CC BY-NC-ND
231
Теоретико-методологические проблемы гуманитарного/исторического знания
М.Ф. Румянцева
ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ ОЛЬГИ МИХАЙЛОВНЫ МЕДУШЕВСКОЙ
Рассматриваются системообразующие основания феноменологической концепции источниковедения, разработанные в трудах профессора кафедры источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института РГГУ О.М. Медушевской (1922-2007).
Ключевые слова: О.М. Медушевская, кафедра источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин, Историко-архивный институт, исторический источник, источниковедение, исторический процесс, феноменологический метод, гуманитарное знание.
С именем Ольги Михайловны Медушевской (1922-2007) связаны развитие в течение второй половины XX -начала XXI в. Научно-педагогической школы источниковедения Историко-архивного института и осмысление ее концептуальных основ. На протяжении всей научно-педагогической деятельности в творчестве О.М. Медушевской отчетливо прослеживается в качестве основного направления разработка теории и методологии источниковедения. Докторская диссертация «Теоретические проблемы источниковедения» была защищена О.М. Медушевской в 1975 г. Подчеркнем, что в те времена это была, по сути дела, одна из немногих доступных форм методологической рефлексии.
В разработке теории и методологии источниковедения О.М. Медушевская опиралась на эпистемологическую концепцию Александра Сергеевича Лаппо-Данилевского (1863-1919), репрезентативно представленную в его фундаментальном труде «Методология истории»1. Обращение к трудам А.С. Лаппо-Данилевско-го, осмысление и переосмысление его теоретико-познавательной
© Румянцева М.Ф., 2009
концепции стало лейтмотивом научного и педагогического творчества Ольги Михайловны. Восприняв эту концепцию через Александра Игнатьевича Андреева - своего непосредственного учителя и, в свою очередь, одного из лучших учеников самого А.С. Лаппо-Данилевского, - О.М. Медушевская ее творчески развивала и адаптировала к актуальной познавательной ситуации в сфере гума-нитаристики и к потребностям высшего образования, причем не только исторического, но и в целом гуманитарного. Эта концепция служила ей основой для конкретно источниковедческих и историографических исследований, осмысления и оценки иных, в первую очередь зарубежных, эпистемологических концепций.
Ключевое значение для инкорпорации идей А.С. Лаппо-Дани-левского в методологию исторического знания второй половины XX в. имела статья О.М. Медушевской о разработке теоретических проблем источниковедения в советской науке 20-30-х гг., опубликованная в «знаковом» сборнике «Источниковедение: теоретические и методические проблемы» (1969). В этой статье автор анализирует представления об источнике как историческом явлении в связи с условиями, его породившими, т. е. в русле методологии истории А.С. Лаппо-Данилевского. Хотя собственно о его концепции там еще почти не говорилось2. Более подробно основные положения концепции Лаппо-Данилевского применительно к актуальной ситуации в источниковедении и гуманитарных науках будут раскрыты Ольгой Михайловной позже, уже после защиты докторской диссертации, в ее многочисленных статьях и в учебных пособиях.
Складывавшееся иногда у некоторых читателей работ Ольги Михайловны и особенно у слушателей ее докладов на научных конференциях и на заседаниях Ученого совета РГГУ впечатление, что О.М. Медушевская лишь «пропагандирует» сформировавшуюся на рубеже XIX-XX вв. концепцию А.С. Лаппо-Дани-левского, было обманчивым. О.М. Медушевская не только раскрывала значение этой концепции в современных условиях, т. е. в сложной теоретико-познавательной ситуации последней трети XX - начала XXI в., часто характеризуемой как ситуация «методологического кризиса», но и адаптировала ее к новым социокультурным реалиям. Впрочем, такое положение вещей вполне нормально. И в этом случае к работам О.М. Медушевской о концепции А.С. Лаппо-Данилевского применимы слова Ж.-П. Сартра, написанные им, естественно, совсем по другому поводу: «<...> нет никакой необходимости приспосабливать живую философию к развивающемуся миру; она всемерно приспосабливается к нему сама, предпринимая для этого множество
частных исследований, ибо она составляет одно с движением общества. Люди, считающие себя самыми верными выразителями идей своих предшественников, поневоле трансформируют мысли, которые они хотят просто воспроизвести; применяемые к новым объектам, методы подвергаются модификации»3.
Конечно, напряженная интеллектуальная работа по осмыслению и разъяснению новых эпистемологических задач и новых проблемных полей гуманитарного познания и адаптации к ним методологической концепции А.С. Лаппо-Данилевского сама по себе заслуживает огромного уважения. Но постоянно интерпретируя идеи А.С. Лаппо-Данилевского, О.М. Медушевская в результате пришла к созданию своей собственной теории гуманитарного знания, о которой можно сказать то же самое, что сама Ольга Михайловна часто говорила об эпистемологической конструкции А.С. Лаппо-Данилевского - оригинальная, не повторяющаяся в других познавательных концепциях.
Целостно представленная в последней монографии О.М. Ме-душевской концепция «когнитивной истории», несомненно, выводит актуальное гуманитарное (не только историческое) знание на парадигмально новый уровень и соответственно заслуживает самого пристального изучения4. Одной из проблем здесь должно стать компаративное исследование «когнитивной истории» О.М. Медушевской и «методологии истории» А.С. Лаппо-Дани-левского, поскольку вполне очевидно, что именно на фоне построений последнего и можно выявить принципиальную новизну исследуемой концепции. Главное внимание здесь должно быть нацелено на выявление той грани, за которой заканчивается интерпретация концепции А.С. Лаппо-Данилевского и начинается оригинальная концепция О.М. Медушевской. Таким образом, в компаративное исследование вовлекается система из трех составляющих: концепция А.С. Лаппо-Данилевского - интерпретация этой концепции в Научно-педагогической школе источниковедения Историко-архивного института при ведущей роли признанной главы этой школы О.М. Медушевской - оригинальная концепция О.М. Медушевской.
Естественно, что в рамках данной статьи мы можем только заявить проблему и предложить предварительные размышления, целью которых является, в первую очередь, спровоцировать дальнейшие исследования. Для первичного анализа выделим лишь два, но принципиально важных аспекта сравниваемых концепций: понимание природы исторического источника и способы конструирования целостного исторического знания и проследим их трансформации.
От понятия «исторический источник» -к понятию «эмпирическая реальность человеческого мира»
В своей «Методологии истории» А.С. Лаппо-Данилевский «добывает» (по его собственному выражению) следующее определение исторического источника: «<...> исторический источник есть реализованный продукт человеческой психики, пригодный для изучения фактов с историческим значением»5. Эта формулировка весьма точно фиксирует как результат развития исторического знания в XIX в. в рамках преимущественно линейных/ стадиальных теорий исторического процесса, так и методологический уровень, достигнутый в результате эпистемологических поисков специфики исторического знания в неокантианстве на рубеже XIX-XX вв. Не претендуя здесь на полноту анализа, подчеркнем лишь два момента, соответствующих двум составляющим определения понятия «исторический источник». В первой части определения А.С. Лаппо-Данилевский подчеркивает, во-первых, объек-тивированность/«реализованность» того, что является историческим источником, т. е. может служить для познания того, что этот источник презентирует, а именно - исторической реальности. Историк отмечал: «<...> в области эмпирических наук, а значит, и истории, предлагаемое определение включает понятие о реальности данного объекта и понятие о его пригодности для познания другого объекта». И далее: «<...> данный объект становится источником лишь в той мере, в какой он может служить пригодным средством для познания другого объекта»6. Во-вторых, А.С. Лаппо-Данилевский акцентирует внимание на «человеческом» происхождении исторического источника. По его мнению, только то, что создано человеком и, следовательно, должно изучаться на основе принципа «признания чужой одушевленности», может служить источником познания человека и социума в их исторической эволюции. Здесь важно эксплицировать философские основания такого подхода, поскольку если мы ограничимся только этой констатацией, то не сможем выявить одно из наиболее существенных отличий сравниваемых концепций.
Философ неокантианского направления Александр Иванович Введенский (1856-1925), опубликовавший в 1892 г. работу «О пределах и признаках одушевления...», привлек внимание русских ученых к философской проблеме «чужого Я»7. А.И. Введенский видел свою задачу в том, чтобы «определить, как именно каждый из нас проверяет свое убеждение, что, кроме него, есть душевная жизнь и у других существ, хотя можно наблюдать не ее самое, а только со-
путствующие ей телесные явления». В результате исследования А.И. Введенский пришел к выводу, что «душевная жизнь не имеет никаких объективных признаков», т. е. никакие данные опыта (ни внешнего, ни внутреннего) не позволяют решить вопрос «о пределах одушевления»8, и переосмыслил проблему, с одной стороны, как этическую, а с другой - теоретико-познавательную. Во-первых, исследуя кантовскую этику, А.И. Введенский сформулировал четвертый постулат практического разума - убеждение в существовании «чужих Я»9. В теоретико-познавательном плане, считал А.И. Введенский, поскольку доказать наличие чужой одушевленности невозможно, «мы вправе пользоваться тою точкой зрения, при помощи которой нам удобнее расширять свое познание данных опыта, то есть тою, при помощи которой мы можем легче ориентироваться среди изучаемого класса явлений...». А.И. Введенский заметил, что мы можем «отрицать существование душевной жизни <...> у всех исторических деятелей и объяснять их поступки и жизнь как результаты деятельности чисто физиологической (бездушной) машины». Такая точка зрения может быть тем или иным образом согласована с фактами, но она не позволяет «ни восстановить исторических событий по их уцелевшим следам; ни предугадать поступков людей, среди которых я живу; ни управлять своею деятельностью относительно их <...>»10. Таким образом, признание чужой одушевленности (психологическая точка зрения) выступает как регулятивный принцип11.
А.И. Введенский также обратился к проблеме способов воспроизведения чужой душевной жизни и заметил, что «<...> наблюдать саму чужую душевную жизнь мы не можем, а должны лишь заключать об ней по ее внешним, материальным, то есть объективным обнаружениям, следовательно, при каждой попытке решать подобные вопросы мы уже должны быть уверены в том, какие именно материальные явления служат признаком, обнаруживающим присутствие душевной жизни, и какие проходят без ее участия»12.
А.С. Лаппо-Данилевский, вслед за А.И. Введенским, исходил из того, что в строгом онтологическом смысле решить проблему «чужого Я» не удается, и также применял принцип «признания чужой одушевленности» в этическом и теоретико-познавательном смыслах. Принцип «признания чужой одушевленности» принимается ученым в регулятивно-телеологическом значении, т. е. «в качестве научной гипотезы, нужной для объяснения некоторой части действительности». По убеждению А.С. Лаппо-Данилевского, «признание чужой одушевленности» необходимо «<...> психологу, социологу или историку для того, чтобы объединять свое знание о наблюдаемых им чужих поступках и деятельностях». В историчес-
ком исследовании на основе этого принципа историк «конструирует <...> перемены в чужой психике, в сущности, недоступные эмпирическому <...> наблюдению»13.
Именно эта идея впоследствии была развита А.С. Лаппо-Дани-левским в целостное учение о «реализованных продуктах человеческой психики» - исторических источниках, служащих основанием для добывания строго научного исторического знания. А.С. Лаппо-Данилевский подчеркивал: «В самом деле, можно ли без всяких критериев пользоваться историческим источником и утверждать, что факт, восстановленный на его основании без предварительного его рассмотрения, действительно существовал? <...> достаточно здесь представить себе <...> что надо разуметь под историческим источником, для того чтобы ответить на этот вопрос отрицательно: в сущности, историк признает его психическим продуктом, т. е. продуктом человеческого творчества в широком смысле слова; с такой точки зрения, например, он различает какой-либо ludus naturae от каменной поделки, в которой запечатлелось хотя бы слабое проявление человеческого творчества, или бессмысленные знаки - от начертаний первобытной письменности и т. п.». Затем автор подробно аргументировал свою позицию, утверждая, что «<...> явления природы <...> могут служить источниками для научного знания естествоведа, но не историка <...>»14. Излишне говорить о том, что в последние годы это размышление А.С. Лаппо-Данилевского парадоксальным образом актуализировалось в связи с попытками включить в круг исторических источников объекты природного происхождения и даже природные явления как таковые.
Второй момент - весьма существенный, но гораздо более прозрачный с точки зрения сопоставления исследуемых концепций. Во второй части определения понятия «исторический источник» А.С. Лаппо-Данилевский указывает на «факты с историческим значением», которые и являются предметом изучения историка. Эта позиция А.С. Лаппо-Данилевского подвергалась критике с точки зрения кажущейся неопределенности понятия «историческое значение». Но А.С. Лаппо-Данилевский, оставаясь, по сути дела, в границах линейных исторических построений, разъясняет, что под «фактами с историческим значением» понимается факт воздействия индивидуума (в том числе и коллективного) на среду, повлекший изменение этой среды. При этом автор подчеркивает, что историческое значение факта выявляется лишь в процессе исследования.
Вслед за А.С. Лаппо-Данилевским О.М. Медушевская - в новой социокультурной и теоретико-познавательной ситуации -особый акцент делала на понимании исторического источника как объективированного результата творческой активности человека,
как продукта культуры. По мнению О.М. Медушевской, в историческом источнике объективируется целостность человеческой индивидуальности. Вследствие этого исторический источник как объект гуманитарного знания дает надежную основу для строгого и точного знания, обязательным признаком которого является его принципиальная верифицируемость, что предполагает возможность повторного обращения к объекту исследования.
Что касается второй части определения, то она претерпела наиболее существенные трансформации. Кризис линейных/стадиальных теорий исторического процесса еще на рубеже XIX-XX вв., формирование цивилизационных моделей в первой половине XX в., структурирование исторического знания по новым проблемным полям (начиная с исторической антропологии в 1920-х гг.) заставляют отойти от строгой формулировки А.С. Лаппо-Данилев-ского, расширить понимание функций исторического источника, а соответственно и исторического познания, до изучения исторических явлений и процессов.
Надо сказать, что Ольга Михайловна старалась избегать жестких формулировок. Это была ее принципиальная позиция, сформированная на основе богатейшего опыта преподавания в высшей школе. Она не предлагала формулировку, что называется, «для заучивания», она провоцировала процесс мышления. Если А.С. Лаппо-Данилевский «добыл» и сформулировал определение исторического источника, то О.М. Медушевская заставляла своего читателя/ слушателя «добывать» это определение. В силу этой особенности научно-педагогического творчества О.М. Медушевской мы не имеем практической возможности дать единственное, жестко сформулированное самим автором определение этого ключевого понятия. Но синтезируя разные и отчасти разновременные высказывания О.М. Медушевской, можно в качестве промежуточного итога осмысления концептуальных оснований Научно-педагогической школы источниковедения Историко-архивного института предложить следующий вариант: «Исторический источник - объективированный результат творческой активности человека/продукт культуры, используемый для изучения/понимания человека, общества, культуры как в коэкзистенциальной, так и исторической составляющей»15. Мы видим, что этот вариант определения, с одной стороны, тесно связан с определением А.С. Лаппо-Данилевского, а с другой стороны, фиксирует качественные отличия понимания целостности исторического пространства в гуманитаристике конца XX в.
А теперь обратимся к двум самым последним работам О.М. Медушевской. В конце января - начале февраля 2008 г. в Историко-архивном институте прошла XX Международная научная конфе-
ренция «Вспомогательные исторические дисциплины - источниковедение - методология истории в системе гуманитарного знания», посвященная памяти Ольги Михайловны Медушевской. В материалах конференции опубликован доклад О.М. Медушевской «Эмпирическая реальность исторического мира» - одна из последних ее работ16. В ней автор ставит проблему поиска единых оснований научного знания, точнее - поиска эмпирического объекта исторического познания, который мог бы удовлетворять критериям научности, сформулированным в философии науки. Не изменяя традиции, О.М. Медушевская и в этом случае опирается на труды А.С. Лаппо-Данилевского. Но здесь стоит подчеркнуть, что сложившаяся традиция характеристики философских воззрений, а следовательно и концепции, А.С. Лаппо-Данилевского как неокантианских отнюдь не беспочвенна. Конечно, творчество А.С. Лаппо-Данилевского, как и любого оригинального мыслителя, не укладывается в «прокрустово ложе» зафиксированных в истории философии направлений. В ряде работ, в том числе и в рассматриваемом докладе О.М. Медушевская характеризует концепцию А.С. Лаппо-Данилевского, по сути, как феноменологическую17. Но все же А.С. Лаппо-Данилевский шел от неокантианского разделения наук на номотетические и идиографи-ческие, выявляя специфику истории как науки идиографической, правда, признавая при этом и значимость номотетической составляющей. О.М. Медушевская же отказывается от фиксации специфики исторического знания в пользу экспликации общенаучных оснований и пишет: «Надо подойти к проблеме эффективного диалога наук и методов с другой стороны: действительно ли в сфере всех этих наук существует такая познавательная ситуация, которая не может быть прояснена без данных собственно исторической науки, обозначилась ли в сообществе такая проблемная ситуация. Одна из них обозначена в общих чертах, всего одна, но зато фундаментальная: это проблема человеческого способа мышления, человеческого познания. Она обозначилась как проблема исследования связи чувственного восприятия и последующего возникновения научной теории, научного понятия, открытия механизма функционирования внешнего мира. Вопрос звучит из сферы философии физики - сферы, в которой открытия фундаментальных закономерностей были самыми впечатляющими и остаются ими»18.
Рассматривая понятие исторического мира как синоним человеческого мира (в отличие от мира неорганической и органической природы), автор видит его специфику в наличии опосредованного информационного обмена, осуществляемого не только в пространстве, но и во времени, что ведет к возможности фиксации памяти, что, в свою очередь, обусловливает возможность создания истории:
«Главное отличительное свойство человеческого мышления -способность целенаправленно создавать продукт в виде материального образа и осуществлять опосредованный информационный обмен с себе подобными, что и создает возможность взгляда со стороны и, следовательно, создания собственной истории»19. Возникающая в результате такого информационного обмена «эмпирическая реальность человеческого мира» и есть макрообъект истории как науки. Сформулированное О.М. Медушевской понятие «эмпирическая реальность человеческого мира» является парадигмально новаторским. В новой парадигме оно заменяет понятие «совокупность/система исторических источников».
В рамках рассматриваемой нами проблемы еще раз настоятельно подчеркнем. В методологии исторического познания А.С. Лаппо-Данилевского объектом исторической науки является исторический источник, в теоретико-познавательной концепции Научно-педагогической школы источниковедения Историко-архивного института, как она сложилась к рубежу XX-XXI вв., объектом как собственно исторического, так и в целом гуманитарного познания является видовой корпус исторических источников, целостно и системно презенти-рующий определенную культуру, в оригинальной концепции О.М. Медушевской объект гуманитаристики - «эмпирическая реальность человеческого мира». Смысл этого концепта в том, что без его осмысления история, с позиций философии науки, не воспринимается как имеющая реальный объект наблюдения. И действительно, если на уровне обыденно научного (квазинаучного) сознания мы скажем, что объект истории - «прошлое» (даже если мы уточним, что это - «прошлое человечества»), то тем самым выведем историю из круга наук, имеющих реальный объект эмпирического наблюдения и, следовательно, возможность верификации полученного знания.
О.М. Медушевская (и снова с отсылкой к А.С. Лаппо-Данилев-скому) утверждает: «<...> именно человеческое сознание создает новую структуру эмпирической реальности и, в свою очередь, возникает возможность изучать это сознание опосредованно - через созданные им материальные образы, и история может развиваться как эмпирическая наука. Человеческое сознание («психика» в широком смысле) создает реализованный продукт, который историк изучает как источник своей информации. Его исследовательский путь логичен: он движется от материального образа к интерпретации содержания (методология источниковедения) и далее конструирует историческую реальность, проявившую себя возникновением культурного феномена»20. Осмысливая проблему в общефилософских понятиях, О.М. Медушевская фиксирует в этом контексте понятие «вещь»: «Вещь - ключевое понятие именно для выяснения структуры эмпи-
рической реальности человеческого мира; только в этом мире возможна и существует единая (по цели создания) и в этом смысле неделимая единица этого мира - вещь, или реализованный продукт целенаправленной человеческой деятельности. Иными словами - это свой неделимый "атом", своя структура, присутствие которой наивное сознание ищет и в других, физических и биологических, реальностях, пока не убеждается с помощью наук о природе, что человеческие меры несоизмеримы со структурами других реальностей. Но зато вещь - главный материальный объект, посредством которого возникает в автономной человеческой информационной среде феномен опосредованного информационного обмена»21.
По сути дела, в данном докладе О.М. Медушевская поставила проблему эмпирического изучения уникального феномена «вещь» как объективации человеческого сознания в связи с актуальной необходимостью привлечения в область теории познания данных о человеческом мышлении.
Развернутый ответ на этот «вызов» содержит опубликованная осенью 2008 г. уже упоминавшаяся монография О.М. Медушев-ской «Теория и методология когнитивной истории». Автор начинает анализ заявленной проблематики с оригинального осмысления ключевого для данной концепции понятия «человек» и на протяжении всей работы уточняет его. О.М. Медушевская констатирует: «Основной постулат когнитивной истории составляет, естественно, определение феномена человека»22. В результате автор приходит к выводу, имеющему не столько эпистемологический, сколько онтологический характер: «Человек - живое существо, завершающее познавательное действие созданием продукта. Опосредованный информационный обмен через посредство этого продукта делает человека существом социальным, формируя действующую информационную систему сообщества и потенциальную информационную сферу человеческого рода, поскольку информационный ресурс является общим и доступен каждому»23.
В целом же в качестве предварительного вывода рискну заявить о наиболее фундаментальном, на мой взгляд, различии концепций А.С. Лаппо-Данилевского и О.М. Медушевской: если размышления А.С. Лаппо-Данилевского ограничивались лишь сферой гносеологии при убежденности в онтологической неразрешимости проблемы «человека» в историческом познании, то О.М. Медушевская выводит исследование природы исторического источника и видовых систем исторических источников, принадлежащих той или иной культуре, на уровень онтологии, формулирует парадигмально новый концепт «эмпирическая реальность человеческого мира». Кстати, это зафиксировано и в названиях фундаментальных трудов создателей сравни-
ваемых концепций: если труд А.С. Лаппо-Данилевского называется «Методология истории», то О.М. Медушевская не ограничивается собственно методологией и называет свою книгу «Теория и методология когнитивной истории».
(Продолжение следует)
Примечания
1 Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории: Пособие к лекциям, читанным студентам С.-Петерб. ун-та в 1910/11 году. СПб., 1910-1913. Вып. I—II.
2 Медушевская О.М. Теоретические проблемы источниковедения в советской историографии 20-х - начала 30-х годов // Источниковедение: Теоретические и методологические проблемы. М., 1969. С. 171-194.
3 Сартр Ж.-П. Проблемы метода. М., 1994. С. 8.
4 Медушевская О.М. Теория и методология когнитивной истории. М., 2008. Первую (по времени написания) рецензию на этот труд см. в настоящем издании.
5 Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. Вып. II. С. 375.
6 Там же. С. 366.
7 Введенский А.И. О пределах и признаках одушевления: Новый психо-физиоло-гический закон в связи с вопросом о возможности метафизики. СПб., 1892.
8 Там же. С. 3.
9 См.: Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991. С. 191.
10 Введенский А.И. Указ. соч. С. 71.
11 Там же. С. 72.
12 Там же. С. 7.
13 Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. Вып. II. С. 308.
14 Там же. С. 356, 368-369.
15 См., напр.: Румянцева М.Ф. Источниковедение: опыт энциклопедической статьи // Вспомогательные исторические дисциплины - источниковедение - методология истории в системе гуманитарного знания: Материалы XX между-нар. науч. конф. Москва, 31 янв. - 2 февр. 2008 г. М.: РГГУ, 2008. С. 34-40.
16 Медушевская О.М. Эмпирическая реальность исторического мира // Там же. С. 24-34.
17 См., напр.: Медушевская О.М. Феноменология культуры: Концепция А.С. Лап-по-Данилевского в гуманитарном познании новейшего времени // Исторические записки. М., 1999. № 2 (120).
18 Медушевская О.М. Эмпирическая реальность исторического мира. С. 32-33.
19 Там же. С. 24.
20 Там же. С. 25-26.
21 Там же. С. 33.
22 Медушевская О.М. Теория и методология когнитивной истории. С. 331.
23 Там же.
