CC BY
89
УДК 330.30
Э.Р. Хафиятуллина *
ФЕНОМЕН ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ:
СУЩНОСТЬ И ФОРМЫ РЕАЛИЗАЦИИ
В статье анализируется феномен этнической идентификации. Раскрываются процедурные аспекты (роль государственной бюрократии, технологии переписи населения, принципы классификации этнической принадлежности) этого процесса. Особое внимание уделяется описанию конкретно-исторической системы маркеров, очерчивающих границы этнического целого, нестабильности («дрейфа») идентичности.
Ключевые слова: идентичность, этнос, конструктивизм, примордиализм.
Согласно конструктивистским предпосылкам исследования этнических феноменов, тот критерий, что выстраивает ту или иную этническую группу, может быть сведен к выбору, под которым, однако, не следует понимать некую всеобщность, но лишь элемент согласия социально активного сегмента населения. Именно для этой части социально активных граждан участие в поддержании этнической идентификации является значимым феноменом. Вместе с тем, если рассматривать вопрос в сугубо индивидуальной плоскости, этническая солидарность представляется весьма хрупкой материей. Межэтнические различия и противоречия не сильнее внутригрупповых, но эти последние конструируются по другим основаниям: политическим, экономическим, межобщинным и т. п.
Нельзя в этом контексте игнорировать и явление так называемой «массовой этнической истерии» (В. А. Тишков), под которой следует понимать ложные формы идентичности и которая создается радикалами из среды самой группы или государственной властью. По мнению В.А. Тиш-кова, «в случае массовой этнической мобилизации, от митингов на Театральной площади в Ереване в 1988 г. и до вооруженного сопротивления чеченцев федеральной армии, достаточно широко распространены как изначальное диссидентство, так и быстрое разочарование смыслом “ национальной” борьбы. Выступление “всего народа” против или за что-то есть наиболее широко распространенный миф, наиболее полно зафиксированный в исторической метафоре “ отечественных” или “народных” войн. Чаще имеет место принуждение к выступлению или поспешное к нему присоединение на этапе победы, не сулящее реальной угрозы жизни. Как заметил один из чеченских лидеров, Мовлади Удугов, в августе 1996 г. в г. Грозный вошло 3 тыс. вооруженных бойцов,
а победу праздновало 10 тыс. участников освобождения чеченской столицы. После же выборов в Чечне в январе 1997 г. в чеченскую армию уже записалось 25 тыс. добровольцев» [1, с. 122].
В соответствии с конструктивистскими постулатами, этническая идентичность или принадлежность к этносу есть произвольно, но не обязательно свободно, выбранная или предписанная извне одна из иерархических субстанций, зависящая от того, что в данный момент считается этносом / народом / национальностью / нацией. В каждый отдельный момент в прошлом и тем более в современном мире набор культурных маркеров для формирования «системного», т. е. очерченного границами этнического целого чрезвычайно разнообразен. При этом научные понятия этноса в разных концепциях конструктивистов признаются в той или иной степени произвольными академическими («кабинетными») абстракциями, обслуживающими существующий политический строй в виде доктринальной научной теории (см. подр.: [2]).
Важная проблема, которая встает здесь перед конструктивистской школой, — проблема демаркации между этнографической группой (с ее локальными ценностями) и всеобщими ценностями того или иного этноса как более крупной единицы. Ученых и управленцев всегда интересует вопрос, а сколько «на самом деле» живет в той или иной стране или регионе народов. В особенно острой форме этот вопрос задается в обществах, где этнокультурным различиям придается первостепенный смысл и иституционная форма. Эта ситуация близка установке отечественной науки на выделение и дифференциацию по возможности более разветвленного перечня российских этносов. Например, результаты переписи 1994 г. в России были интерпретированы таким образом, что под более общей этнической единицей — «мор-
* © Хафиятуллина Э.Р., 2012
Хафиятуллина Эльмира Рафаильевна (dek.fispos2009@yandex.ru), кафедра лингвистики, межкультурной коммуникации и социально-культурного сервиса Самарского государственного архитектурно-строительного университета, 443001, ул. Молодогвардейская, 194.
два» — утверждается наличие двух различных этнических групп: «эрзя» и «мокша». Однако суть вопроса здесь вовсе не в точности научного критерия, а именно в процедуре и в политическом процессе, который регистрирует эта процедура. Например, одна из китайских переписей, проведенная по советским стандартам, также дала почти 400 «этносов» в этой стране, где последующая процессуальность завершилась фиксацией 55 народов, а «официально признанных» — еще меньше (см.: [3, с. 93]).
Итак, сам феномен процессуальности должен стать предметом внимания ученых, и тогда обнаружится, что именно процедура (т. е. классификации ученых, сам механизм переписи, роль государственной бюрократии и т. п.) определяет номенклатуру народов, а в некоторых странах даже устанавливает ее официально. Если мордва признается «коренной нацией», самостоятельным этносом, тогда сохраняющие языковые различия эрзя и мокша становятся субэтносами, хотя, в принципе, подавляющее большинство этих «этнофо-ров» говорит на одном языке — русском. Если аварская и даргинская нации выстраиваются в Дагестане в качестве государствообразующих, то следует признать, что говорящие на цезском языке дидойцы — это субэтническая группа аварцев, а кубачинцы — это субэтническая группа даргинцев, говорящая на кубачинском диалекте даргинского языка. Видный представитель конструктивистского подхода в нашей стране
В.А. Тишков по этому поводу замечает: «Стоило мордовским идеологам и госчиновникам сдать свои позиции под влиянием этнических активистов из числа главным образом эрзя, а ЦСУ России включить в официальный список переписи 1994 г. два названия (кстати, по рекомендации Института этнологии и антропологии РАН), как исчез один из российских народов (этносов) — мордва и появились два новых, как это было в переписи 1926 г.» [1, с. 123].
Если принять указанные выше предпосылки за аксиому, то перед нами предстанет достаточно пестрая картина, в которой исчезают одни этно-форы и появляются новые, исчезает («вымирает») этнос и имеет место новый этногенез, а вместо «ложного», «сфальсифицированного» (в терминологии школы) возрождается этнос, которому было отказано в признании. Методологическая тупико-вость подобной дискуссии становится все более очевидной, и ее уже не спасают категории «суб-», «мета-» или «суперэтнос», а тем более «переходная этническая группа». Вместо возрождения, формирования, перехода, исчезновения этносов имеет место совсем иной процесс — трансформация индивидуальной / коллективной идентичности в рамках доступных в данный момент культурных конфигураций или систем. Иначе говоря,
имеет место такая смысловая ситуация, которая обозначается в науке как нестабильность этнической субстанции, своеобразный «дрейф» идентичности.
Нестабильность этнической субстанции, фиксирующаяся в какой-то конкретный момент в виде «списка народов», — это далеко не только индивидуальный выбор. В первую очередь это результат конкуренции двух представлений о группе — внешнего (ейс) и внутреннего (етіс). И их дифференциация по признаку «исконное» / «искусственное» в рамках конструктивистской парадигмы считалась бы заблуждением. Как правило, внешние представления о группе имеют тенденцию к генерализации и к опоре на стереотипные критерии, тогда как внутренние критерии обычно более ситуативны. Так, например, большинство специалистов и просто граждан Боливии считают проживающих в стране индейцев аймара одной этнической группой, в то время как сами представители подгрупп аймара в разных регионах Боливии не считают их родственными, хотя и говорят на одном и том же языке. Цыгане в разных странах мира отличают себя не только от не цыган, но и от других групп цыган. Проживающие в России и в Китае эвенки считаются как бы единым народом, но сами они осознают прежде всего свою принадлежность к различным локальным группам. Однако они начинают считать себя именно эвенками при контакте с якутами или русскими, тем более если проживают в пределах этно-территориальной автономии, именуемой Эвенкийским автономным округом и тем самым как бы созданной для эвенков (см. подр.: [4, с. 29].
На основании изложенного выше можно заключить, что идентичность — это отнюдь не только постоянно меняющиеся представления о том, что есть группа, но и всегда борьба за контроль над данным представлением, за саму дефиницию, за то, что конкретно составляет главные черты и ценности группы. Естественно, что данная борьба имеет политический характер, причем в самом широком смысле, включая сюда научную, религиозную сферы, а также область идеологических представлений, символику, исторические и геополитические ценности. Утверждается также главенствующая роль государственной власти в поддержании этого процесса.
Начиная с 70-х годов прошлого столетия можно наблюдать определенный слом традиционной примордиалистской парадигмы исследования вопросов этноса и переориентацию большой части научного сообщества в сторону конструктивистских взглядов. Теперь исследователи в большей степени исходят из противоположной установки: этничность не есть нечто данное человеку изначально, она не есть «вещь», таящаяся в биологических структурах организма («крови») или в свой-
ствах ландшафта. Она даже не является печатью, неизгладимо поставленной на людях культурой в незапамятные времена. Этничность в таком истолковании является продуктом конструирования в совокупном процессе социально-политической деятельности индивидов, и в этом смысле содержательные характеристики того или иного этноса нестабильны, они постоянно корректируются или даже существенно перестраиваются.
Особое значение приобретает такой тонкий процесс, как «созидание этноса», включающий в себя, в частности, культивирование тех свойств индивида, которые делают из него этническую единицу, и наоборот — конструирование таких механизмов, которые придают совокупности людей качества народа. В каждом конкретном случае программы созидания народа различаются. Например, во Франции конца XVIII в. человек представлялся уже изолированным индивидом («совершенным атомом»), так что соединение его в народ предполагало изменение его природы. В России, где атомизации не произошло, такой задачи не стояло.
Анализ показывает, что этноформирующий фактор переносится непосредственно на самосознание в его массовых, коллективных формах. Глобальные информационные сети (СМИ, телевидение, Интернет), транснациональное экономическое пространство, мировая глобализация в самых разных областях человеческой деятельности — все эти факторы в еще большей степени трансформируют традиционное сознание и его структуры. В результате наблюдения современных процессов для сторонников конструктивизма проблематичным оказывается само понятие национального самосознания. Коль скоро этнос в значительной мере является социальной конструкцией, которая не имеет природных корней, неким искусственным феноменом и результатом более или менее целенаправленной деятельности, то следует признать, что те культурные черты, которые используются в качестве этнических символов для сплочения общности и ее дифференциации от других общностей, отбираются из культуры сознательно и целенаправленно. Им искусственным образом придается смысл знаков принадлежности к этносу и этнической солидарности; при этом что-то отсеивается и забывается, а что-то принимается общественным сознанием и даже приобретает статус священного. В этом смысле ученые и писатели «создают» историю этноса, его предание и мифы, другие интеллектуалы вырабатывают национальную идеологию и осуществляют идеологическое воздействие («этнизируют массу» — в транскрипции конструктивистской школы).
Несколько упрощая, основной конструктивистский постулат можно свести к тому, что этнические доктрины «изобретаются» интеллектуальной элитой, затем внедряются в сознание потен-
циальных членов этноса через средства массовой коммуникации. Так членам общности задаются их социальные роли, осуществляется «этническая мобилизация» населения. Нередко в качестве активных «этнических предпринимателей» выступают представители теневых политических или даже преступных групп, преследующих свои, сугубо конъюнктурные цели, не отвечающие интересам общности. «Психологически важная для нации национальная история, над составлением которой работало немало выдающихся интеллектуалов, сплошь и рядом оказывается “ изобретенной традицией”. Социальная среда постоянно изменяется, поэтому история время от времени должна переписываться... Именно ученые (историки, археологи, лингвисты, этнологи), или “ контролеры коммуникации”, снабжают сегодня как этнические группы, так и нацию желательной исторической глубиной <...> Прошлое, создающее важную основу идентичности (включая территориальные пределы), не является раз и навсегда установленным. Оно подвергается постоянным проверкам, реинтерпретации и переписывается местными интеллектуалами. Такая ревизия прошлого происходит, например, во вновь образовавшихся государствах, стремящихся освободиться от колониального наследия» [5, с. 295].
Обобщая изложенное выше, отметим: концептуальным достижением конструктивизма следует признать тот факт, что отказ от представления этничности как изначальной данности побудил исследователей взглянуть на многоаспектную и сложную историческую картину этногенеза, проследив «генеалогию» того или иного этноса на достаточно длительном промежутке исторического времени. Это позволило со временем приступить к процедурам классификации и выявлению закономерностей — необходимым этапам в развитии строгой науки. При этом не следует забывать и о том, что именно более ранние исследования примордиалистов поставляли богатейший эмпирический этнографический материал для дальнейших изысканий в рамках конструктивистской школы.
В целом мы могли бы выделить общее, инвариантное, концептуальное ядро в исследованиях вопросов этничности, существовавшее еще до разделения на различные подходы к проблематике. Речь идет о поиске устойчивых воспроизводимых форм, через которые этничность формируется (в соответствии с конструктивистскими предпосылками) или проявляется (в соответствии с постулатом примордиализма). Ориентация на вычленение, анализ и описание этих форм является общей для двух указанных подходов, различия же между ними начинаются уже на уровне содержательного наполнения таких форм. Классификация и обнаружение устойчивых комбинаций сразу увеличивают возможности предвидения сцена-
риев развития событий и диагностики скрыто зарождающихся и становящихся процессов. «Фобии, как и образы врага, также конструируются, но для того, чтобы эти конструкции социально состоялись — то есть были “ общественно звучными”, — они должны быть встроены в жизненный мир обыденных “реципиентов”. Эти контексты позволяют говорить о вероятностном потенциале политического (сверху вниз) конструирования. Без анализа этих реалий мы рискуем игнорировать то, что, во-первых, существует некоторый веер возможных траекторий, и, во-вторых, траектории различаются степенью своей вероятности» [6, с. 98]. При этом если примордиалистская парадигма побуждает к политизации этничности и тем самым учреждает широкое поле для идеологической и политической риторики, апеллирующей к этносу как ценности, то конструктивистская парадигма, напротив, вырабатывает серьезный научный инструментарий для деполитизации этнич-ности и деэтнизации политики.
Библиографический список
1. Тишков B.A. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука, 2003. 544 с.
2. Хафиятуллина Э.Р. Исследовательские предпосылки осмысления феномена этничности // Основы экономики, управления и права. 2012. N 3 (3).
С. 108-111.
3. Элез A.Ä Этничность: средства массовой информации и этнология // Этничность, толерантность и СМИ. М.: РAН, 2006. С. 39-80.
4. Рыбаков С.Е. Этничность и этнос // Этнографическое обозрение. 2003. N 3. С. 3-24.
5. Шнирельман В. A. Быть аланами: интеллектуалы и политика на Северном Кавказе в ХХ веке. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 696 с.
6. Здравомыслов AX., Цуциев A.A. Этничность в постсоветском пространстве: соперничество теоретических парадигм // Социологический журнал. 2003. N 3.
E.R. Khafîyatullîna'
THE PHENOMENON OF ETHNIC IDENTIFICATION:
THE ESSENCE AND FORMS OF IMPLEMENTATION
The article analyses the phenomenon of ethnic identification. Procedural aspects (the role of state bureaucracy, the technology of population census, the principles of classification of ethnicity) of this process are disclosed. Special attention is paid to the description of concrete-historical marker system, outlining the boundaries of ethnic whole, instability («drift») of identity.
Key words: identity, ethnicity, constructivism, primordialism.
* Khafiyatullina Elmira Rafailievna (dek.fispos2009@yandex.ru), the Dept. of Linguistics, Cross-Cultural Communication and Public Services, Samara State University of Architecture and Civil Engineering, Samara, 443001, Russian Federation.
