н. Бояджиев. Роль Бояджиева до конца не ясна: был ли он свидетелем передачи рукописи Арагону или, в свою очередь, только слышал об этом в Союзе писателей. Отметим, что к тому времени Бояджиев был не только членом Союза писателей18, но и соавтором Дживелегова19, одного из первых читателей «Рабле» и впоследствии официального оппонента на защите Бахтина. У Дживелегова,
напомним, с 1940 г. хранился экземпляр рукописи, который он, с разрешения автора, передавал для чтения заинтересованным лицам20.
Искать определенного ответа на вопрос, почему Бахтин решил не упоминать о передаче рукописи в беловике письма от 10 января 1961 г., по всей видимости, бессмысленно. Скорее всего, здесь могли сойтись разные соображения: и нежелание сообщать непроверенную информацию, ссылаясь при этом на Г.Н. Бояджиева, с которым не был знаком, и известная небезопасность передачи неопубликованной рукописи на Запад, и некоторое неудобство от невольного рекламирования собственной книги. К тому же редактирование письма упомянутой купюрой не ограничилось. Если в черновике Бахтин говорит сначала о судьбе «Рабле», а затем о книгах Волошинова и Медведева, то в беловике он меняет композицию, начиная с ответа на последний из заданных вопросов — о книгах своих товарищей, а рассказ о судьбе собственной работы помещает в заключение.
Еще один почти «легендарный» отклик на несостоявшееся французское издание «Рабле» спустя полвека прозвучал в интервью Е.М. Лысенко, вдовы Л.Е. Пинского: «...несколько лет назад Арагон, когда был у нас, забрал эту рукопись (рукопись «Рабле». — И. П.) с собой, чтобы опубликовать ее в Париже. Но, увы, продолжения это не имело»21. Хотя несколько десятилетий сократились в последнем свидетельстве до нескольких лет, Е.М. Лысенко совершенно права в главном: продолжения история не имела. Не ясно даже, была ли рукопись «Рабле» действительно передана Л. Арагону или «застряла» где-то в Гослитиздате или Иностранной комиссии Союза писателей СССР. Можно лишь осторожно предположить, что приостановка французского проекта могла быть связана в том числе с окончательным отказом Гослитиздата печатать книгу в Москве и Ленинграде.
«Надо думать, что это не только слава, но и деньги», — так в январе 1946 г. заключала свой рассказ о планах парижского издания И.Н. Медведева. Однако ни славы, ни денег тогда не случилось. Во Франции книга Бахтина о Рабле увидела свет в 1970-м, в издательстве Gallimard, в переводе, осуществленном с русского издания 1965 г. Андре Робель (Andree Robel).
Примечания
1 Экземпляры ее хранятся в Отделе рукописей ИМЛИ (ф. 427, оп. 1, № 19-19а) и Архиве М.М. Бахтина.
2 Бахтин М.М. Дополнения и изменения к «Рабле» // Бахтин М.М. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 5. М., 1996. С. 80-129 (впервые: «Вопросы философии». 1992. № 1. С. 134-164).
3 Письма А.А. Смирнова к М.М. Бахтину цитируются по материалам архива Бахтина. См.: Бахтин М.М. Собр. соч. Т. 5. М., 1996. С. 476 — 477.
4 Беседы В.Д. Дувакина с М.М. Бахтиным. М., 1996. С. 184-185.
5 Первый доклад — «Слово в романе (К вопросам стилистики романа)» — был прочитан 14 октября 1940 г. (беловой автограф и машинопись хранятся в архиве М.М. Бахтина; черновой автограф — в фонде М.В. Юдиной: ОР РГБ. Ф. 527. Картон 24. Ед. хр. 26, фотокопия — в архиве М.М. Бахтина); на его основе подготовлена статья «Из предыстории романного слова» (Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 408-446). Второй доклад — «Роман как литературный жанр» — был сделан 24 марта 1941 г. (автограф и авторизованная машинопись хранятся в архиве М.М. Бахтина); на его основе написана статья «Эпос и роман (О методологии исследования романа)» (Там же. С. 447-483).
6 Евнина Е.М. Франсуа Рабле. М.: Гослитиздат, 1948.
7 Письмо В. Страда Бахтин получил 22 февраля 1961 г., ответ датирован следующим днем. Официальное обращение издательства последовало 23 марта (см.: Бахтинский сборник — III. М., 1997. С. 376).
8 Обратная расписка о получении рукописи датирована 28 декабря 1961 г. См.: Диалог. Карнавал. Хронотоп. № 32-33 (2000). С. 78.
9 О воспрепятствовавших тому обстоятельствах см.: Бахтин М.М. Собр. соч. Т. 6. М., 2002 (комментарии С.Г. Бочарова к «Проблемам поэтики Достоевского»), а также переписку М.М. Бахтина с В.В. Кожиновым: Диалог. Карнавал. Хронотоп. № 32-33 (2000). Публ. Н.А. Панькова.
10 Имеется в виду отзыв Томашевского для Гослитиздата, написанный в декабре 1944 г. См.: Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1993. № 2-3. С. 118-119.
11 ОР РГБ. Ф. 527. Картон 19. Ед. хр. 13. Текст не датирован. Почтовая карточка получена М.В. Юдиной, судя по дате на почтовом штемпеле, 18 января 1946 г.
12 Л. Арагон и Э. Триоле прилетели в Москву 16 сентября 1945 г. См.: Лиля Брик — Эльза Триоле. Неизданная переписка (1921 -1970) / Комм. И.И. Аброскиной, И.Ю. Генс. М.: Эллис Лак, 2000. С. 120.
13 ОР РГБ. Ф. 527. Картон 24. Ед. хр. 31.
14 ГАРФ. Ф. 9506. Оп. 73. Д. 70. Л. 30-32.
15 Бочаров С.Г. Об одном разговоре и вокруг него // Новое литературное обозрение. 1993. № 2. С. 76.
16 Из переписки М.М. Бахтина с В.В. Кожиновым (1960-1966 гг.) // Диалог. Карнавал. Хронотоп. № 32-33 (2000). С. 127-128.
17 Архив М. М. Бахтина. Разрядкой передано подчеркнутое в рукописи.
18 Г.Н. Бояджиев (1909-1974), автор работ о русском, советском и зарубежном те-
атре, западноевропейской драматургии раннего средневековья, вступил в Союз писателей в 1943 г.
19 В соавторстве с Г.Н. Бояджиевым А.К. Дживелегов выпустил учебник «История западноевропейского театра от его возникновения до 1789 года» (М., 1941).
20 В декабре 1945 г., когда рукопись «Рабле» была принята к защите в качестве кандидатской диссертации, а секретариат ИМЛИ не мог собрать для отправки А.А. Смирнову, назначенному официальным оппонентом, специально присланный для этого экземпляр, Дживелегов среди прочего напомнил Бахтину о его разрешении передавать рукопись коллегам: «...Ваша работа так заинтересовала наших специалистов, что секретариат никак не может собрать все ее тетради, чтобы послать в Л<енингра>д. Я приму меры, чтобы дальнейших задержек не было, а особенно ретивых буду снабжать тетрадями моего экземпляра. Вы — помните? — разрешили мне это».
21 Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1994. № 2 (7). С. 109.
