CC BY
856
ИСТОРИЯ
УДК 94(8) "20"
ББК 63.3 (70)
А.В. БЕЛОГЛАЗОВ, А.В. МАСЛЕННИКОВ
ФЕНОМЕН «ЛЕВОГО ПОВОРОТА»
В СТРАНАХ ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ В 1998-2012 ГОДАХ
Ключевые слова: неолиберализм, «левый поворот», «левый блок», «социализм XXI века», социальные реформы, демократический транзит, антиамериканизм, национализация, популизм, радикализм.
Статья посвящена идеологии и практике «новых левых», пришедших к власти во многих странах Латинской Америки на волне недовольства и разочарования неолиберальной трансформацией 1980-х гг. и связанного с этим «левого поворота» во внутренней и внешней политике многих латиноамериканских государств. Дана классификация левых течений, стоящих за проводимыми на рубеже XX-XXI реформами и связанной с ними эволюцией внешней политики латиноамериканских государств.
A.V. BELOGLAZOV, A.V. MASLENNIKOV THE «LEFT TURN» PHENOMENON IN LATIN AMERICA COUNTRIES IN 1998-2012
Key words: neoliberalism, left turn, left bloc, socialism of XXI century, social reforms, democratic transit, antiamericanism, nationalization, populism, radicalism.
The article is dedicated to the ideology and practice of the «new left» who came to power in many of the Latin America countries amid discontent and disappointment in the neoliberal transformation of 1980s, as well as to the «left turn» in the domestic and foreign policies of many Latin America states. The left movements are classified in the work, who stand behind the reforms conducted on the turn of XX-XXI centuries and the related evolution of foreign poliсy of Latin America states.
Распад СССР, конец «холодной войны», возникновение «однополярного мира» во главе с США в начале 90-х гг. XX в. породили мнение о полном торжестве либеральной модели общественного устройства. Именно тогда известный американский политолог, футуролог, политический экономист и писатель Фрэнсис Фукуяма провозгласил свою концепцию о конце истории, заявив что распространение либеральных демократий во всём мире может свидетельствовать о конечной точке социокультурной эволюции человечества и стать окончательной формой мирового правительства. В его работе, вышедшей в свет в 1992 г. утверждалось, что «триумф Запада, западной идеи очевиден, прежде всего, потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив» [14]. Однако, как это часто бывает, историческая практика в очередной раз показала, что мир не развивается в рамках одной модели.
1990-е годы в странах Латинской Америки называют «десятилетием надежд и разочарований». Они ознаменовались, прежде всего, сменой экономической модели, а именно тотальным переходом стран от протекционистского этатистского вектора развития, которому следовали более 40 лет, к неолиберальной модели открытой рыночной экономики с присущим ей акцентом на частный капитал, свертыванием государственного участия и полным торжеством финансово-экономической глобализации. Итоги этой неолиберальной трансформации для латиноамериканских стран оказались далеко не утешительными. Да, была подавлена гиперинфляция, укреплена финансовая система государств, под влиянием притока внешних инвестиций оживилось производство и возобновился экономический рост. В социальной сфере также наступило некоторое улуч-
шение, так, например, выросла зарплата, сократилась безработица, повысилась социальная мобильность. Однако экономический рост оказался нестабильным, постоянно сопровождался спадами и кризисными явлениями, а открытость национальных экономик в сочетании с масштабной приватизацией во многих отраслях привела к захвату ТНК и банками ключевых позиций в экономике, приобщение к процессам глобализации повысило зависимость национальных экономик от внешних финансовых и других потрясений. В социальном же плане 90-е годы оказались десятилетием «роста без развития», периодом вызревания предпосылок большого социального взрыва и сенсационных политических перемен на всём континенте [18. С. 4-5].
Провал неолиберальной модернизации в Латинской Америке, особенно ощутимый в социальной сфере, признаётся сегодня большинством исследователей, в том числе и учёными США. Так, по словам видных американских исследователей К. Хофмана и М. Сентено, степень неравенства, существующая в Латинской Америке, не укладывается ни в какие рамки. Сотрудник ЭклАк и профессор Университета Чили Рикардо Френч-Дэвис, в 2005 г. выпустивший книгу «Реформы для Латинской Америки после неолиберального фундаментализма», свидетельствует о том же, о крайнем неблагополучном положении дел в социальной сфере стран континента, предопределившем накопление здесь взрывоопасного горючего материала [9]. В 2005 г. количество бедняков в регионе увеличилось по сравнению с 1990 г. на 13 млн и достигло 213 млн, или 40,6% от всего населения (540 млн). Реальная зарплата за этот же период (1995 г. -100%) выросла незначительно, с 96,2% в 1990 г. до 96,8% в 2005 г. и была значительно ниже, чем в 1980 г. Норма безработицы (в % от численности рабочей силы) выросла с 7,2% до 9,2% [13. С. 26].
На стыке двух последних десятилетий в Латинской Америке произошло то, что рано или поздно должно было произойти, бунт низов латиноамериканского общества в виде массовых протестных движений, на волне которых к власти пришли «новые левые», привнеся существенные поправки в тенденции социально-экономического развития. Характерной чертой всех левых режимов стал чётко выраженный упор на социальную политику, нацеленность на решение проблем бедности, смягчение конфликтов в распределении доходов, на повышение занятости и улучшение условий жизни малоимущих. Данная тенденция стала доминирующей в первое десятилетие XXI в.
По мнению профессора МГИМО и ведущего сотрудника ИЛА РАН Л.С. Окуневой, сущность «левого поворота» достаточно ясна и не вызывает споров в латиноамериканской политической науке. Однако его оценка в отечественной историографии до сих пор вызывает много споров как по содержанию, так и по формообразующей стороне вопроса. Поэтому возникает настоятельная потребность разобраться, в чём причины самого «левого поворота», его отличия от прежних этапов деятельности левых движений, каковы его движущие силы и идейная платформа, национальная специфика? В Латинской Америке и содержание, и направленность, и концептуальное наполнение левизны (ни в коем случае не путать с левачеством, левым экстремизмом) отличаются от восточно- и западноевропейских аналогов, получая серьёзную подпитку из тех сложившихся на континенте реалий, которые толкают политиков левой ориентации всё дальше и дальше по пути левой глубокой социальной модернизации. Из двух основных альтернатив в послевоенной истории Южной Америки, реформистской и революционной, именно вторая более характерна для латиноамериканской модели развития в целом, это традиция мощных левых движений и борьбы за радикальные социальные преобразования [11. С. 43].
Именно в 90-е гг., когда, казалось бы, в Латинской Америке были погашены почти все очаги конфликтов (за исключением Колумбии), а межамериканское взаимодействие обрело исключительно мирные формы, произошло то, чего в США ожидали меньше всего. Пока США расширяли «антитеррористи-ческие» операции по всему миру, у них под боком к власти пришли те, кого они меньше всего ожидали видеть. «Современные левые», по определению известного учёного, директора ИЛА РАН В.М. Давыдова, - начали реализацию «левого дрейфа» [14. С. 26] в широком диапазоне, которые по содержанию резко отличается от программы «старых левых», представителей международного коммунистического движения [9. С. 15]. Отличие «современных левых» в том, что стремление к социальной справедливости не порождает у них ностальгию по прежним идеологическим «идолам», симпатии к Кубе обращены в большей степени на «романтический период» её революции и не выражаются в прямых попытках воспроизвести «кубинский путь». Даже самый радикальный из новых лидеров, президент Венесуэлы Уго Чавес, говорит о «новом социализме XXI века» [15. С. 356; 5. С. 98-109].
В каких странах Латинской Америки и когда имел место «левый поворот»? За одиннадцать лет - с 1998 по 2009 г. в четырнадцати странах (в Венесуэле - трижды, Бразилии - дважды, Чили - дважды, Аргентине - дважды, Уругвае, Боливии, Эквадоре, Никарагуа, Перу, Коста-Рике, Панаме, Г ватемале, Парагвае, Сальвадоре) к власти приходят левые правительства, причём демократическим конституционным путём [14. С. 44] Левые и леворадикальные силы возглавили исполнительную власть в Венесуэле (У. Чавес, Движение V Республика, 1999), Бразилии (Лула да Силва, Партия трудящихся, 2002), Аргентине (Н. Киршнер, Фронт за победу, 2003), Панаме (М. Торрихос, Революционно-демократическая партия, 2004), Уругвае (Т. Васкес, Прогрессивная встреча - Широкий фронт, 2005), Чили (М. Бачелет, Социалистическая партия, 2006), Боливии (Э. Моралес, Движение к социализму, 2005), Коста-Рике (О. Арриас, Партия Национальное освобождение, 2006), Гватемале (А.К. Кабальерос, Национальное объединение надежды, 2007), Эквадоре (Р. Корреа, Альянс за достойное и суверенное отечество, 2006), Парагвае (Ф. Луго, Патриотическая коалиция за перемены, 2008), Сальвадоре (М. Фунес, Фронт национального освобождения, 2010), Никарагуа (Д. Ортега, Сандинистский фронт национального освобождения, 2010), Перу (О. Умала, Перуанская националистическая партия, 2011). К 2012 г. были переизбраны на новый срок лидеры левых сил Бразилии (Д. Русефф, 2010), Уругвая (Х. Мухика, 2009), Аргентины (К. Киршнер, 2007, 2011), Боливии (Э. Моралес, 2009), Эквадора (Р. Корреа, 2009). Уго Чавес в Венесуэле выиграл в октябре 2012 г. свои четвёртые выборы, пройдя сквозь серьёзные испытания.
Если попытаться сгруппировать основные предпосылки «левого дрейфа», которые будут являться общими для большинства стран континента (без учёта безусловной специфичности каждой из стран), то они обусловлены следующим:
во-первых, обострением социальных и политических противоречий, присущих состоянию переходности, в котором пребывает большинство стран региона;
во-вторых, крайне непопулярностью неолиберализма и неприятием его социальных последствий в виде роста неравенства, безработицы, маргинализации и исключения обширных социальных слоёв из процесса модернизации;
в-третьих, кризисом демократии, возникшим на фоне падения влияния традиционных партий, дискредитации правительств, неспособных обеспечить устойчивое развитие, удовлетворить базовые потребности населения и поддерживать приемлемый уровень общественной безопасности, что и привело к возникновению горячих точек на континенте;
в-четвёртых, резким падением влияния США на континенте и отторжением латиноамериканской политики Вашингтона [9. С. 11-12].
Называется ещё одна внеэкономическая причина, а именно непосредственная связь «левого поворота» с феноменом «индейского возрождения». Похороны неолиберализма, начатые ещё в 90-е гг. индейцами и социальными форумами, похоже продолжаются. Возросший потенциал индейских организаций был неоднократно продемонстрирован в Эквадоре, Перу и Боливии. Об этом говорит и недавний триумф в Боливии вожака «кокалерос» Эво Моралеса, сумевшего сплотить в широкое антисистемное движение разрозненные ранее выступления профсоюзов, гражданских ассоциаций и индейских организаций. В итоге США получили в Боливии своего рода «цветную революцию», президента-индейца и последующую «эвоманию» [9. С. 13].
Левые движения, - пишет в недавно вышедшей в свет монографии Л.С. Окунева, - имеют давние традиции в Латинской Америке, столь же велики здесь традиции левой политической культуры, левой политологии, занимающей не просто весьма сильные, а ведущие позиции в общественной жизни стран континента. «В латиноамериканской социологии и политологии даже не сложилось правых направлений, а отдельные публикации, высказывания или даже целые политические программы правого толка представляют собой заимствования западных образцов (неолиберализм, «чикагская школа» и др.); собственным же, автохтонным явлением стали освободительные и левые идеи. Представляется, что объяснение этих особенностей политической культуры Латинской Америки кроется в специфике социальной конфигурации, в глубоких социальных диспропорциях, в наличии бедности и нищеты, сопровождающих практически весь исторический путь латиноамериканских обществ» [11. С. 747].
Большинство латиноамериканских исследователей группируют «новых левых», пришедших к власти на рубеже XX-XXI вв., невзирая на многоцветную гамму их политических оттенков (от бледно-розового до густо красного), на три категории. Во-первых, «левые фундаменталисты» (ассоциирующие глобализацию с империализмом, выдвигающие лозунги «фронтального столкновения»). Во-вторых, это - «левые популисты» (для которых важны клиенте-листские отношения с электоратом и «неопатримониалистская» роль завоеванной ими верховной власти). Примерами являются режимы «радикальнонационалистического популизма» У. Чавеса в Венесуэле, Э. Моралеса в Боливии и ранее Э. Гутьерреса в Эквадоре. Добавим к этой группе победившего в первом туре президентских выборов в Перу в 2006 г. О. Умалу, основавшего левопопулистское движение «этнокасеризма», ратовавшего за сильное государство и национализацию. В-третьих, «левые реформаторы» (или умеренные левые), которые откликаются на вызовы глобализации, считают, что борьба против «социальной исключённости» не должна означать «фронтального разрыва» с правыми консерваторами, принимают экономический либерализм, хотя и признают его ограниченность в социальной сфере, и, не выходя за данные рамки, «делают скромные шаги на пути искоренения бедности и социальной исключённости». К ним относятся правящая Партия трудящихся в Бразилии, правящий в Чили межпартийный блок «Консертасьон», правительства Н. Киршнер в Аргентине и Т. Васкеса в Уругвае [11. С. 747-748].
Перуанский исследователь Альваро Варгас Льоса даёт такое определение «левых реформаторов»: «националистический популизм левого толка», проводящий политику «экономического национализма» [1. С. 113-115]. Такова же в целом и позиция российских латиноамериканистов. Можно привести в пример точку зрения ведущего научного сотрудника ИЛА РАН, известного специалиста по истории Венесуэлы Э.С. Дабагяна, который из общего «левого
потока» выделяет два течения: леворадикальное и левоцентристское. Общим для них является стратегическое отторжение неолиберализма, концентрированным выражением которого стал документ под названием «Вашингтонский консенсус» [19], а также поиск альтернативного варианта развития. Различия касаются тактических и практических вопросов, форм и методов осуществления социальных реформ и т.д. Так, для левоцентристов, например, демократия является абсолютной ценностью, они придерживаются принципа разделения властей и нормально относятся к оппозиции. Для левых же радикалов демократия является лишь средством достижения целей, поэтому они стремятся вытеснить оппозицию на обочину политического поля, прибегая к административному ресурсу [9. С. 87-88, 96-97].
Определив предпосылки «левого поворота» и осуществив типологию его режимов, необходимо разобраться в идеологии «новых левых». Основополагающие идеи латиноамериканских «новых левых» изложены в концепции «Социализма XXI века». Согласно этим идеям, существующее общество должно быть заменено «качественно отличной системой». Данная концепция основана на утверждении, что программа «Социализма XXI века» включает обязательный революционный компонент. По мнению идеологов программы, эта революция должна быть постепенным процессом, который не использует насилие. Соответственно, каждая крупномасштабная социальная революция, которая хочет быть успешной, должна быть результатом хорошо информированного убеждения о льготах и преимуществах проекта, а не применением репрессий. Эта революция будет вытекать из реальной демократии, чтобы обеспечить легитимность и преемственность власти, развитие образования, научных знаний об обществе и международном сотрудничестве [12]. Защитники и пропагандисты «социализма XXI столетия» утверждают, что новая политико-экономическая модель опирается на то, что они считают решительным разрывом как со свободнорыночными неолиберальными предшествующими режимами, так и с прошлыми «государственническими» вариантами социализма, воплощенными в бывшем СССР, Китае и на Кубе [18, 17].
Хотя между режимами государств, входящих в «левый блок», имеется существенная разница программ, все они подчеркивают 5 основных пунктов в своей критике неолиберальной политики.
1. Они отвергают положение, что рынок должен иметь первое слово и доминировать по отношению к государству. Имеется в виду то, что капиталистическая классовая логика повышения прибыли должна быть единственной силой, формирующей политику государства. Когда рыночный капитализм рушился во время кризиса 2000-2002 гг., то массовое обнищание дискредитировало доктрину «рациональных рынков»: банки и другие компании банкротились в массовом порядке, средний класс терял свои сбережения, а улицы и площади заполнялись безработными рабочими и крестьянами.
2. Современные левые клеймят отмену регулирования экономики, приведшую к росту спекуляции и ее преобладания над производительным капитализмом. Под знаменем неолиберализма правители отменили регулирующее законодательство, принятое еще во времена Великой депрессии, и вместо
1 Термин Вашингтонский консенсус ввёл в оборот в 1989 г. экономист Джон Уильямсон, чтобы описать набор из десяти относительно конкретных экономических и политических рецептов, включавших «стандартный» пакет реформ для охваченных кризисом стран Латинской Америки. Доклад был подготовлен для базирующихся в Вашингтоне учреждений, таких как Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк и Министерство финансов США. Рецепты охватывали политику в таких областях, как макроэкономическая стабилизация, либерализация торговли и инвестиции, дерегулирование и расширение рыночных сил в рамках внутреннего экономики.
него пришла отмена контроля над капиталом и финансовой деятельностью в пользу «саморегулирования», когда рыночные игроки устанавливали свои собственные правила, что привело к спекуляции, финансовому жульничеству и грабежу национальной казны и частных лиц.
3. Современные левые критикуют факт преобладания финансов над производством в современном глобальном мире, что стало главной темой в их антикапиталистической доктрине. Подразумевалась при этом разница между «плохим» капитализмом, получающим деньги без производства товаров и услуг, и «хорошим» капитализмом, который, как получается, производит общественно полезную продукцию.
4. С общей критикой неолиберализма была связана и конкретная, которая касалась понижения таможенных барьеров, приватизации государственных предприятий по ценам гораздо дешевле их рыночной стоимости, денационализации владения стратегическими ресурсами и колоссального роста неравенства.
5. Программа сторонников «социализма XXI века» утверждала, что неолиберальные режимы сдали экономические рычаги частным и иностранным банкирам (вроде МВФ), которые навязали дефляцию, взамен подъема экономики через вливание государственных инвестиций. Политические лидеры левоцентризма использовали такую критику неолиберализма, подразумевая при этом решительный разрыв с неолиберальным капитализмом, при этом не отказываясь от других вариантов капитализма [18, 17].
Если левоцентристская критика неолиберализма должна была привлечь широкие трудящиеся массы, то отказ от идей «социализма XX века» был обращен уже к среднему классу и должен был также убедить бизнесменов, занятых в сфере производства и услуг, в незыблемости права частной собственности как таковой.
В качестве своего рода противовеса собственному отрицанию неолиберализма, сторонники социализма XXI в. также демонстративно отдаляются от того, что именуют «социализмом XX века». Отчасти это - политическая тактика для разоружения и нейтрализации многочисленных и могущественных критиков социалистических режимов прошлого и, частично, для подкрепления утверждений о новом, современном варианте социализма, идущем в ногу со временем. Современные левые считают, что:
- при социализме прошлого преобладали грубые бюрократы, которые разбазаривали ресурсы и подавляли новаторство и личные предпочтения;
- «старый социализм» был глубоко недемократичен в области управления, организации выборов и наличия однопартийной системы. Подавление гражданских прав и любой рыночной деятельности играет важную роль в утверждениях «современных социалистов»;
- возможно сочетание идеологии «новых левых» с принципами демократии как системы с выборностью власти или при смене режима. Смена правительства в результате вооруженной борьбы, особенно партизанской войны, клеймится, хотя три правительства «левого блока» пришли к власти на выборах, последовавших за массовыми выступлениями;
- социалисты XX в. не принимали во внимание специфику каждой страны. Особенно в этом смысле подчеркиваются различия расовые, географические, культурные, исторических традиций, политики и т.д., которые, как считают современные социалисты, существенным образом определяют их программу;
- новые мировые соотношения сил в XXI в. определяют политику и возможности «современных социалистов». Среди новых факторов они упоминают исчезновение СССР, переход Китая к капитализму; подъём и относительный упадок мировой экономики с центром в США; растущую роль Азии, осо-
бенно Китая; региональные инициативы Венесуэлы; появление левоцентристских режимов в Латинской Америке; рассредоточение рынков в Азии, Латинской Америке, на Ближнем Востоке и в других местах;
- новые соотношения общества и государства не копируют ничего из прошлых и существующих социалистических государств. Складывается впечатление, что чуть ли ни каждая мера, политика или орган - изобретение современного режима. Оригинальность и новизна становятся аргументами для повышения авторитета левых режимов в борьбе против внутренней и внешних критики антикоммунистических правых и для того, чтобы отмахнуться от основательной критики слева;
- руководство «современных левых» не имеет и не имело никаких связей с коммунистами, а в случае Боливии и Эквадора прямо отвергает марксизм и как метод анализа, и как политическое руководство к действию. Исключение составляет президент Чавес, чья идеология представляет смесь марксизма и национализма, восходящего к идеям Симона Боливара [16]. Р. Корреа и Э. Моралес избегают классового раскола, противопоставляя ему «революцию граждан» против коррумпированной олигархии традиционных партий в Эквадоре и культурно угнетенных общин индейцев Анд против «европейской олигархии» в Боливии [4].
Таким образом, современные «новые левые» отмежёвываются от традиционного марксизма, а в ряде случаев от классового, «экономически детерминированного» подхода, исчерпавшего себя (на их взгляд) в ходе строительства «реального социализма» как в Европе, так и в Азии.
Ведущий научный сотрудник ИМЭМо РАН К.А. Майданик, во время дискуссии в редакции журнала «Латинская Америка» высказался по этому вопросу так: «Идеология новейшей левой основывается не столько на интересах той или иной социально-экономической общности, сколько на ценностях, разделяемых большинством, а предлагаемые ею решения - на сущем, на реальностях современного мира, а не на положениях «единственно научной теории». Эта открытая позиция, примат императивов сохранения и выживания единого человечества и человеческого достоинства создаёт подобие объективной базы для «левого эйкуменизма» (включающего левоцентристские течения»). Это создаёт прочный фундамент для «единства в многообразии» (diversidad), характеризующегося своеобразным марксистско-христианским синтезом, приматом этики (и экологии) над экономикой. И хотя на флангах этого идеологического конгломерата (социализм XXI в.) возникают проблемы с отдельными течениями «левой XX века» и с неокейнсианским социал-реформизмом, в целом ситуация выглядит более или менее устойчиво [8. С. 8].
При рассмотрении феномена «левого дрейфа» необходимо наконец выделить его основную движущую силу. Главным фактором поворота сегодня представляется бунт «исключённых», политическое пробуждение «глубинных низов» (городских и сельских), которые можно обозначить как бедноту. Пришли в движение социальные группы, которые в прошлом редко когда удавалось поднять как реформаторам, так и революционерам Латинской Америки (представлявшим её радикализированные средние слои). Волна новой политической активности бедноты устремилась, во-первых, по электоральному руслу, во-вторых, по многочисленным каналам выступлений и действий конкретного протеста в местном, национальном и региональном масштабах. В одних случаях именно низы составили главную массу поворота, в других они примкнули к традиционным социальным носителям идей левой ориентации. Можно отметить неслучайность и беспрецедентность для региона таких движений, как расово-этнические, экологические и, особенно, женское. Движения эти, начинаясь как «капиллярные», сливаются в один поток с подобными же
движениями «протеста низов» (безработных, безземельных, жителей кварталов бедноты, молодёжи), образуя подчас социально-пространственные структуры «нового типа», основные требования которых «basta» и «война нищете» здесь и сейчас [8. С. 5-6].
Говоря об общем векторе политического развития стран, захваченных «левым поворотом», ключевой проблемой представляется соотношение, а может быть и совместимость идеологии «социализма XXI века» с демократией в ходе модернизации их государственно-политических систем. Среди множества концепций «демократического транзита» особого внимания заслуживает подход современных американских политологов Ф. Шмиттера и К. Шнейдера. Эти учёные предложили концепцию либерализации автократии в качестве отправной точки при изучении политических процессов в различных регионах мира. Теории модернизации не выдержали столкновения с латиноамериканскими реалиями, поскольку не была достигнута политическая стабильность в регионе. По классификации Шмиттера-Шнейдера системным изменениям политических режимов предшествует длительное становление политической либерализации, которая включает в себя: а) соблюдение прав человека; б) отсутствие политзаключённых; в) терпимость в отношении диссидентов; г) наличие более чем одной легальной политической партии; д) по крайней мере, одна оппозиционная партия в парламенте; е) профсоюзы не контролируются государством; ж) независимая пресса и доступ к альтернативным СМИ [9. С. 76-77].
Следующая стадия - переход от либерализации автократии к демократизации сложен, противоречив и нелинеен. Шмиттер и Шнейдер выделили в качестве базовых условий модели перехода к демократизации такие признаки, как: 1) оппозиционные движения вступают в переговоры с правительством; 2) открытые конфликты в государственном аппарате; 3) законодательные ограничения направлены против произвола власти; 4) конституционные изменения направлены на уничтожение бесконтрольности властей; 5) конституционные реформы гарантируют политические права и гражданские свободы; 6) наличие избирательных фондов; 7) свободные и честные выборы; 8) результаты выборов признаны обществом [9. С. 77].
Следует согласиться с мнением ведущих российских латиноамерикани-стов о том, что сопоставление этих признаков с социальной динамикой политических процессов в Латинской Америке в последнее десятилетие позволяет отнести основной массив существующих регионов к переходным. За либерализацией авторитарных режимов и общественной эйфорией, сопровождавшей начальный этап демократизации, последовала пора обострения социальных и политических конфликтов, а фрагментизация общества и ускоренное социальное расслоение под воздействием неолиберализма ослабили политические системы. Признаки дестабилизации проявлялись в ранее устойчивых «старых» демократиях, не обходя стороной и «новые». Не способствуют стабилизации «демократического транзита» и такие факторы, как элементы радикализма в политической культуре и массовом сознании, факты социальной и этнической дискриминации, распространения насилия и криминализации общества. Атмосфера в современном латиноамериканском обществе остаётся напряжённой. И всё же, оценивая феномен «левого поворота» с точки зрения его успешности в решении социальных проблем, поиска баланса между госкапитализмом и рыночными механизмами, укрепления демократических институтов власти и гражданского общества, необходимо признать, что его потенциал ещё далеко не исчерпан, а идеи «социализма XXI века» глубоко коренятся в странах Латинской Америки.
Литература
1. Варгас Л.А. Популизм возвращается? // Россия в глобальной политике. 2006. № 2. С. 106-116.
2. Дабагян Э.С. Методологические основы изучения феномена «левого поворота» // «Левый поворот» в Латинской Америке. М.: ИЛА РАН, 2007. С. 87-97.
3. Давыдов В.М. Беспрецедентный сдвиг в политическом ландшафте региона // Латинская Америка. 2007. № 7. С. 4-29.
4. Злобин А. Освобождение от либералов [Электронный ресурс] // Ведомости. 2006. 27 марта. URL: http://www.vedomosti.ru/smartmoney/article/2006/03/27/231 (дата обращения: 29.11.2012).
5. Ларин Е.А. Круглый стол в Москве с участием президента Венесуэлы Уго Чавеса // Мировая экономика и международные отношения. 2011. № 12. С. 98-109.
6. Латиноамериканский социализм 21 века [Электронный ресурс] // Эквадор сегодня: сайт. URL: http://rusecuador.rU/content/articles/10236-latinoamerikanskij-soczializm-21 -veka.html (дата обращения: 13.11.2012).
7. Латинская Америка: испытание демократии. Векторы политической модернизации: в 2 ч. М.: ИЛА РАН, 2009. Ч. 1. 704 с.
8. «Левый поворот» в Латинской Америке: аналитический обзор / О.А. Жирнов, И.К. Шереметьев; Ин-т науч. информ. по общественным наукам РАН. М.: ИНИОН РАН, 2008. 129 с.
9. Левый поворот в Латинской Америке: причины, содержание, последствия // Латинская Америка. 2006. № 6. С. 4-27.
10. Окунева Л. «Левый поворот» и демократия в Латинской Америке // Международные процессы. 2009. Т. 7, № 1 (10), янв.-апр. С. 43-53.
11. Окунева Л.С. Бразилия: особенности демократического проекта: страницы новейшей политической истории латиноамериканского гиганта (1960-е гг. - 2006 г.) / Моск. гос. ин-т международных отношений (ун-т) МИД России. М.: МГИМО-Университет, 2008. 823 с.
12. Петрас Дж. Латиноамериканский социализм 21 века в исторической перспективе [Электронный ресурс]. URL: http://left.ru/2009/10/petras192.phtml (дата обращения: 17.06.2012).
13. Речь Уго Чавеса на Всемирном социальном Форуме 2005 года [Электронный ресурс]. URL: http://venezuelanalysis.com/news/907 (дата обращения: 29.11.2012).
14. Фукуяма Ф. Конец истории? [Электронный ресурс]. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_ Buks/History/Article/_Fuk_EndIst.php свободный (дата обращения: 13.06.2012).
15. Чавес Ф.У. Строки размышлений Уго Чавеса = Las lineas de Chavez. М.: Изд-во Глобус, 2010. 568 с.
16. Шереметьев И.К. Десятилетие роста и развитие? // Латинская Америка. 2008. № 4. С. 4-11.
17. Dieterich S.H. El socialismo del siglo XXI [Электронный ресурс]. URL: http://www.car-pediem.org.ve/imagenes/Dieterich.pdf (дата обращения: 17.06.2012).
18. El socialismo del siglo XXI [Электронный ресурс]. URL: http://www.monografias.com/ trabajos43/el-socialismo/el-socialismo2.shtml#social (дата обращения: 17.06.2012).
19. Washington Consensus [Электронный ресурс] // Global trade negotiations home page. Center for International Development at Harvard University. URL: http://www.cid.harvard.edu/cidtrade/ issues/washington.html (дата обращения: 29.11.2012).
БЕЛОГЛАЗОВ АЛЬБЕРТ ВЛАДИСЛАВОВИЧ - кандидат исторических наук, доцент кафедры международных отношений и дипломатии, Казанский (Приволжский) федеральный университет, Россия, Казань ([email protected]).
BELOGLAZOV ALBERT VLADISLAVOVICH - candidate of historical sciences, associate professor of International Relations and Diplomacy Chair, Kazan (Volga Region) Federal University, Russia, Kazan.
МАСЛЕННИКОВ АНДРЕЙ ВЛАДИСЛАВОВИЧ - аспирант кафедры международных отношений и дипломатии, Казанский (Приволжский) федеральный университет, Россия, Казань ([email protected]).
MASLENNIKOV ANDREY VLADIMIROVICH - post-graduate student of International Relations and Diplomacy Chair, Kazan (Volga Region) Federal University, Russia, Kazan.
