CC BY
69
ФИЛОСОФИЯ КАК ХИМЕРА
Г.П. Любимов
В работе представлена оригинальная интерпретация проблемы статуса философского знания в духовных поисках человека и общества на различных этапах истории. Рассматриваются проблемы взаимоотношений философии с мифологией, религией, наукой. Показано, как онтологические трансформации фиксируются в опыте переоценки ценностей различных веков.
В справочной литературе можно прочитать, что в современном речевом обиходе химера трактуется как символ праздной фантазии или чего-то несбыточного, и слово это пишется с маленькой буквы. Химера же, существо мифологическое, по свидетельствам и Гомера, и Гесиода имела божественное происхождение, а корни ее уходят в неисповедимые тайны Хаоса, если опираться на текст «Теогонии». Она - дочь Ехидны (полуженщины-полузмеи, дочери Тартара и Геи) и Тифона (младший сын Геи и Тартара). По описанию, Тифон имел сотню драконьих голов, туловище до бедер было человеческое, а вместо ног - змеи. Химера наследует эту принципиальную неоднородность своих родителей, каждая ее часть претендует на самобытность и своеобразие. Она никак не может слиться в нечто единое, предстать как нечто законченное и гомогенное. Каждая часть ее существа представляет какие-то особенные черты бытия. Как одно из произведений первого поколения богов, она оказывается неотъемлемым и в этом смысле необходимым моментом этого порядка бытия. Но ее судьба свидетельствует о том, что Химера принадлежит к сонму антигероев, т.е. к тем силам, которые существуют для того, чтобы рано или поздно быть побежденными иными силами, силами нового порядка, «подлинными героями», и в этом смысле она не вечна. Бытие Химеры и ей подобных существ есть «бытие к смерти» через утверждение новых «светлых» сил. Она представлена как совместимость несовместимого, как оксюморон, нежить, как то, что выпадает из сферы непосредственно очевидного, становится пробоиной в бытии привычном, накатанном. Химера - вызов и проверка прочности становящихся новых устоев. Она несет вред и горе, хотя подробности ее злодеяний прописаны весьма глухо, дескать, «опустошала страну». Она - как бы символ того, от чего никому нет спасения, а само приближение ее несет смерть. Видимо, она есть то Враждебное, без уничтожения чего невозможен новый порядок. Образ Врага как такового, ибо все дети Урана и Геи страшны и ужасны. «Дети, рожденные Геей-Землею и Небом-Ураном, были ужасны и стали отцу своему ненавистны с первого взгляда», - пишет Гесиод. Победа над ними - опыт переоценки ценностей, в ходе которой на место необузданной, ничем, кроме себя, не ограниченной хтонической мощи, приходит сила порядка, основанного на законе, на признании изначальной и разумной гармоничности бытия. Космогонический миф объясняет порядок Космоса действием теогонического механизма порождения все новых и новых богов. Смена божественных поколений, теогония, которая происходит насильственным путем вплоть до добровольной передачи верховного трона Зевсом своему сыну Дионису (по версии орфиков-пифагорейцев), демонстрирует модель теоретически бесконечного процесса, не имеющего своих предельных оснований, кроме виртуальности Хаоса. Гесиод, говоря об олимпийцах как о последнем поколении богов, произвольным образом прекращает теогонию, никак не объясняя механизма этой остановки.
В метафизическом плане Философия рождается также из Хаоса, поскольку в нем находятся корни всего сущего, но демонстрирует иные его ресурсы, а именно, рациональные. Она, как и Химера, «вызывает на бой», но не новые, рациональные, а прежние, мифологические, порядки макро и микрокосмоса. Само существование Химеры и ей подобных существ мифа, как и существование Философии, по сути своей, противостоит установлению единообразного мира как условия мира безопасного. Мир хтони-ческих сил есть мир непрекращающейся борьбы за власть и установления своего по-
рядка бытия как порядка предельного и окончательного. Однако, в силу разнородности этих сил, каждый новый порядок изначально несет на себе печать своей смерти. Восстание Кроноса против Урана, Зевса против Кроноса заканчивается поражением прежнего порядка в силу того, что раз запущенный теогонический механизм не может остановиться сам по себе, он не есть абсолютный перводвигатель, не есть абсолютная первопричина или causa sui.
Философия, в определенном смысле, наследует опыт теогонический. В самом деле, в истории европейской философии с самых ее начал можно зафиксировать две тенденции. Суть первой заключается в том, что есть некий единый, подлинный, неизменный порядок бытия, который в принципе может быть постигнут разумом. Вторая тенденция сутью бытия считает принципиальную его неустойчивость, вечную изменчивость и преходящий характер и постижение этих свойств также доступно силе разума. Уже концепции Парменида и Гераклита фиксируют эти тенденции. С одной стороны мы видим стремление к поиску оснований единственного и подлинного бытия, вечного, равного самому себе, неизменного во времени. С другой стороны представлено стремление к поиску бытия, находящегося в вечной борьбе противоположностей, бытия, подчиненного действию только Логоса, который, однако, сам по себе также неизменен. В дальнейшем это выражается в фиксации двух родов бытия: бытия самого по себе и бытия для нас. Одно из них отражается, другое конструируется. Обе имеют достаточно солидную аргументацию, но не есть ли обе они химеры, в современном прочтении этого термина? (Как праздной фантазии или несбыточной мечты?) Есть ли, существует ли как область чистого смысла, область полноты бытия того, что есть закон, добро, красота, справедливость и т.п.? И, если они есть, то существуют они в мире трансцендентном или в эмпирическом? А если их как таковых нет, т.е. нет их самостоятельной бытийст-венности, то не есть ли они как раз «праздный» вымысел, фикция, существующие лишь в сфере нашей быстротечной человеческой жизни, т.е. в сфере мнений? То ли дело признать существование лишь того, что может быть проверено опытом, практикой, верифицировано и т.п., а все остальное либо вынести за скобки, как не имеющее таковой проверки, либо как логическую ошибку в рассуждениях, либо как языковые неувязки! Если не подтвердилась к настоящему времени некая идея, например, совершенного государства или прекрасного будущего, значит, ничего не поделаешь, химера это, иначе говоря, вздор и праздный вымысел. Однако возникает вопрос, звучащий как резонное возражение: «А что, история уже есть нечто завершенное, просчитанное или прочувствованное, или проведанное и нет в ней больше никаких секретов? Она уже вся развернулась в своей предзаданности, состоялась во всей своей полноте и раскрылась во всех своих сюжетах?» Просто, может быть, один праздный вымысел борется с другим, вытесняет и замещает его, фиксируя некую предпочтительность выбора субъекта, обусловленную, скажем, данным историческим контекстом и только, не претендуя на бы-тийственную предпочтительность?
Еще раз вернемся в древние времена. На мой взгляд, Беллерофонт (на стороне которого стояли боги нового порядка), победив Химеру, тем самым инициировал процесс ее превращения в химеру. Но он не уничтожил ее как Химеру. Превращение Химеры в химеру - не просто результат языковых трансформаций, за этим скрываются онтологические катаклизмы, утрата Химерой и мифом жизненной энергетики, превращение жизни в повествование о ней. В античном мире философия вбирает в себя ряд функций Химеры, поскольку философский порядок постепенно приходит на смену порядка мифологического, оказываясь элементом нового порядка бытия, прежде всего, вариантом жизни, способом понимания и устроения жизненного мира, а не праздными размышлениями о нем, сохраняя при этом потенциал сопротивления как «образ Врага».
Если обратиться к периоду средних веков, то античный вариант философии, номинируемый как «эллинская мудрость», считается явно враждебным христианству с
его опорой на Откровение. Философский проект античности достаточно длительное время предстает именно как Химера, т.е. признается новым порядком как реальная жизненная сила, с которой нужно бороться вовсе не так, как с досужим вымыслом. Нужно было «переписать» старые ценности, лишить их прежней силы, превратить в химеру либо уничтожить. Частично удалось переписать, т.е. вложить новые смыслы в старые понятия, отвести философии почетное место в качестве первой служанки теологии, представить ее в качестве разумного помощника в делах веры, но отнять у разума его прежнее ведущее место. Беллерофонт вновь победил, Философия превратилась в философию. Но силы Химеры опять не уничтожены, они просто либо адаптировались к новым порядкам (в экстремальном варианте стали их адептами), либо погрузились на время в состояние анабиоза.
Возрождение, не отвергая теоцентризм средних веков, приоткрывает дверь в природу, создает метафизические предпосылки для ее исследования, а Новое время начинает реализовывать эту возможность в программах эмпиризма и рационализма. Философия как Химера выступает реальной силой, когда нужно было свести счеты со схоластикой, выработать новые методологические правила познания мира природного, и она же становится химерой, когда эта задача в основном оказывается выполненной. Достаточно напомнить знаменитое высказывание сэра И. Ньютона: «Физика, бойся метафизики!» Хотя оно, видимо, сформулировано в пылу полемики с Декартом и картезианцами, но выглядит как общее предостережение, разделяемое во многом дальнейшей позитивистской философией науки. Девиз «Наука - сама себе философия» содержит желание приручить Философию как Химеру и стать ей. Однако весь исторический опыт позитивизма показал химеричность данного проекта, оборотной стороной которого оказался иррационализм. А где же Химера? А она остается именно как вызов и протест, как проверка на прочность того, что сегодня признается жизненно важным. Это и есть Философия как вечная возможность и необходимость задавать неудобные вопросы, как вечная неудовлетворенность сегодняшним днем, «польза от которой сомнительна, а вред возможен», как прозорливо заметил один наш исторический государственный муж, закрывая факультеты и кафедры философии в России. Да, философия может очень неплохо уживаться с тем или иным государственным устройством. Но Философия как Химера не может не причинять вреда, она не может и не должна уживаться с установленным порядком.
Сегодня философия, как, наверное, и в прежние времена, амбивалентна в контексте ее Х/химерического прочтения. Она, может быть и нередко, предстает как химера (вздор и т.д.), но ведь и как Химера тоже. Как своеобразный сторож и дозор, дневной и ночной, но стерегущий не спокойствие одинаковости, а, как раз напротив, вызывая беспокойство, сомнения, не давая возможности застою, провоцируя неодинаковость и, тем самым, волю к жизни, как преодолению и возвышению самое себя.
