Научная статья на тему 'Феномен иконографического свойства: причина и следствие заблуждений. . . (вопросы Северного манихейства)'

Феномен иконографического свойства: причина и следствие заблуждений. . . (вопросы Северного манихейства) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
101
40
Читать
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
Предварительный просмотр
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Феномен иконографического свойства: причина и следствие заблуждений. . . (вопросы Северного манихейства)»

Н.И. Рыбаков

Петровская академия наук и искусств, Красноярск

ФЕНОМЕН ИКОНОГРАФИЧЕСКОГО СВОЙСТВА:

ПРИЧИНА И СЛЕДСТВИЕ ЗАБЛУЖДЕНИЙ...

(вопросы северного манихейства)

Гравировки - характерная черта петроглифов периода гунно-сарматского времени и эпохи средневековья, часть из которых - с последующим подновлением (палимпсест). Иконографические наслоения - факт установленный, это сотворчество представи і елей разных поколений и даже разных эпох. Линеарное камне-графическое искусство (Под-камень. Ошколь) является суммой разновременных мотивов и релш иозного кыр] ызско-манихейского (и шаманистского) изобразительного языка, подчеркиваем, по признакам исполнения, имеющего определенное сходство. Технологические признаки воспроизведения изображения способом процарапывания металлом - острием стрелы (?) не противоречат магическим функциям лука и стрелы в идеологии алтае-саянских тюркских племен (Потапов Л.П., 1934. с. 65-76: Потанин Г.Н., 1882. с. 304). Большая часть мотивов с изображениями загадочных фигур в мантиях (открытие экспедиции И.-Р. Аспелина 1887 г.) представляет многослойные графические конфигурации и не может быть идентифицированы как одноактовое рукотворное искусство. После документирования (2000-2007 гг.) автором графического материала (Подкамень-Ошколь). а также после изучения методом сравнительного анализа и выявления стилистических закономерностей с применением новых технологий можно сказать следующее:

1. По причине близкого визуально трудноразличимого способа воспроизведения гравированных мотивов в иконографической среде памятников разновременные слои перепутались верхние изображения «проникли» в нижние.

2. Дополнительно те и другие петроглифические мотивы в последующем были подвергнуты обводке многократно и оказались в одном объединенном слое.

Это коварство палимпсеста как факт спровоцировало явление общего заблуждения в материалах и суждениях исследований XX в. Однако петроглифическая ситуация «смешения» не была распознана изначально первооі крывагелем И.-Р. Аспелиным, что отражено в известной монографии (Арре1угеп-Кі\а1о К., 1931. с. 58-59), касающейся памятников Подкамень-Ошколь. В корпус материалов попали только выделенные обводкой петроглифы, имеющие убедительную изобразительную структуру, тогда как другие гравировки, однозначно относящиеся к тому же периоду, были либо не замечены, либо опушены, фщ-уры в мант иях, герои-воины, движущиеся быки, лошади и другие персонажи «объединились» в один хронологический пласт. Побудительные мотивы многократных обводок потребовали отдельного исследования.

Природно-ландшафтная среда. Реликтовые источники. Места почитаний предка-героя или предка-воина не могли быть отстраненными от мест сакральных, т.е. священных. Памятники п. Подкамень - подножие священных Барбаковых гор с утесом Кызыл-Хая в пределах урочища Хозан-Хыс «заяц-девушка» (Бутанаев В.Я., 1995, с. 172). Здесь же находятся остатки мольбища у четырехгранного бурого столба с чертами антропоморфной фигуры (Радлов В.В., 1895. с. 171). Объектом поклонения в глубокой натур-мифологической традиции здешних степняков-насельников явилась гора Барбакова: «Семиопаясанная...», «Красный камень о семи поясах» (из песни о г. Барбаковой - сообщение местной жительницы А.И. Янгуловой - 79 лет, п. Сарала)

Описание памятников и краткие сопутствующие замечания (материалы автора). Иконографический парадокс «смешения» двух традиций: военно-оборонительной таштык-ской и духовно-нроповедческой иноземной - в следующих примерах.

Известные фигуры (рис. 11 —4) Ошкольской писаницы (перевод автора соответствует переводам материалов И.-Р. Аспелина, с незначительными поправками по результатам цифровой съемки) - варианты изображений, представляющие графические недоразумения.

о_____:____4

Рис. I. Фигуры (I -4) Ошкольской писаницы, хребет Лрга (по: Appelgren Kivalo N..

1931, p. 58, abb. 304 308). Фигура-4 (abb. 308) реконструкция автора. Центральный персонаж (5 8) в трехрогой тиаре «Приношение святых даров» (фрагмент),

Барбаковы горы. Реконструкция (материалы автора)

Персонажи (рис. 1 .-1-3). Графические детали таковы, что не позволяют распознать фигуры по признакам пространственной ориентации: левое-правое (?). Абрис фигур в целом больше напоминает схематизированный облик птиц, чем человеческие фигуры - заблуждение М. Эрди (Erdy М., 1996, с. 53). Персонаж (рис. 1.-4) фигура в сцене галопирующих всадников (Appelgren-Kivalo N.. 1931. abb. 308. s. 59). двух-трехслойное разновременное изображение с поворотом в одну и другую сторону на 180° головы и шлейфа длиннополой мантии. Таких фигур полуптиц, антропозооморфных «полусуществ» в мантиях на Ошкольской писанице несколько. Вторичные наложения, точнее многократные, нарушили подлинные изначальные реалистические формы изображений - явление фальсифицированного набора петроглифов в состоянии крайней стилизации.

Центральный персонаж (рис. 1.-7 - обшее состояние) в трехрогой тиаре из сцены «Приношение Святых Даров». Барбаковы горы. Первая публикация - «Приношение хлебов» (Рыбаков Н.И., 2005. с. 190-192). манихейская евхаристия праздника. Персонаж в длиннополой мантии, второй в череде шествующих четырех фигур, перед 1рудыо песет круглый предмет (хлеб - Святые Дары), коронован трехрогой тиарой - вопрос и ответ к нашей интерпретации (вопрос идентифицирования роли персонажа как божества здесь не рассматриваем). По результатам изучения иконографической среды памятника выявлено несколько напластований: по предложенной реконструкции (рис. 1), «Он» - носитель двух комбинированных вариантов (условно - первая и вторая графическая стадия). Первая стадия (рис. I.-5-6) (следуем в направлении «из глубины на поверхность»): первоначальный (в нескольких повторениях) представитель пришлого религиозного сообщества, костюмированный в гностическую «форму» муже-девы. священнослужитель в мантии, с короной на голове, украшенной «диадемой владычества» (Klimkeit H.-J.. Heuser М.. 1998. с. 230)-олицетворение некоего божества. В этом же ряду «Он» - в ипостаси носителя предмета пожертвования в виде диска хлебов. Его облик соответствует (насколько удался перевод) стереотипным вариантам представителей в мантиях Ошкольской степи. Вторая стадия (рис. 1.-7-8): по свидетельствам камне-графической прориси, «фигура» носителя лежит

в поверхностном слое и приобретает знамение удобочитаемою источника для нашего осмысления. Аморфизнрованный персонаж, коронованный трехрогой тиарой, с явно выраженными сглаженными чертами лица (о гюреченный профиль) обведен утолщенной линией по контуру, а именно: выделена трехрогая гиара, диск хлебов и в целом фигура. Здесь ключевая ситуа-иНИя “уФЗР.Ц небесцрй харизмой, но период получения «небесной жизненной силы» «лежит» в слоях последних редакций обводки-повторения. Его головной убор под тиарой имеет профиль в виде стандартизованного абриса надкурганной плиты со скосом назад либо «головы» птицы. Тиара предназначена именно «Ему» - она по всем признакам пространственной ориентации не «сидит» на головах персонажей нижнего слоя.

Сцена приношения Снятых Даров - манихейский праздник Бема. Грехроіая тиара - череда противоречии. Обстоятельства специфической «процедуры загадочного шествия под трехутесной вершиной Барбаковых гор» и наши допустимые знания о формах ритуального манихейского опыта с участием коронованного персонажа в представляемом мотиве имеют отношение к процедуре Праздника Бема с приношением пожертвования в виде манихейского хлеба «нэн». Диск в руках изображенного священника есть аналог хлебов юн в Турфанских документах (Весіиііп і.О., 2000. с. 156). имеющих такую же форму и подобие: обрамление полумесяцем, надрезанный несколькими косыми лучами, с обозначенным центром в виде круга или завитка. Образ коронованного праведника раскрывает главную сторону праздника Бема - память о божественных учителях и воспоминании вкушения мученической смерти учителя Мани (АНЬеггу С.Я.С., 1939, с. 2). Воспоминание Апостола выражалось в символическом призыве «прихода-присутствия» божественной сущности в пределах богослужения. В манихейской традиции трехрогая тиара имеет прямой адресат к образу самого Апостола Мани. В предполагаемом портрете Мани (Кочо) его корона, почитаемый алтарный атрибут (тиара Учителя), окружена по тулии трехрогой диадемой.

В психологической ориентации спасения тиара учителя - трехрогая корона - не только персидско-месопотамский символ божественного закона, духовной власт и. но и. как фактор вещный, является божественным материалом символов тюркской религиозности. По графическим фактам «кудьірі анского валуна» с участием коронованной тиарой женской фиг уры (Гаврилова А.А., 1965, с. 18-21) мнения специалистов разделились. Трехрогая тиара, якобы, имеющая принадлежность к культу Умай, не находит прочных доказательств, тем не менее, отрицать угу версию неї оснований. Рогатые головные уборы в памятниках Семиречья, по мнению специалистов, относятся к «эфталигской среде» с признаками женского прототипа (огузские племена) (Мокрынин В.П., 1975. с. 113-119) или имеют отношение к почитанию культа предков по женской линии (Ахинжанов С.М.. 1978, с. 65-79). Исследователи сходятся в одном: каменные изваяния в тиарах женские, а трехрогая тиара, как атрибут, относится к шаманскому культу. Древнет юркское шаманское божество Отюкенской черни (Этюген-богиня Земли у монголов) близкородственно Умай, наделено «созидательной жизненной силой» (Кляшторный С.Г., 1981. с. 134). Итак, женские божества в тиарах несут сакральную значимость прообраза г енеалогического предка древнет юркского мира - мифической матери прародительницы, образ которой сохранялся в религ иозной «памяти» материнско-правовой семьи, катунско-царицынских фракций династических коалиций древнетюркских государств (Зуев Ю.А., 2002, с. 228-230). Этот важнейший аргумент дает подвижность в осмыслении нашего аморфизированного персонажа в трехрогой тиаре.

Исходный фактор категории единства и множественностии (повтора-обновления) в манихейской доктрине. Ориентация иконографического фактора «повтора-обновления» только как свидетельство традиции повторения ежегодного праздника памяти Учителя (его символического призыва-присутствия) не может дать окончательного ответа. Документы зафиксированного «текста» в нашей «сцене приношения даров» (рис. 1.-5-8) проявлены в изобразительной форме «повтора» и визуально представляют не отдельность, не обособленность. а единство сохраняющегося в череде от «первого до последнего», - т.е. совокупность целого (изобразительный знак моделирования единства и множественности или фактор «преобразования формы божеств»). В чем суть? Гностическая идея прорыва Человека Нового (бесполого) из сущностей «разных подобий и новых имен», воплощенная

в различных человеческих формах (Сидоров А.П.. 1987, с. 48) - «диалектика тождества и различия»-характерна для манихейства. Униформа «множественности», «отождествления и подобия», взаимозаменяемости в манихейском учении - черта мифологических парабол-лических категорий спасения души, метод победы дьявола в материальном мире на пути к свету. Явление искупителя Иисуса («Зов» из другого мира) - предполагает различные формы, «чтобы посещать различные народы в разное время, дабы выбрать праведных из их середины». «Совлечение одежд» - «смена одеяний» или «облачение Иисуса в Еву», а затем периодические сошествия Спасителя в облике Девы в материальную вселенную (Кефалайа. 1998, 94.4, 5; 101. 14)- свидетельства из того же ряда нормативных конфигураций. Фактор униформы «множественности» в импровизациях системы спасения может быть исходной трактовкой осмысления иконог рафической формы мотива преобразования, выраженный в послойном повторении в сцене манихейской евхаристии.

Элементы шаманской практики «вызывания» (повтора-обновления). Фрагмент писаницы (рис. 2) представляет множество наслоений. в среде которых графическая комбинация в виде вертикальных линий и крестообразных начертаний по фигурам. Свидетельства этой специфической графики могут быть отнесены, без особых доказательств, к кругу распространенной шаманистской символики - культу змеи.

Жгутообразные подвески в костюме шамана (Анохин А.В., 1994. с. 42-45) и петроглифические вертикальные полосы, в свое время отмеченные в дневниковых записях А.В. Адрианова (дневники хранятся в ТГУ. 1909 г.). и наша графика «следа» змеи являются примерами тождества в системе магического «языка» шаманской практики. Вертикальные линии - графический факт «касания» шаманской руки, «след» хто-нической символики пересечения-соединения границ «небесно-земного-преисподнего» («вы-зываемое-отвечаемое»), в историко-культурном знаковом контексте - метод глубоких недоступных призывов или «созидательной жизненной силы», которой обладали небесные женские божества.

Муже-девы, девы-невест ы, девы-дочери высоких божеств - дарители сакральной жизненной силы. Психологическая ориентация спасения земного человека в ритуальной системе манихейства предполагает «слияние» с небесным, высшим божеством через посредство космической силы, которая гарантирует жизнь. «Космическая сила», «жизнь», «Свет» - но сути, понятия-синонимы. Манихейская проповедь спасения Святых Даров нашла привлекательный материал в религиозно-магической среде практической деятельности сибирского шамана. Факты полюбовных связей и сожительства шамана в мистической реальности отмечены у некоторых алтае-саянеких тюрок. «Родоначальник рода (урянхайцы) родила от небесной женщины», «предки ведут душу шамана на небо, знакомят с дочерьми божеств... и тот сам выбирает себе невесту... живет с девой на горе» - сексуальный мотив избранничества (Штернберг Л.Я., 1936, с. 123. 153, 355). Женоподобие или двуполость шаманствующих лиц известны в Средней Азии - реликтовое наследие материализованной «психоэнергетической силы» предков по женской линии (Басилов В.Н., 1992, с. 234). Эту

Рис. 2. Центральный персонаж п трехрогой тиаре «Приношение святых даров» (фрагмент). Барбаковы горы (материалы автора). Элементы специфической символики шаманской «руки»

силу «давали дочери Ульгеня» (алтайцы), «девять чистых дев» (Анохин А.В.. 1994, с. 12), дочери I ор и дочери высоких божеств (качинцы. сагайцы). Среди антропоморфных небесных дев (помощников и «духов кровного родства и свойства») - предков шаманов - правомочно место нашей девы в грехрогой тиаре (аморфизированный персонаж). Символическая концепция мистерии бракосочетания шамана с божественной небесной девой в трехрогой тиаре, атрибуте божеств-Покровителей по женской линии, не вызывает противоречий. Из сказанного вытекает следующее: гипотетическое взамодейство призываемой небесной девы (духа - помощника и шамана-жениха, в которого должна вселиться ее жизненная сакральная сила) информативно отражено в образе «аморфно-гибридного» персонажа. Однако мы не знаем имени предка-Покровителя небесной девы. Но по косвенным свидетельствам, высказанным выше, им был предок по женской линии из круга мифической родословной древних тюрков Центральной Азии.

Выводы. 1. Камне-графический феномен «смешения», разновременное культовое «творчество» - отражение мифологического сознания племен гунно-сарматского времени, идеологии средневекового общества древних кыргызов. явление языческое (шаманистское), а также манихейское и постманихейское (шаманистское). Палимпсест как фактор подновления в отношении памятников Ошкольской степи обусловлен наличием в родовом сознании представления о нерасчлененном тождестве живых, умерших, нерожденных.

2. Иконографическая форма божественной инаугурации трехрогой тиарой - реализованный комментарий небесно-харизматической субстанции, манихейской - космической силы («Свет-Сияние») и языческой - «созидательной жизненной силы». То и другое, проявленное в изобразительной среде памятника, отражает символическую систему манихее-шама-нистской согласованности в вопросах веры, уникальное явление преобразования образа посланцев Света в «ряды» духов-помощников языческой космогонии.

3. Мы не находим в книжном искусстве Турфанских источников аналога графическому повтору-обновлению, однако многозначный фактор «призыва-присутствия» Учителя, «взаимозаменяемости божеств», «отождествления и подобия» в манихейском учении не противоречит форме шаманского языка «вызывания» духов-помощников. Метаморфоза «воплощения» манихейского божества (муже-девы) в одной «многослойной» фигуре в покровителя духа предка-прародительницу по женской линии, во-первых, есть факт подтверждения парадигматической ценности образа, во-вторых, -акт коммуникации с небесным божеством, в т ретьих, - моделирующий код локальной культурной среды. Трехрогая тиара, как следует понимать, в первой стадии - корона Учителя (допустимый вариант), во второй -трехрогая тиара предка-иокровительницы. один и тот же атрибут двух божественных сущностей. но в одном «многослойном» облике. С учетом фактора схематизированных аморфных изображений, вытекает следующее: для шамана был важен акт магического касания «то, что названо, оглашено, то, что отмечено, заговорит» (КНткеи Н.-Г. Неияег М., 1998, с. 149), или: игра повтора, магичекое значение которого - предсказание нового прихода, а не достоверное преобразование, рисование облика вызываемого божества.

4. Графическая обводка как таковая в памятниках Ошкольской степи не является специфическим фактором таштыкских изображений. Таштыкские фигуративные комбинации восприняты шаманистами как демонстрация культа «призывания» предков-духов - помощников. защитников (воинства), ушедших в глубину преданий (постманихейский период).

5. Нет сомнения в том, что феномен «обновления» имел продолжение с конца X в. (предполагаемое время затухания манихейской миссии на Енисее) до начала этнополитических конфликтов XVI 1-ХVIII вв., и. как следствие, явился реакцией акта умилостивительного милосердия, унаследованного в традиции вечного беспокойства и страха кочевнической жизни - символическая зашита в период психосоциальных конфликтов, эпизоотий, стихийных бедствий и других обстоятельств.

Библиографический список

Анохин А.В. Материалы по шаманству у алтайцев. Горно-Алтайск, 1994.

Ахинжанов С.М. Об этнической принадлежности каменных изваяний в «трехрогих головных уборах» из Семиречья // Археологические памятники Казахстана. Алма-Ата, 1978.

Басилов В.Н. Шаманство у народов Средней Азии и Казахстана. М., 1992.

Бутанаев В.Я. Топонимический словарь Хакасско-Минусинского края. Абакан. 1995.

Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М.; Л., 1965.

Зуев Ю.А. Ранние тюрки: очерки истории и идеологии. Алматы: Дайк Пресс, 2002.

Кефалайа («главы»). Коптский манихейский трактат: Пер. Е.Б. С маги ной. М.. 1998.

Кляшторный С.Г. Мифологические сюжеты в древнетюркских памятниках // Тюркологический сборник, 1977. М., 1981. С. 117-137.

Мокрынин В.П. О женских каменных изваяниях Тянь-Шаня и их этнической принадлежности // Археологические памятники Прииссыкулья. Фрунзе, 1975.

Потанин Г.Н. Громовник по повериям и сказаниям племен Южной Сибири и Северной Монголии //Журнал Министерства Народного Просвещения. СПб., 1882.

Потапов Л.П. Лук и стрела в шаманстве у алтайцев // СЭ. 1934. №3. С. 65 -74.

Рыбаков Н.И. Приношение хлебов. Подкамень. Хакасия. К вопросу символике манихейского обряда //Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Красноярск, 2005. С. 190 192

Рыбаков Н.И. Око Зурвана Мани-Будды. По следам открытий экспедиции И. Аспелина (1887 89) //Изучение историко-культурного наследия народов Южной Сибири. Горно-Алтайск. 2007а. Вып. 5 С. 121-134.

Рыбаков Н.И. Енисейские муже-девы в мантиях: кто они? // Ачтае-Саянская горная страна и истории освоения ее кочевниками. Барнаул, 20076. С. 137- 141.

Сидоров А.И. Гностическая философия истории (каиниты, сефиане и архонтики у Епифания)

II Палестинский сборник. СПб., 1987. Вып. 29 (92). С. 47 52.

Штернберг Л.Я. Первобытная религия в свете этнографии. Л., 1936.

Allberry C.R.C. Das manichaische Bema Fest. Berlin, 1939. Band. 37.

Appelgren-Kivalo. Alt-Altaische Kunstdenkmaeler. Helsingfors, 1931.

Bcduhn J.D. The manichaean body in Discipline and ritual. The Johns Hopkins University Press. Baltimore: London, 2000.

Erdy M. Manichaens, nestorians or bird costumed humans in their relations tu hunnic type cauldrons

in rock carvings ofthe Yenisei Valley// Eurasia Studies Yearbook. 1996. Vol. 68. P. 45-95.

Klimkeit H.-J., Heuser M. Studies in manichaean literature and an. Leiden. 1998.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.