Феноменологическая версия эпистемологического конструктивизма Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ВЕСТНИК Ш1ЭНЫГЪЭГЪУАЗ

АДЫГЕЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА

МАЙКОП

2010

Решением президиума Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки Российской Федерации журнал включен в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, выпускаемых в Российской Федерации, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ УДК 001:331.102.312 ББК 72.6 (2Рос.Ады)

В 38

ВЫПУСК 4 2010

Учредители: Адыгейский государственный университет, Адыгейское региональное межотраслевое отделение РАЕН

Рецензируемый, реферируемый научный журнал АГУ

ВЕСТНИК Ш1эныгьэгьуаз

Адыгейского государственного университета

Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология»

Майкоп 2010

Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». - Майкоп: изд-во АГУ, - 2010. - Вып. 4(69). - 275 с.

«Вестник Адыгейского государственного университета» - рецензируемый, реферируемый научный журнал, освещающий вопросы естественных и гуманитарных наук. Издается Адыгейским государственным университетом на основании решения Ученого совета АГУ и свидетельства о регистрации средства массовой информации Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций ПИ №ФС77-36596 от 08 июня 2009г.

Основные направления научных исследований представлены пятью сериями, каждая из которых ориентирована на освещение актуальных вопросов теории и практики современной науки, а также проблем преподавания основных дисциплин в вузе.

Научный журнал «Вестник Адыгейского государственного университета» включен в Перечень научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных результатов докторских и кандидатских диссертаций по педагогике и психологии; по физике; по филологии и искусствоведению; кандидатских диссертаций.

В предлагаемом читателю выпуске журнала «Вестник Адыгейского государственного университета» публикуются научные статьи серии «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология», обсуждаются результаты научных исследований в области философских, исторических, социологических, юридических, политических наук.

Материалы размещены по разделам и отраслям науки в соответствии с Государственным рубрикатором научно-технической информации.

¡ЙВ1М 978-5-85103-239-9

Э 785851 082399

ISBN 978-5-85108-239-9 ISSN 2074-1065

Свидетельство о регистрации ПИ № ФС77-36596 от 08 июня 2009 г.

© Адыгейский государственный университет, 2010

9785851082399

According to the decision of Presidium of the Higher Attestation Commission of the Ministry of Education and Science of the Russian Federation the journal is included in the List of the leading reviewed scientific journals and editions issued in the Russian Federation which publish the basic scientific results of Dissertations for a Doctor’s and Candidate’s degree

MINISTRY OF EDUCATION AND SCIENCE OF THE RUSSIAN FEDERATION

УДК 001:331.102.312 ББК 72.6 (2Рос.Ады) В 38

EUROPEAN** *

ORGANIZATION* +

QUALITY

Registered in EOQ Euroregtaher-^ÀT

Issue 4 2010

The founders: Adyghe State University,

Adyghe Regional Interbranch Department of the Russian Academy of Natural Sciences

Peer-reviewed scientific journal of Adyghe State University

BULLETIN

ffll3Hbirb3rbya3

Ady ghe State

Uni versity

Series “Region Studies: Philosophy, History, Sociology, Jurisprudence, Political Sciences and Culturology” Maikop 2010

The Bulletin of the Adyghe State University. Series “Region Studies: Philosophy, History, Sociology, Jurisprudence, Political Sciences and Culturology” — Maikop: Publishing House “Adyghe State University”, 2010, Issue 3 (64). — 206 p.

“The Bulletin of the Adyghe State University” is a peer-reviewed scientific journal dealing with questions of natural sciences and the humanities. It is published by the Adyghe State University on the basis of the decision of Academic Council and the Certificate on Registration of Mass Media of Federal Agency of Supervision in Sphere of Telecommunication, Information Technologies and Mass Communications No.77-36596 of 08 June, 2009. The basic directions of scientific researches are presented in five series, each being focused on elucidation of actual questions of the theory and practice of a modern science and teaching in the basic disciplines in higher school.

Journal “The Bulletin of the Adyghe State University” is included in the List of journals and editions recommended by the Higher Attestation Commission of the Ministry of Education and Science of the Russian Federation for publication of the basic results of Doctor’s and Candidate’s dissertations.

This issue of the peer-reviewed scientific journal “The Bulletin of the Adyghe State University” publishes papers of the series “Region Studies: Philosophy, History, Sociology, Jurisprudence, Political Sciences and Culturology”. The results of researches in the field of philosophical, historical, sociological, political, culturological and juridical sciences are discussed.

Materials are placed in sections in accordance with the State Rubrics of the Scientific and Technical Information.

ISBN 978-5-85108-239-9

Э 785851 082399

ISBN 978-5-85108-239-9 ISSN 2074-1065

Registration Certificate ПИ №ФС77-36596 of 08 June 2009

© Adyghe State University, 2010

9785851082399

Редакционная коллегия:

Главный редактор: Р.Д. Хунагов, ректор АГУ, доктор социологических наук, профессор кафедры философии и социологии;

Зам. главного редактора: А.В. Шаханова, проректор по научной работе, доктор биологических наук, профессор, зав. кафедрой физиологии;

Ответственный редактор: А.Ш. Бузаров, доктор исторических наук, профессор кафедры отечественной истории.

Редакционная комиссия:

Социологические науки:

Т.И. Афасижев, доктор социологических наук, профессор, зав. кафедрой философии и социологии.

Философские науки:

А.Ю. Шадже, доктор философских наук, профессор кафедры философии и социологии.

Исторические науки:

А.С. Иващенко, доктор исторических наук, профессор, зав.кафедрой всеобщей истории;

Л.Р. Хут, кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории.

Политические науки:

З.А. Жаде, доктор политических наук, профессор, зав.кафедрой теории и истории государства и права и политологии.

Юридические науки:

А.М. Шадже, доктор юридических наук, профессор, декан юридического факультета.

Культурология:

С.А. Ляушева, доктор философских наук, профессор кафедры философии и социологии.

Редакционный совет:

Председатель:

Хунагов Р.Д. , ректор АГУ, доктор социологических наук, профессор (Майкоп).

Члены редакционного совета:

Афасижев Т.И., доктор социологических наук, профессор (Майкоп);

Герасимов Г.А., доктор медицинских наук, профессор (Москва);

Данилов А.А., доктор исторических наук, профессор (Москва);

Дмитриев А.В., доктор философских наук, профессор, член-корреспондент РАН (Москва);

Залиханов М.Ч., доктор физико-математических наук, профессор, академик РАН (Нальчик);

Овчинников В.Н., доктор экономических наук, профессор (Ростов-на-Дону).

Editorial Board:

Editor-in-chief: R.D. Khunagov, Rector, Doctor of Sociological Sciences, Professor of Philosophy and Sociology Department;

Deputy Editor-in-Chief: A. V. Shakhanova, Pro-rector on Scientific Work, Doctor of Biological Sciences, Professor, Head of Physiology Department;

Editor-in-chief: A.S. Buzarov, Doctor of Historical Sciences, Professor of History Department;

Editorial Commission:

Sociology:

T.I. Afasizhev, Doctor of Sociological Sciences, Professor, Head of Philosophy and Sociology Department.

Philosophy:

A.Y. Chadje, Doctor of Philosophy, Professor of Philosophy and Sociology Department. History:

A.S. Ivashchenko, Doctor of Historical Sciences, Professor, Head of General History Department;

L.R. Khut, Candidate of Historical Sciences, Assistant Professor of General History Department.

Economics:

A.A. Kerashev, Doctor of Economic Sciences, Assistant Professor, Dean of Economic Faculty;

E.N. Zakharova, Doctor of Economic Sciences, Assistant Professor of Account and Financing Department.

Political Sciences:

Z.A. Zhade, Candidate of Political Sciences, Assistant Professor, Head of Department of Theory and History of the State and Law and Political Sciences.

Jurisprudence:

A.M. Chadje, Doctor of Jurisprudence, Dean of Faculty of Law.

Culturology:

S.A. Liaoucheva, Doctor of Philosophy, Professor of Philosophy and Sociology Department.

Editorial Council:

Chairman:

R.D.Khunagov, Rector, Doctor of Sociological Sciences, Professor (Maikop)

Members of Editorial Council:

T.I. Afasizhev, Doctor of Sociological Sciences, Professor (Maikop);

G.A. Gerasimov, Doctor of Medicine, Professor (Moscow);

A.A. Danilov, Doctor of Historical Sciences, Professor (Moscow);

A. V. Dmitriev, Doctor of Philosophy, Professor, Academician of RAN (Moscow);

V.N. Ovchinnikov, Doctor of Economic Sciences, Professor (Rostov-on-Don);

M.Ch. Zalikhanov, Doctor of Physical-Mathematical Sciences, Professor,

Academician of RAN (Nalchik).

А.Ю. Шадже

Н.А. Сигида Е.А. Сергодеева

О.Н. Оплетаева

О.С. Евченко

К.И.Г авриленко

Л.В.Корсакова

Е.В. Пархоменко

Ж.М. Кучукова

А.К. Бузаров Л.С.Зейтунян

A.А. Абрегова Н.Т. Напсо

О.А. Бутова

Т.И. Афасижев

B.Н. Нехай Р.А. Беданоков

И.Р. Черниенко

Е.Н. Гончарова

И.И. Мирошников

Д.А.Кабертай

Содержание

ФИЛОСОФИЯ

«Народ» и «нация» в философско-исторической системе Гегеля

Война - специфический вид социального насилия Феноменологическая версия эпистемологического конструктивизма

Истоки и смысл апофатической традиции. Философия и теология

Корпоративный кодекс как инструмент нравственноэтического регулирования

Понимание как ключевая проблема в связях с общественностью

Понятие и образ: эпистемологический потенциал

философских и художественных текстов

Всегда ли мы понимаем? (опыт осмысления уголовного жаргона)

Интерпретация революции в трудах русской консервативной интеллигенциил

ИСТОРИЯ

Сефер-Бей Сиюхов как историограф и организатор краеведения в Адыгее (1920-е гг.)

Статус армян в Османской империи накануне геноцида 1915 г.

Американо-турецкие отношения (1945-1952 гг.) Северокавказские воинские формирования в германских вооруженных силах (1941-1945 гг.)

Роль «соприсяжных братств» в общественно-политических преоброзованиях у адыгов Северо-Западного Кавказа в конце XVIII - первой трети XIX вв.

СОЦИОЛОГИЯ

Адыгская культура в условиях глобализации: к постановке проблемы

Университеты как сокровищница человеческих знаний и духовно-нравственных ценностей

Социальные факторы повышения эффективности местного самоуправления

Социально-конструктивистский подход в исследованиях туризма в условиях глобализации

Социально-правовой аспект муниципальной службы в современной России

Социальная политика региона в отношении детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей

Г.В.Головина

Р.А. Ханаху

Ю.В.Авдеева

А.А. Булкина

З.Ю. Вагидов

А.Э.Далгатова

Т.А. Радченко Б.С. Ктакян

М.А. Дзюба И.А. Казначеева И.Г. Хот Ф.И. Исхакат С.З. Бжецева

С.Н. Потапов

А.А. Хацац С.В. Савина

Е.М. Малышева

НОВЫЕ

Г.А. Куманев

Культура досуга как фактор совершенствования современного общества

Малый и средний бизнес в социальной жизни Республики Адыгея

Аномия в системе социальных перемещений подрастающего поколения

Этапы конструирования молодежного вопроса на западе: из XX в XXI век

Методика сбора и анализа эмпирического материала по конфликтогенной коммуникации

Статус предпринимателя малого бизнеса в условиях социальной мобильности современного российского общества Правовая социализация личности

Стратегия и тактика продвижения туристского продукта: история вопроса и дальнейшие перспективы Образование как основа социализации личности Когнитивный статус понятия «работа» в социологии Черкесская диаспора в Иордании: проблемы и ожидания

Социокультурный статус детства в современном российском обществе: проблемы ранней социализации Теоретическое содержание функционально-ролевой структуры управленческого взаимодействия в современном российском социуме

Социализация и идентификация женщин в исправительной колонии

Роль средств массовой коммуникации в процессе усвоения молодежью социокультурных ценностей.

ПОЛИТОЛОГИЯ

Война как одна из глобальных проблем в современных геополитических условиях.

КНИГИ, МОНОГРАФИИ, РЕЦЕНЗИИ

Новая книга о патриотизме и дружбе народов СССР в Великой Отечественной войне. Современный взгляд.

A. Yu. Chadje

N.A. Sigida E.A. Sergodeeva

O.N. Opletaeva

O.S. Evchenko K.I. Gavrilenko L.V. Korsakova

E.V. Parkhomenko

Zh.M. Kuchukova

A.K. Buzarov

L.S. Zeytunyan

A.A. Abregova N.T. Napso

0.A. Butova

S.E. Khokon

T.I. Afasizhev V.N. Nekhay R.A. Bedanokov

1.R. Chernienko E.N. Goncharova

I.I. Miroshnikov D.A. Kabertay

G.V. Golovina

R.A. Khanakhu

Yu.V. Avdeeva

TABLE OF CONTENTS PHILOSOPHY

“The people” and “the nation” in Hegel’s philosophic-historical system

The war as a specific kind of social violence

The phenomenological version of epistemological

constructivism

Sources and a sense of apofatic traditions. Philosophy and theology

The corporate code as the tool of moral-ethical regulation Understanding as a key problem in public relations Concept and image: the epistemological potential of

philosophical and art texts

Do we always understand others? (Experience in understanding a criminal slang)

Revolution interpretation in works of the Russian conservative intelligency

HISTORY

Sefer-Bey Siyukhov as a historiographist and the organizer of scientific study of local lore in Adygheya (1920s)

The Armenian population in Ottoman Empire on the eve of the genocide of 1915

American-Turkish relations (1945-1952)

The North Caucasian military units in the German armed forces (1941-1945)

Role of “cojury brotherhoods” in social - political transformations at the Adyghes of the North-Western Caucasus at the end of the 18th- first third of the 19th centuries Cosmism in symbolics of Adyghe traditional suit

SOCIOLOGY

Adyghe culture in the conditions of globalization: problem statement

Universities as a treasury of human knowledge and spiritualmoral values

Social factors increasing efficiency of local government

The social-constructivist approach in tourism researches in the

conditions of globalization

Social-legal aspect of municipal service in contemporary Russia Social policy in the region concerning children-orphans and children without parental support

The culture of leisure as the factor of formation of a modern society

Small- and moderate-sized businesses in social life of Adygheya Republic

Anomie in system of vertical social movings of rising generation

A.A. Bulkina

Z.Yu. Vagidov

A.E. Dalgatova

T.A. Radchenko

B.S. Ktakyan

M.A. Dzyuba I.A. Kaznacheeva I.G. Khot F.I. Iskhakat S.Z. Bzhetseva

S.N. Potapov

A.A. Khatsats S.V. Savina

E.M. Malysheva

NEW

G.A. Kumanyov

Stages of designing the youth question in the West: from the 20th to the 21-st century

Technique of collection and analysis of empirical material on conflictogenic communication

The status of the businessman of small-scale business in conditions of social mobility of Russian modern society Legal socialization of the person

Strategy and tactics of tourist product promotion: the historical background and the further prospects Education and basis of the person’s socialization The cognitive status of concept “work” in sociology Circassian diaspora in Jordan: problems and expectations

The sociocultural status of the childhood in Russian modern society: problems of early socialization

The theoretical content of functional-role structure of administrative interaction in Russian modern society Socialization and identification of women in a reformatory Role of mass media in the course of mastering by youth of sociocultural values

POLITICAL SCIENCE

War as one of the global problems in the modern geopolitical conditions

BOOKS, MONOGRAPHS, REVIEWS

In the world of books. Review. The new book about patriotism and friendship of the people of the USSR in the Great Patriotic War. A modern view

Our authors

Registration Certificate given to Electronic Scientific Publication “The Bulletin of the Adyghe State University: Internet Electronic Scientific Journal”.

Requirements to papers submitted for publication in scientific journal “The Bulletin of the Adyghe State University”

ФИЛОСОФИЯ

УДК 1(091)

ББК 87.3(4Г)5-563

Ш 16

А.Ю. Шадже,

доктор философских наук, профессор кафедры философии и социологии

Адыгейского государственного университета, тел. 8 918 424 54 32, E-mail:

Shadzhe@maykop. ru

«Народ» и «нация» в философско-исторической системе Гегеля (Рецензирована)

Аннотация: В статье рассматриваются понятия «народ», «нация», «народный дух» в контексте философско-исторического наследия Гегеля. Автор показывает идеалистическое содержание этих понятий, гносеологическую и методологическую ценность и смысл обращения к ним в современной гуманитарно-социальной науке.

Ключевые слова: Народ, нация, народный дух, душа народа, смысл, «принцип мыслящего рассмотрения истории», самопознание, ценность языка, взаимосвязь народа с языком.

A.Yu. Chadje,

Doctor of Philosophy, Professor of Philosophy and Sociology Department of Adyghe

State University, ph. 8 918 424 54 32, E-mail: [email protected]

“The people” and “the nation” in Hegel’s philosophic-historical system

Abstract: The paper addresses the concepts of “the people”, “the nation” and “national spirit” in a context of Hegel’s philosophic-historical heritage. The author shows the idealistic content of these concepts, gnoseological and methodological value and the sense of application to them in modern humanities and social science.

Keywords: the people, the nation, national spirit, soul of the people, sense, “a principle of conceiving consideration of history”, self-cognition, value of the language, interrelation of the people with the language.

Постановка проблемы или некоторые предварительные пояснения. В

рамках диалога с прошлым все большую ценность приобретает анализ классических произведений. Обращение к философско-историческому наследию Гегеля Георга Вильгельма Фридриха (27 августа 1770, Штутгарт - 14 ноября 1831, Берлин), акцентируя внимание на используемый им категориальный аппарат и выявляя новые смыслы, с одной стороны, с другой - мастерское владение диалектическим методом, вызывающее восхищение в научных кругах и по сей день, представляет не только для философов научный интерес. Необходимость переосмысления и переоценки значимости многих категорий объясняется еще новыми условиями, новым (не только «материалистическим») прочтением его диалектики, активным использованием в современной гуманитарной науке таких понятий, как «народ», «нация», «дух народа» и т.д.

В произведении немецкого мыслителя Гегеля «Философия истории» оригинально показано развитие общества через понятия «народ» и «нация» [1]. Известно, что предметом изучения его является не какой-то конкретный общественный строй, а всемирная история.

Г егель вводит понятие «народный дух», подчинив его решению другой проблемы -объяснению особенностей различных эпох истории. Прежде всего, остановимся на «принципе мыслящего рассмотрения истории», которое вводится им для осмысления философской всемирной истории и объяснения по-новому различных видов исторической науки.

Гегель рассматривает три вида историографии: первоначальная история,

рефлективная и философская.

Исследователи первоначальной истории описывают события, которые непосредственно относятся ко времени их жизни; потому они охватывают непродолжительные периоды. Таковыми, по его мнению, являются Геродот, Фукидид, Цезарь и др.

Второй вид истории - рефлективный - Гегель делит на четыре подвида:

- когда историк подходит к историческому материалу «со своим духом», описывая продолжительные периоды, будто он был свидетелем или участником этих событий;

- прагматическая история: когда в ряде случаев историк наполняет прошлое жизнью сегодняшнего дня;

- критическая история исследует не события, а оценивает исторические повествования и определяет их достоверность;

- такая история, которая выявляет себя как нечто частичное, т.е. история составляет переход к философской всемирной истории (например, история искусства, история права, история религии).

Третий вид исторической науки - философская история - представляет собой мыслящее рассмотрение исторического процесса. Заслуга Гегеля заключается в том, что он поставил этот вопрос. Действительно, рассмотрение исторического процесса в целом важно для выведения из него законов развития общества.

По Гегелю, в истории господствует разум. «Единственною мыслью, которую привносит с собой философия, является та простая мысль разума, что разум господствует в мире, так что, следовательно, и всемирно-исторический процесс совершался разумно». Кстати, эта же мысль выражена и в другом высказывании: «Кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно; то и другое взаимно обусловливают друг друга».

В гегелевской концепции всемирной истории ключевая категория - «разум», божественный, абсолютный разум. Определение разума совпадает с определением конечной цели мира. Гегель поставил два вопроса: 1) каково содержание этой конечной цели? 2) как оно осуществляется?

По Гегелю, всемирная история совершается в духовной сфере. Сущностным является дух, деятельность духа. Дух представляет собою деятельный принцип. Каждый исторический этап, каждый народ, индивидуум является воплощением этого принципа.

Чем является дух, по Гегелю?

Дух является субъектом и объектом: как субъект он создает себе объект, как объект он познается самим собой. Когда он познает себя, он приходит к себе, а у себя он становится свободным духом. История - это развитие понятия свободы. Получается, что история приходит к концу, поскольку скоро дух познает себя в своем объекте.

Гегель рассматривает все понятия через призму абсолютной идеи. Этим и объясняется, что развитие мировой истории понимается им как отражение жизни и развития, которые присущи абсолютной идее.

Итак, за основу развития мировой истории Гегель принял «мировой дух», но он оказывается бессильным. Он не удовлетворен тем положением, что разум управляет миром. Мысль о господстве разума в истории представляется ему абстрактным, а потому и не способна объяснить особенности исторического состояния. Гегель с уверенностью проводит мысль о том, что необходим конкретный подход к исторической действительности, которая оформляется как методологическое требование. По Гегелю, каждая эпоха представляет собой своеобразное состояние, только исходя из которого, можно понять ее существо.

Такой ход мысли подводит Гегеля к объяснению особенностей различных эпох истории. Для реализации этой возможности он вводит новое понятие «народного духа», с помощью которого осуществлена попытка представить многообразие истории как развитие мирового духа, абсолютной идеи.

В «Философии истории» Гегель показывает, что всемирная история проходит ряд этапов, каждый из которых представляет собой нечто определенное, качественное своеобразие. В каждой ступени истории воплощен дух того или иного народа.

Гегелевская концепция реальной истории представляет собой развитие народных духов. Всемирная история, по Гегелю, представляет собой прогресс в сознании свободы. Руководствуясь этим принципом, он осуществляет деление всемирной истории: 1) Восточный мир (Китай, Индия, Персия, Египет), 2) Греческий мир, 3) Римский мир, 4) Германский мир.

Гегель считает, что в древних странах Востока не было свободы, поскольку восточные народы не знали, что человек свободен. Они были уверены, что свободен только один деспот. У греков появляется в сознании понятие «свободы»: они знали, что свободны только некоторые, поэтому у них были рабы. По мнению Гегеля, задача греческого народного духа заключается в формировании прекрасной индивидуальности.

В римском мире - император. Здесь дух ищет выхода в философии. К германскому миру дух приходит через христианскую религию. «Естественный старческий возраст является слабостью, но старческий возраст духа оказывается его полною зрелостью, в которой он возвращается к единству, но как дух» [2].

Важно отметить следующее положение: по Гегелю, каждая эпоха истории выражает некоторую конкретную идею. Например, древнегреческий мир является носителем идеи «прекрасной индивидуальности». Древнеримский мир означает «принесение в жертву индивидуальности, которая отдается государству». Германскому миру свойственна идея личной свободы, которая обретается им в христианстве.

Трудно определить критерий (основание), по которому Гегель осуществил свою периодизацию всемирной истории. Но сама идея исторического прогресса, предложенная им, носила перспективный характер.

Что касается его положения о единстве всемирной истории человечества, о взаимоотношениях между историческими процессами прошлого и настоящего, то, безусловно, оно содержало в себе довольно интересные мысли, заслуживающие дальнейшего осмысления.

Народный дух. По Гегелю, душа выступает как «субстанция, абсолютная основа всякого обособления и всякого разъединения духа» [3]. С помощью этой субстанции он объясняет «духовные расовые различия человеческого рода, равно как и различия между национальными духами» и делает попытку рассмотреть национальный

характер лишь постольку, поскольку он (национальный характер) содержит в себе зародыш, из которого развивается история нации [4].

У Гегеля сущность «народного духа» проявляется в государстве, его законах и учреждениях, представляющих определенным образом права граждан, в религии, искусстве, философии. «То общее, которое проявляется и познается в государстве, та форма, под которую подводится все существующее, является тем, что составляет образование нации. А определенное содержание, которому придается форма общности и которое заключается в той конкретной действительности, которой является государство, есть сам дух народа» [5]. Нетрудно заметить, что понятия «нация» и «государство» он рассматривает во взаимосвязи. Более того, по Гегелю, нации являются предпосылкой образования государства. Основою и предпосылкою для образования государств являются отдельные нации. Существуют отдельные нации, которые с самого начала образуют единство и имеют абсолютную тенденцию образовать государство [6].

В «Философии истории» «народный дух» Гегель ничем не определяет; он существует объективно, как некоторое существо, обладающее высшими силами и предопределяющее судьбу и миссию народов. Согласно объективно-идеалистической философии Гегеля, действующим началом в народе является его «дух, создающий из себя наличный действительный мир, который в данное время держится и существует в своей религии, в своем культе, в своих обычаях, в своем государственном устройстве и в своих политических законах, во всех своих учреждениях, в своих действиях и делах. Это есть его дело - это есть этот народ» [7].

У Гегеля дух народа, его история, религия, степень политической свободы взаимосвязаны. Они связаны в один узел. Гегель подчеркивает бессмысленность рассмотрения их независимо друг от друга. «Формировать моральность отдельного человека — это дело частной религии, родителей, собственных усилий и обстоятельств, формировать же дух народа — дело отчасти народной религии, отчасти политических условий»[8].

По Гегелю, делению земного шара на части света соответствует деление на расы и различные «психические характеры» этих рас. Он развивал «европоцентрическую» концепцию. Считал, что немцы являются «историческим народом, высшей нацией» современной эпохи. Дух немецкой нации он определяет следующим образом: «лучше разрешить взять у себя силой десять миллионов, лучше разрешить плевать себе в лицо и топтать себя ногами, лучше разрешить себя высечь, чем добровольно отдать один миллион и сознательно взять на себя рану, когда это неизбежно: в этом дух немецкой нации» [9]. Германской нации, по Гегелю, свойственно чувство естественной цельности в себе, и это чувство он называет душой [10].

Принципы народных духов представляются Гегелем только как моменты единого всеобщего мирового духа. Они находятся в преемственной связи друг с другом, но каждый народный дух имеет ограниченные потенции, призвание, исчерпав которые он передает эстафету другому народу.

Содержание всемирной истории составляют борьба, победа, падение народов, а прогресс во всемирной истории осуществляется на каждой ступени определенным народом, являющимся господствующим, истинным носителем целей всемирного духа на данной стадии исторического процесса. Интерес представляет мысль немецкого философа: перед этим историческим народом, который является творцом прогресса, другие народы бессильны, поскольку одни из них исчерпали богатство своего духа, а другие еще не доросли до такой стадии, чтобы они могли выполнить свою историческую миссию. Народ сам по себе не развивается дальше своего призвания, поскольку это было бы равносильно тому, что дух народа дошел до желания чего-либо

нового, а «это было бы, более высокое, более общее представление о себе самом, это значило бы, что он пошел далее своего принципа...» [11].

Итак, Гегель стремится найти в принципе «народного духа» объяснение каждой эпохе, причем такое, в котором содержится и общее, т.е. то, что она есть ступень развития и конкретизация единого мирового духа, а также исторические особенности, свойственные именно рассматриваемой эпохе.

Свойство духа - самопознание. Цель исторической жизни народа - сознание своей духовной индивидуальности, особенности. Процесс осознания своей духовной основы народом является одновременно осуществлением его культурного призвания и начала его падения.

Дело в том, что, познавая себя, народный дух познает свою односторонность и открывает путь более содержательному моменту всемирной истории. Гегель объясняет это следующим образом. В тот период, когда народ достигает своей зрелости, происходит раздвоение между тем, что создано народом, и тем высоким идеалам, возникающим вновь и вновь. Наступает своего рода период анализа сложившейся действительности и начало критики существующих обычаев, религии и государственного устройства. Так представлен внутренний механизм развития истории. «Жизнь народа ведет к созреванию плода, так как его деятельность клонится к тому, чтобы осуществить его принцип. Однако этот плод не падает обратно в недра того народа, который его породил и дал ему созреть, наоборот он становится для него горьким напитком. Он не может отказаться от него, потому что он бесконечно жаждет его, однако отведывание напитка есть его гибель, но в то же время и появление нового принципа» [12]. В другом месте он пишет, что народ может умереть насильственной смертью лишь в том случае, если он естественно сам по себе стал мертвым.. .[13].

Поэтому и происходит не простая смена исторических народов, а историческое развитие. Это и является причиной того, что тот или иной исторический народ входит «в соприкосновение с более поздним органом всемирной истории» - другим народом, у которого духовный принцип богаче.

Здесь явно видно, что Гегель, рассматривая творческую роль народа в ходе исторического развития, оценивал положительно. Между тем деятельность народа он считал неосознанной. «.Во всемирной истории благодаря действиям людей вообще получаются еще и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те результаты, о которых они непосредственно знают и которых они желают» [14]. Гегель называет это «хитростью разума».

Характеристика взаимосвязи народа и его языка. В философии Гегеля в контексте рассмотрения всемирной истории определенное место отведено связи народа с языком, влиянию культуры на язык.

По Гегелю, «народ связан в одно с языком, нравами и обычаями, а также образованием». Один из высших факторов образования - говорить на своем языке. Народ принадлежит самому себе. Долой все чужое вплоть до латинских букв!» [15].

Великий мыслитель считает, что языки, на которых говорили народы в их неразвитом состоянии, достигали высокой степени развития. С прогрессом цивилизации в обществе и в государстве «систематическое выражение ума отшлифовывается», язык становится менее расчлененным - своеобразное явление. Оно заключается в том, что прогресс, при котором усиливается духовная сторона и проявляется разумность, вызывает пренебрежение к рассудочной обстоятельности и рассудительности, делает их излишними. Язык является созданием теоретического ума, потому что он - его внешнее выражение. По Гегелю, воспоминания и фантазии выражаются без помощи языка. Развитие теоретической деятельности и связанный с этим развитием процесс распространения народов, их разделения, переселения

остаются скрытыми во мраке немого прошлого. Такие народы, несмотря на развитие их языка, не дошли до истории. «Быстрое развитие языка, передвижение и обособление наций получили значение и привлекли к себе интерес конкретного разума частью только при соприкосновении наций с государствами, частью благодаря тому, что у них самих начали образовываться государства» [16].

Язык развивается до цивилизации. Для государственной жизни необходимо формальное образование, следовательно, возникновение наук и развитие поэзии и искусства вообще. Для так называемых пластических искусств необходима цивилизованная общественная жизнь людей. Поэзия появляется в очень смелых и выразительных формах при таком состоянии народа, в котором он не объединился для правовой жизни, ибо язык сам по себе достигает высокого рассудочного развития еще по ту сторону цивилизации [17].

Говоря о богатстве произведений древних, давая им положительную оценку, Гегель тонко и привлекательно подчеркивал роль языка в овладении «благородным питающим материалом», содержащимся в произведениях древних. «Однако это богатство связано с языком, и только благодаря ему и в нем мы можем постичь его в его полном своеобразии. Переводы передают нам содержание, но не форму, не его тончайшую душу. Они подобны искусственным розам, которые по форме, цвету, а также, может быть, по запаху могут походить на живые, но они не имеют приятности, нежности и мягкости живого. И вообще изысканность и изящество копии присущи только ей самой, и в ней дает о себе знать контраст между содержанием и формой, которая выросла не вместе с этим содержанием. Язык - это музыкальная стихия, стихия проникновенности, исчезающая в переводах, это тонкий аромат, благодаря которому можно наслаждаться симпатией души, и без него произведение все равно, что выдохшийся рейнвейн» [18].

Действительно, язык является величайшей культурной ценностью. Язык - часть культуры любого народа. С помощью языка человек познает свое прошлое, настоящее и дает прогноз относительно будущего. Язык - «дом бытия» (М. Хайдеггер), питательная среда, формирующая личность.

Ценностно-мировоззренческий смысл учения Гегеля в условиях современности. Ценность его учения в том, что Гегель применил диалектику как средство анализа всемирной истории. Более того, диалектика выступает в его философии главным теоретико-методологическим принципом. Говоря словами Н.В. Мотрошиловой, «диалектика Гегеля вбирает в себя достижения диалектики в истории философии (начиная с «изобретателя диалектики» Платона до диалектики Канта, воплощенной в антиномиях разума) и представляет их в виде разветвленного учения о диалектических категориях» [19]. Он оставил методологическую основу для «материалистического» прочтения и анализа общества.

В рамках философии истории Гегель «одухотворил» исторический процесс, превратил его в «отголосок» «шествия» абсолютного духа; предложил деление истории на четыре периода - восточный мир, греческий мир, римский мир и германский мир; понимал историю как прогресс в осознании и достижении индивидами все большей свободы. Историю философии он изображал как закономерный процесс движения мысли от абстрактного к конкретному.

Немецкий мыслитель показал блестящий образец «уважительного» отношения к понятиям. Это значимо, поскольку понятия являются важнейшими видами мыслей, в которых отражается действительность в процессе абстрактного мышления. Поэтому абстрактное мышление называют понятийным мышлением.

Учение Гегеля о «народе» и «нации» помогает глубже понять смысл этих понятий. Долгое время в рамках марксистской философии имело место объяснение

содержания этих понятий лишь на основе экономических интересов. Идеалистическое понимание этих концептов расширяет познавательные рамки менталитета народа, народной души и духа. Именно на идеалистической основе осуществляется самоидентификация на разных уровнях.

Примечания:

1. Гегель Г.В.Ф. Философия истории // Гегель Г.В.Ф. Сочинения: в 14 т. Т. VIII. М.: Госполитиздат, 1956.

2. Там же. С. 57.

3. Там же. С. 63, 76.

4. Там же. С. 48.

5. Там же. С. 375.

6. Там же. С. 71.

7. Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: в 2 т. Т. I. М., 1970. С. 78.

8. Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: в 2 т. Т. II. М., 1971. С. 549.

9. Гегель Г.В.Ф. Философия истории. С. 331.

10. Там же. С. 72.

11. Там же. С. 75.

12. Там же. С. 72.

13. Там же. С. 27.

14. Там же. С. 103.

15. Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: в 2 т. Т. II. С. 50, 547.

16. Гегель Г.В.Ф. Философия истории... С. 60-61.

17. Там же. С. 66.

18. Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: в 2 т. Т. I... С. 404.

19. Мотрошилова Н.В. Новая философская энциклопедия: в 4 т. Т. 1 / Ин-т философии РАН, Нац. общ.-науч. фонд; предсл. В.С. Степин. М.: Мысль, 2000. С. 491.

УДК 101.1:316 БКК 87.6 С 34

Н.А. Сигида,

кандидат философских наук, доцент кафедры философии и социальных наук

Сибирского государственного аэрокосмического университета, 660014, г.

Красноярск, пр. газеты им. «красноярскийрабочий», д.31, тел. 8(391)291-92-87

E-mail: churinov asibsau.ru

Война - специфический вид социального насилия

(Рецензирована)

Аннотация: Исследуется война как специфический вид социального насилия. Война, как особое состояние общества, ведется с помощью вооруженных средств. Но достижение политических целей войны возможно без ведения боевой деятельность, а посредством устрашения, дипломатии, шпионажа и т.д.

Ключевые слова: война, военное мышление, боевая деятельность,

индивидуалистическое общество.

N.A. Sigida,

Candidate of Philosophy, Assistant Professor of Philosophy and Social Science

Department of the Siberian State Aerospace University, 660014, Krasnoyarsk, Avenue

of the Newspaper “The Krasnoyarsk Worker”, 31, ph. 8 (391) 291-92-87.

E-mail: [email protected]

The war as a specific kind of social violence

Abstract: The war is investigated as a specific kind of social violence. The war as the special condition of a society is conducted by means of the armed forces. But political aims of the war can be achieved without conducting fighting activity by means of intimidation, diplomacy, espionage etc.

Keywords: war, military thinking, fighting activity, an individualistic society.

Войны имеют социальный характер. Их исследование предполагает осуществление социального анализа общества, соответствующей исторической эпохи, ее тенденции и противоречий, основы возникающих войн. Исследованием природы войн первого поколения занимались многие выдающиеся ученые, политические деятели и полководцы. Философское значение понятию «война» было придано Г ераклитом.

Ученые предполагают, что за последние пять с половиной тысяч лет на Земле произошло более 14 тысяч войн, в которых погибло свыше 4 млрд. человек - почти столько, сколько насчитывает все современное население планеты. Исследователь А.П. Торопцев пишет: "Война играла и продолжает играть в жизни людей ... такую огромную роль, что некоторые мыслители назвали ее "движетелем прогресса"" [1]

Известно немало древнейших поэтических преданий, где описываются доисторические войны. Особенно богата ими Месопотамия, оставившая истории имена многих славных героев, наиболее известный из которых Гильгамеш. В поэме о

Гильгамеше война изображается как соревнование вождей в силе, храбрости, сноровке, в которых их дружины не всегда участвуют, оставаясь лишь наблюдателями княжеских единоборств.

Великий эпос индоевропейских народов - "Махабхарата" описывает схожие войны. "Илиада", русские былины, скандинавские саги, китайские повести о легендарных доисторических государях описывают войны, которые делают победителя богоподобным и героем.

В древнейшей индийской книге «Артхашастра», авторство которой приписывают брахману Каутилье, исследовались вопросы государственного управления. В разделах, посвященных искусству войны, автор основное внимание уделяет подготовке к боевой деятельности, а не законам ведения сражения. Ученый считает идеальной такую войну, которая заканчивается победой, еще не начавшись, или ведется чужими руками: «Подговоры (среди врага), шпионаж, тайные меры устрашения, осада и приступ - вот пять факторов для овладения укреплением». [2]. Каутилья считает, что боги войны непостоянны в своих симпатиях, поэтому необходимо создать такие предпосылки, когда победа была бы достигнута раздором в лагере врага, дезинформацией о состоянии дел в тылу врага, убийством полководцев. Если эти меры не приведут к победе, то необходимо прибегать к вооруженным средствам ведения войны (осада и приступ).

Более 25 веков назад гениальный древнекитайский философ Сунь-цзы написал великий трактат о войне, пронизанный элементами стихийной диалектики. Он входит в состав китайского "семикнижья", излагающего философский подход к явлениям войны. «Трактат о военном искусстве» по силе мысли и по жестокому откровению не превзойден и по сей день. Он подчеркивал: «Война - это путь обмана» [3].

Сунь-цзы исследовал принципиальные основы ведения вооруженной борьбы, сформулировал законы ведения войны и ее противоречивую природу, ее влияние на формирование степеней свободы у воинов.

Философ считал, что для победы в войне необходимо воспитывать у воинов чувство ярости и жадности: «...убивает противника ярость, захватывает богатство противника жадность» [3]. Войны первого поколения в начальный период формирования государственности велись с целью личного обогащения за счет более слабого противника. Сунь-цзы подчеркивал, что наибольшей боеспособностью обладает войско, ведущее захватническую войну, так как оно ведет боевую деятельность на чужой территории, в отрыве от Родины: «Когда оно находится в безвыходном положении, оно крепко держится. Когда оно находится в глубине (страны противника), его ничего не сдерживает» [3].

Сунь-цзы подчеркивает, что боеспособность войска зависит также от обстановки. Планируя боевую деятельность, полководец должен создавать безвыходное положение для воинов, ибо тогда они сражаются отчаянно мужественно: «Ставь своих воинов в такие места, где нет выхода, тогда они предпочтут смерть бегству, если они готовы умереть, как же не добиться победы?» [3]. Сунь-цзы одним из первых древних теоретиков сформулировал мысль о том, что войны первого поколения не являются стечением случайных обстоятельств, а имеют объективные законы существования, на основе которых необходимо формировать, учить и воспитывать воинский коллектив.

Но, создав руководство по подготовке и ведению боевой деятельности, китайский философ исследовал и психологию соперничества государств. Сунь-цзы создал науку неуязвимости и победы без использования средств военного насилия. Он писал: "... самая лучшая война - разбить замыслы противника; на следующем месте -разбить его союзы; на следующем месте - разбить его войска. Самое худшее - осаждать

крепости" [4]. Степень таланта полководца проявляется по мере использования этих средств для достижения целей войны. Достоин чести и уважения тот полководец, как учил Сунь-цзы ...кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь; берет чужие крепости не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа свое войско долго" [4]. В этом заключается суть философии войны ученого.

Итоги "холодной войны" показали, что пока наши политические руководители готовились разбить противника с помощью вооруженных средств, он в это время расстраивал и разрушал наши планы и союзы.

В процессе боевой деятельности выдающиеся полководцы древних времен, развертывая актуальную методологию, самостоятельно, с учетом возникшей боевой ситуации в сражении реализуют ее. Так Александр Македонский с гордостью говорил, что его вторым отцом был Аристотель. Именно он привил великому полководцу передовую методологию того времени. Это позволяло ему применять диалектическую методологию, исходя из конкретной ситуации, используя приобретенные знания и умения в ходе боевой деятельности. Перед сражением с Дарием, всегда решительный и грозный Александр, неожиданно меняет тактику боевой деятельности. Он "сменил безрассудство на осторожность и спрятался в горных ущельях, чтобы ввести в заблуждение противника" [5]. Для достижения победы в войне важны все мелочи. Македонская армия была одета не в золото и пестрые одежды, а в железо и медь, чтобы в бою воин чувствовал себя защищенным и подвижным. Полководец предал своей армии мобильность и маневренность, что достигалось тем, что она "не была перегружена поклажей и прислугой, чутко отзывалась не только на сигналы, но даже на знаки полководца" [5]. Но исход последующих битв решался не только на поле боя, но и в головах воинов. Страх за жизнь после поражения от македонских войск у побежденных отсутствовал. Диалектическая методология работала на победу. По свидетельству Квинта Курция Руф, с пленными "он вел себя тогда так, что превзошел сдержанностью и милосердием всех прежних царей" [5]. Решение фундаментальных методологических проблем военного дела невозможно лишь усилиями' специалистов военной науки. Философская, общенаучная и военная элементы методологии привлекались для установления взаимосвязи вооруженной борьбы и политики, объективного и субъективного в деятельности государя, полководца, командира.

Военная деятельность требовала в обществах различного типа обобщения и философского изучения как познания сущности дела. Приоритет в разработке военной теории и выработке стандартов военного мышления в обществе индивидуалистического типа признается за греческими военными теоретиками, так как «греческое общество являлось отчетливо индивидуалистическим» - подчеркивал А.А. Ивин [6]. Созданное на степенях свободы от нравственности и морали, оно строилось на страхе перед силой закона и власти.

Выдающийся вклад в исследовании войны как социального явления внес историк Фукидид. Он понимал значение философии, поэтому освещал военноисторические события объективно и критически. Фукидид писал: "Свободные от всякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях не нарушаем законов больше всего из страха перед ними, и повинуемся лицам, обреченными властью в данное время" [7]

Создание системы законов, держащих в страхе граждан индивидуалистического общества, является одним из его стандартов естественности. Зло, насилие, обман, страх

- эти стандарты естественности положены в основу подготовки к боевой деятельности. Война, как подчеркивает ученый, ведется с целью захвата чужих территорий для личного обогащения: «Однако, если мы благоразумны, каждый из нас должен

привлекать себе союзников и отважиться на опасности не для того, чтобы терять то, что у нас есть, но чтобы приобретать то, что нам не принадлежит» [7].

Фукидид доказывает, что война является следствием природы самого человека: «Человеку по природе всегда свойственно желание владычествовать над уступчивым, а от нападающего оберегаться» [7]. При этом нравственным считалось уничтожение мирного населения и разграбление поселений во имя личной славы и обогащения. Война рассматривается как средство для достижения материальных благ и не считается злом. Он считал, что «...необходимо делать набеги с сухопутным войском на многие пункты страны, разорять неприятеля и тем добывать себе средства к жизни и причинять вред неприятелю...» [8].

Греческие и римские военные мыслители периода рабовладельческого строя стремились доказать, что война, ведущаяся с целью добычи рабов и золота для общества, справедлива по своему характеру. Следовательно, уже в период становления общества индивидуалистического типа формировались стандарты военного мышления для ведения войны, отличные по содержанию от стандартов военного мышления общества коллективистического типа. В этот период наглядно проявляется зависимость военного мышления от типа социальности общества.

Появление рабовладельческих империй изменило характер войны, которая стала более жестокой и велась наемными армиями по законам, выработанным на основе обобщения и анализа боевой деятельности предыдущих поколений.

Упадок Римской империи в последней четверти IV века связан с упадком ее военной организации, неспособностью успешно вести войны. Игнорирование обществом подготовки к ведению боевой деятельности, когда римские юноши "перестали заниматься физическими упражнениями и не купались после этого в Тибре", создало предпосылки к крушению империи. Флавий Ветеций Ренат в трактате по военному искусству предлагал изменить способ комплектования войск, методы обучения и подготовки воинов. В этом он видел путь к возрождению великой римской армии, которая благодаря своему могуществу являлась бы фактором сдерживания агрессии. Ветеций писал: «Знание военного дела питает смелость в бою: ведь никто не боится действовать, если он уверен, что хорошо знает свое дело... Во время военных действий малочисленный, но обученный отряд всегда гораздо скорее добьется победы» [9]. Воевать не числом, а умением - эти «военные фантазии» Ветеция, непонятые современниками, в последующем были блестяще реализованы в войнах великим русским полководцем А.В. Суворовым.

Анализ войны как вид насилия позволяет вспомнить, что обострение противоречий в разных сферах нашло свое выражение в двух мировых войнах и множестве региональных войн и локальных вооруженных конфликтах. Хочется выразить надежду на недопущение крупномасштабной войны в современных условиях.

Примечания:

1. Торопцев А.П. Мировая история войн. М.: Эксмо, 2005. С. 5.

2. Артхашастра // Искусство войны: антология военной мысли. СПб.: Амфора, 2007. С. 136.

3. Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве. М.: Воениздат, 1995. С. 38-64.

4. Сунь-цзы. Искусство войны // Искусство войны: антология военной мысли. СПб.: Амфора, 2007. С. 20-21.

5. Квинт Курций Руф. История Александра Македонского // История античности. Древняя Греция. Т. 1. М.: Правда, 1989. С. 507-523.

6. Ивин А.А. Основы социальной философии. М.: Высш. шк., 2005. С. 284.

7. Фукидид. История: в 2 т. Т. 1. СПб.: Пролог, 1994. С. 120-290.

8. Фукидид. История: в 2 т. Т. 2. СПб.: Пролог, 1994. С. 183.

9. Флавий Ветеций Ренат. Краткое изложение военного дела // Искусство войны: антология военной мысли. СПб.: Амфора, 2007. С. 149.

УДК 101.1:316 ББК 87.6 С-32

Е.А. Сергодеева,

доктор философских наук, профессор кафедры истории и философии науки

Ставропольского государственного университета, тел. 8(8652) 25-28-64, Email: www.stavsu.ru

Феноменологическая версия эпистемологического конструктивизма

(Рецензирована)

Аннотация: В статье обосновывается тезис о том, что идеи

феноменологической философии науки развиваются в русле эпистемологического конструктивизма, который акцентирует роль языка, дискурсов и других культурных практик в производстве научных знаний. Делается вывод о том, что феноменологии историко-интенциональный анализа науки позволяет проследить происхождение базовых научных и общекультурных понятий из донаучного опыта человека в жизненном мире.

Ключевые слова: феноменология, научная рациональность, жизненный мир, эпистемологический конструктивизм, объективизм.

E.A. Sergodeeva,

Doctor of Philosophy, Professor of History and Philosophy of a Science Deaprtment

of the Stavropol State University, ph. 8 (8652) 25-28-64, E-mail: www.stavsu.ru

The phenomenological version of epistemological constructivism

Abstract: The paper substantiates the thesis that ideas of phenomenological philosophy of a science develop in a channel of epistemological constructivism which accents a role of the language, discourses and other cultural practices in manufacture of scientific knowledge. It is inferred that phenomenologies of historic-intentional science analysis facilitate tracing an origin of base scientific and common cultural concepts from pre-scientific experience of the person in the vital world.

Keywords: phenomenology, scientific rationality, the vital world, epistemological constructivism, an objectivism.

Анализ новых подходов к исследованию науки позволяет говорить о социологизации и историзации как основных трендах развития неклассической эпистемологии. Радикальные трансформации научного знания в ХХ столетии, изменившие представления о познавательных характеристиках науки и способах ее социального функционирования, определили также основные методологические сдвиги в осмыслении эпистемологической проблематики.

60-70-е годы ХХ столетия связаны с формированием постпозитивизма, представители которого обосновывали экзистенциальный подход в философии науки, в русле которого утверждаются идеи множественности исторических образов науки, гетерогенности научного знания, процессуальности научной истины. Именно во второй половине ХХ века формируется философия науки как особая дисциплина в рамках профессиональной философии, использующая результаты логики, психологии,

социологии и истории науки и противопоставляющая себя, по сути, традиционной (классической) эпистемологии. Постпозитивисты, по мнению И.Т. Касавина, стремились показать, что «историко-научная и историко-культурная реконструкция представляет собой не просто один из приемов современного эпистемологического исследования, но неотъемлемый элемент последнего» [1]. Перекликается с этим позиция Л.А. Микешиной и М.Ю. Опенкина, которые полагают, что ведущей тенденцией современной теории познания является стремление найти понятийнологические формы для постижения социальной обусловленности познавательной проблематики [2].

Одной из методологических установок современной эпистемологии становится конструктивизм, постулирующий, что знание выстраивается субъектом в виде разного рода ментальных конструктов, моделирующих его опыт, акцентирует роль языка, дискурсов и других культурных практик в производстве научных знаний. Существует несколько вариантов эпистемологического конструктивизма. Не характеризуя особенности его различных версий, и не затрагивая вопросы его онтологической позиции (эти вопросы рассматриваются в работах многих авторов) [3], кратко коснемся основных девизов той программы действий, которая предлагается эпистемологическим конструктивизмом.

Конструктивистская установка требует переосмысления традиционной оппозиции объекта и субъекта. В классической эпистемологии объективным считалось только то знание, из которого удалено все, относящееся к субъекту и средствам его познавательной деятельности. Однако, уже развитие неклассической науки (прежде всего физики) в ХХ веке дает толчок новым представлениям о взаимосвязи истинности с субъективными характеристиками. А.В. Ахутин отмечает по этому поводу: «Всякое фундаментальное понятие не просто сформировано, но содержательно включает в себя (как понятие) сам способ своего формирования... То, что в классической науке могло быть отнесено к гносеологии, к проблемам метода познания, необходимо было каким-то образом включить в логику самого предмета. Или же вообще отказаться от этого метафизического образа. Ведь объективность научного знания нисколько не пострадает, если перестать мыслить объектно, довольно согласованности математической теории и экспериментальной интерпретации. Исчезает, таким образом, вовсе не объект, а лишь метафизическая привычка мыслить объектно» [4]. Эпистемология, преодолевающая субъект-объектное противопоставление, не только по-новому трактует объект как результат интеллектуальной активности, но и пересматривает содержание субъективности, то есть создает новую онтологию субъекта познания. Она ориентирована на формирование видения познавательной деятельности как области коммуникативного смыслосозидающего взаимодействия ее участников. Как замечает Ю. Хабермас: «Поворот к интерсубъективистскому способу рассмотрения приводит относительно «субъективности» к тому неожиданному результату, что сознание, центрированное, как кажется, в Я, не является ничем непосредственным и сугубо внутренним. Самосознание формируется скорее через символически опосредованное отношение к партнеру по интеракции на пути извне вовнутрь. В этом отношении оно обладает интерсубъективным ядром.» [5].

Что касается собственно феноменологии, то долгое время она присутствовала в философии науки лишь неявно. Хотя одной из основных задач феноменологии

Э.Гуссерля было построение радикальной концепции строгой философии науки, однако, ни у него самого, ни у его учеников эта перспектива не была реализована в должной степени. В сфере исследования научного знания феноменология, в основном, выступала в качестве донора идей. Однако в конце ХХ века в европейской философии все более активно стала высказываться идея феноменологической философии науки.

Плодотворность феноменологического проекта философии науки состоит в том, что он позволяет рассмотреть научную рациональность как одну из форм проявления сознания. Целью Гуссерля является установление феноменологии как универсальной философской науки о науке, проникающей в ее предельные основания. В этом случае исследование не ограничивается описанием наличной науки, а выявляет условия ее теоретической возможности. Феноменология в данном случае выступает, прежде всего, как методология и культурология науки.

Гуссерль, в отличие от методологической парадигмы, распространенной в постпозитивизме, истолковывает рациональность, в том числе научную, как формообразующий принцип жизненного мира или бытия человека в мире. В этом смысле ее можно обозначить как мировоззренческую рациональность. Гуссерль обращается к первичному опыту сознания, который является основой для любых возможных дескрипций, в том числе научных. Центральным пунктом новой теории сознания служит идея интенциональности.

Рассмотрим три подхода к исследованию оснований науки, выделенных Гуссерлем. Первый основывается на анализе самих фактов научного познания. При этом Гуссерль исходит из утверждения, что научное познание отличается от повседневного. Наука не собирает факты, а включает их в некоторую концептуальную структуру, которая детерминируется специальными терминами и их комбинациями в научных положениях. Они логически связываются с другими в научные теории. Рациональность научных построений зависит от логических доказательств и эмпирических примеров. Феноменологическое описание теорий предполагает описание их интенциональной структуры и соотношений. Это приводит к анализу сущности мыслительных актов научного сознания. Данный подход все-таки ограничен, поскольку приводит к описанию только процедур научного познания без учета культурно-исторического контекста.

Второй подход основан на идее региональной онтологии. Последняя охватывает сущностную структуру конкретной части мира. В отличие от натурализма, Гуссерль видит, что разнообразие наук имеет предпосылкой разнообразие сфер бытия, которые не могут быть редуцированы к физической сфере. Естественные объекты, как они конституируются в чувственном восприятии, составляют основу всех объектов, они фундаментальны. Но существует многообразие теоретических сущностей, невыводимых из повседневного опыта и чувственного восприятия. Они определяются концептуальной структурой соответствующей науки. Однако, региональная онтология также не позволяет раскрыть феноменологические основания науки в радикальном смысле, так как предполагает исследование наличной науки, а не ее начал. Необходимо найти нейтральную основу разнообразия наук. Поэтому наиболее радикальным и плодотворным нам представляется третий подход к феноменологическому анализу науки.

Он предлагает осмысление научной деятельности сквозь призму жизненного мира. На такую перспективу проливает свет гуссерлевский «Кризис европейских наук». Для действительного анализа научного знания необходима философски осмысленная история естествознания и математики, которая, не переставая быть соотнесенной с человеком, становится строгой. Это не история фактов и событий, а внутренняя история, связанная с распознаванием первоначал и аутентичных проблем современности, осевших в истории.

Здесь проблема перемещается в плоскость поиска оснований объективности науки. Каждый жизненный мир субъективен, так как познавательный процесс определяется личностными устремлениями. Наука же притязает на объективность. Вопрос состоит в том, каким образом субъективное знание жизненного мира может

быть основанием объективного знания науки. Наука опирается на собственные предпосылки, которые делают возможными ее операции, однако, они не прояснены, поскольку принимаются как данность. Обращение к конституирующим началам науки требует рассмотрения ее истории. Но исторические корни науки не могут быть основаниями в смысле феноменологии, так как отсылки к историческим свидетельствам не проясняют смысла. Поэтому необходимо комбинировать исторический и систематический подход, то есть осуществлять историко-интенциональный анализ. Гуссерль ищет в историческом обращении не последовательность событий, а слои смысла, зафиксированные в событиях. Фундаментальный слой смысла в науке указывает на донаучные деяния. Они находятся в жизненном мире, который наследуют человеческие существа. Это не только мир повседневной жизни, которым мы непосредственно озабочены. Чтобы получить доступ к нему необходимо начать с уже сложившейся науки.

Таким образом, в «Кризисе европейских наук ... » связь науки и жизненного мира исследуется не только в систематическом, но и в историческом плане. С одной стороны, Гуссерль указывает на то, что современная наука технологична, она определяет жизненный мир, который получает от нее свои существенные признаки. Но, с другой стороны, жизненный мир является смысловым горизонтом науки. Натуралистически ориентированная наука стремится рассмотреть саму себя как природно обусловленное явление. При этом ученые не замечают того, что их методология обладает культурной обусловленностью. «Очевидно, совсем забыто, что естествознание (как и вся наука вообще) представляет собой духовную деятельность, а именно деятельность сотрудничающих ученых; как таковое оно наряду с прочими духовными явлениями относится к кругу фактов, подлежащих духовному научному объяснению» [6]. Человеческое, субъективное вытесняется из сферы науки. Преодоление кризиса европейских наук, а в значительной мере и кризиса всей новоевропейской культуры, Гуссерль мыслил как восстановление изначальной связи науки со структурами жизненного мира. Решение этой задачи он видел на пути феноменологического анализа происхождения базовых научных и общекультурных понятий из донаучного опыта человека в жизненном мире.

Онтология жизненного мира - это попытка развить в качестве основания науки научную феноменологию. Трансцендентальная жизнь раскрывается в ходе интенционального анализа как поле интерсубъективных, смыслосозидающих действий, посредством которых конституируется мир, содержащий начала любого жизненного мира и основания любой науки.

На Западе уже в 80-е годы ХХ века осознание относительности научных знаний стала основой для рецепции ряда философских теорий, содержащих концептуальные идеи осмысления новой эпистемологической ситуации. Феноменологическая философия примечательна тем, что идеи Гуссерля сыграли роль мощного генератора нового социологического мышления, критически настроенного по отношению к классической традиции. Именно феноменологический подход к социальному теоретизированию лежит в основе радикальной модернизации взгляда на предмет социологического исследования, а значит, и на социальную реальность.

Социальные феноменологии (А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман) усматривают основной порок модернистской социологии в ее неспособности воздержаться от наивной веры в «объективность» социального мира, свойственной обыденному сознанию. В свете феноменологии социальный мир предстает как продукт идеального конституирования. Он рассматривается, прежде всего, как мир значений, переживаемых и интерпретируемых людьми в их повседневной жизни. Следуя требованиям феноменологического метода, социальные феноменологи предлагают

«воздерживаться» от веры в объективную реальность социальных объектов как исчерпывающую их онтологический статус. Собственно социальное не существует (в том смысле, в котором существуют природные объекты), а «значит». Поэтому главной задачей феноменологического анализа социального мира полагается выявление всеобщих правил приписывания значений, позволяющих создать понятный и предсказуемый мир. Обращаясь к анализу интерсубъективных значений, социолог исследует генезис феноменологически трактуемой объективности социального мира, т.е. его интерсубъективной смысловой структуры.

Если в классическом естествознании, как отмечал Э. Гуссерль, онтологизация идеальных теоретических объектов ведет к отрыву науки от жизненного мира и в конечном итоге — к кризису европейских наук, то для общества попытки навязать жизни логику проекта чреваты куда более трагическими последствиями. И источник таких опасностей — в самой науке, точнее — в способе «работы» с классическими идеализациями. «В социальных науках, - предупреждал А. Шюц, - существует огромная опасность, что ее идеализации, в данном случае типологии, будут рассматриваться не как методы, а как подлинное бытие. Эта опасность особенно велика в науках, имеющих дело с человеческим бытием и его жизненным миром, поскольку они всегда работают с высокосложным материалом, включающим типы более высокого порядка. Этот материал не относится непосредственно к субъективной активности индивидов» [7]. Для избежания подобной опасности социальная наука должна постоянно эксплицировать собственные скрытые предпосылки. Подлинная наука должна постоянно прояснять неявно используемые суждения здравого смысла, быть рефлексивной в подлинном смысле слова.

Главным объектом внимания феноменологии социального мира становится тем самым не чистое сознание трансцендентального субъекта, а повседневное сознание человека в естественной установке. Ее фундаментальной задачей становится описание процесса феноменологического конституирования обыденного социального мира и прояснение методов интерсубъективной интерпретации (обмена значениями), лежащими в основании всех форм социальных коммуникаций. Знание об обществе, полученное человеком, таким образом, не есть отражение или презентация чего-либо внешнего, какой-то автономной от познающего субъекта реальности, более того, сама социальная реальность создается в процессе коммуникации благодаря процедурам интерпретации. «Социальный порядок, - заявляют Бергер и Лукман - является продуктом прошлой человеческой деятельности и существует постольку, поскольку человеческая активность продолжает его продуцировать. Никакого другого онтологического статуса ему приписать нельзя» [8].

Феноменология в ее различных вариантах обращается к первичному опыту сознания как основе любых описаний, в том числе научных. Создавая новое учение о субъективности, она позволяет понять науку как одну из форм продуктивности сознания и выявить ее теоретические и жизненно-практические основания. Определенное понимание сознания фундирует идеи, принципы и системы знания, а следовательно и то, что мы воспринимаем в этих системах в качестве реальности и объективного положения дел. Реальность на самом деле является сложной конструкцией, опосредованной не только концептуально выразимыми предпосылками, но и неявными допущениями смыслового горизонта или жизненного мира. Ученый не стоит на точке зрения универсальности, его сознание неявно задается социальными и индивидуальными прагматическими предпосылками.

Наиболее эффективно данный подход развивается в области методологии социальной науки. Социальная феноменология подвергает рассмотрению общие предпосылки возникновения научных концептов в сознании исследователя и, тем

самым, выходит на уровень метаанализа, поднимает вопросы, логически первичные и методологически приоритетные по отношению к любым утверждениям относительно самой социальной жизни.

Примечания:

1. Касавин И.Т. Традиции и интерпретации: фрагменты исторической

эпистемологии. М., 2000. С. 8.

2. Микешина Л.А., Опенкин М.Ю. Новые образы познания и реальности. М., 1997. С. 4-8.

3. Цоколов С.А. Радикальный конструктивизм: эпистемология без онтологии? // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 1999. № 2.

4. Ахутин А.В. Научное познание и философское осмысление // Проблема объекта в современной науке. М., 1980. С. 261-262.

5. Habermas J. Nachmetaphysisches Denken. Frankfurt, 1988. S. 217.

6. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Вопросы философии. 1986. № 3. С. 102.

7. Schutz A. On Phenomenology and Social Relations. Chicago, 1970. P. 140.

8. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М., 1995. С. 52.

УДК 1(091) ББК 87.3 О615

О.Н. Оплетаева,

доцент кафедры философии Кубанского Государственного Технологического

Университета, тел. 8 918 45 7 22 70.

Истоки и смысл апофатической традиции. Философия и теология.

(Рецензирована)

Аннотация: Статья посвящена анализу проблемного поля апофатической традиции в рамках античного философско-теологического дискурса. Исследуется генезис апофатики и его обусловленность внутренними онтологическими, гносеологическими и методологическими проблемами античной философии, понимаемой как «философская теология». Для понимания причин возникновения этого феномена и его глубинного влияния на последующую историко-философскую и богословскую мысль, мы исходили из положения об определяющей роли античного платонизма и неоплатонизма с присущей им интенцией на «постижение непостижимого», или, используя крылатое выражение Платона, на выявление «безосновной основы бытия».

Ключевые слова: апофатическая традиция, теология, философско-

теологический дискурс, метафизика.

O.N. Opletaeva,

Assistant Professor of Philosophy Department of the Kuban State Technological

University, ph. 8 918 457 22 70

Sources and a sense of apofatic traditions. Philosophy and theology

Abstract: An analysis is made of a problem field of apofatic tradition within the limits of an antique philosophic-theological discourse. The paper discusses the genesis of apofatics and its conditionality by internal ontological, gnoseological and methodological problems of the ancient philosophy comprehended as “the philosophical theology”. To understand the reasons of the origin of this phenomenon and its great influence on the subsequent historic-philosophical and theological thought, the author proceeds from the view on a defining role of antique Platonism and Neoplatonism with inherent intention to “comprehend the incomprehensible”, or, using Plato's popular expression, to reveal “the basis-free life basis”.

Keywords: apofatic tradition, theology, a philosophic-theological discourse,

metaphysics.

Целью предлагаемой статьи является показать собственно философский генезис апофатики, а также изначальную целостность и универсальность осмысления проблематики предельных оснований бытия и отсутствие жёсткой и однозначной демаркации между философией и теологией в эпоху античности. Существует до сих пор распространенное мнение, что апофатическая традиция якобы сформировалась и получила широкое распространение в лоне теологии, ориентирована, прежде всего, на проблему богопознания и не имеет существенного значения для философии в целом.

Отнесение апофатической традиции к сфере негативной теологии и мистики само по себе не вызывает возражений, но ограничение её применимости лишь этими рамками является односторонним и априори лишает данный подход философской ценности, что неизбежно ведет ко всё ещё распространенным неадекватным оценкам смысла и значимости апофатики для философии.

Если рассматривать отношения философии и теологии, то надо признать, что они далеко не однозначны. Как показывает простое знакомство с историей вопроса, как сам термин «теология», так и его содержательные интенции возникают впервые в связи с глубинными внутренними потребностями философского мышления. Так например, в платонической традиции философия Платона часто именовалась именно теологией. А сам термин «теология» в качестве синонима для обозначения собственной «первой философии» (впоследствии получившей название «Метафизики») ввел, как известно, Аристотель. Философ полагал, что поскольку наряду с природными имеются и сверхприродные сущности («нечто вечное, неподвижное и существующее отдельно»), то должна быть и особая наука, их изучающая: «Первая философия исследует самостоятельно существующее и неподвижное. ... Таким образом, имеются три умозрительных учения: математика, учение о природе, учение о божественном [по-гречески - эпистемэ теотатэ - О.О.] ... умозрительные науки предпочтительнее всех остальных, а учение о божественном предпочтительнее других умозрительных наук»

[1]. Искомая наука, таким образом, - это «божественнейшая наука» или богословская философия, «философское говорение о Боге» - (гр. - философиа теологикэ, теология). Аристотель, следовательно, понимает теологию как первую философию, т.е. как философское учение о первых началах и причинах или о сущем как сущем. «У Аристотеля . название, наиболее подходящее для первой философии, как раз и оказывается, как он говорит, теологическим знанием. <...> Теологическое исследование, кажется, располагается у Аристотеля в самом центре исследования сущего как оно есть, иначе говоря, становится самой характерной задачей философии»

[2], - констатирует Жан Бофре. Далее он утверждает, что, по мнению Аристотеля, мы не далеко продвинулись бы в понимании бытия, если бы понимали его только как общее, присущее всему сущему, но не имели совсем иной мысли - мысли о божественности бытия: «Божественное вводится в философию, наравне с бытием, для которого оно становится другим именем» [3].

Абсолютным бытием (абсолютным первоначалом), согласно Аристотелю, как раз и выступает Бог - не Бог веры, а Бог как абсолютно необходимо мыслимая первосущность, мыслящее себя самого мышление, форма всех форм, перводвигатель -впоследствии его назовут Богом философов, чтобы противопоставить Богу непосредственной религиозной веры [4]. После Аристотеля теологическая проблематика в том или ином виде неизменно включалась в состав метафизики, понимаемой как философское учение о первоначалах.

В эпоху, когда вся теологическая проблематика формируется и осмысливается в рамках собственно философского дискурса, никакой четкой демаркации между философией и теологией в учениях античных мыслителей мы не найдем. Пока отсутствует вера в реальное действие Бога, полагает Норберт Фишер, разделительная линия между философией и теологией существует лишь скрытым образом. Их явное размежевание и противопоставление происходят лишь тогда, когда вера в откровение и самостоятельное философское мышление о Боге сталкиваются друг с другом - т.е. не ранее Нового времени [5]. Остается только добавить, что философия также не исчерпывается метафизикой, а метафизика лишь в определенных аспектах совпадает с естественной теологией. В то же время, как убедительно показывает М.Хайдеггер, всякая метафизика имеет «онто-тео- логический» характер [6]. Дело в том, что

поскольку основной задачей философии выступает мышление о бытии, а философски понятое бытие оказывается общим для всего сущего, то и всякое сущее становится тождественным всякому другому сущему, так как тождественна их общая основа. Следовательно, принцип тождества обязательно должен быть дополнен принципом различия, позволяющим дифференцировать сущее и создать образ мира. Для этого наряду с общим основанием бытие должно иметь противоположный полюс -совершенно уникальную вершину всего существующего, то, что Аристотель и называл «то тейон» - божественное [7].

Сказанное, на наш взгляд, позволяет констатировать наличие собственно философского понимания теологии, отличного от конфессионально-богословского: стремление человека к Абсолюту может осуществляться и осуществляется в различных формах и различными способами; философия, как и религия, устремлена к Абсолютной Истине и Абсолютному Началу. При этом многие великие философы отождествляли Абсолют с Богом или некоторой божественной сущностью, оставаясь при этом именно философами. По мнению отечественного историка философии Г. Майорова, разница между теологом и философом состоит в том, что теолог изначально принимает Божественный Абсолют в акте веры, а затем, исходя из своей веры, устанавливает отношения между Богом (Абсолютом) и человеческим миром, тогда как философ движется в обратном направлении: от мира и человека - к Абсолюту [8].

Несмотря на достаточно четкое различие, до сих пор апофатику вообще часто отождествляют с теологической апофатикой, сложившейся в рамках христианской мысли, эталонным образцом которой выступает «Мистическое богословие» «Ареопагитик», где впервые излагается в систематической и завершенной форме «негативная теология» христианства [9]. Однако, христианская апофатика стала возможной лишь после того, как усвоила апофатические идеи неоплатонизма, сам же неоплатонизм является закономерным итогом тысячелетнего развития всей греческой философии. В связи с этим достаточно очевидно предположение о наличии собственно философской апофатики, которая исторически возникает гораздо раньше апофатики христианской, причем её философское содержание предопределяет конфессиональнобогословское. Именно с этой точки зрения апофатика рассматривается в трудах одного из известнейших современных исследователей античной философии П.Адо: «Термин апофатизм имеет то преимущество, что он обозначает лишь общий смысл демарша ума, нацеленного на трансцендентность путем негативных предложений. Этот апофатический демарш, теория которого есть уже у Платона, был систематизирован в платонической теологии, потом в христианской теологии - в той мере, в которой последняя является наследницей платонизма. Но его существование обнаруживается и в других течениях мысли, даже в логическом позитивизме Витгенштейна или в философии Ясперса. Такое распространение апофатизма может объясняться условием, свойственным человеческому языку, который наталкивается на непреодолимые пределы, если захочет выразить посредством языка то, что выражается самим языком: апофатизм - это символ неизрекаемой тайны бытия» [10].

Наличие апофатической традиции в философии подтверждают и исследования отечественных мыслителей. Так, А.Ф.Лосев в трактате «Самое само» сознательно использует принципы философской апофатики и специально прослеживает их историческую связь с апофатической традицией в философии. Саму эту традицию он связывает с философским осмыслением проблемы абсолютного единства или абсолютной самости. Перечисленные имена и философские направления (Платон, неоплатонизм, Дионисий Ареопагит, Мейстер Экхарт, Николай Кузанский, Шеллинг) показывают, кого именно Лосев причисляет к апофатической традиции в философии. Весьма интересно замечание Лосева о том, что расцвет подобных учений приходится

на начало или конец определенных философских эпох - это связано с исчерпанием предшествующего круга идей и требует настоятельного перехода к новому способу обоснования исходных начал [11].

Для современного отечественного исследователя А.В.Ахутина наличие собственно философской апофатики является уже несомненным: «Мы касаемся темы философского апофатизма, который следует отличать от апофатизма богословского и понимать конкретно, т.е. (1) внутри логического катафасиса мысли и (2) в исторической (культурной) определенности этого логического катафасиса. Плотин, Николай Кузанский, И.Кант, М. Хайдеггер - вот некоторые философы, в разные эпохи философии яснее других выявлявшие это апофатическое начало философии. Среди русских философов ближе всего к этому началу С.Л. Франк» [12]. Таким образом, представляется несомненным наличие определенной - апофатической - традиции мировой философской мысли, внутренне сопряженной с парадигмой «ученого незнания», главной интенцией которой выступает выглядящее парадоксальным постижение Абсолюта как абсолютно непостижимого начала.

Попытаемся теперь в самом общем виде разъяснить философский смысл апофатики, опираясь на весьма содержательную работу Пьера Адо «Апофатизм или Негативная теология». «Апофасис» (греч. apophasis) означает «отрицание», отсюда и «отрицательная или негативная, апофатическая» теология. В своем историческом генезисе апофатика тесно связана с так называемым «аферетическим» методом (греч. аphairesis - «абстракция») и восходит к платоновской традиции Древней Академии. Изначально апофатизм представлял собой определенную интеллектуальную процедуру абстрагирования, применявшуюся теми же платониками для определения математических сущностей. Высший вид знания (noesis), начиная с Платона, понимается как интеллектуальная интуиция, осуществляемая путём мысленного отделения того, что несущественно, отсечения лишнего. Такой метод и получил название афересиса (абстрагирования), реже - апофатики. Вскоре выяснилось, что данная мысленная операция может осуществляться не только в сфере математики, но и в сфере логики, где аферетический метод может принять форму отрицания. Так, если считать тот или иной предикат добавлением к простой сущности субъекта, то отрицание этого предиката будет нацелено на достижение искомой простоты и примет форму негативного метода.

Такой способ рассуждения показывает, почему метод абстракции мог трансформироваться в метод апофатики. Путь апофатики - это путь возвышения знания, путь восхождения от сложного к простому, от видимой реальности -природного тела - к той невидимой реальности, что лежит в основе телесности. Так как сложное образуется из простого путем прибавления элементов, то обратный путь -восхождения к простому, бестелесному и непознаваемому - осуществляется при помощи отрицания (буквально - отсечения) всего прибавленного. Значит, путь восхождения соединяет в себе как негативный аспект - отрицание всего прибавленного, так и позитивный - интуицию простых сущностей, представляющих собой более высокий онтологический уровень, нежели тот, с чего мы начали [13].

Именно этот аферетический метод и интегрируют в свой состав теологические построения платоников первых веков нашей эры, причем это в равной степени относится как к языческим, так и к христианским авторам.

Свой традиционный смысл мистического постижения Абсолюта, основывающегося на диалектике отрицания, апофатика приобретает, лишь начиная с Плотина. Именно в творчестве этого мыслителя исходный аферетический метод, ориентированный на постижение реальности путем интеллектуальной интуиции, трансформируется в метод, направленный на достижение трансцендентной реальности,

и приобретает в связи с этим трансинтеллектуальный и трансрациональный характер. Подобная тенденция еще более усиливается в творчестве поздних неоплатоников, особенно у Прокла и Дамаския. Согласно Плотину, никакое первичное Сущее, никакой первичный Ум не имеют основы в самих себе, их общим основанием служит трансцендентный по отношению к ним первопринцип - Единое, которое само не является ни бытием, ни мыслью. Плотин настаивает на том, что «мы не должны примысливать к нему (Благу) [Единому - O.O.] чего- нибудь еще, ибо добавляя нечто, мы делаем его нуждающимся в том, что мы добавили. Следовательно, мы не можем добавить даже мышления, чтобы не внести иное и не сделать двух: Ум и Благо». [14] Так как исходное трансцендентное единство абсолютно полно и самодостаточно, то всякое определение есть отрицание (вычитание) по отношению к нему и, отрицая все возможные определения, мы тем самым утверждаем позитивность и полноту этого трансцендентного начала. Аферетический метод у предшественников Плотина допускал интуицию своего объекта, другими словами, он позволял мыслить Бога, поскольку сам Бог выступал в качестве мысли. Теперь он превращается в трансцендентный принцип и делает невозможным не только мышление об объекте, но и высказывание о нем: «Как же мы говорим о Нем? В самом деле, мы говорим о Нем, но не достигаем Его словом, не имея ни знания, ни мышления Его. Почему же мы тогда говорим о Нем, если [никоим образом] Его не имеем? Не обстоит ли дело так, что, не имея Его в знании, мы не имеем Его совершенно? Мы имеем Его таким образом, что говорим о Нем, но не называем Его. Ибо мы говорим, что Он не есть, но не говорим, что Он есть.» [15].

У последователей Плотина понятие «афайресиса» естественным образом сменяется понятием «апофасиса». Прокл и Дамаский именно негативный (апофатический) метод делают основным методом своей философской теологии. Так, Дамаскию удается при помощи апофатики выразить парадокс, состоящий в утверждении человеческой мыслью абсолютного принципа, трансцендирующего мысль, т.е. принципа всего постижимого. Парадокс заключается в том, что сам принцип постижимости является трансцендентным, т.е. непостижимым. Весь первый раздел его основополагающего труда о первых началах с характерным названием «Неизреченное и Единое» посвящен блистательному апофатическому рассмотрению тех апорий, с которыми сталкивается человеческий разум при попытке мыслить Единое [1б]. Напряженная апоретика приводит Дамаския к выводу, что трансцендентный первопринцип всего постулировать необходимо, хотя ничего по его поводу мы сказать не можем. Если Плотин утверждал невозможность мысли о первоначале, хотя мы и можем о нем говорить, то Дамаский идет еще дальше, заявляя, что мы не можем даже говорить о Едином как первопринципе, а можем лишь сказать, что мы не можем о нем говорить: «Мы демонстрируем наше невежество и нашу невозможность говорить о нем» [17].

Как представляется, нам удалось с достаточной очевидностью показать философские истоки апофатики и обозначить её общий философский смысл. В христианском же богословии негативная теология становится одним из ведущих направлений лишь после того, как христианская мысль усвоила философскую апофатику неоплатонизма.

Примечания:

1. Аристотель. Метафизика Ю2б а; 9S2 b - 983 a. Тексты Аристотеля цитируются согласно единой международной пагинации по русскоязычному изданию: Аристотель. Сочинения: в 4 т. М.: Мысль, 1975-1983.

2. Бофре Ж. Диалог с Хайдеггером. Кн. I. Греческая философия. СПб., 2007. С.

50-51.

3. Там же. С. 46-47.

4. Паскаль Б. Мысли. Малые сочинения. Письма. М., 2003. С. 315.

5. Фишер Н. Философское вопрошание о Боге. М.: Христианская Россия, 2004.

С. 316.

6. Хайдеггер М. Онтотеологический склад метафизики // Хайдеггер М. Тождество и различие. М., 1997. С. 24-56.

7. См. одно из разъяснений М. Хайдеггера по этому поводу: «Теологический характер онтологии заключается, не в том, что греческая метафизика позднее была воспринята церковным богословием христианства и им преобразована. Он заключается скорее в том способе, каким от раннего начала сущее как сущее вышло из потаенности. Эта непотаенность сущего впервые только и дала возможность того, чтобы христианское богословие овладело греческой философией, для своей ли пользы, для своего ли вреда, это пусть решают богословы из своего опыта христианства.». Хайдегер М. Введение к «Что такое метафизика» // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 34.

8. Майоров Г.Г. Философия как искание Абсолюта. Опыты теоретические и исторические. М., 2004. С. 8.

9. Дионисий Ареопагит. Сочинения. Толкования Максима Исповедника. СПб.,

2003.

10. Адо П. Апофатизм или негативная теология // Адо П. Духовные упражнения и античная философия. М.; СПб., 2005. С. 215.

11. Лосев А.Ф. Самое само // Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994. С. 356-357.

12: Ахутин А.В. Дело философии // Ахутин А.В. Поворотные времена. Статьи и наброски. СПб., 2005. С. 49.

13. См.: Адо П. Указ. соч. С. 217-218.

14. Плотин. Эннеады. Третья Эннеада. О природе, созерцании и Едином (III. 8.

11, 13). СПб., 2004. Здесь и далее ссылки на «Эннеады» Плотина даются согласно единой международной пагинации по русскоязычному изданию: Плотин. Эннеады. I-VI: в 7 кн. СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2004-2005.

15. Там же. Пятая Эннеада. О познающих Ипостасях и том, что по ту сторону (V. 3. 14, 36). СПб., 2005.

16 Дамаский Диадох. Апории, относящиеся к первым началам и их разрешение // Дамаский Диадох. О первых началах. СПб., 2000. С. 7-24.

17. К сожалению, следующую далее фразу весьма затруднительно пересказать, но, на наш взгляд, ее необходимо тем не менее процитировать, чтобы получить представление об апофатическом стиле Дамаския: «.Если единое есть последнее познаваемое среди того, что каким бы то ни было образом познается или о чем высказываются предположения, значит, потустороннее единому первично и всецело непознаваемо, и в отношении того, что столь непознаваемо, что как непознаваемое не имеет даже соответствующей природы, а значит, мы и не воспринимаем его как непознаваемое, мы не знаем и того, непознаваемо ли оно. В самом деле, относительно него имеется полное незнание: мы не познаем его ни как познаваемое, ни как непознаваемое. Потому-то мы и приходим к полному перевороту в своих представлениях, когда соприкасаемся с ним, словно с ничто, поскольку оно не является чем-либо, а скорее, как ничто не есть даже ничто. Стало быть, никоим образом и никогда не сущее является не иначе как потусторонним единому, и если последнее на самом деле есть отрицание сущего, то оно - отрицание даже единого и как бы ничто»

// Дамаский Диадох. Указ. соч. С. 19.

Зб

УДК 174 ББК 87.715 Е 27

О.С. Евченко,

соискатель кафедры этики философского факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, старший преподаватель кафедры философии Тольяттинского государственного университета, тел. (8482)380670; E-mail: [email protected]

Корпоративный кодекс как инструмент нравственно-этического регулирования

(Рецензирована)

Аннотация: Эффективный инструмент нравственно-этического регулирования -корпоративный кодекс. Кодекс задает определенные модели поведения и единые стандарты отношений в организации. В небольших коллективах нормы поведения известны всем, они не кодифицируются. В крупных организациях кодекс позволяет усилить регламентацию поведения и тем самым ослабить зависимость общего результата деятельности от степени моральности конкретных индивидов.

Ключевые слова: этика, нравственно-этическое регулирование, нравственные ценности, моральные ориентации, корпоративный кодекс, самоорганизация.

O.S. Evchenko,

Competitor for Candidate degree of Ethics Department at the Faculty of Philosophy of the M.V. Lomonosov Moscow State University, Senior Lecturer of Philosophy Department of the Tolyatti State University, ph. (8482) 380670; E-mail: [email protected]

The corporate code as the tool of moral-ethical regulation

Abstract: The corporate code is the effective tool of moral-ethical regulation. The code sets certain models of conduct and uniform standards of relations in the organization. Norms of conduct in small groups of people being well-known for everybody are not coded. In the large organizations, the code allows people to strengthen a conduct regulation and thereby to weaken dependence of the general result of activity on degree of morality of particular individuals.

Keywords: ethics, moral-ethical regulation, moral values, moral orientations, the corporate code, self-organizing.

Существуют две основные стратегии воплощения моральных требований в практику. Первая - это формирование морального сознания людей, принимающих решения. Моральные ориентации могут воплощаться как в форме самоограничений, так и в форме позитивных действий - реализации нравственных ценностей в собственном поведении, участии в публичных нравственно-политических акциях (выступления в защиту прав личности, благотворительные акции и т.п.) и т.д. Вторая стратегия - это создание благоприятной общественной среды путем выработки и внедрения правил регулирования общественных отношений, в которых воплощаются нравственные ценности и требования общества. Самые очевидные и грубые нарушения моральных норм наказываются законом, однако само право как институт в

значительной мере держится на морали, уважении к закону и готовности его выполнять. К тому же далеко не все ненаказуемые законом действия могут быть оправданы с точки зрения морали: нравственность всегда находится в критическом отношении и к существующему праву, и к общественному порядку. Не всё, что существует и допускается законом, одобряется с точки зрения морали. Поэтому наряду с законами разрабатываются дополнительные нормативные системы для упорядочивания совместной деятельности, которые имеют характер конвенций, коллективных самообязательств (корпоративных кодексов, отраслевых, надотраслевых соглашений и т.д.). Четкие общезначимые правила минимизируют зависимость работника от произвола начальника, создают равноценные, справедливые условия для деятельности всех агентов. На правила, корпоративный кодекс в так называемом культурном менеджменте (или теории разделяемых ценностей) возлагаются надежды на создание сильной и однородной организационной культуры.

По мере становления рыночных институтов и активного распространения в компаниях принципов корпоративного управления остро встают вопросы регулирования норм поведения внутри организации и взаимодействия ее членов с внешней средой. Обеспечить высокие стандарты корпоративного управления на практике достаточно трудно. Для обеспечения информационной открытости и публичности компании, для соблюдения высоких стандартов корпоративного поведения, для повышения привлекательности компании создают и используют в качестве эффективного инструмента кодексы корпоративной этики. Кодекс (свод правил) систематизирует правила применения стандартов поведения в соответствии с особенностями управления в организации, персонала и взаимоотношений организации с внешней средой.

В западных странах кодекс - это норма для серьезной компании. Корпоративные кодексы в развитых странах это один из главных аргументов для вложения инвестиций для инвестора, это открытая книга для инвесторов, повествующая о принципах поведения компании, отвечающая на вопросы, куда движется предприятие, как себя позиционирует. Практика показывает, что инвесторы более склонны инвестировать в корпорации, которые действуют открыто, принципы работы которых изложены в корпоративных кодексах. В связи с этим, в той или иной степени, подавляющее большинство международных кодексов базируется на рекомендациях Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Для современной России корпоративные кодексы особо актуальны, так как российские компании активно входят в мировое экономическое пространство, перед ними встает необходимость работать по общепринятым правилам. 4 апреля 2002 ФКЦБ (Федеральная Комиссия по рынку ценных бумаг) России разработало рекомендации для кодекса корпоративного поведения. Таким образом, происходит интеграция российских компаний в мировое бизнес-сообщество.

Первые корпоративные кодексы появились в США в начале ХХ века. Первоначально это были короткие формулировки основных идей. Следующая стадия развития корпоративных кодексов наступила в начале 50-х годов прошлого века, когда после нескольких шумных судебных процессов против крупных корпораций в кодексы стали включать статьи антимонопольных законов, принимавшихся в США в середине ХХ века. В кодексах этого времени можно встретить подробные инструкции о том, как соблюдать антимонопольные законы, запрещающие навязывание ценовой политики другим фирмам и сговор с конкурентами. Широкая разработка кодексов корпоративной этики в развитых странах начинается с 80-х годов ХХ века. Их целью является выработка норм и правил, которых должны придерживаться работники компании. Эти нормы и правила представляют собой совокупность добровольно принимаемых на себя

обязательств и отражают особенности корпоративной культуры. Исследования 1000 самых успешных компаний по версии журнала «Fortune» показали, что 98 % из них формулируют этические принципы и фиксируют их в официальных корпоративных документах; 78 % компаний создают отдельные этические кодексы, которые широко распространены среди сотрудников [1].

Специалисты кадровых служб чаще всего выделяют три функции этического кодекса корпорации. 1) Функция укрепления репутации корпорации и повышения качества корпоративного управления. Репутация фирмы оказывает большое влияние на принятие инвестиционных решений. Инвесторы склонны инвестировать в стабильные компании с проверенной репутацией, в которых применяются принципы корпоративного управления. Кодексы корпоративной этики формируют нормативную базу для репутации, лежат в основе корпоративного управления, регламентируя принципы отношений между субъектами корпоративного управления (акционеры, менеджеры и рабочие). 2) Функция стабилизации системы управления в корпорации. Перед сотрудниками компании могут возникать профессиональные и нравственные дилеммы, которые требуют оценки. Кодекс предлагает образцы поведения, на базе которых должно осуществляться принятие того или иного решения. Этические кодексы регламентируют поведение сотрудников в сложных нравственных ситуациях, повышая эффективность управления в корпорации. 3) Функция развития корпоративной культуры. Базовые этические принципы являются составляющей частью корпоративной культуры. Важно, чтобы принципы, изложенные в кодексе, разделялись сотрудниками корпорации и являлись неотъемлемой составляющей повседневного рабочего процесса. Например, Де Джордж одной из ведущих функций корпоративного кодекса считает информационную [2]. Кодекс, как правило, находится в открытых источниках (брошюры компании, сайт в Интернете и пр.) и несет определенную информацию о корпорации. При этом документ должен быть работающим инструментом, т.к. формальное принятие кодекса рано или поздно обнаружит его несоответствие реальному положению вещей в компании и снизит доверие к другим документам организации.

Цель составления корпоративного кодекса в том, чтобы каждый сотрудник понимал, что, по замыслу руководителей, представляет собой компания, каковы ее ценности и цели и что ожидается от каждого сотрудника. Стандарта в отношении содержания корпоративного кодекса нет. Содержание кодекса корпорации определяется, прежде всего, ее особенностями, структурой, задачами развития, установками ее руководителей. Корпоративные кодексы могут быть различными по форме изложения и рубрикации, это зависит от специфики конкретных отраслей, регионов, предприятий, предпочтений руководства и т.п. Однако в содержательном плане в них должны найти отражение ряд ключевых принципов и идей, которые выполняют роль регулирующего начала в организации корпоративных отношений на предприятии: политика компании в отношении акционеров, методы разрешения конфликта интересов, политика по отношению к работникам компании, социальная ответственность организации перед обществом, обязательства по соблюдению техники безопасности и охраны окружающей среды.

Как правило, кодексы содержат две части: идеологическую (миссия, цели, ценности) и нормативную (стандарты рабочего поведения). Но сегодня можно встретить кодексы, которые содержат только заявления о ценностях, а также кодексы, в содержание которых идеологическая часть не включена.

Некоторые компании ограничивают корпоративный кодекс описанием моральных ценностей, называя такой кодекс этическим. Этические кодексы в России,

как правило, разрабатывают общественные объединения коммерческих и других организаций типа «союзов», «гильдий», «ассоциаций».

Чаще всего используются два варианта кодекса - декларативный и развернутый. «Кредо», или декларативный вариант этического кодекса используется для предъявления этических принципов с начала XX века. По сути, декларативный вариант - это только идеологическая часть кодекса без регламентации поведения сотрудников. Например, Кредо «Johnson&Johnson» включает 4 развернутых ценности (суть их сводится к ответственности перед покупателями, служащими, общественностью и акционерами) [3], «Семь духов» «Matsusita Electric Company» -семь основных принципов (вклад «Matsusita» в промышленность; честность и преданность; гармония и сотрудничество; борьба за улучшение; учтивость и скромность; адаптация и восприимчивость; признательность) [4]. При этом в конкретных ситуациях сотрудники сами должны решать, как им себя вести, исходя из базовых этических норм.

Подобные кодексы действуют и по сей день. Однако в ряде случаев сотрудникам трудно оценить этическую правомерность конкретного поступка, исходя из общих принципов. Поэтому для того, чтобы кодекс действительно работал, компании прибегают к закреплению нравственных ценностей корпоративной культуры различными способами, в том числе посредством ознакомления новичков с историями, легендами, мифами компании, описывающими образцы поведения по реализации ценностей организации. Так, «работникам компании «Nordstrom» хорошо известна история, красноречиво говорящая о политике компании: «Когда эта специализированная сеть розничных магазинов переживала период своего становления, один из клиентов пожелал вернуть автомобильные шины. Продавец не знал, как поступить. Он как раз обсуждал эту проблему с клиентом, когда мимо них случайно проходил г-н Нордстром и услышал разговор. Он немедленно вмешался, спросив у клиента, какую сумму он уплатил за автомобильные шины, затем приказал продавцу принять шины у клиента и вернуть деньги, уплаченные за покупку. После того как клиент получил деньги и удалился, озадаченный продавец спросил у босса: «Однако, г-н Нордстром, наш магазин не торгует автомобильными шинами!» «Я знаю, - ответил босс, - но мы не можем допустить, чтобы клиент ушел от нас недовольным. Именно это я имею в виду, когда говорю, что мы должны забирать у клиентов товары, не задавая им лишних вопросов» [5]. Цели закрепления ценностей организации служит и обсуждение примеров поведения антигероев компании (например, предательского поведения по отношению к организации: крупных краж, разглашения секретов и т.п.) [6], пение гимна (например, в 8 часов утра около 200 тысяч сотрудников корпорации «Matsusita» начинают свой рабочий день с распевания фирменного гимна [7]), ритуалы (например, в компании «Honda Motor» принята система, по которой рационализаторские предложения оцениваются по 100балльной системе. Рабочие, набравшие за определенный период времени 50 баллов, награждаются «золотой» карточкой; а маленькая булавка «Золотой банан», которой награждаются сотрудники по итогам года, является самой высокой наградой за достижения в «Foxboro») [8] и пр. Начиная с 70-х годов ХХ века, компания «Johnson&Johnson» установила практику постоянного обсуждения и критического обзора «Кредо». Во время кризиса, вызванного отравлением тайленолом (в 1982 году семь человек в районе Чикаго умерли от отравления цианидом, который содержался в препарате «Тайленол усиленного действия», произведенного «Johnson&Johnson». И, хотя правительство не обязало компанию снять препарат с продажи, руководство корпорации принимает решение об изъятии всего «Тайленола») [9]. Ларри Фостер, вице-президент компании по связям с общественностью, сказал, что у компании не

было иного варианта поведения, кроме удаления тайленола с рынка. Отказаться сделать это значило нарушить «Кредо» (Первый пункт Кредо фирмы «Johnson&Johnson» звучит следующим образом: «Наша основная ответственность — перед врачами и медицинскими сестрами, перед пациентами, перед отцами и матерями, перед всеми, кто пользуется нашей продукцией и услугами. В соответствии с их потребностями мы должны обеспечивать высокие стандарты качества во всем, что мы делаем») [10].

С 80-х годов XX века распространение получил также развернутый вариант кодекса с подробной регламентацией поведения сотрудников (это кодексы, например, таких компаний как «Procter & Gamble» [11], «Oracle», «The Coca-Cola Company», «ТНК-BP» («Тюменская Нефтяная Компания - British Petroleum»)) [12] и др. В них зафиксирована конкретная регламентация поведения сотрудников в отдельных областях, где риск нарушений высок или могут возникнуть сложные нравственные коллизии. Эти регламенты описываются в виде политик в отношении заказчиков, потребителей, государства, политической деятельности, конфликта интересов, безопасности труда. Ярким примером такого кодекса может служить «Кодекс делового поведения» «The Coca-Cola Company». Это основной документ,

который знакомит работника с ценностями и принципами компании. Каждый

тематический раздел данного кодекса снабжен практическими примерами, приведены ситуации, которые могут возникнуть и которые могут неоднозначно трактоваться сотрудниками, и предлагаются оптимальные варианты решения

данных ситуаций. Например, в разделе «Использование рабочего времени,

оборудования и активов Компании» приводятся следующие ситуации: сотрудник использовал рабочее время и рабочий компьютер, чтобы составить и напечатать приглашения на свадьбу. Действия сотрудника можно оценить как не соответствующие кодексу компании, так как он ненадлежащим образом использовал активы компании; или, менеджер регулярно просил своего секретаря выполнять личные поручения (забрать вещи из химчистки или купить подарки друзьям менеджера). Действия данного менеджера являются прямым нарушением кодекса, так как он неподобающим образом использовал принадлежащее компании рабочее время секретаря [13].

Критика эффективности этического кодекса звучит довольно часто, кроме того, недействующие этические кодексы - не редкость. Основатель и президент корпорации «Leadership Edge Incorporated» Джон Хокинс выделил ряд правил, которые следует соблюсти, если предприниматель хочет, чтобы кодекс был действующим. Согласно первому правилу, «кодекс должен предоставлять четкие указания к действию («делать что-то»), который отражал бы то, что нам нужно делать, а что не нужно. Чтобы иметь смысл, эти заявления должны указывать на четкий этический поступок» [14]. Это значит, что если в кодексе прописаны определенные принципы работы, то они должны реализовываться и в практике компании и способствовать достижению ее миссии. «Во-вторых, заявление должно иметь смысл для людей в отношении их личных ценностей и личного морального кодекса. Если наивысшая ценность этого человека соревноваться любой ценой, а моральный кодекс его компании отражает сбалансированность и честность со всеми конкурентами, то для него не имеет смысла придерживаться этого кодекса. Пока этот момент не будет урегулирован, сотрудник будет практически не надежен в отношении сбалансированности и честности с конкурентами. Он понимает, что значит сбалансированность и честность. Просто он не понимает смысла в практике сбалансированности и честности» [15]. В идеале, пишет Хокинс, жизнь по кодексу должна способствовать и достижению личных целей каждого сотрудника. «Люди в

компании должны также понимать, как жизнь по кодексу поможет обеспечить их личный успех в организации. Это значит, что компания должна регулярно и публично вознаграждать тех, кто живет по кодексу. Это также значит, что те, кто нарушает кодекс, должны быть изобличены. В компаниях, где людей с этикой игнорируют, а людей без нее продвигают, моральный кодекс просто не имеет смысла. Те сотрудники, чья личная этика совпадает с моральным кодексом, будут не довольны в такой атмосфере. Люди с менее привлекательными этическими стандартами найдут мало причин что-либо менять. Они не будут меняться, потому что изменения для них не будут иметь смысла» [16]. Согласно третьему правилу практика кодекса должна идти сверху вниз. То есть, «руководители должны иметь в виду то, что их личный пример очень важен в построении культуры, которая поддерживает и воодушевляет этическое поведение» [17]. Если топ-менеджмент не соблюдает кодекс, то это же будут делать и рядовые сотрудники. Четвертое правило утверждает, что практика кодекса требует времени и проверки опытом. Это означает, что только что принятый кодекс не начнет действовать сразу же, нужно время и ряд мероприятий, чтобы привыкнуть вести дела в соответствии с кодексом.

Кроме того, Хокинс выделяет ряд инструментов, необходимых для построения культуры, способствующей этической жизни. Один из наиболее надежных инструментов - подражание. «Первый инструмент это уже упоминавшаяся модель для подражания. Эти модели могут быть как внутри компании так и за ее пределами. Сотрудники могут учиться у них через личный контакт, также и через обучающие сюжеты, исследования и биографическую информацию. Видению этического поведения можно научить как по учебникам, так и на примерах. Влияния моделей для подражания незаменимо для построения культурной поддержки для этичной жизни» [18]. Второй инструмент - разговоры на тему, например, о «моральных дилеммах, которые проливают свет на то, как следовать моральному кодексу. Эти разговоры могут также быть использованы для того чтобы определить, как моральный кодекс дает наставления конкретному сотруднику. Использование инструмента тематических бесед как бы выставляет этический кодекс на всеобщее обозрение, где каждый может более подробно рассмотреть его со всех сторон» [19]. Третий инструмент - четкое руководство к действию для сотрудников, в случае, когда они замечают небезупречное в нравственном отношении поведение. В качестве четвертого инструмента может выступать человек, которому доверяет сотрудник, или отдел по этике, который работает с сотрудниками, «решая нарушения этики и этические межличностные конфликты, корректные правила бизнеса и процедуры. Для того чтобы кодекс был действенным, в корпоративной культуре важно создать условия для своевременного оповещения и разрешения этических нарушений и конфликтов» [20]. Джон Хокинс утверждает, что «самая легкая часть жизни по этическим стандартам - это принятие морального кодекса и вывешивание его на стену. Очень сложная часть - это интернализация его в наших сердцах, умах и поступках. Это не только самая сложная часть, это очевидно и самая критическая часть. Моральный кодекс не работает, и не применим, пока он не руководит нашими эмоциями, мыслями и поведением» [21].

После принятия кодекса внимание к нему, как правило, несколько падает и его эффективность понижается. Если положения кодекса не поддерживаются никакими механизмами, это вызывает негативное или презрительное отношение к кодексу. Кодекс приобретает силу, когда предусмотрены санкции за его нарушение.

Для реализации кодексов поведения компании создают в своем составе специализированные структуры, которые занимаются контролем за соблюдением сотрудниками моральных принципов. Это может быть Комитет по этике, состоящий из группы высших руководителей или специально уполномоченных работников

(например, Отдел по вопросам этики и соблюдения правил «Coca-Cola Company», или Бюро по вопросам этики «Texas Instruments»), или один работник - консультант по этике (например, Локальный менеджер по вопросам этики - сотрудник, назначаемый в каждом подразделении компании «Coca-Cola»), на которого возложена обязанность наблюдать за соблюдением работниками этических принципов и выносить решения в случае возникновения спорных ситуаций. В некоторых компаниях назначается Комиссар, или уполномоченный по вопросам этики. Им является один из высших руководителей компании, который получает информацию обо всех возникающих в компании этических проблемах и занимается урегулированием конфликтов. Данные специализированные структуры или уполномоченные отвечают за вынесение наказаний тем, кто нарушает правила кодекса. В Финансовой корпорации «УралСиб» [22] приказом президента компании была создана комиссия по этическим вопросам, в которую входят сотрудники HR-департамента и руководители подразделений. Любой сотрудник компании может обратиться в комиссию, если у него возникли трудности в отношениях с руководством или коллегами.

Для выявления фактов нарушения деловой этики в некоторых компаниях существуют «телефоны доверия» (конфиденциальные «горячие линии») -бесплатные телефонные службы, по которым работники фирмы могут сообщить о сомнительном поведении других работников, фактах мошенничества, возможных убытках, несправедливом отношении менеджеров (например, в «Procter & Gamble», «Coca-Cola Company», «Oracle», «General Dynamics»). Такие сообщения получили название «сигнализаторства» или «информирования». Проблема сигнализаторства широко обсуждалась в США в 80-е годы XX века Сигнализаторство буквально переводится «свистеть в свисток», а в переносном смысле - «оповещать об опасности» (при положительном отношении к такой практике) и «доносить» (при отрицательном). Ответственность компании в определенной степени зависит от людей, готовых высказаться, если они подозревают, что совершаются противозаконные, опасные или неэтичные действия.

Хотя в последние годы информирование стало распространяться, оно по-прежнему связано с риском, поскольку люди боятся потерять работу или быть осужденными коллегами. Иногда менеджеры считают информирование недостойным занятием и стремятся уволить такого сотрудника или препятствуют его активности. Чтобы поддержать информаторов, организации проводят специальную политику и разрабатывают особые процедуры. Корпоративная политика защищает информаторов; их не понижают в должности и не увольняют по этическим основаниям. В некоторых кодексах существуют прямые призывы к работникам сообщать о нарушениях (например, работнику рекомендуется: «Если столкнулись с поведением, которое вызывает у Вас сомнение, или, которое, по Вашему мнению, является нарушением, необходимо сообщить об этом или Локальному менеджеру по вопросам этики, или руководству, или оставить сообщение на сайте EthicsLine (адрес: www . KOethics.com), или позвонить по бесплатному телефону. Любое преследование в адрес сотрудника, сообщившего о нарушениях, является нарушением Кодекса» [23]. Кент Друивистейн, директор «General Dynamics», в своем обращении к сотрудникам, говорит: «Мы требуем, чтобы наши служащие сообщали о тех, кто фактически нарушает или подозревается в неэтичном поведении. Мы обещаем, что ответные меры (против информатора) не будут приняты.» [24]). Например, в корпорации «Procter & Gamble» кодексом прямо побуждается доносительство на нарушителей дисциплины, а так же наказывается недоносительство («Если Вы считаете, что какой-либо сотрудник Компании нарушает закон или принципы деятельности «P&G», Вы обязаны довести

это до сведения Вашего руководства. При желании сохранить анонимность Вы можете позвонить по нашему бесплатному телефону «Горячая линия «P&G». Однако мы просим Вас предоставить достаточно информации для проведения действенного расследования по Вашему сообщению» [25]. «В некоторых случаях даже неуведомление о каком-либо факте, создающем угрозу корпорации, может повлечь за собой помимо штрафов, понижение в должности или увольнение» [26]). Но необходимо отметить, что корпорации сталкиваются также с проблемой ложных обвинений («Но мы должны потратить много времени, чтобы проверить, что эти обвинения не являются ложными (часто, с помощью ложного обвинения пытаются добиться увольнения конкретного сотрудника, чтобы занять его должность). Из-за опасности злоупотребления, - подчеркивает К. Друивистейн, - необходимо провести расследование на основе фактов, чтобы не распространять слухи и инсинуации» [27]. Проблемы, связанные с ложными обвинениями рассматриваются и в кодексе компании «Coca-Cola»: «Компания обеспечивает защиту сотрудников, честно подавших жалобу. Однако, заведомо ложное обвинение является нарушением Кодекса. Подавая жалобу, Вы должны быть уверены, что Ваша информация соответствует действительности» [28]). Следует заметить, что сигнализаторство как метод поддержания корпоративной культуры - это всегда вынужденная, чрезвычайная и редко безболезненная мера, существуют другие методы, более оправданные в моральном отношении. Поэтому и на практике, и в этике продолжаются дискуссии относительно его моральной оправданности. Так, например, де Джордж попытался сформулировать сбалансированное отношение к различным видам «сигнализаторства» [29].

В корпорациях, где к созданию корпоративной культуры подходят осознанно, учитывают специфику деятельности компании, ее историю, морально-этические ценности руководства, такой инструмент как корпоративный этический кодекс, работает. Однако сегодня стремительно распространяется и другой, гораздо более легкий подход, когда компанией движет не осознанная необходимость в создании кодекса, а дань моде. Кодексы пишутся либо по шаблону, либо по заказу консалтинговыми фирмами, которые при написании кодексов нередко имеют в виду не столько интересы компании и ее стейкхолдеров, сколько интересы заказчиков. В результате этот инструмент не только не работает, но, хуже того, — разрушает внутреннюю и внешнюю репутацию компании, обесценивает ее идеологию. Подобный корпоративный документ может быть отторгнут и работниками самой компании, если игнорировать персонал при его создании. Например, в процессе внедрения кодекса в «Русале» сотрудники всех предприятий компании были максимально вовлечены в обсуждение текста и системы исполнения кодекса. В общей сложности составители кодекса получили от работников корпорации порядка 18 000 поправок и предложений. Существует несколько полезных следствий коллективного участия в создании корпоративного кодекса. Во-первых, сам по себе опыт его разработки полезен, особенно когда он вынуждает большое число людей в корпорации осмысливать свое предназначение и обязанности в качестве группы и в качестве индивидуумов по отношению к корпорации, по отношению друг к другу, к своим клиентам или покупателям и к обществу в целом. Во-вторых, будучи принятым, кодекс может быть использован для широкого обсуждения его достоинств и недостатков, а возможно, и для его усовершенствования. В-третьих, он может внушить новым работникам всех уровней представление об их ответственности. В-четвертых, кодекс может быть использован в качестве документа, на который работники вправе ссылаться, когда их вынуждают что-то делать, что противоречит положениям кодекса. В-пятых, кодекс может быть использован для подтверждения клиентам и широкой публике того факта,

что корпорация придерживается моральных принципов, он способен служить критерием, на основе которого можно судить о реальной деятельности фирмы [30].

Главная идея кодекса - негласный договор, в соответствии с которым стороны добровольно принимают на себя взаимные обязательства. Корпоративный кодекс должен быть составлен так, чтобы отражать нравственные ценности и существующие в сообществе этические стандарты, чтобы у сотрудников появились внутренне осознанные мотивы не только замечать отклонения от декларируемых норм поведения, но и добиваться их искоренения.

Заметим, что одного лишь корпоративного кодекса недостаточно для создания моральной атмосферы в компании. Придерживаться высоких моральных принципов и служить примером в соблюдении не только деловой, но и личной этики должны прежде всего руководители корпорации. Если руководство нарушает этические нормы, ни один письменный документ не сможет побудить сотрудников ему следовать (кодекс приобретет декларативный характер, как это случилось с компанией «Энрон», где руководство нарушало нормы). Корпоративная культура в целом, одним из элементов которой является корпоративный кодекс, оказывает основное влияние на выработку норм поведения в компании.

Корпоративный кодекс не может гарантировать нравственного поведения работников и компании в целом, но, тем не менее, он может положительно повлиять на ее организационную культуру. Если кодекс не навязывается менеджментом «сверху», а обсуждается коллективно, то процедура его принятия может стать способом самоорганизации коллектива. Сам процесс его разработки, обсуждение в

подразделениях организации вынуждают по-новому осмыслить вопросы нравственной ответственности, стиля отношений, методов работы в организации и способствуют тому, что более четкой становится неформальная структура организации, -оформляются группы, коалиции по взглядам, интересам. Кодекс свидетельствует о приверженности организации нравственным принципам, что важно не только для ее репутации, но и для работников организации, которые могут апеллировать к кодексу, если им велят то, что противоречит его требованиям.

Примечания:

1. Спивак В.А. Организационное поведение. М.: Эксмо, 2007. С. 539.

2. Де Джордж Р.Т. Деловая этика: в 2 т. Т. 1. М.: Прогресс, 2001. С. 354-357.

3. Официальный сайт компании «Johnson&Johnson». URL:

/http://www.jnjru.ru/credo/

4. [Электронный ресурс] group109. URL: narod.ru/DOWNLOAD/5.htm

5. Роббинз С.П. Основы организационного поведения: пер. с англ. 8-е изд. М.: Вильямс, 2006. С. 330.

6. Р. Рюттингер приводит подробное описание и проводит разделение всех историй и легенд по главным темам, лежащим в их основе. См. подробнее: Рюттингер Р. Культура предпринимательства. М.: Экономика, 1992. С. 147-158.

7. [Электронный ресурс]. URL: http://www.fos . ru/geography . html

8. Морган Г. Имидж организации: восемь моделей организационного развития / пер. с англ. под ред. Н. Лапиной. М.: Вершина, 2006. С. 143-144.

9. Де Джордж Р.Т. Указ. соч. С. 17-20.

10. Официальный сайт компании «Johnson&Johnson». URL:

//http://www.j njru.ru/credo/

11. Официальный сайт компании «Procter & Gamble».

URL: //http://www.procterandgamble.ru

12. Официальный сайт компании «ТНК-BP» («Тюменская Нефтяная Компания -British Petroleum»). URL: //http://www.tnk-bp.ru/company/code/

13. Официальный сайт компании «The Coca-Cola Company». URL: //http://www.coca-cola.ru

14. Хокинс Дж. Путь к этической интернализации: перенос кодекса со стены в повседневную жизнь // Официальный сайт компании GHP. URL: /http://www.ghprussia.ru/resources/intragr/internalru-1.html.

15. Там же.

16. Там же.

17. Там же.

iS. Там же.

19. Там же.

2G. Там же.

21. Там же.

22. Официальный сайт компании «УралСиб». URL: //http://www.uralsib . ru/personnel/ corp_ethics .wbp

23. Официальный сайт компании «The Coca-Cola Company». URL: //http://www.coca-cola.ru

24. White T.I. How America’s corporations are institutionalizing moral values. (Center for Ethics and Business Loyola Marymount University). URL: //http://cba.lmu.edu/Corporate+Ethics.pdf

25. Официальный сайт компании «Procter & Gamble».

URL: //http://www.procterandgamble.ru

26. Там же.

27. White T.I. Ibidem.

28. Официальный сайт компании «The Coca-Cola Company». URL: //http://www.coca-cola.ru

29. Де Джордж Р.Т. Указ соч. С. 407-438.

30. Там же. С. З55-З57.

УДК: 101.1:316 ББК: 60.524.222 Г12

К.И. Г авриленко,

соискатель КГТУ, кафедра философии, открытое акционерное общество «Страховая медицинская организация «Сибирь», начальник отдела маркетинга, дом.тел.: 8 (861) 261-26-18, моб. тел.: 8-918-167-82-83, E-mail:

gawrilenko_k@mail. ru

Понимание как ключевая проблема в связях с общественностью (Рецензирована)

Аннотация: Понимание выступает как ключевая проблема в связях с общественностью, так как от понимания того или иного события зависит имидж компании или индивида. Механизмы и характеристики понимания существенно зависят от объекта понимания. Процесс понимания связан с раскрытием смысла объекта понимания. Один из важнейших принципов понимания в связях с общественностью - принцип доступности.

Ключевые слова: понимание, проблема понимания, связи с общественностью, PR-программа, адресат, статус, принцип доступности.

K.I. Gavrilenko,

Competitor for Candidate degree of the Philosophy Department of the Kuban State Polytechnic University, the Chief of Marketing Department of Open Joint-Stock Company “Insurance medical organization “Siberia”, ph.: 8(861) 261-26-18, mob. ph.: 8-918-167-82-83, E-mail: [email protected]

Understanding as a key problem in public relations

Abstract: The understanding is a key problem in public relations since the image of the company or the individual depends on understanding this or that event. Mechanisms and understanding characteristics depend essentially on the object of understanding. The process of understanding is related to disclosing a sense of the object of understanding. One of the major principles of understanding in public relations is a simplicity principle.

Keywords: understanding, a problem of understanding, public relations, the PR-program, the addressee, the status, a simplicity principle.

Мы все живем в одном мире, и все, что существует, все, что окружает нас, и все, что происходит вокруг, - это единое целое. Оно - есть, и есть в том виде, в каком есть, включая все многообразие явлений, возникающих у нас в восприятии. Человек не является чем-то выделенным из этой целостности. Все, что происходит с ним, является частью единого действа. Жизнь такая, какая есть. И все в ней происходит так, как происходит. Так и должно происходить. Никто и ничего не может с этим сделать. Можно только понять и принять это. Но как много недоразумений, разочарований, ошибок в нашей жизни связано с тем, что кто-то не так понял что-то или кого-то. И тут проблема понимания встает на первый план, и человек осмысливает, насколько это важно и значимо для него.

Понимание должно присутствовать во всех сферах деятельности, а особенно если это касается общественной сферы. Там, где есть общество, там присутствуют взаимоотношения, а это уже предполагает понимание, так как любые отношения начинаются с того самого понимания, «нахождения» общего языка. Связи с общественностью являются неотъемлемой частью деловой, общественной и культурной сфер жизни. Налаживание взаимопонимания с общественностью - главная цель Public Relations. Уже в основе самой интерпретации Public Relations лежит слово «понимание». Понимание выступает как ключевая проблема в связях с общественностью, так как от понимания того или иного события зависит имидж компании или индивида. Порой мы не можем осознать причины неудач проведенных PR-мероприятий. И не видим главную проблему - проблему понимания события адресатом.

В настоящее время стоит проблема понимания предельно широко: от понимания текста в письменной форме в рамках естественного языка (статья, пресс-релиз) до понимания аудио- и видеоинформации (запланированное интервью, «живой» диалог с выражением чувств и эмоций). В PR-деятельности «рассматривается» человек, живущий не столько в объективном мире, сколько в пространстве истории и культуры, в мире социально-исторических ценностей и личностных смыслов. Чтобы понять человека, необходимо понять условия его жизни и его обычаи, мысли и знания, к которым стремится человек, и глубинные основания его желаний; необходимо отыскать индивидуальное в смысловом поле социально-исторических установок и ценностей конкретной культуры.

Спецификой связей с общественностью является установление связи и определенных отношений - понимания - между двумя субъектами понимания: интерпретатора и интерпретируемого, принадлежащих, как правило, к разным культурам, а если к той же самой культуре, то имеющих различные личностные ориентации и установки. Поэтому при написании текстов, PR-программ, при формировании макета информационных листовок необходимо как бы «вжиться» в среду аудитории, которая является целевой для данной PR-акции. Человек живет в мире переизбытка информации, схем и концептуализаций, в связи с чем резко возрастает потребность в поиске соответствующего языка понимания, достоверной интерпретации контекста и подтекста высказываний. Возникает необходимость изучения ключевой проблемы в связях с общественностью - проблемы понимания.

Успех в деле понимания возможен тогда, когда отношения между субъектами понимания строятся на основе и по правилам коммуникации. Самая большая трудность, с которой сталкиваемся, - это модернизация чужих текстов, рассмотрение собственной точки зрения как некоторого эталона, или, наоборот, гипертрофированное подчеркивание неповторимости и самобытности чужих текстов. И первое, и второе приводит к субъективизации процессов понимания и, как следствие, к непониманию.

Понимание, по Х.-Г. Гадамеру, это не акт мыслительного анализа, а повод к размышлению над текстом, в ходе которого осуществляется самоутверждение интерпретатора. В процессе Встречи с Другим (с большой буквы, поскольку речь идет о встрече онтологической) формируется "Ты-опыт" [1]. Такое понимание является базисом деятельности человека и даже жизни в целом именно потому, что в диалоге рождается настоящее действительное смыслоформирование. Рождение смысла выполняет функцию инициатора понимания. Смысл вплетен в строение самой жизни, можно сказать, даже в густоту и плотность жизни.

Понимание в PR—деятельности как в социальной сфере имеет свои предпосылки. Все общество живет неотделимо от истории. Это часть нас, нашего нарда, нашего мышления, а вследствие и понимания. И именно история подталкивает к

возникновению предрассудков. Но здесь нельзя понимать предрассудки как что-то ложное, субъективное. Х.-Г. Гадамер видит иной аспект в понятии "предрассудок": предрассудок - это предварительное рассуждение, которое лежит в основании процесса понимания[2]. Поэтому, в отличие от традиции, предрассудок не препятствует пониманию, а способствует ему. Предрассудок укоренен в традиции. Зная и понимая предрассудок, человек способен понять традицию, значит, понять время, в котором он живет, т.е. понять время, в котором живет "объект понимания". Благодаря предрассудку обеспечивается формирование единого смыслового понимания между интерпретатором и интерпретируемым. Предрассудок способствует передаче опыта, знакомству со временем, следовательно, является гарантом понимания. В то же время предрассудок является условием предварительного понимания, он задан традицией, уходящей корнями в культуру, социальные нормы, стандарты образа жизни. Поэтому нет человека, который мог бы избежать влияния предрассудка. Предрассудок в данном контексте становится предпосылкой жизни человека, мышления, понимания. В PR-деятельности нельзя забывать об этом. При проведении PR-акций нужно учитывать специфику того слоя общества, на которое направлена эта акция. Каждое общество (если рассматривать в национальном аспекте) имеет свои исторические корни, свою религию, культуру и, следовательно, свои предрассудки. Возьмем, к примеру, религиозный аспект: в индуизме корова - священное животное. Для успешного проведения PR-акции не следует использовать образ этого животного в рекламных роликах, листовках и других видах коммуникативных каналов. В таком случае лучше использовать что-то нейтральное. У аудитории в отношении этого животного сформирован предрассудок не только религиозный, но и сложившийся годами (через поколения), и неверно сказанное слово может вызвать ошибочное понимание, следовательно, вызвать негативный образ PR-объекта.

Для полного понимания проблемы необходимо учитывать не только исторические аспекты понимания, но и различные подходы к самому пониманию. С позиции категориального подхода понимание составляет уяснение как категорий предметов и явлений, о которых идет речь в сообщении, их специфических особенностей, так и связей и отношений, которые существуют между объектами, явлениями, о которых говорится в сообщении. Не стоит забывать об отношении, которое возникают у говорящего или пишущего адресату. Понимание как процесс связано с множеством различных внешних факторов и личностных особенностей субъекта. Поэтому он сложно фиксируется, каждый раз претерпевает изменения. Таким образом, с одной стороны - невозможность непосредственного охватывания, нечеткость рамок явления, а, с другой — многообразие проявлений в разных ситуациях, все это значительно усложняет понимание, порождает множество концепций и гипотез, исследовательских направлений. Обратимся к пониманию текстов средств массовой информации. В то же время понимание сообщений в СМИ рассматривается как возможное средство диагностики развития аудитории, на которую направлена информация. Для каждого канала коммуникации свойственна своя аудитория со своим уровнем развития и понимания. Необходимым является определение уровня интеллектуальных навыков, проявляющихся при понимании средств массовой информации. Примером этих навыков может служить логическая обработка текста, знание определенного круга понятий. Кроме того, эта область позволяет косвенно затронуть мотивационную сферу адресата: его интересы, области знания, привлекающие повышенное внимание. В этом случае, во-первых, критериями понимания являлись два основных момента: совокупность умственных действий классификации и обобщения, а также осведомленность в терминах; во-вторых, общий уровень понимания текста в целом. Исходя из этого, можно выделить факторы

понимания: возрастной уровень развития и степень интереса к PR-объекту. В PR— программе всегда выделяется отдельным пунктом целевая аудитория. Именно с нее начинается планирование: от выбора канала коммуникации, написания сообщения, текста выступления до выбора места проведения PR-акции. К примеру, возьмем акцию «Осторожно мошенники!», ориентированную на осведомление пенсионеров о появлении фактов мошенничества в крае. Таким образом, наша целевая аудитория -пенсионеры (неработающее население, люди старше 55 лет), так как именно они больше всего подвержены влиянию и становятся жертвами аферистов. Следовательно, необходимо выбирать каналы коммуникации, наиболее доступные: газеты

общественно-политические, часто распространяющиеся по подписке, почтовая рассылка. Текст информационной статьи должен быть более простой и понятный, он должен акцентировать внимание на главном - уловках мошенников. Но здесь не следует использовать юридические термины, а быть «ближе к народу» - рассказать наглядные истории мошенничества. Если смотреть канал коммуникации такой, как информирование граждан в местах наибольшего скопления народа, то здесь можно использовать информационные листовки, но здесь текст несет другую смысловую нагрузку - надо рассказать не о случаях мошенничества, а как не стать жертвами аферистов. Листовка должна быть краткой и информативной. Если рассматривать коммуникацию как прямой диалог населения, то здесь можно использовать выступление на собраниях с жителями, прямой эфир на теле- и радиоканалах. Это наиболее эффективный вид коммуникации, так как идет диалог с населением в реальном времени. Используя этот канал коммуникации, с одной стороны, можно уменьшить вероятность непонимания сообщений аудитории, так как всегда можно повернуть диалог в другое русло и разъяснить населению возникшие вопросы, но с другой стороны, это непродуманный текст статьи, который выверен до мельчайших подробностей, где не может возникнуть «ситуации неожиданного вопроса». На примере данной акции можно проследить, что понимание является ключевой проблемой в планировании и реализации PR-программ.

Как уже говорилось, понимание - это широкое понятие, и оно формирует некую систему критериев, принципов. Одним из важнейших принципов связей с общественностью считается принцип доступности. PR должен уменьшить трудности понимания какого-либо объекта или события, чтобы не возбуждать у потенциальной аудитории недовольства и не отвращать от дальнейшей коммуникации. Каждое сообщение нужно излагать немногими, но самыми ясными словами. Человек не будет использовать предмет или общаться с тем или иным объектом, если он ему не будет понятен. Связи с общественностью должны рассматриваться непосредственно через призму понимания. В данном случае понимание - это осмысление конкретной полученной информации, переданной адресату в процессе коммуникации. Это может быть передано как посредством слов, знаков, так и по средствам поступков, действий

[3]. Часто в предвыборных кампаниях кандидаты совершают определенные поступки, а порой и скандальные, но это становится непросто случайностью, это определенный способ передачи информации - создания определенного образа. Таким образом, складывается у аудитории понимание «сущности» того или иного кандидата. Без сомнения, сам процесс понимания связан с раскрытием смысла объекта понимания. В PR-деятельности, если нет смысла в поступках кандидата, то и понять их очень сложно. Но чаще всего это тщательно продуманные действия, даже порой как бы случайно вырвавшееся слово нецензурной лексики в предвыборных дебатах. Но его аудитория уже запомнила, этим он смог привлечь внимание, и адресаты начинают уже осмысливать тот или иной поступок и, следовательно, возникает понимание. А вслед за этим создается образ, и его запоминают. В некоторых случаях и неважно, почему он

запомнился, главное он «осел в головах» многих людей и постоянно «на слуху». Есть, разумеется, и объективно существующие нелепые поступки, которые, в принципе, поняты быть не могут. Поэтому выявление наличия или отсутствия смысла в объекте понимания является важнейшим условием самой возможности понимания. Итак, смысл можно считать основополагающим понятием процедуры понимания.

При изложении PR-сообщений немаловажной характеристикой является доступность изложения, которая является условием не только понимания прочного усвоения информации, но и предпосылкой возникновения у аудитории интереса к объекту. А для этого необходимо изучить адресат, в первую очередь, стоит обратить внимание на статус, возраст, национальность. У каждой группы людей, которых мы разделяем по этим характеристикам, свое понимание действительности, следовательно, и сообщения, которые мы пытаемся донести, должны быть разными. Часто, поменяв статус, человек меняет свое мировоззрение, и уже возникает другое понимание. Возьмем, к примеру, студентов. Разрабатывая для этой группы людей информационные листовки, необходимо их чем-то заинтересовать. На одной стороне размещаем необходимую информацию, а на другой - можно сделать маленький словарик молодежного сленга. Это уже привлечет внимание студента, но если мы такого рода листовки сделаем для менеджеров высшего звена, то вряд ли мы увеличим потенциальную аудиторию. Здесь будет уместно разместить на другой стороне выдержки из законов, которые бы заинтересовали данную группу аудитории. Таким образом, информация будет восприниматься по-другому и будет более доступной для адресата: с одной стороны листовки - знакомые термины, а на обороте - новая информация, но она уже кажется более интересной. Следовательно, изначально создано положительное впечатление, используя принцип доступности понимания, и возникает чувство, что это сообщение создано именно для этого адресата.

Любая познавательная деятельность человека (а связи с общественностью - это именно как «мостик» между объектом познания и потенциальной аудиторией) направлена на формирование четких и ясных представлений об окружающей действительности. Чтобы усваиваемые знания способствовали успеху в соответствующей деятельности, то есть, чтобы имела место продуктивность знаний, они должны быть, прежде всего, понятны для человека. Субъективность трудности объясняется тем, что каждый человек воспринимает, понимает и осмысливает информацию по-своему, в зависимости от особенностей мышления и уровня подготовленности, а также некоторых других факторов. Кроме того, понимание выступает как связующее звено включения новых знаний о предмете в систему имеющихся. От понимания или непонимания зависит и эмоциональное состояние человека, которое, в свою очередь, влияет на создание имиджа объекта. Так, при непонимании человек испытывает отрицательные эмоции (неуверенность, отчаяние, тревожность, страх), что приводит впоследствии к созданию отрицательного образа объекта. Полнота знаний, достаточная для понимания, вызывает положительные эмоции, активизирует все познавательные процессы и волевые усилия, что влияет на создание положительного имиджа предмета и помогает сделать аудитории выбор в его пользу.

Можно сказать, что понимание не только является неотъемлемой частью связей с общественностью, но и выступает как содержание. Все это только свидетельствует об актуальности и значимости самой проблемы понимания в PR-деятельности.

Сложность природы понимания проявляется, в частности, в сложности отношений между знанием и способностью человека понимать. Даже сама трактовка "понимания" отличается чрезвычайным разнообразием: понимание как возникновение

соответствующего чувственного образа, как умение выразить знание на естественном языке, как степень овладения знанием, как умение объяснить усвоенное [4].

Простые предметные ситуации понимаются уже на уровне восприятия, иногда с "полуслова" (особенно если имеет место резонанс мыслей, т.е. одинаковые представления о предмете рассуждения), но чаще все-таки понимание начинает складываться не сразу, а по мере накопления информации об объекте понимания. К примеру, возьмем любую PR-программу. Она имеет несколько этапов, последний из которых подводит к окончательному пониманию объекта. На первом этапе идет как бы подготовка аудитории, ее изучение для создания понятного сообщения, выбор каналов коммуникации, на втором - активные коммуникации, которые позволяют наиболее точно понять объект потенциальной аудитории. И на третьем этапе уже идет закрепление информации, создание имиджа, а главное - создание верного понимания того или иного объекта у каждого адресата. Это пример наиболее простой и краткосрочной PR-программы, если брать крупномасштабную акцию, в которую будет входить несколько мероприятий, то этапы могут удвоиться вдвое, а то и втрое. И здесь проблема понимания будет рассматриваться наиболее остро.

Механизмы и характеристики понимания существенно зависят от объекта понимания: одно дело понимание предвыборных агитационных листовок, другое -листовок социальной направленности. Так, например, понимание листовок социальной направленности о вреде табакокурения связано с раскрытием их смысла и значения. Ведь человек понимает не буквы, цифры, символы или звуки, не отдельные слова как таковые, а именно смысл или мысль, которую они выражают. В то же время, чтобы раскрыть смысл какой-либо дозы информации, необходимо определенным образом интерпретировать ее. Вот почему многие исследователи проблемы «понимания» считают, что интерпретации составляет исходную основу процесса понимания разнообразных текстов и семиотических систем вообще. Причина непонимания порой скрывается в неверной трактовке каждого отдельного слова, которое может быть понято лишь в контексте, в связи с другими словами, с языковой структурой.

Хотя существует расхожее утверждение, что объяснить - значит свести неизвестное к известному, согласимся, что не все известное является понятным. Можно знать отдельные слова в предложении, но не понимать смысла всей фразы.

Решение проблемы понимания - оно больше не редуцируется ни к способу познания или объяснения, ни к психическим процессам. Понимание стало рассматриваться в качестве способа существования человека. Понимание есть феномен, возникший в непосредственной связи с процессом общения и составляющий необходимое условие существования и построения PR-коммуникаций. Понимание способствует совершенствованию связей с общественностью. Понимание выступает как ключевая проблема в связях с общественностью, которую изо дня в день мы преодолеваем.

Примечания:

1. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1977. С. 129.

2. Гадамер Х.-Г.Актуальность прекрасного. М.: Прогресс, 1991. С. 25.

3. Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М., 1998. С. 336.

4. Гусев С.С., Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии. М., 1985. С. 38.

УДК 165 ББК 87.225 К 69

Л.В. Корсакова,

кандидат философских наук, доцент кафедры философии Кубанского

государственного технологического университета; г. Краснодар, ул. Красная,

135, ауд. 162; тел.моб. 8-905-476-04-29; E-mail: [email protected]

Понятие и образ: эпистемологический потенциал философских и художественных текстов

(Рецензирована)

Аннотация: В статье на историко-философском материале рассмотрены основные оценки эпистемологического потенциала языков философии и литературы с целью выявить, какие границы для понятия и образа устанавливались в познавательной деятельности. Выявлено доминирующее представление об эпистемологической автономности языка литературы, связанной с принципиальной открытостью, незавершенностью процесса познания: именно образ позволяет выразить то вновь открытое, что впоследствии будет доказано и описано логико-понятийным языковым инструментарием.

Ключевые слова: Философия, художественная литература, познание, понятие, образ, формализация, общезначимость

L.V. Korsakova,

Candidate of Philosophy, Assistant Professor of Philosophy Department of the Kuban

State Polytechnic University; Krasnodar, Krasnaya Street, 135, room 162; mob. ph. 8905-476-04-29; E-mail: [email protected]

Concept and image: the epistemological potential of philosophical and art texts

Abstract: In the paper, using a historic-philosophical material, the author examines the basic estimations of the epistemological potential of the languages of philosophy and the literature with the aim to reveal, which borders were established in informative activity for the concept and the image. The notion on epistemological autonomy of the language of the literature related to a basic openness and incompleteness of process of knowledge is dominating. The author arrives at a conclusion that just the image allows us to express the new-disclosed that will subsequently be proved and described by using a logic-conceptual language toolkit.

Keywords: philosophy, fiction, knowledge, concept, an image, formalization, general validity.

Один из аспектов проблемы языка научной теории состоит в том, что язык является не только средством описания результатов научного исследования, но и одним из инструментов ее построения, проверки. Это означает, что он должен реализовывать в равной мере две возможности: первая - возможность общезначимого,

интерсубъективного выражения мысли; вторая - возможность непосредственно

познания, отражения исследуемого объекта. Традиционно первому аспекту уделялось много внимания, и он успешно реализовывался в выполнении требования формализованности языка науки: использовании специальных знаков, формул и ограниченного набора правил связи их друг с другом. Столь же традиционно второй аспект является проблемной областью как для самих ученых, так и для философов и методологов науки. Суть проблемы заключается в том, что в таком инструментальном значении язык должен одновременно удовлетворять как требованию точности и строгой упорядоченности в развитии научной мысли, так и требованию открытости, семантической незавершенности собственных конструкций для формирования новых научных идей. Эта проблема со всей очевидностью обозначилась в древности, при первых попытках познавательного освоения действительности, еще до возникновения самой теоретической науки. Тогда она проявлялась в «соперничестве» философской (понятийно-логической) и художественной (образной) языковых практик. С распадом мифологической традиции в западной культурной традиции сразу выделились два пути реализации мыслительной активности субъекта: с одной стороны, гомеровский эпос и античная трагедия, а с другой - древнегреческая натурфилософия. Образ и понятие как два способа отражения объективной действительности. В данной статье мы обратимся к основным тенденциям оценки эпистемологического потенциала языков философии и художественной литературы видными представителями европейской философии. По тому, как развивались представления философов о взаимоотношениях литературы и философии, можно судить, какие границы для понятия и образа устанавливались в познавательной деятельности.

В диалогах Платона поэзия рассматривается в контексте метафизических, эпистемологических и этико-политических воззрений. В каждой из этих областей значение литературы ничтожно, если не негативно. Поэзии отказано в познавательной функции: как известно, образ подражает вещам, о которых не может быть знания, а может быть лишь мнение, сегодня одно, а завтра другое. Только философия стремится и способна постичь истинное знание, а именно идеи вещей.

Как и Платон, Аристотель говорит о подражательной природе поэзии, однако в понимании Аристотеля поэзия не есть простое копирование вещей или воспроизведение действительности. В миметической природе поэтических произведений заключается их эпистемологический потенциал, ибо «первые познания человек приобретает посредством подражания». Эстетическая функция литературы вспомогательна по отношению к эпистемологической, так как человек, подражая, приобретает знания и от этого испытывает удовольствие. Эстетическая функция отличает литературу от философии, так как получаемое от чтения поэтических произведений удовольствие делает познание более легким. Кроме того, Аристотель видит еще один пункт пересечения поэзии и философии: они сообщают о мире не частное (как история), а общее. Аристотель при этом не допускает мысли о тождестве поэзии и философии, хотя видит много общего, ибо литература - это не только познание, совершаемое в своеобразном интеллектуально-эстетическом акте. Это еще и определенное эмоциональное усилие - «очищение чувств», осуществляемое посредством сострадания и страха.

Римские философы продолжают традицию Аристотеля в понимании подражательной природы художественного творчества. Однако в этом качестве образное изложение не имеет самостоятельного эпистемологического значения, а служит лишь своеобразным преддверием к философии, нравственным поучением, изложенным в доступной, украшенной вымыслом форме. Об этом пишет Плутарх в трактате «Как молодому человеку читать поэтов», а Лукреций объясняет свой выбор стихотворной формы для философского трактата необходимостью его популяризации:

«слишком суровое» для непосвященных учение нужно «приправить поэзии сладостным медом», чтобы «приковать» внимание до тех пор, пока человек «не познает всей природы вещей» [1].

Такой распространенный взгляд на поэзию как вспомогательное средство нравственной философии стал отражением общей культурной ситуации в Древнем Риме. Римская философия носит прикладной характер, занимаясь по преимуществу выработкой моральных теорий, а вопросы гносеологии отходят на дальний план. Отмечается небывалый подъем ораторского искусства, получивший название «вторая софистика». Риторика начинает играть роль важнейшей общеобразовательной дисциплины, конкурируя с философией, а практика красноречия стремится вытеснить литературу. Эффектности декламации уделяется куда больше внимания, чем содержанию речи - оратор воздействует на слушателя мимикой, красотой голоса, дикцией, пением скорее, чем смысловой составляющей. Такое внимание к риторике объясняет, почему поэзия понимается как «обертка» философии, ибо внешне привлекательное доминирует над сутью. Это настроение пронизывает всю римскую культуру, которую А.Ф.Лосев метко охарактеризовал, как «полную субъективизма, психологизма, дидактизма, морализма, декоративности, показного характера и страсти к роскоши, блеску, торжественности» [2].

В средневековой философии мы находим две кардинально противоположные оценки эпистемологического потенциала образного языка литературы. Основой для негативной оценки послужила римская эстетическая практика. Христианские философы раннего периода, изнутри изучавшие римскую культуру, выдвинули два основных возражения против поэзии: с одной стороны, Тертуллиан заявляет, что все притворное есть грех идолопоклонства в глазах Создавшего истину [3]. Кроме того, философы не могут согласиться со способностью поэзии возбуждать «темные» страсти в душе человека и ослаблять разумные добродетели. В.В.Бычков обозначил подобный подход к художественным произведениям как «духовный утилитаризм» [4]. Хотя Августин Блаженный говорил в своей ранней работе «Contra Academicus», что истина многообразна, что философия не должна пренебрегать поэзией, так как она может выражать истину образами, поэзия долгое время рассматривалась как придаток логики или риторики.

Такой оценке, основанной на осмыслении римской литературы, противостоит другая, отличающаяся как методом, так и результатами. Связана она с экзегетической практикой. Христианские философы нуждались в действенных приемах прояснения и понимания символов, темных мест и просто недостатков перевода текстов Священного Писания. Уже у первых апологетов складывается мощная практика толкования текстов Священного Писания, результатом развития которой можно считать первые работы по семиотике Августина Блаженного. Однако глубокая убежденность первых христианских философов в трансцендентности Бога исключала саму возможность исчерпания смыслов Писания посредством выверенных логических операций. Это привело к синтезу понятийно-логического инструментария философии и образносимволического поэтического языка. Такой метод указывал, намекал, наводил читателя на истину, позволяя не обнажать главное. Толкования Священного Писания, выполненные Тертуллианом, Оригеном, Дионисием, зачастую гораздо ближе к художественно-эстетическому сознанию нежели к строгому философствованию. Так, некоторые трактовки Оригена крайне сомнительны как текстоведческий источник, но зато являют из себя образец возвышенной поэзии, построенной на игре цитатами, ассоциациях и символических сравнениях.

Подобно неоднозначности характера культуры Возрождения, у философов этой эпохи нет единой оценки эпистемологического потенциала философского и

художественного творчества. Для раннего Возрождения характерна тенденция так называемого «оправдания» поэзии, которая понимается как чисто интеллектуальное занятие. Ценность художественного произведения в этот период измеряется количеством труда, затраченного при его создании: сюда входит и знание философии, и понимание космических законов и законов движения, археологических данных, истории и географии. В конце концов, поэт более не противопоставляется философу как человек чувства человеку, обладающему научным познанием. В «Апологии поэзии» Боккаччо не соглашается с тем, что поэты только подражают философам, -поэтов следует относить к числу самих философов.

Позднее проявляется другая тенденция: на смену отождествлению поэзии с философией приходит их разрыв, связанный с эстетизацией литературы. Единственным критерием ценности произведения искусства признаются его эстетические свойства. Кастельветро заявляет, что поэту простится все: случайные ошибки, слепое подчинение правилам искусства, - если он удовлетворяет требованию народа приносить ему удовольствие. В середине XV века Баттиста Гварини выражает позицию, близкую к чистому эстетизму: трагическое и отрицательное в литературе не ужасает нас так, как в действительности, так как в поэзии нас интересует только успех или неуспех художника в подборе персонажей и разворачивании сюжета.

Научная революция XVI - XVII веков определила преимущественную сферу интересов философии в этот период. Вопросы психологии, физики, политики, оптики, метафизики рассматриваются и разрешаются с позиции разума, вооруженного математическим или эмпирико-индуктивным методом познания. В это время много внимания уделяется созданию и объяснению принципов формализации языка науки. Интерес к эпистемологическому потенциалу образных конструкций отступает: в вопросах искусства эти философы большей частью еще не изменили своего традиционного представления о пагубных свойствах воображения. Вообще философы Нового времени мало интересуются искусством, часто плохо с ним знакомы и касаются сферы художественного творчества лишь в контексте общих рассуждений о познании и его психологических особенностях. В таких условиях не кажется странной негативная и часто даже пренебрежительная оценка роли литературы философами этой эпохи. К.Гилберт образно охарактеризовала отношение философов к литературе в этот период: «Положение философии можно сравнить с положением женщины, которая, желая снискать расположение своего возлюбленного, порочит свою соперницу; так же философия, казалось, добивалась расположения математики пренебрежительными отзывами о поэзии и фантазии» [5].

Так, хотя Ф. Бэкон в сочинении «О достоинстве и приумножении наук» и заявляет, что поэзия, соответствуя интеллектуальной функции воображения, подчас более предпочтительна в вопросах познания. Эти слова однако надо расценивать не как дань познавательной функции литературы, а скорее как сетование на несовершенный инструментарий философии, которую мыслитель ставит выше поэзии. Ф. Бэкон отводит воображению роль связующего звена между памятью (история) и рассудком (философия). Целью поэзии является скорее развлечение, игра ума, чем его работа. Таким образом, Ф. Бэкон вполне в духе давно ушедших времен оценивает поэзию как «приятный» способ выражения готовых научных истин и моральных законов.

При вполне очевидной разнице философских взглядов и подходов Ф.Бэкона и Р.Декарта по поводу художественной литературы оба философа высказываются похожим образом. В «Рассуждении о методе» Р.Декарт восхищается «пленительной изящностью и нежностью» поэзии, но с «большим уважением и вниманием» входит в область математики и новой философии, которая должна быть основана на «прочном и

крепком фундаменте» математического метода, «совмещающего достоинства» логики, алгебры и геометрии [6].

Томас Гоббс возражал против претенциозной туманности поэзии, стремящейся выразить больше того, что является совершенно понятным. Однако у него выражена и мысль, принадлежащая скорее времени грядущему: в случае, когда философия уже упорядочила систему опытных данных, поэзия получает уже готовый материал и ей остается только «петь и танцевать», но все еще есть области, например, этика, где философия еще не выполнила свою функцию, там фантазия должна наводить порядок и организовывать, поставлять смысл и слова для его выражения, не забывая украшения и привлекательности. Литература, оказывается, не только украшает, но также мыслит и классифицирует. Как мы уже подчеркнули, такое признание за литературой не только эстетической ценности удивительно как на общем фоне взглядов других философов времени, так и в контексте собственной философии Т. Гоббса, представляющей все многообразие явлений лишь материей и движением в уме (если речь идет о нематериальных объектах) или вне его (если речь идет о природе).

С этого времени начинает развиваться собственно теоретическая наука, а вопросам языка науки методологи и философы будут уделять отдельное внимание. Так,

В. Лейбниц предпринимал попытки создания универсального языка, основывающегося на математической символике и логике. Существуют также законченные попытки разработать систему искусственного языка, который бы удовлетворял требованию точности в отражении объектов действительности. Так, в 1661 году Дж. Дальгарно опубликовал трактат под названием «Искусство обозначения, или всеобщий символ и философский язык». В основе языка Дальгарно лежал принцип логической операции деления понятий, а минимальной значимой единицей философского языка должна была стать буква, за которой закреплялось понятие той или иной степени сложности. В 1668 году выходит в свет «Очерк о подлинном знаке» Д. Уилкинса, который увидел слабость системы Дальгарно лишь в недостатке сведений для изначального разделения знаний на 17 классов. Теперь Уилкинс все существующие знания делит на 40 разделов, в дальнейшем действуя так же, как Дальгарно: делит классы на подклассы и так далее до обозначения единичного предмета. Х.-Л. Борхес следующим образом комментирует принцип использования предложенного Уилкинсом языка: «Аналитический язык Уилкинса - не худшая из схем. Ее роды и виды противоречивы и туманны; зато мысль обозначать буквами разделы и подразделы, бесспорно, остроумна. Слово «лосось» ничего нам не говорит; соответствующее слово «zana» у Уилкинса содержит в себе определение (для человека, усвоившего сорок категорий и подвидов этих категорий): рыба, чешуйчатая, речная, с розовым мясом» [7

Очевидно, что обе попытки восходят к декартовскому тезису о возможности врожденных идей, имеющих соответствия в реальном мире, и обеспечивающих саму возможность научного познания. Но и представители эмпирической традиции не избежали мыслей о том, что естественный язык не способен точно передать результаты научных исследований, рисуя часто неверную картину реального мира. Задача адекватной передачи информации о предметах и событиях внешнего мира приводят и Ф. Бэкона к мысли о возможности напрямую выражать понятия не буквами или словами, а иного рода символами.

Данный пример наряду с другими показывает, что работа философов по совершенствованию языкового инструментария науки преимущественно сосредоточивается на способах формализации языка научного исследования, а возможность «выражать невыразимое», то есть осуществлять исследование и делать научное открытие средствами самого языка, по-прежнему будет оставаться «философским вопросом». В статье мы показали, что в истории философии существует

представление об эпистемологической автономности языка художественной литературы: аргументация Аристотеля, экзегетическая практика средневековых

философов, прозрения Томаса Гоббса. Более того, эпистемологический потенциал образно-символических ресурсов языка как раз связывается с принципиальной открытостью, незавершенностью процесса познания: именно образ позволяет выразить то вновь открытое, что впоследствии будет доказано и описано логико-понятийным языковым инструментарием.

Примечания:

1. Лукреций. О природе вещей. М.: Худож. лит., 1937. С. 5960.

2. Лосев А.Ф. Эллинистически-римская эстетика. М.: Мысль, 2002. С. 99.

3. Тертуллиан. Избранные сочинения: пер. с лат. / общ. ред. и сост. А.А. Столярова. М.: Прогресс: Культура, 1994. С. 251-252.

4. Бычков В.В. Aesthetika Patrum. Эстетика отцов церкви. Т. 1. М.: Ладомир, 1995. С. 462.

5. Гилберт К.Э., Кун Г. История эстетики. СПб.: Алетейя: Университет, 2000. С. 221.

6. Декарт Р. Рассуждения о методе, чтобы верно направлять свой ум и отыскивать истину в науках // Декарт Р. Сочинения: в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 250-297.

7. Борхес Х.Л. Аналитический язык Джона Уилкинса // Борхес Х.Л. Сочинения: в 3 т. Т. 2. М.: Полярис, 1997. С. 83-87.

УДК [81.1]:801.73 ББК 87.224.2 П 18

Е.В. Пархоменко,

старший преподаватель кафедры философии Кубанского государственного

технологического университета, тел. 8 903 447 83 59, E-mail: [email protected]

Всегда ли мы понимаем? (опыт осмысления уголовного жаргона)

(Рецензирована)

Как в сундуке двойное дно, ...

Так в слове скрыта подоплека...

О.Чухонцев

Аннотация: Данная статья посвящена вопросу существования и осмысления арго в рамках языка. Целью статьи является анализ проблемы изменения современного языка в пределах криминальной субкультуры, выявление пластов, формирующих современное языковое поле и соответственно усложняющих его, следствием чего является возникновение процесса недостаточного понимания. Наиболее важным методом постижения глубинного смысла языка является герменевтическая рефлексия.

Ключевые слова: уголовный жаргон, арго, «феня», «языковая игра»,

герменевтическая рефлексия.

E.V. Parkhomenko,

Senior Lecturer of Philosophy Department of the Kuban State Polytechnic University,

ph. 8 903 447 83 59, E-mail: [email protected]

Do we always understand others? (Experience in understanding a criminal slang)

Like a double bottom in a chest...

The underlying reason is hidden in a word...

O.Chukhontsev

Abstract: The paper deals with the problem of existence and treatment of slang within the limits of language. The purpose of the paper is to analyze a change of the modern language within the criminal subculture and to reveal the layers shaping a modern language field and accordingly complicating it, leading to insufficient understanding. The most important method of comprehension of profound sense of language is the hermeneutic reflection.

Keywords: a criminal slang, slang, “language game”, a hermeneutic reflection.

Всегда ли мы понимаем то, что слышим, читаем, говорим, видим, чувствуем, мыслим, и если понимаем, то благодаря чему? Понимание связано с языком. Но каков он? Разнообразен, шаблонен, субъективен, формален, динамичен, изменчив - вот неполная характеристика современного языка. Изменения коснулись не только самого языка, но и в первую очередь форм его употребления; классические произведения,

современная фантастика, устная речь подростков, лекции преподавателей, средства массовой информации - вот ряд форматов, благодаря которым происходит процесс не только становления мировоззрения, но и изменения его. Разделение не только языка и речи, но и разделение смыслов сделали язык порой недоступным для его носителей. Конечно, нас вводит в заблуждение внешнее подобие слов, когда мы сталкиваемся с ними в произнесенном, письменном или печатном виде. Ибо их применение не явлено нам столь ясно [1]. Казалось бы, знакомые термины, образы, слова вводят человека в тупиковую ситуацию. Язык, имея самостоятельную жизнь и не завися от человека, находясь как бы вне человека, внутреннее поработил сам себя. В советскую эпоху он оказался зажатым в тиски цензуры и самоцензуры (языковой), и к тому же служил инструментом манипулирования сознанием; эзопов язык способствовал рождению такого явления как «sapienti sat»[2] (умному достаточно), применяемый для более «точной передачи мысли». В постсоветское время правила и нормы размылись настолько, что язык превратился в «котел» новых социальных внедрений, в который исследователи подбрасывали «пряности», убивая так необходимый вкус к языку. Достаточно вспомнить последнюю популистскую реформу, направленную на упрощение языка, что ведет не только к разрыву с традициями, но и обеднению языка.

Очевидно, что скорость распространения данного явления обусловлена и социальными преобразованиями: причиной столь быстрого обеднения родного языка и расширения его за счет других является стремительное, «прыгающее» развитие жизни по западному образцу и наполнение языка смыслами западных достижений научнотехнической революции. Однако, параллельно с потоком иностранных заимствований, существенный процент внедряется и изнутри. Одним из таких источников являются субкультуры.

Наряду с культурой, господствующей в том или ином обществе, всегда существовали периферийные, экстернальные, культуры, изолированные от общества, замкнутые «в себе», закрытые от чужих, противопоставляющие господствующей культуре свои нормы и ценности. В этих «окраинных» культурах формируется свой язык, мораль, идеалы, образ жизни, стереотипы поведения [3]. Говоря о тюремной субкультуре, рассмотрим ее систему ценностей, основные нормы, принятые в тюремном сообществе, выделим те символы, в которых эти нормы закодированы, и попытаемся показать, как интерпретация символа определяет структуру сообщества. Символическим является и язык.

В настоящее время у нас появился новый стиль устной речи, представляющий собой объединение нормированных слов с социальными диалектами, львиную долю которых занимает арго. На примере существования «фени» попробуем выявить общую картину языка, что позволит увидеть проблемы непонимания.

Вероятно, социальная основа формирования жаргона относится к тому периоду, когда на Руси происходит деление общества на антагонистические группы и, как следствие этого, появляется преступность, порождающая, в свою очередь, различные негативные атрибуты в межличностных отношениях правонарушителей. В становлении фени сыграла существенную роль и лексика определенных социальных групп: кричевских мещан и офени (мелких торговцев, ходивших по деревням с иконами, лубочными изделиями и другими мелкими товарами) [4]. При возникновении в уголовный жаргон вошло много слов из профессионального языка моряков, который в известной мере интернационален, а также из языков разных народов.

Так появляются орел (сердце), балда (луна), бацилла (масло), волына (ружье), гроб (сундук), колеса (медикаменты). Подтекст речи становится нормой. Слова переиначиваются согласно своей логике: для определенного термина подбирается соответствующий эквивалент, причем какие-либо признаки, присущие ему, характерны

и для термина, например: дымок - табак (соединение по дыму), корова - осужденный на съедение беглец, котел - голова (сходность формы). Это и есть язык уголовного мира, проявляющийся в форме воровского (тюремного) жаргона («воровская речь», «блата», «блатной музыки», «фени») [5]

Существование «своего» языка (научного, медицинского) является одной из социально-психологических закономерностей функционирования различных социальных и профессиональных групп и слоев населения. В закономерностях и развитии уголовный жаргон имеет много общего с другими видами профессиональных языков и в то же время отличается от них своим аморальным содержанием и криминальными функциями. Это вытекает из аморальности самой преступной деятельности и преступного образа жизни. Живучесть закрытого сообщества уголовный жаргон обеспечивает зашифровкой мыслей. И его усвоение - это сложный стихийный процесс, проявляющийся в психическом заражении и подражании.

Употребление арго происходит в целях самоутверждения и подтверждения своей принадлежности к криминальной среде. Прельщение необычностью и эмоциональной насыщенностью употребляемой терминологией значительно ускоряют процесс оседания и укоренения фени в светском языке. Употребление жаргона по привычке, «без мотивации» делает его живым органом современного языка.

Следовательно, можно говорить о том, что арго как специфический профессиональный язык запечатлевает определенный стиль мышления.

Высокий динамизм, непостоянство словарного состава, частая замена одних терминов другими, их переосмысливание - одна из закономерностей существования уголовного жаргона. Любое новое явление в криминальной среде немедленно осмысливается и обозначается.

Арго, как и любой существующий в обществе язык, характеризуется двоемыслием, т.е. способностью одновременно придерживаться противоположных убеждений и чувств, будто убеждения - это одно, а жизнь - другое [5]. Криминальная субкультура как «другая жизнь» в обществе должна была создать и свой двойной язык: в официальной сфере нужно говорить на одном языке, а в своей общности - на другом.

В последнее время тема криминальной субкультуры чрезвычайно популярна и влияние ее не до конца осмыслено. Человек живет в огромном мире знаков, значений и символов, которые он осваивает в течение всей жизни. Но что касается мира знаков закрытых субкультур, то изучение этого вопроса наиболее актуально в связи с тем, что в искусственно созданной атмосфере процесс создания и толкования будет намного сложнее, так как один и тот же знак в этнографической системе и тюремной будет отличаться. Смысловые токи в культуре (светской) и антикультуре (тюремной) движутся не только по горизонтальным пластам, но и по вертикали, образуя сложные диалоги между разными ее пластами [6].

Каждый класс, социальная группа, иная общность людей обладает своей собственной системой ценностных ориентаций. Замыкание и размыкание философии в кругу языка является средством, способным к анализу необходимости воссоздания неповторимых и самозамкнутых культурных миров.

Герменевтическая рефлексия как философский метод позволяет выделить знаковые системы и символические доминанты, характерные для отдельно взятой субкультуры, понять их смысл и функциональное назначение, представить эмоциональное состояние, которое они вызывали и могут вызывать. Элементом уникальной субъективности субкультуры является символ. Символ - это проявление вечного и подлинного во временном. Окружающий нас мир - это видимость, эмблема подлинности.

Под символом П. Рикер подразумевает «всякую структуру значения, где один смысл, - прямой, первичный, буквальный, означает одновременно и другой смысл, косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть понят лишь через первый. Этот круг выражений с двойным смыслом составляет собственно герменевтическое поле» [7]. А интерпретация - это работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом и в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении; интерпретация раскрывает скрытые смыслы и порождает новые. Мыслитель указывает, что символ и интерпретация являются соотносительными понятиями: «интерпретация имеет место там, где есть многосложный смысл, и именно в интерпретации обнаруживается множественность смыслов» [7].

Рикер П., отмечающий иные объективации человека, нежели запечатленные в языковой традиции продукты творчества, относил его к числу именно таких объективаций. Основная черта символа - избыточность смысла: в структуре значения один смысловой пласт наслаивается на другой, тем самым усложняя ее. Поскольку анализ символов с целью расшифровки заключенного в них скрытого смысла предпринят, с одной стороны, психоанализом, с другой - структурализмом, философская герменевтика выступает как «арбитр в споре интерпретаций» [7]. П. Рикер утверждает, что «бытие говорит о себе различными способами», благодаря структуре двойного смысла [7]. Можно сказать, что символизм и множественность смыслов (полисемия) имеют двоякий смысл: с одной стороны, исходя из

двусмысленности бытия, они раскрывают двусмысленность и множественность смыслов текста; с другой стороны, текст и символы, обладая двусмысленностью и множественностью смыслов, раскрывают и порождают многосмысленность и реальность самого бытия. Поэтому главная роль феноменов символизма, метафорики и полисемии заключается не в том, что они являются отклонениями от правильной и точной речи или литературными украшениями текста, а в том, что, благодаря им происходит постоянное углубление, обновление и порождение новых смыслов, нового бытия и новой реальности человеческого существования.

Символы очень живучи, они - обломки былого единства, одного наречия. Павел Флоренский говорил о языке символов как языке божественном: «Язык божественный обращается сперва ко всем людям и открывает им существование Бога; символика -язык всех народов, как религия - достояние каждой семьи» [8]. От ясности и божественности этого языка рождается язык обряда, священный язык. Он заведует символикой ваяния и живописи, что является оплотнением сверхразумного языка в непроницаемые покровы. Символы в обряде, ритуале являются моделью размышления о природе и социальной жизни. Они несут в закодированном виде глубокие знания. Понимание ритуальных символов требует продолжительного обучения; полученные в процессе такого обучения знания являются герметичными. Символ - это знак некоей другой реальности. Культура в связи с этим предстает перед нами «Символической вселенной» [9]

При анализе той или иной культуры важно описать ее язык, в котором реализуются социальные коды, и, с другой стороны, выявить то достаточно ограниченное число кодов, которое составляет, в конечном счете, ее язык. Невозможно понять культуру, игнорируя ее систему ценностей, определяющие категории человеческого сознания, образующие в своих взаимосвязях «модель мира». Одновременно с тем анализ системы ценностей социума немыслим вне анализа его мифологии, ритуалистики, а также программ бытового поведения, в которых закреплены социальные нормы.

Для того, чтобы прочитать тексты, нужно знать языки, на которых они написаны, уметь раскрывать смыслы и значение. Текст субкультуры - конденсатор исторической памяти, благодаря этому прошлое сохраняется и создает вокруг себя «Семантическую ауру», связанную общей традицией. Без этого до нас бы доходили разрозненные «обломки текстов», лишенные смыслов или же неправильно трактованные.

Казалось бы, текст культуры, проходя через десятилетия, должен стираться, терять информацию и интерес для современника. Однако мы наблюдаем совершенно иную ситуацию: тексты, сохраняющие «культурную активность», постоянно

воспроизводимые в истории, обладают способностью накапливать новые значения. Исторический опыт показывает, что наиболее жизнестойкими являются те культуры, которые способны сохранять большую духовную активность.

Именно символ является важным механизмом культурной памяти. Наборы символов пронизывают исторические пласты культуры, связывая между собой эпохи и формы. Символы представляют собой наиболее устойчивый элемент культурного пространства. В нем информация предельно сжата, сохраняется в свернутом виде, тем самым, расширяя возможности ее интерпретации. Основной набор доминирующих символов и длительность их культурной жизни определяют пространственные и хронологические границы культуры. Приобщение к языку символов, преодоление его, проникновение в него может стать для нас первым шагом к постижению бытия языка.

В этом постижении, как и в целом в развитии культуры, действует тот же закон, который синергетика вскрыла в физических процессах: переход от одного уровня организации к другому совершается через разрушение сложившегося на данном уровне порядка, через временное возрастание беспорядка и установление нового, более совершенного порядка. В истории культуры, как и в эволюции физических систем, происходит чередование состояний гармонии и хаоса.

На этом фоне столь же естественно стали развиваться ценностные ориентации со знаком минус (антиценности). Взаимодействие ценностей и антиценностей напоминает гештальт-психологический механизм «фигуры и фона», лежащий в основе психологии восприятия [10]. Как известно, основные особенности данного механизма состоят в следующем: фигура находится на переднем, первом плане, а фон - на «заднем», втором плане; фигура всегда более структурирована, чем фон, а потому она более ясная, яркая и/или «живая»; фигура всегда имеет замыкающие линии и контуры (даже если объективно они отсутствуют); «хорошая» фигура всегда «закрыта», имеет завершенную форму; фигура имеет более «вещный», а фон - «субстанциальный» характер; феноменально фигура всегда более сильна и устойчива, а фон выступает как второй или задний план [11]. Хотя в соотношении «фигуры и фона» главенствует фигура, а фон находится на «заднем» плане, однако, весьма важно, что фон является не только слабым, пассивным и вторичным дополнением к фигуре, но и выполняет едва ли не столь же важные функции, что и фигура: фон служит общим уровнем, на котором выступает фигура; он образует единую структуру вместе с фигурой; фон оказывает косвенное влияние на фигуру, усиливая или ослабляя ее; наконец, в случае двойственных стимулов фон может превращаться в фигуру, а фигура уходит в фон.

В данном случае мы говорим о «фоне» - общей, светской культуре и о «фигуре»

- закрытом сообществе, криминальной субкультуре.

В природном мире закрытое сообщество есть естественное образование, концентрирующее в себе в той или иной форме информацию. В какой-то момент ее часть просачивается в «мировой океан» разными фигурами независимо от нас. Криминальная субкультура является «простейшим» способом самоорганизации

коллектива. Субкультуре необходимо противопоставить себя окружающему миру и навязанной извне иерархии и строить свою структуру с нуля. Именно такие «исключенные» сообщества демонстрируют закономерности самоорганизации. Лунгина Д.А. говорит, что «.всеобщая субстанция существует как живая лишь постольку, поскольку она органически обособляется. Культуру к вершине мирового духа приблизит лишь внешняя закрытость и обособленность». [12]. Сущность того, что мы называем духом, заключается в самой способности продвигаться вперед [13], то есть осмысливать, осуществлять движение снизу от фигуры к фону.

Вместе с тем, как упоминалось ранее, языковое пространство закрытого сообщества вступает в своеобразную «языковую игру» с окружающим миром. Даже зритель, наблюдающий за ребенком, играющим в мяч, не может не участвовать в ней, а если он действительно «участвует», то это не что иное, как рагйарайо, внутреннее участие в этом повторяющемся движении [13]. Может, ученый и есть этот зритель, принимающий участие в этой своеобразной «языковой игре».

Тюремному сленгу свойственна некоторая размытость границ, которую молниеносно перенимают все языковые слои. Это вовсе не значит, что нужно читать по слогам, выделяя отдельные слова, это значит прежде всего, что существует постоянное герменевтическое движение, направляемое смыслоожиданием целого и реализующееся в итоге в смысловом раскрытии целого через частное. «Лес символов» - это не внешний опыт, открывший поэтам мир трансцендентного, а внутренний лес -единственное место, в котором искатель может встретиться с тайной и откровением. Освоение и символическое постижение этого промежуточного мира требует от искателя особого творческого дара, а ограниченность языка - даже языка символов -нередко ведет к афазии, к языку молчания.

Изучение и сравнение системы функциональных стилей разных языков приводит к выводу, что арго, как его не называй - жаргон, сленг или социолект - это не вредный паразитический нарост на теле языка, который «иссушает, загрязняет и вульгаризирует устную речь» того, кто им пользуется, а органическая и в какой-то мере, по-видимому, необходимая часть этой системы.

Людвиг Витгенштейн исходит из того, что под поверхностью повседневного языка скрыта «логическая форма» универсального языка. Но нас интересует более поздняя мысль Витгенштейна о том, что структура языка не нуждается в дискуссии, а всего лишь «показывает себя» [14]. Где смысл, который постоянно от нас ускользает? Не закреплена рефлексивность человеческого разума, осмысленность истолкования мира; язык перестал быть лишь средством обозначения, он перестает быть и средством общения, как общение перестает быть. И только затянувшаяся «языковая игра» внутри самой себя напоминает лишь призрак коммуникации. Она, как и то, что мы называем «искусством», таит в себе немало загадочности в сравнении со всеобщей деятельностью формотворчества, поскольку «произведение» искусства не является в действительности тем, что оно изображает, — оно всего лишь имитирует. Ведь и здесь дело обстоит таким образом, что значение, присущее прекрасному в искусстве, произведению искусства, отсылает нас к чему-то, что не заключено непосредственно в доступном восприятию внешнем облике. Но что же это за отсылка? Прямая функция отсылки заключается в том, чтобы указать на что-то другое, на то, что можно получить или познать и непосредственным образом.

Различие языковых игр, как и жизненных форм, нашло способ посредством языка образовывать коммуникативное единство, таким образом проявляя себя.

Человек благодаря своей коммуникативной компетентности в состоянии в каждом языковом поле рассматривать различия языков и частично преодолевать их с прагматическим эффектом. Именно сравнение внутренней формы различных языков,

их типов может быть поставлено на службу возвышающемуся над отдельными языками семантически-прагматическому пониманию. К эмпирическим условиям этой коммуникативной компетентности, помимо определенных констант человеческой жизненной ситуации (таких, как рождение, смерть, сексуальность, борьба), принадлежат, пожалуй, и определенные врожденные «универсалии языковой способности».

Смысл языковой палитры, скорее, в самом ее существовании. Язык творит нечто образцовое вместо того, чтобы создавать то, что соответствует правилам. Задача герменевтики состоит в том, чтобы показать, что существование достигает слова, смысла, рефлексии лишь путем непрерывной интерпретации всех значений, которые рождаются в мире культуры.

Нашей задачей является возвыситься к некоему универсуму, идее, объединяющей все «игры», круги, инородные элементы, и понять.

Примечания:

1. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

2. Иванова Н. Смена языка // Знамя. 1989. Ноябрь. С. 221-232.

3. Ефимова Е. Современная тюрьма. Быт, традиции и фольклор. М.: ОГИ, 2004. 398 с.

4. Челидзе В. Уголовная Россия. М., 1990. 105 с.

5. Пирожков В.Ф. Криминальная психология М., 2001. 702 с.

6. Иконникова С.Н. История культурологических теорий. СПб.: Питер, 2005. 474 с.

7. Рикёр П. Конфликт интерпретаций: очерки о герменевтике. М., 1995. 415 с.

8. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. Т. 1. М.: Правда, 1990. 839 с.

9. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998.

10. Коффка К. Восприятие: введение в гештальттеорию // Хрестоматия по ощущению и восприятию / под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, М.Б. Михалевской. М.: Изд-во МГУ, 1975. С. 96-113.

11. Осгуд Ч. Точка зрения гештальттеории // Хрестоматия по ощущению и восприятию / под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, М.Б. Михалевской. М.: Изд-во МГУ,

1975. С. 495-505.

12. Лунгина Д.А. Учение о культуре у Канта и Гегеля // Вопросы философии. 2010. №

1. С. 153-165.

13. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.

14. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка // Вопросы философии. 1997. № 1. С. 76-92.

УДК 316.423.3 ББК 60.032.621.1 К 95

Ж.М. Кучукова,

кандидат философских наук, доцент, кафедра философии и политологии

Кабардино-Балкарской государственной сельскохозяйственной академии, г.

Нальчик, тел. 8 918 745 99 28.

Интерпретация революции в трудах русской консервативной интеллигенции

(Рецензирована)

Аннотация: Рассматриваются вопросы интерпретации образа революции в социальной философии русского консерватизма второй половины XIX-начала XX веков. В центре внимания - выявление основных черт и особенностей в формировании образа антиреволюции, т.е. идеи социальных изменении при сохранении традиционных основ общественной жизни. Анализируется проблема социально-философских истоков российской консервативной мысли.

Ключевые слова: революция, реформы, интеллигенция, контрреволюция.

Zh.M. Kuchukova,

Candidate of Philosophy, Assistant Professor of Philosophy and Political Science

Department of the Kabardian-Balkarian State Agricultural Academy, Nalchik, ph. 8

918 745 99 28.

Revolution interpretation in works of the Russian conservative intelligency

Abstract: The paper discusses interpretation of an image of revolution in social philosophy of Russian conservatism of the second half of the 19th - beginning of the 20th centuries. The author focuses on revealing the basic lines and features in taking shape of an image of antirevolution, i.e. an idea of social changes at preservation of traditional bases of public life. The problem of social-philosophical sources of the Russian conservative thought is analyzed.

Keywords: revolution, reforms, intelligency, counterrevolution

Негативные результаты многих либеральных реформ в постперестроечном российском обществе после 1991 года пробудила общественный интерес к идеям и историческим судьбам консерватизма. В обществе возник спрос на ценностные ориентации консервативного мировоззрения, в которых выражены особенности исторической памяти и отечественных социокультурных традиций. В условиях, когда некоторые из постулатов консервативной философии и идеологии находят отклик в обществе, возникает практический интерес к интерпретации революции в рамках данного течения теоретической мысли на рубеже XIX - XX-го веков.

Консерваторы известны как приверженцы традиционным ценностям и порядку, развитие общества видится как эволюционное. Важнейшая черта консерватизма -неприятие революционных изменений. Исторически консерватизм возник в качестве реакции на террор Французской революции (труды Эдмунда Бёрка). Он

противопоставлял себя либерализму, требующему разнообразных свобод для индивидов, а также социализму, отстаивающему идею социального равенства.

В России XIX века консервативную социальную философию разрабатывали К.Н. Леонтьев, Л. А. Тихомиров, Н. И. Черняев, его выразителем был и Ф.М.Достоевский. На первый взгляд и согласно заявлениям самих консерваторов они радикально отличаются от либералов, также как либералы противопоставляют себя им. И иной раз это различие действительно бросается в глаза. В соответствии со своими взглядами, консерваторы по-другому, нежели либералы оценивали роль царя-самодержца: "В монархе российском соединяются все власти: наше правление есть отеческое, патриархальное. Отец семейства судит и наказывает без протокола, - так и монарх в иных случаях должен необходимо действовать по единой совести" [1]. Предложение замены самодержавия на конституционно-монархическую или конституционно-парламентскую форму правления расценивалось ими как злостное покушение на глубинные основы русской государственности. Однако так обстояло дело не у всех, кто называл себя консерваторами. В России крайности консерватизма и либерализма часто сходятся. Общей платформой либерализма и консерватизма в России выступала их антиреволюционная направленность.

Она наиболее ярко была представлена школой русских идеалистов, которые сформировали российскую либерально-буржуазную концепцию антиреволюции в ряде трудов и, особенно, в идеологии сборника «Вех» [2]. Веховцы поставили своей целью представить модель русского освободительного движения и сформулировать программу действий русской интеллигенции в ходе революции посредством создания не только концепции, но и образа антиреволюции. В ней они выразили принципы антиреволюционного переустройства общества, которые сводились к призыву реставрации общественного организма, изрядно разбалансированного в России двумя веками бунтов и революций. Основная посылка заключалась в том, что революционный принцип, присущий определенной эпохе, по своей сути не является необходимым порядком, неотъемлемым элементом общественной структуры. Революция - это непредсказуемый порыв, неуправляемая сила, пассионарный процесс, который может быть, но может и не быть, так как и без него развитие истории продолжается по своим канонам.

Со всей очевидностью можно утверждать, что именно в анналах русского консерватизма начала XX века зарождалось понятие антиреволюции, которое в настоящее время трансформировалось в одну из своих разновидностей - «революцию справа». Фактически, в рамках идеологии веховства, развивалась своеобразная метафизика, берущая начало от теологии и в этом ее коренное отличие от течений социалистического, экономического, психологического и т.д. революционизма. Это было обусловлено тем, что господствующие элиты России в то время оказались перед лицом не гипотетической, а реальной революции, которая не оставляла и тени сомнений в своем стремлении уничтожить существующие порядки вместе с их носителями и адептами. Лозунг «кто-кого» носил в этом случае абсолютный характер в отличие от прошлых буржуазных революций, в которых всегда был возможен компромисс: церкви и государства; дворянства и буржуазии; бюргерства и

крестьянства и т.д. Новейшие революции XIX и XX веков устранили почву для компромиссов, так как были направлены на овладение одним и тем же предметом: властью и собственностью. Эту дилемму четко выразила примыкавшая к революционной оппозиции З.Гиппиус, считавшая, что свободу и хлеб земной никогда и никому не удастся поделить поровну. Те, кто попытается сделать это - передерутся и перегрызут горло друг другу.

Консервативная русская интеллигенция действовала радикально, предлагая провести ревизию идейных основ всего революционного мировоззрения. Вместо него предлагалась решительная борьба с метафизикой и материализмом, что явилось новационным подходом в процессе конкуренции демократического и консервативного образов революции. Демократическим и революционно - материалистическим учениям были противопоставлены философские позиции известных русских философов П.Я. Чаадаева, В.С. Соловьева, А.С. Хомякова, С.Л. Франка, Н.А. Бердяева и других, которые в своих философских взглядах склонялись к религиозно-иррационалистическому пониманию мира, тем самым пытаясь заполнить вакуум, образованный «экономическим материализмом». Этот материализм не интересовался духовными проблемами российской действительности, и это дало основания для утверждений, что идеология революционных демократов носила сектантский характер и оказывала мало влияния на состояние российского менталитета.

Подобные представления сыграли большую роль в формировании образа революции. В целом была предпринята героическая, но безуспешная попытка повернуть вправо русскую революционную интеллигенцию, пронизанную духом непокорства, нигилизма и бунтарства, в силу чего они были более восприимчивы сознанием русского народа, вступающего в новые буржуазные отношения.

Представители антиреволюционного крыла пытались провести свою революцию в головах людей, достичь консенсуса между крайними установками, не признающими никаких компромиссов, и принимающих лишь непримиримые лозунги типа «кто не с нами, тот против нас», «в революции нет нейтралитета», «литература должна стать партийной», «классовая борьба ведет к диктатуре пролетариата» и т.д. Поскольку у оппонентов были противоположные установки, то всякий диалог между сторонами оказался исключен, и это закончилось революционным взрывом и гражданской войной. О социальной цене этих революционных лозунгов думать было не принято, так как считалось, что революция (или контрреволюция) оправдает все путем очищения общества от разногласий и противостояний. Революционеры выражали эту надежду в лозунге «мы наш, мы новый мир построим», «кто был ничем, тот станет всем», тогда как контрреволюция считала, что церковь и есть наш российский социализм, фактически видоизменив лозунг государственников «самодержавие, православие, народ».

Из этих лозунгов мирные перспективы имел лишь лозунг христианского социализма и теоретически он вполне мог бы стать средством эволюционного преобразования России, так как многие буржуазные революции на Западе имели так же религиозную окраску. Впоследствии религиозные программы революции постепенно сменились принципом свободы совести, что явилось своеобразной политтехнологией перехода от монотеистических к политеистическим моделям гражданского общества. Поэтому С.Л. Франк, исходя из тождества социального и идеального, в статье «Из размышлений о русской революции» трактует Октябрьскую революцию как явление духовной жизни, как торжество идеи «нигилизма», накопленного в российском менталитете всем ходом русской истории. В статье «Собственность и социализм» он утверждал: «Социалистический эксперимент, произведенный над Россией, жизненно -опытно доказал несостоятельность социализма и, следовательно, элементарно очевидно необходимость строя, основанного на частной собственности. Эта жизненная очевидность отныне превыше всякой теории и всяких доказательств» [3].

Противоположной точки зрения придерживался П.Б.Струве в статье «Познание революции и возрождение духа». Бывший легальный марксист, не избавившийся от революционной романтики, видел в революции только политический насильственный переворот. Он считал, что революция является просто бунтом, а удачная революция -

«бунт. ставший правом». Тем самым приравнивая победоносную революцию к движениям Разина и Пугачева, закончившимся расправой государства над бунтовщиками. «Революции никогда не происходят, - считал П.Б.Струве, они всегда делаются. Всегда происходят и никогда не делаются только изменения, являющиеся естественным ходом вещей». Пессимизм П.Б.Струве вызван убеждением, что не может быть социальной революции, как следствия некой промышленной революции. «Мысль о регрессивном существе русской революции можно выразить еще проще так: если вообще русская революция есть - чье либо дело, то она не только злое и дьявольское, но еще и глупое дело» [4]. Взгляды Струве не противоречат в целом антиреволюционному движению в России, являясь лишь их крайним выражением, тем не менее, вписывающимися в концепцию духовной революции, так как лозунг рассматривается в качестве философского тезиса, а не призыва к революционному перевороту. Впоследствии П.Б.Струве несколько смягчил свою оценку русской революции, признав правоту позиции олицетворяемой С.Франком, тяготеющую более к компромиссу, чем конфронтации.

Характерной чертой русской антиреволюции явилось ее ориентация не на политические силы общества, а на религиозную идеологию, которая рассматривалась ими как историзм и инструментализм. Они означали в понятийном смысле заново осмысленную социальную функцию церкви и, более того, ее тысячелетнее влияние на менталитет российского народа. Действительно, все эти «измы» были непонятны основной массе участников протестных движений, тогда как народолюбивые черты православного учения позволяли представить его в качестве антиреволюционного образа общественных реформ, как отражающего общезначимые и, даже общечеловеческие нормы морали. В христианском учении есть немало афоризмов, которые не имеют философского характера и обладают качеством правды для всех времен и народов. Как пословицы и поговорки, крылатые слова и выражения, они могут употребляться для характеристики самых разнородных явлений, проявляя здравый смысл и народную мудрость путем иносказаний. Такое толкование евангельских притч позволяло российским консерваторам представить религию как объединяющую силу, противостоящую борьбе всех против всех в гражданском обществе.

Объясняя эти качества в понятиях «этического социализма» В.В. Розанов писал: «В этике, практический и теоретический разум не противопоставлены друг другу - они становятся лишь разными видами трансцендентального, т.е. логического бытия. Индивид подчинен категории долженствования. Значит, история существует для него в виде социального идеала. Осуществление свободы - это и есть логика процесса движения. Общественные движения - не полные проявления этого принципа -стремление к социальному идеалу» [5]. Очевидно, что образу революции здесь противопоставляется революционная фантазия как разновидность духовного творчества, но не любого, а религиозного и даже мистического, в любом случае идеалистического. В этом образе каждый может найти созвучные его мировоззрению идеалы, как замену насильственных действий на революционный реформизм. Последний означает смелость в выдвижении на первый план идей отвергнутых или забытых в истории, или обогнавших свое время, что совсем не служит препятствием для повторных попыток их реализации в общественной практике. Видимо, этот подход обусловлен религиозной практикой, которая, несмотря на временные неудачи, тем не менее, продолжает пропагандировать их.

При всем том, что люди так и не стали любить друг друга, продолжали нарушать основные заповеди, не усваивают самоочевидные ценности, представителей религиозной идеологии все это не обескураживает, так как свои надежды на благое

завершение истории они связывали с эволюцией общественного сознания, которая неизбежно приводит к освоению этих ценностей в соответствии с христианскими заповедями. «Посмотрим, - писал В.В.Розанов, нет ли в истории каких либо указаний на то, что какое положение занимает христианство в ряду всех других явлений прошедшей жизни человечества и постараемся извлечь из этих указаний то главное знание, в котором мы все нуждаемся - знание цели нашей собственной деятельности». Любопытно было бы узнать эти цели, но вывод делается тривиальный: «не только с религиозной, но и с научной точки зрения самым правильным будет признать, что в нас живет дыхание творца нашей природы и этим дыханием живем мы, что оно есть источник всего лучшего, ... что мы знаем в истории и находим в жизни» [6]. Не трудно заметить, что в результате всех умозаключений В.В.Розанов пришел к выводу, который сформулировал еще блаженный Августин, считавший, что бог создал человека для себя, и успокоит его в себе.

Для образа антиреволюции такой ход мысли оказался продуктивным, так как главная задача заключалась не в том, чтобы частично признавать, или оправдывать революцию, а в том, чтобы всецело дискредитировать ее образ посредством аппелирования к тысячелетней истории православия. То, что тогда воспринималось как антиреволюционность, как крайняя степень реакции, в настоящее время воспринимается не так однозначно и, даже, дает повод к переосмыслению образа революции с учетом вклада российской консервативной интеллигенции в философию революции.

Фундаментом российского консерватизма явилось также представление об исключительной религиозности и мистицизме русской души, о чем немало было написано философских трудов, постепенно получающих признание в настоящее время. Под историзмом и инструментализмом российского менталитета подразумевалось традиционное мессианство как вера в особое предназначение русского народа, которая в той или иной форме сохраняется до наших дней. «Русская мысль, утверждая общее и различное - всегда занималась смыслом истории, ее конечной целью, природой человека и его роли в судьбе в истории. Русские мыслители создавали крупные теодицеи истории, нагруженные моральными принципами и пропитанные убеждениями, что моральные цели служили двигателем истории». Мессианизм, о котором так часто рассуждают в русской философии, был действительно присущ определенным слоям российского общества, так как в силу его социальной страсти целые сословия и, даже классы. связывали свой смысл жизни не с революционными преобразованиями, а с эволюцией наличных общественных отношений. лишь отсекая от них явно неприемлемые пережитки прошлого. В качестве примера указывалось на эффективность реформаторской политики от Екатерины II и до последнего императора, при котором, без всякого сомнения, появились новые институты демократизации общества и государства.

Проповедь единения, послушания, взаимной терпимости противоречила духу революции, но не являлась от лица миротворцев. Посредничество, третейский суд, мировой суд всегда были в чести у русского народа, поэтому народолюбивые мотивы в русской религиозной философии были, возможно, реакциШ на угрозу саморазрушения российской государственности. Поскольку в сложившейся действительности того времени было мало миротворческих идей и сил, философски мыслящая часть общества обратилась к христианским заповедям. Они в условиях раздробленного общественного сознания производили некоторое воздействие на революционный процесс и, возможно, перевели порыв первой русской революции на путь некоторой реформации путем рецепции западноевропейских властных конструкций в государственный организм самодержавной империи. В любом случае, эта антиреволюционная проповедь в России

оказала влияние на итоги первой революции 1905-1907 годов в плане пресечения ее перехода в глобальную революцию. Доказательством этому служит общеизвестный факт ее поражения и наступления периода реакции, который, по сути, оказался этапом осмысления концептуальных подходов к общественному развитию, сформированных в философии начала XX века.

Можно заключить, что это неоспоримо свидетельствует о действенности религиозной философии на российской почве, так как в период между двумя революциями оставался открытым путь к консенсусу, позволяющему по-новому реформировать российскую государственную систему, которая по общему признанию нуждалась в ней.

Идеалистическое направление в русской философии концентрировало внимание на мировом значении русской мысли с позиций антиреволюции в то время, когда взрыв революционно-политических идей буквально подавлял философскую мысль не только России, но и Запада, выдвигая на первый план радикальные политтехнологи. Впоследствии эти идеи «всеединства», «общего дела», «соборности» были восприняты не только европейской, но и мировой философской мыслью, так как намечали путь альтернативный классовой борьбе и революций. В этих концепциях были сформулированы глубинные соображения о поливариантном характере истории, который, не отменяя историческую необходимость, допускал в ее рамках определенную альтернативность. Эти важные идеи, сформулированные в качестве ответной реакции на революционные лозунги, несли в себе зародыш новых воззрений, формирующих образ революции, а именно с позиций антиреволюций. В этом не следует усматривать противоречие, так как революция и антиреволюция являются содержанием исторического процесса, постоянно присутствуют в нем, а, следовательно, смогут оценивать друг друга со своих позиций. Если Л.Н.Толстой был зеркалом русской революции, то философская школа веховцев стала зеркалом русской антиреволюции.

Можно заметить, что эта ситуация зеркально повторилась в ходе российской антиреволюции 90-х годов прошлого века, когда практически все идеи русской антиреволюционной философии, в той или иной форме воплотились в практике антиреволюционного действа. Привлечение концептуальных подходов российского антиреволюционизма может стать ключом для нового понимания истоков и смысла современной российской антиреволюции.

Ценность российской историософии заключается в том, что в ней удалось создать идеалы большого практического значения, основанные не на рационализме и эмпиризме, а на высших столпах человеческого духа. Это, в частности, глубоко разработано в труде П.А. Флоренского «Столп и утверждение истины», вся глубина которого раскрывается только в наше время. Укрепление религиозного миросозерцания подтвердило социально- значимую функцию религии, которая в философском творчестве веховцев была не предметом, а средством конструирования антиреволюционных истин. В их числе даже был сформулирован, так называемый закон Самарина-Гершензона, к сожалению, не вошедший в анналы мировой философии и названный «законом абсолютной веры». Он гласил, что всякое мышление и всякое знание в корне религиозны, все равно, осознаем мы это или нет. Н.О. Лосский писал, что «современные религиозные философы являются деятельными и плодовитыми поставщиками аргументации против научного мировоззрения, против марксизма -ленинизма. Эта мистическая аргументация опирается на многовековой опыт борьбы церкви с материализмом, рационализмом и просвещением.. .Религиозная философия, подкрепленная немецким идеализмом, в особенности Шеллингом и Гегелем, была единственным вкладом России в мир науки» [7]. Это показывает, каким путем

возникают идейные течения, революционные и антиреволюционные чувства и страсти, влияющие на направление развития общества.

К этому можно прибавить политтехнологии, с помощью которых добиваются реальной победы, навязывая свою волю революционным движениям и превращая элиты в сторонников своих принципов. А.М.Руткевич, справедливо отмечает: «Социализм, либерализм, консерватизм представляют собой не философские учения, это - основные идеологии двух последних столетий, сформировавшихся практически одновременно в первой трети XIX века. В отличие от кабинетных учений,

созерцающих прошлое и настоящее ради познания, идеологи вовлечены в

политическую борьбу. Они неизбежно увязывают споры о прошлом с решением

проблем сегодняшнего дня, и с проектами будущего» [8]. В плане такой оценки деятелей русской антиреволюции можно рассматривать не только как «религиозных философов», но и как идеологов своего времени, выполняющих заказ классового государства.

В связи с этим, их «религиозность» представляла собой миссию, с помощью которой политические идеи распространялись в социальной среде в определенных целях, таковыми были сохранение и упрочение государственности России со всеми ее сложившимися атрибутами. Поэтому не удивительно, что церковь настороженно относилась к своим адептам, рассматривая их мудрствования как своеобразную конкуренцию за умы и души людей. В связи с этим наследием русских философов конца XIX начала XX веков в большей мере интересуется современная социальная философия, нежели современная церковь, оставшаяся, в общем, равнодушной к их духовным и философским исканиям. «Времена преобладания идеологических

трактовок прошлого, нам хорошо известны: это периоды революций и гражданских войн, - считает А.М.Руткевич, - резких социальных изменений, захватывавших не только массы и их вождей, но также осмысляющих и пишущих историю. В европейской истории трудно сравнивать любую другую эпоху с периодом между двумя мировыми войнами по напряженности идеологических поисков и переосмыслению всех предшествующих времен» [9]. Но поскольку в функции религии не входят анализ и оценка истории, постольку философским наследием русских философов воспользовались «идеологи консервативной революции».

В анналах истории религии и церкви они упоминаются хотя и в благожелательном духе, но лишь как светские ученые, которые тщатся противопоставить свою мудрость мудрости церкви, вовлекая ее в создание образа революции в противовес промыслу божию. Это было очередным соблазном христианства вовлечь его в мирскую смуту, тогда как церковь не от мира сего и равно, и покорно воспринимает происходящее как промысел божий. Поэтому дополнять образ революции или контрреволюции религиозными мотивами контрпродуктивно, так как «те, кто дружит с миром, враждуют с Богом». Следовательно, русские религиозные философы являются просто философами, взявшими за основу религию как одну из форм идеологии. М.И.Туган - Барановский отмечал в 1909 году, что «именно за последнее время теория социализма разрабатывается в различных направлениях, особенно энергично, но уже, увы! ... не под флагом марксизма. Мы переживаем теперь переходное время, когда старая теория перестала удовлетворять более живые умы, и совершается энергичное творчество новой теории, имеющей заменить марксизм старого типа» [10]. Следовательно, русские философы, объединившись вокруг сборника «Вехи», были ищущими, но не «Божьего града», а новой теории общественных реформ, примыкающих в философском отношении к идеализму. Одним из вдохновителей этих исканий и был М.И. Туган-Барановский, который вел предметную борьбу с учением К.Маркса, противопоставляя ему теорию этического

социализма. Это доказывает, что русские философы, примыкавшие к религиозной школе. не были противниками революции, но выступали, прежде всего, за революцию духовного переворота в умах людей. Образ такой революции являлся отражением не бунтов, а философских размышлений над сущностью социального бытия и предназначением человека.

Существенной стороной новой теории социализма, сравнительно с революционным социализмом, явилось новое философское обоснование ее как берущей начало «не от плоти, а от духа» в рейтинге социальных ценностей. При этом указывалось, что марксизм избирательно интересовался философией и довольствовался одной из самых примитивных систем - материализмом и то, лишь потому, что находил в нем некоторую опору для своих революционных воззрений. В противовес этому идеологи антиреволюции, такие как: М.И. Туган-Барановский, Карл Форлендер, П.Б.Струве и другие доказывали, что возможным этическим обоснованием социализма может быть кантовское учение о самоцельности человеческой личности. Так как социализм является не только теоретическим построением, но и явлением общественной жизни, то ценность личности лежит в центре социальной философии, а сама идея должна быть признана сущностью любой разновидности социализма.

Революционным лозунгом социальной философии русского консерватизма стал «вперед к созданию новой теории социализма», в которой и Кант, и Маркс, и их последователи должны остаться позади, как пройденные этапы революционной мысли. Созданный ими образ духовной революции обладал интеллектуальной привлекательностью, во многом был созвучен умонастроениям интеллигентской части общества, но, к сожалению, не отражал материальных интересов, вокруг которых велась революционная борьба и без их решения Россия уже не могла найти движущие силы назревшей революции. «Общественная эволюция, - писал современник тех событий Г.В.Плеханов, совсем не исключает социальных революций, которые являются ее моментами. Новое общество развивается в «недрах страстей», но когда наступает время «родов», тогда медленный ход развития обрывается и тогда «старый порядок» перестает заключать новый в своих «недрах» по той простой причине, что он исчезает вместе со своими «недрами». Это и есть то, что мы называем социальной революцией» [11]. На деле происходило не противопоставление революции, а революции и антиреволюции, так как первая из них вполне уживается с эволюцией и в теории и в практике, а вторая от рассуждений об эволюции органично переходит к контрреволюционной агитации.

Столкновение льда и пламени породило такую энергию, которая по данной проблеме никогда больше не будет достигнута в социальной философии по причине неповторимости революционной ситуации XIX, XX веков, сложившейся под влиянием поляризации общества, разделенного на труд и капитал, имущих и неимущих, угнетателей и угнетенных. Все классы, участвующие в этих революционных боях, получили свой опыт формирования образа революции и под его влиянием, перешли к социальному реформизму. В этом процессе классы, а, в последствие, социальные группы стали продвигать и отстаивать собственные интересы путем трансформации классического капитализма в глобализм, тем самым империализм вступил в новую стадию своего развития - глобализм, обеспечив тем самым себе право на новый этап истории, что не возможно изменить, до исполнения им своей миссии.

Глобализм, по своей сути, имеет либеральную основу и не сводится целиком к империализму, так как стал выражать не только классовые, но и общечеловеческие интересы. Никто не может отрицать прогрессивную роль глобализма, изменившего лицо современного мира радикальнее, чем социальные революции. И, наоборот, в тех странах, в которых произошли искусственные революционные перевороты, замедлили

свое развитие, так как революция не давала нового простора для развития производительных сил, которые были в зачаточном состоянии, так как всегда легче позаимствовать чужой опыт, чем приобретать свой. Даже Россия, не прошедшая горнило классического капитализма, до сих пор проявляет потребность вернуться к его истокам, пройти путь капиталистического развития с начала. Об этом свидетельствуют попытки реставрации социально-производственных отношений, свойственных эпохе первоначального накопления капитала. Впрочем, эти политтехнологии так и останутся в сфере идеологии, в которой могут уживаться образы революций разных эпох. В материальной жизни общество подчиняется объективным законам, и преодолеть, например, технологическое отставание с помощью административных реформ не удавалось никому. В основе научно-технической революции и индустриального общества лежат революционные изменения в орудиях, средствах и способах производства, которые сами определяют не только политтехнологии, но и весь менталитет общества.

Примечания:

1. Карамзин Н.М. Записки о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991. С. 102.

2. См.: Проблемы идеализма: сб. ст. М., 1903; Бердяев Н.А. Русская идея. Париж, 1945; Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа. Париж, 1945; Он же. История русской философии. Т. 1-2. Париж, 1948; Минский Н.М. На общественные темы. СПб., 1905; Бердяев Н.А. Генеральная линия советской философии. Париж, 1932; Эрн В.Ф. Борьба за логос. М., 1911; Розанов В.В. Религия и культура. СПб., 1899; Шестов Л. Начало и концы: сб. ст. СПб., 1908. 196 с.

3. Франк С.Л. Собственность и социализм // Русская философия собственности (XVIII-XIX вв.). СПб., 1993. С. 309.

4. Струве П.Б. Познание революции и возрождение духа // Струве П.Б. Политика и культура, религия, социализм. М., 1997. С. 441.

5. Розанов В.В. Указ. соч. С. 3.

6. Там же. С. 7.

7. Jossky N.O. Aistoryof Russian philosophy. N. Y, 1951. Р. 394.

8. Руткевич А.М. Времена идеологов. Философия истории «консервативной революции» // Вопросы философии. 2008. № 4. С. 39.

9. Там же.

10. Туган-Барановский М.И. Кант и Маркс. СПб., 1909. С. IV.

11. Плеханов Г.В. Критика наших критиков // Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. Т. 2. М., 1956. С. 612.

УДК 94(470.621) ББК 63.1(2Рос.Ады) Б 90

ИСТОРИЯ

А.К. Бузаров,

старший научный сотрудник отдела истории АРИГИ, г. Майкоп, тел. 8 918 226

82 47

Сефер-Бей Сиюхов как историограф и организатор научного краеведения в Адыгее (1920-е гг.)

(Рецензирована)

Аннотация: В отечественной историографии вновь приобрели актуальность историко-биографические исследования. В статье освещаются малоизвестные факты биографии С.Х. Сиюхова - видного деятеля просвещения и культуры адыгов, репрессированного в 1930-е гг. Длительное игнорирование его общественно-полезной деятельности и вклада в культурное развитие этноса привело к досадным и неоправданным историографическим искажениям. На основе выявленных источников в статье отстаивается тезис о приоритетной роли С.Х. Сиюхова в становлении научного краеведения и национальной историографии в Адыгее в 1920-е гг.

Ключевые слова: научная биография, С.Х. Сиюхов, национально-культурное строительство, становление краеведения и историографии в Адыгее.

A.K. Buzarov,

Senior scientist of History Department of Adyghe Repulican Institute of

Humanitarian Investigations, Maikop, ph. 8 918 226 82 47

Sefer-Bey Siyukhov as a historiographist and the organizer of scientific study of local lore in Adygheya (1920s)

Abstract: Historical-biographic researches again have become topical in a domestic historiography. The paper provides the little-known facts of the biography of

S.Kh. Siyukhov, the outstanding figure of education and culture of Adyghes, subjected to repression in the 1930s. Long ignoring his socially useful activity and contribution to cultural development of ethnos has led to annoying and unjustified historiographic distortions. On the basis of the revealed sources the author upholds the thesis about S.Kh. Siyukhov's priority role in formation of scientific study of local lore and a national historiography in Adygheya in the 1920s.

Keywords: the scientific biography, S.Kh. Siyukhov, national-cultural

construction, development of study of local lore and historiography in Adygheya.

Кардинальные социально-политические перемены, произошедшие в России на рубеже 80-х-90-х гг. минувшего столетия, оказали существенное воздействие на состояние и развитие общественных наук, в том числе отечественной истории. Одним из бесспорно позитивных последствий этого процесса стала актуализация такой важной органичной части историографии, как историческая антропология с её сугубым вниманием к отдельной личности, её индивидуальной и «общественной» биографии, месту и роли в

развитии общества и социума во всём многообразии проявлений. Особую значимость приобрело возвращение в научный оборот десятков и сотен исторических персоналий, имена и наследие которых в угоду господствовавшему политическому режиму и идеологии десятилетиями предавались обструкции и незаслуженному забвению. Восстанавливая справедливость в отношении тех или иных деятелей науки, культуры, искусства и т. д., пострадавших в период тоталитаризма, социальные институты не просто исполняют свой долг перед памятью этих людей, следуя некоему вневременному морально-нравственному императиву. Одновременно происходит объективная историческая реконструкция, наполненная фактами, процессами и явлениями, изъятыми в своё время из научного оборота или же сфальсифицированными в связи с устранением (в т. ч. физическим) деятелей за ними стоявших, но превращённых волею партийных идеологов и историков в «фигуры умолчания». Всестороннее изучение и популяризация жизни и деятельности отдельных исторических личностей, воссоздание их научных биографий позволяют сделать историю более персонифицированной, а, следовательно, более яркой, многоликой и объективной [1].

Активное развитие в последнее время переживает историко-биографический жанр в российских регионах. Показательна в этом отношении ситуация в Краснодарском крае, где местными историками, краеведами и литераторами опубликовано огромное количество статей, очерков и отдельных изданий, посвящённых военным, политическим, административным, духовным, культурным деятелям края конца XVШ-начала XX вв. Целый ряд деятелей (К.В. Россинского, Ф.А. Щербины, Б.М. Городецкого, Е.Д. Фелицына и др.) нашёл отражение в диссертационных исследованиях. Гораздо скромнее выглядят успехи биографического жанра в рамках региональной историографии коренного населения Кубани. В рассматриваемый период историками Адыгеи фактически не было проведено ни одно монографическое или диссертационное исследование жизни и деятельности видных представителей исторического прошлого адыгов. Биографические статьи и очерки, написанные и опубликованные в рамках педагогической науки и литературоведения, внесли ценный вклад в развитие названных научных дисциплин, но всё же не изменили существенным образом общей ситуации, сложившейся в адыговедении в отношении изучения и популяризации запрещённых ранее и «нежелательных» персоналий.

Одной из ярких и масштабных исторических личностей, длительное игнорирование многообразной деятельности и вклада которой в общественное и культурное развитие этноса и края привело к серьезным и досадным искажениям, появлению целого ряда неоправданных лакун в национальной и региональной историографии, является Сефер-Бей (Сафербий Хацуцевич) Сиюхов. Первая относительно развёрнутая биографическая публикация о нём, вышедшая отдельным изданием, стала возможной лишь в нач. 90-х гг. прошлого века [2]. Она, в известном смысле, пробудила в региональном научном сообществе определённый интерес к этой неординарной личности и положила начало изучению её творческого наследия, главным образом, литературнопублицистического и общественно-педагогического. В настоящее время нами выявлен и систематизирован значительный источниковый материал (неизвестные ранее рукописные и печатные работы, архивные документы, мемуары и т. п.), позволивший осуществить комплексное исследование жизни, общественной деятельности, разнообразного наследия С. Сиюхова и разработку его более полной и достоверной биографии.

В статье рассматривается важный и малоизученный аспект деятельности С. Сиюхова, не нашедший отражения в исторической литературе, - его роль и степень участия в организационном становлении и развитии исторического краеведения в Адыгее и краеведческого движения в регионе в целом в 1920-е гг.

В 1922-1923 гг., после короткого, но чрезвычайно насыщенного периода активной

общественно-политической деятельности (непосредственное и энергичное участие в движении за национальное самоопределение кубанских горцев, организаторская и административная работа в органах власти молодой автономной области и т. д.), С. Сиюхов, возглавивший областной отдел народного образования Адыгоблисполкома (далее ОБОНО - в соответствии с официально принятой в 1920-х-1930-х гг. аббревиатурой), всецело отдаётся новому ответственному делу. Ему предоставляется реальная возможность практического воплощения своих идей и взглядов на проблемы культурного возрождения и развития кубанских адыгов, которые он неоднократно высказывал в печати и отстаивал в острой публичной полемике с оппонентами при прежнем режиме.

В ведении АдыгОБОНО, помимо системы народного образования, в 20-е гг. находился широкий круг вопросов национально-культурного строительства, организации материальной и кадровой базы общественных и гуманитарных наук. Сохранившиеся архивные материалы и печатные источники дают некоторое представление об основных направлениях, характере, методах, а также исполнителях этой работы, в т. ч. в области исторического краеведения, проводившейся ОБОНО и его структурными подразделениями (методический совет и редакционно-издательская комиссия) под руководством и при непосредственном участии С. Сиюхова.

В первые годы советизации региональному историко-этнографическому материалу придавалось серьёзное научное и прикладное значение. При этом главное внимание уделялось вопросам изучения истории и материальной культуры коренного населения области, а также их популяризации в широких слоях населения и, что представлялось особенно актуальным, в системе школьного образования. Без этого, как и без широкого и повсеместного внедрения родного языка в учебно-воспитательный процесс, национальная школа, по глубокому убеждению С. Сиюхова, была обречена на неэффективность и «прозябание». Отсюда и принципиальное требование к персоналу создавать учебную литературу с непременным «учётом местных особенностей, с насыщением краеведческим материалом...» [3]. Этой установки неизменно придерживался сам С. Сиюхов при написании «Адыгской азбуки», «Русского языка в Горской школе», других учебных и учебно-методических пособий, ей неукоснительно следовали авторы всей школьной литературы 20-х гг., отличавшейся обилием текстового и иллюстративного материала историко-этнографического содержания.

Так, «Книга для чтения после букваря для взрослых» сотрудника отдела А.А. Хатанова, изданная в 1926 году, включала сведения по новой и новейшей истории адыгов [4]. Годом ранее Д.А. Ашхамафом было составлено пособие на родном языке, предназначавшееся работникам просвещения - «Краткая история первобытной культуры». Книга представляла собой творчески переработанные Д.А. Ашхамафом «Очерки обществоведения» Вольфсона, «... с немногими добавлениями-примерами из жизни адыгейского народа, сохранившего до настоящего времени некоторые патриархальные черты быта, с таким расчетом, чтобы последним материалом характеризовать соответствующие периоды человеческой истории» [5].

Одновременно к середине 20-х гг. работниками просвещения Адыгейской (Черкесской) автономной области с одобрения методсовета ОБОНО была подготовлена и выпущена в свет целая серия учебной и методической литературы по школьному краеведению: «Краеведение в примерах, задачах и диаграммах», «Наш край.

Географический и экономический очерк А(Ч)АО», «Краеведение в школах А(Ч)АО; школьные летописи» и другие издания [6], в которых, как правило, присутствовал и материал об историческом прошлом края и его автохтонов. Широкое развитие школьного краеведения стимулировало исследовательскую работу просвещенцев в области местной истории и этнографии, развитие исторического краеведения как самостоятельной отрасли

научных знаний. Последнее, помимо прочего, обуславливалось отсутствием или крайней незначительностью объективной научной литературы об адыгах и их прошлом, острой необходимостью создания обобщающих работ по национальной истории, пропаганде научно-исторических знаний среди населения. Опубликованные в 1922 году очерки С. Сиюхова «Воскресение из мёртвых» и «Черкесы-Адыге. (Историко-бытовой набросок)», очевидно, призваны были отчасти заполнить эти историографические «пустоты». Большая работа по истории и традиционной культуре горского населения Кубани «Черкесы-Адыге.», помещённая в VII выпуске «Известий ОЛИКО» (старейшего в регионе научнокраеведческого общества, действительным членом которого являлся С. Сиюхов), во многом продолжала традиции литературно-исторического творчества адыгских авторов-просветителей дореволюционного периода. Несмотря на известную публицистичность, местами определённое стремление «опоэтизировать» историческое прошлое своего народа и т. п., очерк С. Сиюхова в целом был благожелательно воспринят краеведческой общественностью края. Он пользовался популярностью в среде национальной интеллигенции, школьных работников Адыгеи в особенности, пробуждая в них интерес к собственной истории и культуре, к самостоятельным краеведческим изысканиям.

Школьное краеведение и научно-краеведческая деятельность зарождались и развивались в автономной области одновременно, были тесно и органично связаны между собой, управлялись из единого центра, по существу общими являлись на первых порах цели, задачи и методы проводившейся работы. Подобная ситуация была характерна в эти годы и для других регионов страны. Централизованное общее руководство и координация всей краеведческой деятельности на местах осуществлялись Главнаукой при Наркомпросе РСФСР.

Первоначально обязанности по налаживанию в Адыгее систематической научноисследовательской работы и популяризации научных знаний среди населения были возложены в основном на сотрудников упоминавшихся выше методсовета и редакционноиздательской комиссии ОБОНО. Отчет, составленный М. 3. Азаматовой (впоследствии известный этнограф, научный сотрудник Адыгейского научно-исследовательского института), знакомит с кратким перечнем работ, выполненных отделом за октябрь-декабрь 1925 г.: «Записана 471 пословица, составлено две статьи о появлении черкесов на Кавказе (со слов стариков-адыгов)», «кроме того, написаны следующие брошюры и статьи: «Историческая справка о темиргоевцах», «Как началась борьба между черкесскими крестьянами и князьями», «Жизнь черкесской женщины» (Статья для журнала), [здесь и далее стиль, орфография и терминология цитируемых документов сохранены - Авт.], подготовлен материал для очередного выпуска сборника «Псалъ» (история, языки, краеведение, политика)...» [7]. Кроме того, в 1924-1926 гг. усилиями редакционно-издательской комиссии при активном участии других структур ОБОНО в Адыгее был осуществлен выпуск ряда сборников журнального типа и альманахов на родном и русском языках: «Адыгэ адабият угъоигъ» («Собрание адыгских литературных материалов»), «Псалъ» («Слово»), «Советская Адыгея», на страницах которых, наряду с полевым материалом, собранным во время фольклорно-этнографических экспедиций (исторические песни, предания и т. п.), публиковались небольшие статьи и очерки деятелей просвещения и культуры Адыгеи на историческую тематику. Они касались как событий далекого прошлого адыгов, так и сюжетов и эпизодов недавней истории: революции и Гражданской войны, обретения и становления автономии, развития национального просвещения и культуры [8].

Несмотря на некоторые успехи в решении непростых задач изучения истории, культуры и быта населения области, усилий сотрудников ОБОНО и отдельных энтузиастов оказалось все же недостаточно, а их возможности ограничены. Это вполне осознавали и руководители национально-культурного строительства, предпринимавшие

целенаправленные действия по созданию какого-либо самостоятельного научнокраеведческого учреждения или организации, способных стать центром сосредоточения всех научных и исследовательских работ в Адыгее [9]. Об определённых попытках организации подобного научного центра, правда, в самых общих чертах и контурах, можно узнать из официальных материалов ОБОНО, датированных еще началом 1920-х гг. «Научного Адыгейского Общества Краеведения пока не удалось организовать за ограниченностью научных туземных сил. Но попытки в этом направлении имеются...» (из «Информационного отчета АдыгОБОНО за 1922-1923 уч. год»). Далее сообщалось о некоторых итогах краеведческой работы сотрудников отдела за указанный период и планах на ближайшую перспективу; о желании «издавать периодический журнал, который должен задаться целью всесторонне освещать жизнь Адыгеи...»; о командировке в различные вузы страны «в целях подготовить собственные профессиональные педагогические и научные кадры» первых групп черкесской и местной русской молодежи. Здесь же узнаем о намерениях открыть в Кубанском педагогическом институте с согласия администрации вуза кафедру Черкесоведения, «занять которую [должность заведующего - Авт.] получил предложение зав. АдыгОБОНО С. Сиюхов» [10]. Примечательно, что в это же время в стадии обсуждения находился вопрос об организации кафедры черкесоведения в одном из вузов столицы, инициатором чего выступал, в частности, проф. Н.Ф. Яковлев, согласовывавший свои действия с С. Сиюховым [11]. Тот же источник сообщает об открытии в 1923-1924 учебном году в Кубанском пединституте кафедры краеведения. По договоренности между зав. АдыгОБОНО С. Сиюховым и зав. кафедрой проф. А.Н. Греном при кафедре предполагалось организовать «для педагогической и научной подготовки молодых черкесов секцию изучения адыгейской и общечеркесской культуры и языка, с организацией при ней кабинета адыгейской культуры...» [12]. В планах работ отдела, среди «ближайших и самых неотложных для текущего учебного года», значилось - «создание научно-исследовательской комиссии по изучению области, производству записи фольклора и собиранию естественно-исторических, археологических и этнографических коллекций»[13].

Далеко не полный перечень разнообразных проектов, конкретных мер и действий, предпринимавшихся ОБОНО, в чьем непосредственном ведении и компетенции находились в 20-е годы вопросы создания в области собственной научной базы и местной науки, красноречиво свидетельствовал о весьма напряженном и интенсивном поиске наиболее оптимальных в условиях небольшой и малобюджетной автономии форм и структур организации краеведения. Одним из итогов этих поисков и размышлений стало создание научно-исследовательского «Общества изучения Адыгейской (Черкесской) автономной области» (далее ОИААО), появление которого следует отнести к наиболее ярким и значимым событиям общественной, культурной и научной жизни десятилетия. Согласно своему уставу, утвержденному в ноябре 1924 года, общество «имело целью всестороннее исследование и изучение Адыгейской области в естественно-историческом, культурно-бытовом и хозяйственно-экономическом отношениях, объединение лиц, научно работающих в этом направлении, а также научную разработку относящихся к этой области вопросов, распространение соответствующих сведений и пробуждение интересов к задачам Общества в общественной среде...» [14].

Первое собрание общества состоялось 29 сентября 1924 года в г. Краснодаре под председательством С. Сиюхова (ученый секретарь Ю. Бжассо). Обнаруженные архивные документы свидетельствуют об определённых сложностях, возникших при попытках утверждения устава организации и в процессе её становления [15]. Они были связаны со стремлением местных структур НКВД осуществлять жёсткий и «стеснительный» контроль над деятельностью нового общества и ответными действиями и усилиями С.

Сиюхова по отстаиванию его права на относительную самостоятельность при выборе методов, направлений, тематики и т. п. научно-краеведческой работы. Основаниями для чего служили, по убеждению С. Сиюхова, положения официально утверждённого в мае 1923 года Наркоматом внутренних дел и рядом других ведомств Нормального устава научных и прочих обществ, состоящих в ведении Главнауки Наркомпроса. С целью избежать дальнейшей конфронтации с контролирующими органами и тем самым дать обществу возможность приступить к более активной и полноценной исследовательской и научно-просветительной работе, С. Сиюхов формально слагает с себя обязанности председателя Правления ОИААО, тем не менее, оставаясь его фактическим руководителем в течение ряда лет.

Анализируя имеющиеся архивные и литературные материалы о деятельности ОИААО, можно с уверенностью утверждать о нем, как о преимущественно историкоэтнографической научно-краеведческой организации. Приоритет в ней на протяжении непродолжительного периода существования (1924-1929 гг.) неизменно отдавался вопросам изучения национальной истории адыгов, их древней и современной культуры, традиций и быта, популяризации научных знаний в широких слоях населения области и региона, сохранения памятников материальной и духовной культуры. В активе ОИААО: организация и проведение самостоятельных фольклорно-этнографических экспедиций в места расселения адыгов, сбор, обработка и систематизация памятников устного народного творчества и предметов старины, традиционных орудий труда, оружия, ювелирных украшений, предметов бытовой культуры (все это положило начало первым экспозициям созданного при обществе историко-этнографического музея); посильное участие, в т. ч. финансовое, в археологических, этнографических, фольклорномузыкальных экспедициях, проводившихся в Адыгее Академией Наук и другими центральными и региональными научными учреждениями. Активисты Общества, а также лица, проводившие в области научные изыскания, систематически отчитывались о проделанной работе, выступали с докладами и сообщениями, принимали деятельное участие в дискуссиях по различным вопросам истории и этнографии адыгов на проходивших достаточно регулярно заседаниях правления или общих собраниях общества. В ОИААО входили как деятели, представлявшие по-существу весь имевшийся на тот момент интеллектуальный потенциал области (С^. Сиюхов, И.А. Наврузов, И.С. Цей, Д.А. Ашхамаф, А.Х. и Ю.Х. Бжассо, Ш.И. Кубов, Ч.Т. Пшунелов, К. Мишуриев, А. Чамоков и др.), так и представители широкой общественности Адыгеи: рядовые учителя, студенческая молодежь, работники различных учреждений и организаций области. К работе в обществе, благодаря личным связям и авторитету С. Сиюхова в среде российских кавказоведов, привлекались крупные научные силы Москвы, Ленинграда, Краснодара. В той или иной форме в ней принимали участие такие известные и признанные в научном мире исследователи Кавказа, как профессора А.Н. Генко, Б.М. Городецкий, А.Н. Грен,

Н.Ф. Яковлев, А.А. Миллер. Неслучайно в приветственном адресе к 200-летию Всероссийской Академии наук, составленном Правлением ОИА(Ч)АО, было особо отмечено пристальное внимание современной академической науки к истории и культуре адыгского народа [16].

Одной из несомненных заслуг «Общества изучения ААО» было налаживание собственной книгоиздательской деятельности. В течение 1925-1927 гг., помимо ряда обращений к населению, воззваний, методических указаний и т. п., публиковавшихся в периодической печати, общество осуществило выпуск двух информационно-ёмких отчётов о проделанной работе, а также серии «Материалов для истории черкесского народа», представлявших собой обширные извлечения из трудов дореволюционных авторов по истории и этнографии адыгов и Северного Кавказа [17]. К этой серии изданий ОИААО, ставших библиографическими редкостями, и по сей день обращаются как к

ценному историческому источнику местные и российские кавказоведы. К сожалению, Обществу не удалось, по ряду причин, выпустить планировавшийся сборник собственных материалов: научных докладов и сообщений, наиболее интересных и важных протоколов заседаний [18]. Следует упомянуть о самостоятельных опытах научного и литературноисторического творчества некоторых членов ОИААО (И. Барона, А. Чамокова, К. Мишуриева, С. Сиюхова и др). Поскольку идея издания в Адыгее в 20-е годы научного журнала за отсутствием средств и соответствующей полиграфической базы осталась лишь благим пожеланием, приходилось публиковаться в периодической печати, на страницах общественно-политических и литературно-художественных журналов, в «Известиях ОЛИКО» и других региональных краеведческих изданиях. В большинстве этих статей и очерков освещались события недавней истории: революционное движение и Гражданская война в Адыгее и на Кубани, обретение автономии, национально-культурное и хозяйственно-экономическое развитие адыгов в предреволюционные годы и после революции [19].

В первое послереволюционное десятилетие и позже, в дни революционных юбилеев в местной печати появлялось довольно много материалов, представлявших собой воспоминания участников и очевидцев Гражданской войны в Адыгее и на Юге России. Они в значительной степени дополнят и расширят источниковую базу региональной историографии 30-х-40-х годов и в последующее время. Отражая точку зрения на события лишь одной - победившей стороны (партии большевиков, пролетариата, определенного социального слоя, класса), эти материалы, к сожалению, не способствовали воссозданию объективной и полноценной исторической реконструкции. Велик был интерес к личностям и биографиям крупных деятелей и вождей революционного движения и Гражданской войны. К таковым в Адыгее относился, прежде всего, Мос Шовгенов -первый большевик из кубанских адыгов, возглавлявший в 1918 году Комиссариат по Горским делам при ЦИК Кубано-Черноморской республики. Из печатных материалов о нем отметим историко-биографические публикации членов ОИААО М.К. Хуажева, Д. Цея, Ч. Пшунелова [20].

Разнообразную научно-краеведческую и исследовательскую работу проводил в Адыгее близкий друг и соратник С. Сиюхова Ибрагим Асланбекович Наврузов - один из учредителей, член Правления, некоторое время ученый секретарь ОИААО, первый директор организованного обществом историко-этнографического музея. И. Наврузов проявил себя, по отзывам современников и близко знавших его людей, как подлинный патриот-краевед, до фанатизма преданный научно-поисковой работе. Им было записано со слов знатоков фольклора и народных сказителей немалое число старинных легенд и сказаний, исторических песен и генеалогических преданий, представлявших собой образцы устной истории адыгского народа. В своих публикациях И. Наврузов отразил перипетии создания первого национального музея и формирования его фондов и экспозиций, оставил уникальные сведения о зарождении и первых успехах музейного дела в Адыгее [21]. По поручению общества и по личной инициативе он побывал во многих архивохранилищах, музеях, библиотеках страны, где увлеченно занимался выявлением материалов, касающихся истории и культуры адыгов. Ибрагим Наврузов заложил основы национальной научной библиографии. Им впервые были составлены весьма обширный библиографический список исторической и этнографической литературы об адыгах и сборник сообщений иностранных авторов о Черкесии и Абхазии с древнейших времен до XIX в., написаны статьи «Адыге», «Абадзехи» и «Шапсуги» для Большой Советской Энциклопедии [22]. Основные труды самобытного историка и краеведа, подготовленные в свое время к печати, так и не были опубликованы. Об этом впоследствии с горечью вспоминал проф. Л.И. Лавров, посещавший И. Наврузова незадолго до ареста и гибели последнего в сталинских лагерях [23].

Деятельное участие в краеведческой работе принимал Ш.И. Кубов, известный не только как талантливый поэт и музыкант, но и как неутомимый собиратель фольклорноэтнографического материала, проводивший по поручению правления ОИААО активную поисковую работу. Обучаясь в 1920-е годы в Ленинградском институте современных восточных языков, где его наставниками являлись проф. А.Н. Генко и акад. И.Я. Марр, он предпринял небезуспешную попытку выявить в академических библиотеках и архивах Ленинграда творческое наследие и биографии У. Берсея, Ш. Ногмова, «других адыгов, проявивших себя на поприще науки и искусства», пересылая обнаруженные артефакты в правление общества и лично С. Сиюхову [24].

«Общество изучения Адыгейской автономной области» было, несомненно, любимым детищем С. X. Сиюхова. С момента учреждения первой областной научнокраеведческой организации в 1924 г. и по 1927 г. он не только проводил основную организационную и научно-методическую работу, вел заседания Правления и общих собраний общества, будучи его фактическим руководителем, но и нередко выступал на них с собственными докладами и сообщениями: «О планах и методах предстоящей работы Общества», «Об археологических исследованиях профессора А.А. Миллера в Адыгее», «О черкесских богатырях - Нартах», участвовал в научных дискуссиях по спорным и малоизученным вопросам национальной истории и этнографии. Сохранились стенограммы выступлений С. Сиюхова на заседаниях общества, неизменно отличавшихся содержательностью, глубиной проработки и знания темы, аналитическим подходом и убедительностью аргументов. Один из последних докладов, прочитанных С. Сиюховым на общем собрании ОИААО 11 марта 1928 года, был посвящён теме «Горцы и Кавказская война (по сочинениям Л. Толстого)». «Сын и историограф своего народа, глубоко любящий его» [25], он и в дореволюционное время, и в советский период серьёзное внимание уделял правильной постановке и организации сбора, обработки, систематизации и публикации полевого фольклорно-этнографического, документального и литературного материалов об историческом прошлом адыгов, часто публиковался в печати по данной проблематике.

Различным темам и сюжетам национальной истории посвящен ряд его дореволюционных работ: «Этнографические наброски» (1913 г.), «Коронованные палачи» и «Перед национальной катастрофой» (1914 г.), «Очерк жизни и нравов черкесов, населяющих Кубанскую нагорную область» (1915 г.) и другие. В 20-е годы, несмотря на огромную загруженность административной, организаторской, общественной и научнопросветительской работой, С. Сиюхов, как отмечалось выше, возобновил своё литературно-историческое творчество, в котором затрагивались вопросы истории, развития народного просвещения и культуры адыгов. Сохранилась часть обширного рукописного наследия С. Сиюхова, содержащая ценный историко-краеведческий, этнографический и фольклорный материал.

Говоря о начальном этапе становления советского научного краеведения в Адыгее, необходимо отметить, что усилиями и стараниями краеведческих организаций и структур, отдельных энтузиастов в автономной области в течение первого послереволюционного десятилетия была проделана масштабная организационная и практическая исследовательская работа в области адыгской истории и этнографии; налажены тесные и плодотворные контакты и сотрудничество с рядом научно-краеведческих учреждений и организаций, с известными деятелями науки регионов и центра страны; собран и систематизирован значительный печатный и полевой фольклорно-этнографический материал; создана солидная источниковедческая база для последующих историографических и этнографических исследований; появились публикации местных авторов по конкретным темам и сюжетам национальной истории; предприняты первые шаги по созданию обобщающих работ по истории и этнографии адыгов. К середине

десятилетия местные историки и краеведы вплотную подошли к необходимости создания капитального обобщающего труда по истории Адыгеи, идея чего уже давно «витала в воздухе». В начале 1925 года ученый секретарь «Общества изучения ААО» Г.Я. Крыжановский в статье «Вопросы краеведения в Адыгее» констатировал: «Полная история адыгейского народа еще не написана... Необходима большая, широкая и разнообразная краеведческая работа...» [26]. Но уже в производственном плане издания общественно-политической литературы редакционно-издательской комиссии за тот же 1925 год, одобренном Северо-Кавказским отделением центрального издательства, в других синхронных по времени документах АдыгОБОНО фигурирует историкоэтнографический труд с рабочими названиями «История черкесов», «Адыгея», «Адыгейская автономная область» [27]. Книга, согласно архивным источникам, была включена в издательский план Северо-Кавказского отделения центрального издательства народов СССР. В ноябре 1925 года состоялось специальное совещание Адыгоблисполкома по вопросу составления рукописи книги «Адыгейская автономная область», на котором были определены ее «программа», структура и авторский коллектив из «активных работников, сведущих в вопросах, которые должны быть освещены в проектируемой книге...». Ответственность за выполнение работы возложена на заведующего ОБОНО и председателя редакционно-издательской комиссии С^. Сиюхова [28].

«Работу по сбору и разработке материалов по истории Адыгеи ведет Сефербий Сиюхов - один из видных знатоков края», - сообщал в 1926 году кубанский краевед и библиограф проф. Б.М. Городецкий, в ту пору ученый секретарь Адыгейской областной плановой комиссии, также проводившей в области определенную краеведческую работу

[29]. Именно С^. Сиюхов и Б.М. Городецкий станут, в конечном счете, главными исполнителями значительного для своего времени научного труда «Адыгея (Адыгейская автономная область): Историко-этнологический и культурно-экономический очерк», изданного в начале 1927 года в серии «Республики и области СССР. Северный Кавказ»

[30]. Выход в свет «Адыгеи.» можно считать своего рода вехой, точкой отсчета, с которой берет начало развитие научно-исторического адыговедения советского периода. В монографии, структурно состоявшей из глав в соответствии с проблемнохронологическим принципом, достаточно подробно и объективно отражен тернистый, полный драматических коллизий исторический путь адыгского народа с древнейших времен до создания автономии. Показана этническая история адыгов, в которой древний народ, возможно, впервые в отечественной историографии, предстает самостоятельным субъектом мировой истории, творцом собственной исторической судьбы, а не безликой и инертной массой, о которой прежняя официальная наука вспоминала лишь в связи с теми или иными политическими, военными, экономическими, «цивилизаторскими» и прочими устремлениями и планами могущественных соседей. В книге прозвучала жесткая, но вполне корректная с научной точки зрения оценка Кавказской войны, названы ее подлинные причины и цели, главные виновники национальной трагедии адыгов. Пройдет не одно десятилетие, прежде чем концептуальные положения авторов одного из первых историографических опытов зарождавшегося советского адыговедения, не освоившего еще в полной мере «марксистко-ленинской методологии» по Сталину, возможно будет реанимировать и развивать далее.

Современники же по достоинству его оценили. Ш.У. Хакурате, приветствуя выход издания, писал, что труд «... является одним из первых опытов серьезной работы по обследованию национальных образований нашего края, .нужно приветствовать появление такого рода книги и пожелать, чтобы Нац. Совет, взявший на себя инициативу издания историко-этнографического очерка, проявил ее и дальше, т. е. и в отношении к другим автономным областям С. Кавказа» [31]. «...Настоящим событием,

которое будет отмечено краеведами с чувством особого удовлетворения», восприняли появление книги в Северо-Кавказском Горском НИИ (г. Ростов-на-Дону) [32].

В конце того же 1927 года к 10-летнему юбилею Октябрьской революции была опубликована еще одна большая работа по истории Адыгеи [33]. Автор текста -сотрудник краевого бюро Истпарта (комиссия по изучению истории Октябрьской революции и ВКП(б) - Авт.) Я.Н. Раенко-Туранский постарался вкратце отразить социально-экономическую и политическую историю адыгов дореволюционного периода и более подробно и детально события Гражданской войны и советского строительства в Адыгее, стремясь строго придерживаться позиции и рамок официальной партийной методологии и идеологии. Последнее не помешало, однако, избежать в работе ряда «вульгарно-социологических» выводов в отношении, в частности, уровня хозяйственноэкономического развития адыгского общества XIX-нач. XX вв. Крайней классовой ограниченностью и нетерпимостью отличаются взгляды Я.Н. Раенко-Туранского при освещении трагических событий Гражданской войны на Кубани и в Адыгее, когда он фактически выступает апологетом беспощадного красного террора против врагов новой власти.

Судьбы двух исторических монографий, изданных почти одновременно, как и их создателей, сложатся по-разному. Авторы «Адыгеи.», объявленные «буржуазными националистами», будут репрессированы (Б.М. Городецкий вынужденно покинет регион в 1928 году), а их труд - надолго изъят из научного оборота. Партийный историк Я.Н. Раенко-Туранский сделает благополучную карьеру, удостоится профессорского звания и должности проректора по науке Ростовского госуниверситета.

Обозревая ранний этап становления и развития в Адыгее научного краеведения, необходимо упомянуть и о деятельности, наряду с редакционно-издательской комиссией ОБОНО и «Обществом изучения ААО», таких учреждений и организаций, как Архивное бюро, Облплан, Областной Истпарт, нередко публиковавших результаты своих изысканий, статистический материал и прочее в периодической печати или отдельными изданиями [34]. В первый пятилетний перспективный план научно-исследовательских работ по изучению Адыгеи в «естественно-историческом, экономическом и археологоэтнологическом отношениях», утверждённый в 1926 году, была заложена довольно внушительная по тому времени сумма в 55620 руб. [35]. Бурное развитие краеведческих обществ и учреждений привело местных деятелей к идее учредить Бюро Ассоциации краеведческих организаций Адыгеи.

Авторитет адыгейского краеведческого движения 20-х годов и его фактического руководителя признавался и был довольно высок среди родственных учреждений и организаций соседних регионов. Свидетельством тому может служить официальное обращение только что организованного Кабардино-Балкарского НИИ к правлению «Общества изучения ААО», датированное январем 1926 года, с предложением установить научные контакты и наладить обмен трудами и информацией [36]. Письмо похожего содержания с предложением о сотрудничестве и обмене накопленным опытом научноисследовательской работы за подписями и. о. директора КБНИИ В. Рюмина и заведующего историко-этнографическим сектором института А. Радищева поступило в адрес С. Сиюхова в апреле того же 1926 г. [37]. В одном из приветственных адресов Правления ОЛИКО на имя С. Сиюхова читаем: «...Хочется сказать и подчеркнуть, что Вы, первый из черкесов, в сознании необходимости спайки науки с населением, в сознании, что «Краеведение — это самосознание страны», завязываете тесную связь с Обществом Любителей Изучения Кубанского Края, становясь его деятельным Членом, выступая с докладами на его собраниях и печатая свои статьи в его «Известиях», а затем со свойственной Вам энергией и любовью к делу, организуете и открываете «Общество Изучения Адыгейской Автономной области»... Мы знаем и надеемся, что Вы

и из своего далека будете продолжать работать с нами и оказывать нам своё содействие в родных Вам Краеведческих Обществах...» [38]. Решение о проведении в Краснодаре по инициативе ОИААО съезда Ассоциации Северо-Кавказских Горских краеведческих организаций убедительно свидетельствовало о признании достигнутых краеведами Адыгеи успехов.

На такой, в целом оптимистической ноте, завершался в Адыгее начальный организационный период зарождения местного краеведения и его органичной и важнейшей части - исторического краеведения. В 1928-1929 гг. Правление ОИААО инициировало создание научно-исследовательского института краеведения, после чего дальнейшее существование общества было признано нецелесообразным.. .[39].

Результаты изучения процессов национально-культурного строительства в Адыгее периода 1920-х гг. позволяют утверждать, что своими успехами и результативностью оно во многом обязано организаторским способностям, неустанным трудам и усилиям Сафербия Хацуцевича Сиюхова. С его именем и преобразовательной деятельностью непосредственным образом связано организационное становление и развитие в Адыгейской автономной области научного краеведения и краеведческого движения, общественных и гуманитарных наук: педагогики, истории, этнографии. С.Х. Сиюхов проявил себя не только как умелый организатор и талантливый руководитель народного образования, национальной культуры, школьного и научного краеведения в Адыгее, но и как разносторонний исследователь, автор трудов и публикаций по различным отраслям знаний и научным дисциплинам, популяризатор достижений науки и культуры среди трудящихся масс автономии. Возглавляя в первой половине 20-х гг. отдел народного образования Адыгоблисполкома, он одновременно руководил работой методического совета, редакционно-издательской, терминологической и др. комиссий, «Общества изучения ААО». В определении приоритетов, стратегии и тактики исследовательской и научно-просветительной работы вверенных структур и учреждений и достигнутых при этом результатов роль и авторитет С.Х. Сиюхова имели, безусловно, решающее значение.

Примечания:

1. Биография как историческое исследование // История СССР. М., 1970. № 4. С. 231; Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 440; Куприянов А.И. Историческая антропология в России // Отечественная история. М., 1996. № 4. С. 90.

2. Сефербий Сиюхов - адыгский просветитель. Майкоп, 1997. 191 с.

3. Бузаров К.И., Бузаров Аз.К. С.Х. Сиюхов. Из эпистолярного наследия // Вестник АГУ. Майкоп, 1998. Вып. 1. С. 199.

4. Национальный архив РА (далее НАРА). Ф. Р-21. Оп. 1. Д. 1. Л. 287.

5. НАРА. Ф. Р-21. Д. 17. Л. 52.

6. Раенко-Туранский Я.Н. Адыги до и после Октября. Ростов н/Д; Краснодар, 1927. С. 167.

7. НАРА. Ф. Р-21. Оп. 1. Д. 1. Л. 130.

8. Адыгейская автономная область // Псалъ. М., 1924. Вып. 1. С. 20-24 [на адыг. яз.]; Из истории адыгской письменности // Псалъ. М., 1924. Вып. 1. С. 45-49 [на адыг. яз.]; Бжедугская революция // Псалъ. Краснодар, 1926. Вып. 2. С. 47-50 [на адыг. яз.]; Из истории темиргоевцев // Псалъ. Краснодар, 1926. Вып. 2. С. 58-64. [на адыг. яз.].

9. НАРА. Ф. Р-21. Оп. 1. Д. 1. Л. 327.

10. Там же. Л. 328.

11. Бузаров К.И., Бузаров Аз.К. Указ. соч. С. 197.

12. НАРА. Ф. Р-21. Оп. 1. Д. 1. Л. 90.

13. Там же. Л. 331.

14. Советская Адыгея. Бюллетень. Краснодар, 1925. Вып. 1. С. 58.

15. НАРА. Ф. Р.-8. Оп. 1. Д. 108.

16. К 200-летию Всесоюзной Академии Наук. Приветственный адрес // Советская Адыгея. Бюллетень. Краснодар, 1925. Вып. 1. С. 140.

17. Дубровин Н. Черкесы (Адыге). Краснодар, 1927. 176 с.; Абрамов Я. Кавказские горцы. Краснодар, 1927. 36 с.; Люлье Л.Я. Черкесия. Историко-этнографические статьи. Краснодар, 1927. 48 с.; Пейсонель М. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750-1762 годах. Краснодар, 1927. 35 с.; Фонвиль А. Последний год войны Черкесии за независимость: 1863-1864 г. Из записок участника-иностранца. Краснодар, 1927. 42 с.

18. НАРА. Ф. Р-21. Оп. 1. Д. 13. Л. 92.

19.Мишуриев К. Три года автономии // Советская Адыгея. Бюллетень. Краснодар, 1925. Вып. 1. С. 3-4; Барон И. Октябрьская революция и черкесы Адыгеи // Советская Адыгея. Бюллетень. Краснодар, 1925. Вып. 1. С. 113-115; Цей И. Авантюра Келеч-Гирея // Советская Адыгея. Бюллетень. Краснодар, 1925. Вып. 1. С. 115-119; Сиюхов С.Х. Положение народного образования в Адыгейской области в 1924 году // Известия ОЛИКО. Краснодар, 1925. Вып. IX. С. 174-182; Он же. Сиюхов С.Х. Народное образование в А(Ч)АО // Советская Адыгея. Бюллетень. Краснодар, 1925. Вып. 1. С. 62-68; Чамоков А. Адыгея стала на широкий путь культурного и хозяйственного строительства // Адыгейская жизнь. Краснодар, 1928. № 85. С. 1-2.

20.Пшунелов Ч. Первый революционер // Адыгейская жизнь. Краснодар, 1927. 7 ноября. С. 1; Он же. Пшунелов Ч. Шеуджен Мос // Адыгэ псэук1. Краснодар, 1927. № 39. С. 1 [на адыг. яз.]; Хуажев М., Цей Д. Мос и Гошевнай Шовгеновы. Материал к биографии. Краснодар, 1927.

21. Наврузов И.А. Адыгский областной музей. Краснодар, 1929. 27 с.

22. НАРА. Ф. Р-21. Оп. 1. Д. 17. Лл. 23-24.

23. Лавров Л.И. Этнография Кавказа. Л., 1982. С. 57.

24. Бузаров К.И., Бузаров Аз.К. Указ. соч. С. 198.

25. Советская Адыгея. Бюллетень. Краснодар, 1925. Вып. 1. С. 70.

26. Там же. С. 57-58.

27. НАРА. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 17. Лл. 9, 64, 65.

28. Там же. Лл. 40, 60, 61.

29. Вопросы краеведения в А(Ч)АО. Краснодар, 1926. Вып. V. С. 17.

30. Алиев У., Городецкий Б.М., Сиюхов С. Адыгея (Адыгейская автономная область): историко-этнологический и культурно-экономический очерк. Ростов н/Д, 1927. 184 с.

31. Там же. С. 2-3.

32. Бюллетень Северо-Кавказского краевого Горского НИИ. Ростов н/Д, 1927. № 1. С. 3940.

33. Раенко-Туранский Я.Н. Указ. соч. 182с.

34. Историко-экономический обзор ААО (Взамен Отчета Совету Труда и Обороны). Краснодар, 1923. 113 с.; Вопросы краеведения в А(Ч)АО. Краснодар, 1926. Вып. V. 72 с.; Список населенных пунктов ААО по состоянию на 1 января 1927 г. Краснодар, 1927. 40 с.

35. Вопросы краеведения в А(Ч)АО. Краснодар, 1926. Вып. V. С. 70.

36. НАРА. Ф. Р-21, Оп. 1. Д. 13. Л. 92.

37. Там же. Д. 17. Л. 83.

38. Архив С.Х. Сиюхова в фондах НМРА. Копия документа хранится в личном архиве автора.

39. Первые исследования различных аспектов деятельности общества, внесшего большой вклад в общественное и культурное развитие ААО, относятся к началу 1990-х гг. См.: Шадже А.М. Деятельность общества изучения Адыгеи по охране памятников истории и

культуры (1925-27 гг.) // Культура и быт адыгов. Майкоп, 1991. Вып. VIII. С. 405-416.

УДК 94 (479.25):39 (=19) ББК 63.3 (5 Арм)5 3-47

Л.С.Зейтуньян,

соискатель кафедры Всеобщей истории АГУ, г.Майкоп, [email protected]

Армянское население в Османской империи накануне геноцида 1915 г.

(Рецензирована)

Аннотация: Целью данной статьи является характеристика положения

армянского населения Турции накануне геноцида 1915 г. Предполагается изучить причины антиармянской политики младотурков ее реализацию на практике.

Ключевые слова: младотурки, конституция, армянское население, массовые убийства, погромы, османизация, Туран, пантюркизм, земельный вопрос.

L.S. Zeytunyan,

Competitor for Candidate degree of General History Department of Adyghe State

University, Maikop, e-mail: [email protected]

The Armenian population in Ottoman Empire on the eve of the genocide of 1915

Abstract: The purpose of the paper is to characterize the conditions of the Armenian population in Turkey on the eve of the genocide of 1915. The reasons of the Antiarmenian policy of Young Turks and its realization in practice are studied.

Keywords: Young Turks, the constitution, the Armenian population, massacre, pogroms, Ottomanization, Turan, Pan-Turkism, an agrarian question.

Вопрос о национальных меньшинствах в многонациональных странах всегда имел особую значимость. Не утратил данный вопрос своей актуальности и в настоящее время. Требования малочисленных народов, проживающих в пределах той или иной страны, практически всегда сводились к следующему: обеспечение равноправия наряду с титульной нацией.

Научная значимость статьи состоит в том, что в ней предпринята попытка комплексного анализа проблем взаимоотношений между младотурками и армянским населением Османской империи накануне геноцида 1915 г.

Положению армянского населения в Османской империи накануне геноцида 1915 г. достаточно большое внимание уделено в работе М. Кочар «Армяно-турецкие общественно-политические отношения и Армянский вопрос в конце XIX - начале XX вв. [1]. Эта проблема была также поднята в трудах В.Г. Туняна «Младотурки и Армянский вопрос» [2], Дж. Киракосяна «Западная Армения в годы Первой мировой войны» [3] и «Младотурки перед судом истории» [4]. Но недостаточно освещенными остались вопросы относительно причин обращения турецкого правительства к кровавому разрешению Армянского вопроса.

В начале XX в. было принято считать, что многоязычные интернациональные империи особо уязвимы для угрозы национализма. Почти повсеместно правители

империи пытались превратить как можно большую часть своей территории в единое консолидированное государство. Как отмечал британский историк Доминик Ливен, никто в Европе уже не сомневался в том, что из всех империй Османская являлась наиболее хрупкой [5]. Последняя попытка Османской империи противостоять этим угрозам во время Первой мировой войны оказалась также и самой экстремальной, приняв в 1915-1916 гг. форму геноцида армян. Многочисленные документы этого периода подтверждают, что еще до мировой войны турецкое правительство приняло решение ослабить и «разредить» христианское население Армении путем заселения ее другими элементами.

Земли Западной Армении, входящие в состав Османской империи подразделялись на Эрзрумский, Сиваский, Диарбекирский, Ванский, Битлиский и Харпутский вилайеты, где армяне составляли 38,8 %, а турки составляли лишь 26,5% [6]. Именно на этих территориях, именуемых впоследствии Турецкой Арменией, проживало подавляющее большинство армянского населения Османской империи. Армянский элемент присутствовал практически в каждом вилайете империи. Точную численность армянского населения установить трудно, так как в Османской империи никогда не проводилась более или менее достоверная перепись населения. Турецкое правительство намеренно фальсифицировало данные переписи в доказательство того, что армяне составляли лишь незначительное меньшинство в стране, так как «великие державы» активно интересовались армянским вопросом и требовали от Порты конкретных реформ для его разрешения. На сегодняшний день вопрос о численности армянского населения в Османской империи по-прежнему продолжает оставаться одним из самых сложных и спорных для историков. Итальянский историк Дж. Гуайта считает, что как во время геноцида, так и впоследствии по политическим, экономическим и другим причинам, турецкие и армянские авторы манипулировали числовыми данными исходя из собственных интересов [7].

Время правления султана Абдула-Гамида II (1876 - 1909 гг.) оставило кровавый отпечаток в истории армянского народа. Погромы и массовые убийства становились обыденностью для рядового армянина, а неоднократные петиции армян в адрес великих держав результатов не приносили. Таким образом, снисходительность Европы создала благоприятные условия для запуска маховика «геноцидальной» машины еще в XIX в.

В конце декабря 1907 г. в Париже состоялся II съезд оппозиционных сил Османской империи. В нем участвовали представители младотурков под именем партии «Единение и Прогресс», а также представители армянских партий «Дашнакцутюн» и «Арменакан». В принятой декларации народы Османской империи призывались к совместному «всеобщему восстанию» против режима Абдула-Гамида II. Младотурки, хотя и не разрешали основные вопросы, касающиеся армян, но обещали дать им широкие демократические, конституционные свободы, которые в случае претворения их в жизнь могли несравненно улучшить положение подвластных народов Османской империи [1].

Требования армян сводились к следующему: представительства армян в административных органах, свобода вероисповедания, обеспечение гражданских прав. Но самым главным требованием армянские общественно-политических кругов было право на самоуправление в составе Османской империи. Младотурки же предлагали армянам только равноправие наряду с турецким населением. Нежелание проводить реформы для Турецкой Армении одна из проправительственных турецких газет объясняла так: «Малая Азия - это позвоночник империи. Она поставляет воинов и изыскивает деньги, обеспечивая неземную жизнь империи. Если Анатолия (турецкое

название Западной Армении - прим.авт.) погибнет, то погибнет одновременно Османская империя.» [2].

Армянское население Османской Турции, находившееся в тисках государственного террора, с приходом к власти младотурков связывало большие надежды на облегчение своего тяжелого положения. В частности армяне надеялись на разрешение земельного вопроса. При Абдуле-Гамиде II имения армян были захвачены турецкими и курдскими феодалами. Армяне же надеялись, что благодаря конституции они снова станут хозяевами своих земель. В результате июльского переворота 1908 г. в стране была утверждена конституционная монархия. Как отмечает доктор исторических наук В.И. Шпилькова в своем исследовании «Младотурецкая революция», члены партии «Единение и прогресс» теперь делили власть с феодальноклерикальными элементами, в чьих руках она формально и сохранялась [8]. Османская империя согласно восстановленной конституции от 23 декабря 1876 г. рассматривалась неделимой целостностью, и все подданные, без различия религии, представлялись османами. Восстановление конституционного режима было встречено с большим восторгом в армянской среде. После введения в стране конституции, младотурки приступили к формированию общественного мнения, которое выражалось в следующем: посещение немусульманских общин, принятие участия в их мероприятиях под лозунгом «свобода, равенство и братство». При этом виновниками трагического прошлого армянского населения представлялись курды: «Не мы резали армян, а темные курды» [2]. Получив доступ к власти, младотурки сформулировали программу преобразований по возрождению страны: выборы в парламент, избрание городских управлений, признание «незаконными» всех постановлений султанского режима, увольнение скомпрометированных чиновников, ответственность министров перед правительством, децентрализация управления провинций с вводом самоуправления общин и округов, использование турецкого языка как государственного и допущение национального языка этнической общины на местном уровне, осуществление единой воинской повинности для всех граждан, создание начальной и всеобщей системы образования на официальном языке, отмена иностранного вмешательства во внутренние дела, установление государственного надзора над землями народов всех вероисповеданий Турции [2].

Новые условия общественного развития Турции стимулировали у армянских беженцев, иммигрировавших в Россию во время погромов при «кровавом султане», надежду на спокойную и мирную жизнь, которые вскоре стали прибывать на судах в Константинополь, среди которых одна часть пожелала остаться в столице, а другая -вернуться в провинции.

Однако вскоре стало понятно, что под провозглашенным лидерами младотурков «равенством» понималось не "равенство прав", а "равенство поведения", обязанность всех жителей империи стать османами. Помимо этого требования армянских общественно-политических сил о необходимости проведения реформ в Турецкой Армении все больше раздражали новые власти. 13 января 1909 года русский генеральный консул в Эрзеруме писал о том, что ненависть и недоверие новых властей к армянам "растет не по дням, а по часам" [9].

В апреле 1909 г. в результате контрреволюционного мятежа султан Абдул-Гамид

II был свергнут с престола, которого младотурки заменили его безвольным братом Мехмедом V. Приход к власти младотурок ознаменовался резким обострением армянского вопроса и витком новых репрессий против армянского населения. Одновременно с контрреволюционным мятежом по Киликии прокатилась волна армянских погромов, одни из самых кровавых имели место в г. Адане. Из дипломатической переписки известно, что уже весной 1909 г. накануне массовых

убийств армян в Адане младотурки начали вооружать мусульман, «в особенности городских дадашей, известных своей необузданностью и ненавистью к армянам» [9].

Массовые погромы и убийства в Адане в 1909 г. похоронили надежды армянского населения империи на нормальное проживание: «По объявлении

оттоманской конституции, которая уничтожила обагренный армянской кровью прежний деспотический строй, мы в полной надежде ждали, что наступит конец неслыханным бедствиям; но теперь с болью в сердце принуждены констатировать, что положение вещей в отношении армян не подвергалось какому-либо благоприятному изменению» [10]. Аданские погромы цепной реакцией прокатились и по другим местам Киликии, в частности убийства армянского населения имели место быть в Тарсуне, Гамидие, Мизмисе, Эрзине, Мараше, Дорт-Кола. Газета «Новое время» писала по этому поводу следующее: «Золотые горы, обещанные армянам

конституционной Турцией, оказались обманом. Вместо земного рая новая Турция устроила новую армянскую резню, которая по размерам и свирепости напоминает злейшие времена старой Оттоманской империи» [3]. Во время резни в Адане в 1909 г., жертвой которой стали более 20 тысяч человек, часть прибрежных жителей уехала из страны. В частности, многие армянские беженцы нашли пристанище на Кипре, в Ливане, Египте, Америке. В течение всего лета армянские церкви в Каире и Александрии были полны беженцев, «из которых многие не могли даже сменить белье со времени событий, имевших место в апреле месяце» [11].

В 1912 г. русский вице-консул Мавромати в своем донесении из Аданы сообщал о результатах расследования массовых убийств в Киликии в 1909 г., в ходе которых военный суд, созванный для разбора дел преступников, в итоге постановил повесить несколько армян. А в отношении действительных преступников-турок суд приговорил их к ссылке на несколько месяцев в таких провинциях, «пребывание в которых вряд ли будет им неприятно»: в Александрии, Каире, на о. Родос. Также дипломат указывал на то, что комитет «Единение и Прогресс» вместо восстановления порядка и учреждения прав, свобод и справедливости, посеял в большинстве вилайетов только анархию [12].

Земельный вопрос так и остался неразрешенным: земли по-прежнему оставались в руках захватчиков. Несмотря на то, что согласно существующему на тот момент законодательству, эмигранты не теряли права на землю, если предъявляли на нее требование в течение трех лет после возвращения. В этом отношении особенно тяжелым было положение тех армян, большая часть которых бежала на территорию России и оседла там, заслышав о конституции, вернулись на родину в надежде получить свои владения обратно. В итоге они остались без пристанища, без земли. Армянским беженцам земли возвращены не были, несмотря на просьбы Национального патриаршества и многочисленные обещания правительства. Помимо этого турецкое правительство перестало довольствоваться землями только тех армян, которые покинули Турцию. Теперь же стали экспроприировать земли и оседлых армян для последующего их распределения между турецкими и черкесскими переселенцами. Епископ Нерсес Хораханян в своем письме католикосу Геворку V отмечал, что, несмотря на то, что «Гамид низложен, гамидовская политика истребления армян последовательно продолжается» [13]. «Крестьянин, как и при гамидовской тирании, сегодня должен умереть от голода», «не произошло никакого изменения для этой страны «ужаса»: здесь (в Константинополе) в изобилии веселья, восторга и пиршеств никто не думает о том, что творится там, в провинции» [3]. Несмотря на конституцию и на уравнение в правах турок и армян, последние продолжали наказываться со всей строгостью по принципу: армянин - значит виноват. «Раньше старый султан Абдул Гамид время от времени приказывал нас резать тысячами. Во время организованных погромов нас на определенные сроки отдавали на резню курдам, и мы переносили

довольно страшные страдания. . Но после того, что мы переживаем теперь, мы буквально мечтаем о резне при старом режиме.. Это не просто отдельные вспышки гнева, как при Гамиде, а глубоко продуманные государственные меры против нашего народа.» [13]. Знаменитый полярный исследователь, а также защитник армянских беженцев Ф. Нансен считал, что единственная разница между младотурками и старыми турками в их политике преследования армян заключалась в том, что первые следовали хорошо задуманному плану и по этой причине были гораздо более опасны [14].

Немецкий востоковед Й. Маркварт, говоря о заранее продуманном плане истребления армян, отмечал, что во время съезда в Салониках в 1910 г. комитет «Единение и Прогресс» принял секретное решение, которое вело к созданию в Османской империи национального единения турок путем вытеснения инородных элементов, т.е. христиан. В донесении английского вице-консула Артура Б. Гери имеется приблизительное содержание речи, которая была произнесена министром внутренних дел Талаат-беем на тайном совещании в Салониках на заседании местного комитета партии «Единение и Прогресс»:

«.Вы знаете, что согласно конституции было подтверждено равенство мусульман и гяуров, но вы все вместе и каждый в отдельности знаете и чувствуете, что это неосуществимый идеал. Шариат, вся наша прошлая история, чувства сотен тысяч мусульман и даже чувства самих гяуров, упорно сопротивляющихся всякой попытке оттоманизировать их, представляют непроходимый барьер для установления действительного равенства. Мы сделали безуспешные попытки, чтобы обратить гяуров в лояльных османцев. Всякие подобные усилия неизменно будут терпеть неудачу до тех пор, пока маленькие независимые государства Балканского полуострова имеют возможность распространять сепаратистские идеи среди жителей Македонии. Поэтому не может быть и речи о равенстве до тех пор, пока мы не добьемся успеха в нашей задаче оттоманизации Империи - давнишней и трудной задаче, в которой, я осмеливаюсь предсказывать, мы добьемся успеха, когда положим конец агитации и пропаганде балканских государств.» [15].

Руководство партии «Единение и прогресс» исповедовало расистскую доктрину «Великого Турана». Территория Турана простиралась от Балкан до Алтая и Желтого моря. Но намеченную территорию рассекал «клин» христианских народов, который представлял собой «барьер» между турками и исламскими народами Кавказа, Ирана и Средней Азии. В рамках своих геополитических измышлениях, младотурки считали самым эффективным способом эту помеху уничтожить. Идеолог партии «Единение и Прогресс» Бехаэтдин Шакир заявлял следующее: «Нам нужно, чтобы от Стамбула до Индии и Китая было лишь мусульманское население»[16]. Фритьоф Нансен в своей книге «Армения и Ближний Восток» также подчеркивал, что программой младотурок было создание некоей «Великой Турции» с турецким языком и исключительно с турецкой администрацией: «даже арабы должны были быть отстранены от

общественных дел» [14]. Ориенталист Эмиль Думерг в своей речи, произнесенной им в Париже 16 января 1916 г., отмечал, что панисламизм Абдула-Гамида II был заменен пантюркизмом младотурок, подтверждая это словами военного министра Энвера-паши: «Ни одного христианина в Турции!» [17].

Доктрина «Великого Турана» подкреплялась и другими соображениями. Среди армян было много состоятельных людей, им принадлежало 60% импортной, 40% экспортной и 80% внутренней торговли в Турции. Как отмечает историк В.Е. Шамбаров, для лидеров партии «Единение и Прогресс» армяне были главными конкурентами, а конфискация армянского имущества давала надежду пополнить пустующую государственную казну [18].

В сентябре 1910 г. вступило в силу распоряжение Государственного совета, которое узаконило насильственные захваты имущества армян [19]. Помимо этого, упраздненные конституцией деспотические налоги и разные подати вновь стали взиматься с армянского населения. Еще одним признаком возвращения ко временам правления Абдула-Г амида II было возобновление практики насильственного обращения в ислам. Привилегия ношения оружия была предоставлена только турецким феодалам и их подчиненным, а закон о его запрещении приводился в исполнении только в отношении армянского населения.

Покушения на жизнь и честь армянских граждан, похищения и насильственное обращение в ислам стали хроническим явлением. Ограбление армянского населения продолжалось. Армяне отбывали повинность и неся службу, и платя продовольствием военный налог, причем в строй брались все без исключения от 20-ти до 45-летнего возраста, а налог вносился в размере 1/3 всего имевшегося у армян запаса продовольствия. Причем эта 1/3 бралась несколько раз в течение самого короткого промежутка времени. Кончалось все это тем, что население обиралось буквально до последнего. В 1911 г. как сообщал русский генеральный консул, армянское население Эрзрумского вилайета находилось в тяжелом состоянии из-за постоянных поборов и жестокости. Особенно страдали армянские крестьяне от насильственных действий откупщиков, которые под предлогом десятины обирали земледельцев. За сады и огороды налоги взимались в четырехкратном размере. Каждый год с одного человека взимался налог на дорогу, однако состояние дорог в Турции из года в год продолжало оставаться в плачевном состоянии. От этого налога были освобождены инвалиды, слепые, старосты, учителя и люди, находящиеся вне страны. Но это установление было нарушено, т.к. этот налог взимался со всех без исключения, «и даже с покойников». Естественно, что многим армянам жить при таких условиях было невозможно: «кто может - выселяется из Турции, остаются лишь те, кто по тем или другим причинам не в состоянии выселиться.» [20]. Архиепископ Ованес Аршаруни в своем такрире (запросе) великому визирю Махмуду Шевкет-паше сообщал, что из-за невыносимого гнета со стороны чиновников, армянское население находилось в состоянии подавленности: «землепашцы не осмеливаются выходить за пределы своих деревень для обработки полей; прочее население также не может заниматься своими делами. К тому же многие армяне, не видя для себя иного выхода, кроме эмиграции, группами вступают на путь изгнания, как это имело место при старом режиме» [21]. Турецкое правительство реагировало на такие заявления только обещаниями об учреждении комиссий, которые были бы уполномочены заняться рассмотрением преступлений на месте и применить правосудие, но эти обещания так никогда и не были приведены в исполнение.

Положение армян резко ухудшилось в результате Балканской войны, а затем и начавшейся Первой мировой войны. Министр внутренних дел Талаат-бей откровенно заявлял, что «Порта хочет использовать мировую войну для того, чтобы окончательно расправиться с внутренними врагами, не будучи отвлекаема при этом дипломатическим вмешательством из-за границы» [22]. В преддверии массовой резни армяне массами стали выселяться на территорию России.

Турецкое правительство в своих официальных отчетах перед европейскими представителями скрывало факты массовых убийств армян в западной Армении, которые, как отмечал немецкий журналист Г. Штюрмер в своих мемуарах «Два военных года в Константинополе», совершались под лозунгом «восстановления порядка в зоне военных действий с применением военных мер вследствие пособничества врагу, измены и вооруженной помощи со стороны населения» [23]. Оправданием этих действий, по мнению властей, служили стратегические

соображения, а также отдельные выступления армян, которые в свою очередь были спровоцированы погромами и убийствами. Эти выступления квалифицировались турками как революционные вспышки и как тайное сотрудничество с Россией. Среди мотивов истребления армян, турецкое правительство также называло следующие причины: запрещенное оружие, хранение символов армянской государственности. По словам властей, все это служило доказательством того, что «армяне не отказались от своих интриг и ждут удобного случая, чтобы разжечь смуты и убивать мусульман, опираясь на помощь России, врага Турции» [23].

Ища спасения, армяне возлагали большие надежды в деле своего спасения на северного христианского соседа. Так, армяне в Муше (район в Битлисском вилайете Турции, на территории Западной Армении), выведенные из терпения жестоким взысканием податей и продажей с аукциона для уплаты недоимок их имущества, решили поголовно принять православие, надеясь, что Россия перейдет к более решительным мерам для защиты своих братьев по вере. Русский посол в Константинополе М.Н. Гирс в своей депеше отмечал, что армяне утратили веру в возможность проведения турецким правительством каких-либо реформ, пусть даже и под европейским контролем. Армянский народ, полагали видные армянские деятели, мог быть спасен только посредством радикальной мерой, а именно русской оккупацией армянских вилайетов, носящей притом постоянный характер. В ответ на это, русское правительство только выразило свое сочувствие к тяжелому положению армянского народа, а также указало на то, что «настоящий момент, когда еще не ликвидирована Балканская война, не является подходящим для какого-либо выступления по данному вопросу» [22]. Католикос всех армян Г еворк V в своем письме Николаю II отмечал, что армянский вопрос, поставленный 34 года назад на разрешение европейской дипломатии на Берлинском конгрессе 1878 г. так и остался неудовлетворенным.

Таким образом, чаяния армянского народа на улучшение своего положения с восстановлением конституционного режима так и остались нереализованными. Члены партии «Единение и Прогресс» намеревались предоставить армянскому населению только конституционные права и свободы, а проведение каких-либо реформ для Турецкой Армении в планы младотурков не входило. Наоборот, их приход к власти ознаменовался новым витком процесса по ликвидации армянского населения в пределах Турции. Для спасения и модернизации империи младотурки начиная с XIX в. использовали идеи османизма, на смену которому в дальнейшем пришел пантюркизм, основными составляющими которого являлись расизм, шовинизм и пренебрежение догмами традиционного ислама. Турецкий национализм определялся утратой военного могущества, разложением империи, потерей доминирующего положения в регионе. Начав с лозунгов братства, свободы и равенства, члены партии «Единение и Прогресс» закончили свою деятельность геноцидом армянского народа в 1915 г. Политика этнических чисток, их использование для укрепления доминирующего положения турок в результате привела к уничтожению армянского народа на 65 %.

Примечания:

1. Кочар М. Армяно-турецкие общественно-политические отношения и Армянский вопрос в конце XIX - начале XX веков. Ереван: Изд-во Ереван. ун-та, 1988.

2. Тунян В.Г. Младотурки и Армянский вопрос. Ч. 1. (1908-1912). Ереван: Изд-во музей-института Геноцида армян, 2004. С. 49, 66, 212.

3. Киракосян Дж. Западная Армения в годы Первой мировой войны. Ереван: Изд-во Ереван. ун-та, 1971. С. 40, 24.

4. Киракосян Дж. Младотурки перед судом истории. Ереван: Айастан, 1986.

5. Ливен Д. Российская империя и ее враги. М.: Европа, 2007. С. 263.

6. Армения. Статистика населения // Германские источники о геноциде армян: сб. документов и материалов. Т. 1. Ереван: Айастан, 1991. С. 284.

7. Гуайта Дж. Шейх Файез эль-Гусейн о геноциде армян: «Ислам не причастен к их деяниям!». М.: ФАМ, 2007. С. 313.

8. Шпилькова В.И. Младотурецкая революция. М.: Наука, 1977. С. 22.

9. Из донесения русского генерального консула в Эрзруме послу в Константинополе И.А. Зиновьеву // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 188.

10. Патриарх западных армян католикосу Геворку V // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 228.

11. Адоссидес А. Армяне и младотурки // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 219.

12. Русский вице-консул в Адане послу в Константинопле Гирсу // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 231.

13. Письмо духовного предводителя армян Тарона католикосу Геворку V // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 237.

14. Нансен Ф. Армения и Ближний Восток. Ц^: http://www.armenianhouse.org/nansen/docs-ru/armenia1.html

15. Из донесения английского вице-консула в Монастыре послу в Константинополе Лоутеру // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983.

С. 202.

16. Шамбаров В. За веру, царя и отечество. М.: Эксмо, 2003. С. 371.

17. Из речи Эмиля Думерга, произнесенной в Париже 16 января 1916 г. // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 441.

18. Такрир Армянской патриархии в Константинополе министру юстиции Турции // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 222.

19. Из записки секретаря Русского генерального консульства в Эрзруме, представленной в штаб Кавказского военного округа // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 239.

20. Патриарх западных армян российскому послу Гирсу // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 259.

21. Из донесения германского посла в Константинополе канцлеру Бетману-Гольвегу // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 289.

22. Посол в Константинополе министру иностранных дел Сазонову // Геноцид армян в Османской империи: сб. документов и материалов / под ред. М.Г. Нерсесяна. Ереван: Айастан, 1983. С. 267.

23. Stuermer H. Two war years in Constantinople. URL: http://www.armenianhouse.org/stuermer/constantinople/index.html

УДК 94 (100) ББК 63.3 (0) 63 А 16

А.А. Абрегова,

аспирантка Адыгейского государственного университета, г. Майкоп, тел. 8918-220-50-26

Американо-турецкие отношения (1945-1952 гг.)

(Рецензирована)

Аннотация: Целью исследования является изучение периода активного становления и развития американо-турецких отношений (1945-1952 гг.). Для

реализации поставленной цели выдвигается две ключевые задачи: выявить причины двустороннего американо-турецкого сближения после Второй мировой войны; изучить уровень и масштабы американо-турецкого сотрудничества.

Ключевые слова: вторая мировая война, холодная война, «доктрина Г. Трумэна», «план Маршалла», Организация Североатлантического договора (НАТО), Организация Объединенных наций (ООН), военная помощь, Соглашение об экономическом сотрудничестве, Организация Европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС), политика нейтралитета.

A.A. Abregova,

Post-graduate student of Adyghe State University, Maikop, ph. 8-918-220-50-26 American-Turkish relations (1945-1952)

Abstract: The research is aimed at studying the period of active formation and development of American-Turkish relations (1945-1952). To realize this objective two key problems are put forward: to establish the reasons of bilateral American-Turkish rapprochement after the Second World War and to study the level and scales of American-Turkish cooperation.

Keywords: the Second World War, cold war, “G.Truman's doctrine”, “the plan of Marshall”, the North Atlantic Treaty Organization (NATO), the Organization of the Incorporated Nations (United Nations), the military help, the Agreement on economic cooperation, the Organization of the European economic cooperation (ОЕЭС), a policy of a neutrality.

Двусторонние отношения между государствами на протяжении всей истории, бесспорно, всегда вызывали большой интерес. Исследование американо-турецких отношений в период после окончания Второй мировой войны имеет особое значение, поскольку именно в этот период началось активное военно-политическое сотрудничество между Соединенными Штатами и Турцией. Хронологические рамки статьи определяются периодом после окончания Второй мировой войны с 1945 г. до вступления Турции в Организацию Североатлантического договора (НАТО) в 1952 г.

С окончанием Второй мировой войны произошли коренные изменения международной обстановке. Большая часть мирового сообщества вступила в совершенно новый период развития - этап «холодной войны», ознаменовавшийся кардинальными сдвигами во внешнеполитической стратегии многих государств мира.

Изменения, которые последовали после Второй мировой войны затронули и ближневосточные страны, многие из которых в послевоенный период из объектов превратились в субъекты международного права, то есть обрели национальную независимость. Завершение войны и начало «холодной войны» для Турции означало наступление глубоких изменений во внутренней и внешней политике, что было связано с отказом от проводимой ранее политики нейтралитета и более активного приобщения к западному сообществу.

Среди одной из причин американо-турецкого сближения в послевоенные годы было начало охлаждения отношений между СССР и Турцией. Существенную тревогу в Турции вызвал тот факт, что Москва настоятельно требовала пересмотра положений конвенции в Монтрё (1936 г.), регулировавшей режим эксплуатации турецких проливов Босфор и Дарданеллы. Советский Союз предлагал, чтобы контроль над режимом проливов был возложен на Турцию и другие черноморские державы, а оборона этих проливов осуществлялась бы Турцией и СССР совместно. Советский Союз тем самым пытался обезопасить свое черноморское побережье. А Турция в свою очередь ответила отказом на предложение СССР, посчитав, что это могло бы привести к угрозе её территориальной целостности.

В условиях обостряющихся отношений между СССР и Турцией, в апреле 1946 г. визит американского линкора «Миссури» в Стамбул был очевидным свидетельством возросшего интереса Соединенных Штатов к Анкаре. Этот жест со стороны США означал твердую политическую поддержку турецкого народа и правительства Турции в их намерении защитить страну, её свободу и суверенитет от угрозы иностранного вмешательства[1]. Соединенные Штаты считали, что именно Советский Союз представлял наибольшую угрозу суверенитету Турции. В условиях «холодной войны» и начавшегося противостояния двух держав - СССР и США, двусторонние американотурецкие отношения сразу же приобрели военно-политическую направленность. Следовательно, турецко-американское сближение проявилось уже в 1946 г., именно тогда, когда правительство Турции не приняло советские предложения по вопросу о проливах. В турецких правящих кругах не скрывали, что сближение с США основано на антисоветской политике, понимая, что оно ведет к превращению страны в американский военный плацдарм против Советского Союза. Турция мечтала о восстановлении своей гегемонии в ближневосточном регионе и не скрывала враждебного отношения к Советскому Союзу, который был препятствием на этом пути. В свою очередь, антисоветские планы Вашингтона и возрастающие интересы американских нефтяных монополий на Ближнем Востоке, а также стратегическое значение района определили особое внимание к нему Соединенных Штатов, которые после Второй мировой войны стали проводить активную политику по отношению к ближневосточным странам[2].

Бесспорно, одним из главных событий в американо-турецком послевоенном сотрудничестве было то, что 21 февраля 1947 г. британское посольство в Вашингтоне попросило о встрече посла Великобритании лорда А. Инверчапела с госсекретарем США Дж. Маршаллом для передачи двух важных нот, касающихся положения в Турции и Греции. В этих нотах британское правительство ставило в известность Соединенные Штаты о том, что с 1 апреля 1947 г. Англия прекратит оказание финансовой помощи Турции и Греции в виду своих собственных материальных затруднений, в которых она оказалась после войны и попросило американское правительство взять на себя оказание экономической и военной помощи этим двум странам. В ноте, касающейся Турции, выражалась тревога по поводу её международного положения. В ней в частности отмечалось, что сохранение независимости Турции представляет большую важность; турецкие вооруженные силы в

их нынешнем положении не в состоянии оказать эффективное сопротивление агрессии со стороны мировой державы; начальники английских штабов считали, что турецкой армии необходимо масштабное перевооружение, однако эта задача не может быть выполнена Великобританией из-за нехватки людских ресурсов и производственных возможностей. Следовательно, эта проблема могла бы быть решена Соединенными Штатами[3].

В ответ на это правительство США заявило о своей заинтересованности в сохранении стратегического положения Турции и предприняло ряд дипломатических и военных мер. Так появился повод для формирования «доктрины Г. Трумэна», провозглашенной президентом Соединенных Штатов Г. Трумэном 12 марта 1947 г. в его специальном послании к конгрессу США. В послании, получившем название «доктрины Г. Трумэна», особое внимание было уделено внешнеполитическому курсу Соединенных Штатов. В своем послании Г. Трумэн отмечал, что «в сложившейся послевоенной обстановке, когда английское правительство не в состоянии далее оказывать финансовую помощь Турции, Соединенные Штаты должны предоставить Турции экономическую помощь. Мы являемся единственной страной способной оказать такую помощь. Мы должны предпринять немедленные и решительные действия. Американская поддержка нужна Турции для обеспечения её территориальной целостности. Эта целостность необходима для сохранения порядка на Среднем Востоке»[4].

Обсуждение послания Г. Трумэна в сенате США выявило подлинные мотивы этой акции правящих кругов Соединенных Штатов. Американские конгрессмены руководствовались тем, что Турция является стратегическим пунктом для защиты коммуникационных линий в нефтяном ближневосточном районе. Говорили они и о коммунистической угрозе, и о нефти, которая вне сомнений являлась главным аспектом американского внешнеполитического интереса на Ближнем и Среднем Востоке. Согласно «доктрине Г. Трумэна», Турции за период с лета 1947 г. по апрель 1948 г. была ассигнована военная помощь в размере 100 млн. долл. и президент Соединенных Штатов отнес её к числу «демократических государств»[5]. «Доктрина Г. Трумэна», тем самым, сыграла большую роль в развитии американо-турецких отношений, став неким поворотным пунктом в их эволюции.

22 мая 1947 г. президент Г. Трумэн подписал Закон о предоставлении помощи Турции. Данный закон предусматривал: финансовую помощь в виде займов, кредитов, даров; отправку ограниченного числа военнослужащих США для помощи исключительно в качестве советников; предоставление необходимых товаров, услуг и информации, обучение персонала Турции. В 3-м разделе Закона ставились шесть предварительных условий, с которыми должна согласиться страна, получающая американскую помощь. Главным из них было согласие на неограниченный контроль за использованием помощи со стороны правительства США. В разделе 5 определялись обстоятельства, при которых президенту Соединенных Штатов предписывалось прекратить оказание помощи: если об этом попросит правительство Турции; если соответствующее решение вынесет Совет Безопасности или Генеральная Ассамблея ООН[6]. Уже 23 мая 1947 г. в Турцию прибыла военная миссия США во главе с генералом Л. Оливером в составе 22 офицеров американской армии и флота и 2 экономистов из госдепартамента. В её задачу входили изучение потребностей турецких вооруженных сил и составление плана распределения помощи по родам войск. Л. Оливер через месяц предоставил рекомендательный план распределения первых 100 млн. долл., выделенных Турции по «доктрине Г. Трумэна»: 48 млн. долл. - турецкой армии; 15 млн. - ВМФ; 26 млн. - ВВС; по 5 млн. - на улучшение стратегических дорог страны и на пополнение содержимого военных арсеналов[7].

12 июля 1947 г. было подписано американо-турецкое соглашение об оказании военной помощи Турции. Таким образом, было юридически закреплено право Соединенных Штатов, определять время, характер и объем помощи, контролировать её использование. Более того, согласно статье 3, прессе и радио США предоставлялось право свободного наблюдения и полного освещения хода выполнения программы, а правительство Турции обязывалось предавать внутри страны полной и постоянной гласности цели, источники, характер, масштабы, количество и результаты такой помощи. Впервые в истории турецкое правительство принуждалось к подобному информированию своего народа. В статье 4 предусматривались меры по обеспечению сохранности и секретности военных поставок и информации об условиях их использования. Запрещалось без согласия правительства Соединенных Штатов передавать их кому-либо, кто не является офицером, служащим или представителем правительства Турции, или использовать для какой-либо иной цели, кроме той, для которой эти товары или информация предоставлены. В статье 5 правительству Турции запрещалось использовать американскую финансовую помощь для выплаты своих долгов другим государствам[8]. В рамках этого соглашения в Турцию были направлены военные инструкторы, которые разрабатывали программы различных проектов строительства инфраструктуры и стратегических сооружений. С этого начался период широкомасштабного военно-политического сотрудничества между двумя странами.

Американская военная помощь и принципы контроля за её использованием воспринимались в Турции болезненно. Турция была вынуждена расплачиваться валютой за часть американских военных поставок, поэтому правительство страны было вынуждено расходовать государственные золотые запасы. Турция оплачивала золотом содержание американских инструкторов в своей армии. Только обслуживание военнослужащих Соединенных Штатов, находящихся на турецкой территории, обходилось ежегодно Турции в 32 704 тыс. долл. С этим было связано уменьшение турецких государственных золотых запасов, которые с 1946 по 1948 гг. сократились с 210 т. до 144 т. США поставляли Турции механизированные средства передвижения без запасных частей, поэтому турецкое правительство было вынуждено расходовать доллары на покупку запасных частей в Соединенных Штатах. Также Турции пришлось понести большие затраты на строительство аэродромов на турецкой территории[9].

Таким образом, реализация «доктрины Г. Трумэна» в Турции привела к глубокому и устойчивому американскому воздействию на все сферы жизни турецкого общества, включая внутреннюю и внешнюю политику, инфраструктуру.

Немаловажным событием в развитии послевоенных американо-турецких отношений было провозглашение госсекретарем США Дж. Маршаллом в рамках общего плана восстановления Европы - «плана Маршалла» летом 1947 г. «План Маршалла» стал экономической составляющей «доктрины Г. Трумэна». Для реализации плана 16 апреля 1948 г. в Париже была учреждена Организация Европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС). Условия «плана Маршалла» предусматривали необходимость заключения с США отдельных двусторонних соглашений о помощи с получающими её государствами, поэтому свой договор с американской стороной об участии в ОЕЭС готовила и Турция. 4 июля 1948 г. Анкара подписывает с США «Соглашение об экономическом сотрудничестве» в рамках «плана Маршалла». Отделение американского «Агентства международного развития» открыло свое представительство в Анкаре и начало налаживать сотрудничество с министерством финансов. Турции выделяется 10 млн. долл. экономической помощи. По «плану Маршалла» в Турцию начали осуществляться американские поставки машин для сельского хозяйства, прежде всего тракторов, энергетического и другого

промышленного оборудования, судов, химических удобрений. Ассигнования по «плану Маршалла» активно использовались практически во всех отраслях турецкой экономики

- и на крупные проекты, и на модернизацию имеющихся предприятий. Почти стопроцентная доля помощи поступала в распоряжение государственных экономических организаций и госструктур. Американскую помощь использовали такие государственные экономические организации как «Этибанк», «Сумербанк», «Управление железных дорог» и др.

Помощь по «плану Маршалла» подразделялась на прямую и косвенную. Прямая помощь предусматривала ассигнования валюты в виде безвозмездной ссуды или займа, с тем, чтобы непосредственно закупать товары и оборудование в Соединенных Штатах. Косвенная помощь предусматривала ассигнования США Турции валюты также в виде безвозмездной ссуды и займа для закупок товаров в европейских странах. Поставляемые в счет даров товары из Соединенных Штатов соответствующая турецкая госорганизация-получатель продавала турецкому потребителю по рыночной цене, вырученные суммы в турецких лирах направлялись в Центральный банк. 10% этих сумм использовались непосредственно американцами в самой Турции для покрытия своих текущих расходов. Следовательно, в результате реализации американской экономической помощи Турции, в 1946 г. доля товарооборота США в Турции составляла 17%, а в 1948 г. уже 33%. Что касается турецкого экспорта, то доля в нем США достигла 44% в 1945 г., а в 1947-1948 гг. снизилась до 20% [10].

Однако Турция считала уровень достигнутых двусторонних американо-турецкие соглашений недостаточным и выступала за заключение военно-политического союза с Соединенными Штатами. Подобные намерения высказал министр иностранных дел Турции Н. Садак в 1948 г. Он подчеркивал твердое решение своего правительства следовать в фарватере американской политики. С возникновением у США плана по созданию военного блока западных держав, турецкое руководство одобрило его и выразило желание присоединиться к нему.

В момент создания НАТО в 1949 г. многие члены этого военного блока по разным причинам были против вступления в него Турции. Англия не хотела включения Турции, так как она опасалась того, что страна окажется в полной зависимости от Соединенных Штатов, которые главенствовали в НАТО. Скандинавские страны, вошедшие в НАТО, боялись быть вовлеченными в конфликт из-за неевропейской страны - Турции, так как они считали политику последней, её отношения с Советским Союзом чреватыми серьезными осложнениями.

Со своей стороны Анкара всячески добивалась включения в стан западных группировок. Турция требовала принятия ее именно в НАТО, желая тем самым связать себя в военном отношении с США. Следовательно, Анкара стала проводить свою внешнюю политику в соответствии с политикой Соединенных Штатов. Ярким примером этому служит война Соединенных Штатов против Северной Кореи, начавшаяся в 1950 г. Турция предложила свою помощь в этой войне и направила летом 1950 г. в Корею смешанную бригаду в составе 4500 человек. Участие Анкары в корейской войне рассматривалось в США как доказательство американо-турецкой дружбы, как образец преданности в борьбе против коммунизма. В сентябре 1951 г. Совет НАТО рекомендовал вступление Турции в состав организации.

18 февраля 1952 г. Анкара вступила в НАТО. Главной особенностью вступления Турции в НАТО было то, что её территория не входила в границы Североатлантического блока, на которые распространялись его гарантии. Страны, входившие в состав НАТО, отмечали, что в случае возникновения войны, Турцию можно использовать для нанесения ударов по самым уязвимым и жизненно важным объектам СССР[11]. С вступлением Анкары в НАТО была расширена структура его

командования. В турецком городе Измире обосновалось командование объединенными сухопутными силами НАТО Юго-Восточной Европы. Турция стала одной из активных стран, входивших в этот союз. Она поддерживала все акции Соединенных Штатов в Организации Объединенных Наций (ООН). В результате вступления в НАТО Анкара стала получать помощь и по инфраструктурной программе блока, в том числе и поддержку по обеспечению снабжения и транспортировки войск. Следовательно, после вступления Турции в НАТО американо-турецкие отношения перешли в новое качество и оказание помощи Анкаре пошло по многосторонним союзническим программам.

Таким образом, после окончания Второй мировой войны было отмечено активное развитие американо-турецких отношений. Контакты между Соединенными Штатами и Турцией в этот период основывались на военном сотрудничестве, которое было во многом связано с началом холодной войны и противостоянием двух держав -СССР и США. Именно охлаждение отношений между СССР и Турцией и неспособность Англии более оказывать помощь Турции привело к активному американо-турецкому сближению в послевоенные годы. С принятием «доктрины Г. Трумэна» и «плана Маршалла» Соединенные Штаты стали проводить интенсивную внешнюю политику в отношении Турции, что привело к огромному потоку товаров из США в Турцию. Большое влияние «доктрина Г. Трумэна» и «план Маршалла» оказали и на внешнюю политику Анкары. От политики неприсоединения к военным блокам Турция перешла к участию в них в мирное время.

Примечания:

1. Гучанин М.П. Турция и США: основные этапы торгово-экономического сотрудничества. М., 2002. С. 34-35.

2. Поцхверия Б.М. Внешняя политика Турции после Второй мировой войны. М.,

1976. С. 61-62.

3. Расизаде А.Ш. Турецкий аспект доктрины Трумэна и некоторые просчеты сталинской дипломатии // Народы Азии и Африки. 1989. № 4. С. 40.

4. Recommendation for assistance to Greece and Turkey. Address of the President of the United States. 80th Congress. House of Representatives. First Session. № 171. P. 2-5.

5. Aid to Greece and Turkey // The Department of State Bulletin. Supplement. 1947. May 4. Vol. XVI, № 409A. P. 831.

6. An Act to Provide for Assistance to Greece and Turkey. Public Law. 80th Congress. Senate. First Session. Chapter 81. P. 938.

7. Расизаде А.Ш. Указ соч. С. 48.

8. Там же. С. 49.

9. Коняхина Т.В. Хэррис Д. Беспокойный союз. Турецко-американские проблемы в исторической перспективе 1945-1971 // Народы Азии и Африки. 1975. № 2. С. 193.

10. Гучанин М.П. Указ. Соч. С. 41.

11. Поцхверия Б.М. Указ соч. С. 66.

УДК 94

ББК: 63.3(2)622

Н.Т. Напсо,

кандидат исторических наук, доцент Филиала Ростовского государственного

университета путей сообщения в г.Туапсе, г.Туапсе, д.т. 8(86167)4-16-33, Е-

mail: napsont@ mail. ru

Северокавказские воинские формирования в германских вооруженных силах (1941-1945 гг.)

(Рецензирована)

Аннотация: В статье на основе анализа различных групп исторических источников изучена одна из категорий добровольческих формирований вермахта -северокавказские восточные легионы и их деятельность в 1941-1945 гг. Среди рассматриваемых проблем - германская концепция военного сотрудничества с представителями Северного Кавказа, боевое применение остбатальонов, организация и пропаганда в восточных легионах.

Ключевые слова: Северный Кавказ, третий рейх, коллаборационизм, вермахт, СС, восточные легионы, абвер, остбатальоны, разведывательно-диверсионные части.

N.T. Napso,

Candidate of History, Assistant Professor of Branch of the Rostov State University of

Communications in Tuapse, Tuapse, ph. 8(86167) 4-16-33, Е-mail: napsont@ a mail.

ru

The North Caucasian military units in the German armed forces (1941-1945)

Abstract: In the paper, basing on the analysis of various groups of historical sources, the author studies one of the categories of voluntary military units of Wehrmacht - the North Caucasian east legions and their activity in 1941-1945. Among the considered problems is the German concept of military cooperation with representatives of the North Caucasus, fighting application of the Ostbatallionen, the organization and propaganda in east legions.

Keywords: the North Caucasus, the third Reich, collaborationism, the Wehrmacht, the SS, east legions, the Abwehr, Ostbattalionen, intelligence-subversive military units.

Изучение военного коллаборационизма, в том числе его важной кавказско-тюркской составляющей, по праву считается одной из наиболее интересных и трудных для анализа тем в обширном спектре проблематики истории Второй мировой войны. Отношение немцев к военному сотрудничеству с представителями народов Кавказа и тюрко-исламских регионов Крыма, Поволжья и Средней Азии на протяжении этого периода характеризуется широким спектром оценок: от пренебрежительного

игнорирования до политики заигрывания и провозглашения союзнических, договорных связей с нами. Такая трансформация концепции военного сотрудничества была вызвана несколькими ключевыми моментами. Во-первых, предвоенными планами немецкого руководства относительно будущего положения того или иного народа в системе «нового порядка». Во-вторых, эволюцией в германской внешней, национальной и оккупационной политике, которые находились в прямой зависимости от положения на фронтах. В-третьих, взаимоотношениями и противоречиями между немецкими партийными органами, командованием вермахта и аппаратом СС.

Руководство рейха сумело мобилизовать значительные политические, военные и интеллектуальные ресурсы в целях привлечения добровольцев в кавказско-тюркские воинские формирования. Эти меры проводились в тесной координации с центрами этнической эмиграции в Европе. Степень интеграции в военную структуру рейха характеризуется вовлечением значительного числа воинских подразделений в вермахт и элитный корпус войск СС, в который ранее зачислялись исключительно представители германской расы.

В отечественной и зарубежной историографии нет единого подхода к подсчету общей численности представителей тюркских и кавказских народов, служивших в рядах германских вооруженных сил с 1941 по 1945 годы. По сведениям отечественных исследователей С. И. Дробязко и А.В. Каращука, эта цифра составляет 214,5 тыс. человек: казахи, узбеки, туркмены и другие народности Средней Азии - около 70 тыс., азербайджанцы - до 40 тыс., северокавказцы - до 30 тыс., грузины - 25 тыс., армяне -20 тыс., волжские татары - 12,5 тыс., крымские татары - 10 тыс., калмыки - 7 тыс. Российский историк О.В. Романько считает, что за период с 1941 по 1945 г. в германских вооруженных силах прошли службу от 340 до 360 тыс. кавказско-тюркских коллаборационистов, в том числе: представителей Средней Азии - около 180 тыс., Северного Кавказа - 28-30 тыс., Закавказья - около 70 тыс. (грузин -20 тыс., армян - 18 тыс., азербайджанцев- 25 - 35 тыс.), поволжских татар - около 40 тыс., крымских татар - около 15-20 тыс., калмыков - около 5 тыс. чел. Немецкий историк Й. Хоффманн приводит цифры от 150 до 170 тыс. человек [1]. Совершенно очевидно, что объективный подсчет численности кавказско-тюркских коллаборационистов в составе немецких вооруженных сил в рассматриваемый период имеет большое значение для воссоздания целостной картины глобального военно-политического противостояния фашистской Германии и Советского Союза.

Создание кавказско-тюркских воинских соединений было обусловлено рядом обстоятельств. Во-первых, немецкой установкой, направленной на разрушение многонационального советского государства и создание на его территории марионеточных национально-государственных образований, которые должны были стать проводниками германской политики, способствуя тем самым распространению ее влияния на Ближний Восток и Индию. Во-вторых, решением специальных военнополитических задач в период кавказской кампании 1942-1943 гг. В-третьих, расчетом Германии на поддержку со стороны Турции и исламского мира в дальнейшей борьбе против англичан. В-четвертых, провалом германских планов «блицкрига» осенью 1941 года, повлекшего за собой перспективы затяжной войны. В этих условиях национальные формирования были призваны частично возместить понесенные вермахтом потери и покрыть дефицит живой силы, начавшийся активно сказываться на Восточном фронте.

Согласно функциональному назначению и системе боевого применения в немецком военном законодательстве выделялись следующие категории «восточных»[2] кавказско-тюркских формирований: полевые батальоны, сформированные

командованием восточных легионов в Польше и на Украине; крымско-татарские формирования вспомогательной полиции; разведывательно-диверсионные части, сформированные абвером и Главным управлением имперской безопасности; части и соединения войск СС; строительные, железнодорожные, транспортные и прочие вспомогательные части [3].

Первый опыт работы с кавказскими военнопленными имел орган разведки и контрразведки - абвер. В июне 1941 года для разведывательно-диверсионной деятельности против Советского Союза был создан специальный орган абвера штаб -«Валли». В его составе находилась 21 абверкоманда, не менее 70 абвергрупп и

множество разведывательно-диверсионных школ, где обучались советские военнопленные разных национальностей.

В октябре 1941 года для специальных целей абвера было создано по одной части из туркестанских и кавказских военнопленных (операция абвера «Тигр В»), которые контролировались штабом «Валли» и подчинялись двум офицерам абвера - майору Андреасу Маейр-Мадеру и обер-лейтенанту профессору Теодору Оберлендеру [4]'

Возглавлявший кавказских коллаборационистов обер-лейтенант, профессор Теодор Оберлендер до войны был заведующим кафедрой общественных наук в университетах Кенигсберга, Грайфсвальда и Праги, служил резервным офицером Верховного командования вооруженными силами, службы внешней разведки абвер-2. Он занимался экономическими и политическими проблемами Восточной Европы и Советского Союза, в частности Кавказом, куда совершил до войны несколько исследовательских поездок. Т. Оберлендер был политическим руководителем батальона «Нахтигаль», совершившего кровавый погром в г. Львове 29 - 30 июня 1941года.

Т. Оберлендер, назначенный в качестве офицера абвера в 17-ю армию группы армий «Юг», в октябре 1941 года убедил ее командующего в том, что «в преддверии запланированных на Кавказе операций было бы полезно создать специальную часть из местных жителей» [5]. Эта идея заинтересовала и шефа абвера адмирала Канариса, который приказал сформировать из кавказских военнопленных воинскую часть в размере батальона, впоследствии получившего название «Особое соединение Горец» и ставшего моделью для организации национальных легионов [6].

Сформированный в ноябре 1941 - марте 1942 годов в Нойхаммере (Силезия), кавказский батальон «Горец» имел в своем составе штаб с группой пропаганды и пять стрелковых рот (1, 4, и 5-я - грузинские, 2-я - северокавказская, 3-я - азербайджанская). Его общая численность достигала 1200 человек, в том числе 900 кавказцев и 300 немцев. Помимо добровольцев, отобранных в лагерях военнопленных, в батальон было включено около 130 грузин-эмигрантов, составлявших специальное подразделение абвера «Тамара II». На их вооружении имелось преимущественно легкое оружие: ручные пулеметы, противотанковые ружья и карабины германского производства.

В июне 1942 года командование группы армий «Юг» предложило расформировать «Особое соединение горец» и передать его 162-й пехотной дивизии, дислоцированной на Украине с целью ее пополнения инструкторами. Т. Оберлендер сопротивлялся этому решению, заявив, что «он не хочет видеть, как его прочный отряд растворится в неорганизованной толпе магометанцев». 11 июня 1942 года было принято решение оставить спецотряд неприкосновенным, более того, Т. Оберлендеру предоставлялось право отобрать в лагерях военнопленных 350 кажущихся ему годными уроженцев Кавказа [7] .

В начале августа 1942 года, после 8-месячной специальной высокогорной подготовки в Миттенвальде (Бавария), часть соединения в составе 1 200 человек была высажена на Северном Кавказе, где отдельными ротами, выдавая себя за испанских басков и боснийских мусульман, принимала участие в боях на различных участках фронта [8]. Кроме военных функций перед батальоном ставилась задача поддержания «нового порядка» на Кавказе, выполнение политических обязанностей: распространение листовок в тылу германской армии, выступления через громкоговорители на местных языках, а также проведение карательных операций против партизан и мирных жителей. Одна из групп «Горца» в составе 10 немцев и 15 кавказских добровольцев[9] высадилась в г. Грозном в районе нефтедобычи с целью его захвата и удержания до подхода передовых частей 1-й танковой армии [10]. Попытка прорыва немецких войск на Грозный 25-27 сентября 1942 г. окончилась провалом, однако группе удалось благополучно вернуться назад и даже привезти с собой несколько сот дезертировавших

из Красной Армии грузин и азербайджанцев, которые пополнили ряды батальона. С сентября 1942 года батальон «Горец» действовал против советских партизан в районе Моздок - Нальчик - Минеральные Воды, а на ищерском направлении. Чтобы доказать надежность соединения, его роты бросали на самые трудные участки фронта, где несмотря на отсутствие тяжелого вооружения, они сражались упорно и весьма эффективно. За все это время из перебежчиков, военнопленных и местных жителей на территории Кабардино-Балкарской АССР удалось сформировать 4 стрелковые роты (грузинскую, северокавказскую, азербайджанскую и смешанную запасную) и столько же конных эскадронов (один грузинский и три северокавказских) [11]. Одним из эскадронов командовал дезертир Красной Армии Касим Асхадович Бештоков, другим -белоэмигрант Дадиани. Эти эскадроны явились прикрытием подразделения «Горец» на всем пути отступления до Таманского полуострова [12].

К концу войны кабардинский национальный эскадрон дислоцировался во Франции в 20 км от города Орион, руководил им обер-лейтенант немецкой армии Бажев [13]. Пополнение батальона на Кавказе к концу 1942 года позволило развернуть «Горец» в полк трехбатальонного состава общей численностью 2300 человек (батальоны: 1-й -грузинский, 11-й - азербайджанский и Ш-й - северокавказский) [14].

В феврале 1943 года соединение было высажено в Крым, где использовалось на охране южного побережья полуострова и в борьбе с местными партизанами.[15] Здесь, по некоторым данным, была предпринята попытка формирования на его основе Кавказской дивизии, однако, дело не продвинулось дальше проектов и пропагандистских заявлений.

Поздней осенью и зимой 1943/1944 годов все батальоны соединения «Горец» вместе с немецкими войсками принимали участие в жестоких боях на Перекопском перешейке, отражая попытки Красной Армии ворваться в Крым. Впоследствии они были эвакуированы с полуострова в Грецию (1-й и Ш-й батальоны) и Польшу (П-й), где их главной задачей стала борьба с партизанами. Так, например, П-й (азербайджанский) батальон в августе 1944 года действовал в составе группировки, брошенной на подавление Варшавского восстания.

В 1944 году Т. Оберлендер по распоряжению Г. Гиммлера был смещен с поста командующего части и уволен из армии. В конце войны соединения «Горца» дислоцировались на Западном фронте: в Югославии, Греции, а также в Шербурге во Франции и в Германии - в Кюстринге [16].

Национальные соединения ОКВ, внешней разведки абвер-2, подчиненные ставке Главного командования сухопутных сил Германии (ОКХ), должны были послужить основой для формирования первых восточных легионов. 13 января 1942 года командующий резервной армией генерал от инфантерии Ольбрихт уполномочил главнокомандующего, ответственного за данную территорию, создать Туркестанский и Кавказско-магометанский легионы. С этой целью был создан «Германский обучающий штаб» во главе с майором Майер-Мадером, перед которым ставилась задача пополнения военнопленными созданных им ранее семи рот соответствующих национальностей. Подходящие военнопленные должны были проверяться в этом штабе, освобождаться от плена и после короткого испытательного срока обмундировываться в немецкую форму. До принесения присяги отобранные пленные оставались под постоянным наблюдением, а в случае «слабых способностей» или «плохого поведения» их возвращали обратно в лагеря военнопленных. 8 февраля 1942 года началось формирование Грузинского и Армянского легионов. Первый легион включал кроме грузин представителей северокавказских народов - осетин, абхазцев, адыгов, черкесов, кабардинцев, балкарцев и карачаевцев [17]. Создание этих формирований было ускорено посещением гитлеровской ставки турецкими генералами - Эрденом и Эрклитом, ходатайствующими

перед А. Гитлером за своих единоверцев из числа военнослужащих РККА, оказавшихся в немецком плену [18].

Органом управления с 18 февраля 1942 года являлся штаб восточных легионов (с 23 января 1943 года - командование восточных легионов), созданный в военном тренировочном лагере Рембертов, а с лета 1942 года в Радоме (Польша) [19]. Командиры отдельных легионов находились в полном служебном подчинении командира остлегионов, который имел полномочия командира полка, а с 1943 года - командира дивизии. В 1942 году были установлены постоянные места дислокации легионов с учетом национальной принадлежности их контингента. Им передавалась задача формирования усиленных полевых батальонов из прибывающих военнопленных. На основе соединения Майера-Мадера было разрешено формировать Кавказско-магометанский и Туркестанский легионы. 19 февраля 1942 года начальник службы вооружений и командующий резервной армией распорядился разделить кавказский и туркестанский личный состав и далее формировать оба легиона отдельно. 2 августа 1942 года представители северокавказских народов были сведены в отдельный Северокавказский легион под командованием капитана Хусселе и расквартированы в Весоле. Легион состоял из абхазов, адыгов, черкесов, кабардинцев, балкарцев, карачаевцев, чеченцев, ингушей, кумыков, ногайцев, дагестанцев - аварцев, ахвачей, андийцев, багулан, ботличей, хваржин, дидойцев, годоберинов, каратин, тиндалов, чамалалов, даргинцев, кайтагов, кубачинцев, лакцев, лезгин, агулов, качуров, рутулов, табасаранов, удинов, позднее появились курды, тальши, таты и североосетины [20].

Удовлетворенный созданием первых легионов, А. Гитлер в директиве № 46 от 18 августа 1942 года «Руководящие указания по усилению борьбы с бандитизмом на Востоке», одобрил их расширение и уполномочил Верховное командование вермахта разработать и издать устав внутренних отношений (воинское звание, военная форма, знаки различия, денежное довольствие и т.д.) [21].

К концу 1942 года в Польше были сформированы и подготовлены к отправке на фронт 3 северокавказских стрелковых батальона (800, 801,802) [22]. 800-й численностью 900 северокавказцев (черкесы и карачаевцы) и 40 немцев под руководством обер-лейтенанта Ф. Курпанека входил в состав 125-й пехотной дивизии, 5-го армейского корпуса, 17-й армии, дислоцированной в районе Туапсе. 801-й состоял из 920 уроженцев Дагестана и 27 немцев, им руководил капитан Эверлинг, а затем капитан Буркхардт. Этот батальон входил в состав 370-й пехотной дивизии, 52- го армейского корпуса, 1-й танковой армии и дислоцировался в районе Нальчика и Моздока. В 802-й батальон входили 900 северокавказцев, в основном осетины и 37 немцев. Им руководил капитан Кап. Этот батальон в распоряжении тех же частей и применялся в тех же районах, что и 801-й батальон. В начале 1943 года из Весолы выбыл 803-й батальон [23]'

Штаб восточных легионов старался как можно скорее выполнить пожелания ОКХ и позволил себе доложить о боеготовности этих батальонов еще до того, как они закончили обучение и были полностью укомплектованы и вооружены. Это привело к тому, что батальоны «первой волны» осенью 1942 года были отправлены на фронт не подготовленными. По этой причине было решено увеличить время обучения легионеров, а также каждому посылаемому на фронт батальону предварялся детальный отчет о его состоянии с краткой оценкой боеготовности.

Весной 1943 года, отправленные на фронт батальоны «второй волны» были более подготовленными. Во второй половине 1943 года на фронт было отправлено еще 3 северокавказских (835-й, 836-й, 837-й) стрелковых батальона. Всего к концу 1943 года командованием остлегионов было сформировано 7 северокавказских батальонов [24].

В связи с увеличением притока военнопленных - уроженцев Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии немецким руководством было принято решение о создании

центра формирования восточных легионов на Украине на базе 162-й пехотной дивизии. В г. Миргороде Полтавской области был создан штаб Северо-Кавказского легиона. Командир формирования - подполковник Ристов. До мая 1943 года на Украине были сформированы 2 усиленных северокавказских полубатальона - 842-й и 843-й, которые впоследствии действовали в Хорватии и Греции. В составе 17-й авиаполевой дивизии Люфтваффе находился 835-й северокавказский батальон [25].

Отличительным знаком военнослужащих северокавказских остбатальонов служила нарукавная нашивка-щиток, разделенная по горизонтали на две части - зеленого и красного цвета. В верхней части щитка имелась надпись «Северный Кавказ» и изображение полумесяца. Имелась также разновидность нашивки аналогичной формы с изображением на синем фоне трех желтых лошадиных голов, составляющих вместе своеобразную свастику.

Северокавказские батальоны, так же как и другие инонациональные подразделения, в конце 1943 года были переброшены в Западную Европу. Польский и украинский центры формирования были также передислоцированы в г. Кастр [26], где был образован северокавказский запасной батальон.

800-й, 803-й и 835-й батальоны охраняли Атлантический вал в Западной Европе. Во время наступления союзников 800-й батальон был блокирован в одном из укрепленных районов и сдался американским частям. Остатки разбитых остбатальонов зимой 1944 года были сведены в 12-е кавказское истребительно-противотанковое подразделение. Позднее оно принимало участие в боях на Одере и в обороне Берлина [27] .

На базе 836-го северокавказского и 799-го грузинского батальонов был сформирован 1607 гренадерский полк 599-й русской бригады в Дании.

Летом 1944 года в Белоруссии на базе 70-го и 71-го полицейских батальонов началось формирование Северокавказского и Кавказского полков СС. В конце войны в Северной Италии в состав Кавказского соединения войск СС в качестве полка вошла Северокавказская боевая группа. Командир - штандартенфюрер СС, бывший офицер Белой Армии Кучук Улагай.

К этому времени в Италии помимо боевых частей из уроженцев Северного Кавказа находилось примерно 7 тысяч беженцев под предводительством генерала Султана Келеч-Гирея. Все беженцы мужского пола, способные держать в руках оружие, были сведены в 2 полка, состоявших из национальных рот. Эта вооруженная сила охраняла большой беженский обоз и являлась резервом для укомплектования Кавказского соединения СС. Впоследствии все беженцы вместе с казаками Казачьего Стана генерала Доманова были выданы СССР. Атаман Султан Келеч-Гирей предстал перед советским судом и был приговорен к высшей мере наказания. В числе предъявленных ему обвинений было поставлено командование «Дикой дивизией» в годы гражданской войны [28].

Кроме девяти усиленных полевых батальонов, одного батальона Соединения особого назначения «Горец» и одной боевой группы Кавказского соединения СС, уроженцы Северного Кавказа входили в состав отдельной зондеркоманды «Шамиль», состоявшей из трех групп силой до взвода, трех саперных, железнодорожных и дорожностроительных рот, а также двух крепостных полков. Общая численность северокавказских добровольцев в годы Великой Отечественной войны составляла около 28-30 тыс. человек [29].

В целом, явление военного коллаборационизма было неизмеримо далеко от того, чтобы оформиться в некое «освободительное» движение, тем более -структурировать в самостоятельные организационные и политические институты. Очевидно, что влияние процессов советизации не лежало только в плоскости принудительного труда и репрессий. Советские национальности получили мощные импульсы социально-экономического, культурного строительства и подавляющее

большинство населения Кавказа было склонно рассматривать советский строй как справедливое государственное устройство. Степень симпатии к коммунистической партии, союзному государству в германской программе расчленения Советского Союза была явно недооценена.

Примечания:

1. Дробязко С. И., Каращук А. В. Вторая мировая война 19З9-1945. Восточные

легионы и казачьи части в вермахте. М., 1999. С. 9; Романько О.В.

Мусульманские легионы во второй мировой войне. М., 2GG4. С. 252; Hoffmann J. Die Ostlegionen 1941-194З: Turkotatarien, Kaukasien und Wolgafinnen im deutschen Heer. Freiburg, 197б. S. 2б.

2. Коллаборационистские формирования, созданные вермахтом на

оккупированных территориях изначально были названы немецким командованием «восточными». Термин «восточные» исходил из

географического положения СССР относительно Германии вне зависимости от этнического состава данных формирований. В силу этих обстоятельств термин «восточные», впервые вводимый в научный оборот автором настоящей статьи, берется в кавычки.

3. На чужой стороне. Восточные легионы вермахта в годы Великой Отечественной войны. Краснодар, 2006. С. 4З.

4. Hoffmann J. Ibidem. S. 28.

5. Oberlander Т. Geschichte der Einheit «Bergmann». Berlin, 1944. S. 10-11.

6. Термин «легион» происходит от латинского lego (род. падеж legions, от lego -собираю, набираю) - основная организационная единица в армии Древнего Рима. Понятие «легион» употреблялось в XVI - XIX в.в. для различных воинских формирований во Франции, Великобритании, Германии, России. Особенно известны польские легионы XVIII - XX вв. // Большая советская энциклопедия. Т. 14. М., 1972. С. 247.

7. Ибрагимбейли Х.М. Крах гитлеровского режима на Кавказе // Народный подвиг в битве за Кавказ. М., 1981. С. 270.

S. Там же.

9. Термин «доброволец» употребляется автором без акцента на мотивацию сотрудничества, он закреплен в немецком военном законодательстве в качестве официального для обозначения коллаборационистов, служивших в германских вооруженных силах.

10. Ибрагимбейли Х.М. Указ. соч. С. 247.

11. Там же.

12. Российский государственный архив социально-политической истории (далее РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 88. Д. 286. Л. 19.

13. Тепун П.Д. Национальный фактор в битве на Кавказе // Народный подвиг в битве за Кавказ. М., 1981. С. 289.

14. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 286. Л. 19.

15. Там же. Л. 20.

16. Hoffmann J. Ibidem. S. 28.

17. Хоффманн И. История власовской армии. Париж, 1990. С. З7.

18. Там же. С. З0.

19. Hoffmann J. Ibidem. S. ЗЗ-З4.

20. Там же. S. З4.

21. Государственный архив Российской Федерации Ф. 7021. Оп. 148. Д. 201. Л. 40.

22. Романько О.В. Указ. соч. С. 269.

23. Там же.

24. Hoffmann J. Ibidem. S. 138-139.

25. Ibidem.

26. Романько О.В. Указ. соч. С. 206.

27. Там же.

28. Hoffmann J. Ibidem. S. 138-139.

29. Трахо Р. Черкесы. Черкесск, 1992. С. 145.

УДК 94(470.621) ББК 63.3(2Рос.Ады)5 Б 93

О.А. Бутова,

аспирантка кафедры отечественной истории АГУ, заместитель директора по учебно-воспитательной работе ГОУ НПУ №23 г. Апшеронска Краснодарского края, тел. 8 961 826 95 58.

Роль «соприсяжных братств» в общественно - политических преобразованиях у адыгов Северо - Западного Кавказа в конце XVIII - первой трети XIX вв.

(Рецензирована)

Аннотация: В статье анализируется роль «соприсяжных братств» в

общественно - политических преобразованиях у адыгов Северо - Западного Кавказа в конце XVIII - первой трети XIX вв.

«Соприсяжные братства» явились у адыгов катализатором общественно -политических преобразований и стали одной из главных основ новой представительной системы.

В компетенции «братств» находилась значительная часть социальных и политических функций, но они не решали военно-оборонительных задач. В условиях активизации экспансии царизма в Западной Черкесии на смену «братствам» приходят соседские общины, которые обладали значительно большим интеграционным потенциалом.

Ключевые слова: «Соприсяжные братства», шапсуги, абадзехи, натухайцы, субэтнос, тфокотль, «тхарко - хас», тамата (тхамата), консолидационный процесс.

O.A. Butova,

Post-graduate student of National History Department of Adyghe State University, Deputy Director for teaching and educational work of GOU NPU No.23 in Apsheronsk of the Krasnodar territory, ph. 8 961 826 95 58.

Role of “cojury brotherhoods” in social - political transformations at the Adyghes of the North-Western Caucasus at the end of the 18th- first third of the 19th centuries

Abstract: An analysis is made of the role of “cojury brotherhoods” in social -political transformations at the Adyghes of the North-Western Caucasus at the end of the 18th- first third of the 19th centuries. “Cojury brotherhoods” at the Adyghes were the catalyst of social - political transformations and one of the bases of new representative system.

A considerable part of social and political functions were in the competence of “brotherhoods”, but they didn't solve military-defensive problems. In the conditions of increasing expansion of tsarism in the Western Circassia “brotherhoods” change to neighbour's communities which possessed considerably bigger integration potential.

Keywords: “Cojury brotherhoods”, the Shapsugs, the Abadzekhs, the Natukhayts, subethnos, tfokotl, “tkharko-khas”, tamata (thamata), consolidation process.

В период с конца XVIII - второй половины XIX вв. у северо-западных адыгов господствовали феодальные отношения. Наряду с этим их общественный строй сохранял и некоторые пережитки родовых отношений. К таким пережиткам относились адыгские народные собрания, институт старшин, «соприсяжные братства» и т. д. Эти пережитки сохранялись у адыгов в связи с особенностями исторического развития, хотя с изменяющимися условиями времени они претерпевали соответствующие изменения.

В период с конца XVIII - второй половины XIX вв. в государственнополитическом развитии Северо-Западной Черкесии большую роль сыграли «соприсяжные братства». Именно «соприсяжные братства» явились мощным катализатором общественно-политических преобразований и в то же время стали одной из главных основ новой представительной системы.

Упадок власти феодальной аристократии во многом был обусловлен ростом влияния и могущества «братств», возникших задолго до общественно-политического переворота. По своей сущности эти «братства» являлись политическими союзами.

«Соприсяжные братства», сыграв большую роль в общественно-политических преобразованиях у «демократических» субэтносов, вместе с тем ослабили сопредельные с ними княжеские владения бжедугов, темиргоевцев, хатукайцев, мамхегов и др. «Братства» к тому же способствовали значительному росту численности народонаселения у «демократических» субэтносов. Эта тенденция нашла отражение в источниках первой половины XKe. По словам И.Ф. Бларамберга**, союзы между адыгами заключались «через посредство клятвы». «Этот священный обычай, - писал далее И.Ф. Бларамберг, - увеличивает численность населения в горах, поскольку любой беглец или нарушитель закона находит убежище у шапсугов, натухайцев и абадзехов...[1].

Усиление роли братских союзов в общественно-политической жизни «демократических» субэтносов объясняется тем, что соседские связи, существовавшие в рамках традиционных вотчин и приспособленные для феодальной эксплуатации, оказались не в состоянии стать средством самоорганизации тфокотлей* в их антифеодальной борьбе [2]. Следует также отметить, что разобщенность тфокотлей усугубляло отчуждение от них политических функций. Этому в немалой степени способствовали и особенности природно-географической среды в горной части Западной Черкесии. Объединение крестьян по территориальному принципу было затруднено самой системой феодализма с ее натуральным хозяйством, экономической и политической раздробленностью общества на отдельные замкнутые мирки [3]. Стремление тфокотлей искать опору и средства борьбы за пределами своих небольших поселений было связано с подавленностью общинных свобод внутри мелких вотчин. В условиях обострения антифеодальной борьбы «соприсяжные братства» оказались наиболее действенной формой организационного сплочения тфокотлей. Являясь политическими союзами крестьянства, «братства» способствовали усилению горных адыгов, росту их численности. Им принадлежала важная роль и в формировании представительных органов власти [4]. Вместе с тем «братства» объективно вступали в противоречия с тенденцией установления верховной власти. По справедливому замечанию Дж. А. Лонгворта*, для того «чтобы достичь преимуществ военной и политической организации, они (адыги - авт.) должны подчиниться правительству, и в самом начале оно может прийти к столкновению с этими обществами (братствами -авт.), поскольку они естественно будут противиться переходу права контроля и

**Бларамберг И.Ф.-русский офицер

**Тфокотли - свободные крестьяне-общинники

**Дж. А. Лонгворт- британский агент на Кавказе

наказания своих членов к кому-то другому, кто бы он ни был. Если бы преодолеть это затруднение, то эти общества, или вернее, их остатки, могли представить хороший материал для создания правительства» [5].

Важную роль в общественно-политическом развитии демократических субэтносов играли народные собрания (хасэ). Первое сообщение об уже сформировавшейся демократической хасе в масштабах округа появляется в 1829 г. В «Тифлисских ведомостях» Г.В. Новицкий** писал: «Уничтожив власть князей, натухайцы, шапсуги и абадзехи подчинили себя суду присяжных (тхарко-хас). Земли сих народов разделяются на округи; в каждом округе находится общество избранных старейшин и суд, который они производят, называется хас. Все предприятия и намерения обсуждаются на собрании, решение коего почитается законом. В совет присяжных судей выбираются старейшины испытанного ума, честности и храбрости. Князь, дворянин или простой одинаково выбираются в сие почетное звание, если кто заслужил оное прошедшею примерною жизнию» [6].

Таким образом, Г.В. Новицкий писал о «тхарко-хас» как о судебном и административном органе в пределах определенной территории. Однако в его сведениях нет точных данных, от каких именно социальных организаций осуществлялось представительство в хасэ. В 1830 г. Тауш Карл-немец, долгое время живший среди адыгов, в «Описании черкесских закубанских племен, принадлежащих правому флангу, а именно абадзех, шапсуг и натухайцев», отмечал представительство от родственных объединений: «В образе их управления замечается нечто

демократическое, ибо каждое из многочисленных поколений, составляющих каждое племя, посылает своих представителей на собрание» [7].

О важной роли народных собраний писал в 1836г. Хан-Гирей*. «Когда же бывают дела, касающиеся до всего племени, то старшины съезжаются в одно место, где каждый из них, будучи представителем своего рода, или колена, рассматривает предметы требований общественного благосостояния, здесь же предпринимаются переговоры о заключении мира или союза с соседями.. .»[8]. На таких собраниях решались вопросы о совместных военных действиях, что также способствовало политической консолидации адыгских субэтносов [9].

Данные Хан-Гирея позволяют говорить о постоянно действующем низовом представительном органе власти в рамках определенной территориальной единицы, которая называлась приходом. Он был меньше, чем округ, но больше чем традиционное поселение. Хороший знаток адыгской жизни Л.Я. Люлье* писал о делении речных долин на приходы и о существовании священных рощ у горных адыгов. «В каждой долине есть по нескольку подобных рощ. К каждой роще причисляют известное число домов или семейств, коих можно некоторым образом почитать прихожанами» [10].

В рассматриваемый период приходам были присущи новые политические функции. В дальнейшем, в процессе трансформации политической системы, приход становился той низовой организацией, от которой посылалось строго определенное число депутатов в высшие органы власти страны. Хан-Гирей указывает на то, что в 30х гг. XIX в. на съездах адыгов преобладало представительство от родственных объединений. Речь идет о съездах старшин тфокотлей, которые выполняли функции высших органов власти вначале в рамках одного этнического подразделения, а затем и в масштабах конфедерации шапсугов, натухайцев и абадзехов.

**Новицкий Г.В.-русский офицер

**Хан-Г ирей С.-адыгский просветитель

**Люлье Л.Я.-русский ученый

Тхарко-хас (судебный и административный орган) у шапсугов, натухайцев и абадзехов до демократического переворота состоял из дворян, как и в княжеских владениях. Результатом общественно-политических преобразований явилось формирование в рамках территориальных общин крестьянских тхарко-хас.

В процессе развития феодализма тхарко-хас подвергался неоднократным трансформациям. Новое, качественное его изменение произошло в результате общественно-политического переворота. В «соприсяжных» братствах и территориальных объединениях тхарко-хас тфокотлей стали государственными судебными органами. Дворянские присяжные суды были упразднены. Крестьянские тхарко-хас в процессе демократизации общества превращались в бессословный суд. Формирование тхарко-хас как в родственных, так и в территориальных объединениях происходило путем демократических выборов. Вопрос о делегировании депутатов в высшие органы власти решали тхарко-хас «братства», а несколько позже и тхарко-хас прихода и округа.

В пределах округа тхарко-хас выполняли судебные и военно-управленческие функции и являлись, таким образом, высшим политическим и судебным органом.

Отмеченные выше изменения в системе управления демократических субэтносов показывают реальный ход процессов политической консолидации, охвативший все сферы общественно-политической жизни у шапсугов, натухайцев и абадзехов. Трансформация политической системы на начальном этапе проходила на фоне антифеодальной борьбы, но в дальнейшем ведущей становится объединительная тенденция, которая стимулировалась как внутренними, так и внешними факторами.

Ярким выражением процесса демократизации являлось разрушение прежних форм управления и судопроизводства. «Соприсяжные братства» обретают совершенно новое качество - синкретизм судебных и военно-управленческих функций [11].

Процедура избрания тхарко-хас и её значение в общественной жизни адыгов подробно описаны Дж. Беллом*. «В каждом братстве определенное число тамата, или старейшин, (число, варьирующееся в зависимости от численности братств) избирается им подобными в соответствии с их неподкупной репутацией, мудростью и опытом; они приносят торжественную клятву творить суд по своей совести. Эти старейшины избираются под именем «тхарко-хас» [12]. «Именно они, - пишет далее Дж. Белл, -составляют правительство края и его суды; и они обычно исполняют функции, налагаемые на них общественным положением» [1З].

В сферу деятельности тхарко-хас входили судебные дела не только внутри «братств», но и между ними. При этом число заседателей зависело от важности случая.

«Дневник» Дж. Белла содержит также интересные наблюдения, касающиеся особенностей представительства «братств» в административных и судебных органах. «При выборе лиц для формирования правительства, шестнадцать старейшин были представителями восьми братств, по двое от каждого, и что в эти восемь братств входили многие маленькие братства двух провинций [14] (Натухая и Шапсугии - авт).

Правительство Конфедерации шапсугов, абадзехов и натухайцев избиралось так же, как и судебный конгресс, от тех же братств и в таком же составе. Сфера деятельности этих органов охватывала весьма широкий круг вопросов. В зависимости от ситуации они могли выполнять законодательные, распорядительные, судебные, административные и военно-оборонительные функции [15].

По мере углубления общественно-политических преобразований роль «соприсяжных братьев» в представительных органах менялась. По сведениям Т.

**Белл Дж.-британский агент на Кавказе

Лапинского*, 16 представителей от 8 племен образуют совет и суд речной долины (псухо) [16].

Таким образом, данные независимых друг от друга источников свидетельствуют о том, что в 30-х гг. XIX в. тхарко-хас действовал внутри «братств» и в их взаимоотношениях, особенно в судебных делах. Тхарко-хас осуществляли свои полномочия также в приходах, в которых его состав формировался из числа присяжных судей «братств».

На этом этапе политической консолидации, «братства» сыграли исключительно большую роль в формировании представительных органов власти. Дж. Белл считал, что «братства по существу являются правлением Черкесии и всякое улучшение, которое пожелали бы ввести в это правление, должно быть произведено на основе братств и привито к ним, так как братства глубоко вкоренились в привычки и психологию черкесов» [17]. В компетенции «братств» находилась значительная часть социальных и политических функций. Вместе с тем им не были присущи функции местного самоуправления и, что особенно важно, военно-оборонительные функции, без которых они не могли стать основой новой политической системы [18].

Именно по этой причине «падает значение «братств» и возрастает политическая роль территориальных объединений у абадзехов, шапсугов и натухайцев [19]. Эти объединения были способны решать военно-оборонительные задачи в условиях расширения экспансии царизма на Северо-Западном Кавказе. Дж. Лонгворт с учетом данного обстоятельства писал о «братствах», что они «стали бесполезными для целей войны и для национальных интересов» [20]. Объясняя причины этого явления, он отмечал, что адыгские «братства» совершенно отличаются от кланов и племен других горных областей, которые, живя вместе под руководством одного вождя, являются лишь инструментом осуществления его амбиций, тогда как члены различных черкесских обществ живут отдельно друг от друга и не признают никаких вождей. Когда они собираются вместе для похода или набега, то знамена, под которыми выступают разные отряды, не являются знаменами их племен, но знаменами отдельных районов или рек, где живут воины» [21].

Таким образом, роль адыгских «братств» в консолидационном процессе была значительной, однако в условиях нарастания внешней угрозы они оказались не в состоянии стать основой политической централизации Черкесии.

Однако не только внешний фактор явился причиной падения значения «братств» в общественно-политической жизни «демократических» субэтносов. Немаловажную роль в этом процессе сыграли и внутренние факторы, к которым следует, прежде всего, отнести затухание классовой борьбы. Образовалась новая прослойка феодального класса в лице старшинской верхушки тфокотлей, которая сближается со своим недавним противником - традиционной феодальной аристократией. В свою очередь знатные дворянские роды заключают союзы с «братствами». «Общество дворян, - пишет Дж. Лонгворт, - называемое «чипоко», объединяется с могущественным обществом токавов, называемым «натко»...» [22]. Так, «братства» постепенно превращаются в полуфеодальные корпорации и тем самым теряют свою антифеодальную направленность [23].

У Дж. Лонгворта мы находим лишь самые косвенные и отрывочные данные о характере связи родственных и территориальных объединений с представительной системой. Он приводит ряд важных замечаний относительно ее особенностей. По словам Дж. Лонгворта, большой совет или меджилис приобретает характер верховного органа власти. Пытаясь выявить причины, препятствовавшие превращению его в постоянно действующий орган власти, Дж. Лонгворт, в частности, отмечал, что «этот

**Лапинский Т.-командир польского отряда, воевавшего на стороне черкесов

народ столь ревностно оберегает свою власть, что никто не может доверить свою долю ее кому-либо другому или даже передать ее хотя бы на секунду одному человеку или группе лиц» [24]. Однако эта твердая независимость не мешала адыгам иметь представителей своих интересов.

Полномочия представительных собраний повышались по мере нарастания внешней угрозы. В этих условиях собрания становятся выразителями общенациональных интересов. Происходит усиление их законодательных и распорядительных функций.

Сведения Дж. Лонгворта достаточно ярко характеризуют процесс утверждения у адыгов новых форм политической жизни. В частности, он дал прекрасное описание порядка проведения хасы (собрания) и культуры поведения ее участников. Дж. Лонгворт писал, что для принятия решения было недостаточно большинства голосов участников собрания: «Если они не пришли к единому мнению, они расходятся, не приняв никакого решения, так как ни один из них не будет подчиняться мнению, которое он не разделяет» [25].

У «демократических» субэтносов каждый полномочный делегат собрания, представлявший территориальную общину или «братство», своим несогласием мог перечеркнуть его решение, которое принималось на основе полного консенсуса. Это означало, что все участники собрания обладали правом своеобразного вето. Вместе с тем демократические преобразования у шапсугов, натухайцев и абадзехов не устранили противоречий между независимыми территориальными и родственными объединениями, что создавало специфические трудности для их консолидации и образования единого государства.

В конце 30-гг. XIX в. у «демократической» группы адыгов установился дуализм представительных органов, опиравшихся, с одной стороны, на «братства», а с другой - на территориальные объединения.

В статье «О натухайцах, шапсугах и абадзехах» Л.Я. Люлье впервые четко и определенно сказал о двух принципах созыва представительных собраний в связи с двумя типами социальных организаций. Он дает емкую характеристику представительной системы у «демократических» субэтносов, где отмечается не только ее дуализм, но и процесс превращения определенной разновидности территориального объединения в ее основную единицу [26].

На всех уровнях своего существования народные собрания не только были тесно связаны с судебными учреждениями, но зачастую и сами выполняли судебные функции. Изученные нами материалы позволяют обнаружить сходство обычных представительных собраний с присяжными судами, которое заключалось в принципах организации, порядках избрания их членов, в эпизодичности созыва, процедуре их проведения. Л.Я. Люлье объясняет эти совпадения в исчерпывающей характеристике особенностей тхарко-хас у «демократических» субэтносов.

О существовании «тхарко-хас» различных уровней свидетельствует и сообщение Хан-Гирея о том, что этот орган функционировал в каждом «приходе». На этом уровне «тхарко-хас» занимался решением местных вопросов и сочетал административные и судебные функции. Население «прихода» составляло соседскую общину. Для такого вывода имеются все основания: проживание на общей территории, наличие общих органов самоуправления (тхарко-хас), общность идеологической жизни, выражавшаяся, в частности, в наличии общей «священной рощи» [27].

В рамках общины «тхарко-хас» был постоянным, но присяжные суды более высокого уровня, разбиравшие споры между членами различных общин, являлись временными.

Таким образом, в ходе демократических преобразований у шапсугов, натухайцев и абадзехов возникали новые территориальные организации, от которых зависела судьба новой политической системы, а в конечном счете и консолидационного процесса. Соседская община оказалась той формой социальной организации, которая имела историческую перспективу у «демократических» субэтносов.

Различия между соседскими общинами в численности, размерах и характере расселения были обусловлены географическими, социально-экономическими и демографическими факторами. Однако их социальное развитие в условиях общественно-политических преобразований проходило в одинаковой форме на всей территории, занимаемой шапсугами, натухайцами и абадзехами [28].

Соседские общины обладали значительно большим интеграционным потенциалом, чем традиционные социальные организации прежней системы. Эффективность новой системы стала очевидной особенно в условиях активизации экспансии царизма в Западной Черкесии в конце 20-х-начале 30-х гг. XIX в. В этот период наиболее важной задачей для адыгов являлось политическое объединение страны.

Следовательно, социально-политические преобразования у шапсугов, натухайцев и абадзехов создавали потенциальную основу для создания централизованной власти. Однако демократические «общества» оставались разделенными на множество независимых общин. Такое состояние тормозило дальнейшее развитие процессов консолидации. Задача политического объединения могла быть решена на основе интеграции соседских общин и выработки соответствующих их структуре форм надобщинной власти.

Примечания:

1 Бларамберг И. Кавказская рукопись. Ставрополь, 1992. С. 106.

2 Кажаров В.Х. Адыгская хаса. Нальчик, 1992. С. 127-128.

3 Там же. С. 128.

4 Чирг А.Ю. Развитие общественно - политического строя адыгов Северо - Западного Кавказа (конец XVIII - 60-е гг. XIX в.). Майкоп, 2002. С. 73.

5 Лонгворт Дж.А. Год среди черкесов. Нальчик, 2002. С. 205.

6 Новицкий Г. Г еоргафическо-статистическое обозрение земли, населенной Адехе // Тифлисские ведомости. 1829. №24.

7 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 13454. Оп. 2. Д. 102. Л. 3.

8 Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978. С. 134.

9 ГААК. Ф. 261. Оп. 1. Д. 833. Л. 4 об.

10 Люлье Л.Я. Черкесия: историко-этнографические статьи. Краснодар, 1927. С. 21.

11 Кажаров В.Х. Указ. соч. С. 133.

12 Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837-1839 годов. Т. 2.

Нальчик, 2007. С. 178.

13 Там же. С. 183.

14 Там же. С. 195.

15 Кажаров В.Х. Указ. соч. С. 134.

16 Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских.

Нальчик, 1995. С. 78.

17 Белл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 315.

18 Кажаров В.Х. Указ. соч. С. 135.

19 Чирг А.Ю. Указ соч. С. 73.

20 Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 206.

21 Там же. С. 20З.

22 Там же.

23 Кажаров В.Х. Указ. соч. С. 1Зб.

24 Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 99.

25 Там же. С. 1GG.

26 Люлье Л.Я. Указ. соч. С. 47.

27 Кажаров В.Х. Указ. соч. С. 1З9.

28 Там же. С. 142-145.

СОЦИОЛОГИЯ

УДК 816.72(470.621)

ББК 60.529(2Рос.Ады)

А 94 Т.И. Афасижев,

доктор социологических наук, профессор Адыгейского государственного университета, тел. 8 918 226 40 43.

В.Н. Нехай,

кандидат социологических наук, доцент кафедры философии и социологии Адыгейского государственного университета, тел. 8 8772 593 984.

Адыгская культура в условиях глобализации: к постановке проблемы

(Рецензирована)

Аннотация: В статье рассматриваются перспективы сохранения адыгской этнической культуры в контексте противоположных по характеру процессов глобализации и регионализации. Автор приходит к выводу, что глобализация, интенсифицируя межкультурное взаимодействие, способствует взаимопроникновению различных этнокультур, на основе которого происходит формирование толерантности в интернационализирующемся социуме.

Ключевые слова: Глобализация, регионализация, культура малых этносов, инокультурное влияние, этническая культура, адыгагъэ, традиционная культура, толерантность.

T.I. Afasizhev,

Doctor of Sociology, Professor of the Adyghe State University, ph. 8 918 226 40 43. V.N. Nekhay,

Candidate of Sociology, Assistant Professor of Philosophy and Sociology Department of the Adyghe State University, ph. 8 8772 593 984.

Adyghe culture in the conditions of globalization: problem statement

Abstract: The paper discusses prospects of preservation of the Adyghe ethnic culture in a context of opposite processes of globalization and regionalization. The author comes to a conclusion that globalization, intensifying intercultural interaction, promotes interosculation of various ethnocultures on the basis of which a tolerance takes shape in the internationalizing society.

Keywords: globalization, a regionalization, culture of small ethnoses, influence of foreign culture, ethnic culture, adygage, traditional culture, tolerance.

Современный мир меняется на основе двух важнейших тенденций, противоположных по характеру, но равноправных, по сути. Указывая на это, российский социолог Т.И. Афасижев отмечает, что в первом случае интенсивно происходят процессы интеграции, формируются глобальные экономические союзы,

меняются границы традиционной самоидентификации народов. Во втором случае растет национальное самосознание и усиливается культурная дифференциация народов, возвращаются традиционные ценности как важнейший иммунитет человеческого сообщества от единообразия [1].

Глобализация и регионализация - два крыла современного мира, в котором человечество столкнулось с разнонаправленными процессами. Глобализация -общепланетарное движение, направленное сверху вниз (к микроуровню), тогда как регионализация представляет собой движение вверх (к макроуровню). В них предстают в диалектическом единстве универсальные и национальные этнокультурные явления, которые в процессе глобализации преобразуют национальные «перегородки» между различными частями современного мира. Отсюда глобализация представляет собой единство многообразия, при этом национальные «перегородки» преобразуются, но это не ведет к исчезновению народов со своей культурой, традициями, ментальностью. Поэтому очевидно, как искусственное разъединение, так и насильственное объединение народов без учета интересов сторон и количественного их соотношения одинаково пагубно для них. Выход из этой противоречивой ситуации возможен лишь через признание этнокультурного многообразия как основы человеческого единства [1].

Однако культуры малых этносов, собственно как и культуры крупных народов, испытывают сильнейшее инокультурное влияние в эпоху глобализации. Об этом постоянно говорят многие российские обществоведы, среди которых можно выделить Ю.Ю. Ермалавичюса [2], Г.А. Зюганова, А.А. Оганова [3], Ю.В. Попкова [4] и др. В этих условиях, по утверждению отечественного философа Р.А. Ханаху, для крупных этносов, угрозы «исчезновения» их языков, культур на данный момент не существует, но для адыгов, как и многих других малых народов, вызовы, угрозы их культуре и самобытности чрезвычайно велики. Поэтому, солидаризируясь с таким мнением, нами была поставлена задача - выявить особенности трансформации адыгской культуры в условиях глобализирующегося мира.

На данный момент существуют различные подходы к изучению настоящего и будущего культур. Так, культурный антрополог Р. Шведер допускает три варианта будущего: «конец истории» (Ф. Фукуяма), «столкновение цивилизаций» (С.

Хантингтон) и по его же собственному прогнозу, согласно которому миром будут править две «касты»: глобальная элита либералов-космополитов в центре и

неолибералов на местах. Обеим элитам будет соответствовать духовная структура мирового порядка [5].

Существует и другой подход, предложенный Р. А. Ханаху - гипотеза социокультурной эволюции будущего. Ее суть состоит в том, что из глобализации не вытекает всеобщей унификации социальности. Инокультурное влияние, каким бы глобальным оно не казалось, не приводит к пассивному восприятию и перениманию индивидами инокультурных морали, мироощущения и миропонимания. Различные общества по-разному реагируют на инокультурные глобальные тенденции: от

сопротивления чужим культурам до слепого подражания. Общества используют чужое для того, чтобы «стать больше самих себя». Иначе говоря, только на поверхности жизни глобализация может выглядеть как всепоглощающий процесс аккультурации. Сами же локальные и региональные культуры демонстрируют способность приспосабливать глобальные тенденции к своим потребностям. Так, адыги смогли адаптировать к потребностям жизни традиционного общества мировые религии -сначала христианство, а затем и ислам. Многое из того, что было сформулировано в христианстве и мусульманстве, было успешно переработано традиционным адыгским обществом, закреплено в его культуре, вошло в ткань народной жизни. Религия

выступает для адыгов не как альтернатива, а как дополнение, подтверждение их народной этики и морали [5].

Результаты многочисленных этнографических и социологических исследований, проводимых в России и за рубежом, свидетельствуют о том, что принципы повседневности, воплощаемые глобализацией - рационализации, стандартизации, общедоступность и транспарентность - сталкиваются с сопротивлением со стороны локальных и региональных культур. Были опровергнуты исследования многих социологов, пришедших к выводу о «макдональдизации» мира.

Тем не менее, глобальные товарные и финансовые рынки, средства массовой информации, миграционные потоки и другие процессы, вызванные глобализацией, способствуют резкому и напряженному взаимодействию различных культур и интенсивному культурному обмену. В то же время, очевидно, что глобализация действительно приводит к исчезновению привычных традиционных форм жизни.

Однако на сегодняшний день нельзя усомниться в том, что глобализация ведет к возникновению новых форм культуры, образа жизни. Отличия между культурами перестают восприниматься как непреодолимо жесткие. Толерантность к «чужому» повышается. Часто границы между своим и чужим становятся малозаметными или вовсе незаметными. В качестве особого примера, иллюстрирующего данный тезис можно привести церемониал заключения брака у адыгов и русских, который становится стереотипным. Определенная культурная мозаичность, множественная идентичность наблюдается не только на уровне индивидов или отдельных социальных групп. Указанные характеристики все более становятся присущи целым обществам. Иначе говоря, возникают новые формы культуры и идентичности. Их сложно оценить в рамках привычной объяснительной модели, когда культура воспринимается как относительно статичная величина с четко очерченной географической границей. Концептуальные трудности связаны здесь с тем, что географическая граница, указывающая на локальный культурный ареал, в большинстве случаев некорректна с точки зрения интерпретации культуры в данном ареале, поскольку культура в нем сильно дифференцирована. Например, доминирующая культура в северокавказском индустриальном городе может сильно отличаться от доминирующих форм культуры в расположенных неподалеку аулах или станицах. Происходящие социокультурные процессы показывают, что современное культурное разнообразие регионов в большей мере является результатом культурного взаимодействия, чем автономной замкнутости. Такой взгляд на культуру позволяет интерпретировать ее не как застывшую локализованную в пространстве величину, а как сложнейший поток взаимодействий, перманентно продуцирующий новые социокультурные группы и отношения.

Многочисленная группа ученых, изучающих влияние глобализации на духовную жизнь малых народов, разделилась на два лагеря. В первом лагере оказались ученые, предполагающие, что в ходе глобализации в мире утрачивается какое-либо конкретное этническое, региональное содержание, и эти потери невосполнимы. По мнению А.А. Ашхамаховой, глобализация в результате мощных интеграционных процессов снижает коммуникативные функции языков малых народов, а также происходит ломка национальных традиций и обычаев. Вместе с тем, глобализация воспринимается как вестернизация, вызывает сопротивление сохраняющихся анклавов традиционной культуры. Сохранение традиционной культуры Северного Кавказа в начале XXI столетия показывает ее способности к самовоспроизводству [6].

Противоположную позицию отстаивают этнографы и социологи, согласно мнению которых, на протяжении всей человеческой истории происходил уход с мировой сцены различных вариантов культур, и одни картины мира сменялись другими, а глобализация лишь ускорила этот процесс перемен и утрат. Но как

показывает практика, современный мир не становится менее разнообразным. Новообразующиеся типы культур не устраняют разнообразия способов жизни, создаются новые культурные формы, которые частично интегрируют предшествующие.

Сказанное позволяет нам еще раз отметить, что глобализация представляет собой объективный процесс, и ее нельзя путать с американизацией мира. Малые народы должны противопоставить этому другой тезис: каждая цивилизация, каждая культурная традиция, каждый регион планеты имеет полноценное право участвовать в формировании глобального мира и будущего облика этого мира. Представляющая собой многогранную интеграцию общественного бытия человечества глобализация отличается необычайной сложностью и противоречивостью. Глобализация как интеграция мирового общественного развития обуславливается и стимулируется качественным преобразованием мировой научно - технической революцией материального фундамента человеческой цивилизации. В нем наблюдается обобществление материального производства в планетарном масштабе, коренное обогащение всемирного научного потенциала, превращение науки в ведущий фактор исторического прогресса человечества, в том числе и малых народов, образование международных систем коммуникации и другие новшества глобального охвата. Это позволяет не только охранять и транслировать малым народам свою традиционную культуру, но и обогащать ее [2].

Срединное положение Северного Кавказа между Востоком и Западом привело к формированию здесь достаточно открытого, пограничного типа культуры, который в принципе способен воспринимать инновации, адаптируя их к своей региональной специфике. В качестве примера можно указать на то, что в адыгской культуре сохраняется немало элементов традиционной культуры. Ведущее место среди них занимает морально- этический императив «адыгагъэ». Уже буквальный перевод слова адыгагъэ означает по-русски адыгство, то есть свойство (должное и реальное), характерное для всех адыгов, для всех представителей этноса. Это же слово можно перевести как человечность, что показывает ориентированность этнической этики на общечеловеческие ценности [5].

Глобализация усиливает трансформационные процессы, происходящие в жизни этноса, которые, в свою очередь, приводят к модернизации его культуры. Но при этом, как справедливо отмечает С.А. Ляушева, этнос стремится сохранить ядро своей культуры. До тех пор, пока это ядро не разрушено, этнос сохраняет свою идентичность, меняя лишь формы ее выражения, Элементы культуры, зависящие от социальнополитических условий, выстраиваются вокруг ядра. Во-первых, процесс культурной трансформации наблюдается при смене идеологии, которая вызывается необходимостью выражения культурной традиции на языке, соответствующем настоящему социально - политическому состоянию этноса. Во-вторых, он связан с выяснением содержания самого ядра и с тем, каким образом оно обеспечивает жизнеспособность этноса [7].

Культура должна дать человеку возможность определить свое место в мире, выработав при этом определенный образ мира - некий бессознательный комплекс представлений, обеспечивающий возможность человеческой активности в глобализирующемся мире. Сформированный образ мира, присущий тому или иному этносу, должен быть устойчивым при соприкосновении с новой реальностью, и следовательно, в этнической культуре должны быть заложены определенные защитные механизмы, поддерживающие внутреннюю целостность этнической картины мира, подобно тому, как индивидуальные защитные механизмы сохраняют целостность психики отдельного человека.

По-другому говоря, речь идет о необходимости выработки механизма адаптации этнической культуры к условиям глобализирующегося мирового пространства. Таким образом, проблема адаптации культуры переносится в плоскость взаимодействия статичной и динамичной сторон этнокультурной системы, которая выражается в выявлении влияния традиций и модернизации инноваций на социокультурную жизнь этноса.

Как полагает С. А. Ляушева, во взглядах на традицию можно выделить две точки зрения, господствовавшие как в западной, так и в отечественной науке. Первая, статичная точка зрения сводилась к тому, что традиция рассматривалась как отмирающее косное явление, которое под давлением современных форм жизни должно исчезнуть, поскольку не в состоянии противодействовать все возрастающей активности модернизационных процессов. Подход, который противопоставил категории традиционного и рационального, рассматривал традиционные институты, обычаи, верования, способ мышления в качестве тормоза прогрессивного развития общества

[7].

Вторая точка зрения появилась в конце 60-х годов XX века, когда взгляды исследователей на соотношение традиции и модернизации меняются. Статическое рассмотрение традиции сменяется ее динамическим рассмотрением. Традицию начинают воспринимать как явление, охватывающее все способы фиксации, передачи и воспроизводства культуры. Расширяются и углубляются взгляды по вопросам о пределах устойчивости традиции, ее сфере действия и функциях.

Так, израильский социолог Ш. Эйзенштадт выстраивает следующую схему: сначала в сознании людей формируются образы мира, которые включают представления как о мире в целом, так и о его социальном и культурном устройстве, затем формируется традиция. Выстроенная модель мироздания оказывает влияние на создание общественных институтов и поведенческих комплексов. Это происходит путем формирования определенной совокупности жизненных целей и средств их достижения. Кроме того, указанное выше влияние осуществляется посредством создания определенных механизмов регулирования распределения ресурсов общества, моделей обмена и взаимодействия. Таким образом, традиция может оказывать позитивное воздействие на процесс модернизации [8]. Но в своей крайней форме -традиционализме, она препятствует обновлению, а следовательно и адаптации этноса к глобализации. Однако, несмотря на это, культурная традиция сегодня остается универсальным механизмом, который благодаря селекции жизненного опыта, его аккумуляции и пространственно-временной трансмиссии позволяет сохранить народу свой облик, уникальность и неповторимость его культуры, а значит, и выстоять в период глобальных трансформаций, принявших стохастический и турбулентный характер.

Таким образом, подводя итоги проделанной работы, трудно не согласиться с мнением А.Ю. Шадже, согласно которому, признание объективности глобализационных процессов, выражающихся в глокализации и мондиализации, не дает возможности определить однозначно духовное бытие в будущем полиэтничного северокавказского общества, включающего в себя и адыгов. Это будущее во многом будет определяться степенью самоорганизованности северокавказского социума, его способностью выработать духовные ориентиры, которые смогут преобразовывать на этнопрофессиональной почве ценности западного мира. С другой стороны, для выработки концепции стабильного развития полиэтничных регионов юга России, следует учитывать потенциал этнокультурных традиций: идеи добра, диалога, уважения того, что может содействовать формированию культуры, гуманного отношения друг к другу и к природе [9].

Именно толерантное отношение друг к другу, объединение интеллектуальных сил в сохранении самобытности и идентичности каждого народа, в том числе и адыгов, а также совершенствование федерального и местного законодательства в сфере межнациональных отношений и др., позволит сохранить каждому народу свое «лицо» и устоять под действием «ветров глобализации», которые уже во многих странах разрушили социокультурную неповторимость и уникальность многих этносов.

Примечания:

1. Афасижев Т.И. Путь России: единство многообразия. Майкоп: Аякс, 2006. С. 78.

2. Ермалавичюс Ю.Ю. Заглядывая в будущее. Футурологические суждения. М.: Корина-офсет, 2009. С. 151-156, 442.

3. Оганов А.А. Эпоха мировой глобализации и историческая судьба национальных культур. Ц^: http://nest-expert.ru/node/65.

4. Попков Ю.В. Интернационализация в традиционном и современном обществах. Новосибирск: Изд-во ИМДИ, 2000. С. 133-137.

5. Ханаху Р.А. Малые культуры в условиях глобальных изменений в мире // Философия, социология, культурология. Майкоп, 2006. Вып. 5. С. 150-152.

6. Ашхамахова А.А. Глобализация и этнический менталитет. Ц^: http://www.ej.kubagш.mgetaspid=414.pdf.

7. Ляушева С.А. «Ядро культуры» и «базовые культурные характеристики» как категории теории культуры // Философия, социология, культурология. Майкоп, 2006. Вып. 5. С. 39-40, 42.

8. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс, 1999. С. 94-95.

9. Шадже А.Ю. Северокавкаское общество: опыт системного анализа. М.; Майкоп: Аякс, 2004. С. 189.

УДК 378.4 ББК 74.584(2)738.1 Б 38 Р.А. Беданоков,

кандидат физико-математических наук, доцент, профессор кафедры физической химии и физики Майкопского государственного технологического университета, тел.: (8 772)52321 7.

Университеты как сокровищница человеческих знаний и духовно-нравственных ценностей

(Рецензирована)

Аннотация: В статье раскрываются роль и основные функции университетов в обществе, прослеживается их динамика в контексте социокультурного развития, анализируются современные тенденции модернизации системы университетского образования в Европе и России, подчеркивается необходимость взаимодействия университетов не только в границах отдельных государств, но и в международном масштабе.

Ключевые слова: университеты, ценности, культура, традиции, наука.

R.A. Bedanokov

Candidate of Physics and Mathematics, Professor of the Department of Physical Chemistry and Physics of Maikop State Polytechnic University, ph.: (8772)523217

Universities as a treasury of human knowledge and spiritual-moral values

Abstract: The paper discloses the role and basic functions of universities in a society and traces their dynamics in a context of sociocultural development. The author analyzes modern lines of modernization of system of university education in Europe and in Russia and focuses on necessity of interaction of universities not only within the separate states but also on international scale.

Keywords: universities, values, culture, traditions, a science.

На протяжении длительного времени важнейший компонент культуры составляют университеты. Вобрав в себя все лучшее, что было накоплено человечеством в области развития науки, образования, университеты превратились в мощнейшие аккумуляторы знаний и духовно-нравственных ценностей. Главным предназначением университетов является передача знаний молодежи, подготовка высококвалифицированных специалистов, прежде всего, из той части общества, которая больше всего нацелена на будущее. Вместе с тем университеты ориентируются на значительно более широкое поле деятельности, чем работа с молодежью. По традиции они служат обществу в целом. Вокруг университетов формировались все прогрессивные силы, именно здесь зарождались многие общественные организации, начиналось становление издательств, библиотек, музеев, складывались различные научные и учебные центры. Университеты находились у истоков самых разных областей культуры.

Культура любого народа сложна и полихромна. Чем более самобытна созданная народом культурная среда, тем она интересней для других народов. Именно этот интерес составляет объективную основу взаимообмена и взаимообогащения культур. Ни один успешно развивающийся народ в истории не оставался замкнутым в рамках своей собственной культуры, в противном случае культура обречена на прозябание. Деятельность университетов как важнейших институтов культуры с момента зарождения строилась с учетом этого объективного обстоятельства и была ориентирована на взаимообмен в области науки и образования. Это стало мощным двигателем их развития. Широкий обмен профессорами, студентами, учебными программами и учебниками способствовал укреплению и успешному развитию молодых университетов. Старые же университеты, благодаря этим обменам, успешно боролись с тенденциями консерватизма и совершенствовали системы научного поиска и образовательного процесса. Причем обмены осуществлялись не только в пределах отдельных стран, но, что особенное важно, нередко пересекали государственные границы.

Основатель Московского университета великий М.В.Ломоносов не случайно был студентом Марбургского университета. Университетское образование в России делало свои первые шаги при активном участии многих выдающихся ученых европейских университетов. На эту характерную особенность в свое время обратил внимание один из историографов Московского университета профессор С.П. Шевырев. Выступая на торжественном собрании по поводу столетнего юбилея университета 12 января 1855 г. он подчеркивал, что «близость ученых связей с Германией и другими странами принесла Московскому университету большую пользу» [1]. Пример Московского и других российских университетов отнюдь не был исключением. Он лишь подтверждал общее правило. Вслед за университетами в активный обмен культурными ценностями начинали включаться различные общественные и государственные организации. Университеты исподволь готовили объединенную Европу.

Процесс университетских обменов был весьма непростым. И далеко не всегда он шел по нарастающей. Он постоянно испытывал влияние самых разных факторов, объективных и субъективных. Культурным контактам постоянно и очень ощутимо мешали различные внутригосударственные и международные конфликты, горячие и холодные войны.

Принятая Совещанием по безопасности и сотрудничеству Хартия для Европы стала необходимой юридической основой дальнейшего ускорения общеевропейских интеграционных процессов, создания единого экономического, политического и культурного пространства на европейском континенте. Тем самым стали создаваться благоприятные условия для образования единого гуманитарного пространства, важнейшей составною частью которого является университетское образование.

Этот процесс получает свое развитие в такой момент, когда на огромных территориях Центральной и Восточной Европы наблюдается усиление дезинтеграционных процессов, часто принимающих формы ожесточенных военных конфликтов. Мы являемся свидетелями многих трагических событий, и в их числе -распад многолетних культурных связей между субъектами бывшего Союза ССР, бывшей Югославии и бывшей Чехословакии. Все это не может не оказывать пагубного воздействия на межуниверситетские контакты в центральном и восточноевропейском регионах. Нанесен ощутимый ущерб сотрудничеству университетов Центральной и Восточной Европы, с одной стороны, с университетами Западной Европы - с другой. Усиление интеграционных процессов в Западной Европе и одновременное с этим нарастание дезинтеграционных процессов в Центральной и Восточной Европе создают

опасный дисбаланс. На первый план выдвигаются задачи стабилизации чрезвычайно сложной обстановки, прекращения конфликтов, поисков путей мирного решения спорных вопросов, восстановления разрушенных связей и развития новых контактов. Задача университетов ныне в этой обстановке как никогда сложна и ответственна: они ищут свои пути и средства, способные остановить процесс распада культур, восстанавливать и развивать дальше культурные связи.

Почему именно университеты должны взять на себя столь важную роль в решении сложнейших вопросов современности? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вновь и вновь обратиться к историческому опыту.

В середине прошлого века выпускник Оксфорда, ставший первым ректором Ирландского университета профессор теологии Джон Генри Ньюмэн, заглядывая в будущее, попытался предсказать ту выдающуюся роль, которую призваны сыграть университеты в обществе. Он полагал, что, собрав все лучшее из достижений университетов разных стран, можно будет создать Всемирный университет. Особое значение автор проекта придавал аккумуляции коллективного опыта университетов. «Я вижу цветущий университет, - писал Ньюмэн. - Сюда, словно на священную землю, к дому своих отцов и главному источнику своего христианства слетаются студенты с Востока, Запада и Юга, из Америки, Австралии, Индии, из Египта и Малой Азии с легкостью и скоростью средства передвижения, которое еще не открыто, и, наконец, но не в последнюю очередь, из Англии, все общаются на одном языке, имеющие одну веру, стремящиеся к одной великой мудрости; а отсюда, когда закончится срок их пребывания, возвращаются назад, чтобы по всей земле нести мир людям»[1]. Здесь уместно подчеркнуть, что из всех задач выпускников университета на первое место Ньюмэн ставит борьбу за поддержание мира. Учитывая, что многие современные вооруженные конфликты развиваются на национальной основе, особенно важно подчеркнуть, что многие университеты с момента своего основания и по сей день являются олицетворением интернационализма. В них плодотворно сотрудничают преподаватели и студенты самых различных национальностей. Университеты могут и должны принять самое активное участие в восстановлении межнационального мира.

Концепция идеального высшего учебного заведения, изложенная в ряде работ Ньюмена, получила в историографии название «идея университета». Она примечательна тем, что впервые в истории в ней дается системное изложение взглядов на роль университетов в обществе. Идеи Ньюмэна впоследствии получили развитие у многих авторов. При этом нередко высказывались и диаметрально противоположные мнения, подчас парадоксальные. Весьма категоричен в этом отношении профессор Амстердамского университета Й.С. Вейланд, который в статье «Университеты и новый облик Европы» утверждал, что в прошлом в ряде стран университеты действительно были, но сейчас их нет - они прекратили свое существование. И, тем не менее, после столь мрачного заключения автор делает вполне оптимистический прогноз: создание объединенной Европы открывает шанс для возрождения университетов. Этот вывод весьма симптоматичен, ибо свидетельствует о том, что даже закоренелые пессимисты связывают светлое будущее Европы с университетами[2].

На протяжении столетий университетами была создана богатейшая сокровищница человеческих знаний и выработаны методы их передачи следующим поколениям. Среди университетов мира особенно велика заслуга университетов Германии, сумевших создать мощный сплав науки и образования. Ныне во всех ведущих университетах мира вся работа представляет собой единый процесс, в котором органически связаны научные исследования и преподавание. Чем прочнее этот сплав науки и преподавания, тем большим потенциалом успешного развития обладает

университет. Там же, где эта связь ослабевает, возникает угроза падения уровня научной и педагогической деятельности университетов.

В числе ценнейших традиций университетов - фундаментальность образования и его универсальный характер. Университетская среда всегда создавала самые благоприятные условия для гармонического развития личности. Важным завоеванием университетского образования в новейшее время стало внедрение на всех факультетах гуманитарного цикла наук. Гуманитаризация знания - процесс, связанный с усилением влияния гуманитарных наук на все виды познания, что позволяет избежать односторонности в подготовке специалистов, преодолеть узкий профессионализм. Соединение высокой профессиональной подготовки с гражданственностью и духовностью является залогом совершенствования самосознания, что создает необходимые условия наиболее полной реализации творческого потенциала личности.

Сейчас настало время сделать новый мощный рывок в этом отношении. Потребность в гуманитаризации университетского образования дает себя знать все более ощутимо. Удовлетворить эту потребность можно на пути ликвидации разобщенности факультетов, создания общенаучных курсов нового типа, обязательных для студентов разных факультетов. Размышления на эту тему приводят нас к выводу, что для решения этой задачи необходимо создать не только межфакультетские, но и межуниверситетские учебные программы, рассчитанные на университеты не только одной страны, а целой группы стран. Это эффективный путь сближения университетов.

Занимаясь совершенствованием университетского образования, мы в первую очередь должны заботиться об улучшении качества учебных планов и программ. Разумеется, при этом не следует забывать и о пользе обмена опытом в области форм преподавания, обмена студентами и профессорами. Одним из наиболее эффективных способов повышения квалификации профессоров является изучение ими опыта преподавания зарубежных коллег. Но, конечно, в первую очередь нас должно интересовать глубинное содержание, а не внешние стороны этого обмена. Именно на пути совершенствования содержания преподавания, расширения обмена программами обучения, развития форм контроля за качеством усвоения знаний лежат возможности решения такой насущной проблемы современности, как эквивалентность дипломов университетов различных стран.

Заботясь об усвоении накопленного мировыми институтами опыта высшего образования, университеты должны остерегаться односторонних ориентаций. Так, непререкаемый во Франции и за ее пределами авторитет Сорбонны отнюдь не служит основанием для копирования опыта этого университета высшими учебными заведениями как самой Франции, так и Англии, Германии, Италии и других стран. Столь же бесполезно слепое копирование опыта любых, даже самых лучших университетов мира. Любая попытка подобного рода заранее обречена на провал. Но такие попытки все же предпринимаются. В России, например, некоторые реформаторы высшего образования стремятся взять за главный образец лишь одну из многочисленных зарубежных моделей. Реорганизуя структуру университетов, перестраивая их учебные планы и программы, формы обучения, целесообразнее было бы стремиться к использованию всего разнообразия мирового опыта, а не ограничиваться копированием принципов и стиля работы отдельных университетов.

При всем этом было бы крайне опрометчивым предавать забвению собственный опыт, накопленный веками. Нельзя разрушать завоевавшие широкое признание научные школы, отбрасывать ценнейшие наработки в области методики преподавания -все то, что определяет лицо каждого университета, характеризует самобытность всей российской университетской системы. Университет, потерявший свое собственное

лицо, никому не интересен. Критикуя недостатки российских университетов, не следует впадать в крайности. Полезно еще и еще раз напомнить о получивших широкое международное признание достижениях ученых - выпускников российских университетов, о многочисленных приглашениях их на работу в ведущие университеты мира. Если знания и умения выпускников российских университетов пользуются широким спросом не только в своей стране, но и за рубежом, то это само говорит за себя: очевидно, не так уж плоха была система их подготовки.

Не могут автоматически привести к существенному повышению уровня подготовки выпускников и организационные новации. Все новое, заимствованное извне, должно органически сочетаться со своим, коренным. Оно должно быть, в буквальном смысле этого слова, выстрадано. Лишь в таком случае можно достигнуть успеха.

Уместно напомнить, что средневековые университеты существенно отличались один от другого. Это определялось их историей, географическим положением, потребностями общества на каждом конкретном этапе развития. Может быть, на рубеже ХХ-ХХ1 веков мы должны не слишком уж пугаться различий университетов и во что бы то ни стало стремиться к их интеграции? Данная проблема широко дискутируется в университетских кругах. Так, профессор Роттердамского университета И.С. Вейнер пишет, что голландское правительство, проведя тщательное обследование системы высшего образования, отвергло путь унификации и поддержало широкое разнообразие университетов, предоставив право выбора самим студентам. Профессор Вейнер пришел к заключению, что «нам не следует приводить все к одному знаменателю, пренебрегая национальными устоями и традициями» [3]. С данным заключением трудно не согласиться. Во-первых, соревнование по-разному организованных университетов, несомненно, будет способствовать совершенствованию их деятельности. Во-вторых, сохранение за студентами права выбора наиболее привлекательной для них системы образования полностью отвечает демократическим принципам свободного общества.

Весь международный опыт убедительно свидетельствует о том, что успешное развитие университетов невозможно без энергичной поддержки правительств соответствующих стран. И вполне понятно, почему страны, вставшие на путь интеграции, должны позаботиться об оказании всемерной поддержки своим университетам. Это одно из важнейших условий успеха будущей объединенной Европы. Ибо инвестиции в образование, и это признано во всем мире, есть инвестиции в будущее.

Отношение к науке и образованию служит одним из важнейших критериев всякого цивилизованного общества. Невнимание к этим сторонам жизни ставит под сомнение сам факт цивилизованности общества. Опыт современных стран Европы свидетельствует, что не менее 7-8% валового национального продукта должно выделяться на развитие системы образования. Только при этом условии можно поддерживать его на должном уровне. Если же общество перестает заботиться об образовании, оно лишает себя будущего. Даже в самых сложных ситуациях сокращение ассигнований на науку и образование недопустимо. Не случайно многие крупнейшие государственные деятели прошлого вошли в историю, в частности, и потому, что большое внимание уделяли развитию университетов. Так, один из старейших университетов Европы, основанный в 1348 г., заслуженно носит имя чешского короля Карла IV, одного из просвещеннейших монархов своего времени.

Ныне в каждом цивилизованном государстве существует долгосрочная программа развития науки и образования. И если группа или группы государств стремятся к сотрудничеству, то не в последнюю очередь они согласовывают между

собою данные программы. С этой целью создана разветвленная сеть международных организаций. Ныне интеграционные процессы в сфере высшего образования регулируются такими авторитетными международными организациями, как Евразийская ассоциация университетов, Конференция ректоров европейских университетов, Международная ассоциация университетов и др. Все они заботятся о том, чтобы лучшие черты университетского образования получили всемерное развитие. Каждая эпоха по-своему определяет суть университетского образования. Сейчас на первый план выдвигаются задачи поддержания мира, сохранения среды обитания человека, его питания и т. п. Все они составляют предмет самого заинтересованного внимания профессоров и ученых университетов, для их решения ведется подготовка квалифицированных специалистов. Один из крупнейших ученых-естествоиспытателей В.И.Вернадский очень точно заметил, что университеты всегда были «одной из форм организации научной работы и главным путем проникновения ее в общечеловеческую культуру»[4].

С одной стороны, университеты традиционно развивались на основе плюрализма мнений и разнообразия концепций. Творческие дискуссии в университетах

- это форма повседневной работы. Как правило, они открыты для всех желающих. Замещение преподавательских должностей осуществляется на основе выборов. Таким образом, университеты, которые готовят правящую элиту, как последовательно демократические организации играют важнейшую роль в демократизации всего международного сообщества. С другой стороны, сама идея университета базируется на единстве педагогов и ученых, на единстве профессоров и студентов, на единстве различных кафедр, факультетов и университетов. Идеи университетского единства на более высоком государственном уровне, несомненно, будут способствовать объединительным процессам. Университеты играли и играют важнейшую роль в решении актуальных проблем науки и воспитания, коренных задач сохранения мира, поддержания необходимого равновесия экологических систем, гармоничного развития экономики, сглаживания крайностей в политике и обеспечения расцвета культуры. Все эти функции университетов многократно усиливаются в условиях развития научнотехнической революции. Конечно, окончательно решить все эти проблемы вне связей с другими общественными институтами университеты не в состоянии, но содействовать их решению университеты могут и должны. Гарантией успеха в решении этих задач является взаимодействие университетов не только в границах отдельных государств, но и в международном, прежде всего, в европейском масштабе.

Примечания:

1. European Journal of Education. 1989. № 4; Alma mater. 1993. № 1. С. 7.

2. Newman I.E. Historical Sketches. Vol. I-Ш. London, 1909-1914. P. 3.

3. Alma mater. 1991. № 4. С. 73.

4. Вернадский В.И. Письма о высшем образовании. М., 1913. С. 7.

УДК 316.342.6 ББК 60.561.322 Ч-49

Н.Р. Черниенко,

ассистент кафедры теории государства и права Ставропольского государственного университета, 355000, г. Ставрополь, Пушкина 1 «А», контактный телефон: 89054418857, электронная почта:

leghebokov@rambler. ru

Социальные факторы повышения эффективности местного самоуправления

(Рецензирована)

Аннотация: В статье исследуются социальные факторы повышения

эффективности местного самоуправления в России. Определяется, что развитие демократического и социального государства на идеалах гражданского общества невозможно без существования института местного самоуправления. Предлагается система мероприятий по повышению эффективности местного самоуправления.

Ключевые слова: местное самоуправление, гражданское общество,

муниципальная власть, социальное развитие.

N.R. Chernienko,

Assistant Lecturer of the Theory of the State and Law Department of the Stavropol State University, 355000, Stavropol, Pushkin Street, 1 “A”, ph.: 89054418857, e-mail: [email protected]

Social factors increasing efficiency of local government

Abstract: The paper examines social factors increasing efficiency of local government in Russia. The author states that development of the democratic and social state basing on ideals of a civil society is impossible without existence of institute of local government. The system of actions for increasing efficiency of local government is offered.

Keywords: local government, a civil society, municipal authority, social development.

Формирование гражданского общества и демократической государственности предполагает развитие муниципальной демократии как одного из факторов становления местного самоуправления и укрепления основ народовластия. Необходимость реализации самоуправленческих прав в рамках муниципального образования обуславливает зарождение новых, а также преобразование уже существующих правовых институтов, обеспечивающих участие населения в решении вопросов местного значения. Требует своего обновления и совершенствования правовое регулирование самоуправленческих отношений, складывающихся на местах.

В этих условиях особое значение приобретают проблемы реализации самоуправленческих прав в муниципальных образованиях, обеспечивающих участие населения в осуществлении местного самоуправления. Тенденция развития федерального и регионального законодательства по пути расширения форм непосредственного участия населения в решении вопросов местного значения требует развития правового механизма,

его реализации на муниципальном уровне. Это происходит на фоне переосмысления как теоретических, так и практических подходов к развитию местного самоуправления и муниципальной демократии, без которых невозможно обеспечить участие населения в решении вопросов местного значения. Игнорирование в советский период многих теоретических аспектов организации самоуправления на местах в конечном итоге привело к отчуждению человека от власти.

Оторванность населения от участия в управлении государственными и общественными делами ярко продемонстрирована августовским путчем в России в 1991 году. Народ не вышел на защиту советской представительной системы. Известно, что форма реализации власти может прочно существовать только при условии, если народ ее признает и защищает. А он готов защищать только ту власть, которая принадлежит ему. В отчуждении народа от власти немаловажную роль сыграл советский режим. За 70 лет его существования население России было приучено повиноваться, но не решать дела. Это привело к обывательскому поведению, безразличию и пассивности, которые ярко проявились в современных условиях. Кроме этого, утрата сложившихся социальных связей и традиционных ценностей, дезориентация населения в постоянно изменяющейся обстановке на фоне противоборства различных сил на политической арене, значительное снижение уровня жизни населения не могли не оказать влияния на активность населения в решении вопросов местного значения и его участие в происходящих политических процессах

[1].

Думается, что определенным тормозом в развитии муниципальной демократии явилось «насаждение» сверху идей местного самоуправления. Общеизвестно, что быстрое развитие получает только то, что зарождается в народных «недрах». Население в муниципальных образованиях еще не совсем готово для восприятия новых идей и взглядов в отношении местного самоуправления и муниципальной демократии. Поэтому не случайно сложно пробиваются их ростки через апатию и безразличие. Таким образом, идеи местного самоуправления, основанные на муниципальной демократии, требуют глубокого теоретического осмысления, разработки комплекса мер, обеспечивающих их развитие, без которых невозможен прогресс самоуправленческих отношений. Для этого, прежде всего, необходимо преодолеть отчуждение населения от власти. Это возможно сделать путём минимизации вмешательства государства в управление делами гражданского общества, предоставление населению фактической самостоятельности в решении вопросов местного значения, обеспечивающих жизнедеятельность муниципального образования.

Ещё одним резервом по совершенствованию работы органов местного самоуправления с населением является федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ», который коренным образом преобразовал территориальные, организационные основы местного самоуправления, существенно изменил компетенции, затронул бюджетную и налоговую сферы и даже права граждан на местное самоуправление [2]. В условиях нестабильности экономики, начала процесса разграничения государственной собственности на землю и изменения земельного законодательства, в процессе реформирования ЖКХ, существенного социального расслоения общества кардинальная реформа организации власти на местном уровне без полноценного и продуманного, грамотного правового обеспечения чревата катастрофическими последствиями, угрозой национальной безопасности России.

Вместе с тем, принятый федеральный закон, по мнению экспертов, не позволяет обеспечить необходимого правового регулирования сложных общественных отношений в сфере местного самоуправления, защиту и реализацию прав граждан, усложнит работу

судов, так как оставляет неурегулированными ряд важнейших вопросов, содержит значительное число правовых казусов, неточных определений, неопределенностей. Кроме того, с принятием закона возникла необходимость в кратчайшие сроки внести изменения в значительное число федеральных законов, иных правовых актов, законов субъектов РФ и актов органов местного самоуправления, что дестабилизирует правовое пространство России. Для эффективности реформы, улучшения экономической и политической ситуации требуется продуманное и грамотное правовое и организационное сопровождение процессов преобразований.

Ракон не обеспечивает четкого разграничения полномочий и установления компетенции муниципальных образований, а также в области местного самоуправления - разграничения компетенции Федерации и субъектов РФ. По-прежнему в законе используются неопределенные термины (участие, создание условий, обеспечение условий, организация и т.п.), не указаны права и обязанности муниципальных образований, отсутствуют критерии, определяющие объем и качество услуг, которые органы местного самоуправления должны оказывать населению.

В законе необоснованно преувеличено значение передачи государственных полномочий. При этом не учитывается эффективность таких решений. Вместо передачи государственных полномочий на уровень, наиболее приближенный к населению, где нецелесообразно и высокозатратно формирование органов государственной власти, проект предусматривает передачу государственных полномочий органам местного самоуправления районов - муниципальных округов, на территории которых с успехом в настоящее время действуют территориальные структурные подразделения органов государственной власти, обеспечивая вертикаль государственного управления.

Нормы закона ограничивают возможности непосредственного участия населения в решении вопросов местного значения, не обеспечивают необходимых правовых гарантий такого участия. Например, в настоящее время в ряде поселений с численностью более 100 человек (от 200 до 500) успешно используется такая форма осуществления местного самоуправления, как сход граждан. Это повышает доверие населения власти, гражданскую активность, позволяет привлекать дополнительные ресурсы. Нормы закона не допускают такого порядка решения вопроса для поселений с численностью населения более 100 человек. Вместе с тем, маленькие поселения не являются муниципальными образованиями. Таким образом, осуществление местного самоуправления непосредственно гражданами на сходе не допускается [3].

В связи с этим необходимо внести к закону поправки, обеспечивающие гарантии прав граждан на непосредственное участие в осуществлении местного самоуправления, не ограничивая возможность выбора форм и порядка такого участия.

Все вышеназванное при реализации норм нового закона, с большой долей вероятности, приведет к снижению эффективности управления, в том числе недостаточности выявления и использования местных ресурсов, повышению затратности управления, потере управляемости, дестабилизации социальной и политической ситуации.

Далее перейдём к предложению конкретных мер по оптимизации местного самоуправления и повышению эффективности работы с населением.

По нашему мнению, вопрос повышения эффективности работы органов местного самоуправления с населением не может быть решен только путем внесения изменений в базовый закон «Об общих принципах ...». При решении вопроса повышения эффективности деятельности местного самоуправления, на наш взгляд, необходимо исходить из того, что местное самоуправление - это не только институт публичной власти, каким он формально является по Конституции России, но и, в соответствии со своей природой, может проявлять себя в иных ипостасях:

- и как институт гражданского общества;

- и как уровень муниципального управления в системе управления социальноэкономическим развитием страны;

- и как субъект экономической деятельности и т.д.

Очевидно, что более широкий подход к местному самоуправлению сулит большие возможности по раскрытию его реального потенциала и, соответственно, позволяет предъявить более высокие требования к органам местного самоуправления и критериям эффективности их деятельности, а также их работе с гражданами.

С другой стороны, органы местного самоуправления входят в систему публичной власти, и поэтому эффективность их деятельности необходимо соотносить с эффективностью деятельности всей системы публичной власти. Проще говоря, для повышения эффективности органов местного самоуправления необходим системный подход. Для достижения этой цели вряд ли нам удастся ограничиться внесением поправок в федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ».

Необходимо смотреть на вопрос развития местного самоуправления гораздо шире. Потенциальные возможности местного самоуправления гораздо выше формально установленного правового статуса. Поэтому при решении вопросов развития местного самоуправления нецелесообразно ограничиваться формальными рамками конституционно-правового статуса местного самоуправления. Мы убеждены, что такой широкий подход к местному самоуправлению полностью соответствует интересам развития и укрепления российской государственности.

Поэтому вопрос повышения эффективности работы органов местного самоуправления вообще и с населением в частности - это не только внутренний вопрос местного самоуправления, это вопрос повышения эффективности всей системы публичной власти, системы управления развитием страны и ее экономической системы.

Существуют, конечно, некоторые «внутренние» проблемы местного самоуправления, связанные с повышением эффективности деятельности его органов, которые необходимо решать уже сегодня. Однако в целом для реального повышения эффективности всей системы власти и местного самоуправления как ее элемента необходим более общий системный подход.

К «внутренним» проблемам повышения эффективности органов местного самоуправления необходимо отнести проблему эффективности использования средств муниципального бюджета. Не тот бюджет хорош, который наполнен (таковым он никогда не будет), а тот, в котором имеющиеся средства используются эффективно, т.е. содействуют развитию муниципального образования, а не наоборот. Сегодня проблема повышения эффективности управления муниципальным бюджетом выходит на первый план. Ее ставят и уже решают многие наиболее развитые муниципалитеты.

В настоящее время в некоторых муниципальных образованиях разрабатывается очень оригинальный проект, который предполагает глубокую и системную интеграцию муниципальных баз данных: по бюджетным учреждениям различных отраслей, по системе муниципального заказа, по казначейскому исполнению бюджета и др. - и все это на единой концептуальной и информационной основе. Другим подходом к решению данной задачи может быть всяческая поддержка малого и среднего бизнеса, находящегося в сложных условиях деятельности. Здесь возможно снижение налогового бремени, для того чтобы предприниматель смог занять свою нишу на рынке; протекционистские меры различного характера, которые позволили бы развиваться разнообразным направлениям народного хозяйства, в частности, сельскому хозяйству; осуществлять возможную помощь при выходе на другие рынки и в поиске иностранных покупателей.

Отсюда предложение по совершенствованию работы органов местного самоуправления - необходимо выявлять передовой опыт внутри РФ и заниматься его распространением. Возникает вопрос: кто этим должен заниматься? На наш взгляд, эту функцию могли бы выполнять исполнительные и представительные органы субъектов РФ.

Важнейшим условием развития местного самоуправления и совершенствования работы с населением является наличие общей стратегии государственного строительства и представлений о роли и месте местного самоуправления в системах публичной власти. Федеральный центр должен очень точно выстроить свою политику, т.е. найти ту «золотую» середину, которая, с одной стороны, позволит в полной мере реализовать потенциал муниципальных образований, а с другой - создать условия для формирования целостной системы публичной власти и управления в стране. Представляется, что роль государства в целом должна возрасти. Усиление роли государства в отношении муниципальных образований должно осуществляться не в направлении непосредственного участия в решении вопросов местного значения, а в направлении усиления его роли в координации всех процессов государственного строительства, оказывающих влияние на развитие муниципальных образований. Другими словами, необходимо переходить от эпизодических мер государственной поддержки развития муниципальных образований к системной работе по управлению реформой в направлении создания необходимых условий развития местного самоуправления. Это необходимо уже потому, что некоторые вопросы без участия государства в обозримый срок не могут быть решены [4]. К таким вопросам, в частности, относится вопрос о формировании оптимальной территориальной основы местного самоуправления. Решение этого вопроса предполагает преобразование существующего административно-территориального деления в направлении его адаптации к природе муниципальных образований. Очевидно, что без участия государства этот вопрос не может быть решен.

Необходимо переходить от политики государственной поддержки местного самоуправления (как политического института) к государственной политике в отношении муниципальных образований (как социально-экономических целостностей в соответствии с их типологией и государственной стратегией - демографической, региональной, геополитической и др.).

Также важно обеспечить формирование механизмов взаимодействия двух систем власти (государственной и местной), для чего необходимо:

1) установить оптимальную систему распределения полномочий по уровням власти и механизмы ее коррекции и совершенствования в соответствии с реальными возможностями конкретных типов муниципальных образований, создавая стимулы социально-экономического развития; провести административную реформу и реформу административно-территориального деления; осуществить типологизацию муниципальных образований и выстроить в отношении конкретных типов муниципальных образований государственную политику поддержки их развития;

2) обеспечить развитие межбюджетных отношений на основе нормативного определения (в натуральных показателях) объемов финансирования государственных (конституционных) социальных гарантий, одновременно включив стимулирующие механизмы;

3) обеспечить государственный и муниципальный контроль за соблюдением законодательства и создание системы взаимной ответственности органов местного самоуправления и государства; создать правовые механизмы повышения контроля за деятельностью органов местного самоуправления; необходимо усилить роль представительных органов местного самоуправления, особенно в части контроля за

муниципальными финансами и деятельностью исполнительных органов местного самоуправления, с постепенным переходом к контрактной системе назначения глав местных администраций;

4) провести судебную реформу (имеется в виду создание специализированной судебной системы).

Для устранения выявленных недочётов и совершенствования всего местного самоуправления в целом и работы местной власти с населением, на наш взгляд, необходимо на федеральном и региональном уровнях сделать следующее:

- усовершенствовать нормативную правовую базу местного самоуправления, в частности, принять в новой редакции федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ», с внесёнными в него изменениями и дополнениями, которые обусловлены первыми шагами практической реализацией закона;

- подготовить правовые акты по вопросам местного самоуправления для субъектов РФ и муниципальных образований, объединённых в группу по характерным признакам, особенностям социально-экономического развития и устройства местного самоуправления;

- разработать и внедрить методические рекомендации по установлению территорий муниципальных образований и формированию структур органов местного самоуправления;

- внести в налоговое и бюджетное законодательство изменения и дополнения, обеспечивающие закрепление за местными бюджетами необходимых доходных источников, установить доходные и расходные полномочия органов местного самоуправления, перевести межбюджетные отношения на единую методологическую основу;

- разработать порядки уточнения состава имущества, находящегося в муниципальной собственности, разграничения объектов муниципальной собственности между муниципальными образованиями, приобретения и отчуждения собственности, участия муниципальных образований в осуществлении гражданско-правовых отношений, в том числе в создании, реорганизации, ликвидации муниципальных коммерческих и некоммерческих организаций, в осуществлении отношений с ними, установления полномочий органов местного самоуправления в области природопользования;

- содействовать внедрению в практику муниципального управления современных методов управления местными финансами, муниципальным имуществом, социально-экономическим развитием муниципальных образований;

- создать условия для внедрения в практику управления хозяйством информационно-коммуникационных технологий;

- оказать содействие созданию и совершенствованию системы подготовки, повышения квалификации и переподготовки кадров для органов муниципального управления, системы распространения информации о практике проведения экономической политики на муниципальном уровне. В данном случае предлагается создание единой базы данных, где накапливался бы опыт работы всего муниципального управления России, посредством такой единой базы происходил бы постоянный обмен опытом между различными муниципалитетами. Это позволило бы избежать ошибок в решении большинства текущих вопросов и определённо бы повлияло на квалификацию муниципальных служащих, поскольку посредством базы данных происходил бы обмен опытом в режиме реального времени. Непосредственно предлагаемую базу данных можно создать в виде обыкновенного электронного сайта, целиком посвящённого местному самоуправлению в РФ. Обозначить темы (рубрики)

для обсуждения и структурировать весь массив имеющейся и поступающей информации на разделы, разделы, в свою очередь, на вопросы. Тем самым любой человек, интересующийся вопросами местного самоуправления, мог бы свободно посещать данный сайт и быть в курсе происходящих реформ и преобразований, непосредственно касающихся его как жителя того или иного муниципального образования.

Подводя итоги сказанному, следует подчеркнуть, что до тех пор, пока не будет целостного видения перспектив развития российской государственности, развитие местного самоуправления будет находиться в зависимости от решения других вопросов государственного строительства.

Примечания:

1. Барабашев Г.В. Местное самоуправление. М.: Изд- во МГУ, 1996. С. 34; Гельман В.В. Федеральная политика и местное самоуправление // Власть. 1997. № 9. С. 73-80.

2. Калужский М.Н. Проблемы общественного самоуправления в свете теории самоорганизации // Городское управление. 1998. № 5. С. 47-49.

3. Васильев М.А. Местное самоуправление в России: ограничения и опасности // Городское управление. 1999. № 6. С. 21-24.

4. Оценка итогов развития местного самоуправления населением Ставропольского края // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Сер. Философия. Социология. Право. Белгород, 2008. Вып. 3. № 8 (48). С. 170-176.

УДК 338.482:316(470.638) ББК 75.81(2Рос-4Ста)

Г 65

Е.Н. Гончарова,

кандидат социологических наук, старший преподаватель кафедры истории и философии науки Ставропольского государственного университета, г. Ставрополь, тел. 8(928)3162956, 8(960)4399599, E-mail: elena-

suschenko@yandex . ru

Социально-конструктивистский подход в исследованиях туризма

в условиях глобализации

(Рецензирована)

Аннотация: В статье анализируется современное состояние туризма в экологокурортном регионе Кавказских Минеральных Вод. Автор акцентирует внимание на основных проблемах региона, связанных с процессами глобализации, и на основе конструктивистской методологии в изучении туризма предлагает стратегические направления, которые помогут создать стимулы для ускоренного развития туризма и санаторно-курортного лечения в данном регионе.

Ключевые слова: туристско-рекреационный комплекс, глобализация,

геополитическое положение, социокультурный потенциал, социальный конструкционизм, инвестиция

E.N. Goncharova,

Candidate of Sociology, Senior Lecturer of the Department of History and Philosophy of Science, Stavropol State University, Stavropol, ph. 8 (928) 3162956, 8(960) 4399599, E-mail: [email protected]

The social-constructivist approach in tourism researches in the conditions of globalization

Abstract: The current state of tourism in the ecologic-resort region of the Caucasian Mineral Waters is analyzed. The author focuses attention on the basic problems of region related to processes of globalization. On the basis of constructivist methodology in tourism studying the author offers strategic directions which will help to create stimulus for the faster development of tourism and sanatorium treatment in the region.

Keywords: a turist-recreational complex, globalization, geopolitical conditions, sociocultural potential, social constructivism, the investment.

Одна из основных тенденций российского туризма - глобализация, которая представляет собой диалектический процесс. В ходе глобализации некоторые идеи и структуры современной жизни действительно распространяются по всему миру. В то же время культурные особенности отдельных народов на фоне глобальных процессов приобретают все более резкие очертания или вообще впервые осознаются как таковые. Глобализация не автоматический процесс, который завершается бесконфликтным и идеальным миром, он таит в себе как новые возможности, так и новые риски, последствия которых для нас могут быть более значимыми, чем во все предыдущие эпохи. Следовательно, важнейшей задачей развития сферы туризма в России в

условиях глобализации является не только обеспечение безопасности, но и формирование внутреннего туристского продукта, насыщенного разнообразными основными и дополнительными услугами.

Становление социальной инфраструктуры туризма в России происходит преимущественно на основе рыночных механизмов, при этом высокая себестоимость освоенных туристических объектов не позволяет их полноценно использовать. А потому актуальным становится освоение новых и возрождение традиционных туристических ресурсов, что в конечном итоге будет способствовать расширению доступности туруслуг.

Решение практических задач развития туризма требует осмысления социокультурных явлений и процессов, а также необходимость поиска новой адекватной сложившимся условиям методологии в изучении данной сферы. Актуальным становится применение конструктивистской методологии к исследованию туризма, которая позволит осуществить практически ориентированную научную рефлексию сложившихся туристических практик и определить основные направления социального проектирования туристической сферы. Использование конструктивистской методологии дает возможность социологической редукции объекта и субъекта познания, позволяет описывать, объяснять и предугадывать социально индуцированные представления повседневной практики людей, одновременно включаясь в нее и, тем самым, ее конструируя. Именно конструктивистский подход в наибольшей степени рекурсивен исследованию туризма как потребления. Тем не менее, именно эта сторона исследования туризма остается за пределами фундаментального интереса социологической науки. Особую актуальность приобретают проблемы изучения туризма как сферы жизнедеятельности личности. Недостаточно исследован и социокультурный потенциал туристско-рекреационных комплексов. В этих условиях требуется не просто синтез теоретических представлений о туристических достопримечательностях и проблемах, а поиск единого основания, позволяющего исследовать социокультурный потенциал и впоследствии создать стимулы для ускоренного развития туристской сферы.

Долгое время считалось, что туризм способствует культурному взаимопониманию и упрочнению мира. Эта идея уходит корнями в романтические и элитарные традиции путешествий XVШ-XIX столетий и свято хранится сегодня в уставе Всемирной туристической организации, которая видит своей целью укрепление мира и взаимопонимания между народами. В действительности же туризм часто создает почву для конфликтов. Для туризма действует следующая формула: «Если война, то нет туризма. Если туризм, то нет войны» [1]. То есть туризм выступает важным геополитическим фактором стабилизации региональных конфликтов.

В настоящее время в развитии российского туризма вырисовывается такая картина: подавляющее число регионов страны, рассчитывающих сохранить

собственную инфраструктуру туризма и его стабильность, стремятся к тому, чтобы восстановить массовый интерес путешественников к своим территориям.

Ярким примером, отражающим данную ситуацию, является регион Кавказских Минеральных Вод, где санаторно-курортное обслуживание и туризм являются одними из особо важных и приоритетных отраслей в регионе.

Реформы начала 90-х гг. разрушили прежнее устройство социальноэкономической жизни, не создав новых и не обозначив четко желаемых целей. В 19921993 гг. прежняя система курортного дела распадается, тогда как новая еще не возникает. Период становления рыночных отношений в российском обществе изменил отношение к российским курортам. В этот период большой популярностью стали пользоваться зарубежные курорты, поскольку отдых за рубежом являлся достаточно

престижным, характеризующим социальный статус и социальное положение. Основная масса людей, ранее посещавших здравницы по профсоюзным путевкам, вынуждены были отказаться от этого по финансовым причинам. А те, кто мог себе позволить купить путевки по взлетевшим ценам, предпочитали отдых и лечение за границей. Все здравницы в это время характеризовались низкой загруженностью. Заполняемость отечественных санаториев сократилась в 1993 г. по сравнению с 1990 г. более чем на половину [2].

На сокращение числа отдыхающих на КМВ оказала влияние нестабильность геополитического положения региона. Район КМВ расположен в «сердце» Северного Кавказа, где политическая ситуация во многих бывших автономиях Российской Федерации не только не являлась стабильной, но и была совершенно непредсказуема и опасна. Военные действия, проводившиеся в Чечне, еще больше обострили эту ситуацию. В значительной степени с этим связан был и общий рост преступности и терроризма, в особенности в крупных городах - Пятигорске и Кисловодске, а также в транспортном узле Минеральные Воды, который часто упоминался как место террористических актов, имеющих политический характер.

Неблагоприятное воздействие на ситуацию в регионе оказали и следующие условия: опережающий рост транспортных тарифов, технологическая отсталость баз размещения и инфраструктуры, отсутствие адекватной информации о предложении туристско-рекреационных услуг, изменение системы управления и условий финансирования туристско-рекреационной сферы. В итоге ухудшилось финансовоэкономическое положение туристско-рекреационных предприятий, замедлился приток инвестиций в данную сферу, что привело к общему обострению социальноэкономической ситуации на туристско-рекреационных территориях, усилению их зависимости от федерального финансирования из бюджета Российской Федерации.

Сложившаяся ситуация негативно повлияла на отлаженную десятилетиями деятельность туристско-рекреационной сферы региона КМВ. Подавляющее большинство местных жителей, так или иначе, связаны с курортной индустрией, и опустевшие здравницы оказались на грани выживания. Таким образом, нестабильность экономики в России в конце 90-х гг. XX в., неустойчивая политическая ситуация во многих регионах, в том числе в соседних со Ставропольским краем - все это не способствовало развитию туризма в регионе КМВ.

Позволило исправить создавшееся положение в регионе, принятое правительством Ставропольского края специальное постановление «О неотложных мерах по обеспечению устойчивого развития особо охраняемого эколого-курортного региона Российской Федерации - Кавказских Минеральных Вод». Администрация КМВ при поддержке и реальной помощи администрации Президента Российской Федерации, Правительства России, губернатора, правительства и госдумы Ставропольского края провели значительную работу по возрождению курортной отрасли.

Ситуация на курортах Кавказских Минеральных Вод постепенно стабилизируется. К началу XXI столетия загрузка санаторно-курортной базы достигла 80% и продолжает расти. [2] Введены в эксплуатацию новые санатории «Виктория» в г. Кисловодске, «Долина нарзанов», «Надежда» и первый частный санаторий «Исток» в г. Ессентуки.

Для более тщательного анализа туристского комплекса Кавказских Минеральных Вод необходимо охарактеризовать состояние его санаторно-курортной базы.

Все больше россиян приходят к выводу, что зарубежные курорты, несмотря на пока еще лучшую сферу обслуживания, не могут соперничать в уровне лечения с Кавказскими здравницами. Залогом этого является непревзойденное качество местной

минеральной воды, которая по своему составу и разнообразию не имеет аналогов в мире. Благоприятные климатические условия позволяют использовать их для климатотерапии. Кроме того, здесь лечат пациентов знаменитыми грязями с месторождения на озере Тамбукан, применяют новейшие методики избавления от разнообразных недугов. Все это сочетается с уникальными кавказскими красотами и знаменитыми историческими памятниками. Наибольшее количество санаторнокурортных учреждений находится в городах Кисловодске и Ессентуках, которые относят к одним из самых экологически чистых городов в России. Число отдыхающих во всех городах КМВ за последние годы значительно увеличилось, растут инвестиции. Санатории КМВ принимают на отдых и лечение отдыхающих со всех регионов России и стран СНГ. Но все же основная доля - это жители Ставропольского края. [3]

Анализ современного состояния Кавказских Минеральных Вод, показывает, что весь необходимый потенциал для удовлетворения потребностей населения в туристских услугах здесь имеется. Однако ряд проблем, препятствующих эффективному развитию туризма в регионе, продолжают оставаться не решенными.

В настоящее время еще достаточно рискованными остаются условия для инвестиционной активности. Отрицательными факторами, сдерживающими объем инвестиций, являются резкий спад промышленного производства, дефицит государственного бюджета, политическая нестабильность в обществе и т.д. [4]

Актуальна и проблема оснащения материально-технической базы туристского комплекса, которая не соответствует современным требованиям комфортности, качества и разнообразия услуг и нуждается в глубокой реконструкции. К этому необходимо прибавить и важнейшие для курорта проблемы недоразвитости сфер общественного питания, коммунального обслуживания, индустрии развлечений.

Особенно остро в регионе проявляется экологическая проблема. Среди множества исторически сложившихся и вновь возникающих причин этой ситуации следует выделить деформацию структуры хозяйства городов-курортов КМВ, на долю которых ныне приходится 22 % продукции промышленности Ставропольского края, а г. Пятигорск занимает в крае второе место по объемам промышленного производства (14%), уступая лишь г. Невинномысску [4]. Это отрицательно сказывается на профилизации хозяйства субрегиона и его экологии.

Важной проблемой является и государственная информационная поддержка федерального курорта. Здоровье населения России является неотемлемой частью безопасности страны. Ежегодно наблюдается убывание численности жителей Российской Федерации, уменьшается средняя продолжительность жизни, но в то же время в оздоровительном арсенале страны имеются мощные природные лечебные факторы особо охраняемого эколого-курортного региона Российской Федерации -Кавказских Минеральных Вод. Они должны эффективно работать на оздоровление населения России.

Грамотное использование социальных практик конструирования, поможет выработать стратегии, для ускоренного развития туристской сферы, чтобы здесь, как и в других странах мира, предложение опережало спрос. Именно тогда будет возможно прогрессивное развитие региона Кавказских Минеральных Вод и основных его отраслей. Сроки и полнота решения задач развития региона будут зависеть от общей экономической и политической ситуации в России, продолжительности переходного периода, различных способов и методов проведения экономической реформы на разных этапах ее осуществления.

В качестве основных стратегических направлений развития выделяют следующие:

- создание экономических, организационно-правовых и экологических условий для восстановления докризисного уровня численности отдыхающих и обеспечение его роста на основе осуществления необходимых рыночных преобразований;

- создание благоприятного инвестиционного климата для привлечения в регион российского и зарубежного капитала;

- повышение конкурентоспособности курорта путем увеличения уровня комфортности проживания и разнообразия предоставляемых услуг;

- обеспечение соответствующего местным условиям и экономически оправданного уровня комплексности социально-экономического развития региона с использованием прогрессивных форм территориальной организации курортнорекреационного хозяйства;

- совершенствание региона как круглогодичной зоны отдыха на основе реализации государственных социальных программ оздоровления и реабилитации населения и развития территории как всероссийской базы для развития зимних видов спорта и туризма;

- формирование эффективного регионального, общефедерального и межгосударственного рынка курортно-туристских услуг;

- обеспечение условий для развития социальной и производственной инфраструктуры курорта.

Следует отметить, что принципиально новым направлением в стратегии продвижения своих услуг на рынок туризма должна стать стратегия привлечения людей, являющихся больше туристами, нежели больными. Маркетинговые исследования неоднократно показывали, что большая группа отдыхающих по санаторно-курортным путевкам использовала эту возможность не столько с целью полноценного лечения, сколько с целью отдыха, смены привычной обстановки и поиска новых знакомых [4]. Поэтому в план развития общей инфраструктуры, прежде всего, необходимо включить мероприятия, увеличивающие объем предоставления социокультурных услуг для желающих интересно и познавательно отдохнуть, а заодно, для общей профилактики, пройти оздоровительный курс санаторно-курортного лечения. При разумном ведении рекламной компании и оперативной деятельности маркетинговой службы, регион вполне сможет занять нишу в общем объеме главного для него потенциального сегмента.

Таким образом, процессы глобализации, порождают ряд проблем, которые оказывают существенное влияние на развитие туризма в России и ее регионах. В последнее время в связи с улучшением социально-экономической ситуации в России и на Северном Кавказе наблюдается стабильное увеличение числа отдыхающих в регионе КМВ. Но, несмотря на это, курорт не стал пока еще приоритетным направлением для туристов, а туристско-рекреационный комплекс региона еще по-настоящему не востребован. Туризм в регионе по-прежнему выступает важным геополитическим фактором стабилизации региональных конфликтов. Необходимо учитывать, что туризм в ситуации глобализации должен выполнять следующие функции. Во-первых, содействовать формированию мира без войны. Во-вторых, туризм

- это самый эффективный способ познания и развития своих и иных ценностей.

Применение конструктивистской методологии в изучении туризма региона Кавказских Минеральных Вод помогает выработать стратегические направления для решения существующих проблем в данном регионе и создать стимулы для ускоренного развития здесь туризма и санаторно-курортного лечения.

Примечания:

1. Гуттман С. К этике туризма // Курьер ЮНЕСКО. 1999. Июль-август. С. 46.

2. Туристско-рекреационный и санаторно-курортный комплекс. URL: http://www. rndex.ru /Docs/Prog_ug/ 3_3.htm (дата обращения: 21.10.10).

3. Итоги загрузки санаторно-курортного и туристического комплекса. URL: http : //www.region.kmv.ru/resorts/news_2008-4.html (дата обращения: 14.10.10).

4. Туризм (на примере региона Кавказских Минеральных Вод). URL: http://soft.susya.ru/r20/index.php?un=20000 (дата обращения: 16.10.10).

УДК 352(470)

ББК 67.401.02(2Рос) М 64

И.И. Мирошников,

кандидат социологических наук, доцент кафедры государственного и

муниципального управления Ставропольского института управления,

тел. 8(8652) 23-75-34, e-mail: [email protected]

Социально-правовой аспект муниципальной службы в современной России

(Рецензирована)

Аннотация: В статье рассматриваются социальные механизмы управления в муниципальной службе, проводится социально-правовой анализ муниципальной службы, классификация муниципальных должностей муниципальной службы, а также приведены требования к уровню знаний, умений и навыков муниципальных служащих.

Ключевые слова: муниципальная служба, профессионализм, управление, деятельность.

I.I. Miroshnikov,

Candidate of Sociology, Assistant Professor of the State and Municipal Management

Department of the Stavropol Institute of Management, ph. 8 (8652) 23-75-34, e-mail:

[email protected]

Social-legal aspect of municipal service in contemporary Russia

Abstract: The paper examines social mechanisms of management in municipal service. The author makes the social-legal analysis of municipal service, classification of municipal posts of municipal service, as well as provides requirements to level of knowledge and skills of municipal employees.

Keywords: municipal service, professionalism, management, activity.

Одной из основных проблем укрепления российской государственности является обеспечение позитивной стабилизации аппарата органов власти на основе повышения профессионализма и компетентности его руководителей и специалистов, постоянного совершенствования их мастерства и приобретения новых социально значимых качеств, стимулирования эффективности их труда.

Современный этап развития местного самоуправления характеризуется усилением внимания к такой ее важной составляющей, как муниципальная служба, центральное место в которой занимает муниципальный служащий. Делаются попытки создания концептуальной модели специалиста в области муниципального управления, исследуются профессиографические подходы, разрабатываются критерии и методики оценки наличия и уровня развития профессионально-значимых качеств муниципальных служащих.

Сложность и многогранность такого социального института, как муниципальная служба, закономерно делает его объектом исследования различных наук: социологии, политологии, теории управления, психологии, философии и юриспруденции.

Учитывая отечественный опыт муниципальной службы и анализируя ее организацию, характер и содержание, можно констатировать, что профессиональная деятельность - «муниципальная служба» - имеет ярко выраженную специфику по сравнению с другими видами профессиональной деятельности. Речь идет, прежде всего, о нормативно-правовом, управленческо-коммуникативном и публичном характере муниципальной службы. Форма управленческого труда муниципальных служащих представлена в основном действиями по выполнению многочисленных функций планирования, организации, мотивации, регулирования, анализа и контроля за состоянием дел в организации и направлена на решение вопросов жизнедеятельности населения. Здесь от человека требуются исключительно глубокие знания в конкретной предметной области, соответствующей функциям, задачам, направлениям деятельности данного органа власти или его подразделения.

Следовательно, процесс профессионального развития муниципальных служащих является весьма сложным и включает решение многих управленческих, образовательных, социально-психологических, социально-экономических задач. Профессиональное развитие заключается, прежде всего, в формировании и постоянном обогащении у служащих качеств, навыков и умений, которые необходимы им для эффективного исполнения своих функций, прав и обязанностей. В профессиональном развитии персонала следовало бы более четко (особенно со стороны руководителей кадровых служб) выделить две стороны:

профессионально-квалификационное развитие, в основном связанное с обучением и самообразованием муниципальных служащих, приобретением новых знаний и нового профессионального опыта;

профессионально-должностное развитие, в основном связанное с поиском возможностей наиболее рациональной расстановки кадров, служебного выдвижения на основе использования способностей и возможностей каждого сотрудника (специальности, опыта, возраста, склада ума и личных качеств).

Статьей 2 Федерального закона «О муниципальной службе в Российской Федерации»[1] муниципальная служба определяется как профессиональная деятельность граждан, которая осуществляется на постоянной основе на должностях муниципальной службы.

Должности муниципальной службы подразделяются на четыре основные категории: 1) руководители; 2) помощники (советники); 3) специалисты; 4)

обеспечивающие специалисты.

Руководители - должности руководителей и заместителей руководителей отраслевых (функциональных) и территориальных подразделений (органов) местного самоуправления, замещаемые на определенный срок полномочий или без ограничений срока полномочий. Большинство исследователей относят в эту категорию и выборных должностных лиц, в том числе глав муниципальных образований, депутатов, работающих на профессиональной постоянной основе.

Помощники (советники) - должности, учреждаемые для содействия должностным лицам местного самоуправления в реализации их полномочий, замещаемые на определенный срок, ограниченный сроком полномочий указанных лиц. В данную категорию входят, в частности, должности помощника главы муниципального образования, советника (консультанта) главы муниципального образования, пресс-секретаря главы муниципального образования. Выделение этих должностей в отдельную категорию связано с особым характером отношений между замещающими их служащими и главой муниципального образования. Закон исходит из права главы назначать на эти должности лиц, нужных ему в силу каких-либо обстоятельств. Вновь избранный глава свободен в подборе кандидатов на названные

должности. С уходом прежнего главы муниципального образования истекает и срок полномочий служащих, назначенных им на указанные должности.

Специалисты - должности, учреждаемые для профессионального обеспечения осуществления органом местного самоуправления своих задач и функций и замещаемые без ограничения срока полномочий.

Обеспечивающие специалисты - должности, учреждаемые для организационного, информационного, документационного, финансовоэкономического, хозяйственного и иного обеспечения деятельности органов местного самоуправления и замещаемые без ограничения срока полномочий[2].

Муниципальные должности муниципальной службы устанавливаются нормативными правовыми актами органов местного самоуправления в соответствии с реестром муниципальных должностей муниципальной службы, утверждаемым законом субъекта Российской Федерации.

Требования к уровню знаний, умений и навыков муниципальных служащих зависят от занимаемой должности и выполняемых функций

Таблица 1. Функции различных групп муниципальных служащих

Звено Низовое Среднее Высшее

Должности работников Специалисты Руководители структурных подразделений. Главные и ведущие специалисты. Главы администраций, их заместители. Руководители крупных структурных подразделений с высокой степенью автономности.

Основной вид управления Оперативное управление. Тактическое управление. Стратегическое управление.

Функции Выполнение текущих задач. Контроль за выполнением решений руководства. Трансформация решений руководства в задания подчиненным, координация их работы. Информационное обеспечение высшего звена Управление экономическими, политическими и социальными процессами на территории. Представительские функции.

С учетом выполняемых функций к муниципальным менеджерам предъявляются следующие требования.

Низовое звено — знание конкретной сферы деятельности специалиста, методов

подготовки и принятия управленческих решений, способов мотивации труда, психологии, умение ослаблять напряжение, в т. ч. вызванное решениями руководства.

Среднее звено — знание научных методов управления, общего менеджмента, специальных экономических и управленческих наук, владение практическими инструментами и методиками этих наук, знание социально-психологических методов управления, аналитические навыки.

Высшее звено — умение предвидеть и оценить ситуацию, а также перспективность того или иного дела, гибкость и адаптивность к изменениям внешней среды, обладание качествами лидера, новаторское мышление, владение инструментами стратегического и инновационного менеджмента, знания по общим, экономическим, специальным и конкретным муниципальным наукам, навыки консультирования, социально-психологические и другие навыки.

Можно сказать, что чем выше занимаемая должность, тем более значительную роль в деятельности муниципального менеджера играют управленческие и экономические знания и тем меньше значение технических знаний и навыков.

На сегодняшний день, в научной литературе представлен довольно широкий спектр точек зрения относительно вопроса о служебной деятельности как особом виде социальной деятельности, а также непосредственно о понятии «служба». Одни авторы считают, что понятие «служба» может включать и обозначать и вид деятельности людей, и ведомственное подразделение, и самостоятельное ведомство[3]. Другие определяют службу как вид социальной деятельности, которая в системе социальных отношений является необходимым условием нормальной жизнедеятельности общества[4]. Исходя из Федерального закона от 06.10. 2003 № 131-Ф3 «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации»[5], а также настоящего Федерального закона муниципальную службу можно определить как профессиональную управленческую деятельность, как правовой институт и как социальный институт.

Профессиональная деятельность муниципальных служащих связана с выполнением исполнительно-распорядительных, административных, информационноаналитических и других функций.

Основными отличительными особенностями муниципальной службы от других видов деятельности являются:

1) муниципальная служба осуществляется в органах местного самоуправления. В соответствии с Федеральным законом от 06.10. 2003 № 131-Ф3 «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», структуру органов местного самоуправления составляют:

представительный орган муниципального образования;

глава муниципального образования;

местная администрация (исполнительно-распорядительный орган муниципального образования);

контрольный орган муниципального образования;

иные органы и выборные должностные лица местного самоуправления, предусмотренные уставом муниципального образования и обладающие собственными полномочиями по решению вопросов местного значения.

Муниципальные предприятия и учреждения не входят в структуру органов местного самоуправления, соответственно лица, осуществляющие свою профессиональную деятельность в указанных учреждениях, не состоят на муниципальной службе и не являются по статусу муниципальными служащими;

2) муниципальная служба осуществляется в аппарате избирательной комиссии муниципального образования, которая не входит в структуру органов местного

самоуправления. Избирательная комиссия муниципального образования организует подготовку и проведение муниципальных выборов, местного референдума, голосования по отзыву депутата, члена выборного органа местного самоуправления, выборного должностного лица местного самоуправления, голосования по вопросам изменения границ муниципального образования, преобразования муниципального образования. Порядок формирования и полномочия избирательных комиссий муниципальных образований устанавливаются федеральным законом и принимаемым в соответствии с ним законом субъекта Российской Федерации, а также уставами муниципальных образований;

3) муниципальная служба осуществляется на должностях муниципальной службы. Структура муниципальных должностей органов местного самоуправления представлена двумя видами: выборные должности и должности муниципальной службы. К выборным муниципальным должностям Федеральным законом от 06.10. 2003 № 131-Ф3 «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» отнесены:

а) депутаты - члены представительного органа поселения, муниципального района, городского округа или внутригородской территории города федерального значения;

б) должностные лица местного самоуправления - выборные лица, наделенные исполнительно-распорядительными полномочиями по решению вопросов местного значения и (или) организации деятельности органа местного самоуправления;

в) выборные должностные лица местного самоуправления, должностные лица местного самоуправления, избираемые на основе всеобщего равного и прямого избирательного права при тайном голосовании на муниципальных выборах;

г) члены выборного органа местного самоуправления, выборные должностные лица органа местного самоуправления, сформированного на муниципальных выборах.

Лица, осуществляющие деятельность на выборных должностях, не состоят на муниципальной службе и не являются муниципальными служащими.

В органах местного самоуправления могут быть предусмотрены должности для технического обеспечения деятельности органов местного самоуправления. Лица, которые не замещают муниципальные должности муниципальной службы, а исполняют обязанности по техническому обеспечению деятельности органов местного самоуправления, не состоят на муниципальной службе и не являются муниципальными служащими. На данных лиц не распространяются квалификационные требования, предусмотренные к замещению муниципальных должностей муниципальной службы, установленные Законом, а также права, обязанности, ограничения и запреты, то есть те элементы, которые сопровождают статус муниципального служащего;

4) муниципальная служба функционирует в сфере публичной власти и является публично-властной деятельностью. Публичность муниципальной службы - это важнейшая составная часть публичного права, выражающая право народа как суверена демократического государства на профессиональное ведение дел от лица всего народа. Местное самоуправление является одной из основ конституционного строя Российской Федерации, российской системы народовластия. В то же время местное самоуправление в Российской Федерации признается и гарантируется Конституцией РФ как форма самоорганизации граждан для решения вопросов местного значения, обеспечения жизнедеятельности муниципального образования;

5) муниципальная служба является социальным институтом и отличается социальным характером функционирования. Социальные цели муниципальной службы обусловлены характером задач муниципального образования, связанных с необходимостью удовлетворения общих материальных и духовных потребностей в

сфере образования, здравоохранения, занятости, социальными приоритетами в повседневной деятельности;

6) муниципальная служба является правовым институтом. Правовой характер функционирования муниципальной службы проявляется в двух аспектах. С одной стороны, муниципальные служащие призваны осуществлять свою деятельность на основе Конституции РФ, федеральных законов, законов субъектов Российской Федерации, актов органов местного самоуправления. Муниципальная служба является субъектом контроля соблюдения законодательства на территории соответствующего муниципального образования.

С другой стороны, муниципальная служба является особым видом управленческой деятельности, которая имеет жесткий правовой режим регламентации. А к муниципальным служащим предъявляются особые требования, составляющие правовой статус, который регламентируется нормативными правовыми актами и тем самым отличает муниципальных служащих от других.

Таким образом, подробная и детальная классификация муниципальных должностей муниципальной службы позволяет организовать мобильность в работе муниципального аппарата, разграничить сферы ответственности между сотрудниками. Кроме того, классификация (своеобразный Табель о рангах) является хорошим способом стимулирования профессионального роста муниципальных служащих и четкого задания его направленности и ступеней.

Примечания:

1. О муниципальной службе в Российской Федерации: Федеральный закон от 02 марта 2007 № 25-ФЗ // Российская газета. 2007. 7 марта.

2. Кокотов А.Н., Саломаткин А.С. Муниципальное право России: учебник. М.: Юристъ, 2005.

3. Бахрах Д.Н. Административное право. М., 1993. С. 97.

4. Манохин В.М. Служба и служащий в Российской Федерации: правовое регулирование. М., 1997. С. 5.

5. Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации: Федеральный закон от 28.09.1995 // Российская газета. 1995. 1 сентября.

УДК 316.346.32-053.2 ББК 60.542.4 К 12

Д.А. Кабертай,

соискатель кафедры социальной работы, психологии и педагогики высшего образования факультета управления и психологии Кубанского Государственного Университета г. Краснодара, специалист-эксперт отдела развития семейных форм устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, департамента семейной политики Краснодарского края, тел.: 8 (918) 173-02-21, E-mail: [email protected]

Социальная политика региона в отношении детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей

(Рецензирована)

Аннотация: социальная политика Краснодарского края свидетельствует об общих тенденциях позитивных изменений в сфере защиты детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, и превалировании программно-целевого подхода к решению жизненно важных проблем детей региона. Время убедительно доказывает неэффективность исключительно декларированного подхода, что обуславливает актуальность применения инновационных подходов, ориентированных на межведомственное взаимодействие, разработку и принятие концептуальной комплексной системы социальной политики региона.

Ключевые слова: социальная политика региона, программно-целевой подход, межведомственное взаимодействие, социальное сиротство, вторичное сиротство, дети-сироты, дети, оставшиеся без попечения родителей.

D.A. Kabertay,

Competitor for Candidate degree of the Department of Social Work, Psychology and Pedagogy of Higher Education of the Management and Psychology Faculty of the Kuban State University, Krasnodar, the expert of the Department of Development of Family Forms of the Arrangement of Children-Orphans and Children without Parental Support, the Department of a Family Policy of Krasnodar Territory, ph.: 8(918) 17302-21, E-mail: [email protected]

Social policy in the region concerning children-orphans and children without parental support

Abstract: Social policy in the Krasnodar region testifies to positive changes in sphere of protection of children-orphans and children without parental support and to prevalence of the program-target approach to the decision of the vital problems of children in the region. Time proves convincingly an inefficiency of exclusively declared approach. This causes an application of the innovative approaches focused on interdepartmental interaction and on elaboration and acceptance of conceptual complex system of social policy in the region.

Keywords: social policy in the region, the program-target approach, interdepartmental interaction, a social orphanhood, a secondary orphanhood, children-orphans, children without parental support.

Современная социальная политика Краснодарского края по защите детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, находится в прямой зависимости от социально-экономического положения региона.

Актуальность сегодня приобретают разработка и принятие не декларированных, а инновационных подходов, ориентированных на решение существующих проблем: семейное и детское неблагополучие, социальное сиротство, вторичное сиротство, случаи физического, сексуального и психологического насилия над детьми, эксплуатация детского труда, неразвитость института приоритетной формы жизнеустройства детей, как усыновление (удочерение).

В 2008 году впервые была принята и утверждена краевая целевая программа «Об улучшении демографической ситуации в Краснодарском крае» на 2008 - 2010 годы (далее - Программа) [1], состоящая из следующих подпрограмм:

«Укрепление здоровья и увеличение продолжительности жизни населения»;

«Строительство объектов социальной сферы»;

«Социальная поддержка семей, имеющих детей»;

«Профессиональная адаптация на рынке труда женщин, имеющих детей в возрасте до трех лет»;

«Внедрение физической культуры и спорта в режим учебы, труда и отдыха граждан различных возрастных групп»;

«Развитие семейного творчества и организация досуга семьи и молодежи»;

«Содействие средств массовой информации в вопросах государственной поддержки молодых и многодетных семей».

Программа направлена на постепенную стабилизацию численности населения и формирование социально-экономических предпосылок к последующему демографическому развитию, укрепление здоровья и увеличение ожидаемой продолжительности жизни населения, укрепление института семьи.

В результате реализации Программы ожидается сокращение естественной убыли населения, создание условий для постепенного роста его численности при увеличении ожидаемой продолжительности жизни.

Повышение престижа института семьи, поддержка семей с детьми, создание благоприятных условий для развития семейных форм воспитания и становления личности ребенка, меры по развитию учреждений родовспоможения, улучшению медицинской помощи женщинам во время беременности и родов должны привести к повышению рождаемости.

В то же время профилактические и лечебные мероприятия нацелены на снижение смертности населения, прежде всего в трудоспособном возрасте.

Реализация мероприятий Программы позволит создать условия, позволяющие уменьшить остроту демографического кризиса, сформировать правовую, организационную и финансовую базу для наращивания дальнейших усилий по поддержке и закреплению позитивных тенденций к началу 2011 года на территории Краснодарского края.

С 2008 года действует краевая целевая программа «Дети Кубани» на 2009-2013 годы» [2].

Несмотря на достигнутые в предыдущие годы позитивные результаты, остается много проблем в сфере обеспечения жизнедеятельности детей.

Программа состоит из семи подпрограмм: «Дети и семья», «Профилактика безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних», «Дети-инвалиды», «Дети-сироты», «Одаренные дети Кубани», «Организация отдыха, оздоровления и занятости детей и подростков», «Здоровый ребенок».

Впервые в программу, по аналогии с федеральной целевой программой «Дети России», включена подпрограмма «Дети и семья». Реализация мероприятий данной подпрограммы направлена на укрепление института семьи, формирование позитивного отношения к многодетным семьям.

Анализируя достигнутые результаты программно-целевого подхода социальной политики Краснодарского края в отношении детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, необходимо отметить, что, несмотря на постепенное снижение количества вновь выявленных детей, нуждающихся в особой поддержке государства, их численность остается достаточно высокой. В 2008 году таких детей было - 2580, а в 2009 году - 2281.

На протяжении ряда лет самое большое количество социальных сирот появляется в результате лишения «горе-родителей» права воспитывать своих детей. Сегодня лишение родительских прав должно быть крайней мерой. Число родителей, лишённых родительских прав, составило 1219 в 2009 году. Число детей, ставших социальными сиротами вследствие лишения родителей родительских прав, составило 992 в 2009 году.

Работа по реабилитации семьи, ее оздоровлению, возвращению в социум должна стать важнейшим приоритетом краевой власти. Необходимо более активное применение такой профилактической меры, как ограничение в родительских правах, которая даёт еще один шанс самой семье и мобилизует специалистов различных служб на работу с ней. Так, в 2009 году были ограничены в родительских правах 385 человек. Профилактика и адресная помощь позволяет достичь очевидных результатов в восстановлении родителей в родительских правах. Только в 2009 году 83 человека восстановились в родительских правах.

Необходима организация межведомственной деятельности по выявлению фактов семейного неблагополучия, семей, находящихся в социально-опасном положении, трудной жизненной ситуации. В крае осуществляется работа со следующими категориями семей:

- 863 семьи (55%), где родители употребляют спиртные напитки;

- 397 семей (31%), где родители ведут антиобщественный образ жизни;

- 94 семьи (6%), где были отмечены факты жестокого обращения родителей со своими детьми;

- 58 семей (5%), где родители употребляют наркотические вещества;

- 50 семей (3%), где один из родителей имеет психическое заболевание.

В крае используется комплекса мер по межведомственному взаимодействию в целях предупреждения социального сиротства [3].

Функционируют межведомственные штабы, мобильные группы, проводятся рейдовые мероприятия по утвержденным маршрутам движения, патрулируются не только улицы населённых пунктов, посещаются проблемные семьи, попавшие в поле зрения органов системы профилактики. В 2009 году проведено 3922 мероприятия, в результате которых выявлено 409 детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, нарушающих действующее законодательство (354 - опекаемые дети, 13 -воспитанники приемных семей, 42 - учащиеся учреждений для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей). На внутриведомственный учет для проведения работы по профилактике социального сиротства было поставлено 253 семьи, в отношении 206 родителей принято решение об ограничении в родительских правах и лишении родительских прав.

В 2009 году на территории Краснодарского края было возвращено из замещающих семей 84 ребенка, что составляет 2,8% от численности детей, переданных на воспитание в семьи. Вторичное сиротство, как отказ от приемных детей

замещающих родителей и возврат их в государственные учреждения для детей, оставшихся без попечения родителей, влечет за собой пагубнейшую нравственную и психическую деградацию ребенка.

В целях минимизации и недопущения случаев вторичного сиротства, профилактики отказов и возвратов детей необходимо создание государственных институтов контроля, отбора, подготовки и профессионального сопровождения замещающих семей.

Основными направлениями их деятельности должна являться активная работа по подготовке кандидата в замещающие родители и членов его семьи; подготовке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, к передаче в замещающую семью; осуществлению профессионального психолого-педагогического сопровождения замещающих семей; работа с кровными детьми кандидатов в замещающие родители;

В настоящее время в крае действуют всего две службы сопровождения замещающих семей на базе интернатных учреждений (Павловский и Каневской районы), осуществляющих профессиональное сопровождение замещающих семей.

Кроме того, в целях подготовки кандидатов в замещающие родители и дальнейшего психолого-медико-педагогического сопровождения семей в регионе созданы краевая и 44 муниципальные школы приемных родителей.

Анализ деятельности данных школ, а также результаты работы с приемными родителями показали необходимость проведения следующих мероприятий:

- разработку и утверждение форм справки (выдаваемой кандидату в замещающие родители по окончании школы) и рекомендаций по результатам психолого-педагогической подготовки (для органа опеки и попечительства);

- в целях оптимизации деятельности школы приемных родителей разработку примерных форм документов, используемых в работе школы;

- разработку типовой программы подготовки кандидатов.

Существует острая необходимость в дальнейшем развитии служб семейного устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, и сопровождения замещающих семей и усовершенствования деятельности школ приемных родителей.

Жестокость, насилие родителей по отношению к своим детям и эксплуатация детского труда являются факторами семейного неблагополучия. Часто обращают на себя внимание такие факты жестокости, как нанесение побоев или телесных повреждений, оставление детей без пищи, применение нетрадиционных форм воспитания, унижение и оскорбление личности ребенка.

В 2009 году на 5,9% (с 256 до 271) увеличилось число инициативно выявленных преступлений по ст. 156 УК РФ (невыполнение обязанностей по воспитанию детей, связанное с жестоким обращением). В отношении 44 родителей, жестоко обращавшихся с детьми, принято решение о лишении родительских прав.

Залогом успеха при работе в данном направлении является достижение высокой осведомленности о фактах жестокого обращения с детьми, выстраивание связи с другими учреждениями и ведомствами системы профилактики, купирование случаев семейного неблагополучия, взаимоинформирование ведомств, проведение консультаций юристов и психологов, своевременное реагирование на вызовы.

Обеспечению оперативности применения мер действенного реагирования на информацию о фактах семейного и детского неблагополучия, жестокого обращения с детьми, способствует работа круглосуточной горячей линии экстренной помощи «Отзывчивый телефон» Краснодарского края. Только в текущем году было произведено более 1300 выездов.

Основной целью работы специалистов по оказанию экстренной помощи является взаимодействие с населением, создание дополнительных условий для своевременного реагирования на заявления, предложения, жалобы граждан, оказание незамедлительной консультационной помощи по проблемам защиты прав и интересов детей и семей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации.

Востребованность данной услуги и число обращений неуклонно возрастает. В 2009 году поступило более 12 тысяч звонков (12357), из них 802 абонента - дети, ставшие заложниками социального неблагополучия семьи.

В отношении 298 семей была организована индивидуально-профилактическая работа, направленная на выведение семьи из трудной жизненной ситуации. Согласно полученной информации также было выявлено 295 детей, находившихся в социальноопасном положении и 30 семей, допускающих жестокое обращение с несовершеннолетними.

Среди обращений на горячую линию 3142 - это вопросы по применению требований и норм семейного законодательства, 1648 обращений по оформлению документов на установление опеки, усыновления, создание замещающей семьи, 1102 -по положениям Закона Краснодарского края № 1539-КЗ, в том числе 82 сообщения о нарушении правил торговли спиртосодержащей продукцией.

В 2009 году число усыновленных (удочеренных) детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, составило 430 человек, что является низким показателем в сравнении с числом детей, переданных на безвозмездную форму опеки (попечительства) - 1651 возмездную форму опеки (попечительства) - 617. Учитывая тот факт, что данная форма семейного устройства является приоритетной и наиболее предпочтительной для несовершеннолетнего, необходимо развитие института усыновления.

Усиление мер материальной поддержки жителей Краснодарского края, усыновивших детей, а также публичное признание социальной значимости указанной формы устройства является залогом стратегического развития института усыновления.

В Краснодарском крае установлена единовременная денежная выплата в размере 300 тысяч рублей для родителей, усыновивших (удочеривших) детей, способствовать развитию данной формы семейного устройства [4].

Результаты проведенного исследования с использованием метода сбора информации, анализа правовых материалов, статистических данных и литературных источников позволили сделать следующие выводы.

Наличие большого количества федеральных и региональных программ, по нашему мнению, не является основным критерием эффективности реализации целей и задач социальной доктрины государства и социальной политики региона в отношении детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, так как они, зачастую, разрабатываются и реализуются независимо друг от друга различными региональными ведомствами. Способом устранения данной несогласованности может стать разработка концептуальной комплексной системы социальной политики региона в отношении детей.

Комплексная деятельность межведомственного взаимодействия по раннему выявлению семейного неблагополучия и предупреждению социального сиротства, развитию форм семейного устройства детей и дальнейшее сопровождение замещающих семей по правовым, социальным, медико-психологическим вопросам является необходимым условием совершенствования положения детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, в Краснодарском крае.

Примечания:

1. О краевой целевой программе «Об улучшении демографической

ситуации в Краснодарском крае» на 2008-2010 годы: Закон Краснодарского края от 11 ноября 2008 г. № 1575-КЗ // Кубанские новости. 2008 13 ноября.

2. Об утверждении краевой целевой программы «Дети Кубани» на 20092013 годы: Закон Краснодарского края от 29 декабря 2008 г. № 1654-КЗ // Кубанские новости. 2008 31 декабря.

3. О мерах по профилактике безнадзорности и правонарушений

несовершеннолетних в Краснодарском крае: Закон Краснодарского края от 21 июля 2008 г. № 1539-КЗ // Кубанские новости. 2008. 22 июля.

4. О единовременном денежном пособии гражданам, усыновившим

(удочерившим) ребенка (детей) в Краснодарском крае: Закон Краснодарского края от

29 декабря 2008 г. № 1662-КЗ// Кубанские новости. 2008. 31 декабря.

5. Холостова Е.И. Социальная политика. М.: СТИ МГСУ, 2000. 215 с.

УДК 316.7 ББК 60.546.0 Г 61

Г.В. Головина,

кандидат педагогических наук, доцент кафедры социально-культурной деятельности Краснодарского государственного университета культуры и искусств, г.Краснодар, [email protected]

Культура досуга как фактор формирования современного общества

(Рецензирована)

Аннотация: Статья посвящена рассмотрению культуры досуга как фактора формирования современного общества, вступившего в эпоху глобализации, которая предоставляет возможности для разнообразия досуговой деятельности, но при этом создает для индивида проблемную ситуацию, связанную с эффективным использованием досугового потенциала для развития досуговой культуры личности. В работе осуществляется экспликация понятий «досуг», «свободное время», «культура», «культура личности», «культура досуга».

Ключевые слова: современное общество, социокультурная среда, досуг, досуговая деятельность, свободное время, культура, культура личности, культура досуга.

G.V. Golovina,

Candidate of Pedagogy, Assistant Professor of the Department of Social-Cultural Activity of the Krasnodar State University of Culture and Arts, Krasnodar, e-mail: [email protected]

The culture of leisure as the factor of formation of a modern society

Abstract: The paper considers the culture of leisure as the factor of formation of the modern society which has entered an epoch of globalization. This provides opportunities for diverse leisure activities, but creates simultaneously the problem situation for the individual which is related to an effective utilization of leisure potential for development of leisure culture of the person. In the work, the explication of concepts “leisure”, “free time”, “culture”, “the culture of the person” and “the culture of leisure” is provided.

Keywords: a modern society, sociocultural environment, leisure, leisure activity, free time, culture, culture of the person, culture of leisure.

Современное общество, вступившее в эпоху глобализации, остро нуждается в осмыслении социокультурных процессов, происходящих в нем. С одной стороны, необходимо исследовать тенденции, которые способствуют развитию культуры как фактора совершенствования современного общества, с другой стороны, нуждаются в теоретическом осмыслении факты, способствующие подъему уровня культуры общества. Одним из аспектов здесь являются процессы, происходящие в сфере досуга. В культуре, обществе, досуге в равной мере наблюдаются эти тенденции, и они в равной степени актуальны для исследования.

Современное общество, порожденное взрывным развитием информационных и коммуникационных технологий, способствует изменению функциональной сущности досуговой деятельности личности: переориентация в основном на отдых и развлечения;

вытеснение функций развития и самореализации человека на второй план; неравномерность распределения свободного времени у различных социальных групп населения и др.

Социокультурная среда предоставляет большие возможности для разнообразия досуговой деятельности, но при этом создает для индивида проблемную ситуацию, связанную с эффективным использованием досугового потенциала для развития досуговой культуры личности.

Разнообразие форм досуговой деятельности диктует разнообразие экспликации культуры поведения, досугового общения, развития личностных качеств индивида, его духовных, физических и других социально значимых потребностей и интересов, что находит отражение в индивидуальной социокультурной деятельности. В связи с этим актуализируется значение социокультурных потребностей, связанных с различными видами, формами организации, функциями, содержанием досуговой деятельности, что определяет необходимость изучения развития досуговой культуры личности как фактора формирования современного общества.

Культура досуга как часть культуры современного общества, а также досуговая культура личности как отражение культуры досуга в сознании личности недостаточно изучены.

В настоящее время категория «культура досуга» все чаще звучит в научнопрактическом контексте. Понятийно-категориальный аппарат исследования этой категории включает концепты «досуг», «свободное время», «культура», «культура личности» и др.

Вопросами экспликации понятия «культура», ее функций и роли в процессе развития (преемственности) занимаются такие видные отечественные и зарубежные ученые как А.А. Аронов, А.И. Арнольдов, Э.А. Баллер, И. Белоконь, Н.А. Бердяев, В.П. Большакова, Ю.В. Бромлей, Гегель, Л.Н. Гумилев, С.Н. Иконникова, И. Левин, Ю.М. Лотман, В.А. Малинин, И.В. Малыгина, Э. Маркарян, А.П. Марченко, А.А. Пелипенко, И.В. Суханов, М.Б. Туровский, А.А. Тлюняева, В.П. Тугаринов, Л. Фейербах, А.С. Фриш, Э. Шилз, К. Ясперс и др.

Большое значение для изучения досуговой деятельности и выявления понятий «досуг», «свободное время», «культура досуга» имеют работы отечественных ученых И.А. Грушина, Г.Е. Зборовского, Э.М. Коржевой, Г.П.Орлова, В.Д. Патрушева, Г.А. Пруденского, Э.В. Соколова В.А. Ядова, которые во многом определили основные подходы к исследованию рассматриваемой темы. Содержание понятий «досуг», «культура досуга», их субъектов, структуры, функций нашло отражение в работах Л.А. Акимовой, Е.И. Григорьевой, Т.Г. Киселевой, Ю.Д., Красильникова, А.Д. Жаркова, В.М. Чижикова, Н.Ф. Максютина, Ю.А. Стрельцова и др.

Вопросы всестороннего развития личности затрагивали в своих трудах А.Д. Алексеев, А.И.Арнольдов, В.И.Водовозов, Л.С.Выготский, И.Ф. Гончаров, Т.И. Гончарова, Ю.А. Клейберг, А.С.Макаренко, М.Ю. Новицкая, Петрушин В. В., В.А. Сухомлинский, К.Д.Ушинский, Н.С.Фишганг-Фин, С.Т.Шацкий, Т.Я.Шпикалова, Л.К. Ярославцева и др.

Труды вышеперечисленных авторов явились значимыми источниками, которые позволили сформулировать концептуальную модель настоящей статьи. Они представляют собой методологический и общетеоретический фундамент проблемы изучения культуры досуга как фактора формирования современного общества.

Важным аспектом анализируемого вопроса выступает соотношение понятий «досуг» и «свободное время», которые нередко в научной литературе употребляются как синонимы. Подходы к их рассмотрению достаточно противоречивы.

В.Д. Патрушев «свободное время» описывает как часть времени суток, свободную от труда в общественном хозяйстве и связанного с ним времени удовлетворения физиологических и бытовых потребностей и домашнего труда, а «досуг» характеризует как часть свободного времени, которая служит как отдыху, так и развитию личности.

По мнению Г.А. Пруденского, «свободное время - это часть внерабочего времени, которая затрачивается на учебу, повышение квалификации, общественную работу, отдых и т.д., то есть то время, которое люди используют за пределами рабочего дня для своего всестороннего развития» [1].

В исследованиях И.В. Саркисовой «свободное время» понимается как часть внерабочего времени, свободная от необходимых затрат и реализуемая в соответствии с потребностями, уровнем развития, направленностью личности, возможностью свободно располагать собой и своим временем [2].

М.А. Ариарский свободное время личности определяет как «часть общего бюджета времени, остающуюся у человека после выполнения им профессиональнотрудовых, гражданских, семейных обязанностей, удовлетворения физиологических, санитарно-гигиенических и иных непреложных потребностей, которую он может использовать по своему усмотрению в соответствии со своими интересами и возможностями» [3].

Отечественный исследователь Э.М. Коржева рассматривает термин «досуг» как синоним слова «свободное время», где свободное время представляется в целом как противоположный работе мир, в котором активность человека направлена на отдых.

Ю.А. Стрельцов также уравнивает между собой два этих понятия, определяя «досуг» как часть внерабочего времени (в границах суток, недели, года), остающуюся у человека (группы, общества) за вычетом разного рода непреложных дел, необходимых затрат [4].

В.А. Ядов обращает внимание на специфические черты досуга, такие как деятельность и саморазвитие личности: «В научном смысле досуг - часть свободного времени, которая связана с личным потреблением материальных и духовных благ, или «самоценная» деятельность, составляющая органический элемент быта и направленная на удовлетворение потребностей в отдыхе, развлечении, саморазвитии» [5].

Понятие «досуг», по нашему мнению, наиболее достоверно определил Э.В. Соколов. Он утверждает, что это время, «когда возможен свободный выбор занятий, в котором отдых перемежается с физической и умственной активностью» [6].

Сравнительный анализ интерпретаций свободного времени и досуга в отечественной науке позволил выделить два основных подхода к рассмотрению данных терминов: их отождествление и их разделение. Второй точки зрения придерживаемся и мы в контексте настоящей работы, используя при этом следующие определения.

Свободное время - часть бюджета личности, которая освобождена от непреложных временных затрат, т.е. от обязательной работы, семейных, общественных обязанностей, бытовых забот и необходимой физиологической жизнедеятельности (сна, питания и пр.), являясь одним из условий и одновременно пространством для развития личности.

Досуг - часть свободного времени, совокупность занятий, выполняющих функцию восстановления физических и психических сил человека; деятельность, ради самосовершенствования, собственного удовольствия, достижения иных культурных целей по собственному выбору.

Анализируя различные подходы к характеристикам досуга, выделим основные: свободу от жестких социальных требований, возможность выбора, гедонистичность досугового поведения (личность находится в поисках радости, наслаждения),

компенсационность (активность направлена на возмещение того, что люди недополучают в других сферах своей жизнедеятельности).

Понятия «культура» и «досуг» взаимосвязаны. Культура как совокупность материальных и духовных ценностей является сложным и противоречивым результатом общественной деятельности, воплощенных как в вещественных объектах, так и в бытии людей.

Ю. Лотман рассматривает культуру «как деятельность людей по воспроизведению и обновлению социального бытия, а также включаемые в эту деятельность ее продукты и результаты» [7].

Сторонники деятельностной концепции (М. Каган, Э. Маркарян) считают, что аксиологическая концепция интерпретации культуры заключается в вычислении той сферы бытия человека, которую можно назвать миром ценностей. По их мнению -культура - диалектически реализующийся процесс в единстве его объективных и субъективных моментов, предпосылок и результатов.

Они конкретизируют деятельностный подход к культуре по двум направлениям: одно рассматривает культуру в контексте личностного становления, другое характеризует ее как универсальное свойство общественной жизни.

Таким образом, культура - это исторически конкретная совокупность тех приемов, процедур, норм, которые характеризуют уровень и направленность человеческой деятельности.

Культура - открытая система, разламывающая и корректирующая энергию действующего человека, которая невозможна без подлинного культурно-исторического созидания, творения. Взлет культурного поиска - это создание «своего» мира, вбирающего в себя «внешнее», но противостоящего ему уникальностью, оригинальностью.

Эффективность любой деятельности, в том числе и досуговой, зависит от культуры личности, которая определяется тем, насколько широко способен специалист осмысленно решать частные профессиональные задачи, чутко реагировать на условия и требования социума, насколько свободно он владеет наукоемкой техникой и высокой технологией, насколько развиты в нем чувство нового, способность «не отстать» от темпов развития общества и при этом, насколько эти качества пронизывают понимание общечеловеческих приоритетов.

М. Каган культуру личности рассматривает в трех аспектах:

- культура - это своего рода принцип связи человека с предметом, способ его вхождения в общественную жизнь, механизм самосознания, осмысливание своей неотделимости от других и собственной уникальности;

- культура - это характеристика ментальности (установки сознания, его нацеленности вовне - на мир и внутрь себя);

- культура - это то, что позволяет внести в личность смысл. Она вбирает в себя способность использовать то, что накоплено человечеством [8].

Таким образом, феномен культуры столь сложен, что на данном этапе его изучения правомерно множество подходов и интерпретаций, описывающих его в различных аспектах. Для нашего исследования значение имеют следующие выводы:

- культура - определенный уровень организации жизнедеятельности людей, выраженный в продуктах материального и духовного производства, в характере овладения приемами и методами труда, интеллектуальной деятельности, собственного физического и духовного развития;

- культура - есть сущностный признак отдельного человека, группы людей, социальных, профессиональных и национальных общностей, всего общества в целом;

- личность - абсолютный объектный и субъектный предмет культуры.

Культура воздействует на различные сферы досуговой деятельности. Она формирует ее условия и средства. Н.Ф. Максютин справедливо утверждает, что досуг является «специализированной подсистемой духовно-культурной жизни общества, функционально объединяющей социальные институты, призванные обеспечить распространение духовно-культурных ценностей, их творческое освоение людьми в сфере досуга в целях формирования гармонично развитой, творчески активной личности» [9]. Человек становится личностью, овладевая культурой, обретая социальные качества, в процессе преодоления себя и благодаря самому себе.

Досуговая деятельность является процессом создания, распространения и умножения культурных ценностей. В этой связи, подчеркнем значимость субкультурных явлений досуга: региональных, национальных, религиозных, и т.д.

По мнению В.Я. Суртаева, культура досуга - это «мера реализации социальнокультурного потенциала личности в условиях досуговой деятельности, мера приобретенных ею навыков регулирования досугового времени, готовность личности к участию в социально значимых видах досуговой деятельности» [10].

Наиболее полно, на наш взгляд, дала определение культуры досуга в рамках диссертационного исследования Н.В. Котельникова. Она считает, что это «качественная характеристика человеческой деятельности на досуге во всем многообразии ее видов, форм, способов и результатов; набор ценностных ориентаций и форм поведения, а также готовность к участию в социально-значимых видах досуговой деятельности, способствующих самореализации творческого потенциала личности».

[11].

В настоящее время досуговая деятельность должна решать, прежде всего, социальные проблемы, предлагая новые модели образа жизни. Сфера досуга становится сосредоточением таких социальных проблем, которые общество не может решить в других сферах жизнедеятельности (наркомания, алкоголизм, преступность и др.). Конечно, это не означает, что досуговая деятельность в полной мере способна выполнить данный социальный заказ, но способствовать повышению уровня общей культуры в современном мире обязана.

В заключение следует отметить, что изучению культуры досуга как неотемленного компонента в развитии современного общества посвящено значительное число работ, авторы которых с разных позиций рассматривали данный феномен. Но, несмотря на имеющиеся достижения в этой области, обширный научный опыт, проблема культуры досуга как фактора совершенствования современного общества остается далекой от своего окончательного завершения, здесь имеются широкие перспективы для дальнейших исследований.

Примечания:

1. Пруденский Г.А. Проблемы рабочего и внерабочего времени. М.: Наука, 1972. С. 41.

2. Саркисова И.В. Свободное время и духовное развитие молодежи: автореф. дис. ... канд. социол. наук. СПб., 1992. С. 8.

3. Ариарский М.А. Прикладная культурология. 2-е изд., испр. и доп. СПб.: ЭГО, 2001. С. 157.

4. Стрельцов Ю.А. Культурология досуга: учеб. пособие. М.: МГУКИ, 2002. С.

5.

5. Ядов В.А. Социологические методы исследования клубной работы: метод. пособие. М., 1986. С. 159.

6. Соколов Э.В. Свободное время и культура досуга. Л.: Лениздат, 1977. С. 64.

7. Лотман Ю.М. К проблеме типологии культуры / под ред. Е.В. Пермякова // Труды по знаковым системам. Тарту, 1967. Вып. 3. С. 23.

8. Каган М.С. Философия культуры: сб. тр. СПб., 1996. С. 78.

9. Максютин Н.Ф. Культурно-досуговая деятельность: конспект лекций,

опорные занятия и определения: учеб. пособие. Казань: Медицина, 1995. С. 21.

10.Суртаев В.Я. Социология молодежного досуга. СПб. Ростов н/Д: Гефест, 1998. С .28.

11 . Котельникова Н.В. Инновационные тенденции в сфере молодежного досуга в современной России. Социология культуры, духовной жизни: автореф. дис. ... канд. социол. наук. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2003. С. 19-20.

УДК 316.334.2(470.621) ББК 65.9(2Рос.Ады)29 Х 19

Р.А. Ханаху,

доктор философских наук, профессор, зав. отделом философии и социологии

Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований, тел.

(8772) 57-08-21, [email protected]; dannaCazmail.ru

Малый и средний бизнес в социальной жизни Республики Адыгея

(Рецензирована)

Аннотация: В статье представлены итоги социологического исследования среди предпринимателей Республики Адыгея, которая является регионом с достаточно развитой сферой малого и среднего предпринимательства. Вместе с тем у предпринимателей имеются серьёзные, порой от них не зависящие, проблемы. Среди них: негативные последствия мирового финансово-экономического кризиса 2008 года, низкий уровень платежеспособности населения, бюрократические барьеры. Эти и другие причины не позволят бизнесменам быть успешными предпринимателями. Поэтому важной политической и экономической проблемой региональной власти представляется выдвижение в повестку дня российской внутренней политики задачи по выравниванию доходов граждан РФ, независимо от места их проживания. Это конечно сложная и непростая задача, которая не имеет простого и быстрого решения, но ставить и решать её необходимо. Пока она не решена, определенная часть республиканских бизнесменов будут ориентироваться на другие рынки с высокой платежеспособностью населения.

Ключевые слова: малый и средний бизнес, предпринимательство, формы господдержки, конкуренция, мотивация.

R.A. Khanakhu,

Doctor of Philosophy, Professor, the Head of Philosophy and Sociology Department

of the Adyghe Republican Institute of Humanitarian Researches, ph.: (8772) 57-08-21,

[email protected]; [email protected]

Small- and moderate-sized businesses in social life of Adygheya Republic

Abstract: The paper provides the results of sociological research among businessmen of Adygheya Republic which is the region with developed sphere of small- and moderatesized businesses. At the same time businessmen have serious problems, at times not dependent on them. Those are negative consequences of the world financial and economic crisis of 2008, low level of solvency of the population and bureaucratic barriers. These and other reasons do not allow them to be successful businessmen. Therefore an important political and economic problem of the regional power is bringing forward, into the agenda of the Russian internal policy, a problem on alignment of incomes of citizens of the Russian Federation, irrespective of a place of their residing. It is certainly a difficult and uneasy problem which has no simple and fast decision but it is necessary to put and solve it. Since it isn't solved, a certain part of republican businessmen use the other markets with high solvency of the population.

Keywords: small- and moderate-sized businesses, business, state support forms, a competition, motivation.

Вводные замечания

Социологическое исследование, посвященное региональным проблемам малого и среднего предпринимательства, было проведено в октябре-декабре 2009 года.

Исследование проводилось путем опроса (структурированного интервью) руководителей предприятий малого и среднего бизнеса. Всего было опрошено 34 предпринимателя - 10 женщин и 24 мужчины. Использовались также методы контент-анализа документов (материалов органов государственной власти, органов статистики и СМИ) и кабинетного исследования.

Отбор респондентов учитывал структуру экономики Республики Адыгея и осуществлялся пропорционально «весу» ее отраслей. В число респондентов вошли, таким образом, руководители промышленных, строительных, транспортных, сельскохозяйственных предприятий и сферы услуг.

В разработанной для опроса анкете (гиде-интервью) было сформулировано несколько смысловых блоков вопросов. Они позволяли собрать субъективную информацию по проблемам, которые, с точки зрения опрашиваемых, содействуют или препятствуют ведению бизнеса.

В том числе выяснялись мнения респондентов о наличии (или отсутствии) административных препятствий для бизнеса. Определялась также степень их информированности о существующих в республике формах государственной поддержки бизнеса и их эффективности.

Выявлялись мнения респондентов по действующему налоговому законодательству, финансовым проблемам, связанным с доступностью кредитов, проблемам подбора кадров и другим вопросам.

Определялась также степень влияния на бизнес последствий последнего мирового финансово-экономического кризиса.

Полученная в ходе исследования информация в целом свидетельствует о том, что малый и средний бизнес в Республике Адыгея сравнительно хорошо развит и имеет потенциал для дальнейшего развития. Об этом свидетельствуют и независимые источники.

Так, по данным Института системных исследований (Москва), Адыгея вошла в первую десятку субъектов Российской Федерации по степени развитости малого и среднего бизнеса [1].

По данным органов государственной статистики, в Республике Адыгея зарегистрировано почти 3 тыс. малых и около 70 средних предприятий. Всего в малом и среднем бизнесе работает более 40 тысяч человек, или более 26% занятого в экономике населения [2].

На момент проведения исследования сумма государственной поддержки предприятий малого и среднего бизнеса составила более 112 млн. рублей, и было объявлено о том, что планируется довести ее до 200 млн. рублей (в годовом исчислении).

Таким образом, усилия органов государственной власти Республики Адыгея по поддержке малого и среднего бизнеса уже приносят ощутимый эффект. Это направление ее деятельности в сложной по этническому и конфессиональному составу населения республики является предельно важным, поскольку переводит социальную активность граждан (нередко спекулятивную) в сферу понятных жизненных устремлений - материально-финансового успеха и самореализации. Всемерное содействие развитию малого и среднего предпринимательства способно также

существенно снизить нагрузку на государство, вынужденное реализовывать масштабные социальные программы. Развитие в республике предпринимательства способно также существенно расширить республиканскую налоговую базу, заметно снизив зависимость республиканского бюджета от федерального.

Однако в сфере малого и среднего предпринимательства имеются и определенные проблемы. Их можно проиллюстрировать путем приведения результатов ответов предпринимателей-респондентов на поставленные перед ними вопросы.

Предприниматели о проблемах своего бизнеса

Опрос проводился в то время, когда последствия мирового финансовоэкономического кризиса стали влиять на экономику России. Как свидетельствуют ответы предпринимателей, кризис не обошел их бизнес стороной. Перед ними был поставлен вопрос: «Как изменилось положение Вашего предприятия за последний год?». 29% ответили - «значительно ухудшилось»; 38% - «несколько ухудшилось». Почти четверть предпринимателей (24%) ответила, что положение их предприятий «осталось без изменений». 3% сказало, что «значительно улучшилось», и еще 6% - что «несколько улучшилось».

Таким образом, только каждый одиннадцатый предприниматель счел, что за последний год положение их предприятий улучшилось. Все остальные считают, что положение их предприятий ухудшилось или осталось без изменений. Полученные данные не могут не вызывать озабоченности (хотя, вероятно, следует делать скидку на известную склонность предпринимателей к жалобам). Представляется, что органам государственной власти было бы целесообразно дополнительно исследовать влияние кризиса на малый и средний бизнес в отраслевом разрезе и учитывать это в своей политике оказания ему помощи.

Перед предпринимателями был поставлен вопрос о том, что конкретно мешает их бизнесу. Ответы на него несколько проясняли ситуацию.

При ответе на так называемый «открытый вопрос» (когда респондент сам формулирует ответ, а не выбирает из предложенных социологом) 27% предпринимателей ответило, что их бизнесу мешает конкуренция. Данный ответ можно интерпретировать по-разному. Так, если предприниматели, отвечая на поставленный перед ними вопрос, имели в виду справедливую конкуренцию, то их ответ можно считать признаком состоявшегося и цивилизованного предпринимательства, поскольку высокая конкуренция - признак всех развитых экономик мира. То, что большинство предпринимателей назвало высокую конкуренцию основным препятствием для своего бизнеса, может свидетельствовать, скорее, о развитости предпринимательства, нежели о его упадке.

Однако при ответе на «закрытый вопрос» (когда респондентам предлагалось выбрать устраивающий их ответ из предложенного списка) 36% опрошенных указали на то, что их бизнесу препятствует несправедливая конкуренция. Хотя использованные респондентами понятия «справедливой» или «несправедливой» конкуренции могли нести субъективные смыслы, представляется все же, что эта проблема требует специального дополнительного изучения специалистами.

Не может озадачить то, что 21% предпринимателей сказали, что их бизнесу препятствует низкая платежеспособность населения. Данный ответ указывает не только на проблему сокращения платежеспособности населения республики вследствие мирового кризиса (несмотря на некоторый рост зарплат), но и на гораздо более важную и застарелую общероссийскую проблему - существенное и, можно сказать, критическое расхождение в доходах населения российских регионов. Известно, что

среднедушевые доходы жителей «нефтяных» и «газовых» регионов и доходы жителей Москвы и Санкт-Петербурга на порядок превышают среднедушевые доходы населения большинства других российских регионов. Следствием этого является, в частности, формирование заведомо невыгодных условий для малого и среднего бизнеса в регионах с низкими среднедушевыми доходами.

Таким образом, необходимость относительного выравнивания уровня жизни населения российских регионов приобретает не только общеполитический смысл (как известно, в странах с развитой экономикой такого расхождения в доходах по регионам нигде нет), но и чисто экономический. Малый и средний бизнес в регионах с низкими среднедушевыми доходами (в том числе в Адыгее) не может быть столь успешным, как в регионах с высокими среднедушевыми доходами. Поэтому важной политической и экономической задачей региональной власти представляется выдвижение в повестку дня российской внутренней политики задачи по выравниванию доходов граждан РФ независимо от места их проживания. Хотя понятно, что эта задача не имеет простого решения, но ставить и решать ее необходимо.

Высказывания предпринимателей о том, что их бизнесу препятствует низкая платежеспособность населения, позволяют также выдвинуть гипотезу о том, что часть бизнесменов будет ориентироваться на региональные рынки с высокой платежеспособностью населения, в том числе и на вывоз из Адыгеи сырьевых ресурсов или товаров. Такого рода бизнес в Адыгее известен: вывоз леса (или изделий первичной переделки из него - доски, паркета и пр.), зерна, минеральной воды, щебня, гравия, песка и пр.

С другой стороны, представляется целесообразным продумать образование и поддержку малых и средних предприятий, изначально ориентированных на «чужие» региональные рынки. Для чего, очевидно, требуется тщательное изучение этих рынков и возможных коммерческих и государственных контрагентов.

Отвечая на открытый вопрос о том, что препятствует их бизнесу, предприниматели говорили о «нестабильности цен и высоких ценах на сырье» (12%); «налоговом бремени» (12%); «недостатке оборотных средств» (12%); «высокой кредитной ставке» (9%). Только 6% из них указали на «несправедливую конкуренцию». Судя по ответам респондентов, они не испытывают особых проблем с помещениями, необходимыми для бизнеса (только 3% считают, что такие проблемы есть).

Отвечая на закрытый вопрос о том, что препятствует их бизнесу, 18% предпринимателей сказали «коррупция». Очень многие - почти 70% - сказали, что больше всего мешают их делу «требования регулирующих органов (Роспотребнадзора, пожарной службы, экологической службы и др.)». При этом, однако, подавляющее число опрошенных (73%) не смогло или не захотело конкретно указать на то, в чем проявлялось конкретно административное вмешательство в их бизнес. Хотя 6% и ответило довольно абстрактно - «в несправедливом разрешении вопроса».

Тем не менее, полученная информация свидетельствует о том, что в Республике Адыгея, так же, как и во всей России, чиновники различных ведомств «кошмарят» бизнес. И именно это обстоятельство, в принципе, отмечает подавляющее число предпринимателей. Следовательно, усилия республиканских органов власти, направленные на снятие административных барьеров, так же как и усилия в этом направлении территориальных органов федеральной власти, пока не привели к нормализации обстановки.

Очевидно, что для дальнейшего развития малого и среднего предпринимательства в Республике Адыгея необходимо продолжить и усилить работу органов власти по недопущению негативного влияния на бизнес административных и контролирующих органов. Поскольку данная проблема является

актуальной для всей страны, и для ее решения привлечены федеральные органы власти (в частности, прокуратура), представляется целесообразным решать ее в тесном взаимодействии с федеральными органами.

Более половины респондентов (56%) сказали, что развитию их бизнеса препятствует высокая процентная ставка по банковским кредитам. Высокая процентная ставка характерна для всех регионов РФ. В обозримом будущем она вряд ли будет существенно снижена. Поэтому поддержка республиканской властью предпринимательства в виде субсидирования процентной ставки представляется полезной и во многих случаях необходимой. Как представляется, государственное субсидирование предпринимателям процентных ставок при наличии у республики соответствующих финансовых ресурсов можно было бы и расширить.

Почти половина предпринимателей (44%) считает арендную плату за производственные, складские и офисные помещения завышенной, что, по их мнению, также препятствует развитию бизнеса. Примерно четверть предпринимателей (27%) отметила имеющиеся у них сложности финансового и иного характера, препятствующие приобретению нового оборудования. 25% опрошенных сказали о том, что трудно найти высококвалифицированный персонал. Каждый пятый предприниматель пожаловался на спад спроса на производимые товары и услуги.

Отвечая на вопрос «Какие проблемы в сфере налогообложения для Вашего предприятия Вы считаете наиболее сложными?», 41% предпринимателей ответил -«высокие налоги». Примечательно, что еще больше предпринимателей (44%) сказали, что «нет проблем». Полученная информация может свидетельствовать о разном: как о том, что у части предпринимателей произошла определенная адаптация к принятой системе налогообложения, так и том, что для некоторых отраслей экономики существующая система налогообложения предусматривает завышенные налоги и сборы, препятствующие их развитию. Данная проблема нуждается в дополнительном изучении.

Вместе с тем, предприниматели осведомлены о том, что органы государственной власти Республики Адыгея осуществляют различные инициативы с целью содействия развитию бизнеса. Только 9% из числа опрошенных при ответе на вопрос «Какие формы поддержки предпринимательства со стороны Правительства Республики Адыгея Вам известны?» сказали о том, что им «ничего не известно». 44% предпринимателей ответили, что им известна такая форма поддержки, как микрокредитование, 41% осведомлен о выделяемых предпринимателям грантах, 23% опрошенных известно о субсидировании кредитных ставок (вопрос предусматривал возможность нескольких ответов). Некоторые говорили о том, что им известно о поддержке властью предпринимателей, но затруднялись назвать формы такой поддержки. Таким образом, хотя предприниматели показали определенную степень осведомленности о существующих формах государственной поддержки бизнеса, их информированность об этом следовало бы улучшить.

Из числа привлеченных к опросу предпринимателей только каждый пятый воспользовался государственной поддержкой. Поэтому оценить в целом ее эффективность для бизнеса не представилось возможным. Для получения корректных оценок нужна более представительная (социологи говорят - репрезентативная) выборка.

Тем интереснее ответы предпринимателей на вопрос о том, почему они не воспользовались господдержкой. Так, 29% сослалось на то, что господдержка предназначена, по их мнению, только для начинающих предпринимателей. 24% отказалось от роли соискателей господдержки потому, что «нет связей», т.е., знакомств с разного рода влиятельными людьми, способными оказать негласное содействие в ее

получении. 6% опрошенных предпринимателей сказали, что не нуждаются в господдержке. И, как указывалось выше, 20% респондентов воспользовались господдержкой.

Полученная информация позволяет сделать, по меньшей мере, один важный вывод: для того, чтобы привлечь максимально возможное число соискателей господдержки из числа предпринимателей, необходимо не только широко информировать их о существующих ее формах, но и убеждать в том, что правила оказания государством поддержки едины для всех и честно и неукоснительно соблюдаются. Для этого можно шире привлекать республиканские и муниципальные СМИ, а также усилить работу в этом направлении государственных консультантов и представителей бизнес-ассоциаций.

Судя по результатам опроса, особенно актуальным для содействия малому и среднему предпринимательству является привлечение общественных организаций, отстаивающих интересы бизнеса. 90% опрошенных предпринимателей не известны такие организации. Лишь единицы назвали Союз фермеров Адыгеи, а другие организации не были упомянуты вообще. 6% респондентов заявило о том, что наличие таких общественных организаций их не интересует. И никто из опрошенных ни разу не обращался в такие общественные организации. При этом 85% предпринимателей считает, что на деле эти организации не защищают их интересы; 12% придерживаются противоположной точки зрения.

Из этой полученной информации можно также сделать определенный вывод: в интересах содействия малому и среднему бизнесу желательно более интенсивное привлечение государством предпринимательских организаций и налаживание с ними эффективных партнерских отношений.

Отвечая на нашу просьбу высказать не затронутые в процессе интервью проблемы, предприниматели сетовали на отсутствие традиций ведения бизнеса и гражданского общества, что, по мнению одного из них, «создает благоприятную среду для чиновничьего и правового беспредела». Некоторые жаловались на высокую интенсивность труда и даже «на отсутствие выходных». Другие говорили о «нестабильности российской экономики» и вытекающей из этого «неуверенности в завтрашнем дне».

Однако никто из опрошенных не выразил открыто желания завершить свою предпринимательскую карьеру, что может свидетельствовать и о том, что при всех существующих сложностях предприниматели продолжат свое дело.

Резюме

Республика Адыгея является регионом со сравнительно хорошо развитой сферой малого и среднего предпринимательства. Не случайно, большинство предпринимателей назвало высокую конкуренцию основным препятствием для своего бизнеса, что может свидетельствовать, скорее, о развитости предпринимательства, нежели о его упадке.

Однако у предпринимателей Адыгеи имеются серьезные, порой не зависящие от них, проблемы. Такие, например, как негативные последствия мирового финансовоэкономического кризиса и низкий уровень платежеспособности населения.

Только каждый одиннадцатый предприниматель счел, что за последний год положение их предприятий улучшилось. Все остальные считают, что положение ухудшилось или осталось без изменений. Представляется, что органам государственной власти было бы целесообразно дополнительно исследовать влияние кризиса на малый и средний бизнес в отраслевом разрезе и учитывать это в своей политике оказания ему помощи.

Малый и средний бизнес в регионах с низкими среднедушевыми доходами (в том числе и в Адыгее) не может быть столь успешным, как в регионах с высокими среднедушевыми доходами. Поэтому важной политической и экономической задачей региональной власти представляется выдвижение в повестку дня российской внутренней политики задачи по выравниванию доходов граждан РФ, независимо от места их проживания. Эта задача не имеет простого и быстрого решения, но ставить и решать ее необходимо. Пока она не решена, часть республиканских бизнесменов будет ориентироваться на региональные рынки с высокой платежеспособностью населения, т.е., на вывоз из Адыгеи сырьевых ресурсов, товаров и услуг.

Представляется целесообразным также, чтобы органы государственной власти Республики Адыгея продумали возможность образования и поддержки определенного числа малых и средних предприятий, изначально ориентированных на «чужие» региональные рынки. Для чего, очевидно, требуется тщательное изучение этих рынков и возможных коммерческих и государственных контрагентов.

Хотя предприниматели показали определенную степень осведомленности о существующих формах государственной поддержки бизнеса, их информированность об этом следовало бы улучшить.

Для дальнейшего развития малого и среднего предпринимательства в Республике Адыгея необходимо продолжить и усилить работу органов власти по недопущению негативного влияния на бизнес административных и контролирующих органов. Исследование показало, что предприниматели считают наиболее вредными для их бизнеса административное вмешательство и коррупцию. Поскольку данная проблема является актуальной для всей страны, и руководство РФ сориентировало на ее решение федеральные органы власти (в частности, прокуратуру), представляется целесообразным решать ее в тесном взаимодействии с федеральными органами власти.

Актуальным для содействия малому и среднему предпринимательству является привлечение общественных организаций, отстаивающих интересы бизнеса. Многим предпринимателям мало известно об их деятельности. Желательно более интенсивное привлечение государством предпринимательских организаций и налаживание с ними эффективных партнерских отношений для оказания информационной, правовой, консультативной и иной помощи конкретным предприятиям.

Примечания:

1. Доклад Института социальных проблем РАН. URL:www.niss.ru/work/press

2. Ханаху Р.А., Цветков О.М. Республика Адыгея: социально-

демографический портрет. Майкоп, 2010. С. 61-62.

УДК 316.614-053.6 ББК 60.54 А 18

Ю.В. Авдеева,

соискатель кафедры социологии и социальной работы Северо-Кавказского

социального института, г. Ставрополь, тел. 8 928 812 35 01.

Аномия в системе вертикальных социальных перемещений подрастающего поколения

(Рецензирована)

Аннотация: В статье, учитывая тесную связь процессов социализации и социальной мобильности молодежи, обосновывается вывод о том, что функции социализации молодежи, которая выступает важнейшим фактором процесса ее социальной мобильности, определяют основную сущность данного процесса, так как согласно структурно-функциональному подходу нефункциональное в общественной системе утрачивает свое значение и элиминируется. Авто раскрывает сущность социальной аномии и специфику ее проявлений в современном российском обществе.

Ключевые слова: личность, социализация молодежи, социальная мобильность.

Yu.V. Avdeeva,

Competitor for Candidate degree of Sociology of Social Work Department of the

North Caucasian Social Institute, Stavropol, ph. 8 928 812 35 01.

Anomie in system of vertical social movings of rising generation

Abstract: Considering a close connection of processes of socialization and social mobility of youth, the conclusion is substantiated that socialization functions of youth which acts as the major factor of process of its social mobility, define the basic essence of this process. This is because the nonfunctional in public system loses its value and is eliminated according to the structural-functional approach. The author discloses the essence of a social anomie and specificity of its displays in a modern Russian society.

Keywords: the person, youth socialization, social mobility.

Сознание человека, в том числе молодого, отражая объективный мир, выступает в роли регулятора различных видов его поведения. В процессе взаимодействия личности с социальным миром складывается система ее внутренних детерминант, в качестве которых выступают чувства, потребности, знания, идеалы, интересы, убежденность и социальная направленность.

Соотнося объективный смысл внешних воздействий с личной позицией, человек определяет значимость их для себя. Выделенное им осознается, вызывает эмоциональные реакции, вплетается в его различные отношения, формируя их содержание и способ реализации. Возникшее из реальных объективных отношений личности, внутреннее субъективное отношение выступает в роли побудительного мотива деятельности и поведения. Регулятивная деятельность индивидуального сознания последовательно усложняется в процессе социализации личности.

Сознание и поведение индивида обусловлено не только и не столько существующими аксиологическими и иными социально-философскими теориями,

сколько средствами их передачи и механизмами интериоризации, социальными закономерностями и деятельностной активностью личности в интерсубъектных отношениях, которые исследуются в рамках теории социализации.

Социализация молодежи как структурный элемент феномена социальной динамики несет на себе определенную функциональную нагрузку, является не спонтанным общественным процессом. На наш взгляд, данная функциональная нагрузка состоит в том, что:

- социализация, прежде всего - своеобразный «лифт» (по выражению П.А. Сорокина), с помощью которого индивид осуществляет процесс своей либо восходящей, либо нисходящей социальной мобильности, занимая более высокое или более низкое положение в обществе [1];

- социализация служит основой поддержания существования базовой системы ценностей (витальных, социетальных, смысложизненных) и базисом их пересмотра в соответствии с возможностью молодых людей удовлетворять потребности в новых социальных условиях;

- социализация молодежи - существенное условие общественного рационального разделения труда при переходе от поколения к поколению;

- социализация молодежи - это необходимое формирование ее активного отношения к вопросам общественного управления и перераспределения благ.

Таким образом, функции социализации молодежи определяют основную сущность процесса социальной мобильности данной социальной генерации, так как согласно структурно-функциональному подходу нефункциональное в общественной системе утрачивает свое значение и со временем элиминируется.

Механизм социализации молодежи предполагает набор способов и методов реализации указанных выше функций, передаточное звено между задачами социализации и ее результатами или же, с точки зрения системного подхода, взаимодействие ее основных компонентов в рамках отношений согласования-соподчинения.

Взаимодействие индивида и общества в рамках процесса социальной мобильности, с нашей точки зрения, выступает в виде процессов социальной адаптации и интеграции, которые рассматриваются нами и в качестве базовых элементов механизма социализации молодежи.

По объему и содержанию «адаптация» - понятие не только междисциплинарное, но и весьма сложное. Под социальной адаптацией в психологии обычно понимают: а) постоянный процесс активного приспособления индивида к условиям социальной среды, б) результат этого процесса. Аналогично трактуется это понятие и социологами. С точки зрения системного подхода, на основе идей подвижного равновесия, описанных в работах Л. фон Берталанфи, подходит к разрешению понимания адаптации Ю.А. Урманцев, который характеризует ее как приноровление системы признаков телеобъектом-системой к особенностям среды его обитания для реализации им его целей в этой среде. Причем, в исследовании Ю.А. Урманцева адаптация - это не только результат, законченное «приноравливание», но и сам процесс адаптациогенеза [2]. Процесс адаптации рассматривается у данного автора в тесной связи с процессами дезадаптации, которые представляют собой диалектические противоположности, своеобразные антиориентиры. Исследование аномии как фактора социальной мобильности молодежи в современном российском обществе показало, что дезадаптация является значимым массовым итогом процесса социализации этой категории лиц в настоящее время. В социологической науке, кроме того, достаточно давно существует понятие «дезадаптант», которое характеризует индивида, не прошедшего испытания процессом гражданской социализации.

Адаптация - это система признаков, создаваемая или созданная в ответ на действие внешних и внутренних факторов. Содержание адаптациогенеза с целью достижения равновесия между потребностями индивида и требованиями социума описывается в рамках социальной психологии формулировкой: конфликт - тревога -защитные реакции. Наши исследования показали, что при невозможности достижения гомеостатического равновесия в процессе социализации по отношению к одной социальной группе молодой человек автоматически ищет такое равновесие в другой социальной группе. Это в равной мере характерно для процессов и восходящей, и нисходящей социальной мобильности.

В рамках механизма социальной адаптации и социальной интеграции молодежи их ведущим звеном выступает персонификация внешних социальных факторов, регулирующих поведение человека, которая представляет собой сложный и противоречивый процесс взаимодействия информационного содержания социализирующих и регулирующих поведение личности факторов с различными типами сознательно-психологических процессов, свойств и отношений, образующих целостный личностный модус человека (потребности, интересы, мировоззрение, убеждения, оценочные критерии, стремления, качества, индивидуальный опыт). Процесс персонификации социальных предписаний заключается в переводе их внешнего, объективного значения во внутренний, личностный план, что предполагает их восприятие, осознание смысла и направленности, оценку и формирование субъективного отношения к ним. Последний зависит от свойств личности, ее ориентаций, установок, личного опыта, знаний, навыков поведения, а также от сложившейся жизненной ситуации, целей и интересов, которые личность в ней преследует.

Детальное изучение механизма социализации дает исследователю представление о том, насколько глубока и диалектична связь индивида и того общества, в котором он осуществляет свою жизнедеятельность, каким образом зависят индивид и общество друг от друга. Современное развитие человечества имеет ряд черт, которые существенным образом воздействуют на понимание диалектики коллективного и индивидуального в процессе социализации. В обобщенном виде они сводятся к двум взаимосвязанным тенденциям.

С одной стороны, коллективность все в большей мере становится органическим свойством общества. Это обусловлено все более возрастающей сложностью проблем (в том числе - глобальных), которые стоят перед социумом, разрешение которых возможно только путем все более масштабного количественного и качественного кооперирования, дающего необходимый синергетический эффект. С другой стороны, в обществе создаются все новые возможности для всестороннего проявления индивидуальности, которая уходит своими корнями в универсальный социальный процесс разделения труда и обеспечивает возможность нестандартного разрешения различных проблем жизнедеятельности общества в быстро меняющихся условиях современности. Причем, оба эти процесса тесно взаимообусловлены и воплощаются в едином целостном потоке прогресса человечества. Обе тенденции, безусловно, имеют место в процессе социализации современной российской молодежи, однако их соотношение вряд ли можно оценить как равновесное, учитывая значимые тенденции социального отчуждения, которые стали следствием процессов социальной дезинтеграции, в том числе - аномии современного российского общества.

Сложившаяся социальная ситуация, включающая давление экономики, социальные, психологические и иные противоречия, правомерные и противоправные, аморальные и одобряемые общественным мнением средства реализации коллективных и индивидуальных потребностей, предопределяет наличие серьезных трудностей в

процессе оценки молодыми людьми состояния системы общества в целом, его терминальных ценностей, а также способов удовлетворения коллективных и индивидуальных потребностей в процессе социализации.

История человечества показывает, что наиболее остро вопрос о рассогласовании между социально желаемым и реальным сознанием и поведением молодежи стоит в обществе, которое находится в состоянии перехода от одной социально-экономической модели развития к другой. Современное российское общество, слабое в экономическом и социальном отношении, подверженное острым социальным конфликтам, не приученное развитием частной собственности к напряженному труду и сознательной дисциплине, по большому счету, оказалось неготовым воспринять демократические преобразования. Поспешность провозглашения новых демократических институтов, зачастую имеющих латентное тоталитарное содержание, волюнтаристские эксперименты в области правотворчества, порой - отсутствие должной квалификации и элементарной юридической и общекультурной подготовки со стороны отдельных законодателей привело к тому, что нормальной государственно-правовой практикой современной России стало несоблюдение принятых законов. Кроме того, откровенная безнравственность многих российских политиков, открытая борьба личных интересов и амбиций, явная детерминированность политики экономическими интересами узких групп предпринимателей привели к тому, что:

- сложилась система экономических отношений, углубляющая социальную пропасть между богатыми и бедными;

- в социальной сфере усиливаются противоречия на основе углубления социально-экономической дифференциации;

- политическая сфера жизни общества все более явно становится ареной безнравственности и откровенного лоббирования экономических интересов;

- в правовой сфере сложилось острое противоречие между декларированием прогрессивных принципов и игнорированием их на практике, которое выразилось в неуважении к праву, закону не только отдельных граждан, но и государственных управленческих структур;

- в духовной сфере наблюдается глубокий упадок, распад национальной культуры, размывание основных духовных основ российского общества.

Наиболее характерные черты сознания человека, оказавшегося заложником ситуации социального перелома достаточно ярко определены К. Ясперсом: «Утративший безопасность человек сообщает облик эпохе, будь то в протесте своенравия, в отчаянии нигилизма, в беспомощности многих, не нашедших выхода, или в блужданиях и поисках, отказывающихся от конечной опоры и гармонизирующих соблазнов [3]. Бога нет - таков все растущий возглас масс; тем самым и человек теряет свою ценность, людей уничтожают в любом количестве, поскольку человек - ничто». Характеризуя доминанты социального поведения эллинского общества в период его распада, А. Тойнби утверждал, что их этос соткан из жестокости и ненависти, что жертвы беззакония и произвола превосходят в жестокости своих притеснителей [4]. «Раскол в человеческой душе - это эпицентр раскола, который проявляется в общественной жизни, поэтому, если мы хотим иметь более детальное представление о глубинной реальности, следует подробнее остановиться на расколе в человеческой душе. Раскол в душах людей проявляется в самых разнообразных формах. Он затрагивает поведение, чувства, жизнь в целом. В период распада общества каждый вызов встречает в душах людей прямо противоположный отклик - от абсолютной пассивности до крайних форм активности. Выбор между активной и пассивной реакциями - единственный свободный выбор, оставленный Душе, утратившей возможность (но, разумеется, не способность) творческого действия».

Таким образом, философы и историки в рамках предмета своих исследований по сути дела отразили фактическую ткань социологической теории аномии, которая описывает состояние индивидуального и массового сознания и поведения людей в период значительных и быстрых социальных перемен. Она была разработана Э. Дюркгеймом как часть историко-эволюционной концепции, опиравшейся на противопоставление «традиционного» и промышленного обществ. Проблема аномии, с точки зрения Э. Дюркгейма, порождается переходным характером эпохи, временным упадком моральной регуляции различных отношений. Аномия, согласно идей Э. Дюркгейма, это продукт неполноты перехода от механической к органической солидарности, ибо объективная база последней - общественное разделение труда прогрессирует быстрее, чем находит моральную опору в коллективном сознании [5]. При этом постоянно воспроизводится необходимое условие аномии - расхождение между двумя рядами социально порождаемых явлений: потребностями, интересами и возможностями их удовлетворения. Предпосылкой цельной, неаномической личности, по Дюркгейму, является устойчивое и сплоченное общество. При традиционных общественных порядках человеческие способности и потребности обеспечивались относительно просто, так как соответствующее коллективное сознание удерживало их на низком уровне, препятствуя развитию «индивидуализма», «освобождению личности» и, устанавливая строгие границы того, чего законно мог добиваться индивид в своем данном общественном положении. Иерархическое традиционное общество было устойчивым, так как ставило разные цели разным социальным слоям и позволяло каждому ощущать свою жизнь осмысленной внутри узкого замкнутого слоя. Ход социальной эволюции породил двойственный процесс: увеличил индивидуализацию социальной деятельности и одновременно подорвал силу коллективного надзора, твердые моральные границы, характерные для прежнего времени. Степень свободы личности от традиций, коллективных нравов и предрассудков, возможности личного выбора занятий и способов действия резко расширилась. Но относительно свободная нормативная структура промышленного общества больше не определяла жизнедеятельность и постоянно воспроизводила и воспроизводит аномию в смысле отсутствия твердых жизненных целей, норм и образцов социального поведения. Это ставит многих индивидов и, прежде всего, молодежь в неопределенное социальное положение, лишает коллективной солидарности, чувства связи с конкретной группой и со всем обществом, что ведет к росту отклоняющегося и саморазрушительного поведения. Особого распространения аномия достигает в экономической жизни современного российского общества - сфере постоянных перемен, когда свободным рынком и конкуренцией аннулированы традиционные ограничения, но еще не в полной мере окрепла новая мораль индивидуализма. Одна из главных социально-исторических причин аномии - уничтожение или утрата прежних функций институтами и группами, промежуточными между индивидом и государством.

Примечания:

1. Сорокин П.А. Социальная стратификация и социальная мобильность // Человек. Цивилизация. Общество. М., 2002. С. 373.

2. Урманцев Ю.А. Природа адаптации (системная экспликация) // Вопросы философии. 2003. № 12. С. 36.

3. Ясперс К. Смысл и значение истории: пер. с нем. М.: Политиздат, 1991.

С. 337.

4. Тойнби А.Дж. Постижение истории: пер. с англ. М.: Прогресс, 1999. С.

5. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 2001.

УДК 316.614-053.6 ББК 60.542.15 Б 90

А.А. Булкина,

соискатель кафедры социологии социальной работы Северо-Кавказского

социального института, г. Ставрополь, тел. 8 918 745 99 28.

ЭТАПЫ КОНСТРУИРОВАНИЯ МОЛОДЕЖНОГО ВОПРОСА НА ЗАПАДЕ: ИЗ XX В XXI ВЕК

Аннотация: В этой статье будут рассмотрены базовые концепции молодежных исследований, характерные для переломных моментов конструирования молодежного вопроса в рамках западной (европейской и североамериканской) академической традиции. Выбор «географии» объясняется тем, что эти научные школы считаются классическим осмыслением «культурного молодежного переворота», произошедшего в минувшем веке. Именно внутри дебатов этих школ были разработаны основные кирпичики молодежного вопроса, в том числе такие понятия, как «поколение», «подростковость», «индивидуализация», «моральные паники», «субкультуры» и другие.

Ключевые слова: поколение, молодежь, культура, подросток.

A.A. Bulkina,

Competitor for Candidate degree of Sociology of Social Work Department of the

North-Caucasian Social Institute, Stavropol, ph. 8 918 745 99 28.

Stages of designing the youth question in the West: from the 20th to the 21-st century

Abstract: The paper discusses the base concepts of youth researches, characteristic of the turning-points of designing a youth question within the limits of Western (European and North American) academic tradition. “The geography” choice speaks that these schools of thought are considered as classical comprehension of “cultural youth revolution”, which took place in the past century. The basic bricks of the youth question were elaborated in debates of these schools, including such concepts as ‘a generation”, “the teen-aging”, “individualization”, “moral panics”, “subcultures” etc.

Keywords: generation, youth, culture, the teenager.

Субкультурные теории занимали центральное место на протяжении всей истории молодежного вопроса XX века, сначала - как самые яркие социологические конструкты, затем - как главная мишень для критики в рамках новых теорий молодежи. Все эти концепции были разработаны на основе английских, американских и канадских молодежных культурных практик. В конце века этот западоцентризм культурных исследований станет предметом критики со стороны «новой» волны исследователей, обратившихся к вопросам глобально-локальных аспектов молодежных практик.

Материал данной статьи построен в соответствии с историей и логикой основных дискуссий вокруг тех ключевых понятий, с помощью которых определялась сущность молодежи. Одни из этих понятий, например, поколение, пубертатностъ, подростковость утратили свой первоначальный смысл; другие, такие как культурные сцены или локации, активно используются в современных описаниях молодежных

практик «глобального рынка»; некоторые же, в частности, «транзитная тропа», оказались лишь временными конструктами.

Ключевые расшифровки молодежных идентичностей будут корреспондироваться с решением следующих теоретико-методологических вопросов: Как в западной академической традиции формулируется значение молодежного вопроса? Каковы теоретические и исторические вехи его переосмысления? Что помогало или мешало критической ревизии «ложного знания»? Какие открытия в этой сфере могут быть использованы для исследований молодежного вопроса в России?

Переосмысление молодежного вопроса в западной (в первую очередь английской) академической литературе связывается с серьезной критикой, предпринятой целым рядом социологов, политологов и культурологов в начале 80-х годов прошлого столетия. Ситуация была определена ими как кризис молодежных исследований. С одной стороны, этот кризис был вызван разочарованием многих ученых в феномене «молодежного сопротивления» и в его базе - в молодежных культурах и субкультурах. С другой стороны, он был стимулирован динамичным развитием новых видов экономических отношений, основанных на гибких формах постиндустриального капитализма. Вследствие чего молодежные культуры не могли дальше рассматриваться в качестве той новой силы, которая способна заменить революционный дух пролетариата. Молодежь беспроблемно (в отличие от ее проблематизации учеными) вписывалась в новые социально-экономические и культурные условия. Вместе с тем, теории молодежных культур, преодолевая ограничения классового подхода, начали обращаться к другим структурным факторам формирования групповых молодежных иденточностей - расе/этничности, гендеру/сексуальности, создавая тем самым дополнительные источники для собственного кризиса.

Реакция исследователей на все эти изменения была разной. Марксисты, например П.Виллис, продолжали придерживаться функциональной базисной модели социального и культурного воспроизводства для объяснения реструктуризации молодежного труда и школьной транзиции [1], а субкультурная теория, в лице Д.Хебдиджа, пришла к постмодернизму [2;3]. Тот период был также отмечен проведением серии проектов в русле критической этнографии, что повернуло теоретические разработки к эмпирическим исследованиям молодежи [4;5;6]. В фокусе внимания оказались способы транзиции выпускников школ, их ожидания относительно «рыночного» потенциала получаемой квалификации и модели потребительского поведения. Молодежная жизнь описывалась, учитывая критику, с помощью множественных корреляций с тендером, возрастом, расой и классовым положением. Это был период настоящего ренессанса молодежной темы. «Однако научные парадигмы, лежащие в основе методологии этих авторов, только способствовали тому, что ситуация была проартикулирована как «кризис социологии молодежи» или «кризис базовых измерений молодежи», на которых основывались все до-, по- и постклассовые концепции. Вопрос был сформулирован категорически: чтобы двигаться дальше, нужно переосмыслить молодежный вопрос» [7].

Кризис отразился и на молодежной политике в Великобритании. Острота в постановке молодежного вопроса связывалась с провалом лейбористов на выборах 1983 года в результате потери молодежного электората. Для того, чтобы исправить положение, предпринимались попытки омоложения партийного имиджа с помощью «медиа-кайдологии» - специальных проектов, направленных на «прямой и искренний» разговор с молодыми людьми о «наболевшем». Проведенные вслед массированным медиа-атакам замеры общественного мнения показали, что молодежные голоса качнулись в сторону лейбористов. Аналитики сделали выводы о том, что удалось найти

каналы прямой и эффективной коммуникации, а значит и основу для правильной молодежной политики, базой которой должен быть яркий и балансирующий на грани эпатажа разговор с молодежью.

Для самой молодежи того времени основной проблемой была не ее «аполитичность», а рост безработицы. Государственные программы по переобучению не принесли желаемого успеха, ситуация на молодежном рынке труда постоянно ухудшалась вместе с общим кризисом производства. Внимание социологов обращается к культурному контексту молодежного «неучастия». Новые молодежные движения не предвещали «бунта», как контркультуры 60-70-х годов, их противостояние не выливалось в марши протеста. Новые формы «сопротивления» и индивидуальные стилевые политики были знаком перехода западной молодежи в постмодернистское общество.

В центре данных подходов лежит понятие молодежи «как проблемы». Их принципы стали «теоретической» поддержкой воспитательных и исправительных интервенций в молодежную среду со стороны политиков, чиновников и профессионалов, т.е. всех «специалистов по молодежи», не только на Западе, но и в современной России. Эти принципы до сих пор остаются теми кирпичиками, из которых складывается «здравый смысл» во взглядах на молодежь [8].

- Молодежь признается унитарной категорией, психологические характеристики и социальные потребности которой являются общими для всей этой возрастной группы;

- Молодость считается особенной ступенью в развитии личности. Модели поведения и ценности, усвоенные в этот период, становятся идеологическими якорями, которые сохраняются в неизменном виде на протяжении всей последующей жизни;

- Переход (транзиция) из детской зависимости к взрослой автономии включает в себя так называемую фазу «бунтарства», которая является частью культурной традиции, передающейся от одного поколения к другому;

- Транзиция современной молодежи из незрелого состояния в зрелое осложнена новыми социально-экономическими условиями взросления, которые описываются с помощью понятий трансформация, модернизация и постфордизм. В этих условиях молодежь, чтобы достигнуть успеха и повзрослеть, нуждается в контроле и поддержке со стороны профессионалок

Биополитический конструкт означает, что биологические детерминанты «критического возраста» требуют контроля для того, чтобы ценности «правильных и зрелых взрослых», были усвоены молодежью и, таким образом, перешли в будущее. Молодежь конструируется здесь как отдельный и исключительный тип человеческой популяции, легко различаемый по внешним признакам. Научные концепции, развившиеся на этой теоретической базе, можно объединить с помощью общего понятия - юсизм, отражающего попытки сконструировать молодежь одновременно с помощью биологических и политических определений.

В рамках традиционных подходов в этой области классическими считаются теории С.Холла, К.Маннгейма и Т.Парсонса. Каждая из них была прогрессивной для своего времени, их авторы внесли существенные коррективы в обыденные представления о молодежи. Молодежь конструировалась ими как биологическая данность с присущими ей психологическими особенностями. Драматургия подросткового возраста связывалась, так или иначе, с непреодолимыми силами природы, проявляющимися через сексуальный «драйв», в свою очередь подталкиваемый «гормональным пробуждением» или пубертатностью. Институты и механизмы социально-культурного посредничества призваны помогать согласованию этих разных сил. По мнению Ф.Коена, основное противоречие таких концепций

заключается в том, что пробужденная сексуальность (биологическая предпосылка) в них определяет поколенческую социализацию (т.е. политическую предпосылку) [8].

С.Холл: подросток - полуживотное/получеловек. Открытие феномена

подростковости приписывается американскому психологу С.Холлу, в работах которого синтезированы различные подходы западных ученых XIX века к проблеме образования, сексуальности, семейной жизни и рабочей занятости. С.Холл определял подростковость как психологический период, который наступает с началом полового созревания и которому сопутствует духовная перестройка юной личности. Источники этой перестройки связаны с половым взрослением: пробуждением сексуальных желаний и переходом к нормальной взрослой генитальной гетеросексуальности. Некоторые выводы С.Холла выглядят сегодня архаично, однако, как пишет К.Гриффин, «хотя его двухтомный опус сейчас мало кто читает, его имя по-прежнему цитируется во многих современных текстах, как имя «первооткрывателя» подросткового возраста»

[9].

В своей работе «Психология подростковости» С. Холл доказывал, что развитие индивида повторяет развитие общества, оба процесса являются эволюцией из состояния примитивной дикости к цивилизованной зрелости [10]. Подростковость, период эмоционального «шторма и натиска», разрывает молодых людей в двух противоположных направлениях: назад - к примитивному состоянию неандертальцев из каменного века (сексуальный драйв, то есть природа) и вперед - к рациональному и просвещенному состоянию современного человека (институты социализации, то есть культура).

Если представления С.Холла о подростках, похожих скорее на охотников или членов стаи, чем нормальных цивилизованных граждан, никто дословно не использует, то его понятие рекапитуляции (онтогенез как повтор филогенеза) послужило интеллектуальным источником для психологии развития и психоанализа.

К.Гриффин [11] уделила особое внимание формированию контекста подростковости - базисного, по ее мнению, в конструкте «молодежи как социальной проблемы». Называя все столетие с 1880 по 1980 год «веком подростков», она анализирует два направления в социологии молодежи: «мейистрим» - господствующее течение, интерпретирующее причины возникновения молодежной культуры через призму подростковой девиантности, и радикальные перспективы, сформировавшиеся в ходе теоретической, методологической и политической критики господствующей тенденции. Здравый смысл, воспроизводимый во многих теориях «молодежи как социальной проблемы», подразумевает, с точки зрения К.Гриффин, конструкцию некоего возрастного статуса молодежи; разграничение между «нормальными» и «девиантными» формами подросткового поведения; а также семейные формы культурной практики [11].

К.Маннгейм: поколенческая игра. Вторым конструктом, базируемым на биополитических прочтениях «молодежи как проблемы», можно считать концепцию поколения. Разработка ключевых идей этой концепции связана с исследованиями делинквентного поведения молодежи и сопутствующих этому поведению моральных паник в рамках общей теории структурного функционализма. В паниках выражалось беспокойство общества за будущее нации, которое напрямую ставилось в зависимость от морального здоровья молодежи. При этом молодежная социальность строилась на особенностях физиологических, физических и психологических характеристик возраста. Молодость здесь определялась как переход от безответственности детства к ответственности взрослой жизни, включая переход к сексуальной зрелости и эмоциональной независимости. Общепринятым становится представление о том, что этот переход очень труден, и что молодые люди нуждаются в руководстве взрослых

(родителей, школы, других государственных институтов). Под поколением понималась социальная группа, представители одного периода жизненного цикла, объединенные общим социальным опытом. В модернизирующихся обществах, по мнению ученых, каждое поколение отличается как от своих предков, так и от будущих потомков.

Т.Парсонс: мораторий молодежной культуры и социальная стабильность. Понятие «молодежь» входит в научный обиход вместе с понятием «молодежная культура», которое впервые употребляется Т.Парсонсом. Рождение термина, позднее подвергшегося демонизации и проблематизации, связывалось автором с обоснованием стабильности и целенаправленности (целесообразности) развития общественных систем. Подобный подход был рефлексией на послевоенное возрождение западных стран и веру в возможность их благополучия и процветания. Т.Парсонс полагал, что отдельные части социальной системы всегда адаптируются и интегрируются для поддержания всего общества в сбалансированном состоянии. Молодежная культура является, по его мнению, пространством, в котором молодые люди способны чувствовать себя самими собой (быть независимыми), тогда как в семье или школе они лишены реальных полномочий. Молодежный вопрос описывался им в терминах специфических структурных напряжений, возникающих в переходе от традиционного к современному обществу [12]. Разрыв преемственности между моделями семейной социализации, организованными вокруг традиционных патриархальных образцов, и теми, что базируются на рыночной рациональности и безличностной бюрократической структуре, преодолевается, в соответствии с парсоновской моделью, с помощью индивидуальной конкуренции. Позиция молодежи в этой системе максимально напряжена, поскольку находится между двумя «ценностными мирами». Продление школьного образования способствует отдалению молодых людей от семьи, одновременно сегрегируя их во взрослом мире «работы и политики». Подростковость, по мнению Т.Парсонса, является периодом «структурированной безответственности», мораторием между детством и взрослостью. Затягивающаяся промежуточная позиции молодежи способствует локализации групп сверстников: peer group и молодежной культуры, - латентная функция которых заключается в посредничестве между традиционными (семейными) и современными (индустриальными) ценностями. Ценности и образцы поведения, которые определяют взаимодействие в компании сверстников, позволяют ее членам дистанцироваться как от родительских, так и от профессиональных ролей взрослого общества. Молодежная культура становится пространством, где формируются модели эмоциональной независимости, безопасности и приватности территории, а, кроме того, происходит диффузия ролевых характеристик первичной детской социализации. Функции групп сверстников (компаний) и молодежной культуры являются, согласно Т.Парсонсу, принципиально адаптивными.

Ш.Эйзенштадт: молодежная культура в контексте сверстников.

Ш.Эйзенштадт, развивая идеи Т.Парсонса, обращает внимание, прежде всего, на сам процесс передачи ценностей от одного поколения к другому, на основания и механизмы этой трансляции, а также на реализацию унаследованных ценностей в новых социально-культурных и экономических условиях. Чтобы стать взрослыми, дети должны быть социализированы, что означает усвоение моральных кодов и соответствующих им правил того общества, в котором они растут. В примитивных обществах большой разницы между ценностями, передающимися от поколения к поколению, не существовало, период взросления был практически беспроблемным. Знания и взрослые навыки приобретались «естественным путем», а переход во взрослость был ритуалом, связанным с наступлением половой зрелости и сопровождавшимся различными церемониями инициации. Молодежи, как некоей

сконструированной и поддерживаемой обществом группы, отличавшейся как от детей, так и от взрослых, не существовало.

Развивая парсоновские идеи структурного разрыва, характерного для современных индустриальных обществ, Ш.Эйзенштадт утверждал, что этот разрыв в постепенности становится социальной нишей, внутри которой формируется новая структурная позиция - позиция молодого человека. Вслед за этим возникают новые социальные институты, призванные «обслуживать», дополнять и поддерживать социализацию, контролируя и управляя уходом ребенка из семьи. Одним из таких институтов, по мнению ученого, становится молодежная культура, которая подготавливает молодежь к занятию статусной позиции во взрослой социальной системе. В этом процессе молодежь имеет маргинальный статус, поскольку еще полностью не интегрирована в общество. Позиция молодых людей основывается в равной степени на зависимости и на стремлении к независимости, поскольку их свободное время продолжает регулироваться взрослыми.

Примечания:

1. Willis P. Common Culture. Milton Keynes: Open University Press, 1990. Р. 604-612.

2. Hebdige D. Hiding in the Light. London; N. Y., 1988.

3. Hey V. The Company She Keeps: An ethnography of girls' friendships. Buckingham: Open University Press, 1997.

4. Bynner J. Young People - Employment, Culture, Identity. London: ESRC, 1988.

5. Campbell А. The Girls in the Gang. Oxford: Blackwell, 1992.

6. Chaney D. Lifestyle. London: Routledge, 1998.

7. Cohen Ph., Ainley P. In the country of the blind? Youth studies and cultural studies in Britain // Journal of Youth Studies. 2000. Vol. 3, № 1, P. 79-97.

8. Cohen Ph. Rethinking The Youth Question Education. Labour and Cultural Studies. London Macmillan, 1997. P. 182-184.

9. Griffin С. Typical Girls? Young woman from the school to the job market. London: Routledge & Kegan Pail, 1985.

10. Холл С., Джефферсон Т. Сопротивление через ритуалы: молодежные

субкультуры в поствоенной Англии // Омельченко Е. Молодежные культуры и субкультуры. М.: Изд-во Ин-та социологии РАН, 2000.

11. Griffin C. Representation of Youth. The Study of Youth and Adolescence in Britain and America. Cambridge: Polity Press, 1993.

12. Parsons T. Age and sex in the social structure of the United States // American Sociological Review. 1942. № 7. Р. 604-616.

УДК 316.47

ББК 60.524.228-422.8

В 12

З.Ю. Вагидов,

соискатель кафедры социологии и социальной работы Ессентукского

института управления бизнеса и права, г. Ессентуки, тел. 8 928 812 35 01.

Методика сбора и анализа эмпирического материала по конфликтогенной коммуникации

(Рецензирована)

Аннотация: В статье рассмотрены проблемы, связанные с анализом

конфликтного слоя межличностных отношений. Полученные результаты позволяют судить об общем эмоциональном фоне деятельности в группе отдельного индивида и группы в целом. Значимость этого анализа определяется высокой степенью влияния на работоспособность индивида и группы по направлению эмоциональных переживаний, связанных с пребыванием индивида в коллективе.

Ключевые слова: межличностные отношения, социометрический метод,

социометрический тест, многомерный статистический анализ, коммуникативное состояние малых групп, конфликтогенное состояние.

Z.Yu. Vagidov,

Competitor for Candidate degree of Sociology and Social Work Department of the

Essentuki Institute of Management of Business and the Law, Essentuki, ph. 8 928 812

35 01.

Technique of collection and analysis of empirical material on conflictogenic communication

Abstract: The paper addresses the problems related to the analysis of interpersonal conflicts. The obtained results allow the author to judge about the general emotional background of activity of the separate individual in group and group as a whole. The importance of this analysis is defined by high degree of influence on working capacity of the individual and group in connection with the emotional experiences related to the stay of the individual in group.

Keywords: interpersonal relations, a sociometric method, the sociometric test, the multidimensional statistical analysis, a communicative condition of small groups, conflictogenic condition.

Направления бесконфликтного воздействия на конкретного члена группы определяются характеристикой структуры межличностных отношений и формулируются по окончании тестирования в виде индивидуальных рекомендаций. С помощью оценки уровня развития личностных взаимоотношений с группой можно составить косвенную характеристику ее реального климата, с точки зрения личного самочувствия отдельных индивидов. Решая тем самым одну из важнейших задач поверхностного анализа межличностных отношений, индивид, являясь членом группы, взаимодействует с другими ее членами в различных сферах жизнедеятельности.

Анализ конфликтных межличностных отношений может быть осуществлен

тестовыми методами, социометрическими методами, методами многомерного статистического анализа. Основы применения тестовых методик достаточно хорошо описаны в специальной литературе, ниже более подробно остановимся на количественных методах анализа межличностных отношений.

По мнению современных авторов, в основу определения состава, взаимосвязи и последовательности анализа социологических характеристик малых групп должен быть положен деятельностный подход, предполагающий последовательный анализ их структурных параметров, отвечающих принятой стратификации их состояния. Важность социологического анализа их структурных характеристик определяется потребностями практики управления коммуникативными состояниями малых групп и их коррекции.

Учитывая объективные недостатки применяемых в настоящее время методов диагностики конфликтности, в данной статье излагаются теоретические основы формализации процедур оценки микрогруппового социального конфликта с позиций теории социологического представительства. Такой подход позволяет при проведении опросов респондентов ставить перед ними более сложные и информационнонасыщенные вопросы, затрагивающие всю гамму возможных взаимоотношений между потенциально конфликтными сторонами. Ответы на эти вопросы содержат гораздо более развернутую и достоверную информацию о ценностных ориентациях и межличностных отношениях в коллективе, чем в случае использования традиционной диагностики.

На основе обобщения и развития теории статистических характеристик референтных малых групп на случай искажения ответов респондентов мы рассматриваем следующие методы социологического анализа статистического материала конфликтности в референтной группе:

1. Метод поверхностного анализа сложившихся в группе межличностных отношений, учитывающий нечеткость ответов респондентов, позволяющий на первом этапе определить причины негативного отношения группы к индивиду или наоборот, если противоположная тенденция отношений имеет место. Этот первичный анализ эмоциональных отношений проводится на основе применения модифицированных социометрических методик, учитывающих, в отличие от традиционно используемых методов, нечеткость ответов респондентов. Он базируется на изложенных в работах ряда авторов методе комплексного статистического анализа нечетких отношений конфликтных предпочтений респондентов друг к другу, а также методе анализа многомерных рядов массивов нечетких социометрических данных [1].

2. Метод анализа причинно-следственных связей множества сфер взаимодействия индивидов в малых группах.

3. Метод дифференциации межличностных отношений в группе и анализа особенностей индивидов, объясняющий сложившиеся на уровне эмоционального взаимодействия отношения в группе с точки зрения индивидуально-личностных различий респондентов.

Анализ конфликтного слоя межличностных отношений позволяет судить об общем эмоциональном фоне деятельности в группе отдельного индивида и группы в целом. Значимость этого анализа определяется высокой степенью влияния на работоспособность индивида и группы эмоциональных переживаний, связанных с пребыванием индивида в коллективе. Структура этих эмоциональных отношений неоднородна. Ее анализ дает возможность выявить глубинные причины эмоционального дискомфорта отдельной личности и скорректировать систему межличностных отношений с целью устранения этого недостатка. Наиболее широко для этих целей используются методы социометрии.

Социометрический метод получил широкое распространение в настоящее время при изучении малых групп. Он позволяет дать общее описание взаимоотношений, возникающих в любой учебной группе, выявить лидеров (социометрические эталоны), сделать предположения о стиле лидерства и о мере организованности группы. Технология проведения социометрического анализа включает в себя процедуры получения социометрической матрицы, вычисления социометрических индексов и интерпретации полученных результатов.

Социометрический тест - один из социологических методов изучения конфликтных межличностных отношений в референтной группе на основе матрицы выбора (предпочтения).

Социометрический тест проводится в малой группе для изучения индивидуальных мнений и формального сведения этих мнений в некую структуру группы. При исследовании статистики конфликтности правильнее было бы говорить о методе исследования малых референтных групп.

Данный этап исследования межличностных отношений в группе состоит в том, чтобы на основе многомерного статистического анализа массива выборочных данных социометрического опроса респондентов выявить индивидов с деструктивными эмоциональными отношениями, определить их направленность (от индивида к группе или от группы к индивиду) и внутренние причины их появления. В качестве последних рассматриваются следующие: срок пребывания индивида в группе, его восприятие или невосприятие группы как некоего субъекта деятельности; восприятие или невосприятие большинством членов группы данного индивида и т.п. Ясно, что такая информация может быть полезна для анализа конфликтных состояний групп на ранней стадии их формирования и развития.

По мере развития группы и превращения ее в сплоченный, целенаправленный коллектив конфликтность взаимных оценок респондентов снижается. Наличие подобной общей тенденции изменения параметров взаимных оценок объясняется также тем, что по мере развития групповой структуры расширяются и углубляются коммуникационные связи членов группы. В результате усиливается процесс взаимного узнавания, а мнения людей о возможности или невозможности установления деловых и прочих контактов приобретают все более полярные значения. При определенном уровне их значений взаимные оценки отдельных членов группы становятся четкими.

Неформальные отношения между членами группы в процессе профессиональной деятельности формируют особую атмосферу внутригруппового взаимодействия, которая в большей или меньшей степени способствует раскрытию потенциальных возможностей индивидов. Основываясь на понимании деятельности как основы развития межличностных отношений и взаимодействия членов группы в процессе решения профессиональных задач, можно предполагать наличие жесткой взаимосвязи деятельности и характера межличностных отношений в группах. Это позволяет рассматривать профессиональную деятельность в качестве важнейшего механизма регуляции конфликтности малых групп.

Статусно-ролевые противоречия фиксируют признание каждым членом группы внутреннего ролевого распределения, определяемого как структурой формальных субординационных связей, так и характером сложившихся межличностных отношений. Наличие этого факта свидетельствует также о стабильности межличностных отношений в группе и возможности дальнейшего анализа неформальных взаимодействий индивидов в деятельности. Основу этого более глубокого анализа составляют методы оценки степени интеграции делового и эмоционального компонентов взаимодействия, позволяющие судить о глубинных механизмах поведения членов группы.

Ролевые критерии лидерства могут использоваться для анализа групповой структуры неформальных взаимоотношений членов группы (направленность критерия от отдельного индивида к группе).

Если рассмотреть такие же ролевые критерии в прямо противоположном направлении, т.е. от группы к индивиду, то получаемая в результате такого ролевого анализа структура будет отражать воображаемые (интуитивно ощущаемые) каждым членом группы неформальные отношения в коллективе. В этом случае совпадение таких структур будет свидетельствовать о наличии осознаваемой индивидумами дифференциации ролевой иерархии влияний в группе.

Реализация данной схемы анализа достигается путем проведения соответствующего опроса респондентов по всем анализируемым сферам их взаимодействия. Форма опроса респондентов может быть представлена в следующем виде: «Если Вы решаете такую-то задачу, то кого из членов Вашей группы Вы попросили бы участвовать в ее решении и с какой степенью Вы учитывали бы его мнение»? Содержание вопроса должно быть таким, чтобы респондент сам выступал в роли лидера.

Практическая значимость подобного анализа связана с тем, что уровень осознания ролевых критериев лидерства связан с успешностью профессиональной деятельности и, кроме того, дает возможность оценить степень осознанности межличностных выборов в системе неформальных отношений в группе. В целом подобный анализ в первом приближении позволяет оценить уровень развития группы.

Более подробный анализ неформальных и конфликтных отношений в группе связан с оценками типологии деловых и эмоциональных взаимоотношений индивидов.

Разнообразные количественные характеристики поверхностного анализа межличностных отношений в группе дают возможность на основе внешнего восприятия оценить конфликтогенное состояние группы и отдельных индивидов в ней.

При этом внутренние, индивидуальные причины сложившихся между индивидами взаимоотношений в группе остаются за пределами анализа. А именно они, с точки зрения органа управления группой, составляют ту информационную основу, которая позволяет раскрыть глубинное конфликтологическое содержание отношений между индивидами. Оценить степень их конфликтности, выяснить роль индивида в формировании социального климата в группе, его положение в коллективе, степень соответствия его сознания социально желательным проявлениям учебно-служебных отношений и т.п.

Анализ характера всего спектра конфликтных взаимодействий является важнейшей задачей оценки внутреннего состояния как отдельного члена референтной группы, так и группы в целом. Важнейшими вопросами, решаемыми на этом этапе анализа, являются внутренние оценки самочувствия в группе каждого индивида (оценки «актуального Я») и оценки отдельного индивида, характера его личного взаимодействия с группой (оценки «актуального Я в группе»).

Социометрия конфликтности предназначена для оценки структуры межличностных отношений на индивидуальном уровне в целях определения направлений педагогического и воспитательного воздействия на конкретного члена коллектива. Рассматриваемые методики позволяют изучать:

индивидуальную ценностную структуру взаимоотношений индивида в первичном коллективе;

сравнительные особенности взаимоотношений в разных первичных коллективах в зависимости от сфер жизнедеятельности, т.е. детерминацию взаимоотношений характером деятельности группы;

структуру взаимоотношений вертикального и горизонтального уровней

конфликтности в группе.

В одной сфере жизнедеятельности социальное самочувствие как реакция на социально-конфликтные преобразования климат может быть лучше, чем в другой. Поэтому возникает проблема сравнительного анализа особенностей взаимоотношений в различных сферах деятельности индивида - учебы и службы, иной деятельности.

В микросоциологии сферы жизнедеятельности и число типов взаимоотношений устанавливаются в зависимости от задач конкретного исследования.

Конфликтность каждого члена группы исследуется в двух плоскостях: а) по типам взаимоотношений; б) по сферам жизнедеятельности. Объектом исследования является конкретный индивид в данной группе, предметом исследования - степень удовлетворенности взаимоотношениями каждого члена группы с остальными членами.

В соответствии с известной методикой, разработанной В.В. Бойко, А.Г. Ковалевым, В.Н. Панферовым, в основу градации ответов может быть положен принцип определения респондентами частоты проявления межличностных отношений различных типов в различных сферах.

Для выяснения частоты проявления тех или иных типов взаимоотношений (в зависимости от формулировки вопроса) предлагается свободная биполярная шкала оценок от (-2) до (+2) с двумя фиксированными крайними точками: (-2) -

взаимоотношения не проявляются;

(+2) - взаимоотношения проявляются всегда. При автоматизированной

обработке данных в целях использования графического способа отражения результатов введены еще две дополнительные фиксированные позиции:

(-1) - взаимоотношения проявляются редко; (+1) - взаимоотношения

проявляются часто. Подобная градация частоты проявления тех или иных

взаимоотношений соответствует альтернативной природе межличностного общения, в развитии которого всегда преобладают либо положительные, либо отрицательные тенденции. Показатель частоты проявления взаимоотношений оценивается и в

социометрии, однако механизм выделения этого показателя отличается от механизма, применяемого в данной методике. Социометрический индекс групповой сплоченности (т.е. частоты проявления взаимоотношений), измеряемый в процентах, отражает общее для группы состояние удовлетворенности или неудовлетворенности пребыванием в коллективе, лишь косвенным путем отражая индивидуальные оценки.

В основе оценки состояния индивида в группе лежит анализ типологии горизонтальных взаимодействий с членами группы, относящимися к одному уровню иерархии в системе формальных отношений, и вертикальных (субординационных) взаимодействий в группе, отнесенных к отдельной ситуации конкретного конфликта.

Чтобы выразить количественно альтернативные тенденции в оценке

межличностных отношений, респонденту предоставлен диапазон оценок от (-2) до (4-2). Характер свободной шкалы оценок позволяет выразить количественную определенность взаимоотношений и применить известные в вариационной статистике математические показатели.

С точки зрения практического использования результатов методики

наибольшую значимость имеет качественная интерпретация количественных границ измерения, которая позволяет при необходимости добавить количество

промежуточных фиксированных точек или расширить диапазон шкалы.

Четыре интервала шкалы интерпретированы следующим образом: от (-2) до (-1,1) - взаимоотношения в конкретной сфере деятельности имеют высокий уровень развития отрицательных тенденций;

от (-1,1) до (-0,1) - взаимоотношения в конкретной сфере деятельности имеют невысокий уровень развития отрицательных тенденций;

от (+0,1) до (+1,1) - взаимоотношения в конкретной сфере деятельности имеют невысокий уровень развития положительных тенденций;

от (+1,1) до (+2) - взаимоотношения в конкретной сфере деятельности имеют высокий уровень развития положительных тенденций [2].

Опыт диагностики межличностных отношений при изучении учебных групп показал, что структура групп не стереотипна и что значительный отпечаток на характер межличностных отношений группы накладывают индивидуально-личностные особенности отдельных ее членов. В то же время любая группа несет в себе отпечаток того вида деятельности, который формирует определенную общность установок всех ее членов. При этом очень важно понять, почему именно так сложилась эта структура отношений, и какие личности ее сформировали.

В процессе взаимодействия с внешней средой личностные свойства индивида проявляются в стиле межличностного поведения. Реализуя потребность в общении и в осуществлении своих желаний, человек сообразует свое поведение с оценками значимых для него членов коллектива на уровне осознанного самоконтроля, а также с символикой социальной идентификации.

В рассмотренных моделях выделены элементы, включающие в себя актуальные механизмы статистической и эмпирической оценки результатов собственной и групповой деятельности индивидов, позволяющие отдельным членам группы испытывать внутреннюю удовлетворенность или неудовлетворенность от результата их деятельности и пребывания в группе.

Примечания:

1. Лененко Т.Н. Социометрия как метод сравнения уровня организации традиционного и контекстного обучения // Методология и практика: материалы симпозиума. М., 2005. С. 149-154.

2. Диагностика социально-психологических характеристик малых групп с внешним статусом / С.А. Багрецов, В.М. Львов [и др.]. СПб., 2004.

УДК 316:334.2(470) ББК 60.561:2(2Рос) Д 15

А.Э. Далгатова,

кандидат экономических наук, доцент кафедры гуманитарных и социальноэкономических дисциплин Военно-воздушной инженерной академии имени Ю.А.

Гагарина и профессора Н.Е. Жуковского, г. Москва, тел. 8 928 812 35 01.

Статус предпринимателя малого бизнеса в условиях социальной мобильности современного российского общества

(Рецензирована)

Аннотация: В статье рассмотрено предпринимательство как форма

социальной инновации, имеющее такое значение, которое выходит далеко за пределы экономической жизни общества. По своему функциональному предназначению предпринимательство сопоставимо с таким видом социального новаторства как изобретательство или совершение научных открытий и потому оно оказывает влияние на всю социальную структуру, способствует ее эволюционированию.

Ключевые слова: предприниматель, бизнес, инновация, класс, средний класс, слой общества.

A.E. Dalgatova,

Candidate of Economics, Assistant Professor of the Humanitarian, Social and

Economic Disciplines Department of Yu.A. Gagarin and Professor N.E. Zhukovsky

Military-Air Engineering Academy, Moscow, ph. 8 928 812 35 01

The status of the businessman of small-scale business in conditions of social mobility of Russian modern society

Abstract: The paper considers business as the form of the social innovation, having the significance which is far beyond economic life of a society. By the functional mission, business is comparable to such kind of social innovation as invention or fulfillment of discoveries. Therefore it influences the whole social structure and promotes its evolution.

Keywords: the businessman, business, an innovation, a class, middle class, a social class.

Статус предпринимателя малого бизнеса, как и любой другой социальный статус, понимаемый как характеристика социальной позиции в данной социальной системе координат, выступает как сложный феномен, обладающий системными признаками. В связи с этим он неразрывно связан с окружающей социальной средой, выступающей одновременно как источник формирования статуса и его потребитель. Важным условием формирования социального статуса выступает совокупность социально-классовых предпосылок, с которыми сталкивается индивид в процессе своей социальной деятельности. В социальных науках понятие класса описывает место некоей группы людей в системе неравенства и дифференциации, в сопряженной с ней совокупности связей и отношений, а также иерархию субъектов функционирования социальных институтов. В отличие от страт, деление на классы

осуществляется по социально-экономическому основанию - обладанию собственностью и доступом к власти, а как следствие, профессиональными, культурными, идеологическими отличиями. Современные социологи определяют класс как один из основных типов социальной стратификации наряду с кастой и сословием. Теоретическая традиция анализа классов в социологии берет начало в трудах К. Маркса и М. Вебера. При этом К. Маркс рассматривал класс с точки зрения собственности на капитал и средства производства, выделяя при этом такие классы, как буржуазия и пролетариат. Он признавал существование групп, не укладывающихся в эти рамки, но считал их пережитками докапиталистической экономики. М. Вебер, в отличие от К. Маркса, разделял население на классы в соответствии с экономическими различиями в рыночной позиции, порождающими различия в жизненных шансах. При этом М. Вебер различал четыре класса: класс собственников, класс интеллектуалов, администраторов и менеджеров; традиционный мелкобуржуазный класс мелких бизнесменов и владельцев магазинов, рабочий класс. Таким образом, в соответствии с взглядами М. Вебера, предприниматели малого бизнеса могут быть рассмотрены как самостоятельный социальный класс. При этом концепция социального статуса также уходит своими корнями в социологию М. Вебера. Вебер полагал, что социальный статус отнюдь не является пережитком более ранней феодальной эпохи, как утверждали некоторые марксисты, а сохранил свою значимость, а в обществе современного промышленного капитализма получил развитие его новый фундамент. Для М. Вебера главное условие появления класса лежит в неравном распределении экономической власти и, следовательно, в неравном распределении возможностей. Но эти экономические причины не исчерпывают всех условий образования групп. Он сформулировал понятие статуса так, чтобы подчеркнуть влияние идей, верований и ценностей на формирование групп, не теряя при этом из виду экономические условия. Таким образом, в противоположность экономически обусловленной «классовой ситуации» М. Вебером была сконструирована «статусная ситуация», при которой каждый типичный компонент жизненной судьбы людей определяется специфической, позитивной или негативной социальной оценкой поведения. В этом смысле статусное поведение выражается в том факте, что можно ожидать определенного стиля жизни от тех, кто хотел бы принадлежать к данному кругу. С этими ожиданиями связаны ограничения на «социальное» общение. Стратификация по статусу идет рука об руку с монополизацией идеала и материальных благ или возможностей. Экономически обоснованное понятие класса контрастирует со статусной ситуацией, которая обусловлена оценками, почестями, оказываемыми другими и требуемыми членами статусной группы от других. Поэтому некоторые группы имеют негативный престиж или оценку; к ним могут относиться как к маргинальным членам общества. Статус связан со специфическим стилем жизни, включающим потребление определенной одежды, мебели, пищи и напитков, которые считаются характерными для специфической статусной группы.

Социальные статусные группы используют формы потребления как средство определения своего ранга или достоинства и отделения себя от других. Используемые ими знаки обычно включают групповые потребительские ценности. Тип жилища, мебели, украшений, слушаемая музыка, носимая одежда, используемый вид транспорта - все эти аспекты процесса потребления могут быть использованы как знаки различий между статусными группами.

В настоящее время при определении класса используются критерии рыночной и трудовой ситуации. Под рыночной ситуацией подразумеваются материальные вознаграждения и жизненные шансы, такие как заработок, безопасность и

возможность продвижения по службе. Понятие трудовой ситуации относится к трудовым задачам и производственной технологии, а также к структуре социальных отношений. Таким образом, отечественная социология, следовавшая марксистской традиции, длительное время использовала термин «класс» исключительно для обозначения групп людей, различающихся по критерию обладания собственностью. Однако уже на первых этапах развития индустриального общества критерий обладания собственностью перестал быть единственным показателем социального положения человека. С развитием массовой системы образования и повышением роли информации в постиндустриальных государствах появляется новая прослойка общества, которая занимала промежуточное положение между богатыми и бедными, именуемая «средним классом». Её появление вызвало к жизни ряд значимых социальных теорий, призванных найти в «среднем классе» опору социальной стабильности. Ряд положений этих теорий оказался реализованным на практике: система ценностей реально существующего в развитых обществах среднего класса ориентирована на семейное благополучие, индивидуальное развитие и совершенствование. Его представители действительно трудолюбивы, творчески развиты, придерживаются демократических принципов, законопослушны. Средний класс, с одной стороны, открыт для проникновения представителей из других групп общества, а с другой - притягателен для тех, кто находится ниже его на лестнице престижа. Представитель среднего слоя реально может себе позволить стандарты потребления, которые еще в начале ХХ века были доступны исключительно аристократическому меньшинству. Каналами пополнения класса в развитых обществах, как правило, становятся образование и способность к напряженному труду, творческие задатки в широком спектре деятельности - от предпринимательства до художественного творчества. Учитывая подвижность границ среднего класса, к нему принято относить не только тех людей, которые по объективным показателям принадлежат к среднему классу (уровень дохода), но и тех, кто стремится к новому для себя статусу, имея все основания (образование, профессиональная принадлежность) надеяться на успех. Ориентация России на рыночные отношения за годы реформ привела к тому, что теория среднего класса как основы социальной стабильности современного российского общества стала в отечественной социальной науке преобладающей. В этой связи рассмотреть социальный статус современного российского предпринимателя малого бизнеса невозможно без включения его в контекст проблемы развития среднего класса. При этом, обладая, по М. Веберу, признаками самостоятельного класса, предприниматели малого бизнеса не исключаются из «среднего класса», являясь его составной частью.

Российский средний класс, воспринимаемый как порождение реформ, вызывает время от времени повышенное внимание со стороны властных структур. Однако этот периодически возникающий интерес не превратился в целенаправленные и систематические усилия по поддержке формирующегося среднего класса. Так, Комитетом по экономической реформе Правительства РФ задача формирования российского среднего класса была поставлена в качестве приоритетной на 1998 г. Затем интерес со стороны властных структур по отношению к среднему классу вновь возрос в связи со «Стратегией развития страны до 2010 года» (программа Г. Грефа), в соответствии с которой, на средний класс перекладывается значительная часть социальных расходов. На ранних этапах изучения среднего класса преобладал критериальный подход к его идентификации. В качестве таких критериев выделялись: - степень адаптации к складывающимся социально-экономическим условиям; - образование; - профессия; - доход; -самоидентификация в качестве представителя среднего класса.

Согласно социально-профессиональному критерию средний класс в России -работники, занятые квалифицированным нефизическим трудом, а также фермеры, при этом выделяются «традиционные» средние слои, которые представлены мелкими частными собственниками, занятыми в мелком и среднем бизнесе. Основанием отнесения предпринимателей малого бизнеса к среднему классу может стать и система социальной дифференциации современного российского общества, представленная Т.И. Заславской:

Верхний слой общества: - консервативно ориентированная часть

бюрократической и военной элиты и субэлиты; - группа новой экономической элиты и субэлиты; - либеральная элита; - лица, принадлежащие к криминальному миру и сотрудничающие с ним.

Средние слои: - среднее звено бюрократии; - бизнес-слой, состоящий из мелких и средних предпринимателей; - профессионалы технического, социального и гуманитарного профиля.

Базовый и нижний слои: - представители бывшего советского среднего слоя (в первую очередь - интеллигенция); - рабочие, крестьяне и служащие и часть специалистов, адаптировавшиеся к новым условиям; - наименее образованные, социально слабые представители базового и нижнего слоя.

Андекласс, или социальное дно: - люмпенизированная маргинально-

периферийная группа; - широкое социальное основание криминального мира [1].

Предприниматели малого бизнеса как один из наиболее многочисленных отрядов среднего класса пережил за последние годы довольно суровые испытания. Если до кризиса 1998г. к среднему классу можно было отнести до 25% трудоспособного населения, то в настоящее время - только 18%, при этом нижний слой среднего класса стремительно теряет свои статусные позиции и по ряду признаков к среднему классу относиться уже не может. В абсолютных цифрах - это не менее 12-15 миллионов человек взрослого населения. Несмотря на всю глубину кризиса, средний класс выстоял, продолжает жить и работать. Данные ряда исследований показывают, что важнейшими условиями выживания представителей среднего класса выступают такие статусные позиции как:

высокий по сравнению с другими слоями общества уровень адаптированности к рыночной экономике, позволяющий реализовывать экономическую стратегию, в которой значительное место принадлежит предпринимательской деятельности и самозанятости;

высокая социальная мобильность и гибкость, ориентация на максимальное использование своих ресурсов, главными из которых являются высокое качество рабочей силы и готовность к дальнейшему повышению своего «человеческого капитала»;

иное, по сравнению с другими слоями общества, отношение к государству. На фоне довольно распространенного в обществе патернализма представители среднего класса в большей степени склонны полагаться на собственную активность как необходимое и естественное условие жизненного успеха. Их отличает прагматическое отношение к государству, обеспечивающему стабильность и соблюдение «правил игры»;

наличие ряда ценностей, разделяемых большинством представителей среднего класса - ориентация на социальное рыночное хозяйство, ценности индивидуальной свободы, приоритет частной собственности [2].

Статус предпринимателя малого бизнеса складывается под воздействием господствующего типа мировоззрения современного российского среднего класса. А им является плюрализм интересов в обществе. Он касается не только возможности согласования сугубо материальных интересов разных групп, но и более глубоких аспектов этих интересов. Важнейшей их стороной является ориентация на такие «западные ценности» как индивидуализм, либерализм и демократия. Вместе с тем исследователи отмечают, что для среднего класса по-прежнему актуальна проблема выбора пути развития - славянофильская и западническая. При этом доля тех, кто сориентирован на западные ценности, преобладает над теми, кто является поборником своеобразного пути развития. Представители малого бизнеса находятся в довольно сложной ситуации социального выбора по многим злободневным проблемам, обусловленного противоречием их социально-классовой принадлежности. В частности, будучи собственниками, предприниматели малого бизнеса не могут положительно относиться к вопросу нового передела собственности. Социально-классовая принадлежность предпринимателей содержит себе и определенное противоречие, разрешение которого в условиях современной России весьма проблематично. Почти в два раза чаще, чем в среднем по массиву опрошенных представителей среднего класса, предприниматели выражают свою приверженность либеральной идее. Таким образом, в результатах социологических исследований просматривается проблема неоднородности российского «среднего класса», к которому принадлежат предприниматели малого бизнеса, которые выделяются в нем как отдельный социальный «субкласс», по ряду своих ценностных ориентаций противостоящий «среднему классу», но и выступающий его значительной составной частью.

Примечания:

1. Герчикова И.И. Менеджмент. М.: Банки и биржи: ЮНИТИ, 1994. С. 82.

2. Гаврилов А. Кадровое обеспечение инновационного механизма управления экономикой // Экономист. 1999. № 4. С. 78.

УДК 316.61 ББК 60.53 Р

Т.А. Радченко,

преподаватель кафедры гуманитарных и социально-экономических

дисциплин Военно-воздушной инженерной академии имени Ю.А. Гагарина

и профессора Н.Е. Жуковского, г. Москва, Эл.адрес: [email protected]

Правовая социализация личности

(Рецензирована)

Аннотация: В статье анализируется процесс правовой социализации и правовой преемственности в современных условиях функционирования российского общества. В ходе правовой социализации личность приобретает правовую нормативность, которая включает в себя не только определенный уровень правовых знаний, но и определенную установку. Именно от имеющихся правовых знаний и установок и зависит правовое поведение личности, которое может быть как правомерным, так и противоправным. Интенсивное использование неправовых практик в различных сферах социальной жизни российского общества формирует определенный тип правовой преемственности, в котором потенциально существуют установки неправового поведения.

Ключевые слова: семья, работа, преемственность, правовая культура.

T.A. Radchenko,

Lecturer of the Humanitarian, Social and Economic Disciplines Department of Yu.A.

Gagarin and Professor N.E. Zhukovsky Military-Air Engineering Academy, Moscow,

e-mail: [email protected]

Legal socialization of the person

Abstract: The paper provides an analysis of legal socialization and legal continuity in modern conditions of the Russian society. During legal socialization the person gets legal standartization which includes not only certain level of legal knowledge, but also certain installation. The legal behavior of the person which can be both lawfull and illegal depends on available legal knowledge and installations. A heavy use of illegal practices in various spheres of social life of the Russian society forms a certain type of legal continuity in which potentially there are installations of illegal behavior.

Keywords: a family, work, continuity, legal culture.

Важную роль в становлении правового сознания и правового поведения выполняет правовая социализация личности - процесс выработки у человека представлений о своей социальной роли и месте в обществе. Правовая социализация выступает как составляющая единого процесса социализации. Социализация - это освоение культуры (норм, ценностей, идей, правил, поведения и стереотипов понимания) сообщества. Она не только связана с развитием личности, но и является своеобразным духовным кодированием человека, вырабатывая у него типовые (хорошо распознаваемые и прогнозируемые) социальные реакции и формы активности. Функциональное значение такого «отесывающего» формирования способностей, навыков и знаний индивида состоит в том, чтобы подготовить людей к тесному сосуществованию, обеспечить их предстоящее взаимодействие и взаимопонимание.

Э. Дюркгейм связывает понятие «социализация» с проблемами функционирования коллективного сознания, и, прежде всего, с передачей от поколения к поколению социальных норм и традиций. М. Вебер выделяет в рамках этого понятия социализацию ассоциативную, преимущественно добровольную, и социализацию институциональную, осуществляющуюся через внедрение в личность принятых обществом норм с помощью социального поощрения и принуждения. Т. Парсонс понимает социализацию как процесс функциональной адаптации индивида.

Большинство современных социологов рассматривают социализацию как процесс взаимодействия между индивидами, развивающими в обществе собственные стратегии, и принятыми обществом системами норм и ценностей. Г. Роше, например, определяет социализацию как «процесс, в ходе которого человек воспринимает и усваивает социокультурные элементы своей среды, интегрирует их в структуру своей личности под влиянием значимых социальных факторов и таким образом приспосабливается к социальному окружению, среди которого ему приходится жить» (1). Социализация позволяет индивиду приобрести багаж, необходимый ему, чтобы эффективно функционировать в воспитавшем его обществе. С этой целью, в частности, индивид должен научиться определенным правилам поведения, присущим его социальной группе, усвоить принятые в ней бытовые навыки, пищевые пристрастия, адаптироваться к жизни в определенном климатическом поясе, составляющем географическую среду проживания его группы. Для того чтобы чувствовать себя комфортно среди членов своей группы, ему необходимо органически усвоить совокупность присущих этой группе норм, ценностей, символов, моделей поведения, традиций и идеологий. Кроме того, в процессе социализации индивид осуществляет социальную самоидентификацию, то есть обретает возможность показать членам своей и чужих групп, что он разделяет ценности, традиции и поведенческие модели своей группы и не разделяет чужих.

Социализация, в сущности, представляет собой процесс развития способности индивида к нормативному сознанию и поведению, к ограничению своего произвола, уважительному отношению к другим, короче говоря, процесс развития морали. Американский психолог Л. Кольберг выделяет следующие ступени морального развития:

1. Преконвенциональный (доморальный) уровень. На этом уровне ребенок выполняет требования взрослых просто ради самого послушания; именно поэтому он избегает нарушения норм. Тем самым он стремится избежать возможного наказания. Кроме того, его поведение - результат давления авторитета родителей. Вторая фаза этого этапа проявляется в нормативном поведении в порядке обмена: в расчете на конкретное вознаграждение, обещанное родителями. Здесь ребенок уже понимает свои интересы, а нормативное поведение рассматривает как уступку интересам других людей, поступая правильно как бы «для них» и в обмен, рассчитывая на их взаимную уступку.

2. Конвенциональный уровень. На этом уровне формируется «нравственное» сознание, зачатки собственных, а не заимствованных представлений о «хорошем» и «плохом». В первой фазе нормативное поведение мотивируется чувством стыда в случае ошибки, стремлением заслужить одобрение значимых взрослых. Во второй фазе нравственное поведение обусловлено уважением к правилам и стремлением их выполнять.

3. Уровень автономной морали. На этом уровне человек уже способен сам понимать, что в конкретной ситуации является добром, а что - злом. В первой фазе он понимает также относительность правил и норм и научается гибкости в их применении.

Во второй фазе человек усваивает представление о существовании логики социальной жизни, несводимой к интересам' того или иного индивида.

В третьей фазе, которой достигают далеко не все взрослые люди, формируются собственные моральные принципы, носителем моральных требований становится собственная совесть человека, и он поступает морально вне зависимости от обстоятельств, выгоды, рациональных соображений.

Переход от одной стадии к другой рассматривается как научение. Это означает, что моральные принципы следует рассматривать как результат не столько влияния окружения, или «генетической» программы, сколько процесса творческой реорганизации системы когнитивных способностей личности.

Как и процесс самоидентификации, социализация практически не знает завершения, продолжаясь в течение всей жизни индивида. Периодом наиболее интенсивной социализации является детство, но и достигнув взрослого состояния, индивид вынужден адаптироваться к меняющимся социальным ценностям - при переходе из одной социальной среды в другую (смена статуса, брак, смена деревенского места жительства на городское и наоборот, вынужденная смена работы, сопровождающаяся сменой круга общения, и т.д.), к новым ролям - при вступлении в брак, рождении детей, занятии должностей и т.п. Именно поэтому П. Бергер и Т. Лукман различают два типа социализации: первичную социализацию, которой индивид подвергается в детском возрасте, становясь членом общества, и вторичную, означающую любой последующий процесс, с помощью которого уже социализированный индивид интегрируется в новые секторы общества (2).

Как именно осуществляется процесс социализации? В работе социологов Р. Клутье и А. Рено выделены четыре иерархически расположенные структуры, осуществляющие социализацию (3). Воздействие этих структур наслаивается друг на друга. Первая из этих структур - это микросистема, в функционировании которой индивид принимает непосредственное участие: семья, школа или детский сад, круг друзей. Вторая структура - мезосистема - это отношения между элементами микросистемы, например, между семьей и школой. Третья структура - это экзосистема, состоящая из институтов, которые не касаются данного индивида непосредственно, тем не менее, участвуют в его социализации, иногда оказывая на него очень сильное влияние. Это, например, работа родителей, их деловое окружение, начальники и подчиненные, взаимоотношения которых с самими родителями часто играют важную роль в формировании представлений о мире взрослых у ребенка. Наконец, четвертая структура - это макросистема, культурное окружение. Речь идет о социальных ценностях и идеологиях, не только прямо внушаемых ребенку, но и косвенно влияющих на функционирование первых трех структур. Это идеологические установки общества в целом, детские и юношеские организации идеологического характера и т.д.

Семья - важнейший агент первичной правовой социализации. Она составляет первое и самое близкое «социальное окружение» ребенка, и при этом сама входит в более обширную правовую социальную среду и несет на себе ее отпечаток. А. Першерон по этому поводу пишет: «Входить в семью - означает участвовать в определенной системе эмоциональных отношений, принадлежать к данной социальной группе, иметь общую с ней историю, жить в определенном месте (4). Именно с помощью семьи ребенок вписывается в общество. Семья дает ему имя и включает его в родословную, уходящую на несколько поколений в прошлое. Таким образом, именно в семье формируется первичная социальная сущность индивида. Социальное положение родителей определяет социальный статус ребенка на протяжении первых двадцати лет его жизни. То, где и как родители живут, конкретизирует социальный контекст, в

котором ребенок растет и развивается. Профессия родителей определяет культурный и образовательный уровень семьи.

В функции семьи по отношению к ребенку входит его защита, обеспечение удовлетворения его насущных потребностей, забота о его здоровье. Семья знакомит ребенка с правилами поведения в обществе и общения с другими людьми. В семье ребенок впервые знакомится с половыми ролевыми стереотипами и проходит процесс половой идентификации.

Одновременно семья - это и институт, который больше всего способен принести вред в процессе социализации. Низкое социальное положение родителей, алкоголизм, конфликты и раздоры, их подчиненное положение на работе, социальное отчуждение, неполнота семьи, то есть отсутствие одного из родителей, девиации в поведении родителей, жестокое обращение с детьми - все это накладывает неизгладимый отпечаток на характер, мировоззрение и социальное поведение ребенка. Конечно, здесь нет прямого детерминизма, и от врожденных черт личности многое зависит. Например, сын алкоголика может стать алкоголиком сам, а может вынести из своего детского опыта отвращение к алкоголю на всю жизнь. Дети, подвергавшиеся жестоким наказаниям, могут вырасти садистами, но могут и стать гуманными людьми, активными борцами с жестокостью.

Школа как агент социализации принципиально отличается от семьи тем, что это эмоционально нейтральная среда, где к ребенку относятся не как к единственному и любимому, а объективно, в соответствии с его реальными качествами. В школе ребенок узнает на практике, что такое соревнование, успех и неудача. Он научается преодолевать трудности или привыкает сдаваться перед ними. Именно школьный период социализации формирует у ребенка самооценку, которая во многих случаях остается с ним на всю жизнь. Так, люди, хорошо учившиеся в школе, обычно сохраняют высокую самооценку и степень самоуважения. Неудачи в учебе часто формируют комплекс неполноценности. Поскольку школа представляет собой часть более обширной социальной системы, она обычно отражает доминирующую культуру с ее ценностями и предрассудками. Так, П. Бурдье показал, что для ребенка серьезной помехой в школе является принадлежность родителей к непрестижному классу, непрестижной профессии, бедность и т.д. В школе ребенок начинает понимать, что такое социальная несправедливость.

В динамике криминальных самоопределений, еще один агент социализации - это окружение сверстников. Чем ближе ребенок к подростковому возрасту, тем слабее влияние на него родителей и учителей, тем сильнее влияние сверстников. Уважение сверстников компенсирует неудачи в учебе или отсутствие внимания со стороны родителей. Поэтому дети из неблагополучных семей особенно тяготеют к компаниям ровесников. Именно среди сверстников индивид учится находить разрешение конфликтных ситуаций, учится общению на равных, в отличие от школы и семьи, где общение построено по принципу иерархии. Именно здесь ребенок узнает свое место в группе, становясь лидером, середняком или аутсайдером.

Процесс формирования ценностей может оказаться важным источником социальных перемен, превращая индивида в социального деятеля. Среди других агентов социализации следует выделить средства массовой информации и в первую очередь телевидение. Их влияние на все группы населения, в особенности на детей и подростков, огромно. Все мы помним, какой переворот в массовом сознании произошел в эпоху горбачевской «гласности», когда за считанные годы рухнули идеологические стереотипы, внедрявшиеся десятилетиями воспитания и пропаганды. Серьезные исследования социологов и психологов посвящены воздействию на сознание и подсознание масс людей рекламы. Многочисленные фильмы и в

особенности сериалы активно формируют у детей и подростков стереотипы поведения, которых они не могут видеть в семье и непосредственном окружении. Это в первую очередь относится к сценам «красивой жизни» богатых и праздных, физически привлекательных людей, а также к сценам насилия, которыми так изобилует современное телевидение. Конечно, следует отметить и то, что массовая телевизионная продукция внедряет в сознание стереотипы западной, точнее, американской, массовой культуры, которые постепенно вытесняют традиционные стереотипы. В работе Н. Болье, посвященной видеоклипам, показано, что клипы дают молодежи очень стереотипное представление о любовных отношениях и способствуют распространению образа действительности, имеющего мало общего с реальностью. При всем этом не следует забывать об огромной позитивной воспитательной роли средств массовой информации, выходящих за рамки массовой культуры. Ведь именно благодаря им в значительной мере компенсируется пропасть в возможностях расширения кругозора, отделяющая людей из обеспеченных слоев и представителей бедноты, жителей миллионных городов и население глухих деревень и труднодоступных географических регионов.

В индустриальных обществах важным фактором социализации является работа. Именно работа обеспечивает социальную интеграцию индивида в мир взрослых людей. Однако идеология труда интернализируется задолго до этого. В значительной мере это обусловлено профессиями родителей. Сын или дочь врача смотрит на мир социальных отношений иначе, чем сын или дочь булочника. Кроме того, многие люди начинают подрабатывать еще в детстве, тем самым включаясь в мир трудовых отношений. Для многих профессия является главным средством самоидентификации. Работа помогает найти свое место и быть признанным в социальной системе. Через труд индивид приобретает опыт общения с работодателями и коллегами. Он знакомится с правилами и ценностями, принятыми в трудовой среде. Труд наделяет индивида социальной значимостью, дает ему ощущение престижа.

Отметим все же, что для многих работа - это ежедневное нахождение у конвейера, тысячекратное повторение одних и тех же движений, это недопустимость личной инициативы, унижение и подчинение начальнику, порой злоупотребляющему своей властью, напряжение сил и труд в опасных для здоровья условиях. Наконец, для многих рабочих это постоянное ощущение шаткости своего положения из-за угрозы безработицы.

В криминальной динамике сознания, особенностью социализации на работе является то, что это преимущественно вторичная социализация, поскольку затрагивает взрослых, уже сформировавшихся людей. Она несет в себе свои трудности, связанные, прежде всего, с необходимостью найти правильное соотношение между уже интериоризированными ценностями и ценностями, следовать которым требует работа. К примеру, люди, воспитанные в духе независимости и самостоятельности суждений, часто испытывают затруднения из-за необходимости на работе зримо проявлять знаки подчинения начальству. Люди, ценящие творческую инициативу, часто бывают плохими исполнителями, а хорошие исполнители часто страдают безынициативностью. Обычно взрослый человек критически относится к ценностям, предлагаемым ему работой, и принимает не все из них, а лишь те, которые кажутся ему приемлемыми. Э. Шайн указывает, что существует три типа реакции индивида на производственную социализацию:

1) протест, то есть отказ от всех ценностей и норм;

2) творческий индивидуализм, то есть принятие только основных ценностей и

норм;

3) конформизм, то есть безоговорочное принятие всех ценностей и норм (5).

Взгляды, ценности и интересы человека несколько раз в течение его карьеры подвергаются пересмотру. Зрелый возраст является важным периодом социализации, который может быть для индивида дестабилизирующим, поскольку по-новому высвечивает первичную социализацию и ставит под сомнение фундаментальные ценности семейного наследия.

Важнейшим результатом социализации является установление над индивидом социального контроля, то есть регулирования его поведения, что приводит к подчинению индивида группе, в которую он интегрирован. Такое подчинение выражается в осмысленном или спонтанном следовании нормам, предписанным группой.

Как считает Р. Мертон, манера поведения индивидов обусловлена социальнокультурной средой, в которой они находятся. Каждое общество через своих агентов социализации устанавливает идеалы и средства для их достижения. Например, финансовый успех является составной частью североамериканской культуры. Посредством агентов социализации все индивиды научились пользоваться средствами достижения этого идеала, и они убеждены, что им это удастся.

Под правовой социализацией понимается процесс освоения (интернализации) личностью стандартов нормативного, правомерного поведения. Правовая социализация осуществляется в русле общей социализации, но имеет свои специфические особенности. Она имеет исторически обусловленный характер. Как известно, каждому конкретному обществу присущи свой тип государственного устройства, свое представление о праве, свои правила и способы участия индивидов в делах общества. Правовая социализация заключается в усвоении индивидом этих норм и правил социального существования в данном обществе.

Можно выделить три вида правовой социализации - социализацию посредством научения, социализацию путем передачи опыта и «символическую социализацию».

Социализация посредством научения заключается в приобретении элементарных правовых знаний и усвоении соответствующих норм. Социализация на собственном и чужом опыте происходит в результате осмысления собственных ошибок и событий своего опыта, а также жизненного опыта окружающих людей. Символическая социализация основывается на собственных абстрактных представлениях человека о праве, государстве, стране, нации.

Длительное время в науке господствовало представление о правовом воспитании и самовоспитании как непрерывном процессе накопления знаний о праве. Недостаток этого подхода состоит в том, что не уделяется должного внимания формированию общей и правовой культуры. Политическое и правовое воспитание -важная часть системы преемственности в социализации индивида. Правовое воспитание осуществляется путем целенаправленной правовой пропаганды, просвещения и обучения. От качества правового воспитания во многом зависит уровень развития личности. Безусловно, для усвоения правовых знаний необходимы и собственные усилия, то есть самовоспитание.

Правовая культура ориентирована на развитие политического и правового сознания граждан, воздействуя на человека сразу в нескольких направлениях. Во-первых, она способствует социализации индивида, формируя у него способность, играть определенные социальные роли, соответствовать принятым в обществе образцам поведения. Тем самым социализация формирует личность человека и приспосабливает его к жизни в обществе. Во-вторых, правовая культура влияет на установление индивидом определенной системы ценностей. Третье направление влияния правовой культуры заключается в выработке навыков, привычек и стереотипов правового поведения.

В комплексе социализации, преемственность - это не только формирование навыков социального поведения, соответствующих правовым нормам общества, но и осознание таких норм, внутренняя мотивация, ориентирующая личность на их соблюдение. Началом этого процесса становится усвоение в детстве норм социального поведения, общения и взаимодействия людей социальных и нравственных запретов и требований. Позже правовая социализация принимает более отчетливые формы: это происходит тогда, когда человек, став взрослым, становится полноценным участником правоотношений и сталкивается с необходимостью самостоятельно отстаивать свои права, цивилизованно вступать во взаимоотношения с другими людьми и выполнять свои обязанности перед обществом.

В процессе правовой социализации происходит постепенная интеграция личности в широкий социальный контекст, переход ее к полноценному участию в функционировании гражданского общества и государства. Однако в ходе социализации могут возникать и искажения, деформации, которые приводят впоследствии к появлению у индивида криминальных наклонностей, правового нигилизма, асоциального и антигосударственного поведения.

Для того чтобы общество могло нормально функционировать, поведение составляющих его индивидов в целом должно быть ориентировано на сохранение, а не на криминально выраженную деструкцию существующей социальной системы. Важнейшим защитным механизмом, оберегающим любое общество от деструктивных тенденций, является механизм социального контроля. Как пишет П. Бергер, «социальный контроль является одним из наиболее общепринятых понятий в социологии. Им обозначают самые различные средства, которые любое общество применяет для обуздания своих непокорных членов. Ни одно общество не может обойтись без социального контроля. Даже небольшой группе людей, случайно собравшихся вместе, придется выработать собственные механизмы контроля, дабы не распасться в самые кратчайшие сроки» (6).

Таким образом, в совокупности специфических норм, культура является коллективным достоянием народа. Она раскрывает родовое свойство человека и человечества. Социологическое исследование функционирования культуры в обществе показывает, что ее распространение, хранение, потребление зависит от особенностей развития народа, существующих в обществе социально-экономических и политических отношений, от особенностей социальной психологии народа, его традиций.

В динамике правовой социализации, преемственность - это не только формирование навыков социального поведения, соответствующих правовым нормам общества, но и осознание таких норм. Началом этого процесса становится усвоение в детстве норм социального поведения, общения и взаимодействия людей социальных и нравственных запретов и требований. Позже правовая социализация принимает более отчетливые формы: это происходит тогда, когда человек, став взрослым, становится полноценным участником правоотношений и сталкивается с необходимостью самостоятельно отстаивать свои права, цивилизованно вступать во взаимоотношения с другими людьми и выполнять свои обязанности перед обществом. Человек входит в человечество через национальную индивидуальность как национальный человек. Именно поэтому каждый человек должен воспитываться как достойный представитель своего родного этноса в смысловом поле определенных знаков, значений, ценностей, присущих его народу. Но каждый человек, является одновременно и равноправным членом мирового сообщества, в котором все отчетливее дают о себе знать процессы глобализации.

Примечания:

1. Цит. по: Individu et societe. Introduction a Ia sociologie / R. Campeau, M. Sirois, E. Rheault, N. Dufort. 2 ed. Montreal; Paris; Casablanca, 2008. P. 149.

2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Наука, 1994. С. 212-213.

3. См.: Cloutier R., Renaud A. Psychologie de Lenfant. Boucherville, 2006. P. 24.

4. Percheron A. La socialisation politigue et illustration // Traite de science politigue / M. Grawitz, J. Leca. Vol. 3. Paris, 2008. P. 181.

5. Schein E.N. Organisational socialisation and the profession of management // Les fondements de la psychologie sociale / R.J. Vallerand. Boucherville, 2004. P. 677.

6. Бергерр П.Л. Приглашение в социологию: гуманистическая перспектива. М.: Наука, 2006. С. 68.

УДК 338.482:316(470-25) ББК 75.81(2-2Мос)

К 87

Б.С. Ктакян,

соискатель кафедры социологии и социальной работы Ессентукского

института управления бизнеса и права, г. Ессентуки, тел. 8 928 812 35 01.

Стратегия и тактика продвижения туристского продукта: история вопроса и дальнейшие перспективы

(Рецензирована)

Аннотация: В данной статье автором рассматриваются основные положения формирования туристского продукта, на примере московского региона, а также история стратегии и тактики продвижения туристского продукта.

Ключевые слова: туристский продукт, туризм.

B.S. Ktakyan,

Competitor for Candidate degree of Sociology and Social Work Department of

Essentuki Institute of Management of Business and the Law, Essentuki, ph. 8 928 812

35 01

Strategy and tactics of tourist product promotion: the historical background and the further prospects

Abstract: The paper discusses the basic standards of formation of a tourist product, using an example of the Moscow region, as well as a history of strategy and tactics of the tourist product promotion.

Keywords: a tourist product, tourism.

Москва уверенно и устойчиво занимает одно из лидирующих мест на мировом туристском рынке. Несмотря на очевидные недостатки и явное отставание от современных концепции формирования туристского продукта и образа страны, благоприятной для туризма, поток приема туристов и гостей значителен. Тем не менее, проблемы формирования туристского продукта и продвижения его на внешний и внутренний туристские рынке актуальны и далеки от полнообъемного разрешения.

Решение любой проблемы должно начинаться с анализа реального состояния ситуации. Выяснения истории вопроса и последующей динамики за тот или иной временной отрезок. В рамках настоящего исследования мы рассматриваем проблемы продвижения московского туристского продукта. Данному вопросу в значительной степени посвящена одобренная Московским правительством летом прошлого года «Программа развития туризма в Москве на период до 2010 г.». Мы не будем подробно останавливаться на ее положениях, они озвучиваются и публикуются и так достаточно часто, как в прессе, так и в выступлениях специалистов и представителей администрации. Весьма отрадно, что отклик на эту программу имеет место не только на московском уровне, но федеральном и в регионах.

Председатель комитета по культуре и туризму Государственной Думы

Н.Н.Губенко в интервью журналу «Отель» в апрельском номере этого года также затронул проблемы продвижения внутреннего регионального туристского продукта. В

статье указано: «Несмотря на провозглашаемые приоритеты государственной

политики по поддержке внутреннего и въездного туризма, мы усиленно продолжаем инвестировать экономику западных государств. российский туристы продолжают расходовать значительные средства на отдых за рубежом. Парламентарии считают недопустимым возвращение России к показателям 1995 года, когда отрицательное сальдо платежного баланса РФ по статье поездки/туристские услуги достигало 7,3 млрд. долларов США. Однако надо быть реалистами. В условиях жесткой денежнокредитной политики российского государства вряд ли предоставляется возможным выделение значительных бюджетных средств на создание положительного образа имиджа России, как страны, благоприятной для туризма». Одновременно г-н Губенко

Н.Н. отметил, что «серьезное беспокойство вызывает слабое освещение в СМИ вопросов регионального туризма, что, по сути, является одним из серьезнейших препятствий для развития внутреннего туризма».

Поскольку мы ведем разговор о туристском продукте столицы или «столичном туристском продукте», следует, прежде всего, отметить, что это существенная часть национального туристского продукта России, составляющая не менее 70% общего въездного потока иностранных туристов в нашу страну из ведущих стран мира. Значимы и показатели прибытий в Москву внутренних туристов из регионов страны. Также необходимо подчеркнуть, что в сфере туризма многое новое - это не что иное, как хорошо забытое старое. На примере туристского продукта Москвы это проявляется еще более наглядно.

Столица государства всегда и во многих страна мира являлась историческим, и таковое имеет место и в наши дни, объектом повышенного туристского внимания, а также внимания гостей и посетителей всех рангов и категорий, поскольку там, как правило, имеется изобилие достопримечательностей и прочих объектов культурного и исторического наследия, а также других элементов туристского интереса, порождающих активный туристский спрос. Для профессионально-делового туризма важно сосредоточение административных и властных институтов, финансовых и банковских учреждений, ведомств и министерств.

Внимание иностранцев к Москве было всегда. И до революции 1917 г., и после. К середине 20-х годов стало ясно, что без стратегического подхода и без централизованных усилий со стороны государства сфера международных связей, включая туристские, развиваться не может. После перехода от военного коммунизм к НЭПу, функция по привлечению иностранных туристов в страну была возложена на Совторгфлот. В то время это была единственная структура, которая (помимо ОПТУ) поддерживала устойчивые связи с иностранными организациями и вела поиск перспективных партнеров. Затем, следуя за апробированной мировой практикой, 11 апреля 1929 года нашим Правительством (оно тогда называлось Совет труда и обороны) было учреждено в рамках Народного комиссариата торговли Государственное акционерное общество по иностранному туризму - ГАО «Интурист» (21 января 1933 г. оно было преобразовано во Всесоюзное - ВАО «Интурист»).

Его цели:

- развитие всех видов туризма, как въездного, так и выездного;

- обслуживание в стране иностранных туристов.

В числе основных функций было:

- ведение за границей работы по привлечению иностранных туристов, обеспечение поездок своих граждан за рубеж, ведение в этих целях деятельности по установлению и развитию деловых отношений с туристскими организациями и фирмами иностранных государств;

- реклама туризма посредством печати, радио, кино, выставок, стендов, плакатов и иным способом; популяризация туризма путем издания, продажи и распространения журналов, бюллетеней, справочников, путеводителей, альбомов, открыток и иной литературы;

- организация показа достопримечательностей (к числу которых должны были относиться промышленные предприятия, учебные заведения, лечебные и детские учреждения, дворцы культуры, объекты жилищного строительства и прочие достижения социализма);

- обеспечение на территории страны постоянного повышения качества обслуживания, в том числе в отношении питания иностранных туристов, их перевозки, размещения в гостиницах, доставки багажа, предоставления медицинской помощи, посещения музеев, выставок и театров, концертов, спектаклей, фестивалей, лекций, докладов, спортивных, физкультурных и иных состязаний, а также оказания туристам услуг бытового характера.

Интуристу были предоставлены обширные права:

- иметь на территории страны и за границей представительства «Интуриста»;

- вести подготовку необходимых для сферы туризма кадров;

- открывать и эксплуатировать гостиницы, рестораны, и т.д.

Таким образом, на институт возлагалось выполнение в комплексе всей работы по привлечению и обслуживанию иностранных туристов в стране, включаю продажу транспортных билетов, перевозку туристов морским, речным, сухопутным и воздушным путем, обеспечение их помещениями для проживания, организацию продажи сувенирами и предметов искусства, культурное обслуживание и выполнение всех иных функций, осуществляемых бюро путешествий. Разумеется, что эта громадная работа финансировалась из бюджета страны, в то время это были большие деньги, которые были использованы не напрасно.

Если проанализировать названные цели и функции Интуриста, то они и в настоящее время отвечают основным задачам Национальной туристкой администрации (НТА) страны. За десять предвоенных лет, с 1929г. до начало Второй мировой войны (до 1939 г), по линии Интуриста было принято в Москве почти 9 тыс. иностранных туристов.

После войны, начиная с 1946 г., правительство страны при рассмотрении вопросов о порядке сношений с иностранными государствами всегда исходило из перспективы развития международных связей, включая туристские. Конечно, после лихолетья военных пожарищ и наступившей почти сразу же «холодной войны» становление международного туризма проходило с рядом определенных трудностей. Во всю процветала ксенофобия и связанная с ней шпиономания. В каждом приехавшем иностранце сразу же хотели видеть шпиона, диверсанта и прочего потенциального врага и, тем более, идеологического противника. К примеру, до 1954 г. нельзя было вести фотосъемку в сторону Кремля даже со стороны тротуара гостиницы «Националь». Кстати сказать, подобная практика запретов на съемку зданий, в которых размещаются госучреждения, сохраняется в ряде стран и до сих пор.

В 50-е годы интерес к туризму и его экономическим возможностям продолжал устойчиво расти. 8 августа 1955 г. была утверждена новая редакция Устава Интуриста, существенно расширявшая его полномочия. Одновременно было учреждено государственное ведомство - Управление по иностранному туризму при СМ СССР, в дальнейшем ставшие Главным, а в 1983 г. преобразованное в Государственный комитет по иностранному туризму - Госкоминтурист СССР. «Интурист» стал в нем главным коммерческим управлением.

Важной отправной вехой в развитии туризма в стране явилось лето 1957 г. Тогда в Москве был успешно проведен международный фестиваль молодежи и студентов, с одновременным заездом в столицу значительного количества иностранных туристов. В качестве характерного примера. показывающего наши весьма сомнительные представления об иностранцах, можно привести следующий случай. Во время фестиваля, гуляя по летней жаре в центре Москвы, американские студенты попытались встать под струи фонтана у Большого театра, но были сразу же скручены и доставлен в отделение милиции «за пропаганду чуждого нам образа жизни». Тем не менее, не смотря на чрезмерную прокоммунистическую политизированность общества и его интуристов, в стране постепенно стало развиваться то, что сейчас именуется индустрией гостеприимства.

13 января 1966 г. была утверждена «Г енеральная инструкция по организации приема и обслуживания иностранных туристов в СССР» (подобного документа Россия сейчас, к сожалению, не имеет вообще). Кстати, в этой инструкции для обозначения понятия «ордер на обслуживание» был применен традиционной для мирового туризма термин «ваучер» и уже забытый сейчас немецкий термин «эмпфантшейн» (Ampfantshain). 15 апреля 1967 г. были согласованы с Минторгом СССР и утверждены ведомственные «Правила приема и обслуживания иностранных туристов в ресторанах, кафе и столовых» на территории СССР. Необходимо отметить, что в 1992 г., когда начинался всплеск частного ресторанного бизнеса, пришлось вернуться к подходам названного документа 25-летней давности и объяснить предпринимателям, что в ресторане важно не только наличие кулинарных излишеств, но также соответствующего качества мест общего пользования - туалетов.

К концу 60-х годов основные концептуальные подходы к стратегии и тактике продвижения московского (советско-российского) туристского продукта были в основном сформированы. Конечно, в туризме еще процветало то, что называлось «пропаганда советского образа жизни». Но при всем этом соответствующее информационное, или, как сейчас говорят, «PR-обеспечение», было тщательно продумано и практически научно обосновано. Миллионными тиражами на 27 языках издавались рекламно-информационные материалы, рассказывавшие о достоинствах нашей страны, ее регионах, различных и почти безграничных туристских ресурсах. Такая рекламная и прочая информационная продукция, наряду со специальными многочасовыми программами радио и ТВ, приводили к тому, что ежегодно до 5 млн. иностранных посетителей из ведущих стран мира посещало Москву.

В то время весь центр столицы, улицы и площади у московских музеев и прочих известных мест были запружены туристскими автобусами и массами хорошо одетых иностранных туристов. С начала 70-х годов заработали чартерные программы американских туристских фирм «Дженерал Туре» и «ПСК», которые организовывали регулярные недельные туристские поездки по маршруту: Москва - Калинин -Ленинград, а также Москва - Владимир - Суздаль - Москва. Это были непрерывные цепочки туристских поездок, прилетавший с очередной группой рейс забирал обратно уже совершивших поездку, а число туристов в группе ограничивалось лишь вместимостью самолета (162 или 186 мест). Важно, что стоимость такой поездки была в пределах 600 дол. (в США в то время это была «черта бедности», до которой не платились налоги). Постепенно пошло развитие автокараванов, в том числе по маршруту «Великий шелковый путь» (Silk Road). В апреле- мае 1990 г. подобный автокараван из 62 машин совершил пробную поездку по маршруту Лондон - Пекин, причем перед стартом напутствовала туристов Маргарет Тетчер лично.

Столь же прекрасная была перспектива развития туризма по железным дорогам. В качестве характерного туристского спецпоезда приведу пример

железнодорожного чартера, следовавшего по маршруту: Париж - Москва и далее по Транссибирской магистрали до Хабаровска, куда авиарейсом доставлялась очередная туристская группа, для следования по ТСМ в обратном направлении. В этом спецпоезде помимо классных спальных вагонов были соответствующие вагоны-рестораны, вагон-дискотека, вагон-сауна и прочие излишества, то есть туристские удобства. Проблема была лишь в том, чтобы из окон поезда не были видны заборы концлагерей с колючей проволокой. Не меньшей проблемой являлась «зачистка» платформы любопытствующих из числа колоритных местных жителей.

Поступательное развитие въездного туризма в страну происходило до введения советских войск в Афганистан и бойкота Олимпиады в Москве в 1980 г. Поднятый президентом Рейганом лозунг про «империю зла» сделал свое черное дело. Далее, через некоторое время наступила разрядка detant, очарование на Западе супругами Горбачевыми, свобода выезда из Советского Союза и всплеск интереса к туризму, как выездному, так и въездному. Затем август 1991 г., смутное время дезинтеграции страны, расстрел в Москве из танков российского парламента, предвыборная чехарда, обострение ситуации с Чечней [1] и прочие известные российские беды, которые препятствовали тому, чтобы поднять вопрос о необходимости выделения бюджетных средств на привлечение туристов в Россию.

Тем не менее. Несмотря на то, что государство перестало прилагать какие-либо усилия по аквизиции (привлечению) иностранных туристов, интерес к Москве оставался на достаточно высоком уровне. Данные статистики свидетельствуют. Что в среднем поток туристов из дальнего зарубежья сохранялся на уровне 2 млн. туристов в год. Лишь после взрывов в Москве и ряде других городов страны въездной туристский поток сократился еще раз наполовину. Но этому способствовала, позволю себе сказать, и необдуманная информационная «война» против туризма в наших СМИ: их болезненная упертость на смакование криминала, убийств, разбоев и прочих негативных явлений, генерации и присвоения лучшему туристскому центру России мрачного титула «криминальной столицы России» и т.п. При том что почти ни слова не говорилось о чем-либо хорошем и положительном. Зарубежные СМИ лишь повторяли то, что было в наших изданиях, они ничего своего не придумывали и не добавляли и этого было достаточно, чтобы перепугать потенциальных туристов [2].

Суммируя приведенный опыт развития российского туризма, необходимо отметить, что разработка принципов и методов формирования положительного имиджа Москвы (как и России в целом), формирование верных представлений по данному вопросу должны происходить с учетом апробированной мировой практики и рекомендаций Всемирной туристкой организации (ВТО).

Краткое изложение стратегии и тактики продвижения московского туристского продукта на международный и внутренний рынки может быть, выражено в следующих основных позициях:

1. Во въездном туризме (который в сфере туристкой деятельности дает основное количество рабочих мест и валютных поступлений в страну) возрастание потока туристов зависит не от суммы разрозненных усилий отдельных частных компаний и мелких туристских фирм, но от комплекса общих государственных мер, направленных на создание образа столицы России как благоприятной туристкой дестинации (напомню, что она дает свыше 70 процентов общероссийского въездного туристского потока из ведущих стран мира).

2. В этой связи представляется необходимым активизировать усилия Комитета по туризму Правительства Москвы и непосредственно московского выставочно-конгрессного агентства (МВКА) по созданию совместно с Санкт-Петербургом единой российской экспозиции на крупнейших международных

туристских выставках для представления и продвижения национального туристского продукта Российской Федерации и составляющих ее регионов.

Следует вернуть к рациональному предложению создание реально функционирующего Координационного совета по туризму Москвы и Санкт-Петербурга, начало которому было заложено в договоре между мэрами в 1997 г. К сожалению, ГАО «Москва» и соответствующие санкт-петербургские ведомства не довели это начинание до должного воплощения в жизнь.

3. Несмотря на несомненно особую роль столицы государства, тем не менее, в туристском плане - Москва должна подаваться не изолированно, а преимущественно, как один из российских регионов и в тесной связке с Подмосковьем и регионом «Золотого кольца» России, а также с культурной столицей России - Санкт-Петербургом. Это позволит несколько уменьшить бытующее с давних пор «на местах» некоторое раздражение, приводящее к протесту против любых разумных (но якобы «чисто московских») попыток улучшить ситуацию. Представителей турбизнеса в регионах особенно беспокоит т.н. «засилье» московских туроператоров, которые-де осложняют работу местных туристских фирм. Во время проведения выставки МИТТ -2001 в конце марта 2001 г. на эту тему были проведены достаточно интересные дискуссии под лозунгом «нужны ли региональным рынкам московские туроператоры?». Столь острая постановка вопроса в какой-то части может быть даже справедливой, особенно если вернуться лет на пять назад. Тогда аналогичным образом в Москве и Санкт-Петербурге возникла угроза засилья иностранных туроператоров, что могло привести к растворению отечественного туристского бизнеса в мировом туристском рынке, а не к интегрированию в него.

По этому поводу в газете «Экономика и жизнь» автором была напечатана аналитическая статья «Отечественный турбизнес необходимо защищать» (ЭЖ, №28, июль 1996 года). Так что в данном локальном случае названное «засилье» - это частное проявление общей проблемы вхождения в рынок, со всеми неизбежными «детскими болезнями» развития туристского бизнеса. Работа с регионами должна начинаться с максимально возможного разъяснения им нижеследующего пункта.

4. Ни один из субъектов РФ, включая Москву и Санкт-Петербург, не сможет эффективно подвигать, а тем более успешно реализовывать за границей свой туристский продукт отдельно, в отрыве от взаимосвязанной и неразрывной цепочкой логичных и поэтому устойчивых туристских маршрутов по стране. Это относится к проблеме генерации единого национального продукта.

Попытки изолированно готовить рекламно-иформационные материалы «отдельно на местах» будут бесполезными, несмотря даже на развитие Интернета и прочих современных мультимедийных технологий. Только продуманная и согласованная политика (в рамках, как традиционных апробированных маршрутов, так и новых перспективных направлений) позволит довести до потребителей - будущих туристов верную информацию и породить у них желание посетить такую обширную и разнообразную туристскую дестинацию, как Россия.

5. Международные туристские выставки - по своей сути - сугубо рекламные коммерческие компании, существенно способствующие продвижению туристского продукта, но одновременно требующие колоссальных расходов (которые другие государства выделяют преимущественно из бюджета). Если сейчас у федерального правительства РФ на это денег получить, судя по всему, не удастся, то выход может быть только один - перенос всей тяжести деятельности и соответствующего несения расходов на регионы, начиная с Москвы и Санкт-Петербурга.

В данном плане опыт деятельности московского правительства

(непосредственно Комитета по туризму) весьма нагляден и требует лишь дальнейшего распространения и адоптации к региональным условиям.

6. Задача заключается в сосредоточении усилий на объединение субъектов туристского бизнеса Москвы, Подмосковья, региона «Золотого кольца» и ряда других в общий блок, в единое стендовое оформление на крупнейших международных туристских выставках, подкрепление печатными, а также мультимедийными, информационными изданиями. Главный вопрос заключается в том великом образе России, который, без сомнения, удастся сложить даже из малых частей.

Попытка передать общероссийские координирующие функции любой коммерческой структуре типа ФГУП «сеть «Президент - отелей и здравниц Руси» окончится ничем, так как «сейчас не время на этом зарабатывать деньги», пока речь идет только о разумной трате имеющихся средств, к тому же пока явно априори недостаточных. Во главе угла здесь должна стоять выработка продуманной государственной политики, а не стремление извлечь сразу же прибыль одному из участников.

7. Координирующую работу по созданию единой российской экспозиции должна взять на себя Национальная туристская администрация России (НТА России), но она должна действовать в тесном контакте с основными имеющимися в настоящее время туристскими «донорами - спонсорами». К их числу могут относиться Комитет по туризму Правительства Москвы совместно с Московским выставочно-конгрессным бюро, Комитет по туризму и развитию курортов Санкт-Петербурга совместно с фирмой Санкт-Петербург Экспресс, а также структуры органов управления туризмом тех субъектов РФ, которые имеют реальные финансовые возможности, которые будут использованы на быстрое увеличение приема на своей территории туристов. Подготовка проектов единой российской экспозиции должна вестись гласно, с широким привлечением на конкурсной основе ведущих специалистов, дизайнеров и оформителей.

8. Необходимо поддержать усилия ТПП РФ и Национальной Академии туризма по разработке предложений к Концепции развития туризма в России на период до 2020 г., и ее составной части - стратегического плана участия России в международных туристских выставках, включая выработку механизмов его финансового обеспечения.

9. Одновременно требуется всесторонне проанализировать ситуацию с

изданием рекламно-информационных материалов на иностранных языках о Москве (как и России в целом), ее туристских центрах и достопримечательностях, объектах природного, исторического и культурного наследия. Все увеличивающееся

количество доморощенных буклетов и прочих «локальных» справочников и путеводителей при очевидно низком их качестве, приносит здесь больше вреда, чем пользы.

10. Роль СМИ и туристских изданий должна быть существенно повышена, особенно в плане показа деятельности Национальных туристских администраций других стран, их назначения, функций и стратегии. Необходимо также систематически анализировать и публиковать материалы о состоянии, развитии и защите отечественного туристского бизнеса. Требуется активизировать усилия по возрождению деятельности московской (как и российской) секции Международной федерации журналистов, пишущих о туризме (ФИЖЕТ). Целесообразно, чтобы они работали в тесном контакте с туристскими администрациями регионов.

11. Отдельной позицией необходимо рассматривать вопрос об использовании в прикладных региональных целях выводов аналитического обзора ВТО,

показывающего, что роли и доли участия центра и регионов, государства и бизнеса в развитии туризма в последнее время существенно меняются. Мир уходит из состояния, когда роль государства и его центрального правительства была лидирующей во всем и когда бизнес не считал нужным соизмерять свою коммерческую выгоду с интересами остального общества.

Теперь, сообразно ведению времени, мы находимся на пути к состоянию, когда успех будет заключаться в слиянии интересов центра и регионов, бизнеса и государства. Москва, как и Россия, все больше включается в этот процесс. При этом все возрастающую долю ответственности принимают на себя именно местные власти и региональные администрации, постепенно перенимая ее у центрального правительства. Исходя из этого, следует всесторонне поддерживать мировую тенденцию вывода туризма из сферы управления федерального правительства и в полной мере реализовать ее в условиях московского региона. Многие властные решения по сфере туризма, начиная с лицензирования, должны приниматься именно на таком региональном уровне.

Основной сферой, в которой в московских условиях общественный и частный сектора имеют возможность дальнейшей кооперации и сотрудничества, является маркетинг и рекламно-информационное продвижение туризма. В условиях дальнейшего сокращения туристкой части федерального бюджета требуется осознать, что проведение маркетинга с помощью общественного сектора более эффективным, чем его проведение только самой туристкой индустрией. Необходимо ставить вопрос о повышении значимости маркетинга и продвижения туризма, а также придания им самостоятельного статуса или даже отдельной функции в деятельности московской туристкой администрации. По данной теме требуется разработка специальных программ или организованных плановых кампаний.

Маркетинг и продвижение туризма - это наиболее перспективные сферы для сотрудничества московской администрации с частным предпринимательским сектором. Но это вовсе не означает, что нет иных областей для совместного сотрудничества. Развитие туристкой инфраструктуры, сфера образования и обучения, финансирование и инвестиции - это те области, где кооперация между московским правительством и частным сектором будут способствовать развитию туризма и общему становлению туристкой индустрии в Москве. В дополнение к этому имеются очевидные свидетельства важности подобной кооперации и в других конкретных областях, таких как безопасность, образование, здравоохранение, защита окружающей среды, сохранение природного, исторического и культурного наследия Столицы, ближайшего Подмосковья и региона «Золотого кольца» России в целом.

Примечания:

1. Так, в ноябре 1995 г. Б.Н. Ельцин подписал документы о выделении 36 млрд. руб. на проведение мероприятий по празднованию по всей России 100-летий туризма. Но через месяц начались события в Чечне и все усилия пошли прахом, все финансы были направлены на войну.

2. Западные туристские центры были довольны. Чем меньше туристов поедет в Россию, тем более их прибудет на курорты Италии, Франции и Испании. Более того, издательство Columbus Press в самом популярном профессиональном всемирном туристском путеводителе World Travel Guide только (и никакой другой) к статье о России приставило заголовок - «страна» - неблагоприятная для туризма». Хотя по перечисленным признакам можно было бы это же самое приставить к статье о любой другой стране или туристском центре

УДК 316:61:378 ББК 60.53

Д 43

М.А. Дзюба,

первый проректор Ессентукского института управления бизнеса и

права, г. Ессентуки, тел. 8 928 812 35 01

Образование и основа социализации личности

(Рецензирована)

Аннотация: В данной статье установлено, что обучение в вузе призвано содействовать развитию гуманистического мировоззрения студентов, служить стимулом для их личностного роста и саморазвития. Другой, не менее важной идеей, развиваемой в статье, выступает положение о динамике профессионального становления студентов в процессе совместной деятельности с педагогом.

Ключевые слова: обучение, мотивация, учитель, ученик.

M.A. Dzyuba,

The First Vice Rector of Essentuki Institute of Management of Business and the Law,

Essentuki, ph. 8 928 812 35 01

Education and basis of the person’s socialization

Abstract: The paper shows that training at higher school is urged to promote development of humanistic outlook of students and to serve as stimulus for their personal growth and self-development. The other important idea, developed in the paper, is the dynamics of professional formation of students in the course of joint activity with the teacher.

Keywords: training, motivation, the teacher, the pupil.

Процесс обучения вызывает противоречивые, подчас неадекватные реакции у обучаемых и преподавателей. Однако ориентация студентов на обучение является настолько необходимым и естественным проявлением общего развития индивида, что его использование в социально-педагогической практике может быть очень продуктивным. Анализ реагирования субъекта на обучение может оказать неоценимую услугу преподавателям, родителям, общественности.

Для «раскрытия» предмета обучения полезно пользоваться так называемым методом подстановки и дифференциации, предлагая обучаемому для оценки похожие явления или объекты жизни. Например, еще одна проблема, встающая в связи с ориентациями на идеал на стадии адаптации - это проблема конформизма. Любая вещь или способ поведения имеет две стороны: целесообразность и коммуникативность, воздействие на самих людей, связанное со статусами, престижностью и др. Вещь может быть высококачественной, богатой по содержанию, обладать свойствами, необходимыми для формирования тонкого вкуса, и др. Но при этом она может нравиться или не нравиться людям, быть критерием «избранности» ее владельца, указывать на его положение, происхождение и др. Конформизм в обучении - это односторонняя ориентация только на отношения людей. Обучаемые начинают интересоваться объектами «взрослой жизни» только потому, что они нравятся всем другим людям, и, прежде всего, людям уважаемым, ценимым самими обучаемыми.

А что представляет собой объект поведения - это уже не столь важно. Принято иметь институтский диплом - значит, придется поступать в вуз, все равно, в какой. Здесь позиция «быть таким, как все» имеет уже совсем другие механизмы. Целью является уже не овладение богатством объекта науки, его культурным содержанием, а попытка занять с помощью владения общими навыками место в отношениях людей -приблизиться, хотя бы внешне, к уважаемым и «сильным мира сего», вызвать восхищение, зависть. Конформизм опасен тем, что объект профессии остается «непрочитанным», безразличным для обучаемого. Поэтому важно, чтобы педагоги показали молодому человеку, что власть над людьми с помощью предметов потребления - не слишком надежная гарантия завоевать авторитет. Если молодой человек занялся коллекционированием, устремился в «модный» кружок, словом, начал кому-то подражать, обязательно нужно поинтересоваться, нравится ли ему само занятие, или это делается в угоду другим. Преодоление конформизма должно идти уже на этой стадии.

Следующая стадия развития личности - индивидуализация. На этой стадии развития подростки резко противопоставляют себя и всех остальных членов коллектива, с гордостью заявляют о своем собственном, ярком, неповторимом «Я», своем отличии от «массы». «Герои» и «толпа» - вот закулисная установка для такого поведения. Именно для этого периода характерен активный поиск человеком средств выражения своего индивидуального «Я» - в виде оригинального хобби, необычного кружка, а в юности - поиска «особой судьбы», «не такой, как у всех, любви» и др.

Эти черты формирующейся личности находят свое отражение и в ориентациях на учебу. Индивиды, находящиеся на этой стадии, соглашаются следовать примеру лишь при условии, что им позволят внести в объект подражания что-то свое.

К сожалению, в педагогической практике высшего образования эта стадия в развитии личности учитывается далеко не всегда. Стадия индивидуализации требует внимания педагогов. Человек должен иметь определенную свободу выбора, свободу проявлений своей индивидуальности. При этом не надо бояться, что свобода слишком оторвется от учебной необходимости. Обучаемых на этой стадии возмущает обязательность принятия готовых, уже сформулированных решений, правил. Но если дать им возможность вносить свой вклад в выработку этих правил, частично модифицировать принятые стандарты, то самолюбие окажется вполне удовлетворенным. Обычно на этой стадии бурные протесты вызывают запреты, упорство педагогов или родителей. Но вот что характерно: если позволить решать проблему самостоятельно, то их решение будет в итоге почти общепринятым, уже распространенным, лишь с частичными, несущественными изменениями.

Надо сказать, что проблема идеала и подражания среди подростков в вузе не была бы столь острой, если бы стадия индивидуализации в развитии личности, ее профессиональной ориентации учитывалась полнее. Что может быть приятнее возможности реализации своего «Я», проявления своего творчества в труде! Не надо бояться уступать по мелочам - для стадии индивидуализации это необходимое условие сохранения личности и ее деятельности.

Таким образом, поиск индивидуализации даже на фоне общепринятых, стандартных форм деятельности обучаемых в вузе - задача педагогов. Необходимо советоваться с обучаемыми, спрашивать их мнение, даже если никаких серьезных идей от них пока не ждут; использовать правила деловой этики - не отметать в грубой и категоричной форме неправильное предложение. Даже если по существу в учебных занятиях при этом ничего не меняется, у студента формируется чувство своей индивидуальности, собственного достоинства, ответственности за свои действия. Он живет с мыслью, что действует самостоятельно, а не потому, что «так велели».

Другая проблема, связанная со стадией индивидуализации в учебной деятельности в вузе - это целенаправленное культивирование форм «проб и ошибок», т.е. социальных средств выражения индивидуальности. Известно, что у многих людей стадия индивидуализации проходит без внешних проявлений. Но часто бывает, что вдали от родительского контроля именно эти дети оказываются нарушителями норм. Неприметные, скромные девушки с легкостью попадают в «дурные» компании, демонстрируя вульгарные манеры поведения, вычурность и безвкусицу в потреблении. До этого такие покорные, послушные, именно эти подростки чаще оказываются жертвой негативных массовых подражаний.

Завершающая стадия развития личности - интеграция. Содержание норм и ценностей, усваиваемых в коллективе в процессе подражания, интериоризовано, превращено во внутренний, собственный вкус. Сложившаяся личность появляется лишь на этой стадии. Индивиды, прошедшие через интеграцию, обладают самостоятельностью суждений, собственные вкусы и желания они соизмеряют с потребностями всего коллектива. В таком случае они отличаются ровным поведением, целеустремленностью, постоянством мнений. Из идеала берется как бы общая идея нового, а конкретные образцы придумываются самостоятельно.

К сожалению, в педагогической практике вузов такая самостоятельность в суждениях или поведении часто отождествляется с дерзостью, индивидуализмом. По своим внешним проявлениям позиция «возразить любым способом» может быть похожа на открытое и дружелюбное соавторство, сотворчество со взрослым, к которому стремится молодежь. На этой стадии индивид больше, чем когда-либо, выступает творцом, создателем, дизайнером. Направлять содержание этого творчества -задача и педагогов, и родителей. Но и вмешательство в чужую судьбу здесь должно иметь соответствующие формы: формы соавторства, сотворчества. При общении с такими людьми больше, чем когда-либо, нужно прибегать к доводам, разумным объяснениям, дискуссиям. Конечно, это очень утомляет педагогов. Но следует иметь в виду, что стадия интеграции - такая же необходимость в развитии личности, как и две предыдущие - адаптация и индивидуализация.

Пример, подражание тесно связаны с отношениями со значимыми для обучаемого людьми. Из этого следует сделать несколько выводов. Во-первых, чтобы управлять массовыми видами предпочтений у студентов, необходимо выявить значимых для них лиц и обращаться от их, а не от своего имени. Так что следует ссылаться не на свое собственное, а на наиболее значимое для студента мнение, прежде всего на мнения самих обучаемых друг о друге. Точно так же следует проводить и беседы о подростковых предпочтениях, ценностях и т.п. Выявление значимых (референтных) лиц могут проводить сами педагоги по разработанным методикам.

Исследования показали, что даже на первой стадии - адаптации - наиболее подверженные внушению индивиды никогда не ведут себя, как «бездумные пешки». Если им навязывают мнение, резко противоречащее их собственному или общепринятому, то появляется недоверие к самому факту подобного навязывания. Если многие поддерживают неформальных лидеров, то это значит, что их собственные взгляды и вкусы не слишком противоречат позиции значимого лица. Поэтому прежде чем винить во всем «злодея», необходимо разобраться в отношениях между обучаемыми, а также в семье.

Среди серьезнейших проблем, которые в настоящее время беспокоят нашу общественность, особое место занимает рост преступности среди молодежи и распространение таких форм, как паразитический образ жизни, насилие и разбой, проституция и наркомания. В СМИ работники правоохранительных органов, юристы, социологи и родители со своих позиций стремятся раскрыть многообразные факторы,

оказывающие отрицательное влияние на подрастающее поколение. С полным основанием социологи говорят о том, что молодежь чутко улавливает и остро реагирует на все негативные социальные процессы - дестабилизацию в экономической и политической сферах, имущественное расслоение общества, произвольные решения и безнаказанность. В выступлениях юристов подчеркивается наличие серьезных пробелов в самом законодательстве, существование деформаций во взаимоотношениях между законом и властью, применение в практике судопроизводства устаревших и даже скомпрометировавших себя приемов и пр.

Различные виды преступности суть нарушения тех или иных социокультурных норм; это, в сущности, тавтологическое утверждение конкретизирует предмет изучения и подчеркивает важность выяснения социально-психологических факторов соблюдения норм. И не случайно на протяжении веков делались попытки ввести нормы в социальный контекст путем их увязки с используемыми в социальной психологии и смежных с ней науках категориями.

В первую очередь следует отметить тенденцию поставить нормы в один ряд с естественными объективными закономерностями, например, у Аристотеля, Канта и др.

[1], саморегулирующимися и самоуправляемыми системами [2], алгоритмами передачи генетической информации [3]. Такая тенденция, вероятно, продиктована стремлением приравнять нормы к имманентным и непреложно действующим сущностям. Представляется также неправомерным отождествление норм с мотивами, как нельзя отождествлять поведение обучаемого и правила, установленные для коллектива, учебной группы. Наконец, несмотря на то, что внедрение образовательных норм является растянутым во времени процессом, а их реализация часто совершается автоматически, было бы недозволенным упрощением сводить внедрение норм в обучении к выработке простых навыков и привычек: они не вводятся в пустое пространство, а вступают в определенное взаимодействие с мотивационным ядром личности. Призванные содействовать сохранению культурных и общественных завоеваний человечества, а также обеспечить выполнение индивидуумами и сообществами общечеловеческих, гражданских, семейных и других обязанностей, ценностные нормы формулируют долговременные требования, происхождение, содержание и назначение которых изучается общественными, гуманитарными науками: социологией, этнографией, культурологией, правоведением, этикой, эстетикой и др. Рассматривая субъектность в качестве специфической особенности социального, мы считаем, что существенным аспектом обширной проблематики социокультурных норм является отношение к ним субъекта. А отношение субъекта к нормам определяется, естественно, как их содержанием, так и внутренним складом самого субъекта: его общей направленностью, интересами, склонностями, ценностными представлениями. Рассмотрим, какие отношения субъекта к нормам обучения в вузе принципиально возможны и фактически существуют.

Прежде всего, есть серьезные основания для положительного отношения субъекта к нормам образования. Выражаемые ими требования в современных условиях адресованы всем представителям той или иной страты, благодаря чему обеспечивается определенное равенство индивидуумов в разных сферах общественной жизни. Нормы, в общем виде, служат своеобразным щитом, ограждая субъекта от несправедливых посягательств на его достоинство и гражданские права. Будучи гарантом порядка и стабильности, нормы вселяют чувства уверенности и безопасности. Разумеется, по-иному дело обстоит при деспотических и сословных укладах, однако и в этом случае нормы также служат «выравнивающим» средством, пусть только в пределах отдельных слоев населения.

Другой особенностью норм, вызывающей к ним положительное отношение, является устанавливаемая ими определенность действий и поступков человека и целых групп, что дает возможность в значительной мере прогнозировать их поведение и выбирать себе в партнеры людей, соблюдающих нормы общежития и «правила честной игры». Более того, нормы выступают четкими ориентирами и советчиками, образцами и стандартами, качественными и количественными критериями. Имея в виду такие функции норм, человек охотно им подчиняется - в уверенности, что они подскажут правильное решение и способы выполнения его, позицию, которую надо занять в конкретной жизненной ситуации, и мнение, которого следует придерживаться/ В этом смысле нормы значительно упрощают и облегчают жизнь. Наличие признанных норм нередко используется для оправдания тех или иных поступков - перед другими и даже перед самим собой. К нормам в качестве аргументов прибегают в спорах семейных, деловых, производственных и на более высоких уровнях (4).

Притягательная сила норм в сфере высшего образования увеличивается осознанием их непосредственной значимости для субъекта, И этим, очевидно, объясняется скрупулезное соблюдение не только норм, связанных с исполнением высшего человеческого долга (защита отечества, забота о детях), но и так называемых личностных норм, создаваемых самим субъектом на протяжении жизни; к ним относятся принципы взаимоотношений с конкретными людьми, правила оздоровления своего организма, собственный «кодекс чести», а также разнообразные «обеты» и «зароки», социально-ориентировочные процедуры.

Таким образом, протективная (защитная) и инструктивная (наставительная) функции норм обучения вызывают к ним благосклонность субъекта, усиливаемую осознанием их важности для личности и их общественной ценности [5]. Какие же факторы обусловливают отрицательное отношение к нормам?

Всякий закон либо приказывает, либо запрещает - это с полным правом можно сказать и о нормах, которые поэтому представлены в виде повелительных и отрицательных предложений. Таков весь массив разнообразнейших норм - от библейских заповедей, составивших основы общечеловеческой нравственности до современных норм поведения. Выполнение же любых требований, формулируемых нормами, предполагает готовность субъекта подчиниться и поступиться чем-либо, конкретнее - пожертвовать своим покоем, удобствами и безмятежным состоянием, устоять перед искушением добиться быстрой нетрудовой наживы и незаслуженных успехов, отказаться от легко достижимых материальных благ и социальных преимуществ, умерить свои потребности, значительно ограничить проявление своих влечений, а то и вовсе их приглушить, воздержаться от ряда естественных реакций и стремлений.

Необходимость подчинения может, естественно, породить весьма негативное отношение к нормам, затрудняющее их усвоение. Хорошо известно, как дети и подростки противятся выполнению требований ряда культурных норм, воспринимая такие требования как ущемление свобод и угнетение личности. Да и взрослые часто усматривают в нормах насилие над собой и навязывание чужой воли, что препятствует социализации, а в итоге приводит к несоблюдению норм и совершению проступков.

Обществу понадобились специальные меры по содействию обучению, для чего в самые древние исторические эпохи наиболее подходящим считалось привлечение «сверхъестественных» сил; таковы функции табу в дорелигиозных верованиях и внушаемого всеми религиями страха перед совершением греха.

Во всех общественных формациях практикуются и другие способы, призванные поддерживать значимые традиции. С этой целью мотивы поведения освящаются традицией, подкрепляются авторитарно, рационалистически интерпретируются,

объявляются универсально целесообразными и полезными, признаются натуральными и согласующимися с естественными предрасположениями, наделяются престижностью. В свете сказанного вполне понятно, что несоблюдение норм расценивается -соответственно приведенным основаниям - либо как вызов почитаемому укладу, что заслуживает всеобщее осуждение, либо как ослушание и неповиновение, искореняемые строгим наказанием, либо как дефицит интеллекта, достойный осмеяния, либо как пренебрежение своими и общественными интересами, приводящее к отчуждению, либо как наличие врожденных аномалий, препятствующих полноценному общению и взаимодействию, либо, наконец, как чрезмерная приземленность, бескрылость, безразличие к прогрессу, тождественные отсталости и консерватизму. Вот почему в тех случаях, когда субъекту, нарушившему нормы, удается избежать непосредственной реализации санкций, он все равно нередко на себе испытывает их действенность, переживая широкую гамму болезненных эмоций - боязнь возмездия, чувства вины, стыда, сожаления, раскаяния, неполноценности и угрызения совести.

Перечисленные общественные санкции вместе с порождаемыми ими эмоциями в значительной степени обеспечивают потенциал социализации, но отнюдь не полностью: в самом деле, хотя основная масса человечества соблюдает нормы, вся художественная и мемуарная литература показывает и оборотную сторону медали -обход законов и супружескую неверность, аферы и жульнические проделки, обман и коварство, которые составляют ведущие сюжеты не только авантюристических, альковных и детективных жанров, но и строго реалистических и даже благочестивых произведений.

Особой разновидностью рассматриваемых отношений можно считать набор субъективных норм, которыми индивид предпочитает руководствоваться. Такое утверждение может показаться парадоксальным - ведь сами нормы призваны управлять поведением человека, в том числе и совершаемым им выбором; однако их многочисленность при различной направленности содержания открывает возможность отбора субъектом тех, которые, по его мнению, более соответствуют актуальным потребностям. Да и сама действительность нередко вынуждает или дает повод пренебрегать некоторыми нормами, представляющимися при конкретных обстоятельствах неуместными.

В отличие от вынужденного выбора общекультурных норм, ставящего человека в затруднительное положение, преднамеренный их выбор в высшем образовании рассчитан на получение субъектом определенных преимуществ. В самом деле, неукоснительное соблюдение специально выбранных и в чем-то действительно значимых норм может служить благовидным предлогом для того, чтобы не придерживаться других нежелательных норм, и внутренним оправданием такого поведения.

Подбор «подходящих» норм в обучении отнюдь не всегда является чем-то предосудительным; такая практика оправдана, в частности, как средство увидеть в любом индивидууме свои достоинства.

Подводя итог рассмотрению отношения субъекта к социокультурным нормам высшего образования как основы социализации личности, можно сказать, что оно неоднозначно, противоречиво и зависит от ряда факторов, которые следует учитывать в процессе обучения. Первоочередное внимание надо уделить такому важному (как мы стремились показать) фактору, как подражание, а это означает, что внедрение норм и их упрочение должно быть не самодовлеющим, автономным педагогическим мероприятием, а проводиться в общем контексте формирования мотивационно-волевой сферы личности с особым акцентом на необходимости самоограничения влечений и отказа от тех или иных желаний.

Ознакомление обучаемых с основами нормотворчества не должно ограничиваться, как это обычно делается, показом ограничительных сторон норм: предъявляемых ими требований и мер наказания за их нарушение; столь же важно в ходе образовательного процесса раскрывать все моменты, порождающие к ним положительное отношение, в том числе - их непосредственную значимость для конкретного человека.

Учитывая возможность нивелирования отношений к неравноценным нормам, что приводит, с одной стороны, к бездумному выполнению требований, а с другой - к пренебрежению незыблемыми моральными принципами, необходимо при обсуждении таких вопросов четко дифференцировать различные категории норм, их значимость и степень обязательности. Такая дифференциация существенна и в тех случаях, когда субъект, будучи не в состоянии одновременно соблюсти несколько противоречивых норм, вынужден отдать предпочтение одной из них. Поскольку выбор норм может быть использован в целях скрытого уклонения от соблюдения нежелательных норм, они должны внедряться вместе с установкой на постоянную рефлексивную оценку своего отношения к ним.

Примечания:

1. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. 3. М.: Политиздат, 1967; Т. 4. М.: Политиздат, 1969.

2. Чавчавадзе Н.З. Культура и ценности. Тбилиси, 1984. С. 74.

3. Розов А.И. Некоторые психологические вопросы проблематики социокультурных норм // Вопросы психологии. 1999. № 5.

4. Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. М.: Наука, 1990. С. 115.

5. Там же. С. 50.

УДК 316.334.22 ББК 60.543.1 К 14

И.А. Казначеева,

доктор социологических наук, профессор, кафедры социологии и политологии

Пятигорского государственного технологического университета, г.

Пятигорск, 8 918 745 99 28

Когнитивный статус понятия «работа» в социологии

(Рецензирована)

Аннотация: В данной статье рассматривается работа в современной

организации. Для того чтобы глубже понять сущность такого явления как работа, предлагается ее классификация. Выполнение работы в организации требует от работника заинтересованности в получаемых результатах, а средством, обеспечивающим ее выполнение, служит мотивация работника.

На основании анализа различных представлений о мотивации, ее содержании и процессе проявления, мотивация работника рассматривается как его внутренняя движущая сила. В связи с этим были выявлены проблемы формирования мотивации у работника в организации. Одним из способов создания внутренних мотивов работника является мотивация работой. Изучение процесса возникновения мотивации работой и воздействия работы на работника выявило противоречие в виде создания мотивации как внутренней движущей силы воздействием извне.

Ключевые слова: работа, организация, труд, работник.

I.A. Kaznacheeva,

Doctor of Sociology, Professor of Sociology and Political Science of Pyatigorsk State

Polytechnic University, Pyatigorsk, 8 918 745 99 28

The cognitive status of concept “work” in sociology

Abstract: The paper considers the work in the modern organization. In order to more profoundly understand the essence of such phenomenon as work, the author gives its classification. Work performance in the organization demands interest in the obtained results and motivation of the worker as the means providing its performance.

On the basis of the analysis of various notions on motivation, its content and display, the motivation of the worker is considered as his internal motive power. In this connection problems related to formation of motivation at the worker have been revealed. One of the ways of creation of internal motives of the worker is the motivation by work. A study of the origin of motivation by work and work influences on the worker has revealed the contradiction, namely the motivation is created as internal motive power influence from the outside.

Keywords: work, the organization, work, the worker.

Организации позволяют людям более эффективно достигать своих целей и удовлетворять разнообразные потребности. Понятие организация можно определить как «систематизированное, сознательное объединение действий людей, преследующее достижение определенных целей». Каждая организация не может существовать сама по себе, ее существование зависит от окружающей внешней среды, которая оказывает

влияние на все, что происходит внутри организации. Деловая организация - это организация, деятельность которой направлена на создание добавочной стоимости посредством производства и реализации необходимого на рынке продукта. Успех и финансовое состояние организации зависят от хорошей работы каждого человека, входящего в организацию, поскольку совокупность полученных в работе результатов образует тот продукт, который предоставляет организация во внешнюю среду и от которого зависит существование всей организации.

Под работой мы понимаем деятельность, направленную на получение результата, поэтому работа рассматривается как процесс, происходящий на индивидуальном уровне, то есть как выполняемые человеком действия в организации по достижению целей. Для лучшего понимания сущности работы в организации необходимо рассматривать ее содержание, организацию и выполнение. Мы обратим внимание на содержание работы как совокупности задач и действий, выполняемых работником для достижения результата в своей работе.

Для создания качественного продукта по конкурентной цене организации необходимо получить ресурсы и совершить действия по их преобразованию в необходимый продукт. Получение организацией определенного продукта, результата деятельности, зависит от многих условий или составляющих. Одним из главных условий является выполнение каждым человеком в организации определенной работы как деятельности, направленной на получение результата.

Понятие работа следует отделять от понятия функция. Функция описывает, в основном, содержательную сторону выполняемой деятельности и отвечает на вопрос: «Что следует делать?» Работа, в свою очередь, включает в себя не только содержательную, но и исполнительную сторону деятельности - «Как делать?» и «Кому делать?», а также организационную «С кем делать?», «Когда делать?» и «Зачем делать?». Действия, в зависимости от вида ресурса, можно объединить понятием функция. Функция - это определенный вид деятельности, необходимый для преобразования отдельного ресурса в совокупный конечный продукт. Для того чтобы функция выполнялась, ее необходимо разделить между людьми в организации. Функция означает определенное действие, выполняемое человеком или организацией в рамках разделения труда в обществе. В зависимости от организации, ее взаимодействия с внешней средой, сложностью и динамизмом внешней среды количество функций может меняться. А.Файоль считал, что для любой деловой организации характерно наличие определенных видов деятельности - функций. Он выделял их шесть: техническая, коммерческая, охранная, финансовая, учетная и административная.

Действия по созданию конкретного продукта можно объединить понятием процесс, то есть процесс - это совокупность работ по достижению конкретного результата. Другое понимание процесса - это совокупность видов деятельности, в рамках которой на входе используется один или более видов ресурсов, а в результате этой деятельности создается продукт, представляющий ценность для потребителя. Кроме того, процесс определяется совокупностью действий и операций, направленных на получение результата, и поддерживается информационной системой организации.

Работа в организации объединяет понятия «функция» и «процесс», и ее можно представить как совокупность задач и операций, которые необходимо выполнить человеку для преобразования имеющихся ресурсов в создаваемый продукт. На входе в организацию имеются различные ресурсы: деньги, люди, машины и механизмы, методы и технологии, материалы. На выходе из организации должен быть получен продукт, необходимый во внешней среде. Для создания этого продукта организация должна преобразовать имеющиеся ресурсы. Действия по преобразованию ресурсов можно разделить на задачи в зависимости от создаваемого продукта. В свою очередь,

процесс по созданию продукта делится на операции в зависимости от используемых ресурсов. Совокупность задач и операций, выполняемых в организации, составляет работу всей организации, которая делится между работниками с учетом горизонтального и вертикального разделения работы. Таким образом, содержательная сторона работы отдельного работника в организации представляет набор задач и операций.

В российской управленческой и экономической литературе понятие работа было вытеснено понятием труд, их считали синонимами, не видели в них никакой разницы. Толковый словарь под ред. проф. Д.Н.Ушакова (1939) дает следующее определение:

Работа: То, чем кто-нибудь занят, занятие, труд. Производственные операции по созданию, сооружению, изготовлению, обработке чего-нибудь. Служба, занятие, дело как источник заработка. Материал, подвергающийся обработке, находящийся в процессе изготовления. То, что сделано, изготовлено, произведение какого-нибудь труда, готовая продукция [1].

Труд: Целесообразная деятельность человека, работа, требующая умственного и физического напряжения. Занятие, забота. Результат труда, произведение.

Определения понятий работа и труд в толковых словарях С.И. Ожегова (1988 г.)

[2], В. Даля (1908 г.) [3] и др. также не содержат принципиальных различий этих понятий и не раскрывают различий в сущности исследуемых явлений. Следует рассмотреть концептуальные различия между понятиями работа и труд. Можно обратиться к аналогам этих слов в английском языке, которыми являются слова job, work и labour. В словаре «The Concise Oxford Russian Dictionary» под ред. Пол Фалла смысловое содержание этих слов передано следующим образом. Job - (piece of work; task) - работа; задание; (product of work) - продукт деятельности; (employment; position)

- работа; место. Work - (task) - работа; задание; служба, занятие, деятельность; (activity; not necessarily productive) - действие, поступок; (employment) - работа; служба. Labour - (toil; work) - труд; работа; (workers) - трудящиеся; (workforce) -рабочая сила [4]. Исходя из смыслового содержания и контекста использования этих слов в англоязычной литературе по менеджменту, можно отметить следующее:

Job - работа как место службы понимается работа, выполняемая в организации одним человеком, работа, которую необходимо выполнить согласно должностным обязанностям. Work - работа как действие - выполнение задач и заданий, процесс или дело по созданию изделий, продукции. Labour - труд, приложение усилий, тяжелая работа, обычно описывает отношения работодателя и работника.

Можно выявить имеющиеся общие черты и сходства этих понятий, а именно: и работа, и труд относятся к действиям и проявляются в деятельности людей; находятся под пристальным вниманием и оказывают влияние на поведение людей в организации; являются объектами управления. Несмотря на общие моменты, важно определить именно различия для устранения путаницы и смешения этих понятий, разграничить сферы и особенности их применения, а также обосновать выбор работы как источника мотивации работника.

Рассмотрим принципиальные различия между трудом и работой.

1. Работа направлена на получение результата. Результат работы измеряем, имеет объективный характер. Ценность выполненной работы определяется людьми в рыночных отношениях. Труд связан с приложенными усилиями в процессе деятельности человека. Оценка этих усилий субъективна. Попытки измерить труд привели к измерению трудоемкости или энергоемкости действий.

2. Работа имеет различные по содержанию, измеряемые начало и конец. Помимо исполнителей в работе существуют источник работы и получатели результата. Работа делится по целям, задачам, операциям, выполнение которых приводит к результату.

Труд как процесс однороден, имеет детальное деление на операции, приемы и движения. Источник труда - деятельность человека, а получателем труда является исполнитель.

3. Процесс выполнения работы предполагает использование техники и технологии для выполнения операций, решения задач и достижения целей. Труд связан с действиями человека по имеющейся технологии, точным и четким описанием того, что и где делать, действия подчинены технологическому процессу и требуют умственного и физического напряжения.

4. Необходимые в работе качества человека определяются спецификой решаемых задач и поставленных целей. Для выполнения работы действия работника должны содержать усилия, настойчивость, старание, добросовестность, направленность, инициативу. Труд связан с точными действиями, движениями и приемами во времени. Необходимыми качествами человека являются пластика движения, скорость реакции и автоматизм.

5. Отношения между работником и организацией основываются на обмене полученных в работе результатов, на деньги - зарплату. Вознаграждение за труд носит компенсационный характер за затраченные усилия и время.

6. Управление работой необходимо, чтобы выполнение работы каждым человеком в организации приводило ее к намеченной цели. Оно включает в себя проектирование работ, построение взаимосвязей по работе, разделение полномочий и ответственности. Управление трудом связано с затратами, необходимостью компенсации усилий и добросовестности деятельности работников. Управление трудом на уровне организации сводится к его разделению и нормированию, созданию условий труда. Организация труда позволяет экономить человеческие и сырьевые ресурсы, устранить потери времени.

7. Управление трудом мало применимо в деловой организации из-за проблемы его объективного измерения и отсутствия прямой зависимости между трудом и конкретным результатом. Но некоторые результаты исследований труда, например, приемы и методы, могут быть полезны отдельным работникам, так как использование их позволит повысить индивидуальную производительность.

Анализ различий между понятиями «труд» и «работа» показал, что «работа» -это объективно измеряемые действия/поведение, направленные на достижение поставленной цели. Понятие «труд» связано с субъективными суждениями по поводу затраты усилий, совершаемых индивидом в том или ином направлении.

Работа в организации очень разнообразна по своему содержанию. В этой связи целесообразно рассмотреть различные виды работ и их классификацию по регламенту выполнения, направленности и сопоставимости результата, по взаимодействию работников.

I. По регламенту выполнения работы. В регламентированных работах действия работника определены инструкцией, заданной технологией, работник при выполнении работы не вносит в нее элементов новизны и личностного вклада. Результаты регламентированной работы измеряются в количественных показателях и зависят не столько от способности работника, сколько от возможности реализации этих способностей в существующем регламенте.

В инновационных работах действия работника направлены на создание нового продукта, изделия, ранее неизвестного, или на разработку нового метода производства. В этом случае полученный результат работы зависит от личности работника и проявляется при его использовании в деятельности организации. Получение результата новаторской работы определяется творческими способностями и зависит от самого работника.

II. По направленности результата. Результаты работы направлены на создание организацией продукта, предназначенного для потребителя или клиента вне организации. В создании продукта участвуют линейные подразделения: снабжение, производство, сбыт, маркетинг, НИОКР.

Результаты работы направлены на создание продукта, необходимого внутри организации, и оцениваются по изменениям деятельности организации. Результаты, связанные с администрированием, организационным развитием, направлены на обеспечение деятельности организации.

III. По сопоставимости и повторяемости результата. Функциональная работа связана с решением однородных по содержанию задач, достижением одинаковых целей и выполнением аналогичных действий. Получаемые результаты в работе имеют временную периодичность и сравнимы друг с другом.

Проектная работа связана с выполнением и осуществлением разных по содержанию действий и задач, направленных на достижение результата. Содержание работы существенно меняется после каждого ее выполнения, нет четкой временной периодичности и результаты трудно сопоставимы.

IV. По взаимодействию работников при выполнении работы. Индивидуальная работа выполняется при минимальном взаимодействии работников и высокой автономности их деятельности. Достижение результата зависит от индивидуальных действий работника.

Групповая работа. Работа выполняется с максимальной степенью взаимозависимости между работниками. Получение результата зависит от взаимодействия сотрудников по работе.

Признаки классификации раскрывают содержательную сторону работы. Содержание работы - это совокупность задач и действий, которые необходимо выполнить для получения результата в работе. Различия между видами работ показывают ее качественные характеристики и накладывают отпечаток на процесс выполнения.

Из сказанного выше следует, что понятие работа содержит в себе некоторую двойственность. С одной стороны, работа имеет содержательную сторону -совокупность задач и действий, а с другой стороны, работа как деятельность, направленная на получение результата, представляет собой процесс, в котором создается этот результат и проявляются способности и умения работника. Рассмотрим работу как процесс по созданию продукта.

Работа в организации появляется из целей и задач, стоящих перед организацией. Весь процесс выполнения работы можно разложить на отдельные работы, выполняемые каждым работником, но при этом каждая работа должна сохранить вид процесса. Это означает, что работник получает работу, выполняет и передает ее дальше по цепочке.

Выполнение работы в организации отдельным работником представляет процесс по преобразованию ресурса в продукт путем осуществления определенных действий, использования технологии и необходимых методов.

Работу можно представить как действие, которое нужно совершить работнику для ее выполнения. В любой работе, даже монотонной и рутинной, можно выявить цикл действий, имеющий начало и конец, во время которого совершается действие и выполняется работа. Таким образом, действия по выполнению работы имеют начало, непосредственно выполнение работы и завершение работы. Процесс выполнения работы, как правило, наблюдаем, а действия по ее начинанию и завершению скрыты от наблюдения, но, как и процесс выполнения, они требуют от работника внутренних усилий и внимания.

Кроме того, работу можно рассмотреть как действия по созданию результата. Для создания в работе результата от работника требуются действия, различные по своему содержанию и направленности (подготовка к работе, выполнение работы и сохранение результата).

Ошибочно сводить работу только к действиям по ее выполнению, функциональной деятельности, поскольку организационные действия не менее важны. На подготовительном этапе закладывается качество работы и производительность, а пренебрежение к сохранению и передаче результата работы приводит к его потере.

Таким образом, выполнение работы в организации невозможно представить без организационного начала, которое необходимо для координации действий, объединения усилий работников и распределения задач. Работа каждого работника в организации должна включать в себя организационные механизмы, способствующие координации и взаимодействию по работе работников. В содержании работы можно отметить три взаимосвязанных вида построения отношений: полномочия,

ответственность и подконтрольность.

Полномочия состоят в праве требовать для выполнения работы всего необходимого. Ответственность заключается в действиях, которые работник осуществляет для выполнения работы, а контроль выражается в подотчетности о результатах деятельности и достижении намеченных целей.

Примечания:

1. Файоль А. Общее и промышленное управление // Управление - это наука или искусство. М.: Республика, 1992.

2. Котарбинский Т. Трактат о хорошей работе. М.: Экономика, 1975.

3. Тейлор Ф. Экономика. М., 2003.

4. Гилберт Л., Гилберт Т. Новые индустриальные соревнования: пер. с англ. СПб., 1999.

5. Эмерсон Г. Двенадцать принципов производительности: пер. с англ. М., 1997.

6. Гостев А.К. В поисках совершенствования управления. М., 1998.

7. Керженцев П.М. Механизмы управления / под общ. ред. Б.З. Мильнера. М.,

1996.

УДК [94 (=11.352.3)+39(=11.352.3)]:316(470.621) ББК 63.3 (235.7)

Х 85

И.Г.Хот

Кандидат социологических наук, ведущий научный сотрудник отдела философии и социологии АРИГИ им. Т.Керашева, тел.8 918 428 41 54, [email protected]

Ф.И.Исхакат

Аспирант Адыгейского государственного университета, тел. 8 928 461 63 79.

Черкесская диаспора в Иордании: проблемы и ожидания

(Рецензирована)

Аннотация: В статье предпринимается попытка рассмотреть проблему самосохранения этноса в условиях диаспоры с точки зрения членов черкесской общины в Иордании, существует ли, по мнению представителей диаспоры, угроза ассимиляции этноса. Описывая процессы, происходящие в этнокультурной среде черкесов, авторы приходят к выводу, что черкесское население в Иордании представляет собой общину, в которой действуют общественные организации, политические объединения, существуют печатные органы, предпринимаются меры по сохранению культуры и языка. Особенную роль в сохранении адыгского этноса, культуры традиций и языка в Иордании играет Черкесское благотворительное общество. Определенную нишу занимают государственные и общественные организации Северо-Кавказских республик.

Ключевые слова: диаспора, этнос, эндогамный брак, адыгагъэ - моральноэтический кодекс, языковая ассимиляция.

I.G. Khot,

Candidate of Sociology, the leading research scientist of Philosophy and Sociology Department of T. Kerashev Adyghe Republican Institute of Humanitarian Researches, ph. 8 918 428 41 54, [email protected]

F.I. Iskhakat,

Post-graduate student АГУ, ph. 8 928 461 63 79.

Circassian diaspora in Jordan: problems and expectations

(Рецензирована)

Abstract: An attempt is undertaken to examine a problem related to selfpreservation of ethnos in the conditions of diaspora from the point of view of members of a Circassian community in Jordan, whether or not threat of ethnos assimilation exists. Describing the processes occurring in ethnocultural circle of Circassians, it is inferred that the Circassian population in Jordan represents a community in which public organizations and political associations operate, there are publishing bodies and measures on culture and language preservation are undertaken. The especial role in preservation of Adyghe ethnos, culture, traditions and language in Jordan is played by the Circassian charitable society. The state and public organizations of the North Caucasian republics occupy a certain place in this.

Keywords: diaspora, ethnos, endogamy marriage, adygage - the moral-ethical code, language assimilation.

В последнее время большой исследовательский интерес вызывает проблема изучения феномена этнических диаспор. Актуализации темы способствует, с одной стороны, активизация этнического самосознания в полиэтничных государствах и многочисленные этнические конфликты; а с другой - подход к зарубежной диаспоре со стороны современных государств как к важнейшему внешнеполитическому и экономическому ресурсу.

В отечественной науке проблема диаспоры долгое время была на обочине исследовательского интереса. Сравнительно недавно, когда в России стали происходить глубокие трансформации, были сняты идеологические запреты на исследование этой темы. Родина вспомнила о своих исторических диаспорах, образовавшихся при царской России и не имевших возможности общения в советский период.

Одной из наиболее многочисленных российских диаспор является «черкесская диаспора», сформировавшаяся на Ближнем Востоке ко второй половине XIX - началу XX века.

В черкесскую диаспору влились представители разных народов Северного Кавказа, но больше всего в ней адыгов, вынужденно переселившихся после окончания Кавказской войны за пределы Российской империи.

Данная работа посвящена адыгской диаспоре в Иордании. Черкесская диаспора в Иордании представляет собой пример развития диаспоры в условиях достаточно благоприятных. Здесь она начала складываться сразу после Кавказской войны. С возникновением иорданского независимого государства черкесы стали оказывать сильное влияние на социально-политическую и культурную жизнь королевства. Складывание правящей (и в значительной мере военной) элиты Иорданского королевства происходило не без участия выходцев из диаспоры. В связи с этим иорданские власти не мешали сохранению и развитию черкесской общины.

Сегодня черкесская община занимает прочные позиции в социальноэкономической и политической жизни Иордании и пользуется поддержкой руководства страны. В связи с вышеизложенным проблема современного состояния черкесской диаспоры в Иордании имеет большую теоретическую и практическую значимость. Ее актуальность еще более увеличивается в настоящее время вследствие развития контактов стран Ближнего Востока с регионами Северного Кавказа.

Черкесская диаспора становилась объектом изучения историков, филологов, социологов. История возникновения и эволюция черкесской диаспоры на Ближнем Востоке достаточно полно освящена в работах А.В. Кушхабиева, А.А. Ганич [1]. Опыт социологического исследования черкесской диаспоры в Иордании предпринимается в монографии Н.Ю. Халаштэ. Автор описывает черкесскую диаспору в Иордании, рассматривая проблему адаптации черкесского населения в чужеродной среде [2].

В данной статье предпринимается попытка посмотреть глазами диаспоры на проблему самосохранения этноса в иноэтничной среде. Существует ли, по мнению представителей диаспоры, угроза ассимиляции этноса и есть ли способы повлиять на этот процесс.

Данные приведенные в настоящей статье были получены методом стандартизированного интервью, при котором используется опросный лист с четко определенными порядком и формулировками вопросов с целью получения максимальной сопоставимости данных, собранных разными интервьюерами. Исследование проводилось в столице Иордании. Были опрошены люди имеющие

влияние и авторитет в общине, всего 55 человек, из них 45 мужчин и 10 женщин. В возрастной категории до 35 лет было опрошено 13 человек, в возрасте до 45 лет - 5, в возрастной категории 46 лет и старше - 37. Кроме того, проводились неформальные беседы с жителями Иордании адыгского происхождения.

Исследование показало, что черкесская диаспора представляет собой довольно закрытую, хорошо организованную общину. Адыги не стремятся ассимилировать с местным населением. Эндогамные браки в черкесской диаспоре остаются доминирующими. Поскольку в Иордании нет статистики межнациональных браков, мы решили прибегнуть к личной статистике иорданских адыгов. По нашей просьбе респонденты вспомнили все известные им черкесские семьи, в которых один или оба супругов черкесы. Первый информатор (город Аль-Мухаджери, 54 года) вспомнил 149 семей, из них 18 межэтнических (12%). Молодой человек (город Вади-эл-Сиир, 27 лет) припомнил 50 семей, из них 7 межэтнических (14%). Еще один информатор (город Амман, 63 года) в течение часа вспомнил 38 семей, из них 4 - межэтнические (10,5%). У всех получились приблизительно одинаковые данные - 1 межэтнический к 12 эндогамным бракам. Причем парни черкесы чаще, чем девушки создают межэтнические браки (женятся на арабках, американках, европейках и представительницах других национальностей). Дети в таких браках считаются адыгами.

В то же время черкесы диаспоры чувствуют себя, прежде всего, иорданцами, гражданами своей страны. «Я адыг, живу в Иордании, честно служу ей потому, что люблю эту страну, и не забываю, что я иорданец» (ландшафтный дизайнер, 62 года). «Я по национальности иорданец, а по принадлежности адыг» (пенсионер, 74 года). Они осознают то, что объединяет иорданцев - территория проживания, религия, король и королевская семья, общая история, арабский язык; демонстрируют благодарность, любовь и преданность по отношению к отчизне. «Адыги преданы Королевскому Дому. Стиль жизни заставляет адыгов и арабов быть в чем-то похожими: образование, работа, культура» (пенсионер, 80 лет).

Важным объединяющим началом граждан Иордании является религия. Ислам суннитского толка - государственная религия Иордании, её исповедует 92% населения, в том числе и адыги.

Пять раз в день громкоговорители мечетей транслируют призыв к молитве. В мечетях открыты классы для религиозного обучения, проводятся собрания местного населения. По пятницам, во время дневной молитвы, мечети заполняются до отказа. Во время мусульманского поста прием пищи, питье и курение в общественных местах между восходом и закатом солнца преследуются по закону [3].

Закономерно, что многие представители диаспоры идентифицируют себя не только через понятия адыг и иорданец, но и через понятие - мусульманин. «Сначала я мусульманин, потом адыг, а затем иорданец» (офис менеджер мэра г.Аммана, 48 лет). «Прежде всего, я себя чувствую адыгом, потом мусульманином, потом иорданцем» (пенсионер, 71 год). Религия частично оправдывает потерю родного языка в пользу арабского: «Коран написан на арабском языке» (пенсионер, 77 лет).

Можно сказать, что черкесская диаспора, как и вся Иордания, живет и развивается в поле мусульманской культуры, но в последние 20-30 лет испытывает все более сильное влияние современной европейской цивилизации.

Современная европейская культура влияет на молодых людей. Они по-другому начинают смотреть на традиции и обычаи своего народа. Многое кажется им устаревшим и даже вредным в традиционном воспитании детей. Обычай избегания, который запрещал или ограничивал контакты между кровными родственниками и свойственниками: между мужем и женой, родителями и детьми, женой и родителями

мужа, давно в прошлом. Но и сами принципы воспитания воспринимаются критически. «Излишняя строгость в воспитании детей делает их слишком скромными, а надо быть инициативным, активным и предприимчивым, чтобы быть успешным» (предприниматель, 32 года).

Тем не менее, тема адыгства вызывает у иорданских черкесов большое сочувствие. Респонденты с интересом участвовали в интервью. Сама проблема исследования пробудила у многих национальные чувства. Мы предполагаем, что этим объясняется, то, что вначале интервью на вопрос: «Кем по национальности являются ваши родители?» - более 70% ответили, что они иорданцы. Затем на вопрос о своей национальности более половины респондентов ответили: «Прежде всего, я - адыг, потом иорданец».

Респонденты испытывают теплые чувства по отношению к исторической родине. Многие бывали на Северном Кавказе, другие собираются побывать в ближайшее время. Современными событиями, происходящими на территории исторической Родины, регулярно или периодически интересуются почти все респонденты.

На вопрос: «Знаете ли Вы историю своего рода?» практически все респонденты ответили положительно. Почти треть опрошенных читает книги по истории и культуре адыгов, остальные предпочитают узнавать что-то новое об истории своего народа из рассказов знающих людей. Большинство респондентов читают периодическую литературу, издаваемую черкесскими общественными организациями.

Большой популярностью у иорданских адыгов пользуются адыгская музыка и танцы. Половина опрошенных умеет танцевать народные танцы. Все респонденты знают названия адыгских блюд и сообщают, что в семье готовятся традиционные кушанья.

Сохранилось у иорданских адыгов и представление об адыгагъэ -традиционном морально-этическом кодексе, который формирует адыгский этнос, является сутью, душой адыгской культуры.

Ответы на вопрос, какие качества личности говорят о том, что человек - адыг, показывают, что в народе живо понятие адыгства. Высказывания респондентов продуманы и многообразны. Традиционно под адыгагъэ понимают: мужественность, уважительность, достоинство. Отражением дня сегодняшнего является представления об адыгстве, как о праведности, честности и пунктуальности.

Большую роль в жизни черкесской диаспоры играет общественная организация Хасэ или «Черкесское благотворительное общество» (ЧБО), основанное в г. Аммане в 1932 году. ЧБО занимается широким кругом вопросов -благотворительной, социальной, культурной и научной деятельностью. Это орган самоуправления черкесской общины. Совет старейшин при ЧБО по традиции занимается разбирательством и урегулированием конфликтных ситуаций между членами общины. Старейшины прикладывают усилия, для того чтобы избежать, если возможно, вмешательства государственных органов в спорных ситуациях.

Женская секция, основанная в Аммане в 1970 году, занимается организацией женщин для участия в благотворительной и образовательной деятельности.

Территориальные отделения ЧБО открыты во всех населенных пунктах компактного проживания адыгов.

Опрошенные нами адыги удовлетворены работой ЧБО и его отделений. Однако 19 человек ответили, что деятельность Хасэ охватывает небольшой круг проблем и небольшую группу людей. Тем не менее, практически все респонденты когда-либо участвовали в программах и мероприятиях, проводимых Хасэ. Это говорит о том, что ЧБО охватывает своей работой значительную часть черкесского населения.

Однако, что касается работы ЧБО по сохранению культуры, традиций и языка адыгов, то большинство опрошенных (40 человек) пришли к выводу о том, что в этом направлении предпринимается мало усилий.

Адыгов, проживающих в Иордании, волнуют проблемы воспитания молодежи в духе адыгства, укрепления морали и нравственности среди молодых людей.

Проблемам молодежи в черкесской диаспоре уделяется самое пристальное внимание. ЧБО дает кредит на получение образования нуждающимся молодым людям, которые не смогли поступить на бесплатное отделение. Члены общины предлагают, в обязательном порядке, помогать молодежи получать второе высшее образование, чтобы быть конкурентоспособным в современном обществе.

Существуют молодежные отделения ЧБО: спортивный клуб «Ахли» и «Молодежный клуб». Спортивный клуб «Ахли», основанный в 1944 году, располагает большим современным спортивным комплексом. Клуб состоит из футбольной, баскетбольной и гандбольной команд; секций по плаванью, большому и настольному теннису, легкой атлетике, вольной борьбе, восточных единоборств. «Молодежный клуб», основанный в 1950 г., ставит перед собой задачи: привития молодежи адыгской культуры, воспитание ее в духе взаимопомощи. В клубе действуют танцевальный, вокально-инструментальный и театральный кружки, а также спортивные секции.

Немаловажным для черкесского населения в Иордании является проблема укрепления сплоченности черкесского населения, традиций взаимопомощи, а также усиления роли черкесской диаспоры в Иордании. Треть респондентов отмечают, что в этом направлении успешно работает политическая партия - Адыгский меджлис.

Больше всего респондентов беспокоит тот факт, что сокращается число адыгов, владеющих родным языком. Из 55 экспертов 47 считают, что на проблему сохранения и усиления роли адыгейского языка надо обратить более пристальное внимание. Такое единодушие не встречается больше ни по одной проблеме.

Респонденты не только называют проблему, но и предлагают шаги к ее решению. «Одна из самых важных проблем для адыгов в Иордании это знание родного языка. Мы должны учить своих детей и проводить семинары для родителей» (пенсионер, 71 год). «К сожалению, многие молодые люди не знают родного языка, потому что их родители сами не говорят на нем. Адыгская школа в Иордании должна выпускать больше книг для изучения адыгейского и обучать как можно большее количество детей» (пенсионер, 77 лет).

С целью обучения родному языку с 1970 г. в западном Аммане при женском отделении ЧБО существует черкесская школа имени принца Хамза бен аль-Хусейна, при ней функционирует дошкольное образовательное учреждение. Школа и садик существуют на средства Черкесского благотворительного общества. Еще один частный детский сад имени принца Али-Бен-Аль-Хуссейна располагается в филиале Адыгэ Хасэ в Вади-аль-Сиире, третий находится в г. Джераш он существует на благотворительные средства Адыгэ Хасэ Джераша.

Однако школа и три садика не могут изменить ситуацию. В школе учится чуть более 600 учеников. По приблизительным оценкам директора адыгской школы Бат Нормы Баха-ель-Дин, доля учащихся в этой школе черкесских детей не превышает 10%, остальные 90% детей учатся в иорданских школах. Родители не торопятся отдавать детей в черкесскую школу, есть и гораздо более престижные учебные заведения, да и знание родного языка не может, как правило, помочь в дальнейшем выборе профессий.

Ситуация со знанием родного языка адыгами стала ухудшаться в последние 20 лет. Урбанизация привела к тому, что населенные пункты, заложенные или возрожденные адыгами (в их число входят Амман и Джараш), получили статус

городов. Они активно стали заселяться арабами и палестинцами, и в результате адыги в них оказались в меньшинстве. Как следствие в современной Иордании молодежь до 30 лет практически не знает родного языка, либо изъясняется с большим трудом. Даже в семьях и черкесских общественных организациях чаще разговаривают на арабском языке, и периодические издания о черкесах и для черкесов выходят на арабском.

На языковую ассимиляцию адыгов работает система образования и средства массовой информации. Положительным исключением является, созданный несколько лет назад, телеканал «Нарт», который вещает на родном языке для черкесской общины. Есть намерения транслировать программы на адыгейском языке с помощью телевидения Республики Адыгеи телекомпанией «Нарт» в рамках договора об информационном взаимодействии.

Не зная язык, респонденты не могут назвать его родным. «Я бы очень хотел, чтобы адыгейский был моим родным языком, но родной это тот язык, на котором ты пишешь, читаешь и говоришь» (председатель Хасэ, 62 года).

Исследование показало, что родным языком считают адыгейский 30 респондентов, остальные назвали родным - арабский. Свободно говорят, читают и пишут 9 респондентов, владеют разговорной речью - 36 человек, не знают языка - 10. Среди возрастной категории до 35 лет свободно владеющих языком не оказалось.

Многие респонденты с потерей языка связывают потерю адыгства. «Забыть свой язык - то же самое что исчезнуть» (пенсионер, 72 года). На прямой вопрос, об угрозе ассимиляции адыгов в Иордании, почти половина респондентов ответили, что проблема стоит очень остро. Еще 19 человек сказали, что такая угроза существует, но пока не очень значительная. Одиннадцать респондентов, в основном молодые люди до 35 лет, ответили, что проблема надуманная.

У многих интервьюированных есть свое мнение о том, что может способствовать самосохранению адыгского этноса в Иордании.

В трех интервью очень эмоционально прозвучало, что решить проблему ассимиляции адыгов в Иордании можно, только вернувшись на Северный Кавказ. «Проблема исчезновения адыгского этноса в Иордании, конечно существует, как и во всех диаспорах и решается она одним путем, путем возврата на историческую родину, это спасение» (пенсионер, 72 года). «Эта проблема существует, но она не решится всего лишь связью с исторической родиной или силами ЧБО, она решается возвращением адыгов на родину» (председатель Хасэ, 62 года).

Многие респонденты ответили, что необходимо общественным организациям усилить работу по сохранению языка, культуры, традиций. По мнению половины опрошенных, контакты с исторической родиной могут помочь разбудить национальное самосознание. «Да, связь с исторической родиной это основной фактор сохранения нашего этноса здесь в Иордании. Также очень важно, чтобы у иорданских адыгов была возможность получить паспорт, дающий возможность беспрепятственно приезжать на Родину» (пенсионер, 70 лет).

В целом, черкесское население в Иордании представляет собой общину, в которой действуют общественные и политические организации, выпускаются периодические печатные издания. Вместе с тем члены общины чувствуют тревогу из-за языковой и культурной ассимиляции. Предпринимаемые меры по сохранению культуры и языка воспринимаются черкесским населением как недостаточные. Многие представители диаспоры считают, что работа по сохранению культуры и возрождению языка должна вестись на другом уровне.

Исследование показало, что существует обширная сфера деятельности для государственных и общественных организаций Северо-Кавказских республик. Пока результаты этой работы не видны. Иорданские черкесы не знают деятелей культуры и

науки республик Северного Кавказа, не знакомы с художественной и исторической литературой, фольклором и т.п. В то же время интерес к истории и современным событиям, происходящим в России, существует, диаспора готова к более тесным связям с исторической родиной.

Примечания:

1. Адыгская и Карачаево-Балкарская зарубежная диаспора: история и культура. Нальчик, 2000. 269 с.; Кушхабиев А.В. Очерки истории зарубежной черкесской диаспоры. Нальчик, 2007. 320 с.; Ганич А.А. Черкесы в Иордании: особенности исторического и этнокультурного развития М., 2007. 272 с.

2. Халаштэ Н.Ю. Социокультурная адаптация адыгской диаспоры в Иордании. Майкоп: Качество, 2007. 159 с.

3. Иордания. Онлайн Энциклопедия Кругосвет. Ц^: http://www.kmgosvetm^nc/Earth_stiences/geografiya/ЮRDANГYA.htmL

УДК 316.614(470)-053.2 ББК 60.542.14(2Рос)

Б 58

С.З. Бжецева,

аспирантка Майкопского государственного технологического университета,

тел.8 909 459 96 95.

Социокультурный статус детства в современном российском обществе: проблемы ранней социализации

(Рецензирована)

Аннотация: В статье анализируются проблемы формирования

социокультурного статуса детства в российском социуме. Автор рассматривает детство как особый период в процессе социализации личности, исследует социальные детерминанты, определяющие успешность процессов социализации в контексте современной культурной парадигмы.

Ключевые слова: аномия, интернализация, социокультурный статус,

социализация, стратификация, транзиция.

S.Z. Bzhetseva,

Post-graduate student of Maikop State Polytechnic University, ph. 8 909 459 96 95.

The sociocultural status of the childhood in Russian modern society: problems of early socialization

Abstract: In the paper, an analysis is made of formation problems of the sociocultural status of the childhood in the Russian society. The author considers the childhood as the special period in the course of socialization of the person, investigates the social determinants defining success of socialization processes in a context of a modern cultural paradigm.

Keywords: an anomy, internalization, the sociocultural status, socialization,

stratification, transition.

Специфика современных научных подходов к проблемам форматирования статуса детства в современном российском обществе определена, прежде всего, теми институциональными изменениями, которые в нем происходят на протяжении последних двух десятилетий. Главные из них, на наш взгляд, состоят в кардинальном изменении формы собственности, переход к рыночной экономике, аннулирование однопартийной монополии в организации власти, автономизация и упорядочение функций различных социальных и политических институтов, снижение роли специальных институтов, занимавшихся организацией воспитательной работы с молодежью.

Данные преобразования на сегодняшний день обеспечивают не только достаточно высокую степень свободы индивида в обществе, но и разрушение широкой коалиции различных институтов, которые синхронно, подчиняясь единой цели, занимались целенаправленной социализацией молодежи.

Характеризуя в данном контексте современное общество, следует отметить, что оно наделяет период ранней социализации индивидуума особым статусом: детство и

юность - это периоды поиска себя, вхождения в культуру. В этот период индивид больше потребляет, чем производит (отдает). Иначе говоря, статус ребенка дает ему основание на осуществление изначально неэквивалентного обмена ресурсами со всем остальным обществом. Особый интерес представляет откровенно неэквивалентный обмен в сфере потребления ребенком социального знания. Собственно говоря, этот процесс и называется социализацией. Она представляет собой интернализацию индивидом символического универсума, генерируемого конкретным обществом [1].

Таким образом, в этом универсуме, легитимирующем институциональный порядок социума, выделяются когнитивный, ценностно-нормативный и эмоциональный аспекты - «знание», «ценности/нормы», «переживание» того и другого. В процессе усвоения когнитивного аспекта индивид узнает «что есть что» и «кто есть кто» в окружающей его действительности. Одновременно он получает информацию, как должно относиться к данным явлениям реальности - как правило, с более-менее явно выраженным аксиологическим обоснованием конкретной нормы. Когда знание фактов и норм «реальной жизни», как ее понимает социализирующая индивида группа, начинает сопровождаться спонтанным проявлением типичных для данной группы тематических эмоций, мы можем говорить об успешно идущем процессе социализации [2].

Следует отметить, что процесс социализации включает целый ряд важных элементов: целенаправленное научение культуре, формирование механизма трансляции целостности культурного образца и культурной нормы (образования), разработка комплексного отношения общества к миру детства и к детям. Последний компонент крайне важен для функционирования культуры в целом. Дети могут рассматриваться как маленькие взрослые или как мир самостоятельный по отношению к взрослому обществу - от ответа на этот вопрос зависит не только способ трансляции культурного опыта со стороны «общества взрослых», но и нормативная стратегия интеграции подростка в мир взрослых, что определяет стабильность и динамичность общества.

Каубиш В.К., оценивая значение ранней социализации в процессе детства и юности, утверждал, что она (социализация) обусловлена взаимовлиянием множества социальных факторов: наследственности, воспитания, образования, влияния

микросреды, собственной деятельности. Деформация любого из них, корни которой лежат в соответствующих общественных дисфункциях, может привести к кризису процесса ранней социализации. Особый интерес представляет генетический аспект проблемы, в отличие от влияния микросреды изученный недостаточно полно. Как показывают результаты немногочисленных исследований, склонность к отклонению в поведении в раннем возрастном периоде при определяющем воздействии окружающей среды может передаваться по наследству. Об этом свидетельствуют примеры отклонений приемных детей, воспитывавшихся в благоприятной семейной обстановке. При изучении данных показателей необходимо также учитывать и факт возможного неблагоприятного воздействия на ребенка в период беременности матери (злоупотребление алкоголем, употребление наркотиков, психические стрессы) [3].

Очевидно, что этот процесс - по крайней мере, в обществе, знакомом с разделением труда, - включает в себя два в принципе неразрывно связанных этапа. В ходе первичной социализации индивид усваивает обязательный социетальный минимум, тот объем социального знания, который определяет его как члена конкретного общества. Важным элементом этого знания становится информация о тех отношениях, которые должны будут установиться между индивидом и обществом в дальнейшем, когда в силу возраста ему придется доказывать свое право на потребление социальных ресурсов адресными затратами собственных ресурсов - физических, интеллектуальных, материальных. В то же время конкретная институциональная среда,

за деятельность в которой индивид получит свою долю «богатства, власти, престижа», т.е. определенный статус с его правами и обязанностями, по идее является результатом произвольного выбора.

Итак, процесс усвоения «частичного» социального знания, относящегося не к статусу члена общества, а к статусу носителя функций, возникших в обществе в результате процесса разделения труда, представляет собой вторичную социализацию. [4]

Ясно, что индивид, не прошедший через горнило двуединого социализационного процесса должным образом - каким именно образом, он не раз услышит в процессе социализации от ее агентов, с полным основанием может быть определен как отклонившийся от генерального курса жизненной траектории, то есть как девиант. Неуспешная социализация иногда наблюдается и в процессе перехода с ее первичного этапа на вторичный. Так, индивид может выбрать себе идентичность, не вписывающуюся в наличную социокультурную ситуацию, идентичность, для которой нет места в существующей социальной структуре. Фантастичность «субъективно избранной идентичности» вполне может приобрести криминальный характер: достаточно вспомнить популярных персонажей сегодняшней киноиндустрии - борцов с пороком и развратом, отправляющих на тот свет погрязшие в грехе жертвы, апеллируя при этом к ценностям традиционной морали. Например, французский фильм «Страх над городом», американский «Семь» и т.д. и т.п. Известен также криминальный потенциал многих маргинальных субкультур современного общества.

Впрочем, попрание закона с удовольствием ли, вынужденно ли, но осуществляется и «нормальными людьми», а не только экзотическими обитателями городских джунглей - в конце концов, именно поэтому многие преступления так и остаются нераскрытыми.

По мнению, например, Бергера и Лукмана, феномен вовлечения в той или ирной мере в маргинальную деятельность в целом добропорядочных подростков может быть объяснен следствием богатого выбора альтернативных миров, с которыми может отождествить себя в современном обществе индивид в ходе вторичной социализации: «Общество, в котором расходящиеся миры становятся общедоступны как на рынке, содержит в себе особые сочетания субъективной реальности и идентичности. Растет общее сознание релятивности всех миров, включая и свой собственный, который теперь осознается, скорее, как один из миров, а не как Мир. Вследствие этого собственное институциональное поведение понимается как «роль», от которой можно отдалиться в своем сознании и которую можно «разыгрывать» под манипулятивным контролем» [2].

В свою очередь, современные исследователи данной проблематики в качестве одного из рискогенных факторов в процессе ранней социализации отмечают социальную транзицию общества.

Так, Стурова М.П. отмечает: «Политический, экономический, духовнонравственный и другие кризисы в России, связанные с переходными процессами, сопровождаются ростом безработицы, алкоголизма, наркомании, распадом семейных отношений, утратой позитивных институтов социального воспитания, и, в первую очередь, отражаются на подростковом (12-15 лет) и юношеском (16-17 лет) возрасте, в силу особенностей их биологического, психологического и педагогического развития. Для несовершеннолетних являются характерными такие преступления, как кражи, грабежи, разбои, изнасилования, убийства, телесные повреждения, вымогательства, угоны автотранспорта, употребление наркотиков. Число несовершеннолетних, которые до совершения преступлений учились в школе и в других учебных заведениях, из года в год имеет тенденцию к снижению [7].

В социологической науке рядом ученых, в том числе представителями классической социологии, социальная транзиция общества и ее последствия, как фактор, влияющий на уровень социокультурного статуса детства исследуется в тесной взаимосвязи с теорией аномии. Данное явление - аномия, подразумевает «крушение норм», «безнормность», которые характеризуют состояние общества, его социальных структур. Именно с этой точки зрения рассматривали данное явление Эмиль Дюркгейм и Роберт Кинг Мертон.

Так, французский философ и социолог Э. Дюркгейм в своей работе «Элементарные формы религиозной жизни» рассматривает аномию как расплывчатое состояние нормативно-ценностной системы, отсутствие четкой общепринятой и общеобязательной трактовки социальных регуляторов [5].

Любое переходное состояние общества, появилось ли оно добровольно, например, в ходе крупных реформ, или принудительно, всегда представляет достаточно питательную среду для развития аномии. В такое время старые нормы перестают действовать, а новые еще не установились. Так, Дюркгейм утверждал, что аномия порождена переходным характером эпохи в целом, временным упадком моральных норм, призванных регулировать отношения в обществе.

У Дюркгейма аномия - следствие неполноты перехода общества от одного состояния к другому, а именно от механической солидарности к органической, когда старые институты и нормы уже разрушены, а новые еще не созданы.

Социальные и экономические нововведения, которых становится все больше в результате прогрессирующего распределения труда, появляются на свет, не получив морального оправдания и моральной опоры в коллективном сознании. Люди не успевают привыкнуть к одним нормам, как рождаются другие.

Деформация общества подразумевает распад прочной системы нравственных ценностей: рост преступности, число самоубийств, разводов - это не столько причины, сколько следствие разрушения той части культурного пространства, которая касается религиозных и семейных ценностей [2].

В традиционном обществе культурный порядок обеспечивался просто: темп изменений социальных институтов был невелик; потребности людей были неразвиты, а механизмом их удовлетворения являлось примитивное удержание на низком уровне. Жесткое, иерархическое общество и в античности и в средневековье были очень стабильны и малоподвижны. В нем отсутствовало понятие личности и индивидуальности и, тем более, личных прав и свобод. Люди ощущали свою жизнь осмысленной внутри узкого замкнутого строя, вертикальная мобильность была небольшой [4].

Т. Парсонс, адаптируя к своим целям дюркгеймовское понятие аномии, подчеркивал «состояние дезорганизации, при котором нормы, призванные координировать индивидуальное поведение, разрушены».

Представляет интерес и социопсихологическая версия теории аномии, выдвинутая американским социологом и психологом Лео Сроулом [6].

Таким образом, следует отметить, что последствия переходного состояния общества, бесспорно, фокусируются в продуктах культуры (кинематографических и художественных произведениях) Вряд ли стоит упоминать, что «играющие в преступление» молодые (и не только молодые) люди являются более излюбленными героями современной кинематографа, нежели поглощенные кровавой борьбой с вселенским пороком серийные убийцы.

По утверждению П. Бергера и Т. Лукмана максимального успеха социализация достигнет, скорее всего, в обществах с очень простым разделением труда и минимальным распределением знания В таких ситуациях социализация производит

социально предопределенные и в высокой степени профилированные идентичности. Так как каждый индивид сталкивается, по существу, с той же самой институциональной программой для своей жизни в обществе, то на каждого индивида ложится примерно один и тот же вес всей силы институционального порядка, что придает интернализируемой объективной реальности определенную принудительную массивность.

Таким образом, каждый чуть ли не является тем, за кого его принимают. В таком обществе идентичности легко узнаются как объективно, так и субъективно» [7]. В ситуации современного уровня социального разделения труда и распределения знания мы сталкиваемся с плюрализмом «как реальностей, так и идентичностей в их соотнесенности со структурной динамикой произведенных индустриализмом образцов социальной стратификации» [7].

Следовательно, результатом проведенного анализа может быть утверждение о том, что социализация имеет тем больше шансов на успех, чем меньше объем социального знания, предуготовленный для усвоения молодому поколению.

Примечания:

1. Михайлов А.П. Ювенальная делинквентность в контексте социокультурной транзиции России: монография. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2006. С. 63, 65.

2. Бергер П.Д., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. С. 367, 217, 35.

3. Каубиш В.К. О факторах, определяющих девиантное поведение подростков //

История Сабуровой дачи: успехи психиатрии, неврологии, нейрохирургии и

наркологии: сб. науч. работ Украинского НИИ клинической и экспериментальной неврологии и психиатрии и Харьковской городской клинической психиатрической больницы № 15. Т. 3. Харьков, 1996. С. 186.

4. Аномалии социума: социология девиантного поведения и преступности: хрестоматия / авт.-сост. А.В. Маркин; под общ. ред. Л.В. Карнаушенко. Краснодар: Краснодар. ун-т МВД России, 2009. С. 210, 81.

5. Durkheim E. Les formes elementaires de la vie religeeuse. Paris, 1912. P. 610-611.

6. Сергиенко С.В. Культурные девиации в контексте теории аномии: социологический анализ // Вестник АГУ. Сер. Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология. Майкоп, 2010. Вып. 1. С. 147.

7. Мид М. Культура и мир детства. М., 1988. С. 264; 279.

УДК 316.334.2(470) ББК 60.832.1(2Рос) П 64

С.Н. Потапов,

кандидат социологических наук, тел. 8 918 423 10 79.

Теоретическое содержание функционально-ролевой структуры управленческого взаимодействия в современном Российском социуме

(Рецензирована)

Аннотация: Статья посвящена проблемам организации процесса

управления трудовым поведением в коллективе в условиях современного российского общества. В ней представлен социологический анализ функционально -ролевой структуры управленческого взаимодействия в трудовых коллективах, теоретическое осмысление понятия «статус» участников процесса организации менеджмента и проблем применения эффективных социальных технологий в управлении.

Ключевые слова: инерция, менеджмент, стимул, формальный статус,

функционально-ролевая структура.

S.N. Potapov,

Candidate of Sociology, ph. 8 918 423 10 79.

The theoretical content of functional-role structure of administrative interaction in Russian modern society

Abstract: The paper discusses the organization of managerial process by labor behavior in a collective body in the conditions of Russian modern society. The author presents the sociological analysis of functional - role structure of administrative interaction in labor collective bodies, the theoretical comprehension of concept “status” for participants of the organization process of management and application of effective social technologies to management.

Keywords: inertia, management, stimulus, the formal status, functional-role structure.

Научные школы современной теории управления особое внимание уделяют человеку, приоритету личности при изучении любых социальных процессов. Роль человеческого фактора особенно важна в современной России, поскольку для советского строя были характерны обезличенность общества, недооценка индивидуальной самобытности человека и инерция псевдосоциалистического мышления, сказывающаяся до настоящего времени.

Следует отметить, что структурная перестройка экономики России в условиях модернизации должна, бесспорно, сопровождаться реформированием системы управления. Для того, чтобы обеспечить стабильность организации на рынке, в частности ее финансовую устойчивость, управленец; должен располагать такими трудовыми ресурсами, которые способны обеспечить творческие подходы на производстве, стремиться к нововведениям, добиваться оптимального конечного результата.

Безусловно, хозяйственные преобразования требуют, прежде всего, предприимчивых руководителей, владеющих современным арсеналом научного управления с учетом происходящих изменений в производстве и обществе. При этом современная организация испытывает потребность не просто в группе высококвалифицированных специалистов, а в творческом, самонастраивающемся коллективе, который может обеспечить устойчивое положение хозяйственной организации на рынке и ее внутреннюю стабильность не столько личными решениями и указаниями, сколько благодаря оптимальному, нестандартному использованию находящегося в его распоряжении человеческого потенциала.

Таким образом, основное внимание в современной организации любой отраслевой направленности должно уделяться управлению ее людьми. Ограниченность же финансовых ресурсов выводит на первый план психологические методы управления и создание в нематериальной системе стимулирования и мотивации, основанной на устоявшихся традициях корпоративной отечественной культуры.

Ролевой подход к организационному взаимодействию определяет значительные преимущества тем, что вся совокупность действий, которые осуществляются организацией в процессе ее функционирования, может быть разбита на отдельные работы, имеющие определенное содержание и спецификации, определяющие квалификацию, знания и опыт, которыми должен обладать работник, выполняющий каждую конкретную работу. «Поскольку персонал выполняет дифференцированные профессиональные или сервисные роли, люди должны работать там, где их услуги нужны...» [1]. Для выполнения своей роли работник наделяется правами, он берет на себя определенные обязательства перед организацией и получает определенный статус в организационном окружении.

При этом статус роли может быть формальный - отражающий позицию нахождения роли в иерархическом построении организации, и неформальный статус роли, который придается ей окружающими людьми.

Формальный статус роли говорит о том, какими властными правами обладает исполнитель данной роли, каково его положение в формальной иерархии распределения влияния на деятельность организации. Роли, расположенные на одном иерархическом уровне, могут иметь различный формальный статус, так как он определяется не только уровнем иерархии, но и сферой деятельности, к которой относится роль.

Неформальный статус роли задается либо персональными характеристиками ее исполнителя, либо же неформально определенным значением и системным влиянием роли в конкретной организации [2].

Индивид может обладать особыми личностными чертами, либо же возрастными и квалификационными характеристиками, которые будут вызывать повышенное уважение окружающих и готовность признавать его лидерское положение, более высокое, чем определенное формальным статусом роли. Бывают роли, которые формально находятся на невысоком и даже низком статусном уровне, однако в силу особого характера работы они имеют существенно более высокий статус, чем ф о рм ал ь н о ус тан о в л е н н ы й . О б ы чн о э то вспомогательные роли, обслуживающие исполнение важной по формальному статусу роли, либо же роли, связанные с уникальными видами деятельности, редкими по содержанию и сильными по степени воздействия и возможным негативным последствиям.

Специального подхода требует определение стиля руководства -относительно устойчивой системы способов, методов и форм практической деятельности менеджера.

Характеристика различных стилей руководства встречается в различных работах по менеджменту, социологии управления, социальной психологии. Мы не будем останавливаться на их подробном описании, лишь отметим, что наиболее удачным можно признать двумерное описание (с формальной и содержательной сторон) стилей руководства Г.М.Андреевой, которая исследовала авторитарный (директивный), демократический (коллегиальный) и нейтральный (попустительский) стили руководства

[3]. Основные характеристики стилей руководства весьма удачно отражены и в так называемой управленческой матрице, впервые описанной в 60-е годы американскими психологами Р. Блейком и Д. Моутоном [4].

Современные научные разработки содержат более полные параметры стилей руководства. В частности, Т. Коно, построил четырехстилевую модель поведения высшего хозяйственного руководителя [5]. Он выделяет новаторско-аналитический, новаторско-интуитивный, консервативно-аналитический и консервативно-интуитивный стили руководства.

Показательными являются результаты социологического исследования, проведенного в АО «Нижнекамскнефтехим», с целью выявления зависимости поведения членов организации от деловых и личностных качеств руководителей. В результате полученных психологических и социологических данных для 656 руководителей восьми управленческих уровней были определены их управленческие типы в зависимости от той роли, которую они играют на определенных этапах организации производства.

При проведении типологизации руководителей АО опирались на стиль руководства и психологическую способность к управлению. При этом стили устанавливались исходя из классического предположения (управленческая сетка Блейка и Моутона) [4], что управленческая деятельность руководителя вбирает в себя две составляющие: управление производством — направленность на дело (Д) и управление коллективом - направленность на людей (Л). Под психологической способностью к управлению (ПСУ) исследователи приняли интегральный показатель, складывающийся из следующих пар качеств: открытость руководителя в

сочетании с настойчивостью, властность в сочетании с, ответственностью, предприимчивость, смелость, активность и желание действовать в сочетании с умственными способностями и умением логически мыслить.

Результатом перестановки составляющих стиля и психологической способности стало выделение восьми типов руководителей. Эти типы руководителей также были разделены на две группы в зависимости от величины психологической способности к управлению, и роли в управленческом взаимодействии.

В первую вошли руководители, у которых высокие показатели ПСУ (в АО -67%), что признается потенциальной возможностью заниматься управленческим трудом. К этой группе отнесены следующие типы руководителей:

Лидер (Л+, Д+, ПСУ+) - эффективно сочетает в себе природные лидерские качества и официальную роль. Для него важны как интересы производства, так и проблемы людей.

Душа общества (Л+, Д-, ПСУ+) - ему важна гармония с окружающей средой. Стремление учесть все факторы и мнения, затягивает во времени принятие решений, из-за чего страдает дело. Однако высокая способность к управленческой деятельности помогает интуитивно принимать правильные решения.

Властелин (Л-, Д+, ПСУ+) - профессионал, работающий в рамках

специальности и обладающий высоким желанием властвовать и подчинять

всех и вся своей воле. Воспринимает человека только как функцию и

средство достижения эффективного результата.

Незаинтересованный (Л-, Д-, ПСУ+) - имеет природный лидерский потенциал, но не может или не хочет применить его на основном месте работы.

Ко второй группе управленческих типов отнесены руководители, занимающие командные должности поневоле, так как психологическая способность к управлению у них снижена.

Функционер (Л+, Д+, ПСУ-) - компетентный исполнитель своих

управленческих функций. Будучи человеком исполнительным, добросовестно их выполняет, невзирая на свои желания.

Популист (Л+, Д-, ПСУ-) - не имея особого желания брать на себя ответственность за других, стремится быть на виду. Вечный дилетант, не доводит ни одно дело до конца, что ведет к растрате ресурсов. К людям относится пренебрежительно, но использует в своих целях. Создает видимость заботливого патрона и прилежного подчиненного.

Специалист (Л-, Д+, ПСУ-) - живет только интересами дела, практически никогда не ошибается. Людей рассматривает как придаток производства, старается не вмешиваться в их заботы и проблемы, непонятные ему. Иногда его действия напоминают поступки «властелина», однако «властелин» реализует потребность подчинять собственной воле других, а специалист поступает жестко только в деловых интересах.

Случайный (Л-, Д-, ПСУ-) - это не руководитель. Работает

исключительно на себя. Отстраненностью от проблем коллектива и производства похож на «незаинтересованного», но при этом не существует мотивов, способных развернуть его лицом к этим проблемам.

В результате проведенного исследования было выявлено следующее соотношение перечисленных выше типов руководителей:

1) руководителей-лидеров на АО «Нижнекамскнефтехим» - 23,5% (причем их больше всего в должностных группах начальников отделов (49,1%), директоров заводов (45,2%), главных специалистов (33,3%), в группе заместителей начальников отделов «лидеры» делят первое место со «специалистами» (20 %);

2) в группе заместителей начальников цехов «лидеры» делят первое место с «незаинтересованными» (17,3%);

3) среди начальников цехов и начальников смен - на первом месте «незаинтересованные» руководители: 26 % полагают, что их роль только формальна и не заслуживает серьезного внимания, 74 % думают, что возникшие проблемы управления удастся разрешить с помощью налоговых льгот по затратам на повышение квалификации сотрудников, организации специальных государственных программ по подготовке управленческих кадров. Тем самым руководители перелагают бремя управленческой неэффективности на плечи государства, а внутриорганизационные просчеты на «некомпетентных» сотрудников.

Таким образом, в результате проведенных исследований, мы считаем возможным сформулировать следующий вывод:

- принципиальные изменения в экономической, политической, социальной жизни модернизирующейся России настоятельно требуют от руководителей различного ранга изучения современных методов и форм управления организациями, постановки вопросов, связанных с осмыслением роли и места индивида в функционирующих моделях управления, поведенческих ориентаций и ценностных предпочтений.

1. Парсонс Т. Понятие общества компоненты и их взаимоотношения // THESIS. 1993. Весна. Т. 1, вып 2. С. 109.

2. Красовский ЮД Управление поведением в фирме, эффекты и парадоксы (на материалах 120 российских компаний): практ. пособие. М.: ИНФРА-М, 1997. С. 219.

3. Андреева Г.М. Социальная психология. М.: Аспект Пресс, 1997. С. 222.

4. Blak R.R., Mouton J.S. The Managerial Grid. Guilf Publishing Company, 1978.

Р. 18.

5. Коно Т. Стратегия и структура японских предприятий. М., 1987.

УДК 316.334.4(470.621) ББК 60.561.4(2Рос.Ады) Х 28

А.А. Хацац,

аспирантка кафедры философии и социологии Адыгейского государственного

университета, тел.8 918 424 43 03

Социализация и идентификация женщин в исправительной колонии

(Рецензирована)

Аннотация: В статье рассматриваются процессы социализации

(ресоциализации) и идентификации женщин в исправительной колонии г. Майкопа. Автором, с помощью количественных и качественных методов выявлена специфика социализации женщин в закрытом учреждении: большинству из них присуща замкнутость в собственном мире, низкий уровень самооценки, самоценности, самоотношения, самопринятия, самоуверенности в процессе социализации личности, почти полное разрушение самидентификационных признаков женщины. Следствием этого являются специфические доминирующие идентификационные маркеры женщин и неустойчивость ценностно-мировоззренческих ориентаций.

Ключевые слова: Социализация, первичная и вторичная социализация,

идентификация, женская исправительная колония, закрытая система, духовность, самооценка, ценность, свобода.

A.A. Khatsats,

Post-graduate student of Philosophy and Sociology Department of Adyghe State

University, ph. 8 918 424 43 03

Socialization and identification of women in a reformatory

Abstract: In article socialization processes (ресоциализации) and identifications of women in a corrective colony of Maikop are considered. The author, by means of quantitative and qualitative methods reveals specificity of socialization of women in the closed establishment: isolation in own world, low level of a self-appraisal, self-value, the selfrelation, self-acceptance, self-confidence in the course of socialization of the person, almost final fracture самидентификационных signs of the woman is inherent in the majority of them. A consequence of it are specific dominating identification markers of women and instability of tsennostno-world outlook orientations.

Keywords: Socialization, primary and secondary socialization, identification, the female corrective colony, the closed system, spirituality, a self-appraisal, value, freedom.

Актуальность поставленной проблемы подтверждается ростом числа женщин, лишенных свободы, в современной России. По данным официальной статистики, в существующих на сегодняшний день в нашей стране 35 исправительных колониях содержатся свыше 30 тысяч женщин.

В Майкопской воспитательной колонии 101 женщина (на 01 ноября 2010 года). Возрастная характеристика заключенных женщин: от 18 до 19 лет - 2 чел., 20-25 - 28 чел., 26-30 - 11 чел., 31-35 - 19 чел., 36-55 - 32 чел., 56-60 - 4 чел., 61-65 - 2 чел., более

65 лет - 3 чел. Национальная характеристика: русских - 82, адыгеек - 8, цыганок - 5, 1 украинка, 1 узбечка, 1 азербайджанка, 1 черкешенка, 1 карачаевка, 1 абазинка. Из числа женщин, лишенных свободы, впервые осуждены 68 человек, вторично - 29 чел., третий раз и более - 4 чел. Характеристика женщин по образованию: с высшим образованием -16 чел., средним специальным - 58 чел., средним - 24 чел., начальным - 1 чел., не имеют образования - 2 чел.

Анализ личных дел показывает, что наибольшее количество преступлений совершено по трем видам: преступления против жизни и здоровья совершили 48 чел., против собственности - 28 чел., против здоровья населения и общественной нравственности - 24 чел.

Женщины в исправительной колонии в силу своего положения являются инклюзивной группой. Поэтому проблемы социализации и идентификации в закрытом учреждении имеют свою специфику.

С учетом происходящих социокультурных трансформаций в современной России процессы социализации и идентификации женщин в исправительных колониях, а также их социальной адаптации после освобождения требуют нового осмысления.

В данной статье использовались материалы социологического исследования, проведенного в женской исправительной колонии г. Майкопа. Применялись методы включенного наблюдения, интервьюирования осужденных (30 человек) и экспертного сообщества (18 человек), контент-анализ личных дел всех женщин в исправительной колонии.

Прежде всего, следует отметить причины количественного роста женщин, лишенных свободы. Это - безработица, экономическая нестабильность, трансформация социальной структуры общества. Как отмечают социологи, значимым фактором, оказывающим негативное влияние на рост женской преступности, является трансформация института семьи. Экспертное сообщество подтверждает эту точку зрения. Предлагаем некоторые мнения экспертов:

- «Появившиеся такие формы семейного проживания, как гостевая и гражданская семья, ослабляют внутрисемейные связи и ставят под угрозу стабильность института семьи» (депутат, 52 года).

- «Важный фактор увеличения числа заключенных женщин - довольно широкое распространение алкоголизма и наркомании» (женщина, 42 лет).

- «Женская преступность детерминирована отсутствием системы социальной поддержки населения нашей страны. Это издержки «перестройки» нашего общества. И самое главное, отметьте, пожалуйста, женщина в нашей стране не защищена» (женщина, член союза женщин Республики Адыгея, 67 лет).

Представляется, что вышеперечисленные факторы частично раскрывают причины женской преступности. К сожалению, этот комплекс причин значительно шире и содержательнее, он оказывает негативное влияние на женщин, жестоко «ломая» их судьбы.

Анализ концептуальных основ изучения социализации женщин в закрытых системах позволяет утверждать, что процесс социализации, как отмечают многие социологи, продолжается в течение всей жизни человека [1]. Мы разделяем эту точку зрения.

В социологической энциклопедии социализация определяется как «процесс становления и развития личности, состоящий в освоении индивидом в течение всей его

жизни социальных норм, культурных ценностей и образцов поведения, позволяющий индивиду функционировать в данном обществе» [2].

В силу того, что социализация является непрерывным процессом, П.Бергер и Т. Лукман различают два типа социализации: первичную социализацию, которой индивид подвергается в детском возрасте, становясь членом общества, и вторичную, означающую любой последующий процесс, с помощью которого уже социализированный индивид интегрируется в новые секторы общества [3].

Исследования зарубежных и отечественных ученых показывают, что условия социализации женщин, находящихся в исправительных колониях и испытывающих депривацию, обуславливают искажение процесса формирования личности. Наше исследование показывает, что среди последствий депривации заметны эмоциональная нестабильность, нарушение коммуникативных навыков, развитие комплекса личностных проблем, усвоение социальных установок с ограничением и т.д.

Более того, в условиях закрытого учреждения у женщин формируется внутреннее обособление (закрытость), противопоставление себя другим людям, обществу, вырабатывается «стратегия избегания контактов с окружающими людьми» и т.п.

Эти положения нашли подтверждение в ходе включенного наблюдения и интервью. В колонии женщины проходят второй этап - период «вторичной социализации» или ресоциализации, под которым понимается своеобразная перестройка личности уже в период ее социальной зрелости. Именно здесь, в процессе прохождения двух фаз социализации проявляется ее специфика. На фазе социальной адаптации они начинают приспосабливаться к условиям закрытой системы, ролевым функциям, определенным нормам, внутреннему распорядку, условиям жизнедеятельности. На второй фазе - интериоризации - происходит процесс включения сложившихся норм и ценностей во внутренний мир женщин. Можно сказать, что изменение внутреннего мира человека влечет за собой изменение самого человека. Это другой человек с определенным взглядом на мир и на себя, на окружающих и общество.

Считаем важным отметить две особенности. Во-первых, социализация женщин в исправительной колонии не всегда бывает успешной и почти всегда обнаруживает несоответствие процесса социализации сложившейся в обществе на конкретном историческом этапе социализационной норме. «Отклоняющаяся социализация проявляется в различных формах отклоняющегося поведения, а также обнаруживается как несоответствие личностного развития индивида эталонам, установленным в обществе» [4]. Во-вторых, специфика социализации зависит от социального возраста. Сложность социализации женщины в молодом возрасте состоит в том, что новые адаптационные процессы накладываются на прежние, пройденные в первичной социализации.

В процессе интервью с женщинами внимание было акцентировано на деятельность, общение и самосознание, поскольку, по мнению многих социологов, они являются основными сферами, в которых осуществляется социализация.

- «Я росла без родителей и присмотра. Я убила человека в состоянии алкогольного опьянения. Не знаю, как сложится жизнь. Очень хочу на волю» (из интервью женщины, 19 лет).

- «Я очень жалею о том, что совершила преступление. Мне тяжело здесь, потому что здесь многие женщины курят, матерятся, теряют что-то женское. Мне очень

стыдно. Колония не может исправить человека. Но она заставляет переосмыслить жизнь» (из интервью женщины, 38 лет).

- «У меня изменились жизненные принципы...Я испытываю чувство вины перед мамой и сыном. Хочу себя реабилитировать перед сыном. Считаю главной ценностью человека любовь в любой ее форме» (из интервью женщины, 48 лет)

- «Конечно, хочется выйти на свободу. Если будет работа, устроюсь, буду работать. Не знаю, как сложится жизнь. Никто не может сказать, что нас ожидает в будущем» (из интервью женщины, 25 лет).

- «Кому мы нужны?..» (из интервью женщины, 35 лет, вторично осуждена).

Представляется важным отметить тот факт, что многие женщины очень хотели пообщаться с нами («излить душу), рассказать о себе. Но это касалось женщин, которые первый раз попали в колонию. Закрытость присуща женщинам, вторично отбывающим срок.

Специфика социализации в закрытой системе может быть охарактеризована как кризисная, сложная, противоречивая. Важной проблемой социализации женщин становится либо отсутствие согласованности между первоначальными социальными адаптациями и нынешним периодом адаптации, либо наличие противоречия между ними, «ломающее» внутренний мир женщины. Личность становится беднее, индивидуальность теряется.

Социализация женщин в исправительной колонии затруднена по ряду причин. Сам факт социализации в закрытой системе, при котором женщина находится в ситуации исключения из жизни общества, негативно сказывается на ней, а в дальнейшем затрудняет ее интеграцию в общественную жизнь.

Социализация связана с идентификацией. В современной социологии не сложилась общепринятая теория идентичности. Считают, что идентичность наилучшим образом определена Эриком Х. Эриксоном. Он выделил понятие психосоциальной идентичности как продукта взаимодействия между обществом и личностью; психосоциальная идентичность характерна только для зрелой личности; выделил факторы, на которых основана идентичность. Первый - это ощущение тождества и непрерывности своего существования во времени и пространстве. Второй - признание тождества и непрерывности с окружающими, «значимыми Другими». «Возникающее «чувство внутренней идентичности» обнаруживает связь между ощущением себя в прошлом, настоящем и будущем, а также между собственным представлением о себе и тем, как меня видят Другие» [5].

Э. Эриксон рассматривает идентичность как сложное образование, имеющее многоуровневую структуру; выделил идентичность индивида и идентичность групп. Групповая идентичность рассматривалась как включенность личности в различные общности; она подкреплена субъективным ощущением внутреннего единства со своим социальным окружением, включает в себя сумму общепринятых норм и образцов.

В социологии проблема идентичности рассматривается во взаимосвязи с социально-культурными причинно-следственными факторами, т.е. в контексте социума. Это важно отметить, поскольку социум создает условия индивиду (или условия создаются самим индивидом) для самоидентификации. Особенностью социологического подхода к проблеме идентичности является то, что социологи «склонны конструктивистки рассматривать идентичность как артефакт взаимодействия между индивидом и обществом» [6].

Индивидуальная идентичность существует в процессе взаимосвязи и взаимодействия с другими людьми и социальным миром. В этом сложном социальном

переплетении социальных связей, изменяющихся под влиянием внешних факторов и субъективных причин, личность определяет себя, т.е. происходит самоидентификация личности. Но следует заметить, что этот процесс открыт, человек может изменить свою идентичность в процессе своей жизнедеятельности. Прав З.Бауман, утверждающий, что вместо разговора об идентичностях, унаследованных или обретенных, более уместным и соответствующим реальностям глобализирующегося мира выглядело бы исследование идентификации, никогда не заканчивающейся, всегда незавершенной, неоконченной, открытой в будущее деятельности, в которую все мы по необходимости либо сознательно вовлечены» [7].

И в этом сложном открытом процессе интерес представляет рассмотрение места свободы. Понятие «свобода» определяется неоднозначно. Традиционно понимаемое этимологическое значение — это «отсутствие каких-нибудь ограничений, стеснений в чем-нибудь». Нас интересует и второе значение рассматриваемого понятия — «состояние того, кто не находится в заключении, в неволе» [8]. Свобода является одной из основополагающих для европейской культуры идей, отражающая такое отношение субъекта к своим актам, при котором он является их определяющей причиной и они, стало быть, непосредственно не обусловлены природными, социальными, межличностно-коммуникативными, индивидуально-внутренними или индивидуальнородовыми факторами [9].

Некоторые утверждают о наличии абсолютной свободы, говоря о которой на ум приходит одна французская легенда. Судили человека, который, размахивая руками, нечаянно разбил нос другому человеку. Обвиняемый оправдывался тем, что его никто не может лишить свободы размахивать своими собственными руками. Судебное решение по этому поводу гласило: обвиняемый виновен, так как свобода размахивать руками одного человека кончается там, где начинается нос другого человека. Легенда свидетельствует о том, что нет и не может быть абсолютной свободы. Свобода всегда относительна.

Обратившись к индивиду, заметим, что его самоидентификация происходит в определенной социокультурной среде. Социокультурный опыт народа, страны и времени определяют нормы, культурные стандарты, традиции, оказывающие влияние на самоидентификацию.

Социокультурная основа Северо-Кавказского региона связана с выявлением и оценкой значимости этнокультурных традиций и норм в сознании и поведении индивида. Безусловно, степень определения самоидентификации зависит от степени соблюдения этнокультурных стандартов. В этом процессе важна взаимосвязь свободы и права определения своей идентичности индивидом. Ведь формально свобода человека обнаруживается в свободе выбора. Ощущение чувства свободы очень важно для самочувствия человека, поскольку «свобода есть определение человека не извне, а изнутри, из духа. Духовное начало в человеке есть истинная свобода.» [10]. Между тем в традиционном социуме свобода не выступает высшей ценностью в самоидентификации человека, она подчинена доминирующим социокультурным ценностям.

Обратимся к женской идентичности, поскольку нас интересует место и роль свободы в самосознании женщины, в формировании образа «Я», определяющего ее поведение, ее мысли и чувства, а также жизненные ценности.

Как понимать женскую идентичность? Специалисты понимают под женской идентичностью категоризацию себя как представительницы женской социальной группы и воспроизведение гендерно обусловленных ролей, диспозиций, самопрезентаций. Признание и использование категоризации себя по признаку пола зависит не столько от индивидуального выбора, сколько биологически обусловлено и

социально принудительно. Конструирование женской идентичности связывают с «женским опытом», который создается благодаря особенностям социализации девочек с младенческого возраста, так как родители создают гендерно-нормированный образ новорожденного ребенка (бантики, длинные волосы, нарядные платья и т.п.), а также поощряют гендернонормированное поведение (нерешительность, эмпатийность, пассивность и т.п.). В дальнейшем «быть девочкой» «помогают» институты социализации, важнейшими агентами которых являются ровесники, а также СМИ, наиболее жестко отстаивающие гендерные ролевые стереотипы [11]. Женская идентичность имеет свою историю, свои особенности в том или ином социуме.

На этапе взрослой жизни конструируется четкая модель самоидентификации женщин и мужчин. Отметим, что в рамках этой модели женщина пытается следовать своему предназначению: создает настроение домашнего очага, тонкая кропотливая работа женщины формирует «дух» ребенка, закладывает основу этнонационального воспитания. От прочности этого фундамента зависит духовное здоровье надстройки, то есть личности. Именно духовность, заложенная в детстве, определяет понимание ценности человеческой жизни, ценностно-мировоззренческие ориентации, формирующие мышление.

В связи с этим мы выходим на важный аспект - это духовность и социокультурная деятельность самой женщины-матери; необходимость выявления интенций этнокультурных и общечеловеческих ценностей - идей толерантности, добра и т.д., которые должны действительно быть приняты в детском возрасте и укоренены в процессе социализации. Предназначение женщины - реализация этих ценностей через воспитание. Между тем, женщина, находящаяся в заключении, лишена такой деятельности.

Таким образом, предварительные результаты проведенного социологического исследования показали, что:

— закрытость присуща большинству опрошенных женщин, осужденных вторично;

— такие аспекты женской идентичности, как самоотношение, самооценка и гармоничность личности, разрушены у опрошенных женщин;

— представления о будущем и о той жизни, которая их ожидает, смутны;

— самоценность, самопринятие и самоуверенность в социализации и самоидентификации респондентов находятся на низком уровне;

— сложный внутренний мир женщин в условиях лишения свободы не позволяет удовлетворить потребность в осмысленном существовании, определение своего «Я» для них приобретает другой смысл и другое понимание.

Неустойчивость внутренней ценностно-нормативной системы женщин, слабовольность, ограниченный социальный опыт, неосмысленное существование, иждивенческие установки являются предпосылкой для вовлечения женщин после освобождения в криминальную среду в качестве исполнителей преступлений. По этой причине многие из них оказываются неоднократно в исправительной колонии. Поэтому в дальнейшем важен процесс адаптации женщин после их освобождения из колонии, процесс вторичного включения в общественную жизнь, когда новые компоненты социализации накладываются на уже пройденные в первичной социализации.

Примечания:

1. См.: Осипов Г.В., Москвичев Л.Н., Кабыща А.В. Социология. Основы общей теории. М., 1998. С. 171.

2. Ковалева А.И. Социализация // Социологическая энциклопедия: в 2 т. Т. 2 / рук. науч. проекта Г.Ю. Семигин; гл. ред. В.Н. Иванов. М.: Мысль, 2003. С. 445.

3. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. С. 212-213.

4. Ковалева А.И. Указ. соч. С. 447.

5. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис: пер. с англ. / общ. ред. и предисл. А.В. Толстых. 2-е изд. М.: Прогресс, 2006. С. 59, 175.

6. Рочева Я.С. Основные социологические теории идентичности // Проблемы теоретической социологии: межвуз. сб. / отв. ред. А.О. Бороноев. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. Вып. 6. С. 426-434.

7. Бауман З. Индивидуализированное общество: пер.с англ. / под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Логос, 2002. С. 192.

8. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. 18-е изд., стереотип. М.: Рус. яз., 1986. С. 611.

9. Апресян Р.Г. Свобода // Новая философская энциклопедия: в 4 т. Т. III / предсл. В.С. Степина. М.: Мысль, 2001. С. 501.

10. Бердяев Н.А. Дух и свобода // О человеке, его свободе и духовности: избр. тр. / ред.-сост. Л.И. Новикова, И.Н. Сиземская. М.: Моск. психол.-соц. ин-т: Флинта, 1999. С. 78.

11. Г рошев И.В. Г ендерные корреляты непосредственного поведения процесса общения // Журнал прикладной психологии. М., 2000. №5. С.33-39.

УДК 316.77 ББК 60.524.224 С 13

С.В. Савина,

соискатель кафедры философии и социологии АГУ, преподаватель филиала

АГУ в г. Белореченске, тел. 89183635355.

Роль средств массовой коммуникации в процессе усвоения молодежью социокультурных ценностей

(Рецензирована)

Аннотация: В статье рассматриваются связь средств массовой коммуникации с ценностными ориентирами современной молодежи. Обозначается специфика СМК, определяются их функции и функциональное своеобразие, выделяются специфические черты. Также большое внимание уделяется инновативному потенциалу средств массовой коммуникации в условиях модернизации общества и трансформации общественных социокультурных институтов.

Ключевые слова: средства массовой коммуникации (СМК), функции СМК, виды коммуникации, ценностный аспект массовых коммуникаций, параметры коммуникации.

S.V. Savina,

Competitor for Candidate degree of Philosophy and Sociology Department of Adyghe

State University, Lecturer of AGU branch in Belorechensk, ph. 89183635355.

Role of mass media in the course of mastering by youth of sociocultural values

Abstract: The paper examines the relation of mass media communications to valuable orientations of modern youth. Specificity of mass media communications is designated, their functions and a functional originality are defined and specific features are distinguished. Also the great attention is given to the innovative potential of mass media in the conditions of modernization of a society and transformation of public sociocultural institutes.

Keywords: mass media communications, mass media functions, kinds of communications, valuable aspect of mass communications, communication parameters.

Ценностная проблематика продолжает быть актуальной, несмотря на свою долгую историю, поскольку всё еще существует множество вопросов, связанных с природой, спецификой ценностей и их ролью в жизни молодого человека.

Одним из многих аспектов исследования этой проблематики является связь между процессами усвоения ценностей и оптимальным функционированием средств массовой коммуникации.

Следует заметить, что на сегодняшний день в мире появляется огромное число инноваций во всех сферах жизни социума, в том числе и культурной. Современные технические средства коммуникации, например, интернет и мобильные телефоны, позволяют ускорить диффузию - процесс распространения инноваций. Поскольку молодежь, в частности студенты, являются активными пользователями современных средств коммуникаций, процесс диффузии в молодежной среде усиливается.

Одной из актуальных сфер жизни молодежи является ее досуг: каждый день появляются различные способы проведения свободного времени, образуются все новые и новые молодежные субкультуры и т.д. Для сегодняшнего относительно стабильного российского общества характерны «гуманитарные» молодежные субкультуры, представляющие собой форму проведения досуга. Примером подобных субкультур могут служить стрейт-рейджеры, мобберы, экстремалы и т.д.

Процессы диффузии инноваций в различных сферах жизни общества имеют свои специфические черты и особенности. В данном исследовании, учитывая специфику объекта, инновация понимается как выработка новых форм деятельности. Инновация в студенческой среде может транслироваться как через каналы межличностной коммуникации, так и через средства массовой коммуникации (интернет, телевидение и т.д.).

Многочисленные определения термина «культура», существующие в науке, позволяют отметить основное. Культура — это сущностная характеристика человека, связанная с человеческой способностью целенаправленного преобразования окружающего мира, в ходе которого создается искусственный мир вещей, символов, а также связей и отношений между людьми. Все, что сделано человеком или имеет к нему отношение, является частью культуры. Коммуникация и общение являются важнейшей частью человеческой жизни, а значит, и частью культуры. Подчеркивая их важность, многие исследователи приравнивают культуру к общению (коммуникации). Крупнейший американский специалист по межкультурной коммуникации Э. Холл утверждает, что культура — это коммуникация, а коммуникация — это культура. Исходя из такого толкования, многие западные ученые образно изображают культуру в виде айсберга, в основании которого лежат культурные ценности и нормы, а его вершиной является индивидуальное поведение человека, базирующееся на них и проявляющееся прежде всего в общении с другими людьми.

Развитие любого государства можно рассматривать как процесс взаимодействия с глобальным мировым пространством. В жизни человека процессы общения, коммуникации играют чрезвычайно важную роль. Поэтому неслучайно процесс коммуникации привлекает внимание специалистов в самых разных областях знания: философии, психологии, социологии, культурологии, лингвистики и др. Только через общение человек может соотносить свое поведение с действиями других людей, образуя вместе с ними единый общественный организм — социум. В процессах социального взаимодействия приобретают свою устойчивую форму нормы, ценности и институты той или иной культуры. Именно общение во всех своих формах (вербальное и невербальное), видах (формальное и неформальное), типах (межличностное, межгрупповое, межкультурное) наиболее полно раскрывает специфику человеческого общества.

В рамках исследуемой проблемы видится возможным проанализировать становление и современное состояние ведущих теоретических концепций, в рамках которых происходит осмысление социальной роли массовой коммуникации.

Исходным пунктом рассмотрения основных направлений изучения массовой коммуникации является представление о сложной природе данного явления. Разнообразием концептуальных подходов отличается и та отрасль знаний, в непосредственной сфере внимания которой находится анализ места и роли средств массовой коммуникации в среде молодёжи.

Социальная коммуникация давно и плодотворно изучается в рамках самых разных исследовательских парадигм. Это - символический интеракционизм (Дж.Г. Мид, Г. Блумер и др.), феноменология (Г.Гарфинкель, А. Шюц и др.), диалогизм (М.М. Бахтин, М. Бубер и др.), постмодернизм (Ж. Бодрийяр, Ж.-Ф. Лиотар и др.) и иные

известные школы и направления, в рамках которых были получены важные сведения о многих сторонах социальной коммуникации. В свое время К. Маркс и Ф. Энгельс широко использовали понятие "Verkehr" ("общение"), а к формам общения относили базисные структуры взаимодействий между людьми [1].

Сегодня социальный опыт и знания людей складываются из двух основных составляющих. Первая предполагает наличие непосредственных социальных контактов, вторая формируется за счет восприятия событий и явлений, опосредованных сообщениями средств массовой коммуникации.

Становление феномена массовой коммуникации, особенно массовой печати в

XIX веке, радио и телевидения в начале нынешнего столетия оказало и оказывает серьезнейшее влияние практически на все сферы жизни современного общества. Повышение роли средств массовой коммуникации в современном мире чаще всего связывают с тем, что они становятся одним из важнейших ресурсов власти. Массовая коммуникация является источником и средством распространения информации, необходимой для функционирования ключевых социальных институтов. Кроме того, массовая коммуникация представляет собой важнейший источник нормативных образцов, источник определений и средство формирования образов социальной реальности. Массовая коммуникация является также важнейшим посредником, фактором, способствующим приобретению известности, эффективной деятельности на общественном поприще.

Одной из центральных тем, связанной с новым направлением в развитии наук, являются речь, общение, язык. Как пишет P.M. Блакар, практически вне зависимости от того, какие именно проявления человеческой природы интересуют исследователя, рано или поздно он обнаружит, что исследует проблемы, связанные с «языком и коммуникацией». И это ничуть не удивительно, поскольку только через коммуникацию, и в основном языковую коммуникацию, мы можем заявить о себе и вступить в контакт с другими человеческими существами. Более того, именно через язык действительность постигается, осознается, а также «наследуется» от поколения к поколению. В значительной степени мы реально живем и действуем внутри «мира языка» [2].

Коммуникация представляет собой одну из форм деятельности людей, которая знакома каждому. Коммуникацией является и непосредственная беседа, и телевизионная программа, и передача сигналов со спутника на землю, и наш внешний облик, и публицистическая статья. Перечень этих проявлений очень широк. Поэтому не случайным оказывается разнообразие определений коммуникации как объекта изучения.

Массовая коммуникация - процесс распространения информации (знаний, духовных ценностей, моральных и правовых норм и т.п.) с помощью технических средств (пресса, радио, телевидение и др.) на численно большие, рассредоточенные аудитории.

Средства массовой коммуникации (СМК) - это специальные каналы и передатчики, благодаря которым происходит распространение информационных сообщений на большие территории.

Массовая коммуникация, прежде всего, характеризуется:

- наличием технических средств, обеспечивающих регулярность, и тиражированностью;

- социальной значимостью информации, способствующей повышению мотивированности массовой коммуникации;

- массовостью аудитории, которая вследствие ее рассредоточенности и анонимности требует тщательно продуманной ценностной ориентации;

- многоканальностью и возможностью выбора коммуникативных средств, обеспечивающих вариативность и вместе с тем нормативность массовой коммуникации.

Главным условием, определяющим массовую коммуникацию, является специфика аудитории и коммуникатора, а также параметров коммуникации (источника, канала, расстояния, обратной связи, характера регулирования и др.).

Вместе с тем, анализируя институт коммуникации, нельзя обойти стороной вопрос «обратной связи», а именно различные процессы, посредством которых коммуникатор получает информацию о том, в какой мере и с каким качеством предполагаемый адресат получил сообщение.

М. М. Назаров в рамках социологического рассмотрения массовой коммуникации, ставит вопрос, какое место массовая коммуникация занимает среди многообразных проявлений человеческой коммуникации, и поясняет это с помощью сравнения отдельных особенностей межличностного общения в традиционном обществе и массовой коммуникации в современном обществе в виде таблицы 1 [3].

Таблица 1.

Особенности различных видов коммуникации

Параметры коммуникации Межличностная коммуникация в традиционном обществе Массовая коммуникация в современном обществе

Источник Семья, соседи Институт

Канал «Лицом к лицу» Т ехнологический

Время передачи Непосредственное Непосредственное или с задержкой

Расстояние Минимальное, замкнутое Отдаленное

Приемник Семья, соседи Анонимная, разнородная аудитория

Обратная связь Прямая Не прямая или отложенная

Характер регулирования Личный, индивидуально идентифицируемый Бюрократический, фрагментарный

Таким образом, отличия массовой коммуникации от межличностного общения проявляются практически в связи со всеми составляющими коммуникационного процесса.

Видится возможным, проанализировав особенности различных видов коммуникации, представленных в таблице 1 предложить более подробную характеристику параметров коммуникации в таблице 2.

Таблица 2.

Сравнительно-правовой анализ межличностной коммуникации в традиционном обществе и массовой коммуникации в современном обществе

Параметры коммуникации

АҐ А

Массовая коммуникация в современном обществе Межличностная коммуникация в традиционном обществе

Опосредованность общения техническими средствами Не опосредованный контакт в общении

Общение больших социальных групп (институт) Общение в основном отдельных индивидов (семья, соседи)

Ярко выраженная социальная Как социальная, так и

ориентированность общения индивидуально-личностная ориентированность общения

Отсутствие непосредственной связи между коммуникатором и аудиторией в процессе общения Наличие непосредственной обратной связи между обращающимися в процессе коммуникативного акта

Повышенная требовательность к соблюдению принятых норм общения Более «свободное» отношение к соблюдению принятых норм общения

Фиксирование коммуникативных ролей в одном направлении Переменная смена направленности информации и коммуникативных ролей

«Публичный» характер и открытость «Индивидуальный» характер коммуникатора и его «приватная» индивидуальность

Множество реципиентов -массовая, стихийная, анонимная, разрозненная аудитория Реципиент - отдельный конкретный человек

Массовость, публичность, социальная актуальность и периодичность сообщений Единичность, приватность, универсальность, социальная и индивидуальная актуальность, необязательная периодичность

Преобладание двухступенчатого характера восприятия сообщения Преобладание непосредственного восприятия сообщения

Анализ массовой коммуникации традиционного и современного общества, который проводится в исследовании, предполагает, в первую очередь, социологический ракурс рассмотрения. В фокусе нашего внимания находятся, прежде всего, проявления коммуникационных процессов на макросоциальном уровне. При этом ведущая роль принадлежит культурному аспекту последних.

Итак, любая культура подразумевает существование определенного информационного пространства, характеризующегося своими технологическими орудиями и социальными параметрами. В этом отношении, массовая коммуникация в современном обществе может рассматриваться в качестве новейшей и быстро распространяющейся информационной среды современной культуры.

Историческая тенденция развития массовой коммуникации состоит, прежде всего, в том, что постоянно множатся каналы распространения информации (с XVII-XVIII вв. - в основном, технические). При этом каждое новое СМИ не отменяет прошлые средства коммуникации и информации, а занимает свою нишу в определенном историческом пространстве-времени и изменяет характер и конфигурацию информационно-коммуникационной среды.

Целесообразно остановиться более детально на рассматриваемом аспекте развития массовой коммуникации в традиционном и современном обществе и определить роль семьи в повседневной жизни россиян, а также ряд особенностей процесса трансформации семьи и репродуктивного поведения российской молодежи.

Так, происходящие в России процессы изменения повседневной жизни россиян в ходе трансформации российского общества затрагивают процессы, сопряженные с трансформацией института семьи и определяющие так называемую демографическую модернизацию [4], для которой характерно, что "все помыслы человека сосредоточены на самореализации, свободе выбора, личном развитии и индивидуальном стиле жизни, эмансипации, и это находит отражение в формировании семьи, установках в отношении регулирования рождений и мотивах родительства" [5]. Будучи связанным с нуклеаризацией семьи, увеличением возраста вступления в брак и отсрочкой в

рождении детей, модификацией форм брака и родительства, этот процесс актуален для большинства стран мира. Для обозначения этих изменений и описания состояния института семьи используются разнообразные термины: кризис, эволюция,

модернизация, трансформация [9].

С нашей точки зрения, более обоснованно говорить не столько о кризисе семьи, сколько либо о кризисе института брака, что более узко, либо о трансформации семьи при отсутствии нормативных ее моделей. Ведь, как показывают исследования и в России и за рубежом, несмотря на модификацию ценностных установок, в частности рост ценности индивидуализма, значимости карьеры и самореализации, семья не перестает быть не просто важной, но очень важной ценностью.

Семейная ситуация способна определять поведение индивида во всех остальных сферах - способствовать или препятствовать трудовой активности, стимулировать тот или иной тип потребления, определять психологическое самочувствие человека и тем самым влиять на состояние его здоровья.

Таким образом, массовая коммуникация выполняет роль регулятора динамических процессов социальной психики; роль интегратора массовых настроений; канала циркуляции психоформирующей информации. Благодаря этому средства массовой коммуникации являются мощным средством воздействия и на личность, и на социальную группу.

Примечания:

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. 2-е изд. М., 1970. С. 29, 35, 64.

2. Блакар P.M. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. С. 55-64.

3. Назаров М.М. Массовая коммуникация в современном мире: методология анализа и практика исследований. М., 2000. С. 48, 57.

4. Демографическая модернизация в России 1900-2000 / под ред. А.Г. Вишневского. М.: Новое изд-во, 2006. С. 15.

5. Захаров С. Перспективы рождаемости в России: второй демографический переход // Отечественные записки. 2005. № 3. С. 130.

ПОЛИТОЛОГИЯ

УДК 930.9 ББК 63.3 (0)-68 М 20 Е.М. Малышева,

доктор исторических наук, профессор, академик РАЕН, АГУ, кафедра Отечественной истории, раб. тел. (8 8 77 2) 593 705, T-mail: [email protected],

emalysheva09@inbox. ru

Война как одна из глобальных проблем в современных геополитических условиях.

(Рецензирована)

Аннотация:В статье рассматривается трансформация войны как социального явления в современных геополитических условиях, радикальные изменения природы и сущности войны. Даётся краткий экскурс в историю возникновения полемологии — важного современного направления научных исследований о военном конфликте. Среди анализируемых проблем - внутренние противоречия, имманентно присущие человеческому сообществу как непреложное условие его развития - сотрудничество и противоборство. Подчёркивается, что одним из важнейших критериев дефиниции глобальных проблем современной цивилизации выступает геопространственный фактор, стратегическая необходимость выработки практических шагов по преодолению войны.

Ключевые слова: Глобализация, теория, политика, противоречия, конкуренция, поляризация, война, терроризм, ресурсы, консолидация, консциентальная, позитивистская, полемология, международное сотрудничество, конкуренция, конфликты, ресурсы, равновесие, локальный, угроза, предотвращение.

E.M. Malysheva,

Doctor of History, Professor, the Academician of the Russian Academy of Natural

Sciences, National History Department of the Adyghe State University, ph.: (8 8772)

593 705, E-mail: [email protected], [email protected]

War as one of the global problems in the modern geopolitical conditions

Abstract: The paper examines the war transformation as a social phenomenon in modern geopolitical conditions, radical changes of the nature and essence of the war. A short excursus is given to history of the origin of polemology which is an important modern direction of scientific researches on the military conflict. Among analyzed problems are the internal contradictions inherent immanently in human community as an immutable condition of its development, namely cooperation and an antagonism. The author underlines that the geospatial factor, strategic necessity of development of practical steps on war overcoming, acts as one of the major criteria for defining global problems of a modern civilization.

Keywords: Globalization, the theory, a policy, contradictions, a competition, polarization, war, terrorism, resources, consolidation, consciousness, positivistic, polemology, the international cooperation, a competition, conflicts, resources, balance, local, threat, prevention.

Глобальные, или общечеловеческие проблемы, являясь результатом противоречий общественного развития, возникли не внезапно. Марксистские ученые в качестве основной причины появления глобальных проблем обычно называют частнособственнические общественные отношения, которые, то их мнению, приводят к социально-экономической, политической, идеологической поляризации внутри общества и между государствами, в результате чего и возникают военные конфликты между странами. Проблемы войн, межгосударственных военных конфликтов, межэтнических столкновений с применением оружия, были актуальны во все времена.

Война является социальным феноменом. Теория войны включает рациональные положения из различных теорий, что позволяет раскрывать и обосновывать различные ее стороны и элементы. Она содержит совокупность абстрагированной от идеологических установок важнейших общетеоретических, философских, военнополитических, экономических, военно-стратегических положений о сущности, происхождении и содержании войны как главной составной части вооруженной борьбы, средствах, формах и способах их ведения. Ее возникновение, развитие обусловливаются содержанием и характером политических процессов, политических противоречий, проявляющих себя в обществе с развитием неравенства, разделением его на классы, с появлением и развитием этнонациональных и расовых общностей людей. [1]

Между политикой и войной наличествует устойчивая причинно-следственная связь. В классической теории войн признается, что главными источниками современных войн являются антагонистические противоречия между государствами и народами, разрешаемые силовыми (насильственными) мерами, средствами и способами. Эта теория исходит из того, что война представляет собой сложное общественное явление, продолжение политики насильственными средствами, открытое, наиболее острое вооруженное столкновение государств и социальнообщественных сил. Ее корни лежат в основе других объективных элементов развития общественных отношений, в основе обобщенного исторического опыта. В концентрированном виде сущность войны, как философской категории, определил известный военный теоретик и историк К.Клаузевиц: война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами. Однако ни Клаузевиц, ни его последователи не дали ясной философской оценки изначальной сущности войн, сводя свой анализ в основном к описанию войны как социально-политического явления.

Война как общественное явление есть средство разрешения противоречий между государствами, классами, народами, племенами, которые складываются вокруг ресурсов, контролируемых сторонами. Такое понимание войны принципиально отличается от взглядов классиков марксизма, которые вслед за К.Клаузевицем определяют войну как продолжение политики иными средствами. Отличие состоит в том, что конфликты и целевые установки не обязательно имеют политическую природу, и они старше классов и государств. Высказывание К.Клаузевица, по мнению Потехина В.К., «не есть определение войны, а лишь указывает на возможный, наиболее вероятный путь ее начинания».[2] Автором предлагается универсальное определение войны как способа разрешения общественных противоречий путем уничтожения, геноцида или дезориентации противника с целью захвата или перераспределения его ресурсов. Действительно, такая цель, как перераспределение ресурсов была доминирующей, начиная с доклассового общества. В доисторическом обществе войны шли за места укрытия племен, за водные и пастбищные ресурсы. В Древнем мире ассирийцы, египтяне, римляне, греки добывали в войнах пополнение таких людских

ресурсов, как рабы. Целью был также захват материальных ценностей, оружия, золота, драгоценных металлов. Средневековые войны преследовали перераспределение территориальных ресурсов, а более поздние - сырьевых ресурсов и рынков сбыта. Исторические периоды, когда войны велись во имя политических, религиозных или идеологических целей, подтверждают эти целевые установки в конечном итоге.

Политические, религиозные и идеологические доктрины в эти периоды представляли экономически-экспансионистские устремления воюющих сторон и, кроме того, сами могли рассматриваться как ресурсы противника. Об этом свидетельствуют примеры покорения Америки, или крестовых походов в Иерусалим за «освобождение гроба господнего». Окончание войны фиксируется в договорах и соглашениях воюющих сторон, являющихся историческими и хронологическими «границами» войн. Заключение в современных условиях различных международных соглашений по уничтожению, например, бактериологического и химического оружия, по ограничению ядерных арсеналов порождают в общественном сознании надежду, что человечество способно свести вооруженное насилие до минимума или вообще отказаться от войн, как формы разрешения конфликтов. Две тысячи лет тому назад были произнесены слова «перекуём мечи на орала». Но все две тысячи лет происходило всё наоборот: орала перековывались на мечи, а философы продолжали предлагать множество проектов «вечного мира» [3]. И, как свидетельствуют исторически реалии, политикам зачастую мир был нужен лишь для подготовки к следующему жестокому военному столкновению.

Война как общественно-политическое явление в современных геополитических условиях радикально изменила свою природу и сущность. Вооруженное насилие сегодня перестало являться главным признаком войны. ХХ век стал апофеозом войн, две из которых приобрели мировой характер. Никогда раньше в истории человечества в войнах не участвовало столько государств и не погибало такое количество людей, не было столько разрушений и жертв. Но именно в ХХ столетии возникают силы, и разрабатываются средства, способные предотвратить возможность возникновения новой мировой войны. Вместе с тем, такое сложное социальное явление как война в современной мировой цивилизации трансформируется и приобретает иные, нежели традиционно сложившееся формы. Социально-политическое измерение войны отступает на второй план, и на передовые позиции выдвигаются военно-технические и информационно-психологические установки. Во второй половине ХХ столетии впервые в истории цивилизации был достигнут такой уровень развития средств уничтожения, развития военной техники, накоплены такие огромные форматы, объёмы и запасы оружия глобальной разрушительной силы, которые ставят человечество на грань самоуничтожения. Появление новых форм соперничества и жёсткой конкуренции между государствами принимает формы противоборства.

В современных условиях наблюдается изменение самой природы войны: при осуществлении экспансии не происходит оккупации территории другой страны, не противостоят друг другу вражеские армии. Для раскрытия трансформированной сущности войны в современной цивилизации ряд авторов апеллирует к понятию консциентальной - т.е. цивилизационной, психологической, информационной войны. Под консциентальной войной автор понимает войну психологическую по форме, цивилизационную по содержанию и информационную по средствам, в которой объектом разрушения и преобразования являются ценностные установки народонаселения противника.

Объектом разрушения в такого рода войне является разрушение цивилизационных основ народа противника. Попытка создать «теорию абсолютной войны» и раскрыть ее истинную природу предпринимается с давних пор. Однако

только в ХК веке появляется главный фундаментальный труд Карла фон Клаузевица

[4]. «О войне». Его книга принесла автору заслуженную славу философа войны. В этом исследовании Клаузевиц вскрывает диалектику войны, выявляет основные законы и принципы реализации ее процессов. Клаузевиц был не только боевым генералом, но и блестящим теоретиком, историком военного искусства. В широкий научный оборот вводится его ставшая классической «формула войны». Клаузевиц впервые определяет войну как инструмент политики, как особую форму проявления общественных отношений. «...Война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами», — пишет он в Предисловии к своему труду, не раз впоследствии возвращаясь к этому определению. В него Клаузевиц закладывает принципиально важные понятия (война, продолжение политики), признанную впоследствии вершиной военной теоретической мысли. Хорошо знакомый с трудами Канта, Монтескье и Макиавелли, прослушавший специальный курс лекций по философии кантианца Кизеветтера, Клаузевиц работал над своим основным трудом в период, когда над просвещенными умами Германии безраздельно властвовал Гегель. Благодаря этому, Клаузевицу удалось не только успешно применить в исследовании феномена войны диалектический метод познания, но и создать философию войны, обосновывающую наиболее общие принципы его развития. Им даётся и другое определение войны, которое обозначено в заголовке одного из параграфов его книги. «Война, - пишет Клаузевиц, - есть акт человеческого общения, она относится к области общественной жизни. Война есть столкновение значительных интересов, которое разрешается кровопролитием, — и только этим она отличается от других общественных конфликтов».

На это указывал У.Черчилль в своей знаменитой книге «Мировой кризис» задолго до начала Второй мировой и «холодной» войн: «История показывает, что война

— удел человеческой расы. За исключением только кратких и случайных перерывов на Земле никогда не было мира» [5]. Тем не менее, Клаузевиц не считал применение вооруженной силы обязательными признаками войны. Справедливо полагая, что «раз война есть часть политики, то, следовательно, она будет принимать и ее свойства», Клаузевиц допускал, что «придется волей-неволей дойти и до таких войн, которые заключаются только в угрозе противнику», ведение которых предполагает использование только политических и других невоенных средств. Их применение не должно нести угрозы безопасности и наносить ущерб другим участникам политического процесса. Исключением из правил могут стать такие социальные явления, как организованная преступность, международный терроризм, контрабанда оружия, торговля наркотиками. Тем не менее, далеко не все политические цели могут быть достигнуты невоенными средствами: тогда для их достижения возникает необходимость продолжить политику «иными средствами». Другое, не менее известное положение Клаузевица: «Война - это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю». Без кровопролития в результате одна из сторон терпит поражение, а другая достигает политической цели, т.е. навязывает свою волю. Активное применение «жестких» невоенных средств в сочетании с усилением информационного давления составляет особенность протекания начальной фазы войны в современных условиях.

Возникает принудительная трансформация состояния социума, проявляются признаки этой фазы войны, но войны не как политической реальности, а как категории военной философии. Такое состояние политического процесса Л.Троцкий характеризовал как состояние «ни мира, ни войны». Выход из него завершается к моменту либо восстановления «пакета мирных принципов», либо реального применения военных средств. Очевидно, что война имманентна политике, внутренне

присуща ей. Война, генерируемая политикой, становится не только продолжением политики, но и ее движущей силой, фактором, преобразующим сам политический процесс, ускоряющим динамику его развития при помощи иных средств.

Значительный вклад в разработку глобальной проблемы войны вносит полемология — важное современное направление научных исследований о военном конфликте. У истоков этого научного направления стоял известный французский ученый Г. Бутуль. Большой вклад в развитие полемологии внесли современные ученые Р. Каррер, Ж. Френд и др. Современные школы полемологии считают войну социальной болезнью, требующей излечения. Они подчеркивают, что военный конфликт — это результат действия множества факторов, которые необходимо рассматривать с использованием междисциплинарных методов изучения. По мнению теоретиков полемологии, война выполняет функцию поддержания социального равновесия во взаимоотношениях стран. Исходя из этого, они считают, что не может быть и речи о ликвидации войны, пока не будет найдена замена функции, выполняемой войной. Поиск вариантов разрешения военных конфликтов, вооруженного насилия теоретиками полемологии ориентирован на социальные и, главным образом, политические средства. Примером невоенных способов достижения геополитических целей и амбиций стала «холодная война», определившая во второй половине ХХ в. основное содержание мирового политического процесса. В результате этой войны произошло глобальное изменение геополитической ситуации: СССР потерпел жестокое поражение, была ликвидирована ОВД, СЭВ, исчезла с исторической арены мировая социалистическая система. Страны Балтии, Украина, Молдавия, Грузия, Азербайджан, Казахстан и республики Средней Азии оказались в зонах тотального влияния США и стран НАТО. Известный русский писатель А.Зиновьев, наблюдавший это явление, находясь в эмиграции, справедливо заметил: «Холодная война была настоящая война. Первая в истории человечества война нового типа». Один из самых влиятельных идеологов холодной войны Збигнев Бжезинский в своей книге «Вне контроля. Глобальный беспорядок накануне XXI века» (1993), обосновал ее неизбежность, и даже необходимость, подчеркнув главную политическую цель «холодной войны» — установление «глобального лидерства» США. «Холодная война» стала уникальным историческим явлением. Ее уникальность заключалась в невиданном ранее противоборстве двух гигантских социально-политических систем, осуществлявшемся на фоне интенсивного развития научно-технической революции.

Особую роль в исходе этого противоборства сыграло беспрецедентное по уровню и масштабу применение традиционных и нетрадиционных средств, получивших невиданное до настоящего времени развитие во второй половине ХХ века. Полемологическая мысль все больше внимания уделяет проблемам влияния различных форм общественного сознания на возникновение и преодоление различных военных конфликтов в современном мире, ставит и решает задачу выработки практических шагов по преодолению войны.

Разработана теория войны, представляющая совокупность обобщенных представлений, идей и толкований её истоков, объяснений причинно-следственного характера их возникновения, дающих целостное представление о закономерностях и существенных связях в развитии процессов, порождающих войны, определяющих их ход и завершение. В различные исторические периоды возникли и сегодня существуют различные теории войн, такие, как классическая, классовая, плюралистическая, позитивистская (прагматическая), биологическая, религиозная, техникоиндустриальная. Каждая из этих теорий формируется, исходя из соответствующих мировоззренческих взглядов, господствующей военной идеологии, военной политики и служит их целям.

И в условиях современной цивилизации, войны и военные конфликты, как об этом свидетельствует новейшая история международных отношений, всё ещё являются практически перманентными спутниками человечества. В результате войн происходит более или менее значительное перераспределение зон влияния и ресурсов, и порой кардинально меняется геополитическое положение противоборствующих сторон. Между тем само общество, как правило, развивается неравномерно и асимметрично вследствие внутренних и внешних противоречий. Внутренние противоречия, заложенные в социуме изначально как непреложное условие его развития, предполагают два основных способа их разрешения в рамках политического процесса: сотрудничество и противоборство. Постоянное накопление и усовершенствование вооружения повышает риск его применения, и как правило, ведёт к нарастанию напряженности в мире.

С 70-х годов XX века в научной сфере сложилось такое достаточно влиятельное направление общественной мысли, как философия глобальных проблем. Это философское направление в центр внимания ставит человека, его настоящее и будущее. Не всякую проблему можно назвать глобальной. Одним из важнейших критериев определения глобальных проблем является геопространственный фактор. Проблему можно назвать глобальной, если она касается всей планеты, в отличие от региональных или локальных, свойственных какому-либо одному государству или группе государств. Первоначально такие проблемы могли быть частными для отдельной страны, затем они становились глобальными, т. е. проблемами, имеющими жизненно важный смысл для всего человечества.

Говоря о глобальных проблемах современной эпохи, нередко называют ряд таких проблем, как, инфляция, защита прав человека и др. Все эти проблемы, действительно имеющие широкое распространения в мире, всё же не могут быть со всей определенностью названы глобальными. По мере решения некоторых из глобальных проблем, последние могут терять свою актуальность в мировом масштабе, переходя на локальный уровень или вообще исчезнуть. Все глобальные проблемы находятся в сложной взаимосвязи и взаимозависимости. Решение одной какой-то проблемы, должно предполагать учёт влияния на неё целого комплекса других проблем. Движущей силой развития обще планетарной системы были всегда и остаются сегодня потребности социума в ресурсах. Именно они определяют характер и темпы развития в первую очередь социальной сферы и являются латентной основой практически всех конфликтов. В современной научной литературе делаются попытки комплексного рассмотрения всего многообразия возникающих глобальных проблем. Обычно их делят на три основные группы. Одна из них - интерсоциальные проблемы, возникающие между различными, континентами, регионами, группами стран, отдельными странами на основании экономических, политических или идеологических противоречий. Это проблемы угрозы термоядерной войны, военных конфликтов, международного терроризма и т. п. Такие глобальные проблемы, как, например, экологические, появляются позже в связи с интенсивным воздействием общества на природную среду. В научной литературе имеет место такая крайность, когда сегодняшние глобальные проблемы всецело сводятся лишь к предотвращению войн и экологическому кризису.

Действительно в современных условиях значительно возрастает необходимость выработки конкретных путей решения такой глобальной проблемы, как предотвращение угрозы термоядерной войны, военных конфликтов, вооруженного насилия.

Несмотря на противоречивость, а нередко и ложность тех или иных установок этих теорий, каждая из них содержит в себе элементы истины, раскрывающие те или

иные стороны войн, их причины и следствия. Рассматривая войну, мир и конфликт как неизбежную триаду жизни современного общества, полемология нацеливает человечество на поиск путей сохранения социального равновесия, т. е. таких форм деятельности и взаимоотношений людей, которые помогали бы им жить в мире. По-прежнему остается реальностью наличие у ведущих государств крупных группировок вооруженных сил и мощных военных потенциалов, которые при определенных изменениях военно-политической обстановки могут быть использованы для достижения внешнеполитических целей. Более того, отмечается общий рост наступательных возможностей вооруженных сил большинства зарубежных стран в результате их оснащения принципиально новыми и модернизированными видами оружия и военной техники. Остаётся фактом современных реалий наклонность США, Евросоюза, Японии и Китая расширить зоны своего влияния, уменьшить значимость Российской Федерации в решении ключевых как геополитических, так и региональных проблем. Тем не менее, Россия, в силу своего геополитического положения, а также ввиду значительных экономических и военных возможностей, до сих пор воспринимается в сопредельных и близлежащих странах как влиятельный центр силы. Однако при существенном ослаблении военной и экономической мощи ей следует ожидать роста экспансионистских амбиций ряда государств, направленных на провоцирование внутриполитического кризиса и попыток развала федеративной структуры Российской Федерации.

В этом контексте всё более значимую роль в современной мировой цивилизации играет консолидация усилий мирового сообщества по предотвращению причин возникновения войн исключительно политическими методами. На современном этапе участились попытки социума разрешать свои внутренние противоречия путем активного воздействия на инфосферу, техносферу и биосферу. Вследствие существенного расширения сферы противоборства «полем битвы» для участников этого процесса становится вся среда обитания человека.

Основной упор по разрешения глобальных проблем и глобальных противоречий современного мира делается на укреплении международного сотрудничества всех стран. Для этого далеко непростого процесса требуются усилия всех народов или, по крайней мере, большинства населения планеты. В ином случае нерешенность глобальных проблем, и в первую очередь, проблем предотвращения войн, может привести в будущем к непоправимым последствиям для мировой цивилизации. Они в современных условиях выступают объективным фактором дальнейшего устойчивого мирового развития, самого сохранения, существования и дальнейшего развития современной цивилизации. Только преодоление раскола в обществе, ликвидация разного рода конфликтующих военных и политических блоков, осознание всеми людьми общих значимых глобальных целей будущего развития могут привести человечество к предотвращению войн.

Примечания:

1. Михалкин Н.О. Сущности войны и военной безопасности России // НИЦ "Наука-XXI" Проблемы безопасности. 2009. № 5.

2. Эксперт комитета Государственной Думы по безопасности Потехин В.К. Философия

XX века. Философия глобальных проблем. С. 244.

3. Поговорим по существу...о мире и войне, о разрядке и конфронтации и многих других проблемах мировой политики. М.: Междунар. отношения, 1985. С. 89.

4. Карл фон Клаузевиц (1780-1831). С 1906 г. Клаузевиц участвует в войнах против Наполеона. В 1812 г. он покидает прусскую армию и переходит на службу к

Александру I. На службе в русской армии он остается до 1815 г., участвуя в Бородинском сражении, а также в операциях на Нижней Эльбе и в Нидерландах. Вернувшись в Пруссию, Клаузевиц назначается генерал-квартирмейстером корпуса прусско-саксонской армии под командованием генерал -фельдмаршала Г. Блюхера, участвует в сражениях при Ватерлоо. Последние 12 лет своей жизни, будучи директором Берлинской военной академии, он посвящает разработке своего главного теоретического труда «О войне». К сожалению, этот труд остался незаконченным и был издан, как и многие другие труды Клаузевица, после его смерти.

5. Клаузевиц К. О войне. Т. 1-2 / пер. с нем. А. Рачинского. 3-е изд. М.: Госвоениздат, 1934. = Clausewitz K. Vom Krieg.

НОВЫЕ КНИГИ, МОНОГРАФИИ, РЕЦЕНЗИИ

УДК 94 ББК 63.3(2)622 К 90 Г.А. Куманёв,

руководитель Центра военной истории России ИРИ РАН, доктор исторических наук, профессор, академик РАЕН, г. Москва, дом. тел. (8 495) 002 23 02, E-mail:: [email protected] (Для Куманёва Г.А.)

В мире книг. Рецензия-отзыв. Новая книга о патриотизме и дружбе народов СССР в Великой Отечественной войне. Современный взгляд.

G.A. Kumanyov,

The head of the Center of Military History of Russia, Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences, Doctor of History, Professor, Academician of the Russian Academy of Natural Sciences, Moscow, ph.: 8 495 002 23 02, E-mail:: [email protected] (For Kumanyov G.A.)

In the world of books. Review. The new book about patriotism and friendship of the people of the USSR in the Great Patriotic War. A modern view.

Несмотря на неослабевающее с годами внимание ученых, публицистов, мемуаристов к истории Великой Отечественной войны, эта тема и доныне вызывает интерес и у читателей,- об этом свидетельствуют исследования социологов.

В преддверии 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне 19411945 годов Координационный совет Международного союза ветеранов СНГ инициировал написание новой книги на эту тему. Произведение вышло в свет под общей редакцией адмирала флота А.И.Сорокина; главный редактор - д.и.н., профессор

Н.И. Кондакова, ответственный за выпуск - генерал-лейтенант А.П.Ларин.

Среди авторов -13 докторов наук, профессоров (из ученых РАГС при Президенте Российской Федерации - доктора наук; двое выпускников аспирантуры), военные и общественные деятели из всех государств СНГ и Балтии. В этой связи особый интерес представляет сам список авторов (сведения о них вместе с фотоснимками приведены в конце книги). Среди них: Хосай Абраимов (Казахстан), Сергей Азаронок (Беларусь), Алиовсад Бахышов (Азербайджан), Владимир Буряк (Эстония), Анатолий Компаниец и Нина Кондакова (Россия), Рахмат Кудратов (Таджикистан), Елвер Купатадзе (Грузия), Валентин Маин и Сердар Овлякулиев (Туркменистан), Елена Малышева (Карелия), Грант Оганесян (Армения), Лукерья Репида (Молдова), Орзобек Сагымбаев (Киргизия), Станчикас Вайгутис (Литва), Григорий Шадрин (Латвия), Валентина Чеботарева (Узбекистан), Юрий Шиловцев (Украина) и т.д. «Победа - одна на всех» (Вклад союзных республик СССР в завоевание победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.). М.,2010, 591 с. Тираж 5000 экз. С иллюстр.

Новый труд привлекает богатой и разнообразной источниковой базой, включающей опубликованные документы и материалы архивов, данные средств массовой информации периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., источники личного происхождения, мемуары, дневники. Авторы привлекли также статистические данные, публицистику, интернет-ресурсы, музейные экспонаты и т.д.

Благодаря этим факторам читатель получил возможность ознакомиться и с новой информацией, и со сформулированными на этой основе новыми идеями и выводами.

С учетом того, что материалы о роли союзных республик СССР в Великой Отечественной войне стали встречаться в российских публикациях по ряду причин (трудности доступа к архивам и библиотекам соседних государств, а также ограниченность личных общений с зарубежными коллегами и др.) все реже, серьезную ценность представляет показ вклада в завоевание Победы каждой из союзных республик (всем им в книге посвящены специальные главы) в общесоюзном контексте.

Освещению положения в республиках предпослана глава «Союз Советских Социалистических республик: испытание войной», в которой дана краткая информация о начале и ходе войны, о первых действиях советской власти по мобилизации сил и ресурсов страны, по перестройке ее в соответствии с потребностями защиты Отечества, по проведению боевых операций, работе тыла и другим направлениям, представлена общая панорама Великой Отечественной войны.

Такой метод и порядок рассмотрения в данной книге проблемы, структура и соотношение глав о союзном государстве и входивших в него республиках применен впервые в советской и российской историографии. А он, по сути, оптимален для показа на конкретном фактическом материале взаимосвязи, взаимодействия, взаимопомощи народов и регионов страны в мобилизации людских, военных, экономических, природных и других ресурсов для освободительной войны и общей победы. Целеустремленную титаническую работу в этом направлении проводили как в центре, так и в республиках партийные организации, органы советской власти, профсоюзные и комсомольские организации.

Все эти аспекты раскрываются с привлечением новых фактов и примеров о подвигах фронтовиков о многогранном патриотическом вкладе рабочих и колхозников, интеллигенции, партийных и государственных деятелей, в том числе каждой республики СССР - в общее дело. При этом в книге отмечается, что основной по численности контингент военнообязанных, мобилизованных из всех союзных республик, действовал в «общих», смешанных в этническом отношении интернациональных формированиях.

Такая информация позволит читателю глубже осмыслить проблему источников Победы, убедиться в прочности и силе многовековых связей, родства народов России, ставших после Великой Октябрьской социалистической революции республиками Советского Союза. Например, великого полководца, четырежды Героя Советского Союза маршала Георгия Жукова считают своим и гордятся им практически все народы СССР. Знаменитую 316-ю, Панфиловскую дивизию, защищавшую Москву зимой 19411942 годов, по праву считают «своей» и киргизы, и казахи, и русские. Начальника Центрального штаба партизанского движения П.К.Пономаренко уважали партизаны всего Советского Союза. Маршалом С.К.Тимошенко гордятся не только украинцы, но и русские, и молдаване. Адмирала В.Ф.Трибуца почитают не только ленинградцы, но и жители Прибалтики, которую он в морских сражениях освобождал от захватчиков.

Много нового читатель узнает из глав и о бойцах и командирах - фронтовиках, их подвигах, в частности, о дважды Герое Советского Союза генерале Ази Асланове (Азербайджан), о первых генералах: из таджиков - Мастибеке Тошмухаммедове, из

туркмен - Якубе Кулиеве, а также о героях - полководцах: из армян -Иване Баграмяне, из грузин -Константине Леселидзе и других.

Полны уважения и восхищения страницы книги о женщинах - Героях Советского Союза, о русских: летчице Марине Расковой и танкисте Марии Октябрьской, о казашках: летчице Хиуаз Доспановой и пулеметчице Маншук Маметовой, белорусских подпольщицах В.Хоружей и Н.Троян, разведчице-эстонке Леэн Кульман, о русской трактористке Дарье Гармаш, о Герое Социалистического Труда - украинке Евдокии Чухнюк, о многих других славных героях фронта и тыла.

И это - не случайные зарисовки, а объективный социальный портрет защитников нашего Отечества тех лет. Именно патриотизм, самоотверженность, единство и сплоченность, взаимовыручка, коллективизм, патриотизм, бескорыстие явились одним из важнейших факторов нашей общей Победы в Великой Отечественной войне и решающей роли СССР в завоевании победы во всей Второй мировой войне.

Особенно наглядно продемонстрировано авторами всех глав роль взаимодействия регионов на примере подготовки боевых резервов с учетом традиций и возможностей конкретных республик: Казахстана, России, Украины, Карелии,

Белоруссии, Киргизии, Латвии и других).

На интересных цифрах, фактах и примерах показана и жизненная сила взаимопомощи республик. Если Украина направила значительную часть индустриальных и научных кадров на Урал и в Сибирь, то Средняя Азия и Казахстан оказали ряду регионов помощь кадрами рабочих массовых профессий. В то же время российские мастера в кратчайшие сроки возводили в южных республиках промышленные объекты, транспортные пути и т.д. О братской помощи, слаженности, взаимодействии союзных республик в этом жизненно важном деле убедительно свидетельствует строительство в труднейшие годы войны Челябинского металлургического и Актюбинского ферросплавного заводов, Карагандинской, Богословской, Куйбышевской, Сумгаитской тепловых электростанций, Норильского металлургического комбината.

Возведение подобных объектов позволяло быстрее развивать военное производство, лучше обеспечивать фронт боевой техникой и вооружением, продовольствием и обмундированием, всем необходимым для разгрома агрессоров, приближать победу. И делалось все это в тяжелейших условиях продвижения агрессоров по территории СССР, в ходе жестоких боевых действий.

На уникальных материалах России, Казахстана, Киргизии, Туркмении раскрыто развертывание творческой деятельности в помощь фронту ученых, эвакуированных из Украины, центральных областей России, деятелей культуры из Эстонии в республики Средней Азии и Казахстана, в восточных краях, республиках и областях РСФСР.

Советское правительство проявило определенную дальновидность, создав в ходе крупномасштабной войны республиканские академии наук в ряде союзных республик: Литве, Армении, Азербайджане, Казахстане, Киргизии. Не теряя времени, они в ходе войны развернули исследования по разнообразным актуальным направлениям, привлекая к этой работе эвакуированных из западных регионов ученых.

Огромной является заслуга всех республик в лечении миллионов больных и раненных воинов, в спасении детей-сирот, бытовом и трудовом устройстве десятимиллионной армии эвакуированных из зоны боевых действий жителей западных областей страны, а также переселенцев из ряда регионов Северного Кавказа.

.Характерно, что авторы, граждане всех государств Содружества независимых государств и Балтии, будучи свободными и самостоятельными (большинство их до презентации книги лично даже не были знакомы друг с другом), не проявили серьезных

разногласий по концептуальным вопросам истоков и характера войны, отношений «СССР - союзные республики», этнических и межрегиональных взаимоотношений.

Коллективная монография «Победа - одна на всех» интересна и разнообразием стилей изложения материала; можно даже сказать, элементами этнического колорита при написании глав, что обогащает и разнообразит текст.

Книга напоминает живущим ныне о том, что не прекращающиеся, инициируемые извне по отношению к СНГ то тут, то там попытки дестабилизации положения на постсоветском пространстве нацелены на разрушение и без того хрупкого межгосударственного объединения, каким является СНГ, втягивание их в чуждые им военно-политические блоки. Простых людей, переживших жестокую агрессию и оккупацию и накопивших бесценный опыт борьбы против поработителей, не могут не тревожить такие угрозы.

Коллективный труд проникнут стремлением его авторов к правдивости в освещении войны, протестом против фальсификации ее истории и призывом к взаимодействию, дружбе, всесторонней интеграции народов-братьев.

Самостоятельную научную ценность представляют иллюстративные материалы: фотоснимки, плакаты и др. Таким путем были обнародованы самые актуальные призывы коммунистической партии: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!», клятва партизана и другие. В монографии приводятся фотографии командиров воинских формирований, советских офицеров и солдат. Опубликованы снимки трижды героев Советского Союза, первых генералов ряда союзных республик, вдохновенные лица героев фронта и тыла, а также сцены тяжкого солдатского труда по возведению переправ боев, зарядке гвардейских минометов. Приведены и фотодокументы о злодеяниях фашистских агрессоров в Эстонии, Белоруссии и других местах. Все иллюстрации органично «вплетены» в тексты глав. Большинство иллюстраций впервые введено в научный оборот.

Всем содержанием книги авторы убедительно, на достоверных фактах и примерах показывают дружбу народов страны, государственный патриотизм в качестве одного из важнейших источников победы СССР над нацистскими захватчиками.

Книга обеспечивает аргументами и фактами патриотов и интернационалистов, стремящихся разоблачать фальсификацию истории в ущерб интересам стран СНГ.

Создание и публикация этого значимого, интересного коллективного произведения показывает перспективность совместного исследования наиболее дискутируемых ключевых тем отечественной истории, и необходимость подготовки серьезных трудов, - это практика, которую необходимо продолжить, терпеливо преодолевая трудности и препятствия. Совместные публикации трудов, в том числе научных, учебно-методических, публицистических крайне необходимы всем нашим народам, объединенным многовековым братством.

Очень уместным представляется приведенное в заключении книги четверостишие российского поэта В.Ф.Скворцова:

Земляки и братья, не уроним чести!

И плечом к плечу сомкнемся впредь.

Выстоять дано нам только вместе,

Порознь - умереть.

Уверены, что опубликованная в юбилейном 2010 году коллективная монография «Победа - одна на всех» найдет своего читателя среди офицеров и солдат, ученых и учителей, студентов и аспирантов, молодежи и ветеранов, других слоев общества из всех постсоветских государств.

Доктор исторических наук, профессор, академик РАЕН Куманёв Г.А.

11 октября 2010 г.

НАШИ АВТОРЫ

Абрегова Аминет Аскарбиевна, аспирантка Адыгейского государственного университета, г. Майкоп, тел. 8-918-220-50-26

Авдеева Юлия Викторовна, соискатель кафедры социологии и социальной работы Северо-Кавказского социального института, г. Ставрополь, тел. 8 928 812 35 01.

Афасижев ТуркубийИндрисович, доктор социологических наук, профессор, заведующий кафедрой философии и социологии Адыгейского государственного университета, тел. 59-38-94

Беданоков Рамазан Асланович, кандидат физико-математических наук, доцент, профессор кафедры физической химии и физики Майкопского государственного технологического университета, тел.: (8772)523217.

Бжецева Саида Заудиновна, аспирантка Майкопского государственного технологического университета, тел.8 909 459 96 95.

Бузаров Азамат Кимович, старший научный сотрудник отдела истории АРИГИ, г. Майкоп, тел. 8 918 226 82 47

Булкина Анна Андреевна, соискатель кафедры социологии социальной работы Северо-Кавказского социального института, г. Ставрополь, тел. 8 918 745 99 28.

Бутова Ольга Анатольевна, аспирантка кафедры отечественной истории АГУ, заместитель директора по учебновоспитательной работе ГОУ НПУ №23 г. Апшеронска Краснодарского края, тел. 8 961 826 95 58.

Вагидов Завурбек Юнусович, соискатель кафедры социологии и социальной работы Ессентукского института управления бизнеса и права, г. Ессентуки, тел. 8 928 812 35 01.

Г авриленко Карина Игоревна, соискатель КГТУ, кафедра философии, открытое акционерное общество «Страховая медицинская организация «Сибирь», начальник отдела маркетинга, дом.тел.: 8 (861) 261-26-18, моб. тел.: 8-918-167-82-83, Е-таП: gawrilenko [email protected]

Головина Галина Викторовна, кандидат педагогических наук, доцент кафедры социально-культурной деятельности Краснодарского государственного университета культуры и искусств, г.Краснодар, [email protected]

Гончарова Елена Николаевна, кандидат социологических наук, старший преподаватель кафедры истории и философии

науки Ставропольского государственного университета, г. Ставрополь, тел. 8(928)3162956, 8(960)4399599, E-mail: [email protected]

Далгатова Асият Эминовна, кандидат экономических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Военно-воздушной инженерной академии имени Ю.А. Гагарина и профессора Н.Е. Жуковского, г. Москва, тел. 8 928 812 35 01.

Дзюба Марина Анатольевна, первый проректор Ессентукского института управления бизнеса и права, г. Ессентуки, тел. 8 928 812 35 01

Евченко Ольга Сергеевна, соискатель кафедры этики философского факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, старший преподаватель кафедры философии Тольяттинского государственного университета, тел. (8482)380670; E-mail: [email protected]

Зейтуньян Людмила Суреновна, соискатель кафедры всеобщей истории АГУ, г. Майкоп, [email protected]

Исхакат Фади Ихсан, аспирант Адыгейского государственного университета, тел. 8 928 461 63 79

Кабертай Диана Адамовна, соискатель кафедры социальной работы, психологии и педагогики высшего образования факультета управления и психологии Кубанского Государственного Университета г. Краснодара, специалист-эксперт отдела развития семейных форм устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, департамента семейной политики Краснодарского края, тел.: 8 (918) 173-02-21, Е-mail: di ana-kabertai @yandex.ru

Казначеева Ирина Алексеевна, доктор социологических наук, профессор, кафедры социологии и политологии Пятигорского государственного технологического университета, г. Пятигорск, 8 918 745 99 28

Корсакова Лидия Викторовна, канд.филос.наук, доцент кафедры философии Кубанского государственного технологического университета; г. Краснодар, ул. Красная, 135, ауд. 162; тел.моб. 8-905-476-04-29;E-mail: [email protected]

Ктакян Берта Самвеловна, соискатель кафедры социологии и социальной работы Ессентукского института управления бизнеса и права, г. Ессентуки, тел. 8 928 812 35 01.

Куманёв Георгий Александрович, руководитель Центра военной истории России ИРИ РАН, доктор исторических наук, профессор, академик РАЕН, г. Москва, дом. тел.

(8 495) 002 23 02, E-mail:: [email protected] (Для Куманёва Г.А.)

Кучукова Жанета Магаметовна, кандидат философских наук, доцент, кафедра философии и политологии КабардиноБалкарской государственной сельскохозяйственной академии, г. Нальчик, тел. 8 918 745 99 28.

Малышева Елена Михайловна, доктор исторических наук, профессор, академик РАЕН, АГУ, кафедра Отечественной истории, раб. тел. (8 877 2) 593 705, T-mail: emalvsheva@vandex. ru, [email protected]

Мирошников Иван Иванович, кандидат социологических наук, доцент кафедры государственного и муниципального управления Ставропольского института управления, тел. 8(8652) 23-75-34, e-mail: [email protected]

Напсо Нурета Темботовна, кандидат исторических наук, доцент Филиала Ростовского государственного университета путей сообщения в г.Туапсе, г.Туапсе, д.т. 8(86167)4-16-33, Е-mail: napsont@ mail. ru

Нехай Вячеслав Нурбиевич, кандидат социологических наук, доцент кафедры философии и социологии Адыгейского государственного университета, тел. 59-39-84

Оплетаева Олеся Николаевна, доцент кафедры философии Кубанского Г осударственного Технологического Университета, тел. 8 918 457 22 70.

Пархоменко Елена Владимировна, старший преподаватель кафедры философии Кубанского государственного технологического университета, тел. 8 903 447 83 59, E-mail: [email protected]

Потапов Сергей Николаевич, кандидат социологических наук, тел. 8 918 423 10 79

Радченко Тимур Александрович, преподаватель кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Военно-воздушной инженерной академии имени Ю.А. Гагарина и профессора Н.Е. Жуковского, г. Москва, Эл.адрес: [email protected]

Савина Светлана Владимировна, соискатель кафедры философии и социологии АГУ, преподаватель филиала АГУ в г. Белореченске

Сергодеева Елена Александровна, доктор философских наук, профессор кафедры истории и философии науки Ставропольского государственного университета, тел. 8(8652) 2528-64, E-mail: www.stavsu.ru

Сигида Николай Александрович, кандидат философских наук, доцент кафедры философии и социальных наук Сибирского государственного аэрокосмического университета, г.Красноярск, тел.8(391)291-92-87, E-mail: [email protected]

Ханаху Руслан Асхадович, доктор философских наук, профессор, зав. отделом философии и социологии Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований, тел. (8772) 57-08-21, ari2i@adv2net. ru; danna@zmail. ru

Хацац Анжела Аскеровна, аспирантка кафедры философии и социологии Адыгейского государственного университета, тел.8 918 424 43 03

кандидат социологических наук, ведущий научный сотрудник отдела философии и социологии АРИГИ им. Т.Керашева, тел.8 918 428 41 54, [email protected]

Черниенко Наталья Руслановна, ассистент кафедры теории государства и права Ставропольского государственного университета, 355000, г. Ставрополь, Пушкина 1 «А», контактный телефон: 89054418857, электронная почта: [email protected]

Шадже Асиет Юсуфовна, доктор философских наук, профессор кафедры философии и социологии Адыгейского государственного университета, тел. 8 918 424 54 32, E-mail: [email protected]

OUR AUTHORS

Abregova Aminet Askarbievna, Post-graduate student of Adyghe State University, Maikop, ph. 8-918-220-50-26

Afasizhev Turkubiy Indrisovich, Doctor of Sociology, Professor of the Adyghe State University, ph. 8 918 226 40 43

Avdeeva Yuliya Viktorovna, Competitor for Candidate degree of Sociology of Social Work Department of the North Caucasian Social Institute, Stavropol, ph. 8 928 812 35 01

Bedanokov Ramazan Aslanovich, Candidate of Physics and Mathematics, Professor of the Department of Physical Chemistry and Physics of Maikop State Polytechnic University, ph.: (8772)523217

Bzhetseva Saida Zaudinovna, Post-graduate student of Maikop State Polytechnic University, ph. 8 909 459 96 95

Buzarov Azamat Kimovich, Senior scientist of History Department of Adyghe Repulican Institute of Humanitarian Investigations, Maikop, ph. 8 918 226 82 47

Bulkina Anna Andreevna, Competitor for Candidate degree of Sociology of Social Work Department of the North-Caucasian Social Institute, Stavropol, ph. 8 918 745 99 28

Butova Olga Anatolyevna, Post-graduate student of National History Department of Adyghe State University, Deputy Director for teaching and educational work of GOU NPU No.23 in Apsheronsk of the Krasnodar territory, ph. 8 961 826 95 58

Vagidov Zavurbek Yunusovich, Competitor for Candidate degree of Sociology and Social Work Department of the Essentuki Institute of Management of Business and the Law, Essentuki, ph. 8 928 812 35 01

Gavrilenko Karina Igorevna, Competitor for Candidate degree of the Philosophy Department of the Kuban State Polytechnic University, the Chief of Marketing Department of Open Joint-Stock Company “Insurance medical organization “Siberia”, ph.: 8(861) 261-26-18, mob. ph.: 8-918-167-82-83, E-mail: sawrilenko [email protected]

Golovina Galina Viktorovna, Candidate of Pedagogy, Assistant Professor of the Department of Social-Cultural Activity of the Krasnodar State University of Culture and Arts, Krasnodar, e-mail: [email protected]

Goncharova Elena Nikolaevna, Candidate of Sociology, Senior Lecturer of the Department of History and Philosophy of Science, Stavropol State University, Stavropol, ph. 8 (928) 3162956, 8(960) 4399599, E-mail: [email protected]

Dalgatova Asiyat Eminovna, Candidate of Economics, Assistant Professor of the

Humanitarian, Social and Economic Disciplines Department of Yu.A. Gagarin and Professor N.E. Zhukovsky Military-Air Engineering Academy, Moscow, ph. 8 928 812 35 01

Dzyuba Marina Anatolyevna, The First Vice Rector of Essentuki Institute of Management of Business and the Law, Essentuki, ph. 8 928 812 35 01

Evchenko Olga Sergeevna, Competitor for Candidate degree of Ethics Department at the Faculty of Philosophy of the M.V. Lomonosov Moscow State University, Senior Lecturer of Philosophy Department of the Tolyatti State University, ph. (8482) 380670; E-mail: evchenko75@mail .ru

Zeytunyan Lyudmila Surenovna, Competitor for Candidate degree of General History Department of Adyghe State University, Maikop, email: [email protected]

Iskhakat Fadi Ikhsan, Post-graduate student АГУ, ph. 8 928 461 63 79

Kabertay Diana Adamovna, Competitor for Candidate degree of the Department of Social Work, Psychology and Pedagogy of Higher Education of the Management and Psychology Faculty of the Kuban State University, Krasnodar, the expert of the Department of Development of Family Forms of the Arrangement of Children-Orphans and Children without Parental Support, the Department of a Family Policy of Krasnodar Territory, ph.: 8(918) 173-02-21, E-mail: [email protected]

Kaznacheeva Irina Alekseevna, Doctor of Sociology, Professor of Sociology and Political Science of Pyatigorsk State Polytechnic University, Pyatigorsk, 8 918 745 99 28

Korsakova Lidiya Viktorovna, Candidate of Philosophy, Assistant Professor of Philosophy Department of the Kuban State Polytechnic University; Krasnodar, Krasnaya Street, 135, room 162; mob. ph. 8-905-476-04-29; E-mail: [email protected]

Ktakyan Berta Samvelovna, Competitor for Candidate degree of Sociology and Social Work Department of Essentuki Institute of Management of Business and the Law, Essentuki, ph. 8 928 812 35 01

Kumanyov Georgiy Alexandrovich, The head of the Center of Military History of Russia, Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences, Doctor of History, Professor, Academician of the Russian Academy of Natural Sciences, Moscow, ph.: 8 495 002 23 02, E-mail:: [email protected] (For Kumanyov G.A.)

Kuchukova Zhaneta Magametovna, Candidate of Philosophy, Assistant Professor of Philosophy and Political Science Department of the Kabardian-Balkarian State Agricultural Academy, Nalchik, ph. 8 918 745 99 28

Malysheva Elena Mikhaylovna, Doctor of History, Professor, the Academician of the

Russian Academy of Natural Sciences, National History Department of the Adyghe State University, ph.: (8 8772) 593 705, E-mail: [email protected], [email protected]

Miroshnikov Ivan Ivanovich, Candidate of Sociology, Assistant Professor of the State and Municipal Management Department of the Stavropol Institute of Management, ph. 8 (8652) 2375-34, e-mail: [email protected]

Napso Nureta Tembotovna, Candidate of History, Assistant Professor of Branch of the Rostov State University of Communications in Tuapse, Tuapse, ph. 8(86167) 4-16-33, E-mail: napsont@ a mail. Ru

Nekhay Vyacheslav Nurbievich, Candidate of Sociology, Assistant Professor of Philosophy and Sociology Department of the Adyghe State University, ph. 8 8772 593 984

Opletaeva Olesya Nikolaevna, Assistant Professor of Philosophy Department of the Kuban State Technological University, ph. 8 918 457 22 70

Parkhomenko Elena Vladimirovna, Senior Lecturer of Philosophy Department of the Kuban State Polytechnic University, ph. 8 903 447 83 59, E-mail: [email protected]

Potapov Sergey Nikolaevich, Candidate of Sociology, ph. 8 918 423 10 79

Radchenko Timur Alexandrovich, Lecturer of the Humanitarian, Social and Economic Disciplines Department of Yu.A. Gagarin and Professor N.E. Zhukovsky Military-Air Engineering Academy, Moscow, e-mail: [email protected]

Savina Svetlana Vladimirovna, Competitor for Candidate degree of Philosophy and Sociology Department of Adyghe State University, Lecturer of AGU branch in Belorechensk, ph. 89183635355

Sergodeeva Elena Alexandrovna, Doctor of Philosophy, Professor of History and Philosophy of a Science Deaprtment of the Stavropol State University, ph. 8 (8652) 25-28-64, E-mail: www.stavsu.ru

Sigida Nikolay Alexandrovich, Candidate of Philosophy, Assistant Professor of Philosophy and Social Science Department of the Siberian State Aerospace University, 660014, Krasnoyarsk, Avenue of the Newspaper “The Krasnoyarsk Worker”, 31, ph. 8 (391) 291-92-87. E-mail: [email protected]

Khanakhu Ruslan Askhadovich, Doctor of Philosophy, Professor, the Head of Philosophy and Sociology Department of the Adyghe Republican Institute of Humanitarian Researches, ph.: (8772) 57-08-21, [email protected]; [email protected]

Khatsats Anzhela Askerovna, Post-graduate student of Philosophy and Sociology Department of Adyghe State University, ph. 8 918 424 43 03

Deputy Chief of Educational-Methodical Management of GOU VPO “MGTU”, Senior

Lecturer of Philosophy, Sociology and Pedagogy Department of GOU VPO “MGTU”, ph. 8 903 466 28 42, [email protected]

Candidate of Sociology, the leading research scientist of Philosophy and Sociology Department of T. Kerashev Adyghe Republican Institute of Humanitarian Researches, ph. 8 918 428 41 54, [email protected]

Chernienko Natalya Ruslanovna, Assistant Lecturer of the Theory of the State and Law Department of the Stavropol State University, 355000, Stavropol, Pushkin Street, 1 “A”, ph.: 89054418857, e-mail: [email protected]

Chadje Asiet Yusufovna, Doctor of Philosophy, Professor of Philosophy and Sociology Department of Adyghe State University, ph. 8 918 424 54 32, E-mail: [email protected]

МИНИСТЕРСТВО СВЯЗИ И МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНАЯ СЛУЖБА ПО НАДЗОРУ В СФЕРЕ СВЯЗИ, ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ И МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ

ФГУП НТЦ «ИНФОРМРЕГИСТР»

ДЕПОЗИТАРИЙ ЭЛЕКТРОННЫХ ИЗДАНИЙ

РЕГИСТРАЦИОННОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО № 295

От «7» октября 2009 г.

Настоящее свидетельство выдано на электронное научное издание «Вестник Адыгейского государственного университета: сетевое электронное научное издание».

Адрес размещения в сети Интернет:

http://www.vestnik.adygnet.ru Учредитель (Издатель):

ГОУ ВПО «Адыгейский государственный университет»

Издание зарегистрировано «7» октября 2009 г. и ему присвоен номер государственной регистрации 0421000053.

Регистрация действительна в течение 2010 года.

Директор ФГУП НТЦ «Информрегистр»

Печать Е.И. Козлова

ТРЕБОВАНИЯ И ПРАВИЛА ОФОРМЛЕНИЯ СТАТЕЙ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ В НАУЧНОМ ЖУРНАЛЕ «ВЕСТНИК АДЫГЕЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА»

Рецензируемый, реферируемый научный журнал «Вестник Адыгейского государственного университета» вошел в Перечень научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных результатов кандидатских и докторских диссертаций по филологии и искусствоведению, по педагогике и психологии, по физике и результатов кандидатских диссертаций по философии, социологии, культурологии. Учредитель - Адыгейский государственный университет. Индекс журнала в общероссийском каталоге 36001.

Журнал принимает для публикации статьи по следующим научным направлениям:

регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция,

политология, культурология;

педагогика и психология;

филология и искусствоведение;

экономика;

естественно-математические и технические науки.

Статьи должны быть посвящены актуальным проблемам науки, содержать четкую постановку цели и задач исследования, строгую научную аргументацию, обобщения и выводы, представляющие интерес своей новизной, научной и практической значимостью.

Статьи, поступившие в редакцию, проходят экспертизу членов редколлегии и направляются на рецензирование, осуществляемое членами редакционного совета АГУ

- известными специалистами в данной области знаний. Решением редакционной коллегии статья может быть отклонена, если она не удовлетворяет перечисленным требованиям.

Правила для авторов

Редакция журнала «Вестник Адыгейского государственного университета» просит авторов руководствоваться приведенными ниже правилами. Статьи, оформленные без соблюдения этих правил, возвращаются без рассмотрения.

1. Рукопись должна иметь направление организации, в которой работает автор, выписку решения кафедры или иного структурного подразделения, на базе которого выполнена работа, рекомендовавшего статью к публикации в журнале, отзыв-рекомендацию ученого, который несет ответственность за опубликованные материалы, их научную достоверность и соответствие жанровой специфике.

К рукописи прилагается квитанция об оплате издательских услуг.

2. Объем статьи не должен превышать 8 страниц.

3. Текст статьи должен быть тщательно отредактирован и подписан всеми авторами. В тексте перед началом статьи указываются: УДК, ББК, авторский знак. Перед изложением текста автор должен дать краткую аннотацию на русском и английском языках, ключевые слова (не более 10), а также перевод названия и фамилии автора на английский язык. В тексте аннотации должны быть раскрыты актуальность, цели и задачи исследования; предмет, объект исследования; приведены краткие выводы.

4. Текст статьи печатается на белой бумаге через 1 интервал на одной стороне стандартного листа формата А4, поля 2,5 см со всех сторон. Текст выравнивается по ширине, абзацный отступ - 1,25 см. Гарнитура шрифта Times New Roman, 12-й кегль. Текст и графический материал предоставляются в двух экземплярах. Повторение одних и тех же данных в тексте, таблицах и графиках недопустимо. Рисунки должны быть черно-белыми, штриховыми, выполнены четко, в формате, обеспечивающем ясность передачи всех деталей. Каждый рисунок должен сопровождаться подписью независимо от того, имеется ли в тексте его описание.

5. В конце статьи приводится перечень использованной литературы (Примечания:).

6. Необходимо приложить информацию об авторах (ФИО полностью, ученое звание, степень, должность, место работы, почтовый индекс, адрес, контактный телефон, факс и e-mail каждого соавтора).

7. К твердой копии статьи прилагается электронная версия на дискете или CD-диске: файлы с текстовой частью в формате Microsoft Word (текст, аннотация на русском и английском языках, ключевые слова, подписи к рисункам, сведения об авторах), имя файла должно начинаться латинской фамилией первого автора (например, Ivanov.doc(rtf)); каждый рисунок в отдельном файле (например, IvanovFig1.gif и т. д.).

8. Возвращение рукописи на доработку не означает, что статья принята к печати. После получения доработанного текста рукопись вновь рассматривается редколлегией. Доработанный текст автор должен вернуть с первоначальным вариантом статьи, а также ответом на все замечания.

9. Не принятые к публикации статьи авторам не высылаются. Статьи, отклоненные редколлегией, повторно не рассматриваются.

10. Оформление текста. Для математических и химических формул следует выбирать 12-й кегль шрифта. Буквы латинского алфавита набираются курсивом, буквы греческого и русского алфавитов - прямым шрифтом.

11. При использовании в тексте сокращенных названий необходимо давать их расшифровку; следует ограничиваться общепринятыми сокращениями и избегать новых без достаточных на то оснований.

12. При выборе единиц измерения следует руководствоваться международной системой единиц СИ.

13. В тексте ссылки на цитируемую литературу даются в квадратных скобках в конце предложения перед точкой (начинать с [1], [2], [3] и т.д.). Список литературы следует оформлять в порядке ссылок на нее по тексту, в списке должны быть только те источники, на которые есть ссылки в тексте. Ссылки на неопубликованные работы не допускаются. Для книг: фамилия и инициалы автора, полное название книги, место издания, издательство, год, том или выпуск, общее количество страниц. Для периодических изданий: фамилия и инициалы автора, название статьи, название журнала, год издания, том, номер, первая и последняя страницы статьи.

14. Требования к иллюстрациям, изготовляемым авторами. Просим предоставлять только графические файлы рисунков.

15. Плата за публикацию статей с аспирантов не взимается. Первоочередным правом на публикацию статей пользуются докторанты, аспиранты и соискатели АГУ. Публикация статей преподавателей АГУ осуществляется за счет собственных средств университета. Дополнительные условия публикации статей для лиц, не работающих в АГУ, можно получить у ответственных за выпуски серий журнала.

Серия «Педагогика и психология»

Ответственный за выпуск серии - Чермит Казбек Довлетмизович, доктор педагогических наук, доктор биологических наук, профессор, проректор по учебной работе АГУ. Контактные телефоны: (8772)57-19-67; 59-37-00; 59-37-01.

Серия «Филология и искусствоведение»

Ответственный за выпуск серии - Панеш Учужук Масхудович, доктор филологических наук, профессор, декан филологического факультета. Контактный телефон: (8772)57-00-08. E-mail: [email protected]

Серия «Естественно-математические и технические науки»

Ответственные за выпуск серии - Тлячев Вячеслав Бесланович, доктор физикоматематических наук, профессор, зав. кафедрой теоретической физики; Жукова Ирина Николаевна, кандидат физико-математических наук, доцент кафедры теоретической физики. Контактный телефон: (8772)593908.

Серия «Регионоведение: философия, история, социология, экономика, юриспруденция, политология, культурология»

Ответственный за выпуск серии - Афасижев Туркубий Индрисович, доктор социологических наук, профессор, зав. кафедрой философии и социологии. Контактный телефон: (8772)593984.

Серия «Экономика»

Ответственные за выпуск серии - Керашев Анзаур Асланбекович, доктор экономических наук, профессор, декан экономического факультета; Захарова Елена Николаевна, доктор экономических наук, профессор кафедры учета и финансирования экономического факультета. Контактные телефоны: (8772)593756; 593953.

О ПОДПИСКЕ НА ЖУРНАЛ «ВЕСТНИК АДЫГЕЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА»

Стоимость подписки на журнал «Вестник Адыгейского государственного университета» на полугодие составляет 600 рублей (без стоимости доставки). Подписные индексы в Каталоге агентства «Роспечать»: Серия «Экономика» - 32896; Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция,

политология, культурология» и Серия «Естественно-математические и технические науки» - 36001; Серия «Педагогика и психология» - 45979; Серия «Филология и искусствоведение» - 82227.

Произвести подписку можно на почте в любом отделении связи.

Научное издание

Рецензируемый, реферируемый научный журнал «Вестник Адыгейского государственного университета», издаваемый тиражом 1000 экз.

Выпуск 3/64/2010.

Технический редактор Серкова Л.Ф.

Корректор Дмитриади Ю.К.

Издательство АГУ

385000, Республика Адыгея, г. Майкоп, ул. Университетская, 208.

Подписано в печать 11.09.2010 г. Бумага типографская.

Формат 60х94 1/8. Усл.-п.л. 21,5. Тираж 1000 экз.

Отпечатано в Издательском отделе Майкопской и Адыгейской Епархии.