CC BY
464
В.Ф. Луговик,
доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, Омская академия МВД России
ФИКСАЦИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ С ПОМОЩЬЮ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
FIXING OF OPERATIVELY-SEARCH ACTIVITY RESULTS WITH THE HELP OF INVESTIGATIVE ACTIONS
Проанализированы способы документальной фиксации хода оперативно-розыскных мероприятий и полученных при этом результатов, поднимаются дискуссионные вопросы правового регулирования принуждения в оперативно-розыскной деятельности. Аргументирована необходимость внесения изменений в оперативно-розыскное законодательство по применению принудительных мер обеспечения оперативно-розыскного производства.
The article analyses documentary fixation ways of the course ofsearch operations and the results. The article describes discussion matters of the legal regulation of duressin the operational-search activity. The article argues the need for changes in the operational-investigative legislation on the use of duress measures to ensure the production of the operational-search activity.
Уголовно-процессуальное законодательство определяет результаты оперативно-розыскной деятельности (далее — ОРД) как сведения, полученные в соответствии с федеральным законом об оперативно-розыскной деятельности, о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного преступления, лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших преступление и скрывшихся от органов дознания, следствия или суда (п. 36.1 ст. 5 УПК России). Традиционно результаты ОРД рассматриваются как продукт оперативно-розыскных мероприятий (далее — ОРМ), зафиксированный и документально оформленный исключительно в порядке, установленном Федеральным законом от 12.08.1995 №144-ФЗ (ред. от 06.07.2016) «Об оперативно-розыскной деятельности» (далее — Закон об ОРД) и
ведомственными нормативными правовыми актами оперативно-розыскных органов, издаваемых в соответствии с ч. 2 ст. 4 данного закона.
При таком понимании результатов ОРД вполне логичным воспринимается и суждение, что их фиксация должна протекать в правовом поле Закона об ОРД. С этим можно было бы согласиться, если бы упомянутый закон определял процедуру проведения ОРМ и порядок оформления их результатов, а порядок, как известно, предполагает вынесение (составление) определенных процессуальных (процедурных) правоприменительных актов. Но в Законе об ОРД мы не находим даже упоминания о видах и названиях документов, отражающих результаты оперативно -розыскного правоприменения1
1 Исключение составляет протокол изъятия, составляемый в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации (ст. 15 Закона об ОРД).
Если обратимся к подзаконным нормативным правовым актам, в частности Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю или в суд1, то обнаружим, что результаты ОРД представляются следователю, дознавателю или в суд в виде рапорта об обнаружении признаков преступления или сообщения о результатах оперативно-розыскной деятельности (п. 6). В связи с этим возникает вопрос: результаты ОРД содержатся только в рапорте и сообщении или и в иных носителях информации, приобщаемых к указанным документам (актах, справках, аудио-видеозаписях и др.)? По моему мнению, в названной инструкции допущена неточность. Дело в том, что рапорт и сообщение носят производный характер и лишь в обобщенном виде отражают содержание документов, фиксирующих ход ОРМ и полученные при этом результаты. Что же касается первичных документов, то их форма (бланки, образцы) регламентируется ведомственными нормативными правовыми актами, имеющими соответствующий гриф секретности (секретно, совершенно секретно). Причем между ведомствами, уполномоченными на осуществление ОРД, эти нормативные акты не согласовываются не только в части перечня и форм документов, но и процедуры проведения ОРМ2. Более того, не только в различных оперативно-розыскных органах, но даже в разных регионах «рождаются» отличные друг от друга методические рекомендации по проведению и документальному оформлению ОРМ, формируется обособленная следственно-судебная и прокурорская практика, иногда игнорирующая требования ведомственных нормативных правовых актов. Например, в Омской области факт проведения оперативного эксперимента по требованию прокуратуры оформляется не актом, как это регламентировано наставлением об основах организации и тактики ОРД органов внутренних дел, а протоколом.
Итак, первая проблема, которую можно отнести к категории формально-юридических, это отсутствие единого законодательно и подзаконно установленного порядка документального оформления результатов ОРМ.
Второй проблемой, которой я уже частично коснулся, выступает неопределенность правового
1 Утверждена приказом МВД России № 776, Минобороны России № 703, ФСБ России № 509, ФСО России № 507, ФТС России № 1820, СВР России № 42, ФСИН России № 535, ФСКН России № 398, СК России № 68
от 27.09.2013 «Об утверждении Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю или в суд» // Российская газета. — 2013. — 13 дек.
режима фиксации результатов ОРД. Поясню ситуацию. Оперативно-розыскные мероприятия имеют разведывательно-познавательный характер и уже в силу этого осуществляются в активной форме, иногда с элементами принуждения, а также допустимого психологического и физического воздействия. Для того чтобы их результаты имели правовое значение и могли использоваться в процессе уголовно-процессуального доказывания, оперативно-розыскные мероприятия должны проходить с соответствующей фиксацией. Документальная фиксация хода ОРМ и полученных при этом результатов предполагает наличие определенной законом формы (процедуры), включающей в том числе и принуждение.
Особенность некоторых оперативно-розыскных мероприятий такова, что они только тогда имеют значение для уголовно-процессуального доказывания, когда их результат незамедлительно зафиксирован в установленной законом процедуре. Так, оперативный эксперимент практически всегда сопровождается осмотром (досмотром, обыском), изъятием (выемкой) предметов, веществ, денег, физическим задержанием заподозренного лица и доставлением в помещение правоохранительного органа. И здесь возникает главный вопрос: в каком правовом режиме должны осуществляться подобные принудительные действия: оперативно-розыскном, уголовно-процессуальном, административно-правовом (полицейском) или ином? В юридической литературе и методических рекомендациях представлены различные точки зрения и доводы в пользу каждого режима. Мы не будем перегружать статью ссылками на научные источники: заинтересованному читателю они известны, а при необходимости он может самостоятельно их найти. Обратим лишь внимание на обозначенную проблему в контексте ст. 41 УПК России, согласно которой не допускается возложение полномочий по проведению дознания на то лицо, которое проводило или проводит по данному уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия.
Эта норма имеет диаметрально противоположные толкования, а в значении, придаваемом ей правоприменителем, создает серьезные проблемы при фиксации результатов ОРМ. Некоторые авторы расценивают её как полный запрет на
2 Исключение составляют нормативные правовые акты, регламентирующие организацию и тактику проведения ОРМ с использованием специальных технических средств, предназначенных для негласного получения информации, которые согласовываются с Федеральной службой безопасности Российской Федерации (ч. 3 ст. 4 Закона об ОРД).
проведение каких-либо следственных действий и принятие процессуальных решений лицами, осуществлявшими (осуществляющими) по делу или проверочному материалу ОРМ [1, 2]. П. В. Вдов-цев утверждает что «деятельность по производству неотложных следственных действий носит сугубо процессуальный характер, являясь частью расследования. Надлежащим субъектом расследования будет лицо, которое не связано и не было связано с проведением по данному делу ОРМ. С учетом этого лицо, проводящее (проводившее) ОРМ по уголовному делу, не может быть уполномочено проводить неотложные следственные действия по данному делу»[3].
М. А. Бородкин, критически оценивая ч. 2 ст. 41 УПК России, приходит к выводу, что лицо, осуществляющее оперативно-розыскные мероприятия, вправе производить по этому уголовному делу неотложные следственные действия по собственной инициативе, а также следственные и процессуальные действия по поручению следователя, что, по его мнению, является недопустимым, и предлагает данную норму изложить в следующей редакции: «Не допускается возложение полномочий по проведению дознания, неотложных и иных следственных и процессуальных действий на то лицо, которое проводило или проводит по данному уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия» [4]. При этом каких-либо аргументов в пользу такой позиции не приводится.
Подобные суждения негативно влияют на правоприменение, порождая уродливые формы и процедуры. Негласное табу на проведение сотрудниками оперативных подразделений следственных действий привело к тому, что в некоторых регионах стала культивироваться практика, когда, лукаво «обходя» запрет, ОРМ (как правило, оперативный эксперимент или проверочную закупку) проводят несколько оперуполномоченных, один из которых документально оформляет ход и результаты ОРМ, а другой (якобы не имеющий отношения к ОРД) — неотложные следственные действия. Этим как бы решается проблема разделения уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной функций. Таким путем правоприменителем обеспечивается формальное выполнение искаженно понимаемого нормативного требования, хотя плутоватость процессуальной формы налицо.
В качестве варианта решения проблемы разделения следственной и оперативно-розыскной функции при фиксации результатов ОРД предлагается привлечение следователя (дознавателя) к проведению оперативно-розыскных мероприятий в статусе участника, но не исполнителя [5, 6]. На практике такой опыт известен и выглядит следу-
ющим образом: следователь принимает неофициальное, не отражаемое документально участие в планировании ОРМ, вместе с оперуполномоченными прибывает на место его проведения ожидает момента завершения ОРМ, после чего проводит необходимые следственные действия (осмотр, выемку, обыск и др.). Естественно, здесь, как и в предыдущем случае, создается лишь только видимость обособленных и независимых процедур. Уязвимость такого подхода заключается не в каком-то серьезном противоречии с законом, а скорее в его несогласованности с устоявшимися уголовно-процессуальными традициями и теоретическими догмами. И как бы это ни преподносилось, все-таки нужно признать, что речь идет об участии следователя в проведении ОРМ. Более того, если следовать такой логике, то на место проведения ОРМ следует доставлять судью (для немедленного вынесения постановления об ограничении конституционных прав граждан) и прокурора (для надзора за исполнением законов).
Существует и компромиссная точка зрения по вопросу процессуальной фиксации результатов и хода ОРМ. Так, Н. А. Аменицкая допускает проведение неотложных следственных действий оперуполномоченными, однако предлагает нормативно закрепить возможность усмотрения полномочным субъектом расследования принятия (или непринятия) полученных материалов в качестве доказательств с учетом проверки соблюдения требований ст. ст. 75 и 89 УПК России [7].
Завершая краткий анализ авторских взглядов на способы правовой фиксации результатов ОРМ с учетом требований ч. 2. ст. 41 УПК России, перейду к изложению своей, возможно, и не бесспорной, позиции. Думаю, представленные суждения объединяет как минимум одно — отождествление предварительного расследования с проведением отдельных следственных действий. Вряд ли под этим имеется правовая почва. В обоснование сошлюсь на позицию, изложенную в решении Конституционного Суда Российской Федерации от 28 января 2016 № 22-О, согласно которой органу дознания и действующему от его имени должностному лицу, которое проводило или проводит по уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия, не запрещается принимать решение о возбуждении уголовного дела и проводить направленные на первоначальное закрепление следов преступления неотложные следственные действия при наличии признаков преступления, по которому производство предварительного следствия обязательно, поскольку часть вторая статьи 41 УПК России, исключающая одновременное осуществление одним и тем же лицом процессуального расследо-
вания и оперативно-розыскной деятельности, распространяется лишь на дознавателей и проведение ими дознания в предусмотренном главами 32 и 32.1 УПК России порядке, которое сопряжено с принятием по уголовному делу процессуальных решений о привлечении определенных лиц к уголовной ответственности [8].
С таким подходом согласуется и позиция Верховного Суда Российской Федерации, который в определении от 7 декабря 2011 г. № 53-О11-67 указал, что фиксирование результатов оперативно-розыскной деятельности и их дальнейшее использование регламентируются не только законом об ОРД, но и находящимися с ним в тесной взаимосвязи нормами уголовно-процессуального закона. Процитирую часть определения: «.. .Из положений п. 1 ч. 1 и п. 2 ч. 2 ст. 40 УПК России следует, что органы, осуществляющие (согласно делу оперативного учета И. был исполнителем проведения оперативного эксперимента) оперативно-розыскную деятельность, обязаны (норма носит императивный характер) выполнить неотложные следственные действия. В соответствии с ч. 2 ст. 176 УПК России "В случаях, не терпящих отлагательства, осмотр места происшествия может быть произведен до возбуждения уголовного дела".
С учетом требований ст. 40 и 157 УПК России проведение осмотра места происшествия в сложившихся по настоящему уголовному делу условиях возлагается на исполнителя проведения оперативного эксперимента. Поэтому действия И., связанные с проведением осмотра места происшествия в ходе проведения оперативного эксперимента, являются законными»1.
Казалось бы, правовое решение вопроса найдено: оперуполномоченный, осуществлявший ОРМ, имеет право проводить следственные действия для фиксации его результатов. Однако не все так однозначно. Правоприменитель идет по другому пути и чаще всего предпочитает документировать ход и результаты ОРМ в иных правовых режимах. Возможно, на это его подвигают другие решения Конституционного Суда Российской Федерации, рассматривающие правовую природу изъятия, личного досмотра и мер принуждения при фиксации ОРМ вне рамок оперативно-розыскного закона. Так, в ряде его определений отмечается, что Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности», закрепляющий перечень оперативно-розыскных мероприятий, не регламентирует процедуру задержания и
личного досмотра. Задержание — как мера принуждения, обеспечения подготовки и проведения оперативно-розыскных мероприятий или достижения каких-либо целей оперативно-розыскной деятельности — может иметь место в порядке и по основаниям, установленным статьями 27.3 и 27.4 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее — КоАП России) или УПК России (статьи 91 и 92) [9, 10].
Иными словами, неполноту и усечённость нормативной регламентации процедуры проведения ОРМ предлагается компенсировать правовыми суррогатами, то есть нормами, регулирующими сходные отношения и заменяющими (восполняющими) нормативную базу в определенной сфере. Как правило, такие нормы относятся к другим отраслям права и имеют лишь косвенную связь с общественными отношениями, на которые направлено воздействие оперативно-розыскных средств и методов.
Попытаемся определить, насколько оправданно результаты ОРМ фиксировать с помощью административно-правовых средств и допустимо ли, чтобы ОРМ «перетекали» в административные меры принуждения, например административное задержание. Обратимся к КоАП России: согласно ст. 27.3 административное задержание — это кратковременное ограничение свободы физического лица, применяемое в исключительных случаях, если это необходимо для обеспечения правильного и своевременного рассмотрения дела об административном правонарушении, исполнения постановления по делу об административном правонарушении. То есть КоАП России регламентирует задержание физического лица в целях борьбы не с преступлениями, а с административными правонарушениями. Таким образом, ссылка на допустимость применения данной нормы для решения задач оперативно-розыскной деятельности весьма сомнительна, к тому же, согласно определению Конституционного Суда Российской Федерации от 14.07.1998 № 86-О «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности" по жалобе гражданки И. Г. Черновой», ОРД осуществляется с целью борьбы с преступлениями, а не с иными правонарушениями.
Еще одним вариантом административно-правового решения проблемы является рекомендация воспользоваться правами, закрепленными в ст. 13 Федерального закона от 07.02.2011 № 3-ФЗ «О полиции», которая гласит, что полиция вправе
1 Кассационное определение Верховного Суда РФ от 07.12.2011 № 53-О11-67. СПС «КонсультантПлюс». Нужно заметить, что имеются и другие, достаточно спорные, по моему мнению, решения Верховного Суда
РФ, которые относят принудительные меры в ходе проведения ОРМ (досмотр) к тактике ОРД. См.: Апелляционное определение Верховного Суда РФ от 07.08.2015 № 81-АПУ15-22 // СПС «КонсультантПлюс».
осуществлять в порядке, установленном законодательством об административных правонарушениях, личный досмотр граждан, досмотр находящихся при них вещей, а также досмотр их транспортных средств при наличии данных о том, что эти граждане имеют при себе оружие, боеприпасы, патроны к оружию, взрывчатые вещества, взрывные устройства, наркотические средства, психотропные вещества или их прекурсоры либо ядовитые или радиоактивные вещества, изымать указанные предметы, средства и вещества при отсутствии законных оснований для их ношения или хранения; принимать участие в досмотре пассажиров, их ручной клади и багажа на железнодорожном, водном или воздушном транспорте либо осуществлять такой досмотр самостоятельно в целях изъятия вещей и предметов, запрещенных для перевозки транспортными средствами. Такой подход возможен, и полагаю допустимым использование правового ресурса Федерального закона «О полиции» для фиксации результатов ОРМ и применения принудительных мер. Однако комментируемая норма связывает принудительные действия (досмотр, изъятие) с обоснованным подозрением («наличие данных») о нахождении у лиц строго определенных предметов и веществ: оружия, боеприпасов, патронов к оружию, взрывчатых веществ, взрывных устройств, наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров, ядовитых и радиоактивных веществ. А как быть, если, например, в ходе оперативного эксперимента, проводимого в отношении взяткополучателя, необходимо провести личный обыск (досмотр) и изъять переданные ему денежные средства, валюту, ценности, предметы со следами преступления и т.п.? В этом случае данная норма неприменима. Кроме того, она распространяется лишь на деятельность полиции. А как поступать при проведении ОРМ сотрудникам оперативных подразделений иных ведомств (ФСБ России, ФСИН России и др.)? Ответ прост: они должны руководствоваться статусными законами, регламентирующими правовое положение соответствующих органов, уполномоченных согласно ст. 13 закона об ОРД на осуществление оперативно-розыскной деятельности. Такой подход законодателя представляется спорным.
Для иллюстрации тезиса обратимся к соответствующим нормативным правовым актам. Так, пункт «и» ч. 1 ст. 13 Федерального закона от 03.04.1995 № 40-ФЗ (ред. от 06.07.2016) «О Федеральной службе безопасности» дает право органам безопасности осуществлять личный досмотр граждан, досмотр находящихся при них вещей, если имеются достаточные основания подозревать их в совершении административных правонарушений или
преступлений, производство дознания или предварительного следствия по которым отнесено к ведению органов федеральной службы безопасности, а также досмотр транспортных средств и находящихся в них грузов при подозрении, что они используются в целях совершения указанных административных правонарушений или преступлений. Мы видим, что применение принудительных мер (досмотр, а соответственно, и изъятие) сотрудниками ФСБ не ограничено административными правонарушениями и каким-либо перечнем предметов и веществ, как это предусмотрено Федеральным законом «О полиции»: оговорка касается лишь правонарушений или преступлений, производство дознания или предварительного следствия по которым отнесено к ведению органов федеральной службы безопасности.
По моему мнению, регламентация в статусных законах дополнительных оперативно-розыскных полномочий разных ведомств не соответствует принципам права и стандартам юридической техники. Действительно, проводя аналогию с расследованием преступлений, мы не увидим разницы в процессуальных полномочиях следователей или дознавателей органов МВД и ФСБ. Так насколько же тогда оправдана децентрализация норм, определяющих оперативно-розыскной статус сотрудника оперативного подразделения? Или это явление, которое профессор П. А. Скобликов описал следующим образом: «Законодателями регулярно овладевают законотворческие идеи, которые никогда не взращивались в научном юридическом сообществе. Более того, эти идеи подвергались бы там остракизму, поскольку противоречат общепризнанным правовым принципам, установленным криминологическим закономерностям, нелогичны и порой абсурдны. Тем не менее, как только эти странные идеи овладевают законотворцами, они тут же материализуются в законопроекты, быстро проводятся через все формальные процедуры и становятся действующими законами, а криминологи, правоведы испытывают, мягко говоря, недоумение и разочарование» [11]? Неужели это лишь следствие успешных узковедомственных лоббистских действий?
Переходя к итоговой части статьи, считаю нужным заметить, что полномочия оперативно-розыскных органов по применению принудительных мер и фиксации результатов ОРД необходимо закреплять не в статусных нормативных правовых актах, а в отраслевом законе, регулирующем именно этот вид правоохранительной деятельности, и таким законом в настоящее время является закон об ОРД. По мнению А. Г. Маркушина, следовало бы рассмотреть вопрос о выделении само-
стоятельной нормы об оперативно-розыскных органах, наделенных правом особого вида дознания, которое фактически уже присутствует в действующем процессуальном законодательстве, иначе говоря, о процессуальной легализации органов, осуществляющих ОРД. При этом речь идет не о процессуальном регулировании оперативно-розыскной деятельности, а о правовом обеспечении использования возможностей субъекта ОРД на стадиях досудебного производства. Предлагаемая норма будет указывать на участника уголовного процесса, которым он, обладая индивидуальной правосубъектностью, собственно уже и является, но в представленной норме ему будут отведены законом специальная роль и назначение [12].
Правоприменение связано с необходимостью следования действующему законодательству. Вместе с тем нельзя «цепляться» за отжившие, устаревшие методы и средства борьбы с преступностью — «что можно вчера, то сегодня — нельзя». Думаю, для обоснования предложений по совершенствованию правового регулирования фиксации результатов негласных оперативно-розыскных мероприятий необходимо действовать на опережение и уходить от догоняющего характера научных исследований в сфере ОРД. Для этого следует отказаться от существующих парадигм, навязываемых зачастую представителями других отраслей научного знания, и с осторожностью относиться к требованию преемственности исследований, которое иногда понимается как следование устоявшимся, нередко устаревшим, закостенелым взглядам и препятствует формированию и развитию новых идей. В этой связи целесообразно было бы рассмотреть возможность правовой регламентации принудительных мер при проведении ОРМ.
В разработанном нами проекте Федерального закона «Оперативно-розыскной кодекс Российской Федерации» [13] мы предлагаем следующие меры обеспечения оперативно-розыскного производства: доставление; задержание; личный досмотр; изъятие; приведение в негодность или уничтожение документов, предметов, материалов, веществ; ограничение использования сетей связи и средств связи; приостановление услуг связи. Каждой из перечисленных мер посвящена отдельная статья. Приведем наше видение этих норм.
Статья. Доставление
Доставление, то есть принудительное препровождение лица, заподозренного в совершении преступления, скрывающегося от органов следствия, суда или отбытия наказания, а также транспортных средств и орудий совершения преступления, находящихся при нем, оформляется протоколом либо делается соответствующая запись в протоколе оперативно-розыскного мероприятия.
Копия протокола о доставлении вручается доставленному лицу по его просьбе.
Статья. Задержание
1. При доставлении лица, обоснованно заподозренного в подготовке или совершении преступления, установленного в ходе проведения оперативного эксперимента, оперативной закупки, оперативного внедрения, контролируемой поставки, оперативного осмотра либо оперативного наблюдения, оно может быть задержано на срок не более трех часов, если это необходимо для составления протокола оперативно -розыскного мероприятия, обеспечения рассмотрения материалов о подготовке или совершении преступлений, установления причастности к ним задержанного, а также установления его личности.
2. При задержании заподозренного, являющегося военнослужащим, в течение трех часов об этом уведомляется командование воинской части, а в случае задержания сотрудника органа внутренних дел — начальник органа, в котором проходит службу указанный сотрудник.
3. При задержании лица, являющегося членом общественной наблюдательной комиссии, образованной в соответствии с законодательством Российской Федерации, об этом уведомляются секретарь Общественной палаты Российской Федерации и соответствующая общественная наблюдательная комиссия в срок, указанный в части второй настоящей статьи.
4. Если заподозренный является гражданином или подданным другого государства, то в срок, указанный в части второй настоящей статьи, уведомляется посольство или консульство этого государства.
5. При необходимости сохранения в интересах предварительного расследования в тайне факта задержания уведомление с согласия прокурора может не производиться, за исключением случаев, когда лицо является несовершеннолетним.
Статья. Личный досмотр
1. Личный досмотр лица, обоснованно заподозренного в подготовке или совершении преступления, установленного в ходе осуществления оперативно-розыскной деятельности, проводится в целях установления его личности, обнаружения и фиксации следов преступления, орудий совершения либо предметов преступления.
2. Личный досмотр производится лицом одного пола с досматриваемым в присутствии двух понятых, а при необходимости и специалистов того же пола.
3. В исключительных случаях при наличии достаточных оснований полагать, что при физическом
лице находятся оружие или иные предметы, используемые в качестве оружия, личный досмотр, досмотр вещей, находящихся при физическом лице, могут быть осуществлены без участия понятых.
4. О личном досмотре, досмотре вещей, находящихся при физическом лице, составляется протокол либо делается соответствующая запись в протоколе о доставлении или в протоколе оперативно-розыскного мероприятия.
5. В протоколе о личном досмотре или протоколе оперативно-розыскного мероприятия делается запись о применении фото- и видеозаписи, иных установленных способов фиксации вещественных доказательств. Материалы, полученные при осуществлении личного досмотра с применением фото- и видеозаписи, иных установленных способов фиксации вещественных доказательств, прилагаются к соответствующему протоколу.
6. Протокол о личном досмотре подписывается должностным лицом, его составившим, лицом, подвергнутым досмотру, понятыми и иными участвующими лицами. В случае отказа подвергнутого досмотру лица от подписания протокола в нем делается соответствующая запись.
Статья. Изъятие
1. В случае изъятия документов, предметов, материалов, электронных носителей информации при проведении гласных оперативно-розыскных мероприятий должностное лицо, осуществившее изъятие, составляет протокол.
2. Если при проведении гласных оперативно-розыскных мероприятий изымаются документы и (или) электронные носители информации, то изготавливаются копии документов, которые заверяются должностным лицом, изъявшим документы, и (или) по ходатайству законного владельца изъятых электронных носителей информации или обладателя содержащейся на них информации информация, содержащаяся на изъятых электронных носителях, копируется на другие электронные носители информации, предоставленные законным владельцем изъятых электронных носителей информации или обладателем содержащейся на них информации. Копии документов и (или) электронные носители информации, содержащие копии изъятой информации, передаются лицу, у которого были изъяты эти документы, и (или) законному владельцу изъятых электронных носителей информации или обладателю содержащейся на них информации, о чем делается запись в протоколе. В случае, если при проведении гласных оперативно-розыскных мероприятий невозможно изготовить копии документов и (или) скопировать информацию с электронных носителей информации или передать их одновременно с изъятием документов и (или) электронных носителей информации, указанное должностное
лицо передает заверенные копии документов и (или) электронные носители информации, содержащие копии изъятой информации, лицу, у которого были изъяты эти документы, и (или) законному владельцу изъятых электронных носителей информации или обладателю содержащейся на них информации в течение пяти дней после изъятия, о чем делается запись в протоколе. При копировании документов и (или) информации, содержащейся на изымаемых электронных носителях информации, должны обеспечиваться условия, исключающие возможность утраты или изменения документов и (или) информации. Не допускается копирование документов и (или) информации, содержащейся на изымаемых электронных носителях информации, если это может воспрепятствовать осуществлению оперативно-розыскной деятельности или их распространение является противоправным.
3. В случае, если по истечении пяти дней после гласного изъятия документов заверенные копии документов не были переданы лицу, у которого изъяты документы, заверенные копии документов в течение трех дней должны быть направлены по почте заказным почтовым отправлением, о чем делается запись в протоколе с указанием номера почтового отправления.
4. Копии документов направляются по адресу места нахождения юридического лица или адресу места жительства физического лица, указанному в протоколе.
5. В случае изъятия документов, предметов, материалов при проведении негласных оперативно-розыскных мероприятий факт изъятия отражается в документах, которыми оформляется оперативно-розыскное мероприятие.
6. Негласное изъятие документов, предметов, материалов допускается для обеспечения их сохранности, исследования, а также если они представляют угрозу обществу, государству или жизни и здоровью людей.
Статья. Уничтожение или приведение в негодность документов, предметов, материалов
Приведение в негодность или уничтожение документов, предметов, материалов, веществ в ходе осуществления негласных оперативно-розыскных мероприятий допускается для предотвращения подготавливаемых тяжких и особо тяжких преступлений.
Статья. Ограничение использования сетей связи и средств связи
1. Ограничение использования сетей связи и средств связи на определенной территории осуществляется операторами связи либо оперативно-техническими подразделениями оперативно-ро-
зыскных органов по мотивированному постановлению руководителя федерального или территориального оперативно-розыскного органа в случаях, когда использование сетей связи и средств связи угрожает безопасности личности, общества, государства и может способствовать совершению тяжких и особо тяжких преступлений, а также на территории (объектах), в пределах которой (на которых) введен правовой режим контртеррористической операции или чрезвычайного положения.
2. Срок ограничения оказания услуг связи должен быть разумным и обоснованным.
3. Возобновление использования сетей связи и средств связи осуществляется по постановлению руководителя федерального или территориального оперативно-розыскного органа, который принял решение об ограничении оказания услуг связи, или по истечении срока действия ограничения.
Статья. Приостановление услуг связи
1. Приостановление оказания услуг связи пользователям осуществляется операторами связи по мотивированному постановлению оперуполномоченного, согласованному с начальником оперативного подразделения и утвержденному руководителем оперативно-розыскного органа, в случаях, когда использование сетей связи и средств связи угрожает безопасности личности, общества, государства и может способствовать совершению тяжких и особо тяжких преступлений, а также на территории (объектах), в пределах которой (на которых) введен правовой режим контртеррористической операции или чрезвычайного положения.
2. Срок приостановления оказания услуг связи должен быть разумным и обоснованным.
3. Возобновление оказания услуг связи осуществляется по постановлению оперуполномоченного, согласованному с начальником оперативного подразделения и утвержденному руководителем оперативно-розыскного органа, который принял решение о приостановлении оказания услуг связи, или по истечении срока действия приостановления.
Полагаю, что такой подход к правовому регулированию мер принуждения в оперативно-розыскной деятельности будет способствовать обеспечению законности и соблюдению прав человека и гражданина.
ЛИТЕРАТУРА
1. Рыжаков А. П. Возбуждение и отказ в возбуждении уголовного дела // СПС «Консультант-Плюс». 2010.
2. Чукаева О. А. Полномочия органа дознания по производству неотложных следственных действий // Законодательство и экономика. — 2014. — № 12. — С. 68.
3. Вдовцев П. В. Неотложные следственные действия в российском уголовном процессе: вопросы теории, практики и законодательного регулирования : дис. ... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2011. — С. 134—135.
4. Бородкин М. А. Дознаватель в уголовно-исполнительной системе: перспективы законодательной регламентации // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. — 2014. — № 1. — С. 17.
5. Холоденко В. Д. На следователя, участвовавшего в проведении оперативно-розыскных мероприятий, нельзя возлагать полномочия по осуществлению предварительного следствия и дознания // Российский следователь. — 2005. — № 9. — С. 7—9.
6. Трухин М. А. Некоторые проблемы выявления, раскрытия и расследования взяточничества и коммерческого подкупа в сфере образования // Российский следователь. — 2007. — № 9.
7. Аменицкая Н. А. Органы дознания и оперативно-розыскная деятельность: исторический аспект и современное состояние проблемы // Российская юстиция. — 2013. — № 7. — С. 52.
8. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Чарушникова Андрея Леонидовича на нарушение его конституционных прав частью второй статьи 41 и частью первой статьи 75 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации : определение Конституционного Суда РФ от 28.01.2016 № 22-О // СПС «КонсультантПлюс».
9. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Осипова Андрея Николаевича на нарушение его конституционных прав статьей 6 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» и статьями 91—94 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: определение Конституционного Суда РФ от 28.01.2016 № 73-О // СПС «КонсультантПлюс».
10. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Гурьянова Артема Владимировича на нарушение его конституционных прав Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности» : определение Конституционного Суда РФ от 21.05.2015 № 1182-О // СПС «КонсультантПлюс».
11. Скобликов П. А. Оптимизация борьбы с организованной преступностью и коррупцией посредством парламентского контроля // Журнал российского права. — 2015. — № 12.
12. Маркушин А. Г. Правовое обеспечение оперативно-розыскной деятельности в доказывании // Конституционно-правовые проблемы оперативно-розыскной деятельности : сборник материалов всероссийского круглого стола (3 ноября 2011 г.) / сост. К. Б. Калиновский. — СПб. : Петрополис, 2012.
13. Луговик В. Ф. Оперативно-разыскной кодекс Российской Федерации : авторский проект. — Омск : Омская юридическая академия, 2014. — 96 с.
REFERENCES
1. Ryizhakov A. P. Vozbuzhdenie i otkaz v vozbuzhdenii ugolovnogo dela // SPS «Konsultant-Plyus». 2010.
2. Chukaeva O. A. Polnomochiya organa doz-naniya po proizvodstvu neotlozhnyih sledstvennyih deystviy // Zakonodatelstvo i ekonomika. — 2014. — # 12. — S. 68.
3. Vdovtsev P. V. Neotlozhnyie sledstvennyie deystviya v rossiyskom ugolovnom protsesse: vo-prosyi teorii, praktiki i zakonodatelnogo reguliro-vaniya : dis. ... kand. yurid. nauk. — Ekaterinburg, 2011. — S. 134—135.
4. Borodkin M. A. Doznavatel v ugolovno-ispolnitelnoy sisteme: perspektivyi zakonodatelnoy re-glamentatsii // Ugolovno-ispolnitelnaya sistema: pravo, ekonomika, upravlenie. — 2014. — # 1. — S. 17.
5. Holodenko V. D. Na sledovatelya, uchastvo-vavshego v provedenii operativno-rozyisknyih mero-priyatiy, nelzya vozlagat polnomochiya po osusch-estvleniyu predvaritelnogo sledstviya i doznaniya // Rossiyskiy sledovatel. — 2005. — # 9. — S. 7—9.
6. Truhin M. A. Nekotoryie problemyi vyiyavleniya, raskryitiya i rassledovaniya vzyatoch-nichestva i kommercheskogo podkupa v sfere obra-zovaniya // Rossiyskiy sledovatel. — 2007. — # 9.
7. Amenitskaya N. A. Organyi doznaniya i oper-ativno-rozyisknaya deyatelnost: istoricheskiy aspekt i sovremennoe sostoyanie problemyi // Rossiyskaya yustitsiya. — 2013. — # 7. — S. 52.
8. Ob otkaze v prinyatii k rassmotreniyu zhalobyi grazhdanina Cha-rushnikova Andreya Leonidovicha na narushenie ego konstitutsionnyih prav chastyu vtoroy stati 41 i chastyu pervoy stati 75 Ugolovno-protsessualnogo kodeksa Rossiyskoy Federatsii : opredelenie Konstitutsionnogo Suda RF ot 28.01.2016 # 22-O // SPS «KonsultantPlyus».
9. Ob otkaze v prinyatii k rassmotreniyu zhalobyi grazhdanina Osipova Andreya Nikolaevicha na narushenie ego konstitutsionnyih prav statey 6 Federal-nogo zakona «Ob operativno-rozyisknoy deyatelnosti» i statyami 91—94 Ugolovno-protsessualnogo kodeksa Rossiyskoy Federatsii : opredelenie Konstitutsionnogo Suda RF ot 28.01.2016 # 73-O // SPS «KonsultantPlyus».
10. Ob otkaze v prinyatii k rassmotreniyu zhalobyi grazhdanina Guryanova Artema Vladimiro-vicha na narushenie ego konstitutsionnyih prav Fed-eralnyim zakonom «Ob operativno-rozyisknoy deyatelnosti» : opredelenie Konstitutsionnogo Suda RF ot 21.05.2015 # 1182-O // SPS «KonsultantPlyus».
11. Skoblikov P. A. Optimizatsiya borbyi s or-ganizovannoy prestupnostyu i korruptsiey posredstvom parlamentskogo kontrolya // Zhurnal rossiyskogo prava. — 2015. — # 12.
12. Markushin A. G. Pravovoe obespechenie op-erativno-rozyisknoy deyatelnosti v dokazyivanii // Konstitutsionno-pravovyie problemyi operativno-ro-zyisknoy deyatelnosti : sbornik materialov vse-rossiyskogo kruglogo stola (3 noyabrya 2011 g.) / sost. K. B. Kalinovskiy. — SPb. : Petropolis, 2012.
13. Lugovik V. F. Operativno-razyisknoy kodeks Rossiyskoy Federatsii : avtorskiy proekt. — Omsk : Omskaya yuridicheskaya akademiya, 2014. — 96 s.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Луговик Виктор Федорович. Профессор кафедры оперативно-розыскной деятельности органов внутренних дел. Доктор юридических наук, профессор. Омская академия МВД России. E-mail: [email protected]
Россия, 644092, Омск, пр. Комарова, 7. Тел. (3812) 75-01-80.
Lugovik Victor Fedorovich. Professor of the chair of the Operativeli-Searh Activity. Doctor of Law, Professor. Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia. E-mail: [email protected]
Work address: Russia, 644092, Omsk, Prospect Komarova, 7. Tel. (3812) 75-01-80.
Ключевые слова: принуждение; результаты оперативно-розыскной деятельности; оперативно-розыскной кодекс; оперативно-розыскные мероприятия.
Key words: duress; operativeli-search activity results; operativeli-search code; operativeli-search activity.
УДК 340
