CC BY
35
8. Сорокин П. Общество, культура и личность. М., 2000.
9. Сорокин П. Социальная культура и культурная динамика. М., 2000.
10. Алексеев С. С. Право: азбука - теория - философия. Опыт комплексного исследования. М., 1999.
11. Ромашов Р. А., Шукшина Е. Г. Современная правовая культура в России: проблема соотношения правового нигилизма и правовой идеологии // Гуманитарные проблемы современной цивилизации: материалы VI Международных Лихачевских научных чтений. СПб., 2006.
12. Клейменова Е. В., Моралева К. А. Правовая культура и ее стандарты в Конституции Российской Федерации // Правоведение. 2003. № 1.
13. Краснова В. Е. Правовая культура и ее роль в становлении правового государства // Ученые записки РГУ. Ростов н/Д, 2003. Вып. 1.
14. Ковалева И. В. Ценности правовой культуры в представлениях российского общества конца XIX - начала XX века. В. Новгород, 2002.
15. Жинко А. Н. Правовая социализация личности в контексте правового воспитания и юридического образования: дис. ... канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2012.
16. Разуваев Н. В. Правовая система и критерии отраслевой дифференциации права // Правоведение. 2003. №9 3.
17. Працко Г. С. Человек и социально-правовой порядок // Юристъ-Правоведъ. 2011. № 2.
18. Працко Г. С., Шпак В. Ю. Политический плюрализм: правовое измерение и субъекты порядка. Ростов н/Д, 2008.
19. Каландаришвили З. Н., Евдокимов А. С. Правовая социализация и правовая культура. СПб., 2006.
М. А. Дидык
ФЕНОМЕН ВИНЫ И РЕАЛИИ ПРАВА В РЕГИОНАЛЬНО-УНИВЕРСАЛЬНОМ ИЗМЕРЕНИИ: АНАЛИЗ МОДЕЛИ К. ЯСПЕРСА
Статья посвящена проблеме специфики сопряжения регионального и универсального измерений в типологии вины. Дан анализ осмысления К. Ясперсом вопроса о немецкой вине в правовом, культурном и метафизическом контексте содержательной и процедурной сторон Нюрнбергского процесса.
Ключевые слова: философия права, виновность, война, типология вины, правовая культура, Нюрнбергский процесс, кризис мирового масштаба.
Современная ситуация, ядром которой, по крайней мере в нашем сознании, стала Украина (чисто региональное образование), не только обострила понимание глобальности мирового взаимодействия, но и максимально сгустила краски политической взаимозависимости в отношениях центра и периферии, между прежним лидером и новыми претендентами на центральное место, между региональными структурами разного уровня и силы, в отношениях явно планетарного масштаба. В связи с этим ощущение назревающей катастрофы и вероятности военных действий, поэтапно втягивающих практически все цивилизационно-государственные ранги мирового представительства, обозначило правовое проблемное поле, практически его реанимировав
в качестве призматического явления в ситуации наличного духовного бытия.
Исследование философии права и государственности, основанное на факте личности и ее автономии, задуманной и построенной систематически с учетом универсальности и региональности в их взаимосвязи, пожалуй, впервые было осуществлено Гегелем почти два столетия назад в Германии - явном аутсайдере прежней мировой политики и международных отношений, отброшенном из центра на периферию еще в XVI-XVП веках, что и было, как казалось, окончательно закреплено итогами мирного договора, подписанного после завершения Тридцатилетней войны. Но вслед за «Феноменологией духа» Гегеля, завершенной в день, когда войска Наполеона вошли в Иену*,
* «Самого императора - эту мировую душу - я увидел, когда он выезжал на коне на рекогносцировку. Поистине испытываешь удивительное чувство, созерцая такую личность, которая, находясь здесь, в этом месте, восседая на коне, охватывает весь мир и властвует над ним», - писал Гегель своему другу Нитхаммеру 13 октября 1806 года [2, с. 255].
и изданной весной 1807 года, прозвучали (зимой 1807-1808 гг.) «Речи к немецкой нации» И. Г. Фихте, в которых было заявлено: «.. .только немец - изначальный и не омертвевший в произвольном укладе человек - поистине имеет народ и может по праву рассчитывать на него и что только он способен на подлинную и соразмерную разуму любовь к своей нации» [3, с. 189]. Увидевший поражение Наполеона и закат его власти, а также возвышение Пруссии, Гегель отмечает: «Дух постигает в крайности своей абсолютной отрицательности, во в себе и для себя сущем поворотном пункте бесконечную позитивность своей внутренней сущности, начало единства божественной и человеческой природы, примирение как явившую себя внутри самосознания и субъективности объективную истину и свободу, осуществить которую было предназначено северному началу германских народов» [ 1, с. 377].
Тем самым в философии права региональное начало государственно-политической жизни (мир «германских народов» на завершающем этапе всемирной истории) оказалось соединенным у Гегеля с универсальным началом. Имеется в виду, с одной стороны, всеобщий характер самой всемирной истории права и государственности, в которой германцам предшествовали восточные народы, античные греки и римляне, а также израильский народ, дошедший до «утраты самого себя и своего мира и бесконечной скорби об этом» [ 1, с. 376], а с другой - универсальность возникшего вследствие этой «утраты» христианства, принятого в качестве принципа исторического действия, по Гегелю, именно германскими народами.
Интересно, что в лекциях по философии всемирной истории Гегеля [4] его диалектически-идеалистическая концепция, отражающая присутствие в истории универсальности, и цивилизаци-онный анализ, фиксирующий моменты регионального ее выражения [5, с. 65-87], сопряжены настолько, что, как удалось недавно обнаружить, принцип поступательного развития и принцип локализации «духа», их пребывание во времени и в пространстве истории оказались у мыслителя, в сущности, идентичными. Это видно из того, что в непереведенной на русский язык части текста лекций [12, с. 154-155] географическое обозрение сцены всемирной истории включает у Гегеля: Дальнюю Азию (Монголия, Китай, Индия) на Востоке, христианский или западноевропейский мир на Западе, а между ними (в зоне Передней Азии и юго-восточной окраины Европейского континента) - исламский мир,располагающийся на месте
Древней Персии и Древней Греции (выделено мною. - М. Д.); в философско-исторической же схеме Гегеля среднее место занимает уже Греция вместе с Римом, которая (особенно после завоеваний Александра Македонского) поглощает и эллинизирует Переднюю Азию персов. Топосно-хрониальная модель бытия и развития в истории получает свое подтверждение и на ее «центрально-осевом» участке пространства (Израиль) и времени (эпоха Иисуса Христа).
Вера в разум истории, в прогресс культуры, в ее общечеловеческий характер не выдержала испытания уже в следующем столетии: в 1914 году ситуация резко изменилась. Мир пережил страшный, всемирно-исторический стресс. Это было время «ужаса» Первой мировой войны, кризиса культуры, «разбожествления» мира и «неожиданной» для цивилизованной Европы «войны всех против всех». В обстановке тревоги за будущее гуманистических ценностей, идеалов разума и свободы, в ситуации всеобщего взаимонепонимания и зародилось стремление осмыслить и концептуально оформить новую историческую реальность в культуре. Конфликт, как и его последствия, выражающиеся в противоборстве-войне, имеют глубокие исторические корни, суть которых прекрасно выражена формулой Гоббса. Вся история человечества наполнена конфликтами, восстаниями, переворотами, революциями и войнами. Каждое из таких событий обусловлено не только причинами, но и фактическим результатом - обновленным вариантом исходной культурной социальности. Гоббс определял это состояние в своей теории как естественное, до-государственное и до-договорное. Однако и в «договорных» условиях, как внутриполитических, так и внешнеполитических, проблема оказывается сложной и трудноразрешимой.
Попытку осмыслить природу и причины конфликта, противостояния, непреклонности в общечеловеческой культуре как феномена разрушительности, разрозненности, разорванности представила философия в ее историческом, социальном, правовом и культурном измерениях.
Собственную рефлексию над Второй мировой войной (1939-1945) как индивидуально-личностный философский опыт затрагивания и сопряжения актуальной реальности представил немецкий философ-экзистенциалист Карл Ясперс. В зимний семестр 1945-1946 года в цикле лекций «О духовной ситуации в Германии» Ясперс уделил особое внимание «вопросу виновности». В дни Нюрнбергского процесса*, с нависшей над всем немец-
* С Нюрнбергского процесса фактически началась история международного уголовного права.
ким народом мировой виной, Ясперс попытался осмыслить злополучную проблему двуединой цели: «как немец среди немцев. способствовать ясности и единодушию, а как человек среди людей участвовать в .поисках истины» [7, с. 5]. Истина же, как и справедливость, смогла бы стать новой точкой опоры для новой коммуникации немцев внутри собственного регионального круга, а также необходимой площадкой для мировой коммуникации и мирового доверия. «В молчании, под нивелирующие речи официальной пропаганды этих двенадцати лет, - пишет Ясперс - мы занимали очень разные внутренние позиции. У нас в Германии нет единства ни душ, ни оценок, ни желаний. То, во что мы все эти годы верили, что считали правдой, что составляло для нас смысл жизни, было очень несходно, поэтому теперь и меняться каждый должен по-своему. Мы все меняемся. Но не все мы идем одним и тем же путем к новой, вновь соединяющей нас почве, которую мы ищем. Каждый должен в такой катастрофе переплавиться и родиться вторично, не боясь, что это его опозорит» [7, с. 11].
Обнаруживая духовный разлад немцев, Яс-перс фиксировал только внешнее сходство («все мы говорим на немецком языке, все родились в этой стране, и здесь наша родина» [7, с. 11]), не представляющее коммуникационных точек соприкосновения. Крушение идеалов, патриотизма, национальной гордости осуществлялось поэтапно, разрывая с каждым разом тело немецкой культуры на все более мелкие части. Каждый этап национального откровения - 1933 год, июнь 1934 года, 1938 года (еврейские погромы), 1942 года («когда поражение стало вероятным»), 1943 года («когда сомнений в нем уже не было»), 1945 год («когда оно и в самом деле последовало») - стал необходимой вехой в пробуждении самосознания и итоговым освобождением из «немецкой тюрьмы». Такое затянувшееся освобождение застало полностью истощенный, без нравственных и физических сил организм. Мировая беда, принесшая боль и страдания, отобравшая близких, любимых, единственных, никого не оставила в стороне. Она действовала по своей справедливости и по своим правилам.
«Почти весь мир выступает с обвинением против Германии и против немцев. Наша вина обсуждается с возмущением, с ужасом, с ненавистью, с презрением. Хотят наказания и возмездия. В этом участвуют не только победители, но и некоторые немецкие эмигранты, даже граждане нейтральных государств», - пишет Ясперс [7, с. 15]. Возникает вопрос: а как быть с виной? Согласиться? Отказаться? Понять и принять? «От того, как мы ответим на него в глубине души, зависит наше теперешнее мировосприятие и самосознание. Это вопрос жизни для немецкой души» [7, с. 16]. Поднимая этот вопрос, прежде всего, в своей собственной душе, Ясперс оказывается в очень непростом положении «третейского судьи», совестью которого должен быть вынесен приговор. Разобраться в деталях «дела» помогает философия и богословие, как считает Ясперс. Но не обходится и без психологии, а главное, юриспруденции*.
Оказавшись перед лицом парадоксального, взвешивая все «за» и «против», Ясперс пытается осмыслить вину как таковую, фрагментировать «материалы дела» и измерить, предпринимая следующую последовательность действий.
Сначала он предлагает разобраться с виной в универсально-понятийном измерении. Термин «универсально-понятийный» был введен в научный оборот М. К. Петровым, выдающимся отечественным философом, историком философии, социологом и политологом, историком науки и образования, лингвокультурологом, как тождественный «европейскому способу мысли», наряду с «лично-именным» и «профессионально-именным» социо-кодами и типами культуры [8, с. 37-94]. Здесь же мы, используя терминологию М. К. Петрова и не останавливаясь на указанной типологии специально, применяем ее к модели К. Ясперса. Ученый вводит схему разграничений, в рамках которой выделяет: а) типологию виновности (уголовную, политическую, моральную и метафизическую); б) последствия виновности (соответственно указанной типологии); в) соотношение «силы», «права», «милости»**; г) дела судейские; д) защиту. Подробно анализируя все охваченные пласты данной схемы, Ясперс выходит на два уровня виновно-
* Речь идет об образовательной траектории Ясперса, прошедшего по юридической, медицинской (психологической) и философской точкам, в экзистенциальной системе координат.
** «Когда с войной наступает господство силы, право кончается. Мы, европейцы, пытались и в этих условиях поддержать остаток правопорядка нормами международного права, которые действуют во время войны и были последний раз закреплены в Гаагской и Женевской конвенциях. Кажется, из этого ничего не вышло. Где применяется сила, там порождается сила... Победитель решает, что будет с побежденным. Действует принцип vae victis. У побежденного один выбор: либо умереть, либо делать и терпеть то, чего хочет победитель. Побежденный предпочитает остаться в живых. Право - это высокая идея людей, строящих свое существование на некоем начале, которое гарантируется, впрочем, только силой. Когда люди сознают, что они люди, и признают человека человеком, они осмысляют права человека и опираются на естественное право, апеллировать к которому может каждый - и победитель, и побежденный» [7, с. 24].
сти - индивидуально-личностный и коллективно-гражданский, прямо сопряженных с ответственностью. Вина как следствие поступка, приведшего к негативным последствиям, отражена в праве как таковом. Любое нарушение закона влечет ответственность и признание вины. Если в уголовной виновности «инстанцией является суд», в политической - «власть и воля победителя», в моральной - «собственная совесть, а также общение с другом и близким, любящим человеком, которому не безразлична моя душа», то в метафизической - «один лишь Бог» [7, с. 18-20].
Затем Ясперс рассматривает проблему вины в региональном (или, конкретнее, национальном) измерении. На этот раз он выстраивает последовательность «немецких вопросов», где расчленяет немецкую виновность по типологии виновности, рассматривает возможности оправдания (анализируя «террор», «вину и историческая связь», «вину других», «вину всех?») и в заключение описывает необходимость, возможность и «путь очищения». Выводы Ясперса фактически представляют движение по траектории бесконечности, так напоминающей формулу В. С. Соловьева: «Общество есть дополненная, или расширенная, личность, а личность - сжатое, или сосредоточенное, общество» [9, с. 65].
Вина, таким образом проходя по личност-но-жизненному кругу (в данном случае самого К. Ясперса), захватывает региональный и выходит на универсальный круг всеобъемлющего. Другими словами, «историческое самоосмысление народа и личный самоанализ отдельного человека» на основаниях справедливости представляют такую особую духовно-нравственную целостность, которая и позволяет найти очищение и очиститься. «Главное же заключено в том вечном основополагающем феномене, который сегодня в новом виде опять налицо: кто, будучи полностью побежден, предпочитает жизнь смерти, тот может жить по правде (а правда - единственное, что сохраняет ему человеческое достоинство) только в том случае, если он выберет эту жизнь с сознанием смысла, в ней содержащегося» [7, с. 92].
Итак, в 1945 году Ясперс еще искренне верит в истину и осуществляющуюся справедливость на пути к истинному (дискуссионному, переговорному) праву. В послесловии к своей статье «о виновности» Ясперс, как бы оправдываясь и уясняя цели, пишет: «Моя статья должна была помочь опомниться, чтобы с достоинством взять на себя вину, ясно понимая ее характер в каждом отдельном случае. Статья указывала и на совиновность победивших держав, не затем, чтобы снять вину с нас, а правды ради и чтобы слегка
воспрепятствовать возможной самоуверенности, имеющей в политике роковые последствия для всех... Я заботился о чистом воздухе, в котором мы, немцы, могли бы вернуть себе чувство собственного достоинства. Статья хотела также содействовать возможности нового союза с победителями, союза людей с людьми» [7, с. 106-107].
Однако при четкой уверенности в своих прежних рассуждениях Ясперс все же указывает на собственную ошибку - на его отношение к Нюрнбергскому процессу как к чисто юридической процедуре. В частности, он писал: «Процесс, ведомый англосаксонской правовой мыслью, протекал сначала убедительно. Работа с обвиняемыми на первом процессе безупречна (о дальнейших нюрнбергских процессах я не говорю). Хотели правды и справедливости. Юридически преступления были определены. Судить предполагалось за эти преступления, не за моральные предосудительные действия вообще... Но тем не менее надежда обманула. Великая идея явилась, как в прежние времена, лишь как идея, не как действительность. Процесс не сделал основой мирового уклада мировое право. То, что этот процесс не выполнил своего обещания, имеет дурные последствия. Если тогда я писал: "Чтобы вместо благословения Нюрнберг стал, наоборот, роковым фактором, чтобы мир в конце концов пришел к заключению, что процесс был не настоящий, а показательный - этого нельзя допустить", - то сегодня я не могу отделаться от мнения, что, хоть процесс был не показательный, а даже безупречный по юридической форме, это был все-таки не настоящий процесс. Он оказался на поверку разовым процессом победивших держав против побежденных, в основе его не было общего правового уклада и общей правовой воли победивших держав. Поэтому он достиг противоположного тому, чего должен был достичь. Не было учреждено право, а было усилено недоверие к праву. Разочарование при таком величии замысла убийственно» [7, с. 110-111].
Однако осознание этого «убийственного разочарования» пришло к 1963 году, а тогда, в 1945 году, когда весь мир «стягивается» в регион - узел зла, бесчестия, безобразия, преступления с целью суда просто сбивают с толку. И в заключение Ясперс приходит к христианским основам очищения-покаяния, сопровождающимся осмыслением и осознанием содеянного греха, глубоким ощущением и переживанием чувства вины, признанием и исповеданием ее и тем самым очищением, которое есть вечное становление. По сути, очищение - это не последняя инстанция, а лишь начало великого, свободного, смиренного, истинного, во
всеобъемлющей любви к человеку и человечеству становления на тернистом пути в вечность.
Для подтверждения этой мысли приведем еще одно важное рассуждение К. Ясперса: «Глядя на мировые события, нам полезно вспомнить Иеремию. Когда ему после разрушения Иерусалима, после потери государства и земли, после того, как его насильно увели с собой последние уходившие в Египет евреи, когда после всего этого ему еще довелось увидеть, как они приносят жертвы Изиде в надежде, что та поможет им больше, чем Ягве, ученик Иеремии, Варух, пришел в отчаяние. И тогда Иеремия сказал ему: "Так говорит Ягве: вот, что я построил, разрушу, и что насадил, искореню, а ты просишь себе великого. Не проси!" Что это значит? Достаточно того, что есть Бог. Если все исчезнет, есть Бог, это единственная точка опоры. Но что верно перед лицом смерти в крайних обстоятельствах, то становится скверным соблазном, если человек преждевременно предается усталости, нетерпению, отчаянию. Ибо верна эта пограничная позиция только тогда, когда она подкреплена непоколебимой разумностью, готовностью воспользоваться еще возможным, пока продолжается жизнь. Смирение и соблюдение меры -вот наша участь» [7, с. 105].
Таким образом «пограничная» статья К. Яс-перса как «пограничная» рефлексия «пограничной» личности в «пограничной» ситуации* - это именно тот случай, когда универсальная истина приоткрывается, снимая «оковы» национального,
политико-правового, социокультурного реального, имманентного существования специфического немецкого народного духа, но тут же и забывается. Однажды повстречав истину, Ясперс ее просто не узнал, так и оставшись в вечном ее поиске.
Литература
1. Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990.
2. Гегель Г. В. Ф. Собрание сочинений: в 2-х т. М., 1971. Т. 2.
3. Фихте И. Г. Речи к немецкой нации. СПб., 2009.
4. Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993.
5. Ерыгин А. Н. Философия истории Гегеля и русская мысль XIX века / науч. ред. проф. Н. В. Мотрошилова. Ростов н/Д, 2012.
6. Ясперс К. Куда движется ФРГ? М., 1969.
7. Ясперс К. Вопрос о виновности: пер. с нем. М., 1999.
8. Петров М. К. Историко-философские исследования. М., 1996.
9. Соловьев В. С. Оправдания добра // Сочинения: в 2 т. М., 1988. Т. 1.
10. Ясперс К. Духовная ситуация времени // Смысл и назначение истории: пер. с нем. М., 1991.
11. Jaspers K. Die grossen Philosophen. München, 1957. Band. I.
12. Hegel G. W .F. Die Vernunft in der Geschichte. Berlin, 1966.
С. Г. Москаленко, Н. Г. Казимирова
ПРАВОВАЯ И ЭТИКО-КУЛЬТУРНАЯ ПРЕВЕНЦИЯ ЭКСТРЕМИЗМА
В статье анализируется феномен экстремизма, рассматриваются формы превенции экстремизма всех типов. Особое внимание обращается на необходимость создания эссенциального концепта экстремизма и системного построения модели противодействия данному явлению.
Ключевые слова: экстремизм, превенция, концепт, модель противодействия экстремизму, насилие, политический экстремизм, эскалация конфликта.
Особенностью переживаемого периода в истории российской государственности является не только концептуально-теоретическая разработка, но и практический поиск оптимальных юридических и этико-культурных форм превенции по-
литического экстремизма как важнейшего вектора обеспечения государственной, правовой и экономической безопасности России. В этой ситуации обострилась потребность в новаторских, свободных от любой идеологической ангажирован-
* Представляется, что данная локализация мысли К. Ясперса о войне и вине является первичной в постановке и рассмотрении проблемы, требующей дополнения, как минимум, тремя историческими экскурсами: в довоенную «духовную ситуацию времени» на рубеже 20-30-х годов ХХ века [10, с. 288-419] и послевоенную эпоху - 1957 [11] и 1967 годы [12].
