CC BY
40
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 800.93
М.В. ТЕРСКИХ
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского
ФЕНОМЕН ЯЗЫКОВОЙ ИГРЫ В АСПЕКТЕ ТЕОРИИ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ
В статье осуществляется попытка проанализировать основные особенности.языковой игры как лингвистического феномена. Основное внимание уделяется соотношению совремеююй теории интертекстуальности и феномена языковой игры. Автор рассматривает некоторые приемы интертекстуальности в сфере современной массовой коммуникации.
Феномен языковой игры уже в течение нескольких десятилетий привлекает внимание ученых. Чаще всего языковая игра соотносится с нарушением нормы при условии, что коммуникант знает нормы употребления тех или иных языковых единиц, то есть речь идет об осознанном отклонении от нормы. А.В.Щерба писал: «Когда чувство нормы воспитано у человека, тогда-то он начинает чувствовать всю прелесть обоснованных отступлений от нее [цит. по: Горелов, Седов 2001: 181]. Отступления от нормы могут носить разнообразный характер. Так, Б.Ю.Норман выделяет нарушения структуры знака (изменение отношений между двумя сторонами знака — планом выражения и планом содержания) и нарушения системных отношений между знаками (формальное сходство знаков провоцирует их сближение, а семантическая близость ведет к формальному уподоблению) . По мнению Б.Ю.Нормана, языковая игра есть не что иное, как «нетрадиционное неканоническое использование языка, это творчество в языке, это ориентация на скрытые эстетические возможности языкового знака» [Норман 1987: 168]. Таким образом, языковая игра возникает в результате тенденции к симметризации языкового знака в речи.
Т. А.Гридина также рассматривает феномен языкового творчества как соотношение стереотипа и намеренного отклонения от этого стандарта, Однако
Т.А.Гридина предпочитает говорить не о нарушении нормы, а о «деавтоматизации» ассоциативного стереотипа восприятия, конструирования и употребления словесного знака.
Одним из важнейших компонентов игровой коммуникации, по мнению всех исследователей языковой игры, является контекст. Речевой контекст призван снимать асимметрию знака в системе. Если же этого не происходит, то возникает эффект языковой игры. Ср.: «Актуализатором асимметричности знака выступает контекст. Если контекст подавляет множество потенциальных значений и реализует только одно, то он выступает в качестве симметри-зирующего окружения. При такой организации контекста, который не устраняет многозначности,...-текст становится амбивалентным или поливалентным, а сам контекст выступает в роли десемантизирую-щего окружения» [Уварова 1989:122].
Рассматривая языковую игру как форму лингвок-реативной (ассоциативной) деятельности говорящих, Т.А.Гридина отмечает, что «сам эффект языковой игры продуцируется собственно не условиями речевого контекста, а условиями системного контекста знака и отражением модели языка в сознании индивидов, способностью к нарушению механизма вероятностного прогнозирования» [Гридина 1996:8].
Понятие нарушения вероятностного прогнозирования тесно связано с эффектом обманутого ожи-
дания. Обманутое ожидание представляет собой «внезапное нарушение упорядоченности, то есть появление элементов низкой предсказуемости на фоне предшествующего увеличения предсказуемости других элементов» [Арнольд 1999:196].
По словам И.Н.Горелова и К.Ф.Седова, одной из особенностей любой коммуникативной ситуации является процесс прогнозирования, называемый иначе «предвосхищением» или «антиципацией». Понятия «прогноз», «предвосхищение» связаны с понятием «вероятность событий» в том числе и в речи. Американский специалист по коммуникации Джейм Фланаган писал: «Следует считать доказанным, что человек, слушающий или читающий некий текст, воспринимает его не строго линейно (слово за словом), а более крупными контекстуальными блоками, декодируя текст в связи с ситуацией и вероятностью появления в ней тех или иных составляющих частотных элементов» [цит. по: Горелов, Седов 1997: 95]. Реципиент, таким образом, слушая некое сообщение, прогнозирует, что последует за только что произнесенными словами, особенно это касается цитат и идиоматических выражений, лексический состав которых, как правило, не изменен. Линейность речи предполагает, что появление каждого отдельного элемента подготовлено предшествующими и само подготавливает последующие. Читатель или слушатель, как мы уже отмечали, предугадывает эти предполагаемые контекстом элементы. При такой связи переходы от одного элемента к другому мало заметны, наше сознание как бы скользит по воспринимаемой информации, большая часть этой информации «идет фоном». Когда на этом фоне возникают элементы малой предсказуемости, нашему сознанию приходится «мобилизоваться», поскольку возникает так называемая «психологическая запруда» (термин Грооса), которую необходимо преодолеть. «Возникает нарушение непрерывности, которое действует подобно толчку, - неподготовленное и неожиданное создает сопротивление восприятию, и преодоление этого сопротивления требует усилия со стороны читателя, а потому сильнее на него воздействует» [Арнольд 1973: 43].
С точки зрения теории текста, эффект обманутого ожидания возникает в результате нарушения собственной нормы текста. Результатом преодоления созданной автором «психологической запруды» может быть как чувство удовольствия от проделанной умственной работы, так и чувство удовольствия от удачной шутки (если таковая имела место).
В рамках своей ассоциативной теории языковой игры Т.А.Гридина называет аналогичный прием создания языковой игры ассоциативной провокацией. которая является частным конструктивным принципом языковой игры и «моделирует контекст несоотносительности речевого прогноза употребления слова и реализации этого прогноза, что вызывает эффект неожиданности при восприятии лексемы в высказывании» [Гридина 1996:29].
Поскольку одним из самых распространенных приемов языковой игры является разрушение фразеологизмов, устойчивых языковых сочетаний, что непосредственно связано с функционированием «чужого слова» в новом контексте, можно говорить о том, что феномен языковой игры тесно соприкасается с феноменом интертекстуальности.
В данной статье мы попытаемся рассмотреть языковую игру с точки зрения энергетической теории интертекстуальности. По мнению Н.А.Кузьминой, интертекст как объективно существующая
информационная реальность, являющаяся результатом креативной деятельности человека и способная самогенерировать по стреле времени, обладает некоторой энергией. Энергия есть комплексная величина, которая состоит из эксплицитного и имплицитного компонентов. Эксплицитная компонента энергии обеспечивает передачу информации из поколения в поколение. Будучи не подверженной изменениям во Времени, эксплицитная составляющая создает упорядочивающее начало в интертексте. Имплицитная компонента, напротив, переменная, «зависящая от времени и модели мира индивида как своего рода системы фильтров» [Кузьмина 1999:39].
Энергия прототекста, выбранного в качестве материала для языковой игры, поддерживается за счет творческой деятельности субъекта, чья энергия передается данному прототексту. Более того, на наш взгляд, креативный подход к тексту многократно увеличивает его энергетический потенциал. Употребляя в своей речи какие-либо устойчивые выражения, говорящий создает такую языковую ситуацию, когда энтропийностьтого, что должно быть сказано после этого, исключительно мала, поскольку максимально велика вероятность следования определенных элементов. Нарушение ожиданий реципиента приводит к тому, что он вынужден мобилизовать свое сознание, что приводит к спонтанному выбросу энергии. Энергия текста пополняется, таким образом, и за счет воспринимающего субъекта, который вынужден приложить определенные усилия для декодирования цитаты, оказавшейся в неожиданном контексте. Умственная деятельность воспринимающего текст субъекта и креативная деятельность говорящего компенсируют естественное рассеивание энергии во времени, обеспечивая существование данного текста в интертексте.
Понимание языковой игры как осознанного отклонения от нормы, существующей в языке, позволяет говорить о явлении резонанса, который возникает между энергией говорящего и энергией языковой системы. Воспринимая эту энергетику языковой системы и увеличивая ее за счет собственной энергии, говорящий «выдает» энергетически очень емкое (в силу креативного осмысления возможностей, предлагаемых системой) высказывание, которое вполне оправданно вызывает ответную реакцию реципиента. И в этом случае мы уже можем говорить о возникновении/отсутствии резонанса между энергией реципиента и игрового текста.
Т.А.Гридина, предлагая ассоциативную интерпретацию природы языковой игры, отмечает, что эффект языковой игры «связан с намеренной деав-томатизацией (переключением) ассоциативного стереотипа восприятия, конструирования и употребления словесного знака...» [Гридина 1996:8]. Это положение позволяет связать ассоциативную природу языковой игры с предложенным Н.А.Кузьминой делением энергии на имплицитную и эксплицитную составляющие. Ассоциативная основа языковой игры есть, на наш взгляд, не что иное, как имплицитная компонента энергии текста. Языковая игра, таким образом, строится на варьировании этих двух компонентов энергии. Другими словами, языковая игра может строиться следующим образом: контекст ориентирует на восприятие эксплицитной энергии там, где принято считывать как раз имплицитную, и наоборот, появляется импли-цитность там, где ее прежде не было.
Поскольку языковая игра не предполагает указания на источник трансформированной цитаты, реципиенту самому приходится догадываться о первоначальном тексте и восстанавливать базовый текст в сознании. Такая активная работа воспринимающего информацию становится, по мнению многих исследователей, фактором, повышающим удовольствие от рецепции текста.
Резонанс между энергией автора и энергией реципиента может и не осуществиться в силу ряда причин. Одной из таких причин является интертекстуальная некомпетентность адресата. В этом случае реципиентом будет считана только эксплицитная компонента энергии текста. Иногда выбранная в качестве источника речевого комфорта, коммуникативного удовольствия обыгранная цитата, не будучи адекватно воспринятой, способна создать не ожидаемый автором речевой дискомфорт.
Энергетика «чужого» слова оказывается весьма востребованной в массовой коммуникации, поскольку обеспечивает больший когнитивный резонанс с потенциальным реципиентом. В рекламном дискурсе, например, языковая игра часто строится на различного рода модификациях исходного текста. Причем замещенный компонент, как правило, и несет основную смысловую нагрузку. Излюбленным и поистине безграничным источником цитирования, к которому охотно прибегает копирайтер, является фразеология. Фразеологизм как устойчивое сочетание лексем с полностью или частично переосмысленным значением, что обеспечивает потенциальную двуслойность его смысловой структуры, востребован в рекламной коммуникации по большей части потому, что известен практически любому носителю языка. Кроме того, фразеологические единицы не только обеспечивают передачу когнитивной информации, но и осуществляют экспрессивное воздействие на адресата, вызывая его ответную реакцию.
Одним из непременных условий включения фразеологизма в речевое сообщение в качестве единицы вторичной номинации является способность адресата интерпретировать данную единицу, так как «данная единица в акте коммуникативно-прагматической деятельности имплицитно содержит значительно больший объем когнитивной, эмотивно-оце-ночной, этнокультурной, актуально-злободневной и иной информации» [Добрыднева 2000: 21]. Эта специфика фразеологизмов делает их средством создания разнообразных игровых высказываний.
Реклама, экспериментируя с языком, пытаясь использовать его потенциальные ресурсы, часто вскрывает внутреннюю форму фразеологизмов. В результате столкновения буквального и переносного значений создаются условия для двойного восприятия рекламного сообщения, что увеличивает силу воздействия рекламного текста на потенциального покупателя и делает сообщение информационно более емким. Прием столкновения буквального и переносного значений, называемый иначе приемом двои-ной актуализации, - один из основных способов обыгрывания фразеологизма в любого рода дискурсах. Эффект двойной актуализации может быть результатом различных преобразований, как-то: импликация фразеологизма (редукция); экспликация фразеологизма (распространение); субституция фразеологизма (перестановка компонентов идиомы); контаминация фразеологизмов.
Очень часто эффект двойной актуализации создается путем референтной соотнесенности фразеологизма с рекламируемым товаром и зрительным
воплощением метафорического образа, положенного в основу фразеологизма. В роли средства для стилистической актуализации поверхностного значения фразеологизма может выступать и иллюстрация, поддерживаемая или не поддерживаемая вербальным сообщением.
Если рассматривать трансформации фразеологизмов в рекламном и других дискурсах с точки зрения эффекта обманутого ожидания, то важную роль здесь играет позиция заменяемого компонента. По меткому выражению И.В.Арнольд, «от перемены мест слагаемых сумма не меняется только в арифметике» [Арнольд 1999: 427]. В тексте, напротив, позиция элемента имеет исключительно важное значение. Поскольку человек с большей или меньшей степенью достоверности прогнозирует конец фразы, а не ее начало, постольку появление нового элемента вместо ожидаемого, подготовленного начальными элементами, будет более неожиданным и потому более эффективным. Таким образом, наибольший воздействующий эффект достигается путем замены конечного элемента фразеологического оборота.
Игровые приемы способствуют компрессии смысла, в результате чего создаются тексты, в которых одна фраза актуализирует сразу два разных смысла (столкновение этих двух смысловых пластов и обеспечивает игровой эффект). Использование приемов языковой игры в рекламной коммуникации позволяет часть смысла подавать в компрессионном виде, что, во-первых, способствует лучшей запоминаемости текста (поскольку текст является более коротким формально, но более емким семантически), во-вторых, позволяет экономить столь дорогое рекламное время и пространство.
Таким образом, можно констатировать, что использование игровых приемов способно в значительной степени увеличить энергетический и смысловой потенциал метатекстов различных дискурсов.
Библиографический список:
1. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка/ И.В. Арнольд. - Д., 1973.
2. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность/И.В. Арнольд. -СПб., 1999.
3. Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики/ И.Н. Горелов, К.Ф. Седов,- М., 2000.
4. ГридинаТ.А Языковая игра: стереотип и творчество/Т. А. Гридина. Екатеринбург, 1996.
5. Добрыднева Е.А. Коммуникативно-прагматическая парадигма русской фразеологии: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук/ Е.А. Добрыднева. - Волгоград, 2000.
6. Кузьмина H.A. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка/ H.A. Кузьмина. Екатеринбург -Омск, 1999.
7. Норман Б.Ю. Язык: знакомый незнакомец/ Б.Ю. Норман. Минск, 1987.
8. Уварова Н.Л. Тропонимия в языке и игре // Стилистика как общефилологическая дисциплина. Калинин, 1989. -с. 121 - 129.
ТЕРСКИХ Марина Викторовна, кандидат филологических наук, доцент кафедры теоретической и прикладной лингвистики.
Дата поступления статьи в редакцию: 14.04.2006 г. © Терских М.В.
