CC BY
40
О. Д. Волкогонова, С. О. Белоусов
ФЕНОМЕН РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
КАК ФАКТОР ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА В РОССИИ
Волкогонова Ольга Дмитриевна - доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой философии естественных факультетов МГУ им. М.В. Ломоносова.
Белоусов Сергей Орестович - кандидат философских наук, доцент Нижнетагильской государственной социально-педагогической академии.
В современных исследованиях все чаще можно встретить упоминание о конструировании различных идентичностей - этнических, национальных, гендерных, религиозных, которые являются своего рода реакцией на процессы глобализации, способом выделения себя из окружающего мира. Осознание своей идентичности для любого человека связано с его потребностью самопрезентации, принадлежности к той или иной общности, группе. Идентичность является одним из важнейших механизмов личностного освоения социальной действительности, находящегося в основе формирования системы личностных смыслов. В соответствии с субъективно определяемыми, самоприписываемыми идентичностями человек организует свои нормы поведения. Само введение термина «идентичность» (Мепй!у) в связи с работами В. Тернера и Э. Эриксона придало новое звучание исследованиям по проблемам национального самосознания, формирования этнических групп, политического управления, социального конструирования. В русле этих работ
периоды общественных перемен - «социальной драмы» - стали рассматриваться не только как время потерь, кризиса и разрушившихся социальных связей, но и как процесс выделения различного вида общностей, артикулированных с помощью ритуалов, табу, церемоний, обычаев.
Очевидно, что вера в наличие неких естественных связей между членами общности значит больше, чем реальное наличие этих связей. В этом смысле именно идеологи декларируют единство на основе общей истории группы (о которой рядовой член общности может иметь весьма смутное представление), единой культуры (несмотря на то, что в условиях господства массовой культуры дифференцирующий аспект культура имеет значение главным образом для интеллигенции), религии (хотя речь идет в большинстве случаях о мировых религиях) и т.д. Таким образом, общая «почва» является лишь потенциальной предпосылкой для формирования общности, которая может актуализироваться только в результате направленного идеологического воздействия. Процесс формирования групповой идентичности связан, прежде всего, с тем, что процедура идентификации используется как инструмент для политической «мобилизации», сплочения группы, - идет ли речь о политических партиях и движениях (где «мобилизационный» потенциал групповой идентичности особенно очевиден) или о нации, стране, регионе.
Рассуждая о феномене идентичности, необходимо отметить его двойственность. С одной стороны, осознание идентичности является инструментом для поддержания субъективной реальности. С другой - может использоваться в процессах социальной инженерии у элитных групп, влияющих на формирование объективной реальности. Эти процессы достаточно широко изучены в отечественной и зарубежной литературе в связи с этнона-циональными проблемами, но современное общество предлагает еще один аспект групповой идентичности, изученный в гораздо меньшей степени, -феномен региональной идентичности. В контексте исследования специфики российской догоняющей модернизации очевидны региональные особенности протекания модернизационных процессов: по сути, в рамках одной страны можно увидеть различные стадии модернизации, констатировать отсутствие относительной технокультурной гомогенности России. Подчас региональная специфика может быть прослежена во всех сферах общественной жизни, - в экономической (и речь здесь может идти отнюдь не только о международном и внутреннем разделении труда), культуре, социальной политике1 и т.д. Складывание региональных идентичностей - процесс, идущий практически на всей территории современной России, хотя и не быстро. Но на некоторых территориях региональная идентификация вынужденно идет ускоренными темпами. Примером такого региона может стать Калининградская область: формирование там чувства региональной общности началось после превращения области в эксклав.
1. См., например: Лапина Н.Ю. Уроки социальных реформ в России: Региональный аспект. Аналитический обзор. - М.: ИНИОН РАН. - 2007.
Значимость регионального ракурса групповой идентичности связана с идеей политической и - шире - управленческой специфики, что особенно актуально для больших стран и политических образований - России, Канады, Евросоюза. Разумеется, географическое и социальное пространства не являются изоморфными. Тем не менее в вопросе, касающемся региональной специфики, некоторая изоморфность наблюдается: речь идет об описанном П. Бурдье неравномерном распределении не только экономических связей, но и культурного, социального, символического капиталов, о наличии своеобразной проекции географического пространства на социальное пространство. Задачи местных политических элит, в том числе задачи экономического управления, обусловливают направленное формирование региональной идентичности. Состояние экономического климата в регионе зависит от особенностей региональной политики, наличия региональной общности. Региональная идентификация, по сути, может быть как положительной, так и отрицательной, с точки зрения эффективности экономического развития региона. Таким образом, региональная идентичность должна рассматриваться как фактор социального и экономического развития и элемент политического управления.
Ярким примером сформировавшейся региональной идентичности может служить общность, сложившаяся среди населения Крыма. Авторы столкнулись с этим фактом при проведении социологического опроса среди жителей полуострова. В 2007 г. сотрудниками Черноморского филиала МГУ имени М.В. Ломоносова были опрошены 615 человек старше 18 лет2, причем их распределение по возрасту, полу, национальности совпало с данными официальной статистики, что позволяет считать исследование репрезентативным. Когда респондентам (по тесту М. Куна) было предложено ответить на вопросы: «Как в первую очередь вы бы охарактеризовали себя? Кем вы ощущаете себя прежде всего?», причем они могли выбрать не более двух из предложенных вариантов ответов («Гражданин Украины», «Житель Крыма», «Житель своего города/деревни», «Представитель той или иной профессии (студент)», «Представитель той или иной национальности», «Верующий той или иной конфессии (православный, мусульманин и т.д.)», «Человек, имеющий определенные политические убеждения (коммунист, либерал и т.д.)», «Мужчина/женщина» и др.), самая высокая интенсивность была зафиксирована у крымской идентичности (ее выбрали 277 человек или
2. Исследование было проведено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант № 07-03-00197а )
около 45% опрошенных)3. Разумеется, все идентичности контекстуальны, и сам факт заполнения анкеты тоже создал для респондентов ситуацию, когда та или иная идентичность стала представляться более значимой. Тем не менее интересно субъективное приписывание себе определенной идентичности как первостепенной: по сути, результаты анкетирования показали, что на полуострове сложилась региональная идентичность. Восприятие себя как крымчанина «обошло» по показателям все остальные идентичности, даже гендерную и национальную. Данный факт трудно переоценить: несмотря на обострение многих политических проблем, население многонационального крымского региона ощущает себя как единую общность, что является объективной предпосылкой как для предотвращения серьезных этнических конфликтов и формирования толерантности в этнонациональных вопросах, так и для эффективного экономического и политического управления.
Видимо, можно говорить о некоторых ступенях процедуры региональной идентификации. Мы предлагаем выделить три ее основные фазы:
Фаза дифференциации. На этой фазе происходит осознание особенностей своей общности, отличий «мы» от «они». Речь идет о топонимике, мифологизации прошлого общности, ее «почвы» (территории, языка, культуры, религии, экономики).
Фаза выработки авто- и гетеростереотипов. В рамках данной фазы складываются представления о психическом складе, темпераменте типичного представителя региональной общности, его особенностях. Речь идет о непроизвольной и часто не осознаваемой психологической установке в восприятии себя и других. Этот уровень идентификации связан с формированием относительно устойчивых представлений и оценок, типичных для группы поведенческих, коммуникативных, эмоциональных стилей. Стереотипы связаны
между собой; они образуют самоорганизующуюся систему, которая аккумулирует некий стандартизированный коллективный опыт и является неотъемлемым элементом обыденного сознания.
Фаза формулирования стратегических задач, стоящих перед регионом, а иногда - и регионального идеала. Эта фаза является своего рода синтезом двух предыдущих, поскольку включает в себя не только оценку своей общности, но и представление об ее политических или социально-исторических задачах, а также о господствующих ценностных ориентациях, специфических для данной общности. Основной функцией региональных идеалов явля-
3. См.: Волкогонова О.Д., Полунов А.Ю. Политизация этничности в современной Украине (на примере русской диаспоры Крыма) // Россия и современный мир, 2008, № 2.
ется интеграция общности, остальные же функции (коммуникативная, компенсаторная, аксиологическая, прогностическая, адаптационная и др.) носят вспомогательный характер. Некоторые авторы4 даже говорят о конструировании элитами особой «региональной идеи» (по аналогии с «национальной идеей»), но, видимо, это применимо не для всех региональных идентичностей.
Процедура региональной идентификации включает в себя, прежде всего, формирование чувства общей «почвы», что включает в себя разработку истории региона. Здесь конструктивистский характер воздействия элит наиболее заметен, ведь история региона всегда нагружена политическим смыслом: это своего рода символическая политика, осваивающая историческое время и пространство. Попытки построить собственную региональную идентичность можно проследить, например, через российские школьные учебники истории. Образ общего прошлого является мощным консолидирующим фактором, поэтому переосмысление и интерпретация истории -памятных дат, памятников, ритуалов, топонимики, «отбор» героев и великих людей - происходят при активном участии региональных элит. Этой теме был посвящен теоретический семинар «История края как поле конструирования региональной идентичности», проведенный в Волгограде 11 апреля 2008 г. Институтом Кеннана5. Материалы семинара содержат интересные данные по конструированию региональной идентичности в современной России. Например, географическое положение Урала как условной границы между Европой и Азией приобретает символическое значение для регионального самосознания. В Свердловской области, где проживает один из авторов данной статьи, типично обращение к сказам П. Бажова, творчеству Д. Мамина-Сибиряка для представления Урала как особой земли, как «хребта» евразийского пространства. Открытие археологами древнего городища Аркаим на Южном Урале привело к еще большей мифологизации истории региона, к расцвету в нем «евразийской идеи». Распространяется миф об особенностях уральского «субэтноса», который отличается от остальных россиян даже антропологически, так как ведет свое начало от ариев Аркаима. В то же время региональный миф имеет и другую грань: речь может вестись уже не о примор-диальных особенностях субэтноса, а о заряде пассионарности, присутствующем в уральской общности. Если Англию в свое время рассматривали как «мастерскую мира», то Урал сегодня имеет «имидж» мастер-
4. См.: Богомяков В.Г. Региональная идентичность земли тюменской: Мифы и дискурс. - Екатеринбург, Изд. Дом «Дискурс-Пи», 2007.
5. См.: И. Курилла. История края как поле конструирования региональной идентичности // Вестник Института Кеннана в России. М., 2008. Вып. 13.
ской России. Регион Урала постепенно превращается в особый мир внутри российской жизни, в некую «горнозаводскую цивилизацию». Со времен «Описания уральских и сибирских заводов» В. де Геннина (1735) история этого края рассматривалась прежде всего как история развития горнорудной промышленности. Заглянув, например, на многие официальные сайты Нижнего Тагила, в краеведческие издания, вы увидите, что история города начинается с металлургических заводов Демидовых. Более того, вы прочтете, что Статуя Свободы в Нью-Йорке была отлита именно из тагильского металла, что на этих заводах впервые в мире стало использоваться электричество, что именно здесь был построен первый паровоз, первый велосипед и т.д. В конечном счете, не так важно, насколько эта информация соответствует действительности, - важно, что она создает определенный образ региона в массовом сознании, формирует восприятие своей региональной общности (закрепленное в автостереотипах) и взгляд на нее со стороны (гетеросте-реотипы).
Особое место на «региональной» карте России занимает Сибирь и различные ее части: публикации в СМИ, высказывания политиков, философов и историков, материалы социологических опросов, официальные и туристические сайты, посвященные Сибирской земле, стихи и романы, интернет-блоги и форумы говорят исследователям о том, что можно вести речь о широком утопическо-эзотерическом дискурсе о Сибири, представленном целым рядом писателей - от Н.К. Рериха до А.Г. Дугина. Сибирь чрезвычайно часто рассматривается как сакральная территория, которая таит в себе еще не раскрытый духовный потенциал, противостоящий западному рационализму, залог великого будущего России. Географические размеры Сибири, богатство
ее недр, складывание в современной России неоднозначных отношений «центр - периферия» дали толчок развитию сибирского сепаратизма. Как ответ центра на эти тенденции, некоторые районы (например, Тюмень и Среднее Приобье), традиционно считавшиеся частью Сибири, в 2003 г. были отнесены к Уральскому федеральному округу. Этот шаг должен был бы сломать традиционный взгляд на карту страны. Но этого не произошло в массовом сознании: Сибирь, «азиатская Россия», издавна осмысливалась как своего рода географическая и культурная автономия, воспринимается она так и теперь. Данный пример представляется нам особенно интересным, поскольку косвенно подтверждает тот факт, что официальное деление на регионы (в данном случае - федеральные округа) не всегда совпадает со сложившимися региональными идентичностями. Масштабы региональной общности тоже могут быть различными - иногда речь идет об огромных
территориях (например, Сибири), иногда - об отдельных городах и районах (Москва, Екатеринбург).
На наш взгляд, можно говорить о некоторых необходимых (но не всегда достаточных) предпосылках складывания региональной идентичности. Первым и обязательным фактором является фактор идеологический: до тех пор, пока не появится концепция, утверждающая единство региона, не существует возможности формирования региональной идентичности. При этом необходимо отметить достаточно интересную закономерность: основным способом идеологического воздействия являются выработка и внедрение в массовое сознание мифов, что типично для всех трех выделенных выше фаз. Именно миф может быть рассмотрен как основная форма упорядочивания сложной социальной реальности. Разумеется, современное отношение к мифам далеко от рассмотрения их как неких «иллюзий» и «заблуждений». Миф - вечный (пока существует человек) способ упорядочивания реальности, который можно сравнить с кантовскими априорными формами, интегрирующими опыт. А если учесть, что спецификой мифологического мышления является неразличение реального и идеального, то становится очевидным, почему мифологическое восприятие своей общности является ведущим в переходные социальные эпохи: в мифологии оппозиция «должного» и «сущего» стирается, общность абсолютизируется, что служит эффективным психологическим стабилизатором сознания.
Но кроме направленного идеологического влияния, имеющего мифологический механизм воздействия, можно говорить и о других предпосылках складывания региональной идентичности: географическом факторе (единстве территории), общности исторических судеб, общем типе экономики и др. Обобщая, можно вести речь о социально-экономической, этноконфес-сиональной, лингвистической и политико-исторической дифференциации территории. Именно в этом ракурсе видны сильные и слабые стороны социального конструктивизма: с одной стороны, без социальной «инженерии» общность не может сложиться. С другой - ее складывание связано с рядом объективных предпосылок, с наличием некоторых региональных интересов, которые и находят свое выражение в идеологии.
Возрождение старых и формирование новых региональных мифов и идеологий отражают процесс актуализации региональной самоидентификации граждан в современной России и представляют собой реакцию на изменения окружающей социально-политической среды. На наш взгляд, ключевым для понимания механизмов формирования региональной идентичности может стать теория структурации Э. Гидденса. Вводя термин «структу-рация», Гидденс стремился подчеркнуть тот факт, что о структурных свойствах социальных систем можно говорить только в динамике и развитии и что социальные взаимоотношения людей обладают рядом свойств,
которые невозможно вывести напрямую ни из характеристики общественных институтов и структур, ни из субъективных устремлений самих людей. С точки зрения Гидденса, производство общества - умелое конструирование, обеспечиваемое и реализуемое людьми. Мы не часто задумываемся над тем, что каждый из нас - творец, конструктор, хотя строим свои конструкции не произвольно: мы конструируем в своей голове определенные гипотезы и теории в зависимости от особенностей нашей биологической и психологической организации, сформированной в процессе эволюции; мы конструируем себя и свою жизнь в зависимости от принятых нами моральных ограничений и объективных обстоятельств; своими социальными практиками мы конструируем общество в зависимости от имеющихся в нем «правил» (структур) и ресурсов. Получается, что ни наша воля, ни сложившиеся свойства социальных систем не обладают приоритетом друг перед другом в изменении общества, но вместе образуют «дуальность структуры» свойства социальных систем являются как средством человеческих практик, так и их результатом.
Британский социолог подчеркивает возрастание роли рефлексивности современных обществ, которая приводит к складыванию в них огромного количества идентичностей - этнических, национальных, политических, региональных, причем сама процедура идентификации субъекта с той или иной группой носит, как правило, характер самоидентификации (самоприписывания).
В этом положении можно увидеть некоторый парадокс: важнейшим фактором динамизма современных обществ является глобализация и становление всемирной информационной сети, благодаря чему социальная деятельность «высвобождается» из-под влияния локальных условий и пространственных ограничений. Тем не менее тенденции глобализации отнюдь не отменяют устойчивости местной неформальной экономики, этнического национализма, культурного «почвенничества» в самых разных видах («grassroots activism»), т.е. жизненности «локального текста». Еще в конце ХХ в. человечество столкнулось с проблемой актуализации различий - не только национальных (национальные проблемы сегодня - одни из самых острых и болезненных в мире), но и культурных, гендерных, расовых, религиозных. Несмотря на мощные интегративные тенденции, а возможно, и как реакция на них, для современного человечества особую значимость приобрела проблема сочетания универсальных принципов и ценностей с позитивным (а не просто нейтральным) отношением к различиям (в том числе, региональным).
В сегодняшней России уживаются две страны: одна - современная и даже европейская, другая (включающая обширные сельские районы и провинцию) - сродни тому, что теоретики модернизации именуют развивающимися странами, или «третьим миром». Возможность сложных перепле-56
тений модернизированных и традиционных элементов в рамках одного и того же общества не отрицается в гидденсовской модели «модернити», но современный этап «радикализации» делает комбинацию этих элементов несколько иной: традиция приобретает значение контекста перемен, причем лишь в той мере, в какой она оказывается совпадающей с новым. Таким образом, в эпоху глобализации традиционность оказывается «одеждой» для «модернити», а региональная идентичность служит средством адаптации нового к массовому сознанию.
При анализе региональной идентичности работающим является и ставший уже классическим подход М. Вебера. Его взгляды на проблемы власти, силы и господства легли в основу исследования различных социальных факторов, - от теорий конкуренции за ресурсы до теорий мировой системы и конфликта между центром и периферией. В случае формирования региональной идентичности речь идет о конструировании имиджа и образа региона политическими и интеллектуальными элитами. Именно региональные элиты являются главными «агентами» культивирования региональных идентичностей. При этом необходимо отметить сходство процессов создания наций-государств и регионов. Как и в процессе создания национального государства, региональные деятели конструируют некую пространственно-временную идентичность в соответствии со своими интересами («воображаемое сообщество», если пользоваться терминологией Б. Андерсона6). Ве-бер четко выделил в качестве фундаментальной характеристики любой социальной общности систему верований, идеологию. Исходя из веберовского подхода, «строительство» любого региона (формирование его идентичности) может рассматриваться как целеполагающий политический процесс. Хотя географический и исторический факторы важны, тем не менее «осо-бость» региона становится осознанной лишь в результате политической деятельности, направленной на вычленение старых и создание новых региональных символов и образов, которые внедряются в массовое сознание. В результате - прежде всего через СМИ - формулируются специфические задачи по конструированию регионального политического пространства. Логика подобного социального конструирования заключается в следующем: «групповой интерес элиты концептуализируется до уровня региональной идеологии, которая ассоциируется с наиболее привлекательными для населе-
6. См.: Anderson B. Imagined communities: Reflections on the origin and spread of nationalism. - London, 1983.
ИДЕНТИЧНОСТИ КАК ФАКТОР ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА В РОССИИ
ния символами и образами (зачастую взятыми из прошлого) региона»7, создается привлекательный региональный идеал.
В региональном идеале находят свое отражение интересы и притязания политических и экономических элит региона. Один из современных отечественных исследователей феномена региональной идентичности В.А. Ачкасов отмечает: «Для достижения глобальной цели - создания / воссоздания устойчивой региональной идентичности - элита вынуждена " сакрализиро-вать"... региональный интерес, т.е. превратить его в "символ веры" местного населения... При этом мифологизации подвергается не все прошлое, а какие-то определенные, наиболее значимые для данной общности исторические события (реальные или "изобретенные "), которые становятся для населения региона "избранной общей травмой" или "избранной общей славой", при этом набор значимых "эксплуатируемых" в мифотворчестве событий может меняться, таким путем идет процесс "изобретения региональной традиции "»8.
С точки зрения управления регионом, региональная идентичность может рассматриваться как важный ресурс, контроль над которым может быть использован региональными элитами в своих интересах, причем эти интересы могут быть обращены как вовнутрь региона, так и вовне9. Использование ресурса региональной идентичности может быть востребовано внешними акторами - федеральным правительством, элитами других регионов, международными организациями и т.п. для получения самых различных результатов (от налоговых льгот и инвестиций до политического престижа). В случае же использования внутренними акторами, речь, как правило, идет либо о легитимизации власти (правящими элитами), либо о подрыве ее легитимности и передаче в другие руки (оппозиционными элитами).
Необходимо затронуть еще один важный момент, связанный с формированием регионального самосознания: соотношение региональной и общегражданской идентичности. Один из современных исследователей региональной идентичности в России Р.Ф. Туровский пишет: «В обществе определились две противоположные тенденции. С одной стороны, посте-
7. Чернышов А.Г. Психология региональной элиты: Мировоззренческие и идеологические стереотипы // Трансформация российских региональных элит в сравнительной перспективе / Под ред. А. Мельвиля. - М., 1999. - С. 44-45.
8. Ачкасов В.А. Региональная идентичность в российском политическом пространстве (Ы1р://роН1ех/т£о).
9. См.: Гельман В. Стратегии региональной идентичности и роль политических элит (на примере Новгородской области) // Региональные процессы в современной России: Экономика, политика, власть: Сб. статей / Отв. ред. Н.Ю. Лапина. - М., 2003. - С. 35).
пенно, с большим трудом складывается российская общегражданская идентичность со своим набором консенсусных ценностей. С другой стороны, происходит регионализация общественного сознания, которая стала реакцией на кризис общенациональной идентичности, возникший в результате распада СССР. Одни считают, что региональные ценности, наряду с этно-национальными, замещают в общественном сознании комплекс ценностей советского периода... Регионализация воспринимается ими как временное явление... Другие видят за ней глобальный процесс, поскольку возрождение регионального самосознания активно идет в европейских странах.»10
Как правило, общегражданская и региональная идентичности мирно сосуществуют (наряду с многими другими идентичностями), не являются конкурирующими, но в некоторых случаях они могут вступать в конфликт друг с другом. В частности, можно говорить о регионах, в которых региональный патриотизм приводит к развитию сепаратистских настроений (такие сепаратистские настроения характерны, например, для Дальнего Востока). Поэтому соотношение региональной и общегражданской идентичности в сознании населения стало предметом ряда исследований. В частности, подобное серьезное исследование было проведено в 2004 г. под руководством Д.И. Пет-
росяна и И.В. Свинцова11. Респондентам предложили ответить на вопрос, кем они себя ощущают в первую очередь: жителями своего региона, жителями более крупного межрегионального объединения, россиянами или европейцами. Как видно из приведенной ниже таблицы, «россияне» и «региона-лы» (те, кто в первую очередь ощущает себя не россиянами, а «вологжанами», «калининградцами» и т.п.) составили две практически равные группы (41% и 38% соответственно). С крупными межрегиональными объединениями себя ассоциируют лишь 12% ответивших на вопрос. К европейцам респонденты причисляют себя и того реже - всего 4,5%.
Разумеется, необходимо иметь в виду, что в данном случае средние значения обманчивы, а региональные отличия очень велики. Например, по данным опроса особенно привлекательна общероссийская идентичность по сравнению с региональной в Калининградской области. «Калининградцами» себя ощущают лишь 28% жителей региона, в то время как «россиянами» -почти половина (47%). Руководители исследования отмечают, что несколь-
10. Р.Ф. Туровский. Региональная идентичность в современной России (www.regional-science.ru/files/turovsky/4-20.doc).
11. Российская идентичность в условиях общественной трансформации: Общенациональные черты и региональные особенности. Результаты исследования, проведенного при поддержке Московского представительства Фонда им. Ф. Эберта. - Владимир, 2004 (www.fesmos.ru/Publicat/21_Identity2004/identity.html).
ИДЕНТИЧНОСТИ КАК ФАКТОР ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА В РОССИИ
ко лет назад в Калининградской области отмечалась противоположная картина - региональная идентичность была более предпочтительной. Очевидно, что перемена в самоощущениях жителей области вызвана политическими факторами - после того как Литва и Польша реально вступили в ЕС, регион, с одной стороны, лишился такого преимущества, как относительно свободный въезд его жителей в Европу, а с другой стороны, Калининград действительно стал более оторванным от остальной России. По-видимому, эти потери потребовали психологической компенсации, которая и выразилась в усилении общероссийской идентичности жителей области.
Проведенное исследование показало, что такие географические зоны, как Сибирь, Русский Север, Дальний Восток, оказались довольно привлекательными в качестве объекта самоидентификации для жителей Алтайского края, вологжан и приморцев, среди которых почти каждый пятый ощущает себя в первую очередь сибиряком, северянином или жителем Дальнего Востока. По сути, это является подтверждением высказанного нами предположения о том, что «естественная», «органическая» региональная идентичность наиболее привлекательна для населения, она в меньшей степени зависит от официального административного деления. Кроме того, сибирская идентичность представляется одной из наиболее укорененных в сознании населения - в том числе, и в силу ее символического характера, недаром Д.И. Петросян и И.В. Свинцов отмечают в своем отчете: «В малых городах Сибири... респонденты чаще предпочитают называть себя сибиряками, а не жителями Алтайского края (34% против 15%). В других регионах подобная тенденция не отмечена».
КЕМ СЕБЯ ОЩУЩАЮТ РЕСПОНДЕНТЫ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ (В ПРОЦЕНТАХ ОТ ОБЩЕГО ЧИСЛА ОТВЕТИВШИХ НА ВОПРОС)
В среднем по выборке Алтайский край Республика Башкортостан Волгоградская область Вологодская область Калининградская область Калужская область Приморский край
Жителем своей области, края, республики 38,5 33,5 52,1 38,1 42,1 28,0 35,5 40,5
Жителем более крупного межре- гиональ- 12,3 19,2 2,8 7,0 15,1 12,0 11,7 18,5
ного объединения
Россиянином 40,6 40,4 43,6 46,5 33,5 47,1 41,9 31,9
Европейцем 4,3 2,7 2,0 2,5 4,5 12,2 3,6 3,0
Другие идентификации 5,4 5,2 1,0 6,0 6,0 3,3 9,1 6,9
Ответи-
ли на вопрос, человек 2795 406 397 402 397 393 394 405
В конечном счете, региональная и общероссийская идентичность занимают сейчас приблизительно равные доли в сознании россиян. Но обострение отношений по линии «центр - провинция» (которое видно не только в различиях в образе и качестве жизни, но и на уровне ценностных систем, что проявляется в типах политического поведения и голосования), «центр -национальные республики» (где региональная идентичность сочетается с этнонациональной), снижение территориальной мобильности населения (из-за высоких транспортных тарифов, института прописки и регистрации и т.п.) может привести к возрастанию значения именно региональной идентичности, ее доминированию над общероссийской.
Подводя итог, можно отметить, что одной из важных и интересных особенностей постсоветского развития России является регионализация сознания населения. Налицо сложившийся полицентризм российского пространства (несмотря на попытки внедрения «вертикального» унитарного властного проекта). Такой полицентризм приводит к развитию горизонтальных межрегиональных связей (прежде всего, экономических) и консолидации региональных элит. Регионализация общественного сознания безусловно влияет на политическое поведение, в частности, на результаты выборов. В ряде регионов избиратели предпочитают голосовать за кандидатов-земляков, поддерживают тех из них, кто отстаивает «региональную идею». Своеобразным
индикатором роста регионального самосознания являются изменения в топонимике. За последние годы изменили свои названия многие города, улицы и даже субъекты Федерации. Речь идет о введении в оборот национальных названий (например, Башкортостан, Тыва), возрождении старинных наименований (Санкт-Петербург, Тверь, Сергиев Посад, Екатеринбург и др.), переименовании городов, улиц, районов в соответствии с канонами национальной идеи (так в Дагестане появился Шамильский район). В регионах складывается такой тип политической культуры, который включает в себя две системы ценностей - региональные ценности (идеология местного пат-
61
ИДЕНТИЧНОСТИ КАК ФАКТОР ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА В РОССИИ
риотизма) и базовые политические ценности (идеология развития). Эти ценности могут дополнять друг друга, существовать параллельно, конфликтовать, их соотношение определяет специфику политической культуры данного региона. Таким образом, региональная идентичность становится важным фактором российского политического процесса.
