CC BY
202
Раздел IV ИСКУССТВОЗНАНИЕ
С. Г. Фатыхов
ФЕТИШИЗАЦИЯ И ТРАНСФОРМАЦИЯ В ЖЕНСКИЕ БОЖЕСТВА
МАТЕРЕЙ-ПРАРОДИТЕЛЬНИЦ
Нередко антропоморфное творчество первобытного человека, особенно статуэтки так называемых палеолитических Венер, трактуются с эротикочувственной точки зрения. На взгляд некоторых исследователей, гением примитивного искусства был мужской половой инстинкт и это искусство не отражает религиозные чувства или привязанность к матерям-прародительницам. Так, например, И. Блох считает, что палеолитические Венеры это «только верное действительности отражение, простой рефлекс чисто физической привлекательности, которую имели для мужчины половые органы женщины и другие изображенные части тела» [6]. То есть многодневная, если не многомесячная работа над миниатюрным скульптурным изображением женщины была вызвана чисто физиологической потребностью мужчины палеолитической эпохи и являлась не чем иным, как пластическим выражением пылкого эротического лепета, первобытной похоти и первобытной порнографии. Похожую версию в известной работе «Секс в истории» отстаивает и Р. Тэннэхилл [14, с. 32].
Однако данное толкование плохо выдерживает критику. Во-первых, вряд ли человеку палеолита, ежедневно видевшему наготу, в том числе женскую, необходимо было такое трудоемкое стимулирование «первобытной похоти». Во-
вторых, естественный и половой отборы преобразовали цикличную сексуальность нашего далекого предка в диффузную не стремительно, а через огромный временной отрезок, выходящий далеко за пределы палеолита. За те же пределы должны были выйти и эротические фантазии первобытного человека, становление его сексуального гедонизма. Но еще никто не предъявил предметы «первобытной порнографии» того периода.
Стоит также учесть, что эротикочувственные мотивы должны иметь и рисунки мужского детородного органа (Ярила, Чопан-ота, Волос, Приап и т. д.), однако они появляются только с приходом патриархата, когда сильная половина человечества, словно очнувшись, начала доказывать свою причастность к рождению детей (обычай кувады) и «разрисовывать» скалы проекциями гипертрофированных фаллосов.
На взгляд автора, в мировоззрении первобытных людей изображения женщин играли роль совершенно далекую от мужских половых фантазий. Вовлеченные в систему родоплеменных отношений, люди палеолита своим творчеством отдавали, прежде всего, дань уважения женщине-предводительнице, женщине-матери, родительнице, носительнице родового тотема, хранительнице очага, добытчице и кормилице, что в ту эпоху было самым главным.
157
Есть основания предполагать, что женщина-прародительница и ее материализованный в скульптурке образ ставились в сознании первобытного человека в центр мироздания, получали иерархию главного мифа о сотворении. Первобытная религиозность сосредотачивалась на чувственно непосредственных культах, связанных с местом рождения (плацентарная память), отражавших божество, наделенное образом матери. При этом космологическая схема первобытного человека, осью которой являлись мать-прародительница, начинала нести нагрузку временного календаря - от предков в прошлом до потомства в будущем, совмещала в себе, если перефразировать В. Н. Топорова [13, с. 12] два аспекта - диахронический (рассказ о прошлом) и синхронический (объяснение настоящего, а иногда и будущего).
То есть для первобытного человека женщина в ее основной функции (материнстве) есть и форма, и содержание жизни, содержание истории с ее протяженным растеканием. Короткая протяженность, которую являют собой женщина-мать и «Я», становится предпосылкой самой истории, первотолчком человеческого сознания, началом отделения «Я» от внешнего мира, но через мать.
Только после этой первичной формы осознания своего «Я» пошло усложнение мирочувствования первобытного человека по схеме: мать-
прародительница = первичный (примитивный) внешний мир = материнская семья (материнский род) = тотем = женское божество = космос. Осознав свою мать как первореальность, человек через муки познания увидел в ней и конечную реальность, абсолютную реальность, сверхреальность, т. е. божество. Мать-прародительница - это первомиф,
перворелигия человека, необходимая категория сознания и бытия вообще.
Если же взять чувственно-
эстетическое наполнение образа женщины, то женщина была возведена первобытным человеком в ранг прафеномена культуры, ее генерирующей основы. В этом смысле объяснение Освальдом Шпенглером [17, с. 120, 250, 255, 377] истории, пространства и времени малоубедительно, потому что он привязывает понимание этих категорий к абстрактному чувственному, а не к конкретно живому, телесному, сознательному, каковыми могла выступать (и выступала) только мать-прародительница, чей пластический образ воплощен в пещерных Венерах.
Представляется ценным, но незавершенным по выводам определение академика Б. А. Рыбакова, считавшего, что в «в фигурках, изготовлявшихся для обряда, отражалась общая идея плодородия, символически выраженная в женском облике. Это еще не богиня-Прародительница Мира, не Мать-Природа, а просто женское естество, олицетворяющее рождающую силу земли... я всех их (палеолитических матрон) назвал общим именем “Рожаницы ”» [11, с. 181].
Подчеркивая плодородящие функции Рожаниц, Б. А. Рыбаков умаляет их миротворческое начало, сексуальную фетишизацию, материнскую роль, роль организатора социума. Он был бы прав, если бы вместо слов «это еще не богиня-Прародительница...» написал,
что «это уже не богиня-Праро-
дительница». Славянские «Рожаницы» уже не олицетворяли «рождающую силу земли», но всё еще несли функции материнских духов, реинкарнирующихся, перерождающихся в новые поколения. Так, применительно к своим божествам,
158
рассуждали и жители Тробрианских островов. У них Балома - дух женского предка - или сам перерождается, войдя во чрево женщины, или помещает туда зародыш. В таком случае зачавшая женщина говорит мужу следующее: «Мне приснилось, что моя мать (или тетя по материнской линии, или старшая сестра, или бабка) вложила в меня ребенка; мои груди набухают» [9, с. 207].
То же самое, когда забеременеют, говорят женщины африканского племени ндембу. Если они остаются бесплодными, допускалось, что они забыли Тень своей матери, или матери своей матери, или какой-либо другой покойной родственницы по материнской линии, и им надо пройти через специальный обряд исома, принуждающий вспомнить мате-рей-прародительниц [15, с. 113-114].
Кроме этих двух примеров, можно обратиться к огромному исследовательскому материалу по аборигенам Австралии, который систематизировал П. Л. Белков [3, с. 75-84]. Этот материал сопоставимо накладывается на версию о реинкарнирующей роли духов матерей-прародительниц, в том числе славянских Рожаниц. Дух-ребенок, вошедший в матку женщины, это, по представлениям австралийцев, - дух умершего предка, чаще всего - дух матери или бабушки женщины, главы женской наследственной группы (у арунта - дух женщины-вайюда). Он может быть материализован в гуделку или в антропоморфный, а также какой-нибудь другой фетиш, называемый тьюрунгой. Впрочем, тьюрунга может быть и невидимой, а может проникнуть в тело женщины в виде съедобных предметов.
Даосская традиция превратила эту древнейшую трансформацию женского предка в тончайшие трансцендентные концепты, обыгрывающие про-
блему рожденности и нерожденности. В качестве женского божества в позднем даосизме выступает У шэн лао му - Нерожденная Престарелая Матушка, которую можно отождествить с трансцендентным комплексом матери-прародительницы, уже расшифрованным нами.
То есть славянские Рожаницы -реинкарнирующиеся духи матерей-прародительниц - находятся в том же архаичном ряду, что и Материнские Тени африканцев-ндембу, Балома тробри-анцев, тьюрунги (женщины-вайюда) австралийцев, китайская Нерожденная Престарелая Матушка, а также Венеры сибирских и европейских верхнепалеолитических материнских родовых групп. Они «генетически» родственны и родились в воображении африканских, австралийских, полинезийских, евроазиатских народов не позже 75-80 тыс. лет назад, до южного африканского исхода человека нашего физического типа, т. е. во времена их этнического единства.
В любом случае авторитет мате-рей-прародительниц, являвшихся и пер-восмыслами, и творцами смыслов, трансформировавшись в сознании первобытных людей в некие Балома, Материнские Тени, тьюрунги и «Рожаницы», был настолько непререкаемым, что, безусловно, заслуживал той или иной фетишизации. Став произволом воображения, фетиш такого рода, в нашем случае
- палеолитическая Венера пещерного человека, - конечно же, был неадекватен «вещи в себе», т. е. самой матери-прародительнице, ее существованию, ее бытию, поэтому встретиться с ней пещерный человек мог только в такой предметной плоскости. С помощью скульптурки-фетиша он стремился к повторению определенных комплексов ощущений, данных матерью-
прародительницей и возникавших в соответствии с ассоциативными законами сходства. Эти комплексы ощущений были необходимы ему для формирования и поддержания привычек, традиций, нравственных и моральных норм материнской семьи, материнского рода.
Забвение воображаемых или реальных матерей-прародительниц означало невосполнимую потерю, чуть ли не гибель самого рода, поэтому создавая скульптурное или графическое подобие именно таких женщин, человек матриархата пытался вновь соединить их душу и тело субстанциально, материализовывал память о них, изготовлял первый в истории человечества предмет культа, первый свой догмат, ставший венцом догматов и божеством.
В этой связи нельзя согласиться с точкой зрения С. А. Токарева, который полагает, что умершие женщины-родоначальницы не были предметом религиозного почитания. С. А. Токарев считает, что дошедшие до нас статуэтки
- не что иное, как изображение женщин-хранительниц очага [12, с. 254, 555]. Спрашивается, каких хранительниц очага - живущих или умерших? Если умерших, то это уже религиозное почитание. Австралийские аборигены имели, например, в числе священных предметов, олицетворявших женского предка, высохшее тело умершей женщины в согнутой позе - «настоящее» тело Милбали -«Женщины из тотема Белой Гоаны» [4, с. 205-206]. То есть, помимо материнских фетишей, они хранили мумию матери-прародительницы, в честь которой исполняли обряды. Может быть, такие мумии предшествовали скульптурным изображениям матери-прародительницы и у других народов мира?
Канонизированное пластическое изображение матери-прародительницы
для первобытного человека было столь же реально, как и сама изображаемая. Это обиталище ее души, ее второе «Я». Главный мотив их создания - осознание и закрепление в памяти поколений материнского и родового статуса женщины как самой высшей движущей силы антропогенеза и социализации общества. В отсутствие письменности палеолитические Венеры стали в матриархате своеобразными нравственными, культурными, историческими, мировоззренческими, этическими, этническими материализованными матрицами, кодексами (какими позднее выступили священные Книги народов), психологическими ани-мами, архетипами материнского, откровениями сокровенного, символами связи времен и поколений, путеводителями на дистанции от жизни к смерти и наоборот.
Сказанное можно подкрепить примерами из мифологического мировоззрения современных алтайцев, кетов, барабинских татар, ненцев, чукчей, теле-утов. Практически до последнего времени в каждом доме у них хранились тряпичные куклы матерей-бабушек, которые передавались из поколения в поколение по женской линии. Они считались олицетворением родоначальниц, женских предков рода, обладавших огромным жизненным опытом, знаниями и магическими приемами. Девушки, выходя замуж, брали их с собой в новую семью, молились на них, два раза в год устраивали им специальные обряды кормления [1, с. 68; 2, с. 43, 51, 53; 7, с. 145].
В 1962 г. во время экспедиции в Надымский район советский ученый Л. В. Хомич установил, что ненецкие женщины из поколения в поколение передавали по женской линии куклу-прародительницу, называемую Мяд пу-хуця (Бабушка чума). После рождения
первой дочери мать обязана была изготовить Мяд пухуця, которая была ее собственным олицетворением. Дочь, естественно, поступала впоследствии точно так же [16, с. 13, 23-24].
У кетов кукла-прародительница изготовлялась из ветки кедра и называлась Алэл или Бам (Старуха). Ее величина колебалась от 15 до 30 см, голова, оклеенная мехом, была большой, лицо плоское, туловище узкое, руки чаще отсутствовали или намечались небольшими выступами, ноги вырезались всегда и заканчивались ступней, лицо закрашивалось охрой, на лбу, щеках и подбородке прикреплялись тонкие медные пластинки, украшенные точечным орнаментом. Примитивные фигурки прародительниц считались охранительницами общего благополучия семьи у кетов, они ощущали постоянную связь между куклой прародительницы и членами семьи [2, с. 51, 53].
Кетские «Старухи» и ненецкие «Бабушки чума» очень близки ацтекской «Нашей Бабушке» (Тоси, Туси), воплощением которой служили как соломенные, так и каменные идолы [10, с. 481]. Все они пришли из эпохи примитивизма и существования материнской семьи и выступают как материальный стержень трансцендентной сущности матери-прародительницы, родового уклада, история рода, мифологическая матрица и символ жизни и смерти.
Из этого можно сделать предположение, что первым человеческим божеством практически у всех народов Земли была женщина-мать, прародительница и предводительница рода, хранительница очага, территории, хозяйка пещеры, чума или «Длинного дома». Древние шумеры звали ее Тиамат и Гау-Тумдуг, эламцы - Киришна, древние египтяне - Нут, Хатор, Исида и Нейт,
вавилоняне - Мама, Нана, Иннин, Мели-та (Белита), Иштар, Астарта, Остора, древние арабы - Элох, древние евреи -Иегова (некоторые исследователи пытаются поставить под сомнение первоначальную женскую сущность Иеговы), древние греки - Гера, Деметра, Мела-ниппа, карфагеняне - Танит, древние индийцы - Маха Дэви, Притхиви, Кали (у индийских мудугаров - Бхавани, ма-нанов - Аммамать, кадаров - Аттуваче-ри амма), современные индийцы северных районов - Сантоши ма («Мать Удовлетворение»), кельты - Дану и Рос-мерта, скандинавы - Фрейя, ирландцы -Ана и Каиллех Берри («Старуха из Берри»), славяне - Сива (Жива), восточные славяне - Рожаницы, финны - Маа-эмо и Акка, древние жители Ирана, Средней Азии, Армении - Анахита, якуты - Эка Абаси, буряты - Эхе Бурхан, шорцы -Умай-эне, хакасы-качинцы - Имай-эне, узбеки - Момо или Тамыр Момо (прабабушка-корень) и т. д.
Часть перечисленных богинь, принадлежавших народам, жившим в благоприятных климатических зонах и попавшим в виток цивилизованного развития, в период вторичной персонализации обрели поливалентные функции, трансформировались в десятки и десятки других божеств. Но часть из них, например, у народов российского, американского или канадского Севера, Австралийского материка, - осталась в первичной своей ипостаси. Селькупская Илын-тыль кота имыля за десятки тысячелетий не была отождествлена ни с одной природной стихией, так и считается «Живущей Старухой-Бабушкой». У нганасан прародительница называется «Матерью Матери» (Коу-нямы); у колымских хантов - «Бабушкой» (Кал тась); у лопарей
- тоже «Бабушкой» (Акка); у саамов -«Матерью-Бабушкой» (Мадер-акка); у
австралийцев - «Старухой-Матерью», «Чревом матери-прародительницы» (Ку-напипи); у индейцев племен мандан и гидатса - «Старухой-Женщиной-
Которая-Не-Умирает-Никогда» и т. д. Они стоят в ряду самых архаичных ма-терей-богинь, имеют приземленные
функции, связанные с рождением и смертью людей, и только позднее, уже у других народов, обретают абстрагированные значения.
У народов первых цивилизаций более поздние представления о таких матерях-богинях (примерно с третьего тысячелетия до н. э.) связываются уже с божественной парой: эта пара становится не только прародительницей людей, но и прародительницей всей Вселенной и населяющих ее существ. У Исиды появляется сын-муж Осирис, у Притхиви -Дьяус, у Апи - Папи, у Геры - Зевс, у Кибелы - Аттис, у Иштар - Таммуз, у Элох - Элохим (Аллах), у Иеговы - Ягве и т. д.
Появление у матерей-богинь фаллических юношей, сыновей-любовников является новой мифологической стадией в развитии человечества, отражающей приближающуюся индивидуализацию полового партнера матери через сына-любовника, потом брата-любовника и, наконец, посредством мужа, а также свидетельствующей о конфликте между матриархальным и патриархальным миром. Судя по приведенным примерам, он происходил повсеместно, у всех народов, порождая новые мировоззренческие конструкции.
Матери-богини начинают через сыновей-любовников покровительствовать плодородию почвы и скота, влиять на природные циклы вечно умирающей и воскрешающейся природы. Теперь матери-богини выстраиваются в иерархию и увязываются с важными природными
явлениями, они одновременно олицетворяют космос (культуру) и хаос (дикость). В мифологическом сознании они становятся и дружелюбными, и враждебными существами одновременно, распадаются на сотни и тысячи других женских божеств. Иштар, например, получает имена Астарты, Нины, Анунит, Иннины и, в зависимости от местности, становится то богиней вечерней звезды Венеры, то покровительницей чувственности, то богиней любви и женского плодородия, покровительницей материнства, помощницей при родах, виновницей человеческого бытия, скрытой сутью порога, дверной петли, косяка и т. д.
Вполне очевидно, что за отсылкой богов на каждый бытовой шесток первобытный человек продолжал символизировать и систематизировать объекты природы (первый научный акт), создавать для себя мифологическую матрицу мира, что помогало ему ориентироваться в хаосе. Богини-матери, исполняя вначале детородную функцию, передают их потом покровительницам брака, плодородия, рождений. У вавилонян для этих целей появляются Нинту и Милита, у древних индийцев - Арамати, Харити и Шакти, у хеттов - Камрусепа, у римлян - Кармента, Веста, Румина, Парки, у эфиопов - Атете, у германцев - Гульда, у латышей - Декла, у гиндукушцев -Нирмали, у новозеландских маори - Хина те Иваива, у якутов - Нэлбэй Айыы-рыт или Айыысыт.
С началом земледелия Матери-богини присоединяют к себе функции Матерей-Земли. У древних китайцев появляется Фэйи, у японцев - Идзанами, у кхмер - Нага, у германских народов -Нертус, у древних римлян - Теллус и Деметра, у сицилийцев - Прозерпина, у ацтеков - Коатликуэ, у перуанцев Мама-Плаче, у грузин - Адгилис Деда, у бурят
- Манзан-Гормо, у финнов - Маа-эмо, Акка, у ненцев - Я-мюню, у юкагиров -Лочид-амои и т. д.
Вслед за ними рождаются богини водных стихий: древнегреческая Амфитрита, славянская Мокошь, ацтекская Чальчиуитликуэ, инкская Мама-коча, египетская Тефнут, бурятская Аба-Хатан, нганасанская Бады-нямы и т. п. В сознании человека явления природы всё более расчленяются, стихии упорядочиваются, и он начинает выстраивать модель мироздания. Женские имена присваиваются не только водным стихиям, но и десяткам и сотням других. Экашта-кой и Вирини, Луной, Брекштой, Гине-нупте-по стали называться богини ночи и мрака соответственно у древних индийцев, итальянцев, литовцев, новозеландцев; Аментет, Буто, Сихмет - богини запада, севера и юга у египтян; Аурой -богиня легкого ветра у римлян; Ушас -богиня зари у древних индийцев.
С усложнением жизненного опыта и психологической практики у человека появляются женские божества жизненного состояния. Матери-богини превращаются в божества любви и брачного ложа: у египтян - Хатор, у греков -Афродита, у римлян - Венера, Зевония, Петрунда, у этрусков - Алпан, у литовцев - Алексота. За ними (а может, и раньше них) на пьедестал богинь жизненного состояния поднимаются: славянская богиня жизни Сива-Жива; богини смерти - древнеиталийская Либити-на, малоазийская Лабарта, ведическая Арамати, шумерские Гула и Эрешки-галь; индийские, римские, египетские, греко-бактрийские богини мудрости Праджня-дэви, Минерва, Сешат, Ор-дохшо; греческая богиня необходимости Ананке, греческие, семитские, латышские богини судьбы Мойры, Манат, Лайма; римские богини согласия Конкордия,
верности - Матута, мести - Тизифона; богиня самоубийцев у юкатанских майя Иштаб; индийская богиня красоты, целомудрия, верности Лакшми и т. д.
А еще позже богиня-мать трансформируется в покровительницу разных профессий и профессионалов: на божий свет тогда появляются римская богиня изобретательства, ремесел, искусств, покровительница шерстобитов, учителей, врачей, ваятелей и поэтов Минерва, покровительница воров Лаверна, греческая богиня проституции и разврата Котито, литовская богиня углов (строительства?) Аспелена и прочие, и прочие.
Все эти десятки, сотни, тысячи новых богинь носят подчиненный характер, и только Мать-богиня, вплоть до крушения матриархата и возникновения монорелигий, остается в мифологическом сознании человека единственной полновластной хозяйкой, «чиноначаль-ницей небесного воинства». Даже сегодня, когда о язычестве приходится говорить как о давно позабытом прошлом, Мать-богиня смотрит на нас удивительно теплыми глазами христианской Богородицы. Христианский архетип Матери Божьей («жены, облеченной в Солнце», см. Апокалипсис, Откр. 12:1) в своей суверенной и независимой свободе также «рождает Божественную форму на земле и форму человеческую в небе», как некогда Великая Мать-прародительница рождала первообразы, первые смыслы, отрывая человека от пуповины мрачной природы.
Православный теолог и философ Павел Евдокимов считает, что женщина
- это первое обоженное человеческое бытие [8, с. 205]. Столь удивительное признание ставит в заслугу женщине, а не мужчине одухотворение бытия, творение смыслов, творение разума: «Мужчина воинственный и технократический
дегуманизирует мир, а женщина молящаяся его гуманизирует как мать» [8, с. 205].
Именно в женском архетипе христианский Бог нашел условие для своего воплощения, что говорит о матриархальной основе христианства, хотя само оно и является точкой в победном шествии патриархата. Языческая Мать-богиня в лице Девы Марии отдает свою
плоть Всевышнему, и он воплощается в ней добровольно, поскольку знает «чрево», которое принимает, зачинает и рождает Слово («Ей, гряди, Господи Иисусе!», см. Откр. 22:20). Ни одна другая религия мира не донесла до нас так ярко первообраз Матери-прародительницы,
несмотря на то, что в христианстве он возрастает до размеров храма и нарекается церковью.
1. Абрамова, З. А. Палеолитическое искусство на территории СССР / З. А. Абрамова. - М.: Л.: Наука, 1962.
2. Алексеенко, Е. А. Культы кетов / Е. А. Алексеенко. - Л.: Наука, СМАиЭ, 1977. - Т. XXXIII.
3. Белков, П. Л. Миф и тотем в традиционном обществе аборигенов Австралии / П. Л. Белков. - СПб.: Кунсткамера, 2004.
4. Берндт, Р. М. Мир первых австралийцев / Р. М. Берндт, К. Х. Берндт. - М.: Наука, 1981.
5. Библия. - М.: Рос. Библ. о-во, 1994.
6. Блох, И. История проституции / И. Блох. - СПб., 1913.
7. Вдовин, И. С. Религиозные культы чукчей / И. С. Вдовин. - Л.: Наука, СМАиЭ, 1977. - Т. XXXIII.
8. Евдокимов, П. Н. Женщина и спасение мира // О благодатных дарах мужчины и женщины / П. Н. Евдокимов. - Минск: Лучи Софии, 1999.
9. Малиновский, Б. Магия. Наука. Религия / Б. Малиновский. - М.: Рефл-бук, 1998.
10. Ростас, Сюзанна. Мексиканская мифология («Женское» в мифологии ацтеков) / С. Ростас // Женщины в легендах и мифах. - М.: Крон-Пресс, 1998.
11. Рыбаков, Б. А. Язычество древних славян / Б. А. Рыбаков. - М.: Наука, 1981.
12. Токарев, С. А. Ранние формы религии / С. А. Токарев. - М.: ИПЛ, 1990.
13. Топоров, В. Н. Первобытные представления о мире / В. Н. Топоров // Очерки истории естественнонаучных знаний в древности. - М.: Наука, 1982.
14. Тэннэхилл, Рэй. Секс в истории / Р. Тэннэхилл. - М.: Крон-Пресс, 1995.
15. Тэрнер, В. Символы и ритуалы / В. Тэрнер. - М.: Наука, 1983.
16. Хомич, Л. В. Религиозные культы ненцев / Л. В. Хомич // СМАиЭ. - М.: Наука, 1977. - Т. XXXIII.
17. Шпенглер, О. Закат Европы / О. Шпенглер. - Ростов н/Д: Феникс, 1998.
164
