ФЕНОМЕН «ЦИФРОВОГО ДВОЙНИКА» Текст научной статьи по специальности «Прочие социальные науки»

SOCIAL SCIENCES

ФЕНОМЕН «ЦИФРОВОГО ДВОЙНИКА»

Тищенко В.И.

Федеральный исследовательский центр «Информатика и управление» РАН», Москва, РФ, заведующий отделом, к.ф.н.

THE DIGITAL TWIN PHENOMENON

Tishchenko V.

Federal Research Center «Computer Science and Control» of

The Russian Academy of Sciences, Moscow, RF, Head of Division, PhD

АННОТАЦИЯ

Цифровизация социального бытия задает особую форму коммуникативной ситуации, при которой в процессе овладения информационно -коммуникативными технологиями происходит осознание формирования новой, «виртуальной», субъектности в среде освоения вычислительных (компьютерных) процессов. В статье проанализированы некоторые модели описания феномена «homo informaticus». Показано, что определение понятия «цифровой двойник» зависит от когнитивных представлений о природе и особенностях коммуникативной среды сетевого взаимодействия.

ABSTRACT

The digitalization of social life sets a special form of a communicative situation in which, in the process of mastering information and communication technologies, there is an awareness of the formation of a new, "virtual", subjectivity in the environment of mastering computational (computer) processes. The article analyzes some models for describing the phenomenon of "homo informaticus". It is shown that the definition of the concept of "digital twin" depends on cognitive ideas about the nature and characteristics of the communicative environment of network interaction.

Ключевые слова: цифровизация, социальные сети, «цифровой двойник», виртуальное пространство.

Keywords: digitalization, social media, digital tween, virtual space.

Постановка проблемы. Цифровизация, как известно, затронула и переформатировала все сферы социальной активности. Одним из аспектов нашей жизни, на которую влияют новые цифровые технологии, это - принятие решений и, как следствие, изменение поведения. Человеческое общение все больше и больше зависит от цифровых информационных технологий во всех аспектах их «внедрения» социальную жизнь.

Согласно результатам анализа трендов в цифровой сфере [1], количество регулярных пользователей социальных медиа за последние 10 лет выросло в 5 раз, и в 2020 году достигло 3.8 миллиарда человек, продолжая постоянно расти [2]. В связи с этим можно говорить о формировании новой, стремительно развивающейся цифровой реальности, затрагивающей все сферы жизни современных людей. Только в российском интернет фиксируется 120 000 независимых блогов и форумов, 300 тысяч записей в сутки, 300 тысяч новостей в сутки, 140160 млн. сообщений, 40 млн. картинок, 500 млн. лайков в день, до 30 000 сообщений в секунду [3]. Поэтому расхожим, и не только в обыденной речи, стало утверждение, что интернет превратился, по сути, во вторую реальность человеческой активности.

Повсеместное распространение информационно-коммуникативных технологий, вовлеченность в социальную жизнь элементов сетевой инфраструктуры, разнообразных сетевых сервисов и, в особенности, социальных сетей, создает в современном обыденном сознании образ, как бы, естественной раздвоенности человека при его «вхождении» с помощью компьютера или смартфона в интернет и превращении его в т.н. пользователя интернета как участника социальных сетей, виртуальных сообществ и мессенджеров [4; 5].

В своем новом статусе человек нередко приобретает новое имя (т.н., «ник»), вступает в новые отношения, недоступные ему ранее, становится участником и членом сообществ, которые могут существовать в ином, нереальном мире, мире виртуальных, опосредованных компьютером, отношений. Более того, развиваемая в настоящее время в рамках социальной сети Facebook (Meta), «метаре-альность» открывает человеку возможности не просто новых отношений, но, по сути, позволяет «переселится» в возникающую, технологическим образом созданную, дополнительную реальность, реализуя в ней не только его повседневные возможности, но и самые неожиданные желания. [6; 7]. «Цифровая гибридность» социального бытия де-

факто становится «параллельной» формой существования современного человека.

Между тем, приобретая новый, виртуальный статус, он осознает, что как по собственным ощущениям, так и в глазах своего окружения, его, так называемая, сущность остается неизменной. В результате перед конкретным индивидом, в котором каждый из нас легко узнает себя, в момент «соприкосновения» с интернетом возникает вопрос, - кто же он на самом деле - обычный, как и прежде, реальный человек, пользователь ноутбуком, или смартфоном, или некое цифровое существо, «отпочковывающееся» от настоящего человека, подобно Нео из фильма «Матрица», и обитающее в потустороннем мире? Вопрос: - Если я все тот же, то как во мне могут одновременно (или неодновременно?) находиться два совершенно различных Я? И проблема «цифрового двойника», которая относительно просто решалась в процессе цифровиза-ции производственных процессов, обращается в психологическую проблему существования, идентификации личности в цифровом, виртуальном пространстве.

Феномен виртуального «удвоения» Использование при описании феномена «вхождения» человека в виртуальную реальность термина пользователь восходит к прикладной сфере анализа взаимодействия человека и компьютера, в которой этот термин первоначально обозначает формальный компонент вычислительных программ [8; 9]. Однако, благодаря повсеместному культурному влиянию крупных технологических компаний на социальную реальность и, соответственно, речевую практику, этот термин становится элементом обыденного языка. Хотя следует отметить, что в цифровых субкультурах для обозначения форм субъ-ектности встречаются и некоторые другие термины, как например, тролль. Однако, как следует из анализа литературы, большая распространенность именно термина пользователь как в обыденной, так и в научной речи, интуитивно отражает его большую адекватность новым формам субъективности, которой, по мнению научного сообщества, не хватает другим терминам [10].

Использование термина «пользователь» при определении субъекта, взаимодействующего с распределенными онлайн-сервисами или мультимедийными устройствами, подчеркивает связь субъекта с интерфейсами, то есть с «точками» доступа к этим сервисам или устройствам. Этот акцент имеет решающее значение, потому что он выдвигает на первый план активную роль медиасреды, которую медиаинтерфейсы играют в формировании и ограничении нашего взаимодействия с ними.

В тоже время, использование понятия «пользователь» в контексте исследовательского дискурса, описывающего проблемы взаимоотношения субъекта с киберпространством, открывает возможности рассмотрения этого понятия в качестве когнитивной конструкции, выстраиваемой в процессе осознания формирования новой, «виртуальной» субъектности в среде, образованной в результате

освоения вычислительных (компьютерных) процессов [11].

Приобретая эту новую («параллельную») ипостась, человек, как отмечали ранее, как для себя, так и для своего реального, т.н., «офлайнового» окружения, остается во всех своих ощущениях все тем же, кем он и был до акта «соприкосновения» с интернет-средой, не только не исчезая, но и «сохраняя» свою историю жизни, свои воспоминания, радости и печали. «Дополняя» свое Я новым, виртуальным статусом, он «внутри себя» осознает, что по самой своей сути остается тем же, кем и был до «соприкосновения» с интернетом, и он нимало не изменился. Другими словами, и по собственным ощущениям, и по мнению окружающих, присущая ему «реальная» субъектность остается неизменной [12; 13]. А вновь приобретенная «самость», - означает, казалось бы, всего лишь способность человека в какие-то отрезки времени (иногда очень длительные) при помощи компьютера (или смартфона) «погружаться» в особый, вновь открытый для него мир виртуальных отношений. И все же, очевидно, что это не просто вновь приобретённый навык. Ощущение новой «самости» как пользователя интернета «визуализируется» в сознании человека существованием еще одного Я (участника виртуального мира) наряду со множеством прежних, «возникающих» в отношениях с родными и близкими, коллегами по работе, прочими «пересечениями» реального бытия, «реальных» Я.

Правда, следует отметить, возникающее в условиях цифровизации бытия ощущение умножения Я (или удвоения наряду с «реальным»), не привносит в современное осознание ничего нового. В отличие от представленного ранее обыденного сознания индивида, в научном мышлении представление о множественности Я, «расчлененности» субъектности и ее внутренней структурированности, появилось уже на рубеже XIX-XX веков в работах Уильяма Джеймса (William James), предложившего идею Я-концепции [14; 15, с.102-127]. Впоследствии идея множественности личностных миров, диффузно распространяясь в общественном сознании, нашла в 30-е годы прошлого века свое воплощение и в литературных образах. Так, Томас Манн, раскрывая восприятие мира легендарным Иосифом, утверждает очевидность представления о многообразии восприятий окружающего мира.

«.. .у мира множество середин, для каждого существа - своя, и у каждого существа мир ограничен собственным кругом. Ты вот стоишь всего в каком-нибудь полулокте от меня, но вокруг тебя свой, особый мир, середина которого - не я, а ты. Зато я -середина своего мира.» [16, с.527.]

Артикулированные истоки внимания к идее множественности Я можно выделить непосредственно в эпистемологических работах Нового времени, с последующей ее конкретизацией в форме психологических или социальных трактовок [17 -19]. При этом очевидно, что при любом подходе к проблеме идентичности и структурности Я, в основе исследований лежит представление о субъект-

ности как результате культурных и дисциплинарных методов индивидуации [20]. И хотя формирование такого основания трактовки феномена структурирования Я потребовало десятилетия работы научной мысли [13], в современном обыденном сознании, чему способствовала «вездесущность» гибридных цифровых технологий, спокойно «уживаются» одновременность и параллельность представления индивида о чувствованной реальности существования самого себя в сочетании с представлением о себе как пребывающем в виртуальном пространстве, участнике игрового или виртуального сообщества, авторе блога, виртуального дневника [21].

Отдавая себе отчет в очевидности этого нового существования и стремясь «удержать» целостность свое Я, человек пытается естественным, «человеческим» образом преодолеть ощущение удвоения самого себя. И с помощью (возможно и неосознаваемой) процедуры самоидентификации осмысливает, как сочетаются (совмещаются), превращаясь в его сознании в единое целое, эти две ипостаси. Привычное, личностное, оффлайновое бытие, и виртуальное существование в «дополнительной» реальности.

Но, понятно, что далеко не всегда такая потребность овладевает человеком. И длительное осознание продолжающейся раздвоенности, или неудача в достижении идентичности, приводят к сохранению «параллельности» сознаний; разобщенности этих статусов и к их противопоставлению, и как следствие, распаду миров их существования, что нередко сопровождается потерей ощущения реальности, распадом личности и развитием психопатологии [22]. Подобное состояние усугубляется нередко технологическими особенностями использования интернета как источника информации.

Речь идет о такой особенности виртуального «бытования», как «множественность» и расчлененность осознания пребывания в сетевом пространстве, вызванные обилием коротких текстов и реплик в социальных медиа. Как отмечал в феврале 2021 года на конференции «eTarget. Репутация» Игорь Ашманов, управляющий партнер компании «Ашманов и партнер», «контент быстро опускается вниз в ленте».

«... любое событие в соцсетях и СМИ живет не более 4-5 дней. При этом время «жизни» отдельного сообщения (например, о событии) — 4-5 часов. За это время оно получает 95% действий — комментарии, лайки, репосты. Чтобы влиять на аудиторию в соцсетях, нужно это делать в течение примерно половины этого времени - 2-3 часа. Иначе воздействие пропадет втуне.» [23, с.7].

При сверхбыстром обновлении в интернете информации у пользователя возникает т.н. «клиповое мышление», когда нормой становится «скольжение» по информационным сообщениям и комментариям к ним. Пользователь «скролит» сетевые тексты, не задерживая внимания и не концентрируя сознание на содержании «явленных» ему информационных сюжетов, что во многом и формирует

фрагментарность жизни (Маркузе). Тем более, этому способствуют особенности не только сетевой, но и реальной жизни, которая «имеет свойство проживаться эпизодами, чередой бессвязных событий» [24, с. 201].

Антиномия системности и диссоциативно-сти в коммуникативной стратегии виртуального поведения. Стремительное развитие и внедрение в массовую повседневную практику информационных технологий повлекло за собой кардинальные перемены стратегий мышления и структуры ценностей современного человека. Информационная доступность и информированность становятся не столько средствами достижения целей, сколько стимулами («стимуляторами») потребности все больше времени проводить в интернет-пространстве - в виртуальной реальности сетевой публичности [25]. Все это, по сути, как бы побуждает человека к сетевой публичности. При этом в среде профессионалов распространено мнение (Игорь Ашманов), что это обусловлено используемой в социальных сетях специально разработанной «практикой технологии подачи новостей и вбросов».

Не отрицая наличия и использования «тренировки массового поведения» в социальных медиа, мы полагаем, что ситуация с воздействием социальных медиа на человека, определяется более глубинными процессами. Особенность сетевого поведения человека во многом обусловлена, не только технологиями и стратегиями освоения и использования сетевого пространства, но и естественной наклонностью и человеческой потребностью осваивать готовые стандарты поведения, стереотипы восприятия, визуальные образы, «имиджи», порожденные социумом.

Важнейшим следствием современного технологического преобразования коммуникативных процессов является качественная трансформация социального взаимодействия в виртуальном пространстве, и прежде всего «овеществление», освоение принципа «ориентации на другого» [26; 27]. Неслучайно современное общество нередко называют обществом спектакля, или «зрительским» обществом (Benjamin), акцентируя внимание на визуальном аспекте коммуникации.

Особенность этого важного (возможно сущностного) свойства человека, проявляющегося в виде сравнения себя и других, «ориентации себя на другого», проистекает из человеческой способности к коммуникативности. Коммуникативность оказывается формой сохранения социальности, основным механизмом социального взаимодействия. Организующим фактором которого является цель, «цементирующая», с одной стороны, социальную, совместную деятельность индивида, трансформируя его в «совокупного субъекта». А с другой, - она обеспечивает конструирование принципиально новых или переосмысление прежних образцов деятельности. При формировании и достижения цели проявляется основное качество личности - включение в обыденную практику оснований становления «процедур расширения», преобразования себя (=

самости) в новое качество.

Однако при «нахождении» в сетевом пространстве, человек не осознает свою «виртуальную» активность как ориентацию на другого, и, конечно же, как развитие (становление) своей личности. Все многообразие «сцен поглощения» информационных ситуаций, «вхождение» во все новые и новые акты своей сетевой активности предстают перед человеком феноменологически (эмпирически) как восприятие непосредственной фрагментарности информационной среды. И, как следствие, рассматривается им как «нарушение» целостности или системности мира, а следовательно и целостности самого себя. Именно этот «распад» целостности восприятия реальности, отраженной в виртуальном пространстве, в свою очередь, воспринимается как осознание кризиса взаимодействия индивида и реального мира.

Индивид, получающий информацию фрагментарно, из разрозненных, иногда случайных источников, утрачивает целостный образ мира и, как следствие, осознание собственной целостности в пространстве сетевого бытования. И это, безусловно, деструктивно воздействует на личность, разрушая ее. По мнению исследователей, человек, оказавшись в ситуации информационной перегруженности, оказывается «пустым зеркалом», «вопросом без ответа», «неопределенной структурой» [28, с. 88], «устройством» для переключения между информационными сообщениями [29, с. 424], субъектом, открытым для всевозможных связей и комбинаций [30, с. 185].

Трудности преодоления фрагментарного восприятия сетевой информации и, соответственно, восстановления системности пребывания в виртуальном пространстве усугубляются постоянным «напоминанием» о существовании в «глубинах» сознания образа своего реального Я, мгновенный возврат к которому наступает при отключении компьютера. Таким образом, получается, что целостность отсутствует не только при восприятии сетевой информации, но и при восприятии самого себя. И человек как пользователь оказывается «устройством для переключения» не только между отдельными фрагментами информации, но и между разными мирами своего существования, между различными ипостасями своего Я.

Понятно, что любой думающий человек, не желающий рассматривать себя в качестве «технического» устройства, старается осознать парадокс нахождения в двух взаимоисключающих параллельных пространствах своего пребывания. Желание сформировать понятный образ и механизм «переключения» из одного состояния в другое, требует от него разведения в сознании этих взаимоисключающих миров. И естественная очевидность возможности параллельного нахождения мира чувственно-реального и мира виртуального, и способности внезапного, резкого перехода из одного существования Я в другое предстают перед человеком не только образом перехода («переключения») из одного состояния в другое, но и представлением

о наличии разрыва между этими мирами, как в осознании, так и в практическом действии. Этот «разрыв» (обозначаемый в англоязычной литературе словом gap) предстает, как для самого человека, так и для исследователей феномена «человека информационного», в виде визуализации «одновременности» реального и виртуального существования Я человека в современной информационной среде, в результате несовпадения реального и виртуального осознания себя.

Наличие такого разрыва, «дистанции» (по словам некоторых исследователей, , возникающей между двумя выше упомянутыми ипостасями индивида, казалось бы с очевидностью, проявляется при сопоставлении каждодневного поведения человека и его отражения в совокупности т.н. «цифровых следов». И если в одном случае мы имеем дело с особенностями проявления обыденной жизни конкретного индивида, то в другом - мы получаем статистически значимый результат анализа и обработки совокупности «больших данных», возникающих в особом цифровом пространстве, в котором фиксируются цифровые «следы» социальной активности. И, как правило, реальный человек не всегда может отождествить себя и сформированную из множества цифровых следов «цифровую личность». Именно эта неспособность отождествления и проявляется в осознании своеобразного «зазора» между «реальной» и виртуальной личностью [31].

Психоаналитическая методология интерпретации феномена удвоения. Обнаружение попыток осознания этого «зазора», стремлений «заполнить» его рациональными объяснениями происходит при обращении к работам из области литературоведения. Так, по мнению Пьера Байяра, психоаналитика и литературоведа, своеобразная пропасть между реальным и нереальным пространством, между «достоверностью и статистической вероятностью факта», выявляется при сопоставлении мира реальности с результатами иной, совершенно несвязанной с информационными технологиями, сферой человеческой активности, а именно, с плодами литературной деятельности.

По его мнению, именно в литературных произведениях мы обнаруживаем существующий параллельно реальному ирреальный, воображаемый мир, который возникает как результат способности писателя порождать некое, отличное от «настоящей» реальности пространство; пространство воображения, населенное персонажами во всем многообразии их жизни. Эта особенность создания пространства воображения и является, по утверждению П. Байяра, важнейшей характеристикой, сутью литературного творчества [32; 33].

Пытаясь описать заявленную «демиургиче-скую» особенность литерного труда, П. Байяр разделяет реальность воображения (вымысла) и «просто» реальность, воспринимая пространство жизни литературных персонажей, с одной стороны, как результат, продукт воображения писателя, который предстает в его сознании как противостояние мира вымысла миру «просто» реальности [33, стр. 116].

Но, с другой стороны, по его мнению, существование мира литературных персонажей обусловлена проявляющимися в процессе чтения когнитивными особенностями человеческой индивидуальности, особенностями восприятия логики изложения сюжета, представленной в тексте. Справедливо, что не существует текста как такого, образующего сюжетную основу и причинно-следственную связь. Подлинный смысл прочтения подразумевает возможность и способность «открывать в окрестностях произведения дополнительные пространства, играя с его незавершенностью. Пространства для выдумывания, далекие от всякой реальности текста.» [34, стр. 46].

Исходя из этого тезиса, Пьер Байяр полагает, что именно в этой области сознательно-бессознательного «прочитывания» текста происходит действительное выстраивание бытия литературных персонажей, отличное от авторского. Это новое, возникшее в результате прочтения пространство, не совпадает не только с логикой авторского выстраивания сюжета, но и с логикой описываемых им событий, существующих в качестве «чувственно» воспринимаемых жизненных ситуаций. И тогда, по мнению Пьера Байяра, мы с легкостью обнаруживаем цепь событий, которая существует вне авторского вымысла, «на самом деле».

Разведение Пьером Байяром мира авторского вымысла и мира «реальности», доступного читателю, происходит потому, что «на самом деле», по его мнению, события из реального мира, положенные в основу авторского сюжета, представляют собой лишь отдельные, единичные, чувственно-воспринимаемые события, «вещи». И литературное отражение (описание) этих событий и героев, в них существующих, есть

«лишь фантом воображения, лишь психический (либо психофизиологический) феномен <который> ... поскольку он снова и снова повторяется во многих (или даже во всех) актах восприятия единичных вещей единичным же индивидом и воспринимается этим индивидом как некоторое «сходство» многих чувственно-воспринимаемых вещей, как тождество переживаемых отдельной личностью своих собственных психических состояний.» [35, стр. 87].

Другими словами, воображаемое пространство бытия литературных персонажей предстает в этом рассуждении как отражение того «всеобщего», которое существует как независимое социальное бытие, с которым писатель, «освоив» его, «знакомит» своих читателей. И «объединение» этих казалось бы разведенных самой практикой человеческого существования пространства бытия и его отражения в форме литературного творчества возможно лишь посредством бессознательной рефлексии, существующей в виде индивидуальной психической деятельности читателя.

Рассматривая психику читателя в качестве не только средства, но и пространства пересечения двух различных миров, П. Байяр по сути формулирует проблему соотнесения представлений о реальном и воображаемом мире в качестве важнейшей

задачи исследования человеческой психики, и человеческого поведения в целом. В качестве инструмента для решения этой проблемы он обращается к методологии психоанализа, использованию анализа бессознательного как основания разрешения обозначенной проблемы.

Как известно, психоанализ с самого начала своего существования «выстраивал модели, основанные на представлении о внутренних бессознательных конфликтах пациента» - которые отражали, по мнению сторонников этого учения, наличие и «обитание» в нас нескольких противоречивых личностей. В качестве «связующего» фактора этих личностей, их взаимоотношений в психоаналитических моделях, а главное, в практике психоанализа, рассматривалась область подсознательного (З. Фрейд), или (позднее) бессознательное (Жак Лакан).

Рассматривая психику как промежуточный мир, пространство пересечения сознания и реальности, современные сторонники психоанализа полагают область подсознательного в качестве пространства обитания внутренней сущности человека, которая является неотъемлемой частью его самого, фактором человеческой индивидуальности [36]. Именно это пространство психики и заполняет тот «зазор», который выявляется, по их мнению, в процессе анализа литературных произведений, их внутреннего, когнитивного содержания.

Это оказывается возможным, поскольку, как они считают, сама природа писательского мастерства обусловлена возможностью литературных персонажей не просто обладать реальностью, но и существовать в ней. Мало этого, существует возможность перехода между миром реальным и миром существования персонажей, поскольку граница между ними не так однозначна, и не так строга, как кажется [32].

Рассматривая психику в качестве пространства пересечения этих двух миров, он полагает возможным определить ее как некий «инструмент», их соединяющий. Промежуточный мир, который, собственно, и позволяет преодолеть существующий «зазор», разрыв, пропасть между миром реальных поступков обычных людей и миром героев литературных произведений, сотворенных силой человеческого разума и таланта. Согласно П. Байяру,

«. между миром вымысла и миром «реального» имеется промежуточный мир, причем у каждого он свой, и, в зависимости от человека, он более или менее нагружен - он исполняет функцию мостика между иллюзией и реальностью. Этот мир не является ни полностью воображаемым, ни абсолютно реальным: в нем сталкиваются и перемешиваются обитатели обеих вселенной.

Этот промежуточный мир, который каждый выстраивает для себя, читая книги, может, конечно, довести сознание до патологии, если субъект уже не способен провести границу между иллюзией и реальностью. Но он оказывает также и благотворное воздействие, предлагая субъекту возможность

преобразиться «малой кровью», - путем отождествления, что позволит ему улучшить представление о себе.» [32, с. 125].

Очевидно, что этот «промежуточный мир», по сути есть не только результат существования человеческой индивидуальности, но и фактор жизнедеятельности человека, и не только в литературной сфере, в которой он выступает в качестве читателя.

Непредвзятый читатель работ Пьера Байяра легко может заметить возникающие аналогии (возможно и неосознанные аллюзии) приведенных представлений о мире литературных персонажей с особенностями виртуального мира, в который «переходит» пользователь интернета при «соприкосновении» с компьютером или смартфоном. Для пользователя совершенно очевидно, что в результате этой процедуры он попадает в мир, в котором он не просто находится, но который оказывает на него непосредственное психологическое воздействие. И оно тем сильнее, чем больше этот новый, виртуальный, мир соприкасается с мирами других пользователей интернета, с которыми он вступает в виртуальное общение, будь то участники той или иной социальной сети, партнеры виртуального игрового сообщества, адресаты его иных виртуальных коммуникаций.

Перефразируя слова Пьера Байяра, можно сказать, что граница между обыденной реальностью и виртуальным миром легко преодолима, причем в обоих направлениях. И бесполезно надеяться, что она обеспечит непреодолимость осознаваемой «дистанции» между реальностью и виртуальностью, поскольку фактор человеческой индивидуальности своей активностью заполняет этот, казалось бы наблюдаемый, «зазор» между реальной и сетевой личностью.

«Цифровая модель» родовой сущности человека. Современные информационные технологии обеспечивают индивида множеством легкодоступных средств для «конструирования» собственного образа, имиджа, биографии, идентичности. Сформированная в результате процессов виртуального «конструирования» личность наделяется такими атрибутами, которые далеко не всегда совпадают с реальными и представляют, по сути дела, всего лишь набор символов. Таким образом, у пользователя интернета, участника виртуального сообщества, социальной сети в целом, возникает иллюзия, что «возникающая» личность может не нуждаться в физическом теле.

Технологические возможности сетевой инфраструктуры, проявляющиеся в плюралистичности, фрагментарности виртуальной личности, существующей параллельно с «живой» самостью, размывают, растворяют идентичность человека во множестве смыслов. И установление идентичности, «привязанности» к реальному, «настоящему», не виртуальному бытию осуществляется через выбор и принадлежность к определенному дискурсу. Так наряду с «одномерностью человека» (Маркузе Г.) современной эпохи ряд исследователей отмечает чрезвычайную многомерность и разорванность человека. В исследованиях проблем сетевой

идентичности [37; 38] со ссылкой на мнение Фред-рика Джеймсона (Fredric Jameson) утверждается, что в эпоху тотальной сетевой коммуникации социальная идентичность не может быть устойчивой, а поскольку она дрейфует, ускользая и исчезая, в процессе перманентной самоидентификации, то субъект трансформируется в «поверхность», своеобразное «тело», которое отражает социальные и культурные взаимосвязи [39, р. 47-48].

Не уделяя в этой связи внимание анализу психологических особенностей человеческой индивидуальности, некоторые современные исследователи в построении концепции конструирования человеческой личности становятся еще радикальнее. Они полагают, что в условиях современной информационной среды затрагиваются системные процессы преобразования «родовой сущности» человека [40; 41]. В условиях технологического преобразования информационной среды человека «размывается» не только представления об окружающей его реальности, но индивидуальная субъект-ность. Так, Г. Андерс, пытаясь осмыслить человека как субъекта технологического пространства, сформированного второй промышленной революции, предложил концепцию «растиражированного человека», «рассеянного индивида», или «дивизума», колеблющегося между множеством разнообразных сообщений и их источников и утрачивающего упорядоченный образ мира и собственную идентичность [42, S. 139-140].

В качестве средства преодоления, осознаваемого подобными исследователями эпистемологического разрыва удвоения мира человеческого Я, в современной аналитической литературе предлагается «эвристическая модель» homo informaticus, призванная объяснить как особенности временного «пребывания» в виртуальном мире пользователя интернетом, так и природу «совмещения» осознаваемой им раздвоенности самого себя [43-48].

В литературе сторонников этого подхода к описанию проблем цифровизации поведения человека отмечается, что активность современного человека обусловлена цифровой средой.

«... [человек] неотъемлемо связан с информационной средой: его социальным пространством является информационное пространство (кибер-пространство); его реальностью является виртуальная реальность; он имеет дело с цифровыми аналогами объектов бытия, с симулякрами и цифровыми фантомами; динамика его бытия связана с информационными потоками. Он сам становится частью информационной среды, а все его виды жизнедеятельности представляют собой функционирование в информационной среде. При этом нужно добавить, это функционирование осуществляется по законам, правилам, кодексам и принципам информационной среды.» [43, с. 46].

Как считается, описанные выше особенности существования современного человека в информационном мире порождают модель, которая отражает трансформацию родовой сущности человека, заполняя тем самым существующее пространство

между реальностью информационной среды и реальным бытием человека.

В результате предлагаемого конструирования цифровой «модели» человека перед подобными исследователями «возникает» не просто образ человека, но преобразованный человек, «человек информационный». Однако, в отличие от сторонников этой концепции, для нас очевидно, что этот, казалось бы, «новый», «оцифрованный» человек, остается «прежним», обычным человеком, в облике которого каждый из нас легко узнает себя или себе подобных. Это абстрактно определяемый человек, который сидит за компьютером, размышляет над проблемами и задачами информационного мира, занимается программированием или написанием текстов, в том числе художественных, с помощью компьютера.

Но тогда получается, что одновременно существует некая «модель» человека (она же трансформированная родовая сущность человека). И параллельно ей, существует обычный «вещественный» пользователь компьютером, через который каждый из нас «погружается» в мир интернета, мир виртуальности. И получается, что в своих определениях сторонники конструирования «homo informaticus» не могут «разделить» собственно человека, который работает с компьютером, и того «человека», которого они называют «информационным». И амбивалентность подхода лишь показывает, что у авторов подобных работ эти два понятия сливаются в одно неразделимое определение. И здесь им не приходит на помощь даже утверждение, что «человек информационного социума, переживает ряд трансформаций, которые позволяют ему быть актором различных сетевых сообществ, живых журналов, блогов, форумов». [43, с. 46]

Т. е. другими словами, по мнению сторонников этих взглядов, пользователь интернетом, это новый вид человека, возникший в результате социально-информационной эволюции.

И этот киборг «становится актором глобального информационно-коммуникационного взаимодействия и обмена. <...> Как вид «Homo informati-cus» информационный человек приобретает множество ликов в разных сетевых сообществах, играет в разные игры, разыгрывает разнообразные ролевые действия. Можно сказать, что человек информационный конструирует [подчеркнуто мною, ВТ] свою информационно-цифровую действительность и себя самого в этой информационной действительности. Можно заключить, что «Homo infor-maticus» к своим сущностным родовым качествам и признакам добавляет информационные качества и признаки. <...> трансформация человека в вид «Homo informaticus» связана со многими параметрами сущностного, функционального, технологического, орудийного и операционального характера». [43, с. 46]

Все упомянутые «родовые» особенности «человека информационного», как утверждают радикальные сторонники описанной выше концепции, навязывается человеку извне, со стороны объективированных информационных технологий.

«Это означает, что в некотором отношении человек теряет свою субъективность и становится информационно-цифровым фантомом [выделено мною, ВТ], сущность которого есть элемент информационной среды, продукт информационных технологий и результат глобального информационно -коммуникационного взаимодействия.» [43, с. 48]

Отсюда возникает естественный для этой логики вывод, что будучи элементом информационной среды, «человек информационный» функционирует по законам информационной среды, и по тому проявляет «себя уже не как социальная сущность, а информационная сущность, как некое ки-берсущество, цифровой фантом». [43, с. 49]

Немудрено, что при прочтении подобных суждений на ум сразу приходят образы из кинофраншизы «Матрица», герои которого в буквальном и натуральном смысле «подключены» к информационным устройствам, ресурсам, информационному пространству, которое существует как результат функционирования Мегапрограммы, которая, в свою очередь, восходит к некому Создателю.

Заключение. Представленные подходы к проблеме виртуальной личности как к сетевой, в действительности формулируют перед исследователем не просто проблему определения виртуального, цифрового субъекта и соотношения его с «настоящим» субъектом. Они вскрывают в новой форме и на новом материале проблему соотнесения человеческого бытия и человеческого сознания. Проблему того, как человек познает и соотносится с окружающим миром, который, с одной стороны, существует независимо от него, а с другой стороны, -оказывается результатом, продуктом его деятельности.

И таким образом проблема двойственности, проблема феномена виртуального «удвоения» оказывается, с одной стороны, проблемой соотношения мира реальности и мира воображения пользователя цифровой средой. Но, с другой - это проблема внутреннего мира человека, того, что мы нередко олицетворяем с его душой. Или, другими словами, проблема личности, проблема того, что мы понимаем под этим, проблема того, что является сущностью человека, ядром его существования, ядром его сознания. Между тем, мы знаем, что традиционно считается, что эта проблема решается в психологии. В истории того, как раскрывается психика человека, соотношение мышления и бытия.

Благодарность: Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ в рамках научного проекта №21 -011-31574 опн.

Литература

1. Kemp Simon (2021) Digital trends 2020: Every single stat you need to know about the internet // TNW: Blog Podium: Post Marc 4, 2021 // Информационный ресурс: https://thenextweb.com/po-dium/2020/01/30/digital-trends-2020-every-single-stat-you-need-to- know-about-the-internet (дата обращения 28.12.2021)

2. Chaffey Dave (2020) Global social media research summary August 2020 // Smart Insights Blog 03 Aug, 2020 // Информационный ресурс: https://www.smartinsights.com/social-media- market-ing/social-media-strategy/new-global-social-media-re-search (дата обращения 28.12.2021).

3. Поле боя: социальный ландшафт российского интернета // Пост от 25 февраля 2021 // Информационный доступ: https://politinform.su/132291-pole-boja-socialnyj-landshaft-rossijskogo-interneta.html (дата обращения 23.12.2021).

4. Шу Т. А. Информационный образ и виртуальная личность // Наука и современность 2010. №3-1. Стр. 140-142 // Информационный ресурс: https://cyberleninka.ru/article/n/informatsionnyy-obraz-i-virtualnaya-lichnost (дата обращения 26.12.2021).

5. Yang Y., Lewis E., Newmarch J. Profile-Based Digital Identity Management - a Better Way to Combat Fraud // Proceedings of 2010 IEEE International Symposium on Technology and Society, 7-9 June 2010, Wollongong, NSW, Australia. 2010. Pp. 260-267 // Информационный ресурс: https://www.academia.edu/2431297/Pro-file_based_digital_identity_management_a_bet-ter_way_to_combat_fraud (дата обращения 28.12.21)

6. Голубицкий Сергей. Кого подсадят на Meta. О тайных целях нового проекта Цукерберга // Новая газета 7 ноября 2021 г. 17.01. // Информационный ресурс: https://novayagazeta.ru/articles/2021/11/07/kogo-podsadiat-na-meta. (дата обращения 28.12.21)

7. Пастухов Владимир. Повелители мифов и пузырей // Новая газета 2021 13 ноября. 14.19. // Информационный ресурс: https://novayagazeta.ru/articles/2021/11/13/poveliteli-mifov-i-puzyrei (дата обращения 23.12.21)

8. Баркович А. А. Интернет-дискурс: компьютерно-опосредованная коммуникация: учеб. пособие. М.: ФЛИНТА: Наука, 2015.

9. Щипицына Л. Ю. Компьютерно-опосредованная коммуникация: Лингвистический аспект анализа. М.: КРАСАНД, 2010.

10. Акулич М. М. Троллинг в социальных сетях: возникновение и развитие // Вестник РУДН. Серия: Социология. 2012. №3. стр. 30-37 // Информационный ресурс: // https://cyberleninka.ru/journal/n/vestnik-rossiyskogo-universiteta-druzhby-narodov-seriya-sotsiologiya?i=840133 (дата обращения 23.12.21)

11. Тищенко В. И. Конвергенция понятий «виртуальная реальность» и «сетевая идентичность» // Труды ИСА РАН. 2021. Т.71. в.2. стр. 1426.

12. Чистяков Д. И. Одностороннее воздействие масс-медиа: человек не-коммуникационный // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Философия. 2020. Т. 24. No 3. С. 467— 479. DOI: 10.22363/2313-2302-2020-24-3-467-479

13. Blackman, L., J. Cromby, D. Hook, D. Papa-dopoulos, and V. Walkerdine. 2008. Creating subjec-

tivities. Subjectivity 22: 1-27 // Информационный ресурс: https://www.researchgate.net/publica-tion/248877082_Creating_Subjectivities. (дата обращения 27.08.2021).

14. Берне Р. Развитие Я-концепции и воспитание. М.: Прогресс, 1986.

15. Джеймс У. Существует ли сознание // Новые идеи в философии. № 4. 1913. С. 102—127.

16. Манн Т., Иосиф и его братья. М.: Правда, 1987. T. 1. С.527

17. Гончаров Е. Д. Модель множественного «я» и тождество личности // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. 2016. №1 стр. 65-74 // Информационный ресурс: https://cyberleninka. ru/article/n/model-mnozhestvennogo-ya-i-tozhdestvo-lichnosti (дата обращения 28.21.21)

18. Гуревич Павел. От Джона Локка - к Жану Бодрийяру (критические заметки об идентичности) // Философская антропология. 2016. Т. 2. № 1. Стр. 6-22 // Информационный ресурс: https://cyber-leninka.ru/article/n/ot-dzhona-lokka-k-zhanu-bo-driyyaru-kriticheskie-zametki-ob-identichnosti (дата обращения 28.21.21)

19. Косилова Елена. Парадигмы субъектности. М.: Алетейя. 2021.

20. Фуко М. Субъект и власть [«The Subject and Power» («Le sujet et le pouvoir», trad. E Durand-Bo-gaert), in Dreyfus H. and Rabinow P, Michel Foucault: Beyond Structuralism and Hermeneutics, Chicago, The University of Chicago Press, 1982, pp. 208—226.] // Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью / Пер. с франц. Б. М. Скуратова под общей ред. В. П. Большакова. -М.: Праксис, 2006. - ч.3 с. 161-190.

21. Kittler, Friedrich (1990) Discourse Networks 1800/1900. Stanford: Stanford University Press.

22. Журавлева Ю. В., Журавлев И. В. Виртуальная деструкция личности // Сети 4.0. Управление сложностью. Сборник статей по материалам международных научно-практических конференций, состоявшихся в Москве в 2018-2019 годах. Москва, 2020. Стр. 80-85 // Информационный ресурс:

https://www.elibrary.ru/download/elibrary_44098870 _99403664.pdf. (дата обращения 27.08.2021).

23. Игорь Ашманов: Цифровое пространство как поле боя // пост Блога «Ашманов и партнера» от 1 июня 2021 года // Информационный ресурс: https://www.ashmanov.com/education/articles/igor-ashmanov-tsifrovoe-prostranstvo-kak-pole-boya/ (дата обращения 23.12.2021).

24. Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2002.

25. Солдатова Е. Л., Погорелов Д. Н. Феномен виртуальной идентичности: современное состояние проблемы // Образование и наука. 2018. No5. С. 105-124 // Информационный ресурс: https://cyberleninka.ru/article/n/fenomen-virtualnoy-identichnosti-sovremennoe- sostoyanie-problemy (дата обращения: 06.03.2021).

26. Игнатьев В.И. Информационная перегрузка социальной системы и ее социальные последствия // Социол. исслед. 2017. No 7. С. 3-12 //

Информационный ресурс: https://www.eli-brary.ru/item.asp?id=29677666 (дата обращения 13.03.2021)

27. Касавина Н. А. Человек и техника: амбивалентность электронной культуры // Эпистемология и философия науки 2018. Т. 55. No 4. С. 129-142 // Информационный ресурс: https://cyberleninka.ru/article/n/chelovek-i-tehnika-ambivalentnost-elektronnoy-kultury (дата обращения 13.03.2021)

28. Липовецки Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. СПб., 2001.

29. Bolz N. Theorie der neuer Medien. München, 1990.

30. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М., 2000.

31. Goriunova, O. 2019. The digital subject: People as data as persons. Theory, Culture and Society // 36 (6):125-145 (2019) // Информационный ресурс: https://philpapers.org/rec/GORTDS-2. (дата обращения 23.12.21)

32. Байяр П. (2017a) «Титаник» утонет. М.: Текст, 2017.

33. Байяр П. (2017b) Дело собаки Баскервилей. М.: Текст, 2017

34. Байяр П. Дело Гамлета. Диалог глухих. М.: Текст, 2020.

35. Ильенков Э. В. Истоки мышления; Диалектика идеального. Изд. 2-е. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012.

36. Эриксон Эрик. Трагедия личности. М.: Родина, 2020.

37. Конева А. В. «Цифровая идентичность»: процессы идентификации и репрезентации в сетевой коммуникации // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина 2018. №1. стр. 50-60 // Информационный ресурс:

https://www.elibrary.ru/download/elibrary_32823923 _24442574.pdf (дата обращения 23.12.21)

38. Соловьева Л. Н. Цифровая идентичность как новый вид идентичности человека информационной эпохи // Общество: философия, история, культура. 2018. №12 стр. 40-43 //Информационный ресурс: https://doi.org/10.24158/fik.2018.12.6 (дата обращения)

39. Jameson F. Postmodernism, the Cultural Logic of Late Capitalism. Durham, NC: Duke University Press, 1991 // Cyberlogy on Febrary, 2011 // Информационный ресурс: http://socium.ge/down-loads/komunikaciisteoria/eng/Jameson.%20Postmod-ernism,%20or%20The%20cultural%20logic%20of%2

0late%20capitalism%20(1991).pdf (дата обращения 28.12.21)

40. Козлов М. В. Родовая сущность человека и постиндустриальное общество // Рефлексивные процессы и управление. Сборник материалов XII Международного научно-практического междисциплинарного симпозиума «Рефлексивные процессы и управление» Москва. 17-18 октября 2019 г., 2019.: М., стр. 75-79.

41. Gladden M. E. Who Will Be the Members of Society 5.0? Towards an Anthropology of Technologically Posthumanized Future Societies. Soc. Sci. 2019, 8, 148, pp.1-39 // doi:10.3390/socsci8050148

42. Anders G. Die Antiquiretheit des Menschen. Bd. 1. Über die Seele im Zeitalter der zweiten industriellen Revolution. München, 1961.

43. Курбатов В. И., Папа О. М. «Homo informaticus» - человек информационной эпохи: характерологические черты // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2017, № 1. С. 46-51 // Информационный ресурс: https ://cyberleninka. ru/article/n/homo -informaticus-chelovek-informatsionnoy-epohi-harakterologicheskie-cherty (дата обащения 27.08.2021).

44. Ловинк Герт. Критическая теория интернета. М.: М.: Ад Маргинем Пресс, Музей современного искусства «Гараж», 2019.

45. Human No More: Subjectivities, Unhuman Subjects, and the End of Anthropology. Edited by Neil L. Whitehead and Michael Wesch. 2012. University Press of Colorado // https://muse.jhu.edu/book/17707

46. Jurgenson Nathan. Digital dualism versus Augmented Reality // Информационный ресурс: https://thesocietypages.org/cyborgol-

ogy/2011/02/24/digital-dualism-versus-augmented-re-ality (дата обращения 28.12.21)

47. Turkle Sherry. Second Self. 2005. The MIT Press Cambridge, Massachusetts London, England // Информационный ресурс: https://monoskop.org/im-ages/5/55/Turkle_Sherry_The_Second_Self_Comput-ers_and_the_Human_Spirit_20th_ed.pdf (дата обращения 28.12.21)

48. Столет Йожи «Критическая теория интернета» Герта Ловинка // редакция Spectate 11:59, 15 мая 2020 // Информационный ресурс: https ://syg. ma/@spectate/iozhi-stoliet-kritichieskaia-tieoriia-intiernieta-gierta-lovinka (дата обращения 23.12.21)